Текст книги "Белорусские земли в советско-польских отношениях"

Материалы об отношении польских оккупационных властей к белорусским националистам можно почерпнуть в подготовленных Ш. Рудницким к печати материалах сеймового суда 1927 г. над лидером Независимой крестьянской партии (польск. Niezależna partia chłopska, NPCh) Сильвестром Воевудским⁷⁷, в 1919 г. возглавлявшим информационно-политическую секцию II отдела Генерального штаба Войска Польского в Минске и близко контактировавшим с лидерами белорусского национального движения. Сеймовый «суд чести» обвинил его в том, что, будучи в 1922–1924 гг. депутатом сейма от партии ПС Л «Вызволене», он одновременно был платным агентом контрразведки и писал для Второго отдела рефераты по белорусскому движению, больше похожие на доносы. Суд его оправдал, однако материалы дела были неудобны для властей, имевших целью дискредитировать левую оппозицию, поскольку вместо этого они дискредитировали своих союзников. Стенограммы заседаний суда не публиковались, до войны хранились в польских государственных архивах. Военная их судьба неизвестна; профессор Рудницкий обнаружил их в 1993 г. в «трофейном» отделе РГВА в Москве и с помощью профессора Г.Ф. Матвеева получил их ксерокопию.

Следующую группу источников составляют статьи и брошюры различных политических деятелей эпохи, которые высказывались по затронутой теме. В частности, важным источником о польских планах относительно литовско-белорусских земель являются изданные в 1919 г. в Париже для Парижской мирной конференции на разных языках брошюры о территориальном вопросе⁷⁸, разъясняющие позицию польского правительства, желавшего эти территории присоединить.

Представители белорусского национального движения, в 1919 г. также пытавшиеся стать участниками Парижской конференции, готовили аналогичные материалы в защиту своей позиции: это брошюры А. Цвикевича и Е. Ладнова⁷⁹. Кроме того, белорусские деятели издавали многочисленные пропагандистские материалы, направленные как против польской оккупации, так и против большевистского режима в Белоруссии⁸⁰.

Советские политики, в частности Л.Д. Троцкий, И.В. Сталин, А.А. Иоффе, разумеется, В.И Ленин, писали статьи в целях пропаганды, разъяснения и оправдания своей позиции и своих действий. Они касались многих вопросов – истории мирных переговоров с Германией, национального вопроса, общих принципов внешней политики. Эти материалы многое объясняют в мотивах их действий по отношению к Белоруссии, конкретные решения по которой далеко не всегда удостаивались каких-либо подробных разъяснений, кроме явно пропагандистских.

Отдельную группу источников составили воспоминания участников событий: деятелей компартии Белоруссии⁸¹ – как из «местных», белорусских лидеров, так и руководства Западной армии, польских политических лидеров, деятелей белорусского национального движения. К этим документам следует подходить с осторожностью, так как изложение фактов зачастую грешит пристрастностью, тем не менее для понимания позиции отдельных деятелей и их оценок ситуации это ценнейший материал. В некоторых же случаях такие мемуары являются одним из главных источников информации, как, например, в случае с воспоминаниями Я. Домбского⁸², который описывает ход Рижской конференции и закулисные переговоры. Польских стенограмм и вообще материалов МИД по этим переговорам не сохранилось, и решения польского руководства можно восстановить только по воспоминаниям. Домбский, располагавший стенограммами, часто прямо цитирует их. Конечно, и это он оговаривает в предисловии, он не мог раскрыть всех обстоятельств. Дополняют его воспоминания небольшие интервью, которые давали в конце 1930-х гг А. Ладось⁸³, секретарь польской делегации в Риге, и Ст. Грабский⁸⁴, депутат сейма, который оказал решающее влияние на территориальные решения польской делегации. Их оценки во многом зависят от их политических симпатий и собственного положения в момент написания этих интервью. Особенно это заметно в беседе с Грабским. Интересны также воспоминания М. Обезерского, присутствовавшего на Рижской мирной конференции в качестве представителя Национальных польских рад белорусских земель и Инфлянт⁸⁵, и польского премьер-министра в 1920–1921 гг. В. Витоса⁸⁶.

Ценную информацию о мотивах и целях польского руководства содержат записки, дневники и статьи аналитического характера Ст. Грабского, Р. Дмовского и Л. Василевского⁸⁷, оказывавших в изучаемый период значительное влияние на внешнюю политику Польши.

В публикациях исторического, публицистического, мемуарного характера, принадлежащих перу деятелей так называемого «белорусского возрождения» А. Луцкевича, И. Воронко, А. Цвикевича⁸⁸ и др., внимание уделяется прежде всего истории национального движения. Многочисленные фактические данные и документальные материалы, имеющиеся в них, освещают преимущественно динамику внутренних процессов, деятельность белорусских партий, организаций и отдельных лидеров, однако они не всегда дают представление о реальном размахе, значении и результатах этой деятельности, действительном месте белорусского движения среди других общественно-политических сил. В большинстве своем эти воспоминания создавались вскоре после описываемых в них событий, посему сохраняют полемичность и – в некоторых случаях – использовались в пропагандистских целях. Тем не менее отраженный в них фактический материал бывает ценен своей уникальностью, раскрывает внутренние противоречия и показывает подводные камни политики этих деятелей и их оппонентов.

Как мы видим, работ, в центре внимания которых стояла бы проблема зависимости созревания белорусского национального самосознания и попыток создания национального государства от состояния международных отношений в регионе, волею судеб ставшего пограничьем двух антагонистических социально-экономических и политических систем, все еще недостаточно. При этом именно внешнеполитический фактор подавляющим большинством историков признается решающим для истории Белоруссии интересующего нас времени. Наиболее пристальное внимание будет уделяться взглядам советских властей на белорусский вопрос в контексте польского направления международных отношений, поскольку именно эти сюжеты зачастую рассматриваются вне связи друг с другом.

Глава 1
Как белорусский вопрос стал международной проблемой (1914–1918)

Истоки конфликта: идеологическая и политическая борьба в крае в 1800–1914 гг

В первые десятилетия XIX в. польское культурное влияние в белорусских землях, несмотря на присоединение их к Российской империи, только усилилось. Благодаря политике Александра I в сфере образования, деятельности Виленского университета, шла полонизация не только местной шляхты, но и городских слоев. Ликвидация Брестской церковной унии в 1839 г. должна была, стирая юридические и конфессиональные границы между русскими и белорусами, привести к обрусению края, однако отсутствие русских школ для крестьянства препятствовало этому. Формировалась, по словам белорусского исследователя В. Носевича, «двухуровневая национальная идентичность». Католическая шляхетская среда продолжала формировать польских патриотов, на региональном уровне считавших себя литвинами. Они с симпатией отзывались о белорусских крестьянах, не отождествляя себя с ними. В этой линии можно особо выделить В. Дунина-Марцинкевича (1808–1884), Я. Борщевского (1790–1851), В. Сырокомлю (1823–1862) и В.К. Калиновского (1838–1864). Для интеллигенции из числа православных идентичность на региональном уровне была, как правило, белорусской, а на национальном – великорусской. Таковы были, например, взгляды этнографа-любителя, выходца из семьи священника П. Шпилевского (1823–1861)⁸⁹, предложившего кириллический вариант белорусского алфавита (латиница ведет свое начало от католического иерарха Ст. Богуша-Сестренцевича и его племянника, уже упомянутого литератора В. Дунина-Марцинкевича)⁹⁰.

Две эти традиции, объективно существовавшие в местном обществе, а также борьба России с польским влиянием на белорусских землях породили соперничавшие течения в идейно-политической мысли XIX и начала XX в.: краевость и западнорусизм. Оба они обращались к исторической традиции, восходящей к государственности Речи Посполитой (краевость) либо Киевской Руси (западнорусизм). Идеология краевости пользовалась поддержкой среди местной польскоязычной шляхты, акцентируя внимание не на языке и происхождении, а на общем прошлом Польши и Литвы и принадлежности к польской «политической нации» (варианты gente Lithuanus (или Ruthenus), natione Polonus). Название «Литва» употреблялось в историческом смысле, обозначая все литовские и белорусские земли. К коренным народам края краевцы относили белорусов, литовцев и поляков, иногда евреев. Русские рассматривались как чуждый элемент, завоеватели⁹¹. Появление названия «Литва» было обусловлено пестротой национального состава белорусско-литовских губерний, с одной стороны, и экономической и политической их однородностью – с другой. Краевцы считали, что объединение нерусских народностей в борьбе с российским империализмом и автономия края обеспечат интересы всех его обитателей, независимо от национальности.

Несмотря на то что большинство местных поляков со временем все более склонялись к идее возрождения Польши уже в форме унитарного государства, краевая идеология с ее подчеркнутым регионализмом и апелляцией к Великому княжеству Литовскому была достаточно влиятельна еще и в начале XX в. Такие представители виленского культурного общества, как Михал Ромер, Роман Скирмунт и другие, полагали, что следует не защищать узкие интересы каждой из этнических групп региона, а стремиться к объединению их в одну политическую нацию, что позволит отстаивать перед российским правительством общие для всех интересы края.

Западнорусизм подчеркивал единство происхождения великороссов, белорусов и малороссов (украинцев), общность веры и языковую близость, из чего выводил необходимость и государственного единства. Это было вполне в духе официальной доктрины, тем не менее наиболее известный и авторитетный представитель западнорусизма М.О. Коялович призывал уважать местные особенности и не пытаться, по выражению И.С. Аксакова, из белорусского крестьянина «вылепить великорусского мужика»⁹². Исследователи прослеживают и связи идеологии западнорусизма со славянофильством, чьи идеи (о единстве славянских народов, преимуществе православия перед католичеством и представление о России как о лидере славянских стран и барьере перед революцией) легли в основу западнорусизма⁹³. Практическим итогом деятельности его приверженцев, по мнению российского историка Ю.А. Борисенка, стали «объективные и информативные исследования народной культуры», послужившие основой для создания впоследствии этнографических карт. Идея двуязычной школы для белорусских детей, в которой начальные знания давались бы на понятном им наречии, а более сложные – по-русски, стала и основой школьной политики уже в советское время; но эти же идеи белорусского регионализма, его особенности по отношению к родственному русскому народу и оборона от польского ассимилирующего влияния послужили и базой для политического белорусского движения в начале XX в.⁹⁴

Идея самостоятельной белорусской государственности впервые прозвучала из уст народников. В 1881 г. студенты – выходцы из белорусских губерний в Петербургском университете организовали землячество. На его основе была создана народническая группа «Гомон». В 1884 г. ее участники выпустила два номера нелегального журнала под тем же названием. В нем гомоновцы, среди лидеров которых были А. Марченко (1860 – после 1889), едва ли не первый белорусский крестьянин, сумевший поступить в университет, X. Ратнер, М. Овчинников и др., излагали свою программу. Они считали необходимым объединить все народовольческие кружки в Белоруссии в одну Белорусскую социально-революционную партию, которая стала бы составной частью всероссийской «Народной воли» и возглавила бы борьбу белорусского народа за социальное и национальное освобождение от гнета царизма. Добиться его они собирались в союзе с трудовым народом всей России, путем свержения самодержавия и ликвидации остатков крепостного права⁹⁵. В 1884 г. на страницах журнала «Гомон» они заявили: «Мы – белорусы и должны бороться за местные интересы белорусского народа и федеративную автономию страны»⁹⁶.

Легальными средствами пыталась пробудить национальное самосознание группа либеральной интеллигенции (М. Довнар-Запольский, В. Завитневич, А. Слупский, Я. Неслуховский и др.), сложившаяся в 1880-х гг. вокруг газеты «Минский листок». М. Довнар-Запольский (1867–1934), выходец из мелкой шляхты, сын провинциального жандармского чиновника, стал основоположником национальной белорусской историографии и горячим сторонником создания белорусского государства. Уже в первых его очерках «Белорусское прошлое», опубликованных в 1888 г. в «Минском листке», исторический опыт полонизации и русификации белорусов оценивается равно негативно⁹⁷.

Для формирования белорусской национальной идеи важное значение имела книга Ф. Богушевича (под псевдонимом М. Бурачок) «Дудка беларуская», изданная в 1891 г. в Кракове на белорусском языке. В предисловии автор призвал беречь и развивать белорусский язык, «наша мова для нас святая, бо яна нам Богам даная»⁹⁸. В. Носевич отмечает, что эта книга, даже вопреки изначальным намерениям самого автора, оказала значительно большее влияние на национальное самосознание белорусов, чем революционные призывы «Гомона», который остался широким кругам в свое время практически неизвестен⁹⁹. Все, что относится к исполняемой им социальной роли, в целом укладывается в схему двухуровневой литвинско-польской идентичности: шляхтич-католик по происхождению, участник восстания 1863 г., польскоязычный литератор и активный корреспондент журнала «Край», активист сбора средств на памятник А. Мицкевичу в Вильне и организации нелегальных польских школ, воспитавший собственных детей убежденными поляками. Позднее сын Богушевича отказался передать отцовский архив деятелям белорусского национального движения именно по идейным соображениям – будучи, по оценке А. Цвикевича, «зоологическим польским шовинистом»¹⁰⁰.

Огромное значение для развития белорусского движения имел фундаментальный труд Е.Ф. Карского, работа над которым продолжалась почти двадцать лет¹⁰¹, и составленная им «Этнографическая карта белорусского племени». Как пишет Ю.А. Борисенок, «белорусскую нацию и язык в самом начале XX в. спасли 500 рублей, выделенные князем Петром Дмитриевичем Святополк-Мирским, будущим министром внутренних дел, а в ту пору виленским, ковенским и гродненским генерал-губернатором. Именно на эти деньги известный филолог и этнограф, 42-летний профессор Варшавского университета Евфимий Федорович Карский объехал в 1903-м белорусские земли, поставив себе крайне сложную задачу: «Определение этнографической границы белорусской народности и языка с соседними великорусскими и малоросскими племенами и наречиями, а также с народностями польской, литовской и латышской»¹⁰². Его «Этнографическая карта…» стала серьезным аргументом против многочисленных скептиков, отрицавших само существование белорусов и их языка. К ней апеллировали в дальнейшем белорусские политики для обоснования своих территориальных претензий. Интересно, что при этом сам Карский скорее склонялся к идеологии западнорусизма.

С начала XX в. начался процесс политического оформления белорусского движения и национальной агитации, хотя его идеи по-прежнему оставались достоянием узкого круга интеллигенции и не охватывали сколько-нибудь широкого круга сторонников. В 1902 г. в Петербурге Б. Эпимах-Шипило создал «Кружок белорусского народного просвещения и культуры», в 1906 г. выходят газеты «Наша доля» и «Наша нива». В 1902 г. в Вильно по инициативе Вацлава Ивановского возникла Белорусская революционная партия. Название ее было скорее данью моде: никакого переворота партия не планировала, а пропагандировала так называемый органический труд, просвещение белорусов на родном языке, расширение знаний о прошлом Белоруссии. В 1903 г. братья Антон и Иван Луцкевичи, соучредители Белорусской рабочей партии (БРП), создают собственную организацию – Белорусскую рабочую громаду (БРГ), а Вацлав Ивановский организовал кружки белорусского народного просвещения (бел. Кола беларускай народнай прасьветы) и начал систематическое издание литературы на белорусском языке.

I съезд БРГ состоялся в Вильно в январе 1903 г. На нем была принята программа партии, близкая программе партии социалистов-революционеров. Национальная программа Белорусской рабочей громады была невнятной – свобода для всех народов России без уточнения ее форм. Не было даже требования автономии Белоруссии в составе России.

Под влиянием растущей популярности социалистов в России БРГ в конце 1904 г. сменила название на Белорусская социалистическая громада (БСГ). В период революции 1905–1907 гг. партия вела пропаганду в основном в деревнях. В городах доминировали российские, еврейские и польские социалистические партии и организации. В

1905 г. БСГ выдвинула идею автономии Белоруссии в составе демократической Российской Федерации. Каждый народ в составе федерации, по мысли лидеров БСГ, должен был иметь свой сейм, право избирать местных чиновников, говорить и писать на родном языке¹⁰³. В январе

1906 г. II съезд БСГ поручил руководство партией Вацлаву Ивановскому, Александру (Алесю) Бурбису и братьям Луцкевичам. Новая программа партии провозглашала борьбу за превращение России в демократическую федеративную республику и автономию Белоруссии с сеймом в Вильно.

Выборы в Государственную думу в 1907 г. ярко продемонстрировали степень популярности политических группировок, действовавших на территории Белоруссии. 80,5 % голосов получили общероссийские партии и про-российские (западнорусские) организации, которые апеллировали к единству всех православных подданных Российской империи. Блок же социалистических партий, состоявший из БСГ, ППС, Бунда и РСДРП, не завоевал здесь ни одного мандата.

Поражение на выборах заставило лидеров БСГ прекратить политическую деятельность и сосредоточиться на «органической» работе. О. Латышонок считает, что руководители партии, происходившие из шляхетской и чиновничьей среды, не сумели найти подход к своему потенциальному избирателю – крестьянству. Оно оставалось под влиянием официальной пропаганды, которая действовала через многие институции – школу, армию, административные органы власти и западнорусские общественные организации, а также православную церковь. Белорусский историк А.Ф. Смоленчук объясняет их провал жестким давлением со стороны российских властей, которые были обеспокоены растущим польским влиянием на местное население и считали белорусское движение «польской интригой», призванной лишить белорусское крестьянство его истинного – русского самосознания. Поэтому на выборах белорусское население было отнесено к русской курии, а белорусские кандидаты вычеркивались из списков. Победы русских правых партий на выборах в Белоруссии были обусловлены именно «административным ресурсом» властей, а не действительными симпатиями населения, которое было скорее просто равнодушно к политике, поскольку понимало, что не может оказать на нее реального влияния¹⁰⁴.

Активность немногочисленной белорусской интеллигенции была тем не менее достаточно заметной, чтобы вызвать протест со стороны российских националистических группировок. Издававшиеся в Минске и Вильне русские газеты «Белорусский вестник», «Минское слово», западнорусская «Белорусская жизнь» (с 1911 г. «Северо-Западная жизнь») вели постоянную идеологическую борьбу с «Нашей нивой» – основным органом белорусской интеллигенции. Издатели «Северо-Западной жизни», правда, не ставили под сомнение существования белорусского народа, но считали его литературным языком русский. Печатание книг и журналов на белорусском языке они называли польско-католической интригой¹⁰⁵.

Не получала БСГ и однозначной поддержки со стороны своих союзников по блоку на выборах. Социал-демократические группировки, то примыкавшие, то выходившие из состава РСДРП, придерживались порой противоречивых взглядов на национальный вопрос в России вообще и положение Белоруссии и права белорусов в частности. Бунд, наиболее многочисленная и влиятельная среди рабочих партий края организация, к началу Первой мировой войны пришел к принципу национально-культурной автономии вне областных рамок и равного развития всех наций России, прежде всего имея в виду интересы еврейского рабочего класса. Меньшевики в принципе поддерживали эту позицию. Возможность краевой автономии для Белоруссии и Литвы ими не рассматривалась¹⁰⁶. Большевистская фракция решительно возражала против деления партии по национальному признаку, видя в нем опасность раскола. Отрицая федерацию как принцип государственного устройства, она в то же время провозглашала право наций на самоопределение вплоть до отделения, имея в виду прежде всего Польшу и Финляндию. Белорусские национальные идеи не казались большевикам достаточно актуальными, чтобы отдельно заниматься этим вопросом. Характерно, что, когда большевистские ячейки в Белоруссии стали достаточно многочисленны, чтобы образовать районное объединение (весной 1904 г.), оно было названо в соответствии с полуофициальным административным наименованием края – Северо-западный комитет¹⁰⁷.

Не была благосклонной и позиция польской интеллигенции. Kurier Wileński, Przegląd Wileński и другие польские издания неоднократно утверждали, что «Наша нива» и книги на белорусском языке издаются за государственный счет, а главной целью всей этой деятельности является русификация народа, симпатизирующего польской культуре. В польскоязычной виленской прессе белорусский язык зачастую оценивали как грубую, простонародную речь, а его распространение – как способ оттолкнуть массы простого народа от польского влияния. Католиков-белорусов польские публицисты, как правило, причисляли к полякам. Одновременно они выражали опасение, что развитие белорусского движения может создать угрозу для польского землевладения в Белоруссии¹⁰⁸. Большинство лидеров Виленских поляков даже и краевую идеологию считали всего лишь средством распространения польского влияния и ассимиляции непольского населения. Особенно сильно эти стремления проявлялись в отношении католиков – литовцев и белорусов. Характерным было нежелание польских католических священников вводить в богослужение белорусский язык, что было дозволено властями и Ватиканом. Объяснялось это тем, что сами прихожане были враждебно настроены к белорусскому языку и восприняли бы такую мессу как попытку русификации¹⁰⁹.

Политику российских властей в период с 1905 г. до начала Первой мировой войны современные белорусские историки характеризуют как непоследовательную и часто бессистемную. Сделать выбор между польской шляхтой и белорусским крестьянством российское самодержавие так и не смогло до самого краха империи. Попытки модернизации страны и создания державы, основанной на национальном единстве, противоречили самой сути имперской власти, опиравшейся в первую очередь на полиэтничную дворянскую элиту¹¹⁰.