Текст книги "Железный регент"

Я медленно кивнула, соглашаясь.

Этот отвлеченный разговор помог успокоиться, а последняя высказанная Ивом мысль и вовсе показалась знаком свыше. Конечно, решимости рассказать регенту все как есть я не наберусь, но можно попытаться изменить его ко мне отношение. Я не знала, как именно это можно сделать, но точно знала, что многие женщины подобное умеют. И даже догадывалась, к кому стоит обратиться с вопросами: к Лиа. Оставалось только дождаться завтрашнего дня.

Глава 14
Дурные вести

Ив Ярость Богов

Я до последнего сомневался, стоит ли звать с собой Рину и следовать рекомендациям Даора. Даже тогда, когда пришел просить ее послужить главным украшением вечера, до последнего оттягивал вопрос и уже почти решил отказаться от этой затеи. Мне хватало уже того, что Лиа с непонятной целью свела знакомство с даной, и одно это заставляло беспокоиться, отыскивая скрытые мотивы и нити, за которые дергали оставшиеся в тени противники.

Впрочем, я не сомневался, что единственным человеком, направлявшим действия моей любовницы, являлся ее отец. И даже справедливо подозревал, что Митий сам подложил под меня дочь. Интересно, знал ли он о ее необычных пристрастиях и моих, или так совпало случайно?

Но Рина сама подтолкнула меня к нужной теме, и здравый смысл в итоге остался в меньшинстве. Победили государственная необходимость в лице Алого Хлыста и, конечно, мои собственные желания.

С даной было приятно уже только находиться рядом, а порой даже казалось, что она помогает мне вернуться в те года, когда не приходилось быть постоянно настороже, каждую минуту ожидая галлюцинаций или других, худших проявлений болезни.

В парадной анфиладе Рина была больше сосредоточена на своих мелких страхах, а вот того, что действительно стоило внимания, не замечала. Из общей массы любопытных, жадных, заинтересованных взглядов толпы я то и дело выхватывал другие – спокойные, оценивающие, сосредоточенные. Члены регентского совета и те, кому не досталось в нем места. Эмиссары разных весомых личностей, а по-простому – шпионы; живые глаза и уши, хозяева которых до поры оставались в тени. И те, кого я не узнавал или не успевал заметить.

Несмотря на то что высокие гости не обязаны были сидеть на своих местах весь вечер и вполне могли общаться с другими гостями – например, Драму почти сразу наскучила компания лакки, и он ушел «в народ», – к Рине никто не рискнул подойти и даже не крутился поблизости. Сыграло ли роль мое присутствие, или никто даже без него не собирался столь откровенно демонстрировать интерес – я не знал, но больше склонялся ко второму варианту.

Двор выжидал. До представления наследника оставались считанные дни, и все, кто не прокололся до сих пор, предпочитали немного потерпеть и только потом делать ставки.

Вечер по этой причине прошел очень спокойно. Не знаю, какие именно проверки и кому устроил Даор, если вообще устроил: я ничего такого не заметил. Все дети кесаря, за исключением неопытной Рины, чувствовали себя здесь вполне уверенно, спокойно общались с обитателями Нижнего дворца и другими гостями и развлекались вместе со всеми. Как бы ни хотелось мне полностью оградить их от всего лишнего, делать это всерьез было глупо: они должны покинуть свое «убежище» полностью готовыми к самостоятельной жизни, включая самые неприглядные ее стороны.

Пожалуй, единственным по-настоящему заинтересовавшим и озадачившим меня событием стала просьба Стьёля о разговоре. Я ожидал, что альмирец не сделает ни единого шага сверх необходимого для соблюдения приличий, а остальное время проведет в уединении. Когда стало ясно, что принца не удастся излечить, он спрятался от всего мира в одном из уединенных храмов Немого-с-Лирой и перестал поддерживать какие-либо связи не только с близкими и родными людьми, но даже с простыми знакомыми, и я хорошо его понимал. За прошедшие с момента трагедии несколько лет о нем вообще почти не было слышно.

И тут вдруг – желание поговорить с номинальным правителем соседней страны. Причем желание, судя по удивлению свиты, лично принца, которое стало сюрпризом не только для меня. Больше того, даже Даор не сумел предположить, что понадобилось альмирцу, о чем я узнал, кратко переговорив с Алым Хлыстом. Единственное внятное объяснение, которое сумел выдвинуть этот интриган, заключалось в желании Стьёля попросить убежища в Вирате из опасения, что младшие братья все же решат исключить его из борьбы за трон самым надежным способом. Но старший принц мало походил на человека, стремящегося спастись от смерти.

К счастью, задумываться об этом мне было некогда. Покинуть торжество прежде высокопоставленных гостей я не мог, я все-таки не кесарь, а Ламилимал с большим удовольствием окунулся в праздник и никуда уходить не собирался. Не выгонять же его, в самом деле! Остальные важные гости разошлись до полуночи, Рину я отослал еще раньше – она, впрочем, не очень-то и возражала. А вот мне удалось добраться до покоев лишь ближе к рассвету.

Стьёль, старший принц Альмиры, оказался пунктуальным человеком и вошел в кабинет строго в назначенное время. Кивком поздоровался, огляделся и удовлетворенно кивнул, после чего последовательно показал на свое ухо и на стену и вопросительно уставился на меня.

Намек был понятен, хотя и неожидан, но я не стал спорить и укрыл кабинет защитой от всего и сразу. Гость одобрительно усмехнулся и, подвинув одно из кресел ближе к столу, устроился в нем.

Я смутно понимал, как он намеревается объясняться без жреца, – я знал всего несколько слов языка жестов, и то по чистой случайности. Но вопрос отпал сам собой, когда я заметил в руках принца небольшую грифельную дощечку, простой лоскут ветоши и тонкую палочку мела. Подобная секретность заставила подобраться и насторожиться.

Смерив меня пристальным, пронзительным взглядом, «собеседник» вывел на дощечке несколько слов и протянул ее мне.

«С некоторых пор я – Знающий», – гласила надпись, начертанная очень точными, ровными буквами.

– С ранения? – мрачно уточнил я.

Принц кивнул.

Я грязно выругался.

Подумав, выругался еще раз.

За всем этим Стьёль наблюдал с понимающей ухмылкой и терпеливо ждал, пока я переварю это известие и вновь смогу рационально мыслить. Что оказалось очень непросто.

Все даны слышат мир, но каждый слышит по-своему и имеет свои склонности и предпочтения. Многим проще влиять на людей, другие легче ладят с животными, изредка встречаются те, кто воздействует собственно на мир: такие способны, к примеру, исцелить лесную рощу или даже усмирить ураган. Это редкость, но я лично знаком с тремя подобными людьми. А иногда среди данов появляются Знающие. Провидцы, которые не влияют на мир, но чувствуют его настолько остро, что видят будущее.

Беда не в том, что никто не хочет знать предстоящих событий. Беда в том, что появляются такие люди, когда в будущем ожидается нечто такое, отзвуки чего способны не просто докатиться до настоящего, но искажают дар кого-то из данов, заставляя его видеть. История не знает случаев, когда Знающими уже рождались; обычно подобное происходит с уже взрослыми людьми.

Последние сведения о появлении Знающего имеют семивековую давность, и предупреждал он тогда о грандиозном извержении вулкана, которое повергло мир во тьму на несколько лет. Древние легенды говорили и о более страшных карах, но это были все-таки легенды, а последнее явление – документально засвидетельствованный факт.

– Я так понимаю, жрецы не в курсе? – пробормотал я наконец, малодушно откладывая вопрос о том, какую весть принес Знающий и почему он принес ее именно мне. Ничего хорошего в такой тайне и с таким понимающе-ехидным выражением лица не сообщают.

Стьёль в ответ развел руками и укоризненно качнул головой, видимо, сообщая, что он не враг себе.

Ну да, узнай жрецы, что старший принц после произошедших с ним событий обрел такой дар (если это можно назвать даром), и ничем хорошим бы это для него не кончилось. Нет, конечно, убить бы его никто не осмелился – такое благословение богов и подтверждение их главного принципа! – но со всеми почестями спрятали бы в самой глубине самого большого и старого храма.

Причем это я не беру в расчет фанатиков, которые, например, могут попытаться своими руками призвать подобное благословение. И очень сомнительно, что резать глотки они начнут самим себе.

– Ладно, не могу же я этого не спросить, – проговорил я со вздохом. – Что такое вы увидели и почему решили сообщить об этом именно мне?

Принц вновь кривовато усмехнулся, достал из голенища сапога сложенный вчетверо листок и протянул его мне. Бумага была исписана более торопливым и оттого чуть менее четким почерком, но в том, что писал сам Стьёль, я не усомнился.

– Не боитесь доверять такое бумаге? – не удержался я от легкой шпильки.

Собеседник неопределенно повел плечами, неуверенно показал несколько жестов, но потом махнул рукой и начертал на своей табличке: «Записал сегодня утром, чтобы сэкономить время. Сожгите после».

Я кивнул и вернулся к документу.

«Небо расколется, и осколки его упадут на землю…» – прочитал и вскинул полный скепсиса взгляд на автора текста.

Мне уже всерьез казалось, что болен тут не только я.

– Вы это серьезно?

Он только кивнул, недовольно поморщившись, и жестами показал, чтобы я продолжал читать.

Древние мифы описывали устройство мира, согласно которому небесный свод состоит из хрусталя и куполом накрывает землю, защищая ее от внешних тьмы и холода, а этот купол, в свою очередь, укрыт Железными облаками. Но я относился к числу людей, скептически воспринимавших подобную версию мироустройства.

В целом события, о которых я сейчас читал, являлись мрачным воплощением одной старой легенды, согласно которой мир держится на крови четырех владык, или в некоторых источниках – пяти; по вопросу Дарки высказывались сомнения. Так вот, согласно ей, если прервется один из родов, это будет означать конец мира, и конец этот, если верить Стьёлю, вскоре должен был начаться с нашей страны. При всей моей преданности кесарю и Вирате я всегда полагал эту сказку даже не легендой, а просто выдумкой правителей, чтобы упрочить свое положение, и мнение это разделяли очень многие.

– И вы в самом деле уверены, что мир устроен вот так? Ограничен и накрыт куполом? – наконец спросил я.

Стьёль усмехнулся и быстро что-то показал жестами, но потом сообразил, что я не понимаю, и опять прибег к помощи своей дощечки.

«Я видел небо и прикасался к нему», – ответил он.

– И давно? И как оно? – рассеянно поинтересовался у него. В ответ на первый вопрос собеседник кивнул, на второй – отмахнулся, давая понять, что не желает это обсуждать. – Да, действительно, не о том речь, – встряхнулся я. – То есть получается, прервется род кесаря, и с этого начнется конец света. И вы пришли, чтобы предупредить об этом и порекомендовать тщательнее беречь наследника?

Принц как-то неопределенно дернул головой, мрачно посмотрел на дощечку и мел в своих руках, раздраженно скривился, отложив их на край стола, вопросительно уставился на меня и жестом изобразил, будто что-то пишет. Получив лист бумаги и письменные принадлежности, принялся торопливо строчить. Очевидно, уместить все это на табличку он даже не надеялся.

«Все это – подсказки от Немого-с-Лирой, а бог не объясняет логики своих поручений и не дает ответа на вопрос почему. Я не могу дать каких-то рекомендаций. Я знаю, что случится, знаю, почему, и знаю, что должен сделать. Сейчас я должен был прибыть сюда и рассказать вам то, что знаю. К чему все это приведет и чем поможет – пока неизвестно».

– Это… неожиданно, – задумчиво протянул я. – Немой – не тот бог, от которого можно ждать подобной заботы.

Стьёль смерил меня насмешливым взглядом.

«Немой-с-Лирой – единственный бог, который любит людей, несмотря на все их недостатки. Остальные нас терпят. Даны, дети якобы равнодушного и страшного бога, теряют дар и умирают, совершив зло, а фиры, пользующиеся покровительством "доброй" Идущей-с-Облаками, безнаказанно убивают. Я знаю мифы, но вас никогда не удивляло это противоречие?»

– Пожалуй, – я не удержался от смешка. – Про Немого-с-Лирой не знаю, лично не знаком, а вот назвать доброй Идущую у меня бы язык не повернулся.

Принц чуть нагнул голову к плечу, внимательно меня рассматривая, а потом медленно и как будто уважительно склонил голову. Что значил этот жест, я не понял, а спрашивать было уже поздно – Стьёль поднялся с кресла, прихватил со стола свою дощечку и по-военному коротко и быстро откланялся, оставив меня в одиночестве.

Продлилось это, впрочем, недолго, я едва успел уничтожить все письменные свидетельства разговора. Я не мог сказать, будто сообщенное Стьёлем стало для меня откровением или что-то перевернуло в мировой картине: безвластие в Вирате, которое наступит, если вдруг погибнет наследница, лично для меня лежало где-то очень рядом с концом света. Но я пообещал сжечь записку и не видел смысла нарушать это обещание.

Разумеется, посетил меня Даор, и я в очередной раз восхитился скоростью, с которой Алый Хлыст получал информацию. Впрочем, сегодня он наверняка ожидал окончания разговора где-то неподалеку: вряд ли сумел бы побороть свое любопытство.

– Доброго утра, мой железный друг, – степенно проговорил Даор, склонив голову, и проследовал к одному из кресел.

– Если его можно так назвать, – хмыкнул я и в подробностях пересказал короткий разговор с утренним гостем. – Как думаешь, когда старший альмирский принц мог забраться в такую глушь, где небо смыкается с землей? Если он, конечно, в своем уме.

– Думаю, о последнем можно не беспокоиться, – пренебрежительно повел рукой Даор. – Дело в том, что я догадываюсь, когда это его путешествие произошло. Свою военную карьеру наследник альмирского престола начинал в глуши, на северо-западе страны. Там пустынные незаселенные местности, откуда порой приходят поживиться в города всякие неприятные существа. Очевидно, какой-то из рейдов в глубь пустошей довел их до самого края мира. Впрочем, вопросы мироустройства оставим на будущее, меня тревожит нечто иное, – проговорил он, чуть хмурясь. – Тревожит оно меня последние семнадцать лет, а появление Знающего лишь укрепляет неприятные подозрения.

– Значит, ты ему веришь?

– Разумеется. А ты склонен не доверять слову принца крови? – Алый Хлыст насмешливо вскинул брови.

– Честно говоря, все это выглядит сомнительно и слишком мутно. Ладно, боги с ним. Расскажи, что именно тебя беспокоит?

– Ты ведь хорошо знаешь историю, верно? – медленно, с расстановкой проговорил Даор. – За все годы существования мира, с самого его начала, нет не то что достоверных сведений – легенд о женщинах-правительницах. Ни у нас, ни в Альмире, ни даже в Ладике. Да что там, даже мелкие племена на островах никогда не находились под властью женщины! Причем законодательно пол наследника не закреплен и никогда не был закреплен даже в Прете; поверь мне, я потратил много времени на выяснение этого вопроса.

– И? – подбодрил я, потому что Даор, хмурясь, умолк. – Что из этого следует?

– А вот этого я не знаю. Все, конечно, может быть простым совпадением и ничего не значить. Подумаешь, прежним поколениям неизменно везло и никогда не было недостатка в наследниках нужного пола. Но что, если это не так? Что, если мы оказались на краю указанной Стьёлем пропасти не сейчас, а в тот миг, когда Алий Сохранивший Жизнь, двадцать третий кесарь Вираты, обнаружил у себя чернокровие? Или, может быть, еще раньше, когда погибли его младшие братья и он остался единственным прямым наследником мужского пола в роду. Видишь ли, мой дорогой друг, я сейчас открою тебе неприятную тайну, которую из ныне живущих храню только я. Алий, несмотря на старшинство, не должен был наследовать трон: он был бесплоден. Само появление Тии на свет – это огромное чудо, сотворенное усилиями десятка данов-целителей, за которое Алию и его жене пришлось заплатить жизнями. Чернокровие обнаружили у кесаря вскоре после того, как стало ясно, что будет ребенок, да и смерть Иолы – здоровой молодой женщины с не предвещавшим никаких проблем сложением – во время родов, невзирая на усилия целителей, сложно считать ординарным, рядовым событием. И с тех самых пор меня не оставляет ощущение, будто мы ступаем над бездной по ниточке, готовой в любой момент оборваться. Вмешательство богов помогло отсрочить неизбежное, но сейчас отведенный срок заканчивается. И я боюсь даже представить, чем придется платить за передышку.

Видеть Даора таким было непривычно и почти страшно. Кажется, первый раз на моей памяти он говорил полностью серьезно, отбросив все свои маски, и даже если бы я хотел, не сумел бы пропустить мимо ушей хоть что-то из его слов.

– И какой выход ты видишь?

– Пока – один, – развел руками Алый Хлыст. – Ждать и молиться. Боюсь, единственное, что нас сможет спасти, это наследник, а значит, нашей девочке придется как можно скорее выйти замуж и этого наследника родить.

– Мгновенно это все равно не получится, – хмыкнул я. – Надо было раньше пристраивать ее замуж.

– Удивительно, но я прекрасно знаю, что люди – не плодовые мушки, – собеседник скривил губы в недовольной гримасе. – А раньше… Пристроить-то ее мы могли, но толку бы в этом все равно не было. Все, что мы могли себе позволить, – это отсрочка, в которую Тии удалось вырасти, а ребенок… Дети кесаря на эти годы как бы замерли во времени, несколько лет в масштабах мира – ничто. Да, они росли, но на его взгляд – не менялись. А появление новой жизни – такое же заметное событие, как и ее прекращение, которое нарушает ход вещей.

– Сама Тия об этом знает? – спросил я.

– Если ты имеешь в виду, рассказывал ли я ей все это, то – нет, не рассказывал. Но она умная, способная девочка, умеет собирать информацию и делать выводы. Не удивлюсь, если она сама догадалась о чем-то подобном.

– У тебя есть предположения, почему это началось именно в тот момент? Вот так… сразу?

– Чтобы строить предположения, надо знать законы мира, доступные только богам. Почему мир устроен именно так, и с чего он начался? Просто настал момент конца мира, или за этим стоит чья-то воля? Почему кровь правителей так важна, и важна ли? Действительно ли речь идет о крови мужчины правящего рода, или я все же ошибаюсь, и Тия сумеет удержать не только власть? Или, может быть, все еще хуже, и мы уже обречены, потому что прямая мужская линия рода кесаря уже оборвалась? Да, Тию признал дворец, но это ничего не гарантирует. Увы, ответов на вопросы нет, а боги молчат. Периодические личные визиты Идущей-с-Облаками к тебе и некоторым талантливым фирам я не считаю, это… Хм. Не вмешательство, а частные беседы. Кстати, я бы не утверждал, что молчат они потому, что им плевать на людей. Существует одна малоизвестная теория, что боги просто не имеют права вмешиваться в нашу жизнь, и именно потому после оказания нам помощи они так надолго замолчали. Но так или иначе мы скоро что-нибудь выясним, до представления осталось всего ничего. Не думаю, что сейчас стоит зацикливаться на всем этом, – Даор снисходительно улыбнулся и изящно махнул рукой.

Опомнился и вернул на лицо привычную маску.

– Хорошо, давай поговорим о другом. Ты узнал что-нибудь про Айрика Пыль Дорог?

– О-о, это оказалось интереснее, чем я мог ожидать, – он заметно оживился и даже по-кошачьи прижмурился от удовольствия. – Такого дана, как Айрик Пыль Дорог, в Вирате двадцать пять лет назад еще не существовало. Этот человек жил в Прете и носил совсем другое имя.

– Как ты успел это выяснить? – опешил я.

– Наводить справки я начал с того, что отправил одного толкового человечка в свой собственный архив, – тонко улыбнулся Алый Хлыст. – Твой дан уже привлекал внимание седьмой милии, причем сознательно и именно для того, чтобы получить новое имя и статус гражданина Вираты. А из Преты он бежал.

– Вот как? Дай угадаю: он какой-нибудь опальный вельможа? Или вообще один из бесчисленных сыновей старого шаха, впавший в немилость?

– А что, в немилость впадают и спасаются бегством исключительно аристократы и незаконнорожденные принцы? – ехидно спросил Даор. – Даже не надейся, алмаз неграненый с этой точки зрения имеет вполне заурядное происхождение. Нет, его судьба гораздо забавнее. Он шпионил для одного высокопоставленного лица за другим высокопоставленным лицом, а потом выяснил, что его хозяин замешан в заговоре против шаха. Разумеется, как честный претец он написал донос на этого нехорошего человека, и того поймали, и большинство заговорщиков тоже, но страну бедняге пришлось покинуть. С одной стороны, шахские люди наступали на пятки, желая выяснить, откуда это у доносчика столько полезной информации, уж не сделал ли он сам чего-то нехорошего. А с другой, заговорщиков взяли не всех, кто-то сумел отвертеться, а традиции кровной мести в Прете ой как сильны. Вот и пришлось честному гражданину бежать куда подальше.

– И что, его вот так просто приняли? – полюбопытствовал я.

– Не то чтобы просто, но спокойную жизнь себе он оплатил с лихвой, поделившись прекрасным компроматом, который в свое время не успел передать хозяину. В общем-то, на новом месте он устроился неплохо. Сначала помотался по стране, но потом женился на дочке декатора седьмой милии, жил на окраине Вира, от сильных мира сего держался как можно дальше и не бедствовал. У девочки даже кое-какое наследство имеется, вполне неплохой домик. Время его потрепало, но, если верить отчету моего человека, он во вполне неплохом состоянии.

– Спасибо, – кивнул я, записав адрес.

Еще некоторое время потратив на обсуждение со мной текущих вопросов, Даор удалился. Я же остался обдумывать, к стыду своему, совсем не судьбы мира, а будущее одного-единственного старого дома.

Как распорядиться полученным от Алого Хлыста знанием, я пока не знал. Очень не хотелось давать Рине ни малейшего шанса удрать, но желание умолчать и сделать вид, будто ничего не случилось, я подавил сразу. Можно не сомневаться, что сокрытие от нее такой новости выйдет потом боком.

Вскоре я пришел к выводу, что бояться нечего. Рина учится, а тот район, в котором находится дом, очень далеко от дворца. Вряд ли она изъявит желание перебраться туда прямо сейчас. Тем более на что она будет жить? Но зато этот дом подарит ей спокойствие и уверенность в том, что она может уйти в любой момент. А иллюзия свободы – это самая лучшая клетка, которую можно придумать.

Да и о родном отце она имела право знать все, что удалось выяснить Даору.

Но – не прямо сейчас. Сейчас нужно распорядиться, чтобы в доме прибрались, немного подновили всё, по возможности привели в исходный вид. А потом можно привести дану туда, устроив небольшой приятный сюрприз. Думаю, девочке понравится.

Принятое решение и предвкушение радости моей находки позволило отпустить эти мысли и задуматься о другом. Например, о своем особенном отношении к этой девочке и его причинах. Конечно, можно было списать все на душевную болезнь, но в голове засела еще одна мысль, несколько дней назад зароненная туда моим видением. Может быть, все это неспроста? О силе данов я знал много, но далеко не все, мог что-то и упустить. Следовало бы, конечно, навести справки сразу, но вспомнил я об этом только сейчас.

Вариантов, к кому пойти с таким вопросом, имелось немного, и я направился в покои Халы.

Конечно, можно было послать за Пустой Клеткой слугу, но лучше прогуляться самому. Читающий в душах очень не любил, когда его беспокоили в первой половине дня, хотя вставал обычно рано, да и мою компанию он выносил с трудом. Не слишком-то умно, нарушая эти два пункта, еще и вытаскивать Халу из его норы. Нет, он не обидится смертельно и не уйдет, хлопнув дверью, но Пустая Клетка относился к числу людей, которых я безоговорочно уважал и не желал лишний раз беспокоить.

Под дверью покоев дана пришлось проторчать с полминуты, пока хозяин не отпер дверь. Хала хмуро глянул на меня исподлобья, тыльной стороной ладони утер лоб, на который с мокрых волос сбегала вода, и открыл шире, кивком предлагая войти.

Одетый в одно только намотанное вокруг бедер полотенце, Пустая Клетка выглядел особенно тщедушным. При желании можно было посчитать не только ребра, но и позвонки.

– Если день начинается с железяки, я даже знать не хочу, чем он закончится, – проворчал дан. – Садись, мой дар Смотрящего, и рассказывай, что тебе от меня так срочно понадобилось.

– Рина, – коротко ответил я. – Вернее, мое отношение к ней. Меня успокаивает ее голос и свет ее Искры и кажется, будто болезнь отступает. Я не понимаю, почему она так на меня действует. Подумал, может быть, есть какая-то особенность дара данов, о которой я не знаю и которая способна подобное объяснить?

– Если бы я не знал и не видел тебя, я бы сказал, что это любовь, – усмехнулся Хала. Под пристальным взглядом дана я, как и прочие смертные, ощущал себя неуютно, но глаз не отводил и старался держаться спокойно. – Но то, что я вижу, больше похоже на болезненную зависимость или одержимость, просто пока достаточно легкую. Будет ли чувство углубляться, почему оно вообще появилось – я, уж извини, не знаю. Может, все дело в твоей болезни, а может, в чем-то еще, не возьмусь гадать. Когда дело касается тебя, я не могу ни за что поручиться: слишком уникальный случай, даже без учета болезни.

– Ясно, – медленно кивнул я. Что ж, этого можно было ожидать, я изначально не рассчитывал на подробный ответ.

– Ив, отпустил бы ты девочку, – вздохнул Хала, устало разглядывая меня. – Пока не сломал ей жизнь.

– Я просил у тебя ответа, а не совета, – холодно возразил я ему.

– Ты знаешь, что девочка в тебя влюблена? – прозвучал от прохода, ведущего в соседнюю комнату, женский голос. Я вскинул взгляд и обнаружил Ину Пастушью Свирель, стоявшую там, прислонившись к стене. Дана была небрежно и явно наспех закутана в тунику, волосы ее свободно рассыпались по плечам.

– Нет. Но это можно было предположить. Не самый лучший вариант, но он тоже неплох, – проговорил я спокойно.

– Оставь девочку в покое, – горячо проговорила Ина, глядя на меня не то с ненавистью, не то с надеждой. – Несчастную любовь она легко переживет, но не твою одержимость. В чем она виновата? Не поговоришь с ней ты, поговорю я!

– Ина! – предупреждающе окликнул Пустая Клетка.

– Готова заплатить за это своей жизнью? – спросил я, с интересом разглядывая дану. – Дерзай.

– Неужели тебе совсем ее не жалко? – пробормотала Пастушья Свирель. Под моим взглядом она мертвенно побледнела, в глазах читался страх, но упрямство оказалось сильнее.

– Нет, – ответил коротко и поднялся с кресла. – Это все, что ты хотела сказать?

– У тебя вообще есть сердце, или там кусок ржавого железа? – выдохнула женщина, качнув головой.

– Полагаю, вопрос риторический и это означает «да», – прокомментировал я со смешком и склонил голову, обращаясь уже к Хале: – Прошу прощения за беспокойство в неурочный час.

Пустая Клетка неопределенно дернул головой и махнул рукой на дверь, к которой я и проследовал.

Отвечая на вопрос даны, я слукавил, Рину мне все-таки было немного жаль. Та малая часть души, которая помнила, что такое человеческие чувства, сейчас сгорала от стыда и злости на себя, но это было терпимо. Похоже на зуд после укуса комара: неприятно, отвлекает, но не более того.

Сильные чувства вообще редко меня посещали, если, конечно, не считать таковыми злость, желания и страхи. Моей жизнью, когда острые приступы оставались позади, управлял разум, который руководствовался чувством долга и клятвой служить Вирате до последнего удара сердца. А страхи… Они просто были, но верховодить я им не позволял.

Я помнил, что раньше было иначе, но не зацикливался на этом лишний раз, просто потому что знал причину подобной перемены. Все лекари душ в один голос утверждали, что это – часть болезни, и мне оставалось только смириться и привыкнуть.