Текст книги "Шешель и шельма"

– Вот видишь, ты только что аргументированно подтвердил, что и правда хороший, – не удержалась от улыбки Чара. – Уже хотя бы потому, что понимаешь, почему людям нужна забота и что такое человечность.

– Ах вот оно что! – насмешливо протянул следователь. – У нас с тобой, значит, расхождение в терминологии.

– Почему?

– Потому что у нормальных людей хорошим считается тот, кто помогает искренне и от души, а не ради собственной выгоды.

– Словоблудие, – недовольно проворчала Чара. – Выгода в любом случае есть, хотя бы моральная – от осознания собственной доброты, а у тебя выходит честнее.

С этим спорить Шешель уже не стал, только тихо рассмеялся в ответ. За время разговора он успел закончить с ногой пациентки, убрать аптечку и начать накрывать на стол. Что, впрочем, особых усилий не потребовало и много времени не заняло. Следователь выставил сковородку, одну тарелку и две разновеликие посудины под чай: для Чары – изящную широкую чашечку, для себя, кажется, вообще бульонницу. Когда он отвернулся, чтобы взять чайник, Чарген спешно поменяла емкости местами.

Обнаружив подмену, Стеван насмешливо вскинул брови, поманил Чару – или кружку? – пальцем. Чарген в ответ тряхнула головой и покрепче вцепилась в добычу. Ну не станет же он с ней драться из-за посуды, правда? А она не любит маленькие чашечки, какое в них удовольствие…

Следователь весело фыркнул в ответ на этот демарш и достал себе еще одну бульонницу: посуды у хозяина имелось с запасом.

– Что это? – опасливо спросила Чарген, когда Шешель снял со сковороды крышку. Внутри было не очень однородное красно-коричневое месиво с вкраплениями зеленого, белого и желтого.

– Хрючево, – хохотнул он, явно довольный произведенным эффектом.

– Как-как? – изумилась Чара.

– Хрючево, – охотно повторил Стеван. Слово ему явно нравилось. – Берется все съедобное, что есть в холодильнике, смешивается, заливается соусом и разогревается на сковородке. Будешь? – Прозвучало с явной надеждой на отказ, но Чара мужественно протянула тарелку. В конце концов, альтернативы все равно нет, а это… вряд ли Шешелю хочется ее отравить, он вон и сам есть собрался. Да и запах… Запах же не подделаешь!

Впрочем, не исключено, что у господина Сыщика просто луженый желудок, который и щебенку переварит. Если разогреть и залить соусом.

Щедро плюхнув на тарелку несколько больших ложек слизистой субстанции, следователь принялся есть прямо со сковороды, с интересом наблюдая за Чарой. Та еще раз напряженно покосилась на него, на свою тарелку. Прикрыв глаза, настороженно принюхалась, но лишь в очередной раз отметила, что запах у «блюда» в разы лучше вида: он вызывал не ожидаемое отторжение, а голодные спазмы и желание поскорее набить живот.

В тот момент, когда Чарген зачерпнула немного мерзкой массы и все же поднесла ко рту, Шешель сдерживался от смеха, кажется, только благодаря голоду: прерывать еду ради такого пустяка он был не готов. Но по живому, выразительному лицу ясно читалось огромное удовольствие, которое следователь получал от замешательства жертвы своих кулинарных талантов.

Чара мрачно подумала, что им обоим повезло в этом смысле. Наверное, если бы Стеван все-таки не сумел смолчать и как-нибудь съехидничал, а в его способности метко съязвить она не сомневалась, вся эта неаппетитная бурда оказалась бы у него на голове. А они оба – без ужина.

Наконец последнее решительное движение, и…

Земля не разверзлась, потолок не упал, и даже не возникло желания срочно выплюнуть и помыть рот с мылом. Больше того, с интересом зачерпнув еще ложку и прожевав странную кашу, Чарген поняла, что это вкусно. Правда вкусно. А с приправой из голода – так и вообще шедевр кулинарного искусства!

Шешель, наблюдая за ней, продолжал посмеиваться, но молча. А когда Чара прикончила свою порцию и протянула ему тарелку, взглядом прося добавки, только показательно трагически вздохнул, однако едой поделился.

В итоге они молча умяли на двоих всю немалую сковородку и взялись за подостывший чай.

– И что у нас сегодня было в холодильнике? – благодушно спросила Чара. Сытость ощутимо давила на веки, и хотелось уже лечь спать, но раз пока не предлагают – можно немного поболтать.

– Мудро.

– Что – мудро? – не поняла она.

– Спрашивать после еды. Да обычный набор. Каша, яйца, немного сыра, немного зелени, колбасы и даже фарша. Мне сказали – брать, что найду, но у него там в основном какие-то творожки и каши на воде. – Стеван скривился еще сильнее, чем сама Чара при виде его кулинарного уродца. – Надеюсь, я не доживу до возраста, когда придется так питаться.

– С таким питанием можешь быть уверен, не доживешь, – усмехнулась Чарген.

– Вот же неблагодарная женщина! А уплетала за милую душу!

– Я не про качество, а про регулярность. Кстати, о нашем хозяине. А где он вообще?

– Спать ушел. Да и нам тоже пора.

– Погоди, а как же артефакт? Он даже не взглянул!

– Взглянул на бумаги. – Шешель кивнул на лежащую на краю стола знакомую папку, которую всю дорогу нес за пазухой. – Сказал, что он слишком стар и глуп для таких сложностей и в лучшие годы бы не разобрался, а лезть в такие материи с его дилетантским подходом – чистое самоубийство. В общем, как и ожидалось, ничем он нам не помог. Пойдем покажу комнату.

– Может, посуду помыть? – предложила Чара, покосившись на мойку.

– Можешь и помыть, – пожал плечами следователь, сгружая туда же кружки. – Но здесь горячей воды тоже нет.

– Но нехорошо как-то, старый человек, больной…

Шешель искренне рассмеялся и заверил ее:

– Не обманывайся внешностью, в бесплатных помощниках он не нуждается. Порядок тут наводит одна женщина, соседка, которой платят весьма щедро.

Спальня оказалась самым приятным местом в квартире. Большая удобная кровать, чистое белье, единственный шкаф, похоже, антикварный. Чистые, явно хорошие и нестарые обои в приятных зелено-золотых тонах, шторы – закроешь дверь и сразу забудешь, где находишься. Перед кроватью выстроилось в ряд несколько пар обуви, от откровенно детских, с вышитыми бабочками, до вполне женских. Ботинки, туфли, даже одни сапоги. Разной степени поношенности, со следами ремонта – не очень аккуратного, но старательного.

– Он ограбил свалку? – озадачилась Чара, оглядывая богатство.

– Именно.

– Я вообще-то пошутила…

– А я – нет, – улыбнулся следователь. – Он… не знаю, как это по-научному называется. Немного мусорщик. Собирает на помойках негодные вещи, чинит, использует.

– Странно, здесь не настолько грязно, – растерянно огляделась Чарген.

– Потому и говорю – «немного». Ему просто нравится чинить вещи, это не маниакальная страсть, поэтому откровенную гниль и дрянь не тащит. Во всяком случае, пока. Очень полезная для прикрытия привычка, кто заподозрит такого безобидного чудаковатого старичка? В общем, располагайся и выбирай, все как минимум чистое.

– Ага, – без воодушевления кивнула мошенница и, когда следователь вышел, заперла дверь на крепкую щеколду и с интересом стала перебирать носки. Их было семь, из них три детских гольфа. Все разные, где-то со следами штопки, но действительно негрязные.

С минуту Чара посидела на краю постели, разглядывая обувную батарею и уговаривая себя хотя бы посмотреть предложенные вещи. Вариантов нет, все равно ведь придется, не босиком же ходить.

– Избаловалась ты, подруга, хорошей жизнью! – вслух укорила она себя. – В детстве праздник бы был, такой выбор, а тут нос воротишь…

Глава 4
Правда как лекарство: очень важно соблюдать дозировку

В итоге выбор пал на, кажется, мальчишеские простые ботинки с очень облезлыми носами, но зато на вид вполне крепкие. Широкие, больше, чем нужно, но на носок поверх бинта – почти впору. Чара прошлась в них по комнате, привыкая и прикидывая, сумеет ли ходить долго и не натрет ли ногу. Ботинки оказались удивительно тяжелыми, напоминали копыта и ощущались совершенно чужими, так что ходить в них еще предстояло привыкнуть – она то слишком задирала ноги, то цеплялась за пол.

После трех кругов это надоело, Чарген решила отложить тренировки на завтра и села разуваться, но отвлек стук в дверь.

– Цвета, открой, это я. – Негромкий голос следователя успокоил ее еще до того, как Чара успела встревожиться.

– Что-то случилось? – спросила, впуская сообщника.

Тот повел себя странно. Огляделся в задумчивости, повесил пиджак на спинку кровати, подошел к окну.

– Ты чего запираешься?

– Ну… Привычка. Что случилось-то?

– Пока ничего. А должно было? Давай батарею эту куда-нибудь уберем, шею же свернуть можно, – предложил Стеван и тут же ногой небрежно отгреб ботинки от кровати к стене, после чего сел и начал разуваться.

– Ты планируешь спать тут? – наконец сообразила Чара.

– А, вот ты о чем! Не хочу расстраивать, но других комнат тут нет. Но если хочешь, можешь лечь на полу, – легко предложил он.

– Да вот еще, – проворчала она и последовала примеру следователя – тоже села и взялась за шнурки. – Я чур у стенки! Ты же не будешь ко мне приставать?

– А что, надо? – искоса глянул Стеван, аккуратно поставил ботинки на пол поближе к изголовью и принялся тщательно расправлять рукава рубашки.

– Пока нет, мы еще слишком мало знакомы. – Скинув обувь, Чарген забралась на постель, накрытую большим одеялом. Одним.

Впрочем, если Шешель действительно собирался спать в рубашке и брюках, то это не стало бы проблемой, даже будь она на самом деле Цветаной.

– А-а. Ну если вдруг понадобится, ты меня предупреди, что-нибудь придумаем.

– Проинформирую заблаговременно, не волнуйся. Даже письменно – если найду бумагу и ручку. Вот же… Подушка тоже одна, – тоскливо вздохнула Чарген.

– Она большая, попробуем разместиться, – оптимистично решил Стеван и поднялся, чтобы выключить свет.

У них действительно получилось устроиться удобно и совершенно пристойно – если бы это кого-то волновало. Шешель с блаженным стоном вытянулся на спине, Чара свернулась клубочком на боку, почти не касаясь соседа и рассеянно разглядывая его слабо белеющий в темноте профиль.

Она попыталась представить, как отреагирует следователь, если сейчас она его обнимет. То есть она, конечно, не станет, потому что Цветана Лилич через несколько часов знакомства не стала бы, но все равно интересно. Пошутит? Промолчит? Невозмутимо обнимет в ответ? Заманчиво. Может, попробовать ночью, вроде как во сне?..

– Говорят, если спать на одной подушке, увидишь общий сон, – проговорила она едва слышно. Следователь в ответ только неопределенно угукнул, и, не дождавшись более связного ответа, Чарген продолжила: – Ты обещал рассказать, что вообще происходит, когда мы доберемся до места.

– Обещал, – выдохнул он. – Давай завтра. Пока есть возможность, лучше поспать.

– Ладно, – сжалилась Чара.

Вспомнился господин Сыщик, свернувшийся калачиком на полу лифта. Он ведь не только ест, он еще и спит явно от случая к случаю! Разве можно лишать хорошего человека редкого отдыха только ради собственного любопытства? Да и прав Шешель, им действительно стоит поспать. Если получится…

Стеван-то опять отключился мгновенно, если судить по дыханию, и это вызвало легкую зависть. Чарген хоть и приятно было лежать в постели, потому что ныли ноги от непривычно долгой дороги, и расслабить наконец спину оказалось настоящим наслаждением, но так быстро заснуть она даже не надеялась: слишком одолевали мысли. А поскольку поделиться ими было не с кем, оставалось мучиться в одиночестве.

Немного думалось о Шешеле и иронии судьбы, столкнувшей их теперь, в таких условиях. И было одновременно страшно любопытно и просто страшно – чем для нее обернется более близкое знакомство? Повезет ускользнуть или нет? Сумеет она не проколоться или попадется? Проклятый азарт, совсем неуместный в этих обстоятельствах и с этим человеком! И Чарген плюнула бы на все, потихоньку сняла браслет – с ее магическими талантами это не составляло труда, а сохранится он или придет в негодность, плевать, – и удрала, как и предчувствовал следователь, если бы не одно «но», занимавшее основную часть ее мыслей.

Предположение подтвердилось: влезла Чара в очень мерзкую историю, связанную именно с этим артефактом. Спрашивать о его действии даже не стала, и так понятно: Шешель называл браслет щитом, а срикошетившие пули были куда красноречивее слов. Сколько может стоить такая игрушка? Сам-то браслет как ювелирное изделие – уже целое состояние. А с учетом его уникальных магических свойств… Как жаль, что Чара не сможет получить этих денег. Тут бы шкуру спасти, не до выгоды!

Магия оставляет меньше следов, она как хороший яд – исчезает вскоре после смерти, и определить воздействие можно только по косвенным признакам. Дольше ее следы сохраняются на вещах, но здесь все упирается в умение и желание зачистить следы. Зато от магии можно защититься, от любой. От какой-то сложнее, от какой-то проще, но так или иначе блокируется любое воздействие.

Куда сложнее – с огнестрельным оружием. Можно сделать пуленепробиваемое стекло или какую-то другую преграду, но оградить от пули человека, находящегося среди других людей, до сих пор считалось невозможным. Но исследовательская мысль не стоит на месте, и вот кто-то придумал способ. Почему вот так? Почему столь перспективная вещь существует в одном экземпляре, и даже, кажется, нет других записей, кроме этой папки? Чара и предположить не могла.

Но ничего удивительного, что за такую ценную игрушку готовы бороться любыми средствами и что следователь помчался за ней на другой континент. Странно только, что Ралевича не задержали сразу, если были подозрения. Подозревали не одного его? Не успели перехватить? Да и как выглядел этот артефакт, следователь явно не знал, пока не увидел браслет. Знают ли другие? Чарген очень надеялась, что нет.

Она тихо повернулась на спину, стараясь не разбудить своей возней соседа, подтянула рукав. Бриллианты сдержанно, едва заметно мерцали – то ли ловили отблески света, падающего из окна с раздвинутыми шторами, то ли так проявляла себя магия.

И проблема в том, что, даже если Чара снимет браслет, вряд ли это спасет ее от постороннего внимания. Это дома можно было легко раствориться в толпе и поминай как звали, а в этом чужом месте, где она не знает совсем ничего, начиная с языка… Без Шешеля рискует головой, а с ним – только свободой. Даже если сменить внешность, это не поможет, здесь слишком опасно для одинокой женщины, это не родная Беряна.

И то, рискует с ним – это слишком громко сказано. Ну что следователь сможет предъявить, даже если заподозрит? Городские легенды о ловкой мошеннице, которая окручивает богатых мужчин на протяжении десятков лет? Он даже может предположить, что дело это «наследственное» – раньше занималась ее мать, теперь вот она. Деньги, на которые жили мать и братья с сестрами? Поди найди обезличенный счет, а потом докажи, что это не добровольная помощь отцов. А улик у него нет, были бы – давно бы поймал! Вот и выходит: единственное, что он может ей предъявить, – это обман Ралевича и подлог документов. Которые еще для начала надо вернуть.

Воспоминания о документах тоже не добавляли хорошего настроения. В паспорте есть ее фотография, значит, она есть у тех, кто его видел. И это лицо есть. Так что, пока имеется такая возможность, его непременно надо замаскировать. Конечно, идеально было бы сменить личину, но демонстрировать следователю такие возможности не хотелось – это же буквально прямое признание в подлоге, а так он еще, может, и не догадается. Кроме того, существует множество способов изменить внешность и без магии, которыми Чара тоже владела. Ими не обмануть человека, с которым постоянно живешь, а вот избежать случайных взглядов не так уж трудно.

Да она невольно уже замаскировалась, потому что строгая молодая женщина с пучком мало походила на воздушное создание, приехавшее с Ралевичем, которое и на фотографии в паспорте было таким же нежным и юным, в облаке белокурых локонов. Конечно, опытный глаз так просто не обманешь, но все же лучше, чем ничего. Но надо спросить хозяина, вдруг среди его запасов найдется, например, парик?

Тревожные мысли окончательно спугнули сон, да и выпитый чай не желал надолго задерживаться, поэтому Чарген решила пройтись до уборной. Обуваться, наступив на горло паранойе, не стала, чтобы не громыхать ночью по коридору и не спотыкаться в темноте, сбегала босиком. Потом, не спеша ложиться, остановилась у окна, разглядывая темный спящий двор. Деревья, кусты, скамейки, качели…

Она уже собралась отойти от окна, когда заметила быстрое движение – тень человека метнулась от куста к кусту. Увиденное насторожило: кому бы могло понадобиться скрываться ночью в пустом дворе? Чарген присмотрелась внимательнее.

Вон отблеск фонаря скользнул по начищенной пуговице человека, стоящего за деревом. Вон над краем еще одного куста проступает подозрительно неподвижный и геометрически строгий силуэт головного убора. А вон машина стоит очень неудобно, посреди дороги, и раньше ее точно не было…

– Стеван! – Чарген поспешила к следователю, тронула его за плечо. Пусть лучше посмеется и назовет ее трусихой, но… Дремавшая доселе интуиция, что ли, проснулась и запаниковала?

– Ну что тебе? – проворчал он сипло, не открывая глаз.

– Посмотри, там что-то странное на улице происходит, какие-то люди бегают…

Если первую часть фразы следователь слушал неподвижно, явно мечтая избавиться от мешающего спать явления, то после второй едва ли не подпрыгнул. Мгновение – он уже возле окна, чуть сбоку, пристально вглядывается в темноту.

Через пару секунд Шешель грязно выругался и отступил в глубину комнаты.

– Интересно, как именно нас нашли? – мрачно спросил он. – Неужели правда в артефакте есть какая-то ниточка? Тогда становится все веселее…

Набросив пиджак, Шешель сунул сообщнице в руки обе пары обуви – свою и ее. Сгреб груду забракованной и закинул в пустой шкаф, потом потащил Чару в кухню. Не включая свет, ощупью нашел остаток бинта и ваты и принялся торопливо, также ощупью, заматывать женское запястье с браслетом. Закончив, зачем-то сунул под кран.

– Что ты делаешь? – растерянно спросила наконец Чарген.

– Использую подручные средства, чтобы заглушить артефакт от поисков, – слегка отжав повязку, следователь потянул Чарген за собой, не забыв прихватить отложенные ею ботинки.

– Мокрой тряпкой?!

– Мокрой тряпкой и магией, попрошу заметить! – возразил он, втаскивая спутницу в новую, незнакомую комнату.

Захламленное до потолка помещение с узким проходом в лабиринте шкафов и пирамид, выстроенных из ящиков и коробок, оно производило гнетущее впечатление. Пахло пылью, затхлостью, ветхостью. Вещи несчетной армадой душили еще сильнее, чем Норк – своими небоскребами. Казалось, что какой-нибудь из шкафов вот-вот упадет и погребет под собой или выскочит из-за этих нагромождений какое-то сказочное чудовище. Хорошо хоть глаза привыкли к темноте, а почти напротив окна висел фонарь, так что на предметы Чарген натыкалась… умеренно.

– Мы будем тут прятаться? – опешила Чара. – И что, вот это и твоя мокрая тряпка помогут?

Сразу за этим донесся приглушенный стенами и толстой дверью грохот и какие-то крики на местном языке.

– Посмотрим, – отмахнулся Шешель. Остановился у огромного платяного шкафа, открыл, сунул Чаре в руки свои ботинки. – Обувайся, пока я открою.

– Откроешь что?

Но отвечать следователь не стал, опустился перед шкафом на корточки и принялся там что-то щупать. Чарген тяжело вздохнула, но поставила обе пары обуви на пол и сделала, что велели. Благо носки она, когда разувалась, сунула внутрь ботинок, так что не осталась сейчас без них.

Открывал Стеван, как оказалось, самый настоящий тайный ход. Пол шкафа приподнялся, обнаруживая темный лаз.

– Давай вперед. Осторожно, там крутая лестница. Во всяком случае, меня предупреждали, что шею свернуть – раз плюнуть, а от этого «Щит» не спасет.

Пока Чара, уговаривая себя не паниковать, втискивалась ногами вперед в узкий лаз, тщательно следя, чтобы юбка ни за что не зацепилась и не порвалась, следователь обувался. На лестничной площадке продолжали громыхать, старик по-прежнему не подавал признаков жизни, а воспоминание о толщине двери немного грело – так просто ее не сломают.

Лестница оказалась действительно очень крутой, а темнота внизу – плотной, густой и сырой. Чарген спускалась в нее как в воду – медленно, с трудом, чувствуя, как холод обнимает тело, поднимаясь выше и выше. Когда голова скрылась в люке и остался только чуть более светлый прямоугольник наверху, Чара непроизвольно задержала дыхание. Сердце отчаянно заколотилось в горле, но оставалось только крепче стиснуть зубы. Не до страхов сейчас. Тем более она тут не одна, вон и Шешель шипит и ругается, втискиваясь в лаз, потом долго громыхает и шуршит там чем-то, а потом…

А потом темнота стала кромешной, и Чара изо всех сил вцепилась в край лестницы, зажмурилась и постаралась сосредоточиться на звуках, которые издавал следователь.

Он быстро спустился, опустился на корточки, тихо ругаясь себе под нос – наверное, завязывал ботинки. Повисшую после этого тишину нарушили странные тихие звуки – крак! крак! – и зажмуренных век коснулся теплый свет открытого огня. Чарген ощутила это настолько остро, отчетливо, как будто ее выпустили в солнечный день. Судорожно вдохнула – и только теперь поняла, что так и не дышала все это время. Засипела, закашлялась, заставила себя открыть глаза.

Подсвечивая зажигалкой, Шешель оглядывал небольшую и, казалось, совершенно пустую комнату без выхода.

– Ты чего? – спросил озадаченно.

– Темноты боюсь, – призналась нехотя.

– Ну… должны же они были когда-то начаться?

– Кто?

– Проблемы с тобой, – усмехнулся следователь, отвернулся к стене, а через мгновение часть ее со щелчком открылась. – Давай руку, чтоб не потеряться, и пойдем. Быстрее, зажигалки надолго не хватит, – предупредил он.

Последнее замечание подействовало лучше всех уговоров, и Чара ухватилась за предложенную ладонь.

– Как в приключенческой книжке, – заметила она, при виде открывшегося выхода и огня заметно повеселевшая. – Тайные ходы, подземелья… Тут где-то должен быть скелет в цепях.

– Обычный подвал жилого дома, – отмахнулся Шешель. – А тайные ходы… В его деле без этого никак, должен быть какой-то путь отступления.

– А у этого старика не возникнет проблем? Имею в виду, из-за нашего появления и побега.

– Тебе бы лучше о своих проблемах подумать, – проворчал он и перехватил ее за запястье – то самое, мокрое, на котором под слоем ваты оставался браслет.

– А все-таки?

– Он сдает комнату на ночь или на час. Ничего не знает, – пояснил все-таки Стеван и предостерег от дальнейших вопросов: – Молчи, выходим.

Теплое сырое подземелье, по которому тянулись трубы разных размеров и в стенах которого то и дело попадались железные двери непонятного назначения, закончилось еще одной точно такой же, незапертой. Несмотря на затрапезный вид, она даже не скрипнула, когда Шешель потянул за ручку. Снаружи нашлась лестница – вполне надежная, каменная, ведущая на свежий воздух.

Огонек зажигалки погас, но это уже не тревожило: на улице было всяко светлее, чем в подвале, а еще на открытом пространстве Чару не пугала даже кромешная темнота.

Следователь выходил очень медленно. Сначала немного поднялся по лестнице, очень внимательно вгляделся в окружающее пространство и только потом потянул спутницу дальше, пошел быстрым решительным шагом. Чарген поминутно запиналась и никак не могла приноровиться к тяжелым ботинкам, но спешила изо всех сил и только тихо-тихо ругалась себе под нос.

– Куда мы сейчас?

– Нужна машина, – бросил Шешель. – Нужно убираться поскорее.

– Из-за поиска?

– В том числе.

– А почему мы не поехали в воздушный порт сразу, еще вчера? – спросила Чара.

– Не было подходящих дирижаблей.

– А какие нам подходят?

– Те, где надежные знакомые капитаны, или те, куда никто не рискнет сунуться, – пояснил Шешель.

– А такие бывают?!

– Редко. Дипломатические. Но их в ближайшую неделю не предвидится, зато во второй половине дня – проверенный почтовый. Попробуем спрятаться в порту, там много артефактов, поводку создадут помехи. Если он, конечно, есть и дело действительно в нем.

– А как еще нас могли вычислить?

– Могли вычислить не нас, могли следить за квартирой. Это даже больше подходит, слишком долго они думали и собирались штурмовать. Пока пытались выяснить, кто пришел, пока приняли решение… За браслетом приехали бы сразу, а это похоже на обычную операцию стражи.

Чарген открыла рот, чтобы спросить, чем подобное обернется для старика-хозяина, но, подумав, закрыла. Господин Сыщик все-таки прав: им сейчас точно не до сложностей этого человека, который, надо думать, прекрасно знал, на что шел. Да и помочь ему они не смогут, не в том положении.

Они успели миновать соседний дом. До широкой центральной улицы, где можно было поймать такси, оставалось минут пять, когда дорогу заступила пара темных фигур. Ближайший фонарь находился у них за спиной, поэтому лиц не было видно, но зато явственно читалось наличие в руках оружия.

– Госпожа Ралевич, вас хотят видеть, – на неплохом ольбадском заговорил один из мужчин. – Не советую глупить. Мы уважаем клан Лиссота и не хотим ссориться, речь о делах между нашим кланом и мертвым ольбадцем, – обратился он уже явно к Шешелю.

Тот обернулся через плечо. Последовав примеру, Чара обнаружила еще троих типов с оружием. Напомнила себе о браслете, но все равно нервно подалась ближе к Стевану.

– Не могу отказать, когда так вежливо просят, – с непонятной интонацией сказал следователь. – Почему бы не поговорить с хорошим человеком?

– Как раз ваше присутствие совсем необязательно, – возразил незнакомец, явно старший в этом отряде.

– Моя любимая женщина пережила большую трагедию, я не могу бросить ее в такой момент, – заверил следователь и приобнял спутницу за талию. – Верно, дорогая?

– Разумеется! – включилась та, с готовностью придвинулась к Шешелю еще, прижалась к его груди. – Я никуда не поеду одна! Мне… Мне так страшно! После всего, что случилось, и Павле…

– Следуйте за мной. – Старший, очевидно, решил, что спорить в этой ситуации себе дороже, и зашагал вдоль улицы.

– Что будем делать? – напряженным шепотом спросила Чара.

– Разговаривать, раз предлагают. – Шешель, снова перехватив ее за руку, двинулся за главным.

Чарген опять обернулась через плечо, на следующих за ними на некотором расстоянии мужчин, и молча стиснула зубы. Идти с этими типами никуда не хотелось, но выбора, похоже, не осталось. Если бы был другой выход, следователь наверняка им бы воспользовался, а здесь… Чаре приходил в голову единственный альтернативный вариант – драка, но риск был слишком велик. Да, ее защитит артефакт, но в нее, наверное, и стрелять не станут, если она нужна живой!

И даже этот единственный вариант Чарген отбросила почти сразу. Становиться причиной смерти господина Сыщика совсем не хотелось, да и… Если его не станет, как ей попасть домой? У нее-то знакомых капитанов дирижаблей нет! Так что тут дело не только в совести, но и в практичности, а если эти два увесистых камня на одной чаше весов, опасения их вряд ли перетянут.

Машина – длинная, черная – ждала за углом, водитель скучал за рулем. Старший в шайке открыл заднюю дверцу, пропуская гостей вперед.

Внутри оказалось очень просторно. Сиденья располагались по кругу, образуя единый диван, прерывавшийся только дверью. Шешель потянул Чару в дальний угол сразу за водителем, следом по одному нырнули громилы. Хлопнула передняя дверь – туда тоже кто-то сел. В просторном салоне стало тесновато, и, хотя никто не пытался сесть рядом с пассажирами, Чарген все равно придвинулась поближе к спутнику.

Тот или понял намек, или сам проявил инициативу, но сообщницу обнял и покрепче прижал к себе. Чара опять охотно прильнула к его груди, как и положено испуганной наивной девочке. Хотя вот именно сейчас требования маски и собственные желания друг другу не противоречили.

Чарген будто невзначай провела ладонью по груди Стевана под пиджаком, скользнув рукой на плечо, удовлетворяя любопытство. Конечно, стоило бы осмотреть повнимательней и без рубашки, но она все же окончательно склонилась к версии, что следователь именно жилистый, а не тощий: мышцы на костях явно присутствовали, это ощущалось. Имела она как-то дело с по-настоящему тощим типом, и внешне это было похоже, но тактильные ощущения отличались радикально. Взглянуть бы на него без одежды!..

Чара сама себя отругала за неуместные мысли и стремления и сама же себе логично возразила, что они, может, доживают последние минуты, что же теперь, не воспользоваться случаем? Тем более Шешель сам заявил этому типу, что они любовники, это еще и для дела полезно.

– Мне все интереснее, чему же там учат, в этих ваших пансионах, – интимно прошептал ей на ухо Стеван и поцеловал в висок – вроде как утешил.

Очень хотелось ответить, но Чара не стала. Вряд ли у нее получилось бы так же незаметно, а зачем привлекать внимание окружающих странными разговорами? Вместо этого она немного съехала вниз по сиденью и пристроила голову на твердом плече следователя, обняла его поудобнее – за талию, под пиджаком. Папки с документами там не оказалось – наверное, спрятал за спину.

Потом, неожиданно даже для себя, дотянулась губами до заманчиво близкой шеи и слегка прихватила тонкую кожу над воротником рубашки. Обнимавшая ее рука чуть сильнее напряглась, прижав крепче, и Чара спрятала довольную улыбку. А у господина Сыщика, оказывается, чувствительная шея. Интересно…

Чарген рассеянно подумала, что, пожалуй, стоит его соблазнить. И загадала обязательно попробовать, если они все-таки переживут это приключение. Он же ей давно нравится, кажется привлекательным, так почему не позволить себе немного вольности? Конечно, очень сложно на глаз определить, насколько мужчина хороший любовник, но чувствительную шею Чара считала хорошим признаком.

Ну а что? Она ведь ничего не теряет. В худшем случае просто удовлетворит любопытство, в лучшем – еще и удовольствие получит, очень кстати после Ралевича-то. Вот у него шея была ужасной: толстой, оплывшей и равнодушной.

Конечно, вместо всех этих посторонних рассуждений стоило бы подумать о деле. Прикинуть линию поведения при встрече с хозяином этих громил, сосредоточиться, постараться вспомнить все, что она знала о покойном муже. Вот только Чарген слишком устала и слишком отчетливо понимала, что проку от таких рассуждений не будет совершенно. Она понятия не имела, что нужно от нее главе одного из местных кланов или его ближайшему соратнику. Вроде не похоже, что он знал об артефакте, иначе подручный говорил бы о другом. Или глава знал, как все обстоит, а мелкой шушере такие подробности не сообщают?