Текст книги "Путь к себе. Разговоры с психотерапевтом"

Глава 6. Без выхода

Безвыходным мы называем только то положение, выход из которого нам не нравится.

С. Е. Лец

Утренние лучи восходящего солнца освещали небольшую квартиру в центре города, пробиваясь сквозь грубое дерево, из которого были сделаны жалюзи. Джил неторопливо осмотрела свои апартаменты. Квартира-студия с идеально белыми стенами и кухонным гарнитуром. Ей всегда нравился этот цвет, такой чистый и приятный для глаз, особенно утром, когда солнце наполняло всю эту белизну особой теплотой. Пожалуй, единственным минусом была пыль, прекрасно обнаруживающая себя на белой поверхности, и, как бы сильно она ни старалась избавляться от нее, пыль, словно непрошеный гость, всегда возвращалась. Сегодняшний день не обещал Джил, по крайней мере она так думала, чего-то прекрасного и волнительного. Впереди ее ждала нелюбимая работа и одинокий вечер. Неторопливо собирая себя, она все же попыталась создать настроение, надела любимое черное платье, даже сделала макияж, чем обычно пренебрегала. Заваривая кофе в маленькой турке, она включила свою любимую музыку, немного пританцовывая и подпевая на припеве, Джил старательно, но не без легкости представляла себя беззаботной героиней какого-то немудреного фильма, где было много любви и доброты, а также великой женской энергии. В этой безобидной фантазии было именно то, чего так не хватало ей в реальном мире, – гармония. Кстати, ее любимая песня Joanna Pacitti – Watch me shine, стала негласным гимном, она включала ее каждый раз, когда требовалось пробудить внутреннюю мотивацию, то есть каждое утро. Завтракать Джил не любила, хотя, прибывая обычно на работу к 09:00, уже умирала от голода, поэтому ей пришлось всё-таки приучить себя съедать хотя бы что-то перед выходом на работу. А теперь немного о работе, Джил было двадцать семь лет, и она работала социальным работником в одной некоммерческой организации, и, если поначалу работа доставляла ей массу положительных эмоций, с годами ей стало все тяжелее ловить этот драйв, который сменило зыбкое болото рутинности рабочего процесса. Может сама работа и не была рутиной, но, как мы знаем, корабль поплывет именно так, как мы его назовем, и этот корабль Джил стремительно шел ко дну. Поэтому сейчас она продумывала пути отступления и активно думала о том, чтобы найти новую работу, вот только, все никак не могла начать искать. К сожалению, на этом жизненном этапе поддержки у нее было не так много. Ее парень, Бил, не одобрял внутренние порывы своей девушки, и со временем Джил вообще перестала рассказывать ему что-либо о своих планах. В мечтах она хотела организовать Центр социальной помощи для женщин, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Ее всегда волновала эта тема. К несчастью, все государственные Центры социальной помощи были довольно ограничены в своих ресурсах. Она хорошо изучила этот вопрос. Если, предположим, женщина в ночи сбежит от абьюзера, кроме друзей и родственников, ей некуда будет пойти. Ведь для того чтобы попасть во временное убежище типа социальных центров, ей нужно собрать кучу бумаг, пройти медицинское обследование, заплатить госпошлину и, хотя сама помощь на выходе будет очень хорошая, непросто выполнить все вышеуказанные действия, учитывая, что занимает этот процесс приличное количество времени. Сначала необходимо ждать, пока рассмотрят твою кандидатуру, а потом снова ждать, пока соберешь все бумаги. Согласитесь, когда убегаешь в ночи, нужно надежное укрытие, безопасное место, и Джил хотела организовать такое прибежище для нуждающихся, чтобы без лишней мороки человек мог провести хотя бы три ночи, приходя в себя и разрабатывая план дальнейших действий. Она мечтала подключить к работе психологов, организовывать семинары, тренинги и активно рекламироваться. Безусловно, в городе должны были быть такие места, но либо их очень плохо рекламируют, либо их вовсе нет. В любом случае, если побег запланирован, у человека есть время рассматривать варианты, обратиться за помощью, подготовить документы, а если этого времени нет? Если все происходит так быстро, что все, что ты успеваешь сделать, – это взять себя, документы, пару вещей, и все. К слову говоря, по статистике, женщина сбегает не одна, а, как довольно часто бывает, с детьми. Помимо стресса, вызванного витальным страхом, находясь в отношениях с абьюзером, женщина может сбежать от тирана, не взяв ничего полезного. И куда ей идти? Для таких случаев и нужен такой центр, как придумала Джил. Единственное, что ее останавливало, – отсутствие денег на реализацию проекта, и, что уж там, все ее идеи были лишь призрачными прорисовками, не имеющими ничего общего с реальностью, по крайней мере, до тех пор, пока она не начала составлять конкретный план действий, план проекта, но Джил медлила. Отчего же? В глубине души она отдавала себе отчет в том, что сама не потянет, ей определенно не помешала бы помощь квалифицированных в этом вопросе людей, начиная с юристов, психологов, людей, уже организовывавших работу похожих центров. На сегодняшний день ее мечта все еще пылилась в папке «Мечты», которую от реализации отделял всего один важный шаг – действия. И пока Джил старательно воображала иллюзорные картины своей якобы «волшебной» жизни, включая любимые песни по утрам и просматривая тупые сериалы, всячески отрицая неприглядную правду ее жизни, настырная и честная реальность сбивала ее с ног, заставляя обращать на себя внимание, и мысли о смене работы были лишь первым звоночком.

На выходе из парадной теплое тело Джил ударил резвый, прохладный ветер, смиренно приняв этот удар, она направилась к остановке. Всегда в одно и то же время, немного раньше, чем нужно, она выходила из дома, чтобы успеть сесть в утренний автобус, еще не заполненный другими работягами, а значит, шанс сесть, что предполагало возможность подремать, у нее был. Дорога до работы занимала сорок минут, путь лежал через часть города, украшенную парками и лесами, каждый раз, проезжая мимо, ей хотелось сбежать от обязанностей, от рутины и просто пойти гулять. Вот и сегодня, в определенный момент поймав эту мысль за хвост, Джил поняла, что совсем не хочет выходить на работу. И дело не в погоде или дурном настроении, дело в том, что она перестала быть ей нужна, вернее, нужна она была только по одной причине – заработок, и это все, чем она могла похвастаться. Джил вдруг показалось, что она сама непроизвольно наделяла работу выдуманными плюсами, хотя, возможно, плюсы-то и были, но иной раз, когда концентрируешься на минусах, и плюсы перестают представлять собою позитивный компонент пазла, в итоге все покрывает мраком, как грозовой тучей, внезапной и всепоглощающей. И единственный выход, который она рисовала себе, – уйти, вот только сказать проще, чем сделать. Пейзажи перед ее взором резко сменялись, но, словно пребывая в трансе, она была слепа к этому, ко всему, что ее окружает, к происходящему вовне. Сейчас она сосредоточилась на том, чтобы понять, решаться ли уходить в никуда, покидая привычную работу, или продолжать встречать каждое утро своей жизни размышлениями о том, что, может быть, уже хватит себя мучить? И тем не менее продолжать играть в эту безжалостную игру.

– В конечном счете я еще молода, есть накопления, и… – тревожные мысли резко прорывались, устраивая в разуме балаган. Безудержный страх остаться без копейки в кармане, без работы, терзал ее сердце, рвал на куски. Справедливости ради, ровно так же ее терзал страх прожить жизнь впустую, не следуя за своим сердцем, своими желаниями. Ее бросало из стороны в сторону, страх осуждения набирал обороты, разыгрывая внутри головы строгий родительский монолог, упрекающий всякую безрассудную попытку к изменениям.

Может быть, стоит обсудить этот вопрос с психотерапевтом? – задумалась она. – В любом случае ему следует знать, что, возможно, скоро, я не смогу оплачивать сеансы, – с иронией подметила для себя Джил. – Самюэль Роуз, – подумала она, – я же совсем забыла обдумать ваше предложение.

Джил внезапно выскочила из автобуса, и свежий аромат лесных богатств отрезвил ее огненный от внутренних противоречий разум. Она уже приняла решение, выход из автобуса и был решением. Смех медленно наполнял ее хрупкое тело изнутри своим светом.

– И это все? – подумала она, наконец-то ощутив неподдельную легкость.

 
Где ты?
 
 
Оглянись,
Где ты?
И посмотри,
Именно там,
Куда так хотел прийти?
 
 
Если нет,
Придется выбирать,
Решить
Что-то менять
Или забросить себя,
Мечты.
 
 
Где ты?
Безобидный вопрос,
Но нащупай ответ
В глубине души,
И почувствуй, есть ли хоть что-то,
Что под силу еще изменить?
 
 
Где ты?
Через сорок лет
Ответ будет просто реальностью,
Фактом,
Тем, что уже не перекроить,
Время бескомпромиссно,
Всегда беспощадно.
 
 
Будь готов
Заглянуть в себя
И столкнуться с реальностью,
Через время
Все шаги твои
Сольются в единое осознание:
Где я?
Там, куда сам себя привел
И решил, что так будет правильно.
 

6.1. История Джил

Джил воспитывалась тревожно-амбивалентной матерью, поведение которой было чертовски непредсказуемым. То она была невероятно ласковой и заботливой, как самый добрый человек в ее жизни, то внезапно становилась холодной и черствой, как абсолютно случайный, незнакомый человек. Все детство Джил пыталась угадать, от чего это зависит? И как бы сильно она ни пыталась удержать заботливую версию мамы своим идеальным поведением, покорностью, черствость неизбежно возвращалась, выбивая почву из-под ног маленькой девочки. Следует отметить, что такое поведение не имело никакой связи с поведением Джил, но, будучи маленькой, она этого не понимала. Таким образом, ей было нелегко адаптироваться к нестабильной маме, ведь трудно всегда быть неугодливой, трудно чувствовать себя не такой, как надо. Зато отец, Мартин, всегда представлялся Джил вполне справедливым и мудрым человеком и, в отличие от мамы, поддерживал ее, активно демонстрируя свою заботу и любовь. Папа Джил был сильным, волевым мужчиной, который совмещал две работы, он работал строителем и изредка подрабатывал в такси, чтобы его девочкам не в чем было нуждаться. Мартин страстно любил маму Джил и всегда старался потакать ее желаниям, вот только холодность жены по отношению к дочери не замечал или был слеп к тому, что видел, интерпретируя информацию в искаженном виде. В результате у Джил сформировалась склонность к гиперболизации своих эмоций, поскольку это был единственный возможный путь, чтобы получить какую никакую, но, во всяком случае, предсказуемую реакцию от мамы.

Когда ей исполнилось восемнадцать лет, мама заявила, что они с отцом больше не смогут ее обеспечивать, и «вежливо» попросила съехать. Это не было неожиданностью, но все же ударило ее. К счастью, на тот момент ей было куда пойти, но учебу, пришлось отложить из-за недостатка средств, вследствие отказа родителей помогать, в итоге она потеряла два года и поступила в университет только к двадцати годам. Джил снимала комнату вместе с подругой, и последний год студенческой жизни, даже спустя три года, она всегда вспоминала с особой теплотой. Этот период отпечатался в ней воспоминаниями о первой, сильной влюбленности, даже любви, раны от утраты которой продолжали жить в ней еще долгое время. Через полтора года, после окончания университета, Джил познакомилась с Билом, подающим надежды молодым юристом, и их роман развивался довольно стремительно, уже через три месяца отношений Бил сделал ей предложение и они съехались, правда, до свадьбы так дело и не дошло. Время не то, всегда не подходящее время для свадьбы, завал на работе, командировки, пандемия, адаптация к жизни после пандемии, у Била на все был готов разумный ответ, прикрывающий отсутствие стремления к подобного рода ответственности. Бил, рыжеволосый мужчина, атлетического телосложения и высокого роста, с карими глазами и бородой, скрывающей подбородок причудливой формы. Он был помешан на спорте и своей работе, а также на Джил, он искренне считал себя однолюбом, поэтому периодические измены расценивал как своего рода отпуск, отпуск от рутинных отношений. Такая трактовка позволяла ему подавлять чувство вины и спокойно продолжать отношения, которые когда-либо, по его мнению, все-таки приведут к браку. Ведь по всем его параметрам Джил подходила. Единственный минус, кроме измен, про которые она не знала, заключался в том, что Джил старательно игнорировала очевидное пристрастие Била к алкоголю. Каждые выходные он выпивал, без пропуска, и, иллюзорно стараясь уберечь его, Джил незаметно для себя стала выпивать вместе с ним. «Чтобы ему меньше досталось», – успокаивала она себя и постепенно перешла черту, свою грань. Утро каждого понедельника стало начинаться с головной боли и противного вкуса во рту, с сожалений. В редкие моменты, когда она выпивала вместе с Билом, ей казалось, что они действительно счастливы, но со временем заметила, что кроме совместного употребления алкоголя они практически не проводят время вместе, их ничего не связывало. Они не ходили в кино, на прогулки, свидания, неделю порознь из-за работы, а при каждой встрече бутылка спиртного, и этому не видно конца и края. Все смешалось и напоминало кошмарный сон.

Джил старалась побудить Била к выходу из этого пропуска жизни, но терпела поражение всякий раз, когда только пыталась высказать свое мнение. Следует отметить, что Джил с сильной болезненностью воспринимала разрывы, что не удивительно, учитывая тревожно-амбивалентный стиль привязанности (Дж. Боулби), созданный ее собственной матерью. Даже на уровне воображения, всего на минуту позволяя себе представить предстоящий разрыв с Билом, она испытывала тяжелейший удар дискомфортной тревоги, страх отвержения начинал транслировать все самые пугающие перспективы развития событий, если она останется одна, и этот страх удерживал ее от всяких, даже малейших изменений. Но рано или поздно ломкую конструкцию все-таки сшибает ветер. Этим ветром была сестра Джил, Марго. Они виделись нечасто, но созванивались каждый день. Марго была для нее самым близким человеком в жизни, они не просто вместе росли, они практически не расставались по собственному выбору. Марго была младшей сестрой, но психологически она всегда играла роль старшей, оберегая Джил, поддерживая ее и помогая примиряться с внутренними демонами. В новогодние праздники, которые они провели вместе, Марго с ужасом отметила слишком сильное пристрастие сестры к алкоголю. Марго же практически не пила, нет, она не была противником алкоголя, но ей было тяжело представить, каким образом человек может выпивать столько алкоголя без остановки, два, а то и три-четыре дня подряд, практически не просыхая. В рождество, 7 января, Марго выждала, пока сестра будет в трезвом разуме, и набралась сил, чтобы поговорить с Джил.

– Джи, ты же знаешь, что я люблю тебя, ведь так? – мягко начала она.

– Хорошая моя, и я тебя очень люблю, ты же знаешь!

– Да, знаю, но я хочу поговорить с тобой и думаю, тебе это не понравится.

– О, если ты про Била, клянусь, я говорила ему насчет свадьбы, но он опять отфутболил меня, делает из меня навязчивую девушку, а это…

– Нечестно, милая, я знаю, но сейчас я не это хотела сказать.

– Так что же тогда?

– Меня беспокоит твое пристрастие к алкоголю.

– Мое? Да о чем ты вообще, ты видела, как пьет Бил? На его фоне я просто образец трезвости. Мне двадцать семь лет, я взрослая женщина, успокойся, ладно?

– Милая, с тобою позволь мне говорить о тебе, а не о Биле, я же твоя сестра.

– Но Бил… – настойчиво продолжала Джил.

– Бил много пьет, это я поняла, но ты, ты понаблюдай за собой, на этих праздниках я, наверное, впервые вижу тебя трезвой только сегодня, не считая новогодней ночи.

– Ты накручиваешь, мы славно отдохнули, и я не вижу в этом ничего ужасного, все пьют, – теряя терпение, настаивала Джил.

– Хорошо, скажи, а за неделю до Нового года, когда ты пропустила работу, ты тоже так отдыхала?

– Я приболела.

– Дай угадаю, похмелье?

– Ты сейчас неправа, я твоя сестра, не надо так со мной разговаривать! – начиная повышать голос, стала огрызаться Джил.

– На что ты злишься, если я просто обращаю внимание на факты.

– Ты ошибаешься, у меня нет никаких проблем, это все, что ты хотела обсудить?

– Я очень переживаю за тебя, и, послушай, только не злись, я нашла одного специалиста, думаю, он поможет тебе. Его порекомендовала моя коллега, психотерапевта зовут Самюэль Роуз.

– Кого, кого? Ты что? – с недоумением говорила Джил, я сама справлюсь, оставь ты меня в покое.

– Послушай, я сейчас уезжаю и не знаю, как ты закончишь свой вечер, но, надеюсь, завтра с утра еще раз обдумаешь мое предложение. – Марго поцеловала Джил в лоб и обняла. – Вечером напишу тебе! Бил, я поехала.

– А как же ужин? – послышался из дальней комнаты голос Била.

– Благодарю, но мне правда пора, – она еще раз обняла сестру и захлопнула за собою дверь.

Ошарашенная предложением сестры, Джил не решалась войти в комнату к Билу еще минуты две.

– Я не алкоголичка, – с явным рвением парировала она сама себе, словно признать наличие проблемы было равносильно удару под дых.

Успокоившись, она вышла к Билу, который смотрел телевизор и явно ожидал уже начала трапезы.

– Ты знаешь, Марго могла бы и остаться на ужин, доставка уже почти приехала.

– У нее еще есть дела в городе, – опечаленно произнесла Джил.

– Ну, тогда будем вдвоем.

– Ты на мне никогда не женишься, ведь так?

– Вот тебе на, не надоело еще пилить меня? – без желания, еле поворачивая голову от экрана телевизора, параллельно почесывая затылок, пассивно-агрессивно ответил Бил.

– Пилить? Бил, ты сделал мне предложение уже давно и, получается, сейчас каждым своим действием сбрасываешь эту ответственность, это нечестно, я выгляжу навязчивой дурой!

– Может быть, потому что ты и ведешь себя так! – прозвучал небрежно брошенный ответ.

– Вау, ты и правда так считаешь? Знаешь, с меня хватит! – сбивая туфли о паркет, быстрым шагом она направилась к выходу, схватила пальто и без оглядки выбежала на улицу.

Пока она спускалась по лестнице, в ее воображении представлялась до жути романтичная картина, как она, вот уже запрыгивая в такси, слышит свое имя. Бил бежит за ней и орет во весь голос: – Я тебя люблю, прости мне мою трусость, я мечтаю видеть тебя своею женой, – и вот спустя секунду их губы уже сливаются в страстном поцелуе, пока растрепанные волосы и одежду укрывают хлопья белого снегопада. Они смеются и улыбаются, а наутро Джил радостно звонит Марго, чтобы поделиться романтичной историей. Но, к несчастью, это была лишь ее фантазия, без претензии на истину, Бил не то чтобы не побежал, он даже не пошел за ней. И, замерзая возле парадной, промерзшими от холода пальцами она пыталась набрать такси, чтобы уехать к себе домой, в свою маленькую студию. Заливаясь слезами, она все еще ждала его, но никто так и не появился. Разбитая этими событиями, она ехала в такси и перебирала все произошедшее по деталям, словно ее воспоминания были на раскадровке. Особенно сильно ее тревожила мысль, что это ее слова стали причиной ссоры, которой могло бы и не быть, если бы она смолчала. Ей было больно, вот так внезапно столкнуться со своим кошмаром – всепоглощающим чувством одиночества.

Вернувшись домой, даже не снимая грязные туфли, она кинулась к холодильнику и, пренебрегая бокалом, начала пить вино прямо из горлышка. Незаметно для себя она приговорила всю бутылку. В голове все смешалось, мысли перепутались, ей было жалко себя и жалко разрушать их отношения, ясность ушла, Джил заснула прямо на кухне, возле окна, пытаясь увидеть звезды в городском небе, наполненном светом ворующих их сияние уличных фонарей.

Глава 7. История Филиппа

Имей мужество следовать за своим сердцем.

А вы часто смотрите на звезды?

Когда Филипп был еще ребенком, он очень много времени проводил за городом, в гостях у бабушки и дедушки. Родители всячески старались оберегать его от шумного, заполненного выхлопными газами города и поэтому укрывали в месте, где природа была естественно живой и прекрасной. В месте, где расстилались бескрайние поля, летом засеянные пшеницей и полевыми цветами, где голос ветра звучал в каждом колыхании насыщенно зеленой листвы могучих деревьев, где танцевали солнечные лучи на прозрачно-зеркальной глади озерной воды. Там оглушающая тишина просторов не сбивала с толку, а словно приглашала к размышлениям, к гармонии и спокойствию. По ночам Филипп любил забираться на крышу машины деда и проваливаться в бесконечно прекрасное звездное небо. Он не знал названия созвездий, не знал, как они выглядят, но был уверен: в созерцании столь прекрасного слова не нужны. Бывало, выйдет из дома, поднимет голову, а звезд не счесть, в такие моменты он давал себе паузу, переводил дыхание, а потом резким движением снова задирал голову, а звезд становилось еще больше, словно, их кто-то, невидимый взору, включал, как маленькие лампочки, и вот минут через десять их становилось так много, что буквально кружилась голова. Взглядом проваливаясь в млечное сияние бесконечной вечности, пока тело окутывала непроглядная тьма, он ощущал, как растворяется в мире, будто становился частью целого, невообразимо прекрасной вселенной. Мама научила маленького Филиппа загадывать желание на падающую звезду, но их было так трудно заметить, что он придумал свою тактику по исполнению желаний. Будучи ребенком, он просто без перерыва повторял свое желание про себя, внимательно рассматривая карту звездного неба, ну и иногда шепотом проговаривая вслух, чтобы звезды услышали о его желании, чтобы оно точно сбылось. На протяжении многих лет он приезжал туда, где сердце радовалось жизни, отдыхая от городской суеты. В компании бабушки и дедушки ему не было скучно, он старался брать максимум из того, что у него было, и преуспевал в этом. Эти теплые воспоминания из детства остались его безопасным местом, куда он старался ментально вернуться каждый раз, когда жизнь давала пощечину, но вот в саму деревню после смерти бабушки и дедушки больше не приезжал, опасаясь боли, что ему, казалось, непременно обрушится на него под гнетом воспоминаний. На протяжении многих лет Филипп сохранял мечтательность. Тот добрый вид мечтательности, что не отрывает от реальности, но позволяет ставить цели, помогал ему не отчаиваться в моменты, когда окружающий мир говорил, свое суровое НЕТ.

В девятнадцать лет Филипп решил бросить университет и стать писателем, но родители отговорили его от этой затеи, тем не менее мечта не угасла, он, параллельно основной учебе, поступил на филологический факультет, страстно желая изучать что-то, что было интересно ему самому, а не его родителям. В двадцать два года он написал свою первую книгу, детектив под названием «Гром», в котором рассказывал о жизненном пути художника, подвергнувшегося тюремному заключению за ложное обвинение в убийстве своей любимой женщины. И хотя сам он был в восторге от своего произведения, издательства раз за разом присылали отказ, уверяя его в бесперспективности данного произведения. Но Филипп был не из тех, кто сдавался, внутри него, несмотря на всеобщее непризнание, теплилась надежда. К двадцати восьми годам он закончил писать вторую часть книги и продолжал обивать пороги всех издательств страны. Он так сильно верил в свое творение, что никак не мог позволить себе сдаться и, даже не имея успеха, продолжал верить. Его очень поддерживали родители, друзья, и наконец-то к двадцати девяти годам на него обратил внимание владелец крупнейшего издательства в городе, вернее, не сам владелец, а его секретарша, она наткнулась на его книгу в маленьком магазинчике на окраине города, где Филипп договорился с владельцем разместить несколько экземпляров своих трудов. Случайное стечение обстоятельств открыло ему доступ к заветной мечте. Так Филипп стал популярным писателем, его книги продавались в каждом магазине города, вместе с тем все это налагало на него новый уровень ответственности. Когда эйфория прошла, он стал физически ощущать, как медленно его связывают обязательства перед читателями, издательством, нужны были новые книги, идеи, но он не знал, что писать. Так всегда бывает с молодыми писателями. Первая книга, как первая любовь, все происходит легко, как бы само собой, ты просто делаешь то, что любишь, пишешь и пишешь, не замечая орфографических ошибок, не замечая вообще ничего. В такие моменты весь остальной мир словно перестает существовать и сам ты становишься частью того, что делаешь, словно сливаешься в едином танце со своим творением. Это настоящий, творческий оргазм. Везет тем писателям, что создают трилогии, они продолжают уже начатую историю, и это волшебно, но этот путь подходит далеко не всем. Закончив вторую часть своей книги, Филипп обнаружил пустоту, добившись желаемого, он не знал, что еще может предложить миру, о чем ему рассказывать, какую историю создать, чтобы завлечь привередливого читателя? Как быть, когда на самом пике твоей успешности поджидает творческий кризис? Конечно, его, и, следует отметить, не раз, посещали идеи о том, чтобы развить сюжетную линию своей истории, но это было бы бесполезным высасыванием информации из пальца, не предрекающим успеха. История «Грома» закончилась с последней страницей второй книги, надо было идти дальше. Вот только открытым оставался вопрос: куда идти?

По воскресеньям он старался выбираться в город, на концерты и выставки. Особенный интерес для него представляло творчество маринистов и звучание скрипки. Дэн старался всегда составлять ему компанию, но в это воскресенье не смог, и Филипп отправился один. Медленным, неторопливым шагом он обходил улочки родного города, грея лицо в лучах весеннего солнца. Время, проведенное с самим собой, никогда не казалось ему одиноким, поскольку именно в такие минуты он обращал внимание на себя, на свои ощущения и мысли, на то, каково это – быть им, таким, какой он есть, с этой самой музыкой в наушниках Florian Christl (немецкий композитор), с этими самыми словами на устах. Он пытался хотя бы ненадолго вспомнить каково это – творить, каково это – быть вдохновленным музой. Писатель, лишенный творческого вдохновения, – все равно что наркоман без наркотиков, эта утрата возможности творить сравнима с ломкой, вот только истинное вдохновение не вдохнуть химическими веществами, да и Филипп не был сторонником такого подхода. Конечно, в семнадцать лет он представлял, как будет творить, попивая виски, как все великие писатели, но пить он не любил, так что этот маленький пункт творческого процесса пришлось исключить из его списка «обязательные атрибуты писателя».

Он сменял одну улицу на другую, восторженно рассматривая архитектурные строения города, прежде чем решил остановиться, чтобы отдохнуть. Его излюбленным местом был сам город. Во время таких прогулок одиночество ощущалось только в одном месте: в ресторанах и кафе, поэтому, избегая подобных мест, Филипп остановился возле кофейни, чтобы взять себе кофе и продолжить прогулку. Правда, он рассчитывал еще на свежую булочку с маком, но их к этому часу уже раскупили, так что довольствоваться ему пришлось только кофе. Филипп попытался сделать первый глоток, но горячий кофе обжигал сухие от ветра губы, не давая насладиться напитком. Он решил свернуть на маленькую улочку к мосту, чтобы поменьше сталкиваться с прохожими. Пройдя пару шагов в сторону набережной, он повернул налево, чтобы пройти к нужному месту. Там всегда было спокойнее, чем на центральных, оживленных улочках города, и, пока его ботинки отбивали брусчатую мостовую города в такт музыкальным нотам, играющим в его наушниках, он отвлекся от всех забот и просто погрузился в настоящий момент. Правда, ненадолго. Остановившись прямо на мосту, разглядывая прохожих, местных и, вероятно, туристов, наблюдая за птицами, вдали он увидел знакомую походку. Филипп отлично запоминал особенности походки каждого человека, эта была не резкая, скорее, даже плавная, почти танцующая и такая живая. Это была Джил, Филипп буквально узнал ее издалека. Она неторопливо шла по параллельному мосту и, конечно же, не обладая такой способностью к наблюдательности, какая была у Филиппа, прошла мимо. Знала ли она, что он там, издалека наблюдает за ней? Конечно же, нет. Филипп стоял в стороне и просто смотрел, буквально на секунду его посетила мысль догнать ее, но рациональная сторона разума взяла вверх: что он ей скажет? Так что он просто стоял там и смотрел, ощущая медленное накатывание воспоминаний об ушедших днях.

– Ах, Джил, скверно, так все скверно вышло, – думал он про себя, не решаясь сдвинуться с места. – Хотя, что теперь-то сокрушаться, прошло почти два года, ушедшего не воротишь.

Радость от спонтанной прогулки быстро улетучилась, настойчиво пробуждая в нем сожаление.

Реальность заключалась в том, что однажды она ушла, оставив лишь одну записку с единственной фразой: «я так больше не могу», Джил забрала все свои вещи и растворилась, так, словно ее никогда и не было. Иногда, вспоминая ее, Филипп думал, не приснилась ли она ему, может, это просто плод его воображения? Не осталось ни фотографий, ни сообщений, не было абсолютно ничего, на что можно было бы опереться, чтобы не забывать, кроме самих воспоминаний. И вот внезапно, словно призрак, она всколыхнула в нем то, что он так старался забыть, заглушить, – боль утраты. Воспоминания о том ужасном утре, когда опустошающие, глубокие переживания пронзили его сердце, отрезвляли. Сознательный, по его мнению, но беспричинный и внезапный отказ от него пробуждал в нем раздражающую копоть злости, злости от бессилия и непонимания происходящего. Его никак не покидал вопрос «Почему?», но все его гипотезы не могли соревноваться за право истины, владел которою не он, а она. Женщина, сокрушившая его своим мимолетным решением, а может, и не мимолетным, в любом случае он этого так и не узнал. В следующий раз, – обещал он себе, – я получу от тебя все ответы.

Гордость билась с жаждой отмщения, ему претила мысль об унизительной попытке добиться правды, но и самовольно строить гипотезы он устал. Ему нужна была свобода, и он искренне верил, что какой бы ни была правда, узнай он ее, смог бы перевернуть эту чертову, пропитанную драматичностью страницу своей биографии и начать двигаться дальше.