Текст книги "Непреложность судьбы"

Глава 3

Последний год моей жизни перевернул всё вверх дном. Появление Агнессы – та точка, шагнув в которую, я уже не имею шанса говорить, что я несчастлив. Я счастлив с того самого дня, когда впервые увидел ее на каменном троне и решил во что бы то ни стало сделать всё возможное, чтобы иметь право называть ее моей. Это было не так просто, как я думал, но это того стоило.

Моя милая, наивная, добрая Агнесса. Как хорошо стало с ней. С ней даже мама расцвела ярче прежнего, а отец стал еще шире в плечах, или мне так кажется. Теперь он считает нужным заботиться о двух дамах, которые заполнили его сердце. Хотя изначально родители не совсем понимали, да и сейчас, наверно, не понимают, зачем я тогда, год назад, отказался от всех крупных рабочих проектов и уехал в неизвестном направлении из Москвы. Думали, новый заскок в поиске себя. Мама тогда часто звонила мне и деликатно интересовалась, как дела, чем я живу, чем занимаюсь, а я отвечал честно: «Работаю судьбой», но мама так и не поняла смысла этой фразы.

А теперь это всё неважно. Теперь в нашей семье есть Агнесса. Ласковая девочка, которая преданно любит меня и всё, что меня окружает. Которая жмурится от удовольствия каждый раз, когда я просто обнимаю ее. Она до сих пор на несколько мгновений перестает дышать, когда я целую ее в губы, и мне иногда страшно, что я могу причинить ей вред. Я не знаю, сохранится ли в ней этот трепет через двадцать лет, но он родился в ней в первую нашу ночь и не покидает до сих пор.

Первая близость с ней. Тогда, в новогоднюю ночь, обладание ею стало для меня открытием, или откровением, или воскрешением всего прекрасного, что я, казалось, утратил когда-то давно. Я понял, что такое таинство любви. Понял, что такое преклонение перед женским телом, понял, что любимая женщина – это богиня, которая способна создать рай на земле. Меня до сих пор поражает ее девственность, ведь у нее был какой-то парень до встречи со мной. Каким образом она смогла сохранить себя для меня? Неужели он не пытался воспользоваться ее наивностью и красотой? Я мог бы спросить ее об этом, но зачем? Я стал ее первым мужчиной, разве остальное имеет значение?

Она – мой дар, мое блаженство, моя отрада. Для меня она – мой мир, мой прекрасный, счастливый мир. Она подарила мне безраздельное счастье своей любовью, я вижу, что она и сама счастлива этим, но мне постоянно хочется делать для нее что-то. Я хочу радовать ее миллион раз в день, хочу носить ее на руках, заботиться о ней, делать ей подарки, говорить комплименты. Я готов из кожи вон вылезти, чтобы она продолжала считать меня самым лучшим.

Первое, что я ей подарил, это документы на дом. Дедушка даже сел, когда понял, что за бумаги я подал ей в руки, а Агнесс просто смотрела на меня круглыми глазами, и рот ее открылся от удивления. Она пыталась отказаться, но ведь я именно для нее и покупал этот дом. Она строила его для себя, просто не знала этого. Она закончила все внутренние и внешние работы с домом в июне, а в июле я решил устроить нам отпуск. Я думал, мы полетим вместе с дедушкой, но он отказался наотрез, сказал, что боится самолетов, что на поезде тоже не хочет, и что всё, что ему надо для счастья, это знать, что нам хорошо и ездить в лес на своем мотоцикле.

Я решаю снова отметить свой день рождения на той же памятной вилле в Абхазии, где всё началось. Еще никто в семье не знает эту волшебную историю, и я не знаю, когда открою им этот секрет. Возможно, на нашей с Агнесс свадьбе я расскажу всем, каких трудов мне стоило заполучить ее в жены.

Вообще эти полгода пролетели как один день. Или это я забыл весь мир в беспамятстве любви? Ведь только приехав с Агнесс в Абхазию и войдя в свою прежнюю спальню, я вспоминаю первую в своей жизни бессонную ночь. Как я думал об Агнесс Парусовой, как шептал ее имя в ночи, как мечтал владеть ею, как страсть сжигала меня. Следом за страстью меня душила ревность, ведь не может же такая красивая девушка быть одинокой! И мне хотелось встать и начать действовать в ту же секунду, но я понимал, что если поторопиться и допустить хоть одну ошибку, то всё может пойти наперекосяк.

– Рома! А это что, тот самый утес, о котором существует легенда? – с круглыми глазами спрашивает Агнесс, посмотрев в окно нашей комнаты.

– Да, ты тоже знаешь эту легенду? – скромно улыбаясь, спрашиваю я.

– Ну конечно! Я специально приезжала сюда из Гагры в том году, чтобы побывать в этом месте, и ведь там я загадала тебя, Рома!

– Серьезно? – удивляюсь я.

– Да!

Агнесса так волнуется, что не может стоять на месте, и она переступает с ноги на ногу, а затем подбегает ко мне и обнимает, а потом, подняв ко мне свои лучистые глаза, рассказывает:

– Нас привезли на автобусе и повели по тропе, и там был камень, но я сразу поняла, что он ненастоящий, почувствовала, что он какой-то без души совсем. Подделка. Поэтому решила прогуляться, пока все фотографируются, и представляешь! Я нашла неподалеку место, оно… Рома, оно было как тронный зал, и настоящее кресло, заросшее мхом в середине! И я села в него и смотрела на море, и больше всего на свете мне хотелось встретить свою любовь. Но я боялась, что настоящая любовь только в сказке, но в этом кресле я верила, что эта сказка, она сбудется! И я помню, у меня слезы сами полились из глаз, потому что я поверила, что я тебя встречу.

– Чудесная ты моя девочка. – Целую ее в висок и нежно прижимаю к себе. – Давай на днях сходим к твоему трону, мне теперь тоже хочется увидеть это место.

Внутри себя я вдруг понимаю, что кульминацией нашей истории должно стать именно это место. Я хочу прийти туда с ней, посадить ее на этот трон и там с ней обручиться. Вернее, сделать ей предложение руки и сердца, ее согласие очевидно, но я всё равно хочу придать этому моменту торжество. В принципе, мы уже муж и жена, просто еще не узаконили этот статус, но я же изначально решил, что хочу подарить этой девушке сказку, поэтому должен сделать всё так, как бывает у принцесс.

Не хочу откладывать это всё надолго, желание сотворить чудо разгорается в моем сердце и обжигает разум, мне нужно действовать.

– Агнесса, я сегодня уеду по делам, но думаю, это не займет много времени.

– Я хочу с тобой, – совсем по-детски восклицает она.

– Тебе будет скучно со мной, лучше отдохните с мамой на пляже. Ей очень нравится проводить с тобой время.

– А ты правда недолго?

– Конечно, нет.

– Хорошо, но я буду очень тебя ждать.

Она встает на цыпочки и целует мой подбородок. Мне нравится, что она умеет быстро переключаться. Она не обладает желанием настоять на своем, она принимает мою необходимость отлучиться в первый же день отпуска, не дуется и не ворчит. Она вообще никогда не спорит со мной. Не знаю, хорошо это или плохо. Вот и сейчас она просто открывает чемодан и начинает раскладывать на кровати купальники, которые мы вместе купили перед отпуском.

– Что выберет Ася? – тихонько говорит она.

Я смеюсь и выхожу из комнаты. Как же мне хочется, чтобы в ее жизни самым трудным выбором был выбор наряда, или ресторана, или украшений, или имен для наших детей. Как удивительно, что я, в общем и целом, повторил выбор своего отца и привел в нашу семью еще одно создание, сотканное из нежности. И как хорошо, что Агнесс не повторила выбор своей матери, потому что я, в отличие от ее отца, всегда буду с ней и никогда не позволю себе оставить наших детей.

Я беру машину и еду в Гагру, чтобы первым делом найти кольцо. На поиски кольца уходит несколько часов, и меня это злит. Я не хочу дарить Агнесс что-то банальное с огромным бриллиантом толще ее хрупкого пальца, я хочу что-то изящное и роскошное одновременно. Я обхожу магазин за магазином, но не вижу ничего, что притянуло бы мой взор своим великолепием. А ведь я хочу еще заказать оркестр, салют, пушки с конфетти, хочу, чтобы вокруг этого места создали волшебное освещение, которое подсветит трон, я хочу, чтобы туда доставили столик на двоих и чтобы мы с ней могли провести там ужин при свечах, но вдруг мой разум говорит: «Стоп. Ася бы это не выбрала!»

Какая глупость тащить туда оркестр и столик с кучей официантов, Агнесса только расстроится, что в этом священном для нее месте создали такое пышное шоу, ей совсем это не понравится. Не нужно музыки, музыка будет в сердце, не нужно салюта, ее глаза будут ярче любого салюта, не нужно конфетти, оно осквернит чистоту этого места.

Мне так приятно осознать, что я понимаю свою будущую жену, что внутри становится светло и спокойно. Возможно, это и помогает мне в следующем ювелирном магазине. Я вхожу и вижу прямо перед собой витрину с изумрудами. Зеленые, как ее глаза. Я подхожу ближе в поиске чего-то определенного и очень волнуюсь, потому что чувствую, что близок к цели. Крупные изумруды хороши, но они ей совсем не подходят: круглые, квадратные, каплевидные… всё не то. И вдруг мне на глаза попадается тонкое кольцо, будто травинка, переплетенная в колечко, а на ней росинки изумрудов. Я нашел то, что выбрала бы Ася. Больше не думая ни секунды, покупаю его. Не беру никаких футляров, подарочных мешочков, всё это лишняя мишура, которая нам не нужна. Кладу кольцо в карман и скорее еду домой.

Ася наверняка уже скучает по мне. Как и я по ней.

Дома уже вовсю готовятся к ужину, мама вспомнила свою любимую традицию ужинов на террасе, поэтому стол накрывают там. Агнесса с порозовевшим от палящего солнца телом встречает меня, завернутая в полотенце, в нашей спальне.

– Представляешь, я, видимо, утомилась после самолета и уснула на пляже, а мама не решилась меня будить, просто зонтик поставили надо мной, но я всё равно немного сгорела. Хорошо, что я уже знаю, что у меня в этом плане кожа беззащитна, и у меня есть лекарство. – Она смеется и достает тюбик с кремом от солнечных ожогов.

– Давай помогу. – Я забираю у нее крем, начинаю бережно наносить его на ее горячую кожу.

Агнесса с первого дня начала называть маму мамой. Это понравилось и мне, и маме, и папе. Мама уже знает, что у Агнесс нет родителей в нормальном понимании этого слова, поэтому они очень трепетно восприняли ее появление в нашей семье, и я вижу, как они стараются окружать ее любовью.

– У тебя кожа горячая, наверно, облезет всё, может, врача вызвать, чтобы посмотрел?

– Не надо, – отмахивается Ася, – она только пару дней поболит, и всё будет хорошо. Просто ближайшие дни лучше не засыпать на пляже.

– Во сколько намечается ужин? – спрашиваю я, чувствуя, как мой желудок сжимается от голода. В последний раз я ел еще перед самолетом.

– Мама сказала в девять, уже скоро.

Мне больше всего хочется попросить еду прямо в комнату и завалиться вместе с обнаженной Агнесс в постель, и я даже открываю рот, чтобы предложить это ей, но она начинает говорить первая:

– Представляешь, ведь получается, сегодня наш первый самый настоящий семейный ужин. Я уже привыкла к твоим родителям, но всё равно очень волнуюсь, надеюсь, там не будет сервировки стола, как у английской королевы, а то я совсем в этом не разбираюсь.

– Нет, волноваться тебе не о чем, это будет, как ужин у дедушки, только блюд немного больше, а в остальном так же вкусно и просто.

– А как лучше одеться?

– Как тебе удобно.

К этому моменту разговора я наношу крем на ее ноги и, бегло глянув на часы, соображаю, успею ли воспользоваться ее наготой до ужина, но Агнесс резво поднимается и следует к шкафу, куда уже успела развесить свои платья.

– Я твои вещи тоже разобрала. Ты пойдешь в душ? Ты все дела успел?

– В душ пойду, дела успел.

Улыбаюсь как дурачок, вспомнив, какие дела у меня были, рукой проверяю, на месте ли в кармане колечко, и понимаю, что поведу ее на утес прямо утром рано, потому что не могу ждать. Хочу свадьбу, хочу медовый месяц, хочу видеть ее с огромным животом и кучей детишек.

Душ принимаю быстро, знаю, что она меня ждет, и скорее иду к ней. Решаю не переодевать брюки, чтобы не перепрятывать кольцо из кармана в карман и не вызывать подозрений. Какое приятное чувство быть хранителем тайн.

Пока мы идем до террасы, пытаюсь сообразить, стоит ли утром на утесе рассказать ей, как я впервые ее увидел, или все-таки дождаться свадьбы, или вообще рассказать в старости, пусть она думает до последнего, что это волшебство трона, на котором она загадала меня. Но внутри меня так и распирает этот секрет и гордость за себя, что я смог, тщательно всё продумав, добиться ее, я представляю, как она удивится, как вообще все удивятся, и мне хочется смеяться.

– Ты чего такой довольный? – Это первое, что спрашивает мама, увидев меня.

А я просто отвечаю:

– Наслаждаюсь жизнью, мама, как ты учила.

– Это молодец, давно пора, – отзывается папа. – Асенька, будь другом, посиди сегодня с нами, вот прямо между мной и мамой, хоть поближе узнаемся.

Агнесса улыбается во весь рот и порхает к ним, а я сажусь напротив.

– Так даже лучше, всех вас вижу, – улыбаюсь я.

Это всё такое невыносимо счастливое, что у меня дух захватывает, вижу, что и Агнесс готова лопнуть от удовольствия, у отца улыбка не сходит с лица, про маму вообще говорить нечего. Они начинают беззаботно болтать о чем-то, а я принимаюсь за еду.

– Какой вкусный чай, прямо как дома! – щебечет Агнесс.

– Да ведь это же и есть из дома, это же дедушкин чай, я специально с собой взяла целую коробку и попросила, чтобы нам каждый вечер его заваривали, – говорит довольная мама.

Как Агнесс стала сразу называть моих родителей мамой и папой, так и мы все сразу превратили Петра Афанасьевича в дедушку, и складывается ощущение, что это всегда было так, что мы всю жизнь живем такой семьей, просто какое-то время жили отдельно.

– Как здорово, я бы не догадалась, что так можно сделать.

– Вот ведь судьба, что вытворяет! – восклицает папа с набитым ртом, прожевывается и продолжает: – Это ж надо было такому получиться, что Ромка встретил свою невесту, у которой есть вот такой дедушка, который сам делает чай, именно такой, который мама любит.

– А не на этой ли террасе мы в прошлый раз говорили про судьбу? – вспоминает мама. – Ром, помнишь? Ты тогда спросил, верю ли я в судьбу. Вот как в нее не верить, если в этой истории ее работа налицо.

Мне хочется возразить, но мама так упоенно рассуждает, что мне негде вставить слов.

– Ведь человеку самому невозможно так выстроить события в жизни, так просчитать все детали и случайности, чтобы вышло так, как вышло у вас с Агнесс. Вспомни сам – ты уехал снова искать себя и случайно выбрал именно тот город, где жила твоя будущая жена, потом каким-то чудом она попала к тебе на работу.

– Да! – На этом моменте Агнесс уже не может молчать, ей тоже хочется поведать нам о том, какую роль судьба сыграла в ее жизни. – Перед встречей с Ромой меня уволили, у дедушки украли мотоцикл, я не могла почти два месяца найти работу! Представляете? У меня уже сил не было ее искать, и тут мне позвонил Рома.

Мне хочется закатить глаза от их общей наивности. Любопытно, что Агнесс выпустила из повествования то, что ее жених уехал работать во Владивосток в тот же месяц, когда ее уволили. Решаю вставить свое слово:

– Милые мои, вы что, правда уверены, что это всё сделала именно судьба?

– Ну конечно, Рома! – Агнесс даже отодвигает от себя тарелку. – Даже вспомни. – Она запинается, щеки ее краснеют, но она берет себя в руки и продолжает: – Вспомни новогоднюю ночь! Столько случайностей – просто уйма! Я могла уйти к Лизе, но не пошла, могла не выглянуть в окно и не увидеть свет в окне, ты мог не приехать, а приехал, да даже самолет мог не лететь в этот день, что угодно! Да и свет ты мог не включить, мог пойти на съемную квартиру и там остаться, и тогда бы мы не встретились именно в тот момент, в нужный момент, на который столько всего влияло! Ну, Ром, ну согласись, чего ты сидишь такой сердитый.

– Да потому что нет никакой судьбы, это всё я сам сделал! – Слова вылетают сами из меня. Просто не могу больше молчать.

Все трое смотрят на меня недоверчиво, мама с папой переглядываются, а Агнесс не сводит с меня глаз, только брови немного нахмурились.

– Как это нет судьбы? – наконец спрашивает она.

– Я хотел потом вам рассказать, но, видимо, потом отменяется. Значит, вы готовы узнать историю о том, как я сделал всю работу вместо этой вашей судьбы?

– Допустим, готовы, – отзывается папа.

– Тогда добро пожаловать в краткий экскурс по судьбоносной истории Романа и Агнесс.

Я вытираю рот салфеткой, не торопясь делаю несколько глотков вина. Настроение у меня прекрасное, так даже лучше, зачем прятать эту историю в далекое будущее, пусть лучше сегодня они узнают, какой подвиг я совершил за этот год. Прежде чем начать, я встаю и начинаю прохаживаться по террасе, так проще собрать все мысли и воспоминания в одну кучу.

– Итак. Год назад мы отдыхали с вами на этой вилле, а Агнесс… – я указываю на нее рукой, передавая ей слово.

И она недоверчиво подхватывает:

– Я была в Гагре, мне дедушка путевку купил.

– Верно! И ты решила совершить туристическую поездку на утес Асии, о которой существует потрясающая легенда, верно?

Агнесс кивает.

– Я вижу, что вы пока ничего не поняли, но наберитесь терпения. Так вот, в тот день, когда Агнесс посетила каменное кресло Асии, я случайно посетил его тоже. Я в тот момент тоже готов был поверить в судьбу, потому что потерял голову от любви в тот же момент, как увидел прекрасную и таинственную Асю Парусову.

Агнесс улыбается, на лице ее пока нет ничего определенного, она и удивлена, и рада, и насторожена одновременно.

– Я шел за Агнесс как привязанный до самого автобуса, я надеялся, что она обернется, ветер уронит ее шляпу, сломает каблук, что угодно! Но судьба, которой не существует, бездействовала.

Я говорю последние слова резко, мама даже вздрагивает, папа, наконец, перестает жевать.

– Я сам работал за вашу хваленую судьбу! – Не знаю почему, но я начинаю злиться на ровном месте, меня раздражает их молчание и их серьезные лица. Я ожидал увидеть восторг, но до них еще, видимо, ничего не дошло.

– Я выкупил у отеля персональные данные Агнесс, я купил дом в ее городе, я заплатил ряд взяток, чтобы ее уволили, чтобы не принимали в другое место, я нанял людей, которые угнали мотоцикл, нашел работу для ее жениха в другом конце страны, я сделал всё, чтобы в итоге она согласилась работать именно у меня!

– А зачем? – тихо спрашивает Агнесс.

– В смысле зачем? Агнесс, ты меня слышишь вообще? Я сделал всё, чтобы ты стала моей женой! А ты всё молчала и молчала, строила этот несчастный дом, иногда обращала на меня внимание, но только по делу, и опять безразличие. Я каждую свободную секунду смотрел в окно из своего флигеля и ждал, когда же Агнесс проявит себя и даст знать, что я ей хоть немного интересен, а Агнесс будто и думать об этом не желала.

Все за столом молчат, мама отрицательно мотает головой, видимо, чтобы я сделал паузу, но я не хочу паузу, я хочу закончить рассказ.

– И я придумал улететь, специально надолго. Думаю, уеду, вдруг начнет скучать? А потом вернусь и в полночь завалюсь к ним с дедушкой, и по ее реакции пойму, значу я для нее хоть что-то или зря стараюсь. Десять дней промучился, а ты, Агнесс, мне так ни разу и не позвонила даже. И если бы я тогда не улетел на эти десять дней, ты бы, наверное, до сих пор спокойно строила дом и обо мне не думала. Вот согласись?

Вместо согласия Агнесс закрывает лицо руками и начинает плакать. Плечи ее крупно дрожат, и вся она становится какой-то жалкой. Я недоуменно делаю шаг в ее сторону, но мама останавливает меня своим взглядом:

– Ром, сходите с папой погуляйте, мы с Асей посидим поболтаем.

Папа, получив команду к действию, сразу встает и увлекает меня вон с террасы. Я молча повинуюсь, но успеваю несколько раз обернуться на безутешно плачущую Агнесс. Мама обнимает ее за плечи, а папа гневно шепчет:

– Ромка, ты сейчас такую глупость несусветную совершил, я даже не знаю, как это комментировать.

– Да вы в своем уме все? – кричу я, отталкивая отца.

Нет, я не должен уходить. Необходимо прямо сейчас разобраться во всем до конца. Я быстрым шагом подхожу к Агнесс и с вызовом спрашиваю:

– Почему ты плачешь сейчас?

Она громко всхлипывает, но не отвечает. Я грубо ставлю ее на ноги перед собой, мама испуганно смотрит то на меня, то на Агнесс, но не рискует вмешиваться. Агнесс отнимает руки от лица, из глаз ее бесконечным потоком текут слезы, но она находит силы поднять свое лицо на меня и уверенно смотрит мне в глаза. Весь мир вокруг пропадает.

– Почему ты плачешь? – уже спокойнее спрашиваю я.

– Я просто не понимаю, зачем ты всё это сделал.

– Чтобы стать твоим мужем, это же очевидно.

– Можно же было просто познакомиться со мной, я бы всё равно сразу тебя полюбила.

– Какая теперь разница? Я уже всё равно сделал именно так, это что-то меняет?

Из ее глаз вытекает еще несколько крупных слез.

– Получается, все эти чудесные события не были судьбой, Рома, – обиженно говорит она.

В этот момент мне хочется взять ее за плечи и потрясти. Она делает мне невыносимо больно своими словами, своими слезами, своей реакцией.

– Хорошо, – холодно говорю я, – тогда собирай вещи и поезжай к дедушке.

Где-то вдалеке слышу, как ахает мама, но всё равно продолжаю:

– Мы вернемся на свои места и подождем, когда судьба все-таки столкнет нас. Но, Агнесс, не делай попыток искать меня и вмешиваться в судьбу, и я тоже не буду этого делать, тогда всё будет по-честному.

Я сам готов разреветься прямо сейчас, но я лишь плотнее сжимаю зубы. Глаза Агнесс вдруг становятся сухими, она молчит и не шевелится, будто замерзла.

– Ты поняла меня, Агнесс?

– Да, я поняла тебя, – очень тихо, одними губами говорит она.

Я выбегаю с террасы в темноту так быстро, как могу. Уйти, убежать, умереть. Мне ничего не хочется больше. Я не понимаю ее, себя, жизнь, произошедшее. Я идиот, я давно это знаю. Почему она так расстроилась? Ведь я просто добивался ее, я уверенно и смело шел к нашему с ней будущему, я работал во благо нашей с ней любви. Почему, почему же она решила рыдать, а не смеяться? Глупая, наивная Агнесс! Она так больно задела меня этим, что я хочу выть и рычать, как дикий зверь.

Я ухожу всё дальше от виллы, в темноту, в горизонт, вдоль спокойной линии моря. Вокруг еще кипит жизнь – где-то играет музыка, где-то слышен визг поздних купальщиков, где-то шум машин. Я отмечаю это всё краем сознания, это всё далекое и внешнее. Я иду, шатаясь, будто выпил слишком много, на самом деле у меня голова кружится только от того, как смертельно меня ранила моя любимая.

Я падаю на песок, переворачиваюсь на спину и чувствую, как слезы текут по моим вискам. Я не заметил момента, когда начал плакать. Неужели она не любит меня? Неужели ее любви не хватило на то, чтобы сказать: «Ты молодец, Рома!», или «Я рада, что ты проделал для меня этот путь», ведь это так просто!

Снова начинаю злиться, поэтому встаю и иду к воде. Надо остыть, надо прийти в себя, надо придумать, как жить дальше.

Около часа я плаваю прямо в одежде в черном, ночном море. Когда силы начинают заканчиваться, выползаю на берег и сажусь, глядя в темноту. Вода помогла мне остыть.

Перед тем как уйти, я наговорил ей страшных вещей. Хорошо хоть мама дома и не даст ей уехать, но как-то заглаживать это просто необходимо. Я люблю ее, я люблю ее одну и буду любить вопреки всему. Да, она обидела меня сегодня, я обидел ее в ответ – наша первая крупная ссора. Сразу вспоминается, как я вспылил когда-то из-за ее отказа пить кофе, ждал, что она подойдет после этого первая, что извинится или что-то еще, но в конце дня понял, что Ася выбрала не идти на примирение первой. И сегодня она этого делать не будет, это сделаю я. Приняв это решение, чувствую себя прекрасно. Ведь это так просто – первому пойти к примирению. Ради любви ее ко мне, своей к ней, ради нашей любви я готов на коленях умолять ее простить меня, даже если я ни в чем не виноват. Сегодня, завтра, через год – я готов простить ей всё что угодно, и я уже простил ей всё заранее, на несколько жизней вперед, и ей не нужно меня об этом просить.

Я смотрю по сторонам – глубокая ночь. Скорее всего, она уже и сама поняла, что зря расплакалась сегодня и раскаивается в этом и ждет меня, и не спит. Моя милая, прекрасная Агнесса, ведь она переживает там! Надо спешить домой.

Вспоминаю про обручальное кольцо, которое лежало в кармане, испуганно начинаю искать, ведь запросто мог потерять, пока плавал или пока лежал на песке. Мокрая ткань не поддается, с трудом просовываю руку в карман, кое-как добираюсь пальцами до дна кармана – на месте! Спокойно выдыхаю. Только в таком виде, конечно, являться к ней очень глупо, а круглосуточных магазинов с одеждой поблизости, конечно, нет. Эх. Встаю на ноги и начинаю смотреть по сторонам, вижу какой-то пансионат на первой береговой линии и иду к нему. У входа сидит дородная старушка на плетеном креслице.

– Здравствуйте, у вас можно быстро одежду высушить как-то?

– Привет, милок. Там в коридоре утюг стоит, можешь им попробовать.

– Спасибо!

Вместо ответа она зевает.

Прохожу в слабо освещенный коридор, на стене зеркало – вид у меня ужасный. Брюки и рубашка мокрые, мятые, залепленные песком, такое не спасти утюгом. Махаю рукой и решаю идти домой как есть.

– Передумал? – сонно спрашивает старушка у входа.

– Да, не буду тратить время на бесполезное, – на ходу отвечаю ей.

– Уже потратил, – бросает она мне вслед.

Прибавляю шагу, слова старушки мне не понравились. Почти бегу, я успел уйти очень далеко от Агнессы. Ноги после долгого плавания плохо слушаются, но я заставляю их идти так быстро, как только возможно. В голове дурацкие мысли.

Почему она не остановила меня, когда я уходил? Почему она молча согласилась, даже не сделав попытки меня остановить? Лучше бы отхлестала по щекам, накричала, затопала ногами, что угодно, но не это ее покорное оцепенение. Вдруг страшные мысли пронзают мозг. Да ведь она всегда соглашается со мной! А я сказал ей собирать вещи…

– Нет! Нет, Агнесса, ослушайся меня хотя бы один раз.

Вот теперь я уже бегу, бегу настоящим быстрым бегом, запинаясь и падая. Я падаю, встаю, снова бегу. Бегу так быстро, что в ушах свистит ветер. Я должен успеть. Дом уже близко, окна светятся, дверь открыта. Меня ждут. Запыхаясь, еле дыша, вбегаю в дом.

– Агнесса!

Мама плачет на диване, папа обнимает ее и гладит по плечам.

– Где Агнесса? Она в комнате?

Я уже сворачиваю на лестницу, чтобы пойти в нашу спальню, но отец кричит вслед:

– Она уехала, Роман.

– Как уехала? – Я останавливаюсь как вкопанный.

Мама вытирает глаза пальцами и сдавленным голосом пытается объяснить:

– Она уехала почти сразу, как ты ушел, она сказала, что ты этого хочешь, и она не может иначе, и что мы не должны ее останавливать.

– Мама! Вы…

Я хочу накричать на них, но понимаю, что это уже не поможет. Она же взрослая, не за руку же привязывать они ее должны были. Без сил сажусь на ступеньку.

– Она на такси уехала, наша машина в гараже, – говорит папа спасительную фразу.

Пытаюсь вспомнить, где я оставил телефон перед ужином, скорее всего, в спальне. Поднимаюсь туда.

Открываю дверь, и голова начинает кружиться. Тут еще пахнет ее духами. Бегло осматриваю поверхности, нахожу телефон и хочу скулить, как брошенный щенок. Мой телефон лежит на тумбочке, рядом с ее. Она не взяла телефон. Открываю шкаф, вещи на месте. Смотрю на кресло – косметичка, аптечка, пакетик с книгами, всё на месте, нет только одной вещи. Она взяла только сумочку с документами.

Ни позвонить, ни остановить, ни утешить. Только догнать.

Через минуту я уже лечу по дороге на бешеной скорости. Лечу, пытаясь не думать, но как выясняется – делаю это зря. Впереди вижу огни таможни, а я не взял документы.

– Чертов идиот! – кричу я в лобовое стекло. Мне хочется избить себя, но приходится разворачиваться и ехать назад.

Открываю окна, чтобы проветрить голову, думать и правда становится легче. Надо спокойно собрать документы и деньги, надо переодеться. Возможно, она успела к ночному рейсу, а я нет. Я полечу следующим самолетом, я опаздываю всего часа на четыре, возможно, счастливый случай поможет мне ее даже обогнать где-то в пути. И я встречу ее у дедушкиных ворот с цветами и кольцом, и всё будет хорошо.

Но счастливого случая не произошло. Я застреваю на пять часов на таможне. Потом не оказывается билетов на два ближайших рейса. Я сотни раз обхожу аэропорт в надежде, что Агнесс тоже не попала на самолет, но среди тысячи лиц ее нет. Я всматриваюсь в каждую девушку на своем пути, я обхожу все зоны ожидания, все торговые точки, каждый миллиметр огромного аэропорта исследован, но без результата. Я вылетаю только через сутки. Я не ел и не спал, меня мутит от голода и усталости, но я не могу спать, я даже пить не хочу.

Я хочу скорее прилететь, приехать, прибежать к ней. Хочу обнять, вытереть ее слезы, я готов миллионы раз сказать «прости», главное, чтобы она снова смогла смотреть на меня с любовью. Я уже принял ее отношение к моему поступку, я уже и сам считаю это всё глупым и не хочу гордиться собой. Она права во всем, даже если мне кажется, что это не так. Отныне и навсегда – я не хочу быть прав, я хочу быть счастлив. С ней.

Когда машина такси подвозит меня к ее дому, я уже на ногах еле стою, но заветные ворота придают сил. Я сжимаю руку с кольцом в кармане, делаю пару глотков воды из бутылки, которая, к счастью, оказалась у таксиста, и начинаю стучать в окно веранды в надежде, что меня сразу услышат.

Сердце стучит. Я слышу дедушкины шаги по двору. Ворота распахиваются. Уставший дедушка, глаза красные. Боже мой, она ведь всё ему рассказала, она не могла не рассказать этого самому родному человеку. Как же мне стыдно перед ним. Я пытаюсь собрать мысли, чтобы высказать уровень осознания своей вины, но не успеваю.

Дедушка поднимает на меня свои полные тоски глаза, он будто не видит меня в первое мгновение, но после в его глазах что-то вспыхивает, он будто вспоминает, кто я такой, и всё его существо искажается судорогой гнева. Он начинает трястись, как дряхлый старик, отталкивает от себя ворота и, сжимая кулаки, кричит:

– Ах ты ублюдок! Ты еще и пришел сюда? Да как ты посмел показываться мне на глаза!

Я отступаю на шаг, мне кажется, что он разорвет меня на куски прямо сейчас, а он ищет глазами что-то, не находит, отрывает штакетину от палисада и, угрожая мне, начинает кричать:

– Щенок, убирайся отсюда, всю жизнь нам испоганил!

– Дедушка… – почти шепотом вырывается у меня. Внутри меня всё пульсирует от обиды. Да, я виноват, да, я наделал глупостей, но ведь я готов всё исправить!

– Какой я тебе дедушка? – всё так же кричит он. – Не смей меня так называть! У нас такого скота в родне отродясь не было и не будет.