Текст книги "Непреложность судьбы"

– Да при чем тут я! Вам же жить в доме, вам и должно нравиться, – вспыхиваю я.

Он начинает хохотать от души и примирительно поднимает ладони вверх:

– Хорошо, я всё равно всегда буду рядом, и мы сможем вместе определиться с мрамором. Подписывайте договор, Агнесса Вячеславовна, скоро приедет электрик, а вы еще не выпили горячего чая.

Быстро рисую росчерк своей подписи в документах и слышу счастливое:

– Как хорошо, что Ася выбрала меня.

Услышал и запомнил. Смеюсь вместе с ним, с ним рядом легко смеется.

Так, смеясь, мы и приступаем к работе. Мне хочется проявить себя, показать ему, что я действительно могу построить хороший дом, поэтому я сразу начинаю всё изучать. Первым делом я отказываюсь от чая и, накинув пальто, иду в большой дом. Голый каркас из шлакоблока, вместо пола брошенные и незакрепленные доски, на второй и третий этажи можно подняться только по приставным лестницам, вместо крыши голые стропила. А на улице сентябрь. Зато я примечаю, что на третьем этаже есть шикарная комната с высоким окном на запад. Закаты тут будут шикарные. Значит, это будет спальня, здесь же вижу помещение, которое можно приспособить под гардероб, и вижу, где нужна перегородка для комфортной ванной. Мне нравится эта игра. Очень нравится. Спускаюсь вниз, иду во флигель. Настроение – радуга из попы. Жалко, что Лизка в командировке, хочу рассказать ей это всё лично, не по телефону, чтобы видеть ее лицо.

– Вы что, на третий этаж залазили? – с порога спрашивает Роман Юрьевич, вид испуганный.

– Да, я нашла нашу спальню.

– Нашу? – сразу цепляется он.

Но я уже отошла от первого шока этого дня, поэтому отвечаю просто:

– Нашу, именно нашу. Вы же сами сказали, что строить надо в стиле «что выберет Ася», но строить мы это будем для вас. Поэтому она ваша, так же, как и моя. А значит, наша.

– В этом есть логика, – снова улыбается он.

– Вы мне лучше скажите, вы окна уже заказали?

В этот же день я задерживаюсь на работе до восьми, потому что по прогнозу затяжной осени не будет, а дом нужно подготовить к зимнему сезону, чтобы к холодам внутри были уже тепло и электричество, а в идеале и вода с канализацией, но еще важнее окна и крыша.

Мне очень нравится, что в первую очередь отталкиваться приходится от своего чутья, а не от общепринятых норм. Нравится, что не нужно вести никакой особой документации, не нужно иметь дел с чужими деньгами. Всё, что покупается для дома, покупается совместно: я выбираю, Роман Юрьевич оплачивает. Мне позволено совать нос во все «домашние» дела и давать нагоняй всем, чья работа меня не устраивает. Если к Роману Юрьевичу обращаются с каким-то вопросом касаемо стройки, он отвечает коротко:

– Тут главная Агнесса Вячеславовна, все вопросы к ней.

Или:

– Что выберет Ася, то и сделайте.

Первую неделю каждый рабочий день начинается одинаково. Я вхожу во флигель, а Роман Юрьевич варит кофе и посматривает в свой ноутбук, ведь пока я строю дом, он дистанционно работает. Обычно я пью кофе дома с дедушкой, но Роман Юрьевич очень расстраивается, что я отказываюсь, а у меня от второй кружки потом глаза лезут на лоб. Увидев очередную кружку с кофе, которую он ставит передо мной, я вздыхаю, ведь кофе он варит отменный, и мне его хочется, но я уже выпила, и я даже расстраиваюсь и восклицаю:

– Роман Юрьевич, мне опять полдня ходить как чумной, я же просила вас не варить кофе и на меня тоже, я пью его утром с дедушкой!

– И зачем же вы его уже пьете, если знаете, что я вас жду, – полушутя– полусердито говорит он.

– Затем, что мой дедушка – это моя семья. И в нашей семье есть традиция пить кофе с тостами, которые дедушка жарит, пока я собираюсь. Не могу же я это всё отодвинуть как ненужное.

– Верно. Не можете. – Он на секунду погружается в свои мысли, а после радостно сообщает: – А в конце концов! Отказываться и не нужно. Можете дедушку брать на кофе с собой вместе с тостами. Я так понимаю, он человек взрослый и опытный, может, он нам тоже сможет давать советы по стройке.

– Дедушка же не чемодан, как я его с собой возьму.

– Ясно. – Роман Юрьевич убирает из-под моего носа кружку с кофе и выливает напиток в раковину.

Обиделся. Обиделся и сразу поступил как мальчишка – продемонстрировал решительные действия. Ладно. Пусть дуется. Тем не менее мое настроение тоже испорчено. Вяло плетусь на улицу проверять, как продвигается работа с черепицей. К моей удаче, приезжает машина с окнами и ребятами, которые окна будут ставить, поэтому думать об утреннем конфликте особо некогда. Но всё равно в голове мечутся мысли: «Надо было выпить и поблагодарить, а я вечно лезу с этой ерундой, и правда, могла бы с дедушкой договориться насчет кофе, дедушка бы понял, он всегда понимает. Но! Зачем этот Юрьевич настаивает со своим кофе, если я уже не раз ему говорила, мог бы и уступить. Еще и обиделся. Ой, ну что вы. Я, может, тоже обиделась!»

Я даже легонько топаю ножкой в туфле, и из-под ноги разлетаются мелкие брызги осенней грязи. Прямо на колготки. Ладно, сама виновата. Похожу денек в грязных колготках. Дедушка с детства привил мне любовь к туфлям и платьям, на стройке это, конечно, вообще не та одежда, но я надевала брюки только на физкультуру в школе, и у меня дома в шкафу даже и нет их теперь. Я же не хожу в спортзал. Конечно, иногда неудобно, зато привычно. Вообще дедушка – это почти вся моя жизнь, и он на удивление чутко знает меня и всё, что у меня в голове и на сердце. В первый же день, когда я пришла домой с новой работы и сообщила, что меня приняли, он внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Я полночи смотрела в потолок, потому что думала про Романа Юрьевича, о том, что он очень красивый, и очень успешный, и очень хороший, и уговаривала себя не влюбляться. А утром, когда вышла на кухню, дедушка сразу сказал:

– Не спала полночи, начальник понравился.

– Ага, он необычный.

– Мне тебя уже не отговорить, работай, раз выбрала, там посмотрим.

И утренний кофе с дедушкой – это как платье вместо брюк. Отказаться от этого – значит изменить себе. Значит, я всё правильно делаю.

Эти мысли немного утешают. На обед ухожу, не заходя во флигель, а с обеда заходить туда незачем, но мне тяжко избегать своего начальника, и чем дольше я этим занимаюсь, тем сложнее заставить себя к нему зайти.

В пять часов вечера рабочие начинают собираться, за день успели вставить окна только на первом этаже. Я продрогла до костей и хочу как можно скорее попасть домой. Попрощавшись с рабочими, быстро выскакиваю в ворота и хочу расплакаться из-за утренней истории с кофе, но держусь.

Мои ноги уже несут меня в сторону дома, и тут я слышу:

– Агнесса! Стойте!

Оборачиваюсь – Роман Юрьевич бежит ко мне в расстегнутой куртке, видимо, торопился, не успел застегнуть.

– Я должен извиниться, это очевидно, утром я поступил не как мужчина и должен срочно это исправить.

Я шмыгаю носом и понимаю, что разревусь прямо сейчас, поэтому начинаю часто моргать и пытаюсь проглотить комок в горле, а ответить ничего не могу.

– Ну-ну-ну, Агнесса, не нужно слез, это же глупости всё.

Его лицо наполняется грустью, и он очень медленно подходит ко мне, левой рукой обхватывает за плечи, и правой замыкает круг теплых объятий, в которых пахнет его терпкой туалетной водой, где тепло и где под моим ухом бешено колотится его сердце.

– Это я виновата, – сквозь слезы говорю я.

Но он перебивает:

– Никто не виноват, всё в порядке, мы сейчас придумаем, как правильно поступить. Пойдемте.

Он тянет меня за руку:

– Вы же где-то недалеко живете?

Я испуганно упираюсь ногами в землю:

– Вы что придумали? Вы к дедушке, что ли, хотите идти?

– Конечно, к кому же еще. Он нам поможет разобраться, как поступить.

– Нет! Не надо к дедушке, это же глупо!

Меня очень пугает, что подумает дедушка про это всё, ощущение, будто к нему директор школы идет, потому что я плохо себя вела, но Роман Юрьевич вдруг меняет тактику, он снова применяет свое безотказное оружие – он начинает смеяться.

– Агнесса Вячеславовна, я давно хотел проведать вашего дедушку, потому что вы говорили, что он разбирается в травах, и я подумал: было бы неплохо какие-то посадить в саду. Это, конечно, будет актуально только весной, но вдруг сейчас у него есть какие-то запасы, и я мог бы что-то купить, попробовать и узнать, что мне нравится, а что нет.

– И не будете говорить про кофе? – недоверчиво спрашиваю я.

– Ммм, если вы против, то нет.

– Тогда ладно.

Тут я отмечаю, что он до сих пор держит мою руку, и щеки бросает в жар. А он как ни в чем не бывало оставляет мою руку себе и прячет ее вместе со своей рукой в широкий карман своей куртки.

Мы идем в сторону моего дома, и я забываю дышать, потому что иду рядом с ним, я боюсь поднимать на него глаза и рада, что сегодня волосы распущены и немного прикрывают мои красные щеки. Всю дорогу мы молчим, только у самого дома, когда мое сердце начинает колотиться как сумасшедшее, он, будто почувствовав это, говорит:

– Не нужно волноваться, я же просто с ним познакомлюсь и поболтаю.

Мы подходим к воротам, я пытаюсь попасть ключом в замочную скважину, но не могу, рука дрожит. Роман Юрьевич без лишних слов забирает у меня ключ и сам открывает непослушный замок. Мы вместе входим в наш маленький дворик и следом в дом. Я на ходу начинаю соображать, что не погладила вечером белье и гладильная доска, наверно, так и стоит на кухне у окна, и мне становится стыдно, я ее очень редко убираю, потому что и гости у нас редко, а гладить приходится часто. Роману Юрьевичу приходится нагибаться, он слишком высокий для наших дверей, но на его лице такая блаженная улыбка, будто он пришел в святилище и ему всё нравится.

Дедушка из своей комнаты кричит:

– Ася? Ты сегодня рано.

– Дедушка, я не одна, – неуверенно кричу в ответ.

Через секунду дедушка выходит к нам. В тельняшке и растянутых домашних штанах.

– О, здрасьте, – прищурившись, говорит он. – Рома, что ли?

– Рома, Рома, – отзывается мой начальник.

Роман Юрьевич скидывает ботинки и уверенно проходит жать дедушке руку.

– Ну проходи, раз пришел.

Дедушка ведет его на кухню, а я снимаю пальто так медленно, как могу, потому что не знаю, что делать.

Когда вхожу в кухню, они уже сидят за столом.

– Я картошки нажарил, будешь?

– Буду, конечно, – улыбается Роман Юрьевич.

Дедушка смотрит на меня, я киваю и начинаю накрывать стол. За ужином они обсуждают дедушкины чайные травы и корешки. Дедушка, не успев доесть, начинает собирать в пакетик мешочки с чаем для гостя и на ходу рассказывает, как их заваривать.

– Петр Афанасьевич, я всё равно не запомню, как их заваривать, может, напишите? А может…

Роман Юрьевич стреляет в меня глазами и, откинувшись на спинку стула, продолжает:

– Или, если у вас будет желание, заходите к нам на стройку, посмотрите, где Агнесса Вячеславовна работает. Поможете мне с чаями разобраться, а то сижу один целыми днями в своем флигеле, никто со мной ни чай, ни кофе пить не хочет, а вы, может, нам какие-то дельные советы по устройству родового гнезда дадите. Если у вас, конечно, время есть.

– Время… времени у меня теперь полно, мотоцикл мой «Урал» украли сволочи, так и не нашелся, я теперь как перекати-поле дома. Огород выкопал и не знаю, куда себя деть.

– Мотоцикл украли? – делает большие глаза Роман Юрьевич. – Давно?

– Да с месяц назад, а он у нас кормилец был, я же на нем в лес за чаем ездил, а теперь… – дедушка махает рукой. – Где ж нам накопить, они теперь даже с рук много стоят.

– Нехорошо, – Роман Юрьевич задумчиво смотрит в тарелку, и вдруг его лицо озаряется. – А хотите, мы вам новый купим? А вы нам чай свой будете поставлять, у меня мама очень любит, но покупает где попало, а тут я ей обеспечу настоящий, свежий от знающего человека.

Дедушка весь сияет, но с сомнением говорит:

– Мне ж не расплатиться, Ромка, ты что такое говоришь, а чай я вам и так обеспечу, у меня запасы богатые. На рынок теперь не добраться, дак только знакомым раздаю.

– А что не расплатиться… Вы вот за сколько продадите мне вот эти все сорта, которые в пакет положили?

Дедушка машет руками:

– Сдурел? Так отдам, это же я угостил.

– Ну, предположим, меня угостили, а так на какую сумму тут чая?

– Да рублей на семьсот, я много не беру.

Роман Юрьевич присвистывает:

– Подождите.

Он деловито достает телефон, начинает кому-то звонить. Я сижу тихо, как мышка, мне вообще хочется исчезнуть, мне даже моя любимая картошка в горло не лезет, поэтому я просто медленно попиваю уже остывающий чай.

– Мам! Я тут встретил уникального человека, Петр Афанасьевич занимается сбором трав и корений для чая. Вот скажи, помнишь, ты там недавно какой-то чай покупала? Иван-чай? Ага, сколько ты за него отдала и сколько грамм было в упаковке? Ага, двести грамм за семьсот рублей. У знакомой? Ага, всё понял, нет, я потом объясню, всё, пока, перезвоню.

– Так вот, Петр Афанасьевич, мама одну десятую того, что вы мне дали в угощение, покупает за семьсот.

– Да ну!

Я понимаю, что их беседа – это надолго. Поэтому молча запихиваю в себя картошку и ухожу из кухни, накидываю пальто, иду во двор и сажусь в свою любимую беседку смотреть на темнеющее от туч небо. От происходящего кружится голова. Ладно хоть Лизка завтра вернется, и можно это всё с ней обсудить. Иначе крыша скоро поедет. Откуда на нас свалился этот Роман Юрьевич?

Примерно через час слышу, как дедушка провожает гостя, Выходить не хочется, устала, да меня и не зовут. Слышу, как, закрыв ворота, дедушка прямиком идет ко мне. Садится рядом.

– Ну что, купит он тебе мотоцикл? Договорились? – улыбаясь, спрашиваю его.

– Купит, прощелыга.

– Почему же прощелыга?

– Подкупает потому что, жениться на тебе хочет, вот через меня подход нашел.

Поворачиваю лицо к дедушке, как-то слишком спокойно он сказал слово «жениться».

– На таких, как я, не женятся такие, как он.

– Это на каких на таких?

– Ну на обычных.

– Начнем с того, что ты необычная.

– Что же во мне необычного?

– Всё, Асенька. А любит он тебя без памяти, это хорошо. Главное, чтобы не случилось чего, ты же без него потом, как мать твоя, не сможешь.

Я кладу голову на дедушкино плечо.

– Торопишься ты, дедушка, он просто добрый, вот и всё, любовь тут ни при чем. И как он на мне женится, я же его еще не выбрала.

– Не выбрала она, – дедушка смеется, рукой прижимает меня к себе. – Ты его еще после первой встречи выбрала, но торопиться действительно не будем. Вам притереться еще надо, привыкнуться друг к дружке, а то вон, из-за кофе ругаетесь.

Я резко отстраняюсь:

– Он что, рассказал тебе?

– Ну рассказал и рассказал, кому-то же он должен на тебя жаловаться. Так что завтра к нему идем кофе пить. С тостами.

И начиная со следующего дня, мы с дедушкой ходим на работу вместе. Дедушка с моим начальником целыми днями строят какие-то грандиозные планы, ездят на новом мотоцикле вместе в лес до самых холодов, пьют чай и иногда помогают мне. К моему счастью, о женитьбе больше никто не говорит, и я лишь иногда украдкой любуюсь на Романа Юрьевича, не строя никаких планов и надежд. Так проще как-то. Спустя три месяца я уже перестаю забывать, как дышать, каждый раз, как его вижу, но всё равно периодически делаю что-то нелепое, например, запинаюсь или забываю, какой рукой держать ручку, чтобы писать, но это, только когда он на меня смотрит. В остальное время я нормальная. Лизка говорит, что я дура и что на моем месте она бы давно сама пошла на приступ. Я с Лизкой не спорю, она так говорит, только чтобы подбодрить, видит же, что я влюблена в него по уши и не знаю, как с этим жить.

К моему удовольствию, работы в доме продвигаются очень быстро. Осенью к дому успели подвести газ и воду с водоотведением, затем прокинули проводку, всё утеплили, провели вентиляцию, пароизоляцию, теплые полы. Уже в декабре мы все смогли из флигеля перебраться в большой дом и устроили себе уютный кабинетик на первом этаже.

На Новый год Роман Юрьевич собирается улететь к родителям в Москву. Это первая разлука с момента знакомства, думать об этом не очень приятно, утешаю себя тем, что Новый год длится всего два дня – тридцать первое и первое, не так уж долго.

– Так, сегодня двадцатое, быстро время пролетело, самолет в час ночи, вернусь примерно четырнадцатого, сразу после каникул, – с радостью в голосе говорит он.

– Ага, – бурчу я, стараясь отодвинуть его слова далеко-далеко за грани понимания. Я хочу, чтобы каким-то чудом стало так, чтобы эти слова мне показались. Так же бывает: послышится какая-то глупость, думаешь, это было, а этого не было.

Но в голове всё равно крутится поступившая информация. Действительно, с чего я взяла, что он улетает на два дня? Он не говорил, надолго ли, просто делал акцент на том, что это будет в Новый год. Чтобы скрыть свое смятение, продолжаю монотонно листать и читать отзывы на мебельную компанию, в которой мне понравилась мебель.

Мы сидим в нашем кабинетике в большом доме, дедушка давно ушел домой, а я решила задержаться, чтобы разобраться, где все-таки заказывать мебель. Лучше бы ушла вместе с дедушкой.

– Будете скучать, Агнесса Вячеславовна? – с вызовом спрашивает он.

– Некогда мне скучать, – в тон ему отвечаю я. – Я вот второй день не могу с мебелью разобраться, а мастера уже обои требуют.

– М… – вырывается у него, – ну тогда увидимся в следующем году.

Он стоит за моей спиной, а я продолжаю смотреть в экран и молюсь, чтобы он ушел уже скорее и не видел, как я разревусь.

Он выходит и закрывает дверь, а я оборачиваюсь ему вслед с полными слез глазами и хочу стукнуться головой о что-нибудь от разрывающей тоски. Вот так вот просто. Взял и ушел.

Я сижу некоторое время, просто глядя в пустоту, и слышу, как на клавиатуру капают мои слезы. Как в дождь – кап-кап. А ведь я всерьез думала, что в волшебные новогодние дни что-то должно произойти. Ведь он видит, как я к нему отношусь, и мне казалось, что и у него правда ко мне что-то есть. А он решил уехать и так надолго. Еще и в такие дни. Я медленно выхожу из кабинета и бреду по этому огромному, уже такому родному дому. А если это всё я придумала? Если он и вправду просто так со мной флиртует, ну так же многие сейчас делают, а вдруг у него и мыслей не было, что я ему нравлюсь. Вдруг дедушка ошибается? Конечно, дедушка меня любит и считает, что меня все должны любить. А ведь никто никому ничего не должен. Может, у него в Москве невеста и он полетел на каникулы к ней, чтобы рассказать, какой красивый дом он для нее строит. Эти мысли так ужасны, что я скорее возвращаюсь в кабинет, выключаю ноутбук и, попрощавшись со сторожем, иду домой.

Дедушка, подпевая радио, что-то готовит. Я заглядываю, говорю, что устала, и падаю на кровать в своей комнате. Мысли так и лезут в голову. Я понимаю, что если бы он любил меня, он бы не улетел так надолго, он бы поздравил там родителей и вернулся, а если улетел… И что мне делать? Я вдруг понимаю, что не смогу дальше строить этот дом, если узнаю, что он готовит его для другой, ну просто не смогу. Заглядывая вперед, сразу пытаюсь сообразить, как быть. Надо будет снова искать работу или остаться и работать сколько смогу? Да я же умру, если увижу ее! Прямо на месте упаду и умру от горя!

Дедушка заглядывает ко мне:

– Ась, поругались?

– Дедушка, он улетел в Москву до января, вернется после каникул только, это же больше двадцати дней! Почти месяц!

– Не вечно же ему рядом с тобой сидеть, дела накопились, вот и поехал, – спокойно говорит дедушка.

– Почему именно в Новый год? Почему не в ноябре, не в марте? Почему именно сейчас? – почти кричу я. От возмущения я не могу лежать, я соскакиваю и начинаю быстро ходить по комнате.

– У-у-у, мать, так мы с тобой корову не продадим. Ты чего на меня-то кричишь, не я же уехал. – Он по-доброму улыбается, он один знает, что сердиться в такие моменты бесполезно.

– Де-едушка, и что мне делать-то? А если он оттуда правда невесту свою привезет?

– Ой, дурочка такая, не могу прямо. Слушать противно, тьфу.

Дед встает и выходит, а я снова падаю на постель. Снова начинаю копаться в его поступке и своем положении. Самое оптимальное, что приходит в голову, – это так занять себя работой, чтобы не было времени думать или чтобы сил не было. Не знаю. И чтобы к его возвращению в доме было сделано максимально много, и чтобы если он приедет без невесты, то чтобы перемены так его удивили, что он сразу на мне женился. Улыбаюсь своим мыслям, становится капельку легче.

Поступаю, как выбрала, – с головой ухожу в ремонт. Главная цель – за время отсутствия начальника закончить все работы на третьем этаже. Чтобы ему было где спать, когда вернется, ведь он на период стройки снимает квартиру где-то. Дедушка дуется на меня, потому что меня ежедневно нет дома допоздна, еще меня нет дома в выходные, и вдобавок ко всему я ухожу работать даже тридцать первого декабря.

А для меня канун Нового года – это самый кризисный момент, я очень хочу увидеть Романа Юрьевича именно сегодня. Хочу, но знаю, что это невозможно. Все дни своего отсутствия он не написал мне ни одной строчки в сообщениях и ни разу не позвонил. Во мне упорно ведут борьбу две силы: одна говорит, что ему всё равно и плевать он на меня хотел, а вторая украдкой ждет, что он вот-вот появится как по волшебству, и всё станет хорошо. Но он никак не появляется.

Весь день с самого утра рабочие не пускают меня смотреть, что они сделали на третьем этаже, говорят, что это будет сюрприз. Поэтому я погружаюсь в вопросы организации будущей идеальной кухни. Время тянется медленно, но слух радует какой-то неясный шум сверху, где постоянно что-то гремит. Я слышу, как что-то переносят, как гудит пылесос, потом топот ног вниз и вверх по лестнице. Затем кто-то включает новогодние песни там наверху. Уже после обеда счастливые рабочие торжественно приглашают меня подняться. Меня как королеву проводят по мягкому ковру коридора, показывают две маленькие спальные комнаты для гостей или детей, показывают рабочий кабинет, который я специально спроектировала для Романа Юрьевича, отмечают, что уже подключили здесь интернет и кондиционер, показывают даже книги на полке, купленные по моему списку. Я вижу цветы на окне, картины на стенах, даже кулер с водой в дизайнерской подставке на колесиках. Прекрасно.

Всё так, как я выбрала. Просто, но красиво.

– Пожалуйте в вашу спальню, Агнесса Вячеславовна, – говорит прораб Федя, и я смеюсь.

Как забавно, что теперь эту спальню все считают именно нашей, как я изначально решила. Передо мной открывают двухстворчатую дверь. Мечта во плоти. Я даже прижимаю руки к щекам, как это всё красиво. Я выбрала спальню в стиле банальной женской мечты, но получилась она лучше, чем я думала. Светлые стены и светлая мебель, светильники на высоких ножках, встроенные полки с незатейливыми статуэтками на них, небольшой туалетный столик и изящное кресло рядом с ним. Много света, много воздуха, много пространства. Ванная и гардероб меня интересуют меньше, осматриваю их бегло и снова прохожу в центр спальни. Да я с ума сойду, если кому-то, кроме меня, эта спальня достанется. И смешно, и грустно. Вдруг вижу, что легкие тюли на окне окрасились в розовый, и спешу выглянуть. Закат. Самый красивый закат, который я видела в своей жизни. Даже море не дарило мне таких закатов. Улыбаюсь всем оттенкам алого, запутанным в зимних худых облаках и вдруг замечаю самое удивительное. Из этого окна виден мой домик. Я вижу, что дедушка уже включил свет на кухне, окна моей комнаты темны, вижу наш огород и свою беседку. Как интересно. А ведь я ни разу не обратила внимания, что из наших с дедушкой окон виден этот дом.

С трудом заставляю себя оторвать взор от заката, чтобы поблагодарить всех причастных. Мне так радостно, что слезы наворачиваются и сложно подобрать слова, поэтому я просто порывисто обнимаю прораба и, поворачивая голову во все стороны, много раз говорю:

– Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо! Вы все такие молодцы!

Всей гурьбой спускаемся вниз, где стоит сторож с открытой бутылкой шампанского и с новенькой коробкой сияющих бокалов у ног. Все выпивают по несколько глоточков шампанского и начинают собираться по домам, к празднику. Мне тоже больше нечего делать тут, поэтому и я отправляюсь домой. Голова немного кружится, но морозный воздух быстро выгоняет весь хмель, поэтому, придя домой, я сразу начинаю помогать дедушке резать подоспевшие овощи на оливье. Мы с дедушкой никогда не отмечаем Новый год традиционно в двенадцать, просто устраиваем праздничный ужин, а потом он заваливается спать, а я делаю что хочу. Пару раз я уходила после ужина к Лизке, один раз провела праздничную ночь с семьей Ильи, остальные разы спала так же крепко, как и дедушка. Илья… я даже не скучаю по нему, а ведь он был для меня чем-то великим когда-то в юности, а теперь всё важное вытолкнул Роман Юрьевич.

– К Лизке пойдешь сегодня? – между делом спрашивает дедушка.

– Да нет, дома останусь, устала что-то.

– Ну смотри, можно и к нам Лизу твою позвать.

Отрицательно качаю головой. Звать мне никого не хочется, хочется поужинать, выпить бокал шампанского, расслабиться и уснуть. В дни новогодних каникул никакие работы в «родовом гнезде» проводиться не будут, поэтому мне еще нужно придумать, куда деть себя на все эти дни. Ужинаем в зале с включенным телевизором, поэтому особо не разговариваем. Только когда начинаем убирать стол, дедушка вдруг заявляет:

– А вообще жалко, конечно, что Ромка уехал так надолго, скучно без него, мог бы и покороче себе поездку устроить.

После этого он поздравляет меня и уходит к себе, намекнув, что подарок принесет Дед Мороз под елку. Мне уже двадцать четыре года, а он до сих пор ночью, пока я сплю, кладет подарки под елку. С грустью отмечаю, что в этом году в большом доме елки нет и что мне некуда положить подарок для Романа Юрьевича. Я купила ему потрясающий белый новогодний свитер, он будет в нем особенно хорош. А дедушкину новую каску для мотоцикла можно положить уже сейчас, утром всё равно проснусь позже него.

Прибрав кухню и положив пакет с мотоциклетной каской под елку, иду в свою комнату, переодеваюсь в сорочку и сразу падаю в кровать. Но сна. конечно, нет. В голове разные мысли, о ком эти мысли, нетрудно догадаться. Я пытаюсь понять, почему возомнила, что нравлюсь Роману Юрьевичу, чего вообще жду от него, может ли у нас что-то быть. В доме тихо, спокойно, где-то на улице слышны первые хлопки праздничных фейерверков. Мне становится любопытно взглянуть на них, пока я не уснула, поэтому отодвигаю шторку и сразу ахаю.

Там вдалеке на фоне ночного неба светится окно нашей спальни. Я не знаю, как я поняла, что это именно то самое заветное окно, но я почему-то четко уверена, что это оно. Чтобы успокоиться, пристально всматриваюсь в этот светящийся прямоугольник, и сомнений не остается. Меня бросает в жар.

Приехал? Или нет, этого не может быть, мы просто забыли выключить свет, когда уходили. Но ведь сторож делает обход, он бы выключил. Значит, приехал. Но ведь это невозможно. Мое сердце колотится где-то в горле, я всё равно не смогу уснуть, я должна проверить. Но как это будет выглядеть? Я же не могу просто прийти туда среди ночи и пойти проверять, есть ли там мой любимый? А если он уже спит и я его потревожу? Как глупо это будет выглядеть. А если включенный свет – это и правда просто оплошность выпившего в праздник сторожа?

– Что выберет Ася? – шепчу я и скидываю одеяло.

Мое тело так дрожит, что я не могу засунуть ноги в колготки, отбрасываю их в сторону, просто поверх сорочки накидываю дубленку, на босые ноги – сапоги и без шапки выбегаю в ночь. Я просто скажу, что заволновалась, вдруг случилось что-то, и уйду. Просто проверю и уйду. Я за несколько мгновений добегаю до манящего меня дома с окнами, светящими, как волшебный маяк, за одну секунду открываю замок ворот и ровно через минуту уже стою в пустой спальне.

Просто забыли выключить свет. В носу начинает пощипывать от обиды. Я стою посреди комнаты и понимаю, что должна немедленно уйти отсюда, но не могу пошевелиться.

Он не приехал.

Ему всё равно. Он даже не позвонил сегодня, чтобы поздравить, он не написал короткое сообщение с поздравлением. Он ничего не сделал и этим ясно показал мне, что я для него ничего не значу. Надо просто уйти. Потом уволиться, переболеть, забыть, вычеркнуть, выбрать что-то другое. Но как всё это сделать? Разве я смогу жить, зная, что из моего окна видно его окно?

Я закрываю глаза и вздыхаю. Всё будет хорошо, я должна с этим справиться.

– Агнесса?

Оборачиваюсь, ноги мои подкашиваются, вот-вот упаду, но он успевает подхватить меня на руки.

– Агнесса! Ты пришла! Любимая моя! Боже мой, неужели ты пришла ко мне?

Все переживания последних дней вырываются из меня потоком слез и слов:

– Я думала, тебе всё равно, что ты уехал к своей невесте и что вернешься вместе с ней в ваш дом, я думала, тебе наплевать на меня.

Я так крепко сжала кулаки, вцепившись в рукава его пиджака, что ткать трещит, но я ничего не могу сделать с собой, я рыдаю, уткнув лицо к нему в шею, бесконечно повторяя:

– Ведь я люблю тебя, я так сильно тебя люблю, что так любить нельзя, я уже совсем не могу без тебя, а ты уехал, и я тут совсем одна осталась! Я люблю тебя!

– Агнесса… – выдыхает он.

Я замолкаю как по щелчку. Как же красиво мое имя звучит из его уст. Он бережно ставит меня на ноги и берет мое лицо в свои ладони:

– Я люблю тебя больше жизни, Агнесса.

Я задыхаюсь от его слов, а он наклоняется к моим губам, и последнее, что я вижу, это его пронзительные голубые глаза, внутри которых и сожаление, и любовь. В этих глазах написаны ответы на все мои вопросы, там решение всех моих сомнений, там вся жизнь моя, которую я готова отдать не раздумывая. Только ему. Только для него. Только в нем заключен мой свет. Моя жизнь и моя смерть – всё в его глазах.