Текст книги "Книги, написанные самой жизнью. Правин"

Книги, написанные самой жизнью
Правин
Дарья Теплова

© Дарья Теплова, 2017

ISBN 978-5-4485-2063-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

С Правином (Павлом Новиковым) мы познакомились прямо на концертной площадке, когда нам выпало открывать один из концертов этно музыки в Москве. Я играла на сазе, Павел – на нее. После концерта мы обменялись контактами и решили попробовать сыграть что-то вместе. Наше «что-то» в итоге оформилось в ансамбль.

По мере общения, меня все и больше и больше поражало в Павле одно удивительное свойство – его полное доверие Всевышнему. Павел всегда позитивен и спокоен, в его действиях отсутствуют лишние движения. Такие навыки появились у Павла после его пребывания в Индии.

У меня начало складываться ощущение, что за всей внешней безмятежностью стоит какое-то тайное знание, которое весьма эффективно работает. Долго я ловила Павла, чтобы в ходе интервью расспросить его подробно обо всех этих непонятностях. И мне это в итоге удалось!

Принимать подобные взгляды или нет – личный выбор каждого. Но ознакомиться с ними уж точно стоит.

Магический дудук

Дарья: Я знаю тебя как очень разностороннего музыканта. Временами возникает ощущение, что ты способен исполнить шедевр на всём, что издаёт звуки. Расскажи, пожалуйста, с чего началось твоё увлечение музыкой и как складывался твой путь до сегодняшнего дня?

Правин: Мой музыкальный путь берёт начало в далёком прошлом, в Смоленске, откуда я родом. По всей видимости, занятия музыкой – это нереализованная мечта моей мамы, которая заставляла меня заниматься гитарой. Помню, мне так хотелось забыть её где-нибудь или исхитриться так упасть, чтобы эта ненавистная гитара сломалась.

Дарья: Наверное, с таким нежеланием заниматься тебе было непросто найти общий язык с педагогами…

Правин: Да, это было весьма непросто. Однако мечта моей мамы оказалась сильнее меня, поэтому мы меняли педагогов одного за другим (смеется). Так, после очередной попытки отдать меня уже не в музыкальную школу, а в частные руки, моё терпение лопнуло, и я перестал открывать дверь преподавателю. В общем, никак не могли меня увлечь.

Дарья: Тем не менее, ты в итоге стал профессиональным музыкантом. Когда ты всё-таки начал чувствовать интерес к музыке?

Правин: Один из моих преподавателей предложил моим родителям отвести меня к его учителю. Так я попал в местный ДК МВД. Там произошла моя встреча с человеком, который, как мне казалось, во время игры излучал какую-то магию. Я назвал это явление «открытый музыкальный канал». Через свою игру он как будто открывал дверь в некое духовное пространство. Несколько первых занятий я посещал с неохотой, но потом почувствовал, что я как будто включился в поток этой мистической энергии. У меня загорелись глаза, и я стал с огромным энтузиазмом заниматься по шесть часов в день. Родители были в шоке! Для них было настоящим чудом, что какой-то человек смог так меня увлечь! Как это произошло, я не знаю, для меня это таинство. Но кажется, что через игру таких людей с нами говорит Господь и дарит свою любовь. Среди нас, к счастью, и сегодня есть такие люди. Для меня они святые, хоть они и не живут в монастырях. Это – Служение на том месте, где ты находишься.

Дарья: И этой своей излучаемой магией он тебя «заразил»…

Правин: Не просто заразил, а дал мне ощущение, что через игру я открываю новую, многоликую реальность. Играя произведения разных эпох, я чувствовал иные культуры. Ведь современная гитара вобрала в себя множество культур! Этот инструмент – путешественник сквозь время и пространство! Я очень ценю её за это. Кроме того, присутствует связь со струной, с её резонансом. Между человеком и струнами нет механизма-посредника, как, например, на фортепиано. Фортепиано я уважаю. Но я считаю, что детям лучше заниматься именно такими инструментами, где механизмом является сам человек. Ведь в фортепиано механизм несколько ограничивает возможности воздействия исполнителя на струны. Как мастер настроил механику, в таком состоянии струны и пребывают. Ты не можешь непосредственно воздействовать на них, потянуть струну сильнее или мягче, либо что-то оперативно подкрутить…

Дарья: На данный момент гитара – не основной твой инструмент. Почему ты оставил гитару?

Правин: Меня начали готовить к поступлению в училище по классу гитары, но тут собрали консилиум из родителей и знакомых и решили, что это неверный путь. Гитаристов в стране полно, конкуренция большая. К тому же в оркестр с гитарой не возьмут. Решили, что я стану ударником. В СССР это было экзотикой. На ударной установке играли единицы! А на виброфонах и маримбах – тем паче! Так что я не сопротивлялся.

Дарья: Кто помогал тебе осваивать ударные?

Правин: Моим учителем стал С. Л. Борода. Я не являюсь поклонником Кастанеды, однако некоторые его формулировки мне очень близки. Одна из них такова: если в вашей жизни всё складывается относительно неплохо, и никто не гладит против шерсти, то нужно срочно бежать и искать того, кто станет твоим маленьким тираном и заставит тебя меняться. Так вот, мой новый Учитель был способен лепить из человека то, что ему нужно. Шансов отвертеться не было никаких.

Дарья: Что ты вкладываешь в понятие «лепить» в данном случае?

Правин: Для музыканта есть такие важные понятия, как внимание, осознанность и способность пребывать в настоящем моменте. Необходимо уметь живо реагировать на то, что разворачивается в пространстве через музыку. Учитель приучал меня к этой внимательности – помогал приобрести необходимые качества.

Павел – любитель побыть на природе

Дарья: Где проходили занятия?

Правин: Какое-то время они продолжались в школе, я тогда был в восьмом классе. Кстати, к учёбе в школе я особо серьёзно не относился.

Дарья: Ты был двоечником?

Правин: Я серьёзно занимался танцами, побывал на очень многих фестивалях, концертах, в том числе за рубежом. У нас был коллектив народных танцев при дворце пионеров, с которым работали великолепные преподаватели. Даже привозили специалистов из других стран! По мексиканским танцам, по степу… То есть при подготовке программы определённой страны движения с нами разучивал специалист именно из этой страны. Уровень был очень серьёзный. Представь: два часа балетного станка, два часа хореографии, куча выездных выступлений… Кроме того, много времени занимала музыка. Какая уж тут школа? Ну и, конечно, я не упускал возможности откосить от уроков, пользуясь привилегированным положением. Где концерт на два дня, там можно и три нарисовать.

Дарья: Насколько я понимаю, ты балансировал на грани перспективы остаться на второй год.

Правин: Ну нет, не до такой степени. Я же был во дворце пионеров… Остаться на второй год было никак нельзя. Тогда я рисковал бы нарваться на репрессии уже в танцевальном коллективе. Поэтому кое-что я всё-таки учил.

Дарья: Вернёмся ко времени твоего увлечения ударными. Танцы ты к тому моменту уже оставил?

Правин: Совершенно верно: я оставил танцы и углубился в музыку. В учебной аудитории я буквально ночевал. Был момент, когда мы готовили школьный спектакль полгода, а я в день спектакля пошёл на занятия в класс училища. Учитель увидел, что я не готов и сказал, что пока я не сделаю задание, не выйду из класса. В общем, в день спектакля меня в школе просто не нашли. Хотя я играл одну из главных ролей.

Дарья: Досталось тебе за это крепко?

Правин: Этот случай научил меня бережно относиться ко времени (смеется). А также помог понять то, что в жизни на всё есть своё время, в которое желательно вписываться. Иначе энергия, которая тебе даётся на то, чтобы что-то сделать, уйдёт. К примеру, ты никогда не переплывёшь Ла-Манш с маленькой скоростью – тебя снесёт течением. Нужно плыть быстрее течения. Так и в жизни: если не прикладываешь нужные усилия вовремя и с нужной энергией, то не будет и достижений.

Дарья: Но есть же множество примеров, когда заняться делом своей мечты смолоду у человека просто нет возможности. Приходится начинать с нуля лет в 30, 40, 50…

Гитара – воспоминания о детстве и первых шагах в музыке…

Правин: Я считаю так: если твоя мечта – настоящая, то ты вернёшься к ней. Но есть в жизни и определённая цикличность. Бывает, что нужно выровнять свой жизненный путь, решить различные задачи: финансовые, семейные… И когда приходит попутный ветер, а у тебя в руках парус, то появляется сила на то, чтобы реализовать мечту. Однако способность неваляшки, которая при первой возможности встаёт, у многих с годами уходит. Поэтому тормозить опасно. Как раз этому меня тоже научил мой строгий Учитель.

Дарья: А если нет попутного ветра?

Правин: Либо твоя искренность не абсолютная и ты не определился с тем, что нужно, либо тебя жизнь проверяет. При искреннем взывании и усилии всё вокруг меняется. Самое тёмное время – перед рассветом.

Дарья: Ты упомянул какой-то особый метод работы с учениками твоего Учителя. В чём он заключался?

Правин: Например, когда я работал с музыкальным произведением, я его учил сначала в своём сознании. Пытался представить, как я играю, развивал своё воображение. Это уже из области духовных практик: когда через визуализацию ты вкладываешь определённую энергию в произведение. Часто такой энергии не хватает на сцене: нас отвлекает много факторов. Поэтому очень важно привнести туда своё внутреннее видение, как именно ты хочешь его исполнить.

Дарья: Насколько я понимаю, речь идет о тогда ещё советской эпохе. Несколько необычный подход для того времени…

Правин: У меня всегда было стойкое ощущение, что мир, который нам нарисовали (а я жил в СССР), не совсем настоящий, что я как будто сплю и вижу сон. Плюс встречи с такими людьми, мастерами своего дела, не дали замутнить сознание. Я ощущал наличие другой, настоящей реальности. И когда я попал в Индию, то понял, что ощущаемая мной навязывают.

Ударные инструменты – целая эпоха в жизни Правина

Дарья: Давай вернёмся немного назад. После училища ты продолжил заниматься на ударных? Почему ты остался в Смоленске и не поехал в Москву поступать?

Правин: Совершенно верно, в училище я занимался ударными инструментами. Что касается Москвы, как-то не очень она меня привлекала. В провинции же ритм жизни другой совсем, нет такой суеты… Хотя в те годы после Смоленского музыкального училища многие выпускники поступали в Гнесинку, в Московскую Консерваторию им. П. И. Чайковского и другие престижные музыкальные ВУЗы. В училище был очень хороший педагогический состав.

Дарья: В конце концов ты всё-таки переехал в Москву. Как это случилось?

Правин: В основном благодаря друзьям, которых здесь немало. Интересовался йогой, ездил на семинары. А крупные мероприятия проходят часто именно в Москве. Но переезжать сюда насовсем мне не хотелось. В итоге я поступил в консерваторию в Саратов. В Саратове я играл в разных оркестрах, иногда даже в качестве солиста. Так я закончил консерваторию экстерном за четыре года. По окончании её мне предложили поступить в аспирантуру уже в Москву, и я всё-таки отправился в путь, но до аспирантуры так и не доехал – не хотел больше заниматься академической музыкой.

Дарья: Почему ты ушёл из академической музыки в этнику?

Правин: В тот период меня больше интересовала уже не сама музыка, а та работа, которую она производит в человеке. Интересно было углубить свои знания в этом направлении. У меня было ощущение, что академическая музыка имеет очень разношёрстную структуру и создает противоречивые состояния: композиторы привносят в нее помимо тонких планов ещё и собственные страдания. Всё это через музыку передаётся. Так и идёт череда то просветлений, то страданий. В конечном итоге, чтобы большие оркестровые массы могли взаимодействовать, академическая музыка пришла к жёсткому темперированному строю. Это и понятно, иначе большие массы людей в оркестре вместе взаимодействовать не смогут. При этом колорит разных эпох начал пропадать. Вообще же классическая музыка идёт из глубины веков, а называют таковой почему-то в основном музыку Западной Европы. Ну, России тоже в некотором количестве. Хотя западноевропейская музыка – это дитя, которому от роду несколько сотен лет. А до этого музыкант играл не меньшую роль, чем композитор: он имел большие каденции, где он выражал своё понимание произведения, своё впечатление.

Дарья: Насколько мне известно, во времена того же Вивальди такие традиции были ещё живы.

Правин: Вот именно! Но позже композитор стал властвовать над судьбой произведения. В некоторых странах прежняя форма сохранилась. Ближневосточные мугамы, индийские раги, например. А ведь эта музыка несоизмеримо старше европейской классики! История её насчитывает тысячелетия. Хотя, в случае с теми же Турцией и Ираном не стоит путать их классику и народное творчество. Эти две вещи развивались параллельно и у них разное назначение. Народная музыка в основном звучала на мероприятиях – свадьбах, похоронах и т. д. А назначение той классической музыки – погружение в определённые состояния. Через неё человек прикасается к глубоким вещам и выходит за бытовой уровень, чувствует свою причастность к некоему внутреннему и внешнему космосу; чувствует, к чему ему стремиться в этой жизни вообще, как действовать. И если человек регулярно соприкасается с такой музыкой, он будет в целом жить в более гармоничном состоянии. Мне думается, что в древние времена так и было. Позже часть таких функций на себя взяла церковь, часть – наука (медицина, психология). По сути, целостное разделилось на специализации и, таким образом, перестало существовать как целое. И вот, анализируя некоторые произведения классической музыки, я никак не мог избавиться от ощущения, что я ем рафинад, а я жаждал изначальной мистерии музыки, иначе музыкант как суть во мне утратил бы смысл существования.

Дарья: Как тебе удалось удержаться в Москве?

Правин: Я снимал здесь маленькую однокомнатную квартирку, занимался игрой на таблах в индийском культурном центре. Чтобы заработать на жизнь, давал частные уроки, подрабатывал на разных мероприятиях. Господь помог – я познакомился с руководителем Огненного театра Юрием Берладиным. Деньги мне доставались относительно легко: в то время олигархи очень любили устраивать феерические шоу. Выступления позволяли мне жить в Москве, оплачивать жильё и посвящать некоторое время учёбе. Тогда же я встретился с Хашмат Али Кханом – музыкантом с кашмирскими корнями. В нём, как и в других моих учителях, была своя магия. Я занимался у него игрой на табле, учился воспринимать североиндийскую систему. В индийском культурном центре я встретил своего друга Джаганата и мы стали вместе играть, потом вместе поехали в Индию. Джаганат продолжил заниматься таблой, а я стал заниматься флейтой бансури.

Дарья: Большой у тебя разброс: гитара, ударные, табла и вдруг – флейта бансури… Почему бансури?

Правин: Меня интересовал мир мелодической вязи. В нём зашифровано множество внутренних духовных переживаний, духовного опыта многих и многих поколений. Когда ты осваиваешь украшения одно за другим, тебе открывается восприятие мира, характерное для того времени. Так же по срезу льда можно сделать вывод о составе атмосферы в тот период, когда он замёрз. Точно так же и в музыке: через неё мы можем прикоснуться к духовным переживаниям и чаяниям людей минувших эпох.

Дарья: Как ты решился бросить в Москве всё и поехать в Индию?

Правин: В какой-то момент я понял, что тот голод по первозданной культуре, который у меня возник, невозможно утолить, если ты не находишься внутри этого культурного пласта. Я довольно много выступал для индийского культурного центра. И тогда из Индии приехал в Москву мой ныне близкий друг, культурный посол Анил Дикшид и как-то уловил мои внутренние чаяния. Именно он помог мне получить грант на обучение в Индии. Не могу сказать, что мне было легко принять решение: здесь уже были существенные наработки, много концертов, спектаклей… Думаю, любой человек побоится потерять насиженное место. Помимо театра, я тогда уже играл в этнопроекте Safety Magic, который набирал обороты. О нём, кстати, был первый выпуск передачи Дмитрия Диброва «Антропология». Однако тот голод, о котором я говорил, в итоге оказался сильнее страха, и я всё-таки уехал. Если бы я тогда этого не сделал, то этот голод стал бы для меня немым укором на всю оставшуюся жизнь.

Дарья: Расскажи, пожалуйста, как складывалась твоя жизнь в Индии? Не только творческая, но и просто бытовая. Это же совсем другая культура!

Правин: О, это был тотальный шок! Мне дали 3 дня времени на адаптацию. Меня тогда приютили знакомые одной моей первой ученицы. Эти люди занимались гурджиевскими танцами. Это была моя первая встреча с реальными суфиями. Объясню, что для меня входит в понятие суфий. Прежде всего – бережное и уважительное отношение к духовному наследию любого направления и готовность постигать настоящее знание, какого бы ты уровня сам ни был. Так вот, те люди мне провели первый ликбез по местному пространству и традициям.

Дарья: Наверняка контраст был большой.

Правин: Большой – это мягко сказано! Прежде всего, меня впечатлил большой контраст жилищ: рядом могли стоять роскошные особняки и трущобы, и никто никому не мешал. Там нет снобизма, по одёжке не встречают. Кроме того, в домах постоянно бурлит жизнь, куча народу. Так вот. Джаганат тогда собирался продолжать учиться в семье нашего учителя Али Кхана, и я решил, что было бы неплохо нам жить недалеко от его дома. Так мы переехали в местную лачугу к родственникам нашего Учителя. Я никогда не забуду это место! Несколько дней мы учились среди этих трущоб находить свой дом. Домики ведь похожи между собой и сделаны буквально из картона, узкие улочки на десятки километров, кишащие людьми, словно муравьями, и совершенно непонятно, где ты находишься: ни тебе указателей, ни каких-либо примет…

Дарья: У всех разный стиль жизни. Кому-то больше нравятся небоскрёбы, а кому-то – вот так… Как ты нашел своего учителя по бансури?

Правин: Да, стиль жизни там весьма специфический, с нашей точки зрения. Так, я продолжал по гранту заниматься на табле. Отец Анила – человека, который сделал мне грант, направил меня к Харш Вардану, моему учителю по бансури. Я некоторое время ждал его возвращения домой, а когда дождался и услышал его игру, то понял, что он своей игрой создаёт ту магию, которую я искал. Когда он играл, он буквально озарял духовное пространство вокруг себя. Сердце у тебя наполняется любовью, когда ты слушаешь такое исполнение. Это очень тонкая духовная работа, внутренняя молитва! Рядом с ним я стал понимать, насколько сильно различаются западная и восточная системы в своих подходах к творчеству. Я не умаляю достоинств системы запада, но я искал именно то, что нашел у Харш Вардана, как воздух, с самого детства. Если бы я встретился с такой системой раньше, наверное, я бы не пытался в детстве разбить гитару.

Музыка в исполнении Правина звучит в разных уголках планеты

Дарья: Как складывались взаимоотношения с индийским учителем? Разница менталитетов не мешала?

Правин: Мне кажется, в контакте с ним я впервые начал понимать, что такое настоящее общение. Мы общались через музыку: он играл фразу, потом вступал я. Было ощущение, что он таким образом задаёт тебе вопрос, а ты ищешь ответ. Бывало и наоборот. В наше время слово во многом утратило свой символизм. Когда мы общаемся, жонглируя словами, мы часто транслируем самих себя, а не производим обмен опытом. Сейчас отношение к слову, увы, таково, что оно стало занимать место средних по качеству духов. У нас говорят, молчание – золото, а там всё иначе. В Индии, если люди собрались, то отмалчиваться некорректно. Получается, что ты своим безмолвием другим ничего не даёшь. Каждый человек продолжает разговаривать с другими так, как идёт от сердца. И вот это – настоящий праздник жизни! Пространство наполняется энергией, зажигающей всех, как лампочка. Таким же образом работает и традиционная музыка: люди встречаются и им хочется вместе поиграть. Так и возникает резонанс между ними, открывающий другую реальность. Есть в Индии музыканты, которые на такой волне живут всегда. У них много концертов, причем часто они бесплатные. Это самый настоящий духовный клад! Даже такую дубину, как я, их энергетика может менять. Та же самая черта была присуща и моему учителю.

Бансури – один из любимых инструментов Правина

Дарья: На каком языке вы общались с учителем?

Правин: На смеси английского и хинди. Хинди я начал изучать ещё в Москве в студенческие годы. У меня были друзья, которые тоже его изучали, и мы практиковались вместе.

Дарья: Ты сказал, что в Индии концерты классических музыкантов часто бесплатны. Не могу не поинтересоваться, как же они живут?

Правин: В Индии довольно много культурных ассоциаций, которые и оплачивают работу этих музыкантов. Это огромное счастье – не зависеть от того, придёт к тебе на концерт 20 человек или 2000, не думать о продаже билетов. Поэтому общий уровень традиционной музыки в Индии очень высок.

Дарья: Имя Правин тебе тоже дал Харш Вардан?

Правин: Нет, другой учитель шиная – Шубаш Чанд. История была такая: мне хотелось попробовать поиграть на шинае (духовой инструмент, напоминающий зурну). Инструмент этот по сути своей ритуальный, часто на нём играют на свадьбах и похоронах. Так вот. В том районе, где я жил, были целые музыкальные династии. В одной из них у меня появился друг, зовут его Джавет. История его семьи удивительна. Отец Джавета – уникальный мастер по изготовлению музыкальных инструментов, хотя начинал свою трудовую жизнь как рикша. Рикша – это человек-такси, по сути, самая низшая каста. На велосипеде возит людей с места на место, сзади велосипеда – тележка. По сути, это следующий слой после бездомных бедняков. После начала своей деятельности живут рикша максимум лет 10. Зарабатывают они копейки, да и климат тяжёлый. Кроме того, механическая работа приводит к тому, что человек быстро теряет своё здоровье и жизнь, как следствие. Однажды один человек дал этому рикше фотографию своего духовного учителя, и рикша стал усердно молиться ему. И в какой-то момент ему открылась способность делать инструменты, хотя он нигде не учился этому. Появились заказы, заработок. В конце концов, этот человек заработал себе на дом. И вот, его сын, с которым мы подружились, познакомил меня с мастером, который всю свою жизнь занимался игрой на этом инструменте – шинае, с раннего детства. Он меня и учил и имя дал.

Дарья: Какая-то сплошная мистика…

Правин: Да, там так. Люди там уникальные.

Дарья: Говорят, что в Индии принято прислуживать учителю. Ты с этим сталкивался?

Правин: Ну вот возьмём Шубаша, к примеру. Уровень его мастерства и его бескорыстия был запредельный. Когда я пытался подарить ему какой-то подарок, хотя бы фруктов в дом принести, он заставлял меня всё это вынести из дома, только тогда я мог войти. Однажды он сказал: у меня есть двое сыновей: Новин и Парвин. Тебя я учу тоже, как сына. Ты будешь Правин. Я не спорил.

Дарья: Вот это история! А в подарках Шубаш видел что-то неприемлемое?

Правин: Он просто считал, что то, чему он учит, невозможно компенсировать внешним воздаянием. Единственная приемлемая для него плата – благодарность и усердие ученика. Для него сама суть энергии денег не работала. На западе люди не понимают, что некоторые уровни отношений деньги способны не поддержать, а разрушить. Шубаш считал, что в сферу духовного знания деньги априори не могут быть введены. Так и Шубаш давал значительно больше, чем ремесло. Когда появляются деньги, уровень духовной передачи отключается. А традиционная музыка не существует без этого пазла.

Дарья: А на что же жить?

Правин: Шубаш имел всё необходимое для жизни и при этом учил вот по такому принципу. Деньги он брал в основном на праздниках – играл он просто неповторимо, и работы у него была масса. Там, конечно, он деньги брал. Но с учеников – нет.

Дарья: А ты со своими учениками по такому же принципу занимаешься?

Правин: Это зависит от того, как я ощущаю человека и зачем человек ко мне пришёл. Всё очень по-разному. Бывает, что и бесплатно занимаюсь. На востоке есть много косвенных знаков, по которым люди определяют, с кем и как можно работать, а как – нет, в чём для человека ценность. Если духовные понятия для человека не являются ценностью, то и выстроить с ним отношения на этом уровне невозможно.

Дарья: Сколько ты проучился у Шубаша?

Правин: Чуть больше года. Мне интересен был и инструмент, и его подход. Потом нужно было делать выбор, погружаться в него целиком или нет. Я понял, что нужно завершать.

Дудук создает умиротворение в человеке

Дарья: В Индии ты прожил немало. Предполагаю, что это время оказало большое влияние на твои привычки в жизни. У тебя не возникало желания остаться в Индии навсегда?

Правин: В Индии я прожил несколько лет: примерно 2,5 года постоянно, а потом – наездами месяца по 4. В какой-то момент я почувствовал, что я теряю контакт со своими корнями. Но я родился-то здесь, в России, и терять связь со своей культурой я не хотел. А потерять свои корни – это путь в никуда. Я знаю таких людей – они зависают где-то в небытии, и в конце концов вообще непонятно становится, куда их несёт течение.

Дарья: Почему так происходит?

Правин: Очень интенсивные энергии там. Кто-то воспринимает их и целиком перестраивается, а кто-то просто впадает в эйфорию без понимания, что вообще он делает. В итоге такого человека размазывает во что-то бесформенное. Это не духовность, а псевдодуховность, когда кроме снобизма и пустоты ничего не остаётся. Устои разрушены, а самоосознания нет… Получается неприкаянное существо, ни там, ни сям полноценно не присутствующее.

Дарья: Когда ты вернулся, тебе пришлось все связи восстанавливать заново? По сути, ты ведь вернулся в никуда.

Правин: Да, абсолютно в никуда. Всё пришлось воссоздавать с нуля. Один из первых моих концертов был в МГК им. П. И. Чайковского. В одном институте со мной училась музыковед из Саратова и она же писала диссертацию об индийской классической музыке. Она познакомила меня с Маргаритой Каратыгиной, которая как раз в МГК им. П. И. Чайковского занимается разными музыкальными направлениями мира. Через неё я смог организовать концерт в консерватории – первый после возвращения из Индии.

Дарья: Психологически тебе трудно было заново адаптироваться к России?

Правин: Очень. Ощущения были примерно, как после возвращения из космоса. В Индии мне играть легче было чисто по энергетике, ощущать узор жизни. Когда я начинал играть в Москве, было ощущение, что я не могу пробиться к этому свету, продираюсь через какие-то плотные слои атмосферы. Не то чтобы Индия круче, просто мы в силу своего образа жизни не чувствуем всей красоты и полноты жизни. Путешествие может дать возможность восстановить этот навык. В Москве совсем другая энергетика. Здесь тонкие духовные вещи воспринимать на порядок сложнее. Иногда получалось, но нужны были неимоверные усилия.

Репетиция с группой «Одно Но»

Дарья: А как насчет житейской стороны вопроса? Нужно же где-то жить, зарабатывать на хлеб…

Правин: После учебы в Индии у меня возникло стойкое ощущение, что прежде всего необходимо научиться каждый день восстанавливать определённые духовные состояния. Эти состояния предшествуют тому, что ты приобретаешь в жизни. Суть в том, что внешнее начинается внутри. Всё возникает из тонкой формы. Если эта форма взаимодействует с пространством вокруг тебя, оно само вовлекает тебя в нужные события.

Дарья: Всё это звучит красиво, конечно. Однако в современной России в тренде несколько иное мышление, насколько я понимаю. Мы привыкли опираться больше на собственный рассудок, чем на какие-то тонкие материи. И уж тем более, никто не знает толком, как управлять ими. И вот так поехать в никуда со спокойной душой мало кто решится.

Правин: Я прекрасно понимаю, о чём ты. Но в этом и кроется фундаментальная ошибка. В Индии я понял, что у рационального ума другие функции. Он нужен для решения конкретных простых задач. В остальное время ум должен быть спокоен и дать возможность более глубокому разуму в тебе взаимодействовать с реальностью. Нужно научиться выключать «говорилку» в голове. Вопросы типа где я буду жить, на что я буду жить, у меня решались по ходу дела благодаря навыку, который я описал. Если бы я ломал над этим голову 24 часа в сутки, я не смог бы ни решить бытовые проблемы, ни удержаться в той музыкальной нише, которая была для меня важна.

Дарья: Почему, как ты считаешь? Тебя бы охватила паника?

Правин: Конечно. Ведь ничего же не известно, а для рационального ума это катастрофа! Но, к счастью, я смог подойти к вопросу по-индийски (смеется). В Индии ты никогда не просишь помощи у людей, ты просишь ее у Бога. Часто люди сами предлагают, но сам ты не озвучиваешь своих просьб. Учиться доверию Богу – это ежедневные усилия. И привели они к тому, что у меня стали возникать интуитивные ощущения, что мне делать: сколько и с кем провести встреч и т. п. Но еще раз повторю: вначале было состояние! А на чисто фактическом уровне, мне помогли мои друзья, которые дали мне возможность жить у себя в комнате, помогали мне организовывать концерты, на них зарабатывать и платить за ту самую комнату. Кстати, познакомил я их ещё до Индии, и ребята поженились. Так что были благодарны. В определённый период я встал на ноги и стал жить отдельно. Постепенно появились контакты в филармонии, выездные концерты, театры и много чего ещё.

Дарья: Ты сам искал контакты или они сами тебя находили?

Правин: Искал изнутри. Ещё раз говорю, ключ ко всему – внутреннее состояние! С него всё начинается. Пример из Индии: представь, что ты едешь по дороге. Тебе придет в голову ни с того, ни с сего начать сигналить, просто чтобы показать, что ты есть на этой дороге?

Дарья: Это было бы весьма странно.

Правин: Да! А в Индии человек сигналит просто для того, чтобы показать, что он есть здесь и сейчас. Если ты не сигналишь – тебя нет. И когда человек переходит дорогу, водитель не тормозит, а подстраивается под твою скорость, чтобы тебя пропустить. Останавливаться в Индии – этот нонсенс, для них в движении вся жизнь. Кстати, парадокс, но пробок там почти нет.

Дарья: На первый взгляд то, что ты говоришь о состояниях, кажется чем-то нереальным. Но по мере раскрытия темы складывается ощущение, что это весьма стройная система, которая работает по четким законам.

Правин: Так и есть! Там другое восприятие мира. Я наблюдал, как мой учитель во время игры на инструменте был переполнен любовью – любовью к Творцу, к самой жизни, я понимал, что это и есть настоящее взаимодействие человека с музыкой. Жизнь – это постоянный поиск того самого, настоящего взаимодействия. Найдя связь с творцом, человек обретает смысл жизни. Если ты наполнен любовью и чувствуешь связь с Творцом, то все вопросы решаются сами собой. Западный человек же думает по-другому: чем большую активность ты проявляешь во внешнем мире, тем больше будет успеха в жизни.