Текст книги "Дорога домой. Сборник рассказов"

Крылья

Я уже совершенен, я всегда был совершенен!

И ничто не может загнать меня в рамки,

ибо сам я по природе своей безграничен!

Р. Бах «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»

Маленькая Машенька была самой обычной девочкой из самой обычной семьи. Она была хорошенькая: тонкие черты лица, серо-голубые выразительные глазки, длинные светлые волосы и жемчужная улыбка. Но, главное, девочка была добрая и послушная, любила маму и папу и своего младшего братика.

Больше всего на свете Машенька любила смеяться: непосредственно и искренне, как все дети. Любила, когда смеялась ее мама, когда был веселым папа и, вообще, когда собирались они всей семьей и ничего их не разделяло.

Но, как в природе, за солнечными днями всегда приходят дни пасмурные и непогожие, так, и в жизни, безмятежная радость сменяется нелегкими испытаниями.

И Машенька смеялась все реже, все чаще она бывала грустной и угнетенной, в душе поселилась вечная тревога. Но она твердо запомнила, что должна быть послушной и хорошей девочкой, не расстраивать маму и папу, не показывать им свои печали. Маша так и делала, незаметно для себя она стала ждать, что однажды придет тот самый день, когда она вновь будет счастлива.

Однажды ей приснился сон. Прекрасная Эльфа в звездной ночи парила на воздушных крыльях, она была так счастлива в своем полете, так свободна и непосредственна, и так радостно смеялась, как Машенька когда-то. Внутри у Маши все сжалось, ведь она помнила себя такую, помнила то ощущение жизни, ее полноты, внутреннего слияния с этим чудесным миром. Она почти с завистью смотрела на Эльфу в своем сне. Но та вдруг посмотрела Маше прямо в глаза и сказала:

– Не грусти, однажды и ты обретешь вновь свои крылья и сможешь летать!

– Но как? – воскликнула Маша

Эльфа больше ничего не ответила и растворилась в ночной дымке.

И Маша стала искать, искать везде свои крылья. Искать того, кто подарит ей эти крылья. Мчалась по жизни все вперед и вперед, торопясь жить, но при этом ее не покидало ощущение, что тот самый день еще не наступил… Иногда ей казалось, что вот она почти летит, и она бывала по-настоящему счастлива, но затем все разбивалось в пух и прах.

Вот Маша работает и учится одновременно, с красным дипломом оканчивает ВУЗ, и получает повышение по работе. Молодец, хорошая девочка! Но что же не летается?

Вот Маша встретила хорошего парня и выходит замуж! Казалось бы, вот оно счастье: свой очаг, семья, достойный человек… Но за медовым месяцем приходит обыденность, а они еще так молоды. Но Маша хорошая девочка, да еще с характером, она не отступает! Она верит, что сможет взлететь, да еще и не одна!

Вот у Маши появляются птенцы один за другим! Радость, но где же крылья? Вернее, они есть, но Маша скорее чувствует себя наседкой, а ее крылья для того, чтобы укрывать всех от непогоды жизни. Маша помнит, что она хорошая девочка и, по-прежнему, верит, что однажды настанет тот самый день, когда она сможет летать, как мечтала однажды. Теперь она точно заслужила это.

Шли годы, дети подрастали, жизнь шла своим чередом, но ничего не менялось: Маша укрывала всех от непогоды, держала удар, многое брала на себя и все ждала, что однажды произойдет что-то особенное и она вновь ощутит свободу и радость полета.

И вот однажды, как будто, произошло чудо, Маша встретила особенного человека, с которым смогла летать. Ничего более удивительного в жизни она не испытывала, только момент рождения и младенчества ее троих детей, которые дарили ей на время такую же чистую радость.

Маша взлетела и… Тот, кто подарил ей крылья, вдруг бесцеремонно их и обрубил… Маша разбилась, как никогда, уж лучше бы и не знать, что такое летать! Она была почти мертва внутри, характер спас. Но главное, она больше не была хорошей девочкой.

И вот однажды снова ей снится сон из далекого детства. Прекрасная Эльфа в звездной ночи парит на воздушных полупрозрачных крыльях. Маша спрашивает ее:

– Эльфа, ты мне обещала, что я обрету крылья! Посмотри, что со мной стало? Я больше не Я, я не хорошая, я совсем не знаю себя, за краткое счастье полета я заплатила жестокую цену, меня как будто больше нет!

– Глупая! Да, я сказала, что ты обретешь свои крылья, но ты долгие годы искала тех, кто подарит тебе их! А за это всегда нужно платить определенную цену. Обрести крылья и парить ты можешь только обретя саму себя! – ответила эльфа

– Но как? – вновь воскликнула Маша

– Я оставлю тебе маленький подарок… – эльфа коснулась маленькой палочкой со звездой на конце Машиного плеча и растворилась в ночной дымке.

Утром Маша с удивлением обнаружила на левом плече маленький рисунок – контур поднятых вверх крыльев. Она подошла к зеркалу, и увидела в нем все ту же маленькую девочку: выразительные серо-голубые глаза, светлые волосы, искренняя улыбка.

Она прошла нелегкий путь жизни, взлетала и падала, дарила любовь и тепло другим, искала счастья для себя. Да, больше она не была хорошей девочкой для всех вокруг, ей пришлось делать слишком сложный выбор, но она прошла и это, чтобы в итоге, обрести себя и позволить себе просто быть.

Прошло еще какое-то время. Однажды Маша бродила в парке. Весна только вступала в свои права.

Маша часто вспоминала последнюю фразу Эльфы: «Обрести крылья можно только обретя саму себя!» Маша часто думала, как это… С каждым днем она обретала все больше внутренней свободы. Она поняла, что вовсе не обязательно быть хорошей для всех; что всем, даже своим детям она должна «в меру»; что каждый имеет право оступиться и упасть, важно потом суметь подняться, и в этом опыте наша сила и мудрость; что наше ощущение счастья, по большей части, зависит только от нас и нашего внутреннего состояния; что этот мир прекрасен и изобилен, и в каждом мгновении жизни уже заключено чудо!

Маша любовалась распускающимися цветками абрикоса. Тонкие ветви без листьев были усыпаны белоснежными ароматными цветочками. Маша сделала фотографию на телефон, выложила ее в своем блоге, подписав: «Есть только один момент – прямо сейчас!»

Теперь она чувствовала – ее крылья всегда с ней, и она может парить в любой момент, когда только захочет! Ведь в жизни, как и в природе: пасмурные дни всегда сменяются солнечными!

Лети, Цыпа, лети!

Достаточно ли сильны мои крылья? Птица, воспаряющая над плоской равниной условностей и предрассудков, должна иметь сильные крылья. Печальное зрелище – мокрая курица, измученная и придавленная к земле. Кейт Шопейн «Пробуждение»

В теплом уютном курятнике, который располагался в живописном дворике с нежной зеленой травой, желтым чистотелом и яркими одуванчиками жила-была молоденькая курочка Цыпа. Росла она милой и послушной. Вся такая чистенькая, беленькая с аккуратными перышками и красным гребешком.

Как и всем молодкам, Цыпе мечталось поскорее выйти замуж и завести птенцов. Так уж она была воспитана.

Да, порой она смутно догадывалась, что за деревянным забором этого уютного дворика скрывается огромный неведомый мир, о котором она совсем ничего не знала. И порой ее распирало любопытство, а что там? Но с детства она слышала: «Место порядочной курицы в курятнике. Курицы не летают. Твое дело высиживать яйца и выводить птенцов». От мамы-наседки она усвоила, что за забором опасно и нет там ничего хорошего. Но у Цыпы всегда было смутное ощущение, что мир не может ограничиваться лишь этим двориком, пусть таким родным и уютным. Что есть еще много замечательного и там, за этим забором!

Вскоре к Цыпе посватался молодой петушок Петя. Петя был недурен собой, важный, с высоким гребнем и разноцветным ярким хвостом. Ради пущей важности он взлетел на заборный колышек и проголосил «Ку-ка-ре-ку». Цыпа пришла в полный восторг. Ей не терпелось узнать, что там увидел Петя с высоты заборного колышка.

– Ну что? Что ты там увидел? Как там за забором? Красиво?! – спросила она с нетерпением

– Ку-ка-ре-ку, там просто трррава… – ответил он рассеянно – Лучше скажи мне, как я пою? – важно проговорил он.

Как и положено, Цыпа вышла замуж за красавца Петю. И началась их семейная жизнь. Вскоре появились на свет очаровательные желтые комочки – цыплятки. Цыпа была счастлива! Она была поглощена нежной заботой о своих пушистых комочках, и вся светилась изнутри! Петя важно расправлял свой разноцветный хвост и еще громче кукарекал по утрам, с гордостью ощущая себя главой большого семейства.

И только ясными звездными ночами, уложив своих птенчиков, Цыпа выходила на мягкую зелень двора и мечтательно смотрела на звезды. Быть мамой прекрасно, но внутри в такие тихие ночи возникала, как будто из ниоткуда, смутная тревога от ощущения, что мир гораздо больше и интереснее, чем этот маленький двор.

Ее птенчики подрастали, жизнь шла размеренно своим чередом, один день сменялся другим, только для Цыпы ничего не менялось. Ее жизнь проходила в каждодневных заботах и будничной суете примерной домохозяйки, жены и мамы. Иногда просыпаясь ранним утром, Цыпа совсем не хотела вставать и приниматься за домашние дела. Она подолгу оставалась на одном месте, и ее начинал мучать вопрос: «Кто я во всем этом?». Часто он становился навязчивым и Цыпа, даже за делами, мысленно погружалась в какое-то оцепенение.

«Ради чего я живу? Какой смысл в этом идеальном порядке, который я создаю вокруг? Дети совсем скоро вырастут и покинут наш дом, с чем останусь я? Что общего у нас с Петей? Неужели так всегда все и будет?» – задавалась она бесконечными вопросами.

Ей казалось, что их жизни с супругом идут параллельно, он постоянно занят какими-то своими делами-друзьями, а она продолжала выполнять роль примерной жены и хозяйки. Нет, и плохого про него ничего не скажешь, он всегда бывал вовремя дома и даже порой покукарекивал в воспитательных целях на детей. Но куда он сам стремился?

Цыпа пробовала поговорить с Петей, но он слушал ее с удивлением и успокаивал: «Цыпа, дорогая, все замечательно! Странно, что тебя что-то беспокоит… Мы ведем достойную жизнь: дети, дом, семья, все как положено! Пойди лучше пообщайся с соседками!»

«Пообщайся с соседками!» – Цыпа внутренне содрогнулась: дома ей мало хлопот, чтобы слушать других! Все одно и тоже: у кого зерно сыро, у кого в пшене тля, а то еще хуже – слушать сплетни! «Неужели мир ограничен только этим: поесть, поспать, обсудить детей и друг друга!?» – спрашивала себя Цыпа. «Нет, не поверю! Мир слишком прекрасен, чтобы быть таким ограниченным!» – отвечала она сама себе.

Пришло время, когда их молодые петушки и курочки создали свои семьи. Цыпа затосковала еще больше. Хлопот заметно поубавилось, но ее жизнь, по-прежнему, ограничивалась двором и курятником. Вид важно расхаживающего по двору Пети, начинал ее откровенно раздражать. И однажды она предложила:

– Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться за двор? Я уверена, нам будет полезно сменить обстановку… А потом, я думаю, что там много интересного…

Петя аж начал заикаться от недоумения:

– Куккккаррреккку! Что с тобой, Цыпа? Ты в своем уме? Ты, видно, помешалась после ухода детей! Разве ты не знаешь, что там, за забором опасно!!! Что там делать? Что мы там не видели? Нам и здесь очень хорошо!

Цыпа не стала спорить, молча она удалилась на насест. Прошло еще какое-то время. И тоска по миру, по какой-то другой неизвестной жизни, которую она смутно предчувствовала становилась невыносимой.

Одним ранним утром, когда солнце только поднялось над горизонтом, а все вокруг было подернуто нежной серо-розовой дымкой, Цыпа вышла во двор. Она с благодарностью смотрела на солнце и пробуждающийся день, сегодня в ее сердце не было грусти, оно было полно предвкушения и радостных предчувствий. Расправив свои слабые крылья, она грузно взлетела на забор и огляделась. Мимо шла дорога.

«Дорога!» – подумала Цыпа… «Дорога – это путь, и он обязательно приведет меня куда-то!». Цыпа мало летала, ее крылья служили, в основном, для того, что оберегать и укрывать от опасности своих птенчиков, зато ноги ее были крепкими, потому что она много бегала по домашним делам. Она слетела с забора и быстро побежала по дороге. В ее сердце не было страха, а лишь пьянящее ощущение свободы!

Цыпа не помнила сколько она так бежала… Порой она останавливалась, чтобы перевести дух и оглядеться вокруг. Как она и ожидала, этот мир был прекрасен! Вдоль дороги расстилался ковер сочной зелени с разноцветьем трав – голубые колокольчики, темно-розовый клевер, фиолетовый шалфей, ярко-желтая пижма и милые скромницы – ромашки! И воздух! Воздух здесь был совсем другой – душистый и дурманящий запахом трав, от него слегка кружилась голова! Так приятно! А легкий ветерок нежно играл в белых перышках Цыпы… Отдохнув, она спешила дальше.

И когда солнце, уже достаточно, поднялось над горизонтом, перед ней открылась тихая гладь небольшого озера. В мелкой ряби отряжалось чистое голубое небо с летящими белыми барашками. Цыпа никогда не видела столько воды и замерла в удивлении. Берега озерка поросли высоким камышом, который покачивался в ритм ветра. Между камышами была узкая дорожка к самой воде. Цыпа напилась и уселась в тени камыша. Незаметно для себя она задремала.

Разбудил ее птичий гомон, в небе Цыпа увидела стаю диких уток, которые с шумным кряканьем приводнялись на тихую гладь. «Какое же счастье им дано!» – подумала Цыпа, в восхищении наблюдая полет утиной стаи. «Вот так свободно летать, расправив крылья, объять необъятное небо, чувствовать полную свободу и созерцать сверху весь этот огромный мир!» Она тяжело вздохнула и беспомощно похлопала своими слабыми крыльями. «Как же так… иметь крылья и не летать? Может быть, я еще смогу научиться и овладеть ими, и тогда однажды смогу полететь вот так, как они?»

Она так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как к ней бесшумно подплыл крупный селезень с блестящей изумрудной шеей. Он вышел на берег, отряхнув лапки и сказал:

– Добрый день, мадам! Откуда Вы к нам?

От неожиданности Цыпа подпрыгнула и заикаясь ответила:

– Добрый день, я-я… я издалека, с Птичьего двора, вот решила посмотреть мир…

– Меня зовут мистер Кряк! – важно представился селезень. – Я вожак стаи, которая живет на этом озере. А Вы, стало быть, домашняя птица? Путешествуете, так сказать…

– Да… Что-то вроде того… Я – Цыпа, но, к сожалению, я не умею ни летать, ни плавать, как вы… – и она горестно вздохнула. – А так хотелось бы летать, парить над всем миром и любоваться им оттуда, чувствовать поток ветра и позволить ему нести себя – Цыпа мечтательно устремила взор в небо.

– Ну что же, мадам Цыпа, признаюсь Вы меня заинтересовали, я летаю, сколько себя помню, но еще ни разу не слышал, чтобы кто-то так завороженно говорил об этом… – Кряк задумчиво обошел вокруг Цыпы – Думаю, попробовать можно… Ведь крылья-то у Вас есть, значит и летать Вы, по идее, можете… Ну-ка помашите ими, помашите…

Цыпа сделала неуверенные робкие движения крыльями, но выше камыша так и не взлетела. Кряк констатировал:

– Ну неплохо, для начала неплохо… Есть крылья, есть мечта… Остальное, поверьте мне дело практики – налета часов, так сказать…

– И Вы думаете, правда получится, уважаемый Кряк? Ведь я домашняя птица, никуда никогда не летала… – но, несмотря на сомнения, ее голос был полон надежды…

– Да, зачем домашней птице летать, а главное куда, если весь ее мир и вся жизнь ограничены одним маленьким двором? – рассуждал Кряк – Но Вы уже проделали большой путь и совершенно одна, Вы – необычная птица, и я уверен, что стоит попробовать… Нужно только лишь поверить, что это возможно, остальное дело техники. Все ограничения у нас в голове!

– Я очень-очень хочу попробовать! Я с детства мечтала посмотреть мир, но все вокруг считали это глупой и пустой затеей… Теперь уж я точно не отступлю!

И они стали тренироваться изо дня в день. Цыпа ужасно уставала поначалу, слабые крылья ее не слушались, но она проявляла большое упорство. И каждый раз, когда в ее голове мелькала мысль, что, возможно, она замахнулась на слишком многое, ведь курицы не летают, Цыпа мечтательно смотрела в небо на парящих в нем птиц, и продолжала пробовать снова и снова, полная намерений воплотить свою мечту.

Пришла осень. Совсем скоро утиной стае предстояло отправиться в долгий перелет на зимовку в теплые страны. Порой Цыпа с замиранием сердца думала о том, что ничего у нее не получится: зима близко, а все ее успехи пока невысокие короткие полеты над камышами. Сердце ее болезненно сжималось.

В один из погожих теплых дней Кряк привел Цыпу на небольшой холмик, с которого открывался чудесный вид на озеро и окрестные луга.

– Ну, Цыпа, пришло время: ты готова к большому полету! – важно произнес Кряк.

Сердце Цыпы бешено застучало:

– Как уже? Прямо сегодня? Прямо сейчас?

– Сейчас – это лучший момент, чтобы начать! Я буду рядом, тебе ничего не угрожает, просто доверься потоку, доверься себе и мне. У тебя все получится, твои крылья окрепли уже достаточно, нужна только внутренняя решимость сделать то, о чем ты мечтаешь. Лучшего момента не будет! Сделаем это вместе и прямо сейчас! Приготовься любоваться миром! Летим же! – кратко скомандовал Кряк и, расправив крылья, плавно оторвался от поверхности холма.

Сердце Цыпы казалось, перестало биться. Она раскрыла свои белые крылышки и сделала шаг вперед, зажмурив глаза. Она стала махать ими все быстрее и быстрее, и каждый взмах становился все сильнее и сильнее. Она и не думала, что крылья ее настолько окрепли. Цыпа и вправду летела. Она раскрыла глаза и увидела внизу под собой голубую гладь озера с отражением белых кудрявых облачков. Огромный прекрасный мир простирался под ней как на ладони. Теперь ее сердце замерло от счастья. Она летела! Это стало возможным?! Все возможно, если есть вера и старание!

С каждым полетом они взлетали все выше и выше. Цыпа была невероятно горда собой и счастлива. Временами она вспоминала свою прежнюю жизнь на птичьем дворе: долгое время она была заботливой мамой, преданной женой и хорошей домохозяйкой. Теперь пришло ее время – время быть собой и познакомиться с этим миром поближе!

Осень позолотила лес вдали. Ночи становились все холоднее. Стая готовилась к перелету в теплые края. Цыпа была в предвкушении. Накануне вылета Кряк нашел ее в камышах, где она обычно отдыхала после полетов.

– Цыпа, я должен предупредить тебя, что всем нам предстоит далекий и нелегкий перелет. И сейчас мне важно спросить тебя, насколько ты готова к нему внутри? В силе твоих крыльев я уверен, но сила твоего духа ведома только тебе…

– Я готова! – Цыпа гордо и уверенно вскинула головку вверх – Никогда и ни в чем я ни была так уверена, ты подарил мне не только навык полета, но и веру в себя. Я буду лететь в потоке, с доверием к нему и себе. Да и ты, я знаю, будешь рядом. Я чувствую, что те земли, которые ждут нас впереди еще удивительнее и прекраснее, а весной я смогу снова вернуться с вами на это озеро, которое стало мне родным и навестить своих детей. Но сейчас сама жизнь зовет меня в Путь…

На другой день ранним утром утиная стая поднялась в небо. Во главе косяка был Кряк. Цыпе определили место рядом с молодыми утками в середине, как наиболее безопасное. Цыпа бросила прощальный взгляд на озеро в камышах, скошенные луга, вспаханные в зиму поля, золотой лес вдали. Где-то на востоке поднималось осеннее рыжее солнце, отбрасывая золотые лучи вокруг. Вверху проплывали полупрозрачные легкие облака. Мир вокруг был бесконечно прекрасен.

«Если есть крылья – значит мы рождены летать! Если есть желание, нужно приложить усилия к его исполнению! Если есть вера в себя и свою мечту – мнение других может быть не столь уж и важным, а если в тебя верит кто-то еще, считай ты выиграл джек-пот! Спасибо, Кряк, я не просто научилась летать, я научилась быть собой и ощущать саму жизнь!» – размышляла Цыпа…

ДАР

1

На далеком и таинственном острове Мэджиклэнд, на котором все его обитали были магами и обладали каким-либо особенным даром, в самой обычной магической семье одним туманным сентябрьским утром родилась маленькая девочка.

Малышка была совершенно очаровательна, с раскосыми, как у всех магов, глазами, чуть заостренными кончиками крохотных ушек. Мама-магиня, Мирекл, пребывала в полном восторге, в семье уже росли четыре мальчика, каждый из них обладал своим особым даром, теперь в их семью пришла чудесная долгожданная девочка. Папа-маг, Пауэр, тоже рассматривал малютку с интересом. Как многие отцы, он очень гордился сыновьями, и естественно, ожидал, что и дочурка принесет особую гордость семье, ведь ее можно будет выдать замуж за какого-нибудь наследника из могущественного рода старейшин, тем самым укрепить связи и положение семьи в Мэджиклэнде.

– Думаю, у нашей очаровательной крошки окажется самый удивительный дар, как думаешь, Пауэр? – спросила Мирекл.

– О да, я не сомневаюсь, надеюсь, нам не придется ждать, когда ей исполнится пятнадцать, и ее дар проявится раньше, чтобы мы поскорее нашли ей самую подходящую партию. Было бы совсем неплохо породнится с родом старейшин!

В этот момент в дверь их дома постучали, и Пауэр пошел открывать. Вскоре на пороге спальни появился один маг из рода старейшин, а вместе с ним слепая провидица Нолидж. Она всегда приходила к младенцам, чтобы удостоверить родителей и представителя старейшин в том, что новорожденный, действительно, обладает какой-либо из магических способностей.

Старуха Нолидж подошла к колыбельке, малышка смотрела на нее темно-карими глазками-бусинками, еще ничего не понимая и не зная об этом мире и о себе самой.

– Как назвали дитя? – спросила Нолидж.

– Джифт – Подарок, мы пять лет ждали девочку… – ответила Мирекл.

Нолидж поднесла ладони ко лбу малютки, минуту ее невидящие глаза были закрыты, потом брови сдвинулись… Мирекл заволновалась…

– Ну что, что скажете нам Благочестивая Нолидж? Какой дар, магическую способность, Вы предскажете нашей девочке? – спросила мать.

Все маги, живущие на Мэджиклэнде обладали разными дарами, самые могущественные маги рождались в роду старейшин – они могли укрощать дождь, повелевать ветрами и волнами моря, омывающего остров со всех сторон. У других магов случались способности и попроще, например, кто-то мог пожелать разных кушаний, и стол тотчас ломился от изысканных яств, кто-то мог разговаривать с животными или понимать щебет птиц. И конечно, маги могли помогать друг другу и делиться тем, что давали им их магические способности, поэтому все роды магов стремились заключать выгодные брачные союзы.

– Ммм, странно, очень странно, малышка и вправду чудесная, но я ничего не чувствую, никаких магических вибраций от нее не исходит. Возможно, очень возможно, они проявятся позже…

– Нет, этого совершенно не может быть! – Пауэр почти возмутился, – Наш род чистый, никто в нашем роду не рождался без дара! Все наши сыновья уже настоящие маги.

Материнское сердце Мирекл сжалось. Крайне редко на острове магов рождались дети, у которых потом не проявлялись никакие магические способности. Она вспомнила себя девочкой лет десяти…

Однажды она вместе с другими наблюдала, как юную девушку на маленькой парусной лодке отправляли в море. Тем, у кого не проявлялся никакой дар к пятнадцати годам грозило изгнание, ведь никто не решился бы создать брачный союз с таким «недомагом», да и старейшины блюли чистоту магических родов и не дозволили бы такого брака. «Недомагов» отправляли в изгнание на Большую землю к обычным людям, которые не знали магии и, по мнению магов, были обречены на постоянный тяжкий труд без радости и счастья.

Глаза Мирекл затуманились слезами, а лицо Пауэра побагровело: то ли от стыда за новорожденную дочь без явного дара, то ли от неясного раздражения, ведь так много перспектив для себя и сыновей он уже связывал в своей голове с этой малышкой.

2

Шли годы, Джифт исполнилось пять. Она росла хорошенькой и крепенькой, темноглазая с копной медно-каштановых непокорных кудряшек. Смешливая и озорная, она была точно солнечный зайчик в семье Мирекл и Пауэра: мать в ней души не чаяла, братья любили играть с ней и баловать ее. И только Пауэра, как будто, что-то точило изнутри.

Их сыновья почти выросли, старшие уже стали крепкими юношами, младшие – подростками. У каждого из них дары проявились до семи лет, когда приходило время поступать в школу юных магов, учиться управлять своей магией и выгодно меняться теми дарами, что она приносила.

У старшего сына Пауэра магический дар проявился в три года, чем отец невероятно гордился. А с Джифт все было совсем не ясно. Пауэр вроде и любил девочку, но был с ней суховат, часто раздражался на нее, порой даже сердился. Джифт чувствовала это, старалась избегать отца и искать защиты у матери и братьев.

Когда Джифт было шесть, у Мирекл родились близнецы, здоровые мальчики, у которых, по предчувствию провидицы Нолидж, должны были проявиться очень сильные магические способности. Отец был горд и счастлив.

Мирекл погрузилась в заботу о новорожденных сыновьях.

Еще через год один за другим два старших сына Пауэра вступили в брачные союзы и зажили своими домами. Средние сыновья тоже все больше времени проводили вне родительского дома, мать была большую часть времени занята с малышами, и Джифт больше не у кого было искать защиты.

Все чаще она стала чувствовать себя ненужной и лишней в родительской семье. Отец, бывало, ругал дочь за то, что она мало помогает матери с близнецами, вот если бы у нее проявился хоть какой-нибудь дар, то, возможно, она была бы более полезна в доме.

– Какой от нее прок? – восклицал отец, – Даже в школу магов ее не взяли!

– Пауэр, она же наша дочь, мы должны верить в нее, – пыталась защитить дочь Мирекл, – ты же знаешь, что у девочек магический дар может проявиться и позже, и она еще успеет научиться пользоваться им.

На прелестном личике Джифт частенько появлялась тень грусти, а глаза наполнялись слезами. Но она не решалась плакать, переделав все дела, порученные матерью, она уходила из дома. Ее любимым местом стал высокий утес над берегом моря, на котором росло старое кривое дерево. Там она просиживала в одиночестве час, а то и два.

Иногда за ней приходила мать. Такие минуты были особенными для обеих. Джифт клала голову маме на колени, а Мирекл гладила ее и перебирала спутанные кудряшки. В один из таких октябрьских дней, когда Джифт минуло одиннадцать лет, она спросила у матери:

– Мама, что со мной не так?

Сердце Мирекл тоскливо сжалось, ни один из возможных магических даров до сих пор так и не проявился у ее единственной дочки. Даже младшие сыновья-близнецы к своим пяти годам уже порадовали семью необычными способностями: один из мальчиков мог возвращать живительную силу в надломленные и засохшие ветви деревьев, у другого был дар врачевания животных.

Джифт помнила тот радостный для семьи день, когда их старая кошка, прожившая в доме 12 лет приболела. Один из близнецов стал гладить ее, и случилось чудо. В тот же день, в руках другого брата засохшая веточка дала почки. Их отец был преисполнен невероятной гордости за младших сыновей, магические способности близнецов были самыми сильными в их роду. И это сулило возвышение и укрепление положения семьи Пауэра среди всех магов острова.

В тот особенный для их семьи день Пауэр сказал дочери:

– Вот видишь, твои братья осчастливили меня, я так горжусь нашими близнецами! В чем же твой дар Джифт, и когда ты уже порадуешь нас?

Джифт внутренне сжалась: что она могла ответить отцу? В такие минуты ей хотелось исчезнуть с его глаз и не появляться больше.

– В чем она виновата, Пауэр? – заступалась за дочь Мирекл. С каждым днем она тосковала все больше, материнское сердце предчувствовало, что у ее дочери иная судьба, что-то не так с ее магическими способностями, но она не переставала ни на минуту любить дочь и старалась поддерживать ее, насколько могла.

3

К пятнадцати Джифт превратилась в настоящую красавицу: статная, с горделиво посаженной головой, аккуратными чертами лица и блестящими каштановыми локонами, отливающими медью на солнце. Только в темно-карих глазах все время таилась грусть. Никакое волшебство с ней так, увы, и не случилось. Многие юноши засматривались на нее, но все знали и ее историю, поэтому дальше дело не шло.

В день пятнадцатилетия девушек обычно устраивали большое празднество – они заканчивали школу магии для девочек, и готовы были к созданию семьи. С этого момента семьи ждали сватов. Пауэр с мрачным видом покинул дом, отправившись в этот день в горы с близнецами.

Джифт и Мирекл остались вдвоем. День был ясный погожий в самом начале осени. Они сидели во дворе дома и медленно потягивали горячий глинтвейн.

– Что теперь со мной будет, мама? – печально произнесла девушка.

– Ох, доченька… – сердце Мирекл обливалось кровью, она предчувствовала скорую разлуку, но как сказать об этом своему ребенку, она не знала.

– От чего так со мной случилось, мама? Я не такая как все… Позор вашей семьи, как говорит отец… Зачем я, вообще, родилась на этот свет? – в глазах Джифт стояли слезы.

– Дитя! – Мирекл собрала в кулак всю свою волю, чтобы не зарыдать или не закричать от отчаяния – А что, если ты особенная, непохожая на всех нас? И у тебя свой особенный путь! Что если у тебя есть дар, неведомый ни одному из нас, но пока не пришло время, чтобы он проявился?

– У всех девушек острова магические способности обычно проявляются намного раньше пятнадцати. А я… Как мне жить с этим дальше? – слезы потекли по лицу Джифт.

– Волшебство не всегда в том, что явно. Иногда самые великие дары спрятаны где-то глубоко внутри нас. Мы, маги, мало об этом знаем, но в наших древних преданиях есть истории о людях, которые способны открывать в себе великую силу в самые неожиданные моменты. Как жить?.. Ты уже очень сильная; следуя своей судьбе, ты обретешь истинное мужество, куда бы она тебя не вела. Смотри, что я тебе приготовила!

Мирекл достала маленькую резную коробочку, в которой лежало украшение на шею, сплетенное из шелковых жгутов заботливыми руками матери. Внутри оплетения поблескивала перламутровая овальная пластина.

– Смотри, доченька, как переливается перламутр на солнце всеми цветами радуги! Но, чтобы увидеть какой-то определенный цвет, нужно повернуть пластину под определенным углом. Так и совершается волшебство, мы узнаем себя с разных сторон. И даже, если мы не знаем, что ждет нас за поворотом на нашего Пути, Вера придаст нам сил. Не теряй Веру! Сокровище мое, для меня ты самый ценный дар этой жизни, ты навсегда в моем сердце! И пусть этот амулет бережет тебя и согревает любовью матери, где бы ты ни оказалась! – Мирекл смахнула пару слезинок и надела амулет на шею дочери.

– Мамочка родная, как же мне не хватало тебя порой! – Джифт крепко обняла мать, потом взяла рукой плетеное украшение. – Макраме, так же называется? Я помню, как мы иногда плели эти узелки зимними вечерами перед камином… У меня вечно все путалось и никогда не получалось так волшебно, как у тебя… А ты говорила, что с каждым узелком в амулет можно вплести доброе пожелание для того, кому он предназначен…