Текст книги "Верное слово"

– Нет, – ответила, не раздумывая, Машка, но замолчала и почему-то добавила: – Не знаю. И да, и нет, наверное. Но… вас только восемь. Где девятая? Если она хоть когтем тронет Игоря, я…

Преобразившиеся горгульи переглянулись, Сима отрицательно покачала головой.

– Девочка, что мы, фрицы, убивать безоружного мага, – отозвалась она. – Мы его не тронем, а Сашка… Сашки нет. Мы её в болоте заперли. Она оборачиваться перестала и тех двух магов заела. Мы заперли, а ты её чуть не выпустила… Так это не Виктор тебя прислал?

– Не совсем, – осторожно отозвалась Машка. – Специально не посылал, но в город нас распределил. В город, где нам и работы-то не нашлось.

– А про нас? Ничего не говорил? – не утерпела другая из «серафимов». Обожжённое, полуобугленное лицо болезненно сморщилось. – Не вспоминал?

Маша усилием воли погнала назад подступающие слёзы. Вспомнила, с какой неподдельной болью говорил Виктор Арнольдович о своих «ангелах».

– Вспоминал, – выдавила она, уже понимая, что невесть каким чудом выжившая седьмая группа вкладывала в это совсем другой смысл. – У него фотография ваша в кабинете, на самом видном месте… И говорил про вас, но…

– Но искать-помогать не посылал, – жёстко перебила Сима. Низким, по-настоящему «командирским» голосом.

– Не посылал, – призналась Маша, опуская голову. – Но он же не знает, что вы живы, что здесь! А так бы сам примчался, немедля, в тот же момент…

Лицо Серафимы исказила дикая сумасшедшая улыбка. Кто-то из девчонок захохотал – совершенно нечеловечески.

– Если б сам приехал, мы бы, пожалуй, передрались тут, решая, кто ему глотку перегрызёт, – проговорила одна из девушек, судя по росту и фигуре – Оля Колобова. – Вот славный вышел бы конец для группы-семь. А, девчата?

Маша растерянно глядела на «серафимов». Не призраки, не ангелы смерти, непобедимые горгульи – люди, они, как могли, попытались преобразиться обратно. Сошедшая с ума магия отомстила им жестоко – по обгоревшим телам струились ручейки сукровицы, даже дыхание причиняло «серафимам» нестерпимую боль. Но даже она казалась пустяковой по сравнению с той, что тлела мучительным жаром у каждой в душе. Маша почти физически ощущала её.

– Это он бросил нас здесь, Мария, – резко сказала Серафима, скрещивая на груди почерневшие руки. – Сначала сделал из нас ангелов смерти, а потом бросил.

Машка отшатнулась, продолжая прижимать руку к горлу. Крестик на груди накалился и, казалось, вот-вот прожжёт видавшую виды гимнастёрку.

«Это неправильно, невозможно! Это же Отец!..»

– Не может быть! – Она сжала кулаки. – Нет, он никогда бы не… Он хороший человек. Я знаю. Я у него училась, у него защищалась. Когда Отец о вас говорил, ему было больно, я видела. Он просто не знает, где вас искать, а как только мы ему скажем, он… он приедет, сразу приедет и поможет, честное слово, поможет!

Ответом стало лишь красноречивое молчание. «Серафимы» сошлись вместе, обступая Машу. На изуродованных огнём лицах – лишь кривые и злобные ухмылки. Как раз горгульям впору.

– Вы зовёте его Отцом, – проговорила наконец Сима, садясь. От влажного мха поднялись струйки пара. – А тогда, десять лет назад, мы звали Учителем. Или Виктором. Он сам так хотел. Чтобы – как старшего брата. Мы тоже у него учились. И доверяли ему так же, как вы с тем мальчиком, что ушёл, Игорем. И даже больше. А Сашка Швец просто любила его без памяти. Позови он – в огонь бы прыгнула. Хотя… Когда позвал, все прыгнули. Такой уж он человек.

– Потом началась война, – добавила Оля, вторая Оля, полненькая. Она не сумела перевоплотиться вполне, присела рядом с подругой, укрыв её обгоревшие плечи крылом, – мы ушли все вместе. Шутка ли, отряд магов. Пусть и девчонки. Но Виктор написал какие-то рапорты, добился, чтобы командование выслушало… И нас тогда, в июне, не раскидали по фронтам, как других. Дали шанс остаться вместе. Мы радовались до невозможности. Дурочки.

Сима кивнула, подхватывая:

– Первая чисто девичья спецгруппа… Мы ничего не боялись, в смерть не верили. Теперь вот – верим, да только она в нас, видно, разуверилась, – она невесело усмехнулась. – Начали под Борисовом в Белоруссии, пока ещё просто магами, не этими… не «чёрными ангелами». У нас получалось. Пришли первые победы. Первые раны. Но про раны мы не думали – фрицы вперёд пёрли, кто погибал, кто бежал, а кто и в плен… А мы побеждали! Учитель тогда говорил о долге и верности. Тебе он о верности тоже говорил?

Машка кивнула. Слёзы стояли в глазах. В горле ком.

– Немцы подошли к Смоленску. Мы держали Ярцевские высоты, коридор, им наши из окружения выходили. Драка была дикая, фрицы тоже не ботфортом трюфеля хлебали. Своих магов перебросили, и каких! Группы «Зигфрид» и «Бальмунг», слыхала о таких?

Маша только и смогла, что вновь кивнуть.

– Молодец, что знаешь… В общем, тяжело пришлось, насыпали перцу нам на хвосты по первости. В общем, дело – дрянь, коридор наши удерживают из последних сил, а у гансов и танки, и самолёты, и маги… Виктор сам из боёв не выходил, что правда, то правда, за спинами других не отсиживался… Короче говоря, вспомнили у нас об «ангелах»…

– Виктор вспомнил, – еле слышно прошептала «грузинская княжна» Нелли.

– Виктор вспомнил, а предложила Сашка. – Горечь и боль в голосе Симы резали верней ножа. – Он вроде как даже отговаривал по первости…

– Ага, отговаривал! – вскинулась другая девушка; с трудом, но Маша узнала в ней Юлю Рябоконь. – Как же! «Ох, девочки, нет, опасно это. Дорогу назад потерять можно…», а полминуты спустя: «Сорок второй полк отходит, подмоги просят. «Бальмунги» там, людей заживо жгут… Нет, конечно, «ангелов» нельзя, никак нельзя…» Так и взял на слабо, как детей!

– Сашка и предложила первая, и первая под трансформацию пошла. Она за один его ласковый взгляд готова была на всё. Когда оборачивались, больно было так, что не представить, пока не переживёшь. Орали, помнится, хуже, чем когда режут…

А потом пришла настоящая победа. «Зигфридов» перебросили – думали, только добить нас остаётся, одна группа справится. А мы вколотили хвалёных «бальмунгов» в землю, размазали. – Сима кровожадно ухмыльнулась, и остальные «серафимы» ответили. – Ну, и началось… Налетали по ночам. Рвали проклятых фрицев в куски. Они бежали, прятались, стреляли, а мы летели, рвали и кровь пили. Не пробуй кровь, девочка, её вкус надолго запоминается. Сколько лет прошло, а всё чувствуется, словно вчера. Нас тогда прозвали серафимами. Полтора месяца. Нашей тени боялись! Сети заговорённые фрицы вешали, дескать, не прорвутся…

– А мы прорывались! – Колобова по-мужски ударила кулаком в ладонь, полетели чёрные частички гари. – Сашка Швец всегда первая в небо… Мол, ничего, девчата, больно, но я сдюжу. И сдюжила, сдюжила ведь! Ревела потом от боли, но ничего, не сдавалась! Ну, и мы тут же следом… Сима ведёт, мы за ней. Эх… весело было.

И остальные «серафимы» смотрели сейчас словно сквозь Машу – они вернулись на свою войну, победоносную, но такую короткую…

Сима кашлянула – облачком пепла из лёгких.

– За Смоленском тогда их остановили, да ненадолго. Впрочем, ты, Мария, сама помнить должна.

Маша помнила.

– Когда пошли гансы на Москву со всех сторон – вот тут главное-то веселье и пошло. Ну, мы и потешились… от души. – От усмешки Симы по Машкиной спине стекал холодный пот. – Тогда она ещё оставалась у нас, эта душа… Хотя и свои, кто знал, уже начинали шарахаться.

– А потом весть пришла, – всё так же негромко сказала Нелли, – что собирают фрицы кулак здесь, к югу от Москвы, чтобы, значит, в бок нашим ударить. Прорвались, пошли на Карманов. Учи… Виктор нам тогда и говорит: «Все резервы фронта в бой брошены, все тыловики, кашевары, ездовые, штабные роты… а кармановскую дыру, кроме нас, затыкать всё равно некем. Есть там один ополовиненный полк, так немцы новых чародеев прислали, пройдут они сквозь наших и не заметят, что кто-то там и есть».

– К тому времени уже дело у нас плохо было, – заговорила Оля Рощина голосом, из которого так и не ушли до сих пор ни доброта, ни мягкость. – Как «бальмунгов» прикончили, Сашка с того дня полностью возвращаться и перестала… – Она опустила голову и замолчала, словно стыдясь чего-то – наверное, что не уберегла подругу.

– Верно, – кивнула Серафима, продолжая рассказ. – Это всё он, вкус крови. Поили демонов кровью, вот они и крепли. А Сашка – больше всех. Ради него, Виктора. За один его добрый взгляд. Сперва не обратилась, а потом… потом и вовсе перестала быть Сашкой. Потом Лена, Юлька и Оля не сумели сбросить крыло. Виктор был с нами всё время. Утешал, подбадривал, говорил, что нужно перетерпеть, мол, а потом, как станет полегче на фронте, вернёмся в институт. Там народ толковый, подумаем вместе… Подумали, нечего сказать! – Последние слова она почти что выплюнула, с настоящей подсердечной ненавистью.

– Виктор нас на последнее задание послал, – подхватила Рощина. – Дескать, выдохлись немцы, это у них последний шанс. Здесь, в этих болотах, сказал, прячется их новая группа, пожиже «зигфридов» или «бальмунгов», но тоже страшна. Надо, девочки, с ними покончить. Они тогда и Карманку перейти не дерзнут, а резервы наши сибирские уже на подходе.

– И ведь не соврал в этом… – эхом откликнулась Нелли.

– Не соврал, – кивнула Сима. – Сказал, надо просто фрицев здесь перебить и вернуться. Мол, в болотах они прячутся, думают, мы их там не достанем. Перебить и вернуться. А потом, говорит, нас с фронта отзовут, вернёмся на кафедру, будем разбираться. Сам с нами не пошёл, сказал, вызвали к командованию. Мол, вы же мои девочки, я на вас надеюсь, рассчитываю. И без меня справитесь.

– Справились, нечего сказать, – мрачно изрекла молчавшая до того девушка, похоже, Лена Солунь.

– Справились… – горько кивнула Сима. – Фрицы нам засаду подстроили. Не дураки были! А может, кто-то из «зигфридов» у них был в группе, или из «бальмунгов» выжил-таки кто-нибудь, надоумил, не знаю.

– Магов тех, что в болотах прятались, мы на тряпки порвали, – перебила Колобова. – Даже косточек не осталось…

– В общем, справились, как Виктор и говорил, – подхватила Юля Рябоконь. А на тёмном, наполовину покрытом антрацитовыми перьями лице жили одни глаза – большие, синие. На фотографии не было видно, насколько синие. – Всех перебили, а тех, кто после первого прохода нашего уцелел, – в болоте утопили.

– Пирозаряды, – бросила Рощина, и все разом замолчали. – И, кроме этого, ни одного выстрела. Зажигалки. Какие-то особые, да ещё и магией приправленные. И… заполыхало всё вокруг. Мы как раз в Михеевке были… Когда… трансформация пошла за пределом. Вам это должны были хорошо читать, ты поймёшь, Мария.

Машка поняла без объяснений. Не зря до Решетникова занималась Фокиным и теорией стихий Золотницкого – Джонса. Оборот «серафимов» Арнольдыч провёл по формуле для воздуха, температурный предел небольшой, для ночных вылетов норма, зато облегчает обратный ход. В огненной западне температурный режим оказался превышен, и…

– И, когда мы из огня таки вырвались, захотели вернуться – нетушки, баста. Оказалось, заперты. Больно было жутко. Метаморфоза при повышенных температурах – все системы шли вразнос. И знаешь, что было больнее всего, Мария? Вот это.

Юля провела рукой по груди. Там, раскаленный докрасна, вплавился в кожу серебряный крестик. Отцовская забота.

– Вижу, и у тебя такой. Маячок это. Только не по Курчатову заряжен. Так что знает Арнольдыч, где мы. И где ты сейчас – тоже знает. И не зря он прислал вас в этот Карманов. К нам прислал… Проверить, надёжно ли заперты его… «ангелы». – Рябоконь усмехнулась, досадливо подняла крыло, которое начало погружаться в болотную жижу.

– Как поняли, что заперты, сразу догадались: никто из здешних магов такого сделать не мог, – проговорила Поленька. – Это он. Виктор. Учитель!

– Не может быть, – упрямо сжав кулаки, повторила Маша. Слова точно не желали выговариваться, повисали на губах, грозя свалиться прямо в болотный мох. – Виктор Арнольдович… Отец… он не предатель! Да и с чего вы так уверены? Он вас погибшими считает! Знает, что на болоте остались – он и председателю нашему, Скворцову, это рассказывал! А «маячки» – так они, если и сигналят, так только о том, что вы тут, в топях! Где ж вам ещё быть, коль вы погибли?! Что ж до замков – вы всех сильных магов тогдашних наперечёт знали, как радистов, по «почерку»? Как оно всё было? Вы точно помните?

«Серафимы» расхохотались дружно, со злым удовольствием. Машу продрало ознобом. Нет, не хотела бы она встретиться с ними на узкой дорожке, да ещё и в темноте…

– Точно, точно, – отсмеявшись, бросила Серафима. – От сгоревшей Михеевки мы как раз к Карманову путь держали. Через вот это самое болото, будь оно проклято. И вдруг – как на стену налетели, да не просто так, а… ну, будто электротоком тебя бьёт, да так, что светиться начинаешь. И так скверно было, еле-еле из пламени выбрались, кто-то едва в воздухе держится, перья на лету горят и выпадают, не успевали новые отращивать – а тут стена, разряды, белые молнии! – не помнили, как в топь свалились. Попытались пешком выбраться – опять не выходит. А уж коль ты, Мария, про «почерк» вспомнила – так вот, «почерк» Виктора мы в этих замках и опознали. Мы-то с ним, не забывай, плечом к плечу три месяца на фронте. Там быстро всё узнаёшь и запоминаешь.

Машке очень хотелось выкрикнуть им в искажённые жуткими ожогами лица что-то убийственное, доказать, что они неправы, что всё это – чудовищная ошибка, что нет на них никаких «маячков» – зачем Отцу держать в собственном кабинете фотографию седьмой группы, если он их предал и бросил? Но все слова казались сейчас плоскими, глупыми и бессильными. Пустыми, сгоревшими, как и сами «чёрные ангелы».

– Вижу, что сказать хочешь, – проницательно заметила Серафима. – Спорить хочешь, убеждать, доказывать. Виктор для тебя много значит… Хоть и не столько, сколько для нас значил, и уж конечно, не то, что для Сашки.

– Она после ловушки-то окончательно облик человеческий и потеряла, – вздохнула добрая Оля Рощина. – Была Саша Швец, а тут вместо неё… мы-то, хоть и обгоревшие, не до конца обратившиеся, но всё-таки прежние. А она – нет.

– Умерла Сашка, – отрубила Серафима, взгляд её давил Машу, словно тяжёлый танк. – Нет её больше. Монстр болотный, чудовище. Что ж ты молчишь, Нина?

– Чудовище, – проговорила молчавшая до этого Громова. Она была самой крепкой, ширококостной из всех, но, казалось, съёжилась, ссутулившись, когда староста потребовала от неё сказать своё слово. – Она… хотела убить меня, когда я обратилась, а она… нет. Я… хотела помочь, пыталась. Но нет там больше Сашки, собственный демон её сожрал. Тот, которого она ради Арнольдыча выкормила.

– Есть! – выкрикнула Ленка, прижимая одну оставшуюся человеческой руку к груди. – Не умерла! Жива! Просто её вытащить нужно, спасти, обратить…

– Хватит, Солунь! – рявкнула Серафима. – Уймись! Говорено-переговорено всё, и всё, что можно, испробовано. А чем кончилось? Не будь нас рядом, не сумела бы Нина от Сашки убежать. Двоих магов кто загрёб, прежде чем мы даже «ой!» вскрикнуть не успели?!

Лена Солунь отвернулась, плечи её беззвучно вздрогнули. Оля Рощина с немым укором взглянула на суровую старосту, пересела, обнимая плачущую подругу.

– Всё равно, – Машка наконец обрела силы говорить. – Вас всех спасать надо. И её, в смысле – Сашу.

– Ещё одна идеалистка, – желчно усмехнулась Серафима. – И, кстати, сейчас у нас идеалистов таки прибавится.

– Это почему?!

– Да потому, Мария, что дружок твой сюда мчится сломя голову. Не чувствуешь его? Нет?

Машка обернулась.

– Нет! – завопил Игорь, тяжело дыша и вываливаясь из кустов. Тропу он потерял и сейчас бежал очертя голову прямиком через трясину. У Маши пресеклось дыхание – сейчас ведь ухнет… и поминай как звали, не вытащищь, не поддержишь…

Серафима сделала экономно-ленивое движение, Маша ощутила толчок чужой магии, магии «чёрного ангела», уже… не совсем человеческой. Игорь что-то учуял тоже, вскинул на миг голову, уставившись на кружок девушек. Шумно дыша, побежал дальше, упрямо и напролом через болото.

– Оставьте её, слышите?! Меня берите, если нужно!

Ну, конечно. Не мог лучший друг её вот так бросить. Примчался сломя голову обратно.

И Отец оставить девчонок не смог бы тоже!

– Меня! Меня возьмите!

«Серафимы» разом уставились на бегущего.

– А он милый, – проговорила Юлька. Улыбнулась всхлипывающая Лена Солунь.

Только сейчас Маша заметила в руке у Игоря «ТТ». Небось забрал у полубесчувственного Морозова.

Выстрел. Игорь не думал, он действовал.

Пуля ударила в скулу пухленькой Оле, высекла сноп искр и отскочила, как от танковой брони. Рана быстро затянулась, сверкнув язычком пламени. Оля только вздохнула и развела руками.

– Не торопись, мальчик, – властно проговорила Сима. Машка подумала, что из неё вышел бы хороший преподаватель: голос глубокий, звучный, хрипотца исчезла, как только облетели с плеч последние перья. – Убери оружие. Здесь фашистов нет.

– А кто тех двоих магов тогда?.. Если фашистов нету?!

Глаза у Серафимы опасно сузились.

– Не мы. Ни одна из здесь присутствующих. Спрячь пистолет. Им ты нас не напугаешь.

Игорь повиновался, хоть и с явной неохотой.

– Маш! Ты цела, Машка?!

– Хотела б я, чтобы за меня так кто-нибудь переживал. – Машке показалось, или в голосе синеглазой Юли прозвучала почти забытая ревность?

– Так вот, слушай, Мария, – Серафима менять тему решительно не желала. – Скажу тебе сейчас при всех, чего ещё никому не говорила. Даже им, – кивком указала она на остальных из седьмой группы.

Она помолчала, словно собираясь с силами.

– Я ж тогда не остановилась. Я след Виктора почуяла. И… через первый барьер пробилась, который остальных задержал. Догнала уже у последнего заслона. Я сильный маг, сильнее тебя, не в обиду будь сказано. Поэтому он меня старостой и назначил. Преграду сумела пробить, пока силы оставались, да и страх помог. Как представила, что останемся здесь навсегда, – так и прошла сквозь стену. Видно, могла ещё контролировать тогда свою формулу. Сама прошла, а других провести не смогла уже. Ну и… добралась до него. Он как раз замки запирал, да только меня тогда, наверное, весь ректорат, вместе взятый, остановить бы не смог.

Остальные «серафимы» все обратились в слух. Игорь недоумённо косился по сторонам.

– Зацепила я его, – с мёртвым выражением продолжала Сима. – В ногу попала. В грудь-то не решилась, не смогла… тогда. Сейчас-то уже б не дрогнула, а тогда… верила ещё, наверное, во что-то втайне, дура. Ну и лицо ему тогда попятнало. Думала, втащу за стену, заставлю снять… Дура, дура, дура и есть!

Девочки уставились на Симу так, словно видели впервые. Она опустила голову, закрыла глаза, надеясь остановить слёзы.

– Он стоит, бледный весь, за бедро держится, кровь хлещет, а сам мне: ты же понимаешь, Сима, у меня не хватит сил теперь. Я думал, всё по-другому будет. Но… вы сами уже не сумеете вернуться. Вы сейчас не люди, вы для остальных опасны. Просто продержитесь, я найду способ вас вытащить. Продержитесь, пока всё успокоится. Закончится война, уляжется шумиха… Давно она закончилась?

– Семь лет уже, – проговорил Игорь, стараясь оставаться между сидящей на кочке Машкой и «чёрными ангелами». Он то и дело поглядывал на подругу, словно хотел намекнуть ей, дать знак. Но Машка не смотрела в его сторону.

– Мы ждали. Потом перестали ждать. Попытались вытащить замки, но… сами знаете. Зачаровывал декан, генерал магических войск – нам близко не подойти.

– Даже с пятнашкой по Риману? – буркнул Игорь.

– Это у Нельки пятнадцать, – отозвалась Сима, – я могу девятнадцать. Но он – больше двадцати. Даже двадцать три, наверное, если с перепугу. А я, поверьте, сумела тогда его напугать. Вы замки видели. Вас кошка водила. Там, где кровью помечено, здесь, под ногами. Ещё место я укажу. Смотрите сами, сами решайте – кто их ставил и зачем.

Она замолчала, на миг уронив лицо в ладони. Почти человеческое лицо в почти человеческие ладони.

Но Серафима оставалась Серафимой, всё той же старостой седьмой группы. И заговорила вновь, прежним ровным голосом, словно и не замечая гробового молчания остальных «ангелов». Это был не укор, вопрос. Два вопроса. Первый: «И ты молчала?» И, сквозь него, второй: «И ты вернулась? Могла уйти, и вернулась?»

– Вот так мы здесь и оказались, – словно не замечая этого вопрошающего взгляда, продолжила Сима. – Сперва надеялись Сашку вытянуть, вернуть, но куда там! И верно, здесь маги посильнее нас нужны, а главное – расчёты правильные. Мы-то перед войной выпускались и тогда ещё слышали, что Решетников над теорией своей работает, может, сейчас и наработал чего?.. В общем, сидели мы тут и ждали. Потом… Сашу пришлось самим уже запирать. И то не до конца получилось, иначе те двое чародеев бы не погибли.

– Их, кстати, тоже Виктор Арнольдович посылал! – с пылом заявила Машка. – Втайне от начальства! Стал бы он это делать, если…

– Если что?! – оборвала её Серафима. – Они сюда не просто так явились, а «последствия боев убрать». Сделать замеры, по-быстрому рассчитать и почистить. Слышали мы их разговоры… Фронтовые маги, бывалые. Но самонадеянные слишком. Виктор и их обманул, наплёл с три короба, что на болотах «фон высокий, возможно, необезвреженные магические боеприпасы остались»! Мы то есть – последствия боёв, необезвреженные боеприпасы! Вот и искали они… не то, что нужно. По уму, померили бы, поискали, как вы, по хорошей формуле, и, не трогая, доложили, но плохая из них команда получилась, сработали вразнобой, да так, что Сашку не то что придавить – силой накачать умудрились, так что нам туго с ней пришлось. Почти как тогда, когда в первый раз её в трясину загоняли. Вот такие мы… «боеприпасы».

– А Сашу что же, на детский утренник посылать надо? – вдруг негромко сказал Игорь. – Она что – не зло? Она ведь и нас едва не…

Серафима осеклась. Другие девушки тоже глядели кто куда, лишь бы не в глаза молодому магу.

– Бойцы сейчас должны из леса выходить. Я их на тропу поставил, проверил, да и кошка снова там крутится, дорогу показывает. Фокин дельный малый, доведёт. – Игорь воспользовался паузой. – Дело сделано, Маш.

– Спасибо, – она нашла его пальцы, слегка сжала. – Ты молодец, Игорёха. Теперь вот только девчонок выручить…

– «Серафимов», – с непонятным выражением проговорил Игорь. – Вот, значит, в чём тут дело было, вот почему Скворцов так юлил!

– Их тут заперло, – Маша специально не сказала «запер» или даже «заперли». Неопределённо-безличное «заперло». Может, от природной аномалии какой.

– Не заперло! – взвилась Оля Колобова. – А запер, запер, слышишь, нет?!

– Если Виктор Арнольдович это и сделал, то нас-то зачем сюда отправлял?! – не сдавалась Маша. Игорь вертел головой, стараясь восстановить по обрывкам пропущенный разговор. Как понял, поражённо уставился на Машку.

– Не знаю, – развела руками Серафима, – зачем он вас послал. Может, полагал, что вы нас добьёте по-тихому, чтобы всё шито-крыто и никто ничего не узнал. А может, ему повод требовался. Чтобы не вы нас, а мы вас бы добили, руки ему развязали. Тогда можно зону особой опасности зачистить с дистанции, не разбирая, что к чему. А уж потом на пепелище пусть ищут, кто виноват.

– Если он такой негодяй, как ты его тут выставляешь, никаких поводов бы и не потребовалось.

– Он трус! Трус! – выкрикнула Колобова. – Всегда начальства боялся, всегда лебезил, всегда угождал! Чужое себе приписывал!

– Мы о таком не слышали. – В голосе Игоря тоже закипал гнев. – Наоборот. Когда Виктора Арнольдовича – для солидности – в соавторы статей звали, он всегда отказывался. Мол, я тут ни сном ни духом, а если какой совет и дал, так это ничего не значит, вы б и сами догадались.

– Дурак, – Колобова надвинулась на Игоря так, что его охватило жаром. – Виктор – он знает, когда надо позу благородную держать, а когда на коленках стоять и лбом об пол колотиться. Невелика доблесть имя своё со статьи снять, у него их и так сотни небось!

– Хватит, Оля! – поднялась Серафима, решительно положила руку на плечо Колобовой. – Так мы с места не сдвинемся. Виноват Виктор, нет, и вообще какого мнения эти двое – неважно. Нам выбраться надо. Слушайте меня, Мария, и ты, Игорь. Мы – седьмая группа. Мы – «чёрные ангелы». Лучшие, хоть и на год ускоренный выпуск. У вас, друзья мои, только один шанс уйти отсюда – если уберёте замки, если снимете барьер. Вы теоретики, не практики. Поисковое строите крепче, чем боевое и защиту, но строите по-фронтовому, широко, смазываете входной символ, значит, воевали. Реанимация в рамках базового курса – не сразу откачали своего лейтенанта. Нелли у нас по медицине лучшая – чаровала она, не умер бы, даже если б вы и не справились. А засечки ты, Мария, не совсем чисто поставила. Я рассмотрела – модифицировала чуть-чуть, на ходу, для скорости. Так что можешь головой не крутить, я сразу поняла – ты теоретик толковый, талантливый. Проверки все прошла чисто, иначе не стоило рисковать и показываться. Так что выбора у вас, ребята, нет. Либо все выйдем с этого болота, либо все останемся. Сама знаешь, девочка, хоть ты и сильная, но у нас восьмерых средний балл по мощности заклятья шестнадцать. А у вас с другом на двоих – не больше тринадцати. Подумайте.

– Угрожаешь? – набычился Игорь, не опуская взгляда. – Знаешь, тут и я скажу – правильно вас с такими-то мыслями тут закрыли. Вы для людей опасны!

– А ты бы что стал делать? – выкрикнула Юля, та самая, назвавшая Игоря «милым». – Сидеть и смерти ждать? С собой покончить? Так мы даже этого не можем! Наши заклятия нам самим повредить не в силах!

– Не угрожаю я. – Серафима спокойно выдержала взгляд Игоря, продолжила, взвешивая каждое слово: – Отроду не врала и сейчас не стану. Снимите замки – и никому не будет беды. Слово даю.

– А как мы эти замки-то снимем? – запальчиво начал Игорь. – Небось не бабушкина задвижка на буфете, где конфеты спрятаны!

– Она, – Серафима кивнула на Машу, – постарается. Если кто и сможет, так она. Если и не замки снять, то сделать так, чтобы не было больше нас на этом болоте…

Машка молча встала, шагнула к Симе («Стой! Ты куда?!» – вскинулся было Игорь), положила руку на плечо «ангелу». Враз окутало жаром от изменённой магией кожи, руку нестерпимо жгло, но Рыжая, сжав зубы, терпела и удерживала ладонь на плече своей предшественницы.

– Сима… милая… Если мы и снимем барьер, что вы станете делать там, за стеной? Мстить Потёмкину? Ну, хорошо, даже если вы его убьёте или замучаете, что с того? А если он таки не виноват? Если не мог ничего сделать – и сейчас не может? Война окончена, к прежней жизни возврата уже нет…

– Может, да, а может, и нет. – Юля Рябоконь смотрела твёрдо и решительно. – Пока мы живы, жива и надежда. Может, найдётся на земном шаре уголок, где живут твари и пострашнее нас, и никто их не трогает.

Маша не ответила. Да, «серафимы» были сильны, очень сильны. И трансформация, поневоле жуткая и причинявшая страдания, дала им тоже немало. Взять хоть те же три формы – призрачную, боевую и человеческую! Решетников в последней статье только-только подбирался к подобному для обычных магов и писал так сложно, что Машка при всём старании поняла немногое.

Но надежда… она и впрямь умирает последней.

– К делу, – кашлянула Серафима. – Ты берёшься или нет, Мария? Вытащите замки? Вы вдвоём должны справиться. А если не справитесь – тогда… езжайте к Виктору, пусть даст вам всё необходимое для тихой зачистки болота. Мы… не станем сопротивляться, если обещаешь, что всё будет кончено.

Машка вскинулась, собираясь возразить.

– Нам надо поговорить, – решительно вмешался Игорь. – Маша, на два слова?

– Тоже мне, секретчики-ракетчики, – усмехнулась староста седьмой. – Хотите, за вас всё скажу? Мол, с ума сошла, Маша, этаких страховидлов выпускать? А если они людей жрать начнут почём зря или убивать? А, Игорь? Ты об этом ведь сказать хотел? Что мы – чудовища, и самое место нам в этой тюрьме с невидимыми стенами, на гнилом болоте? А ещё лучше – воспользоваться щедрым предложением номер два и покончить с нами, как с фрицами, «убрать последствия боёв»? Но мы тут и так десятку отмотали уже. Даже больше, одиннадцать лет почти. Правосудие у нас в советской стране гуманное, такие сроки убийцам дают.

– А средь вас убийца и есть. Одна. Пока что, – не смутился Игорь. – Александра Швец, что с ней делать? Тоже на свободу? Как говорится, «с чистой совестью»? А кто за тех двоих ответит, а?

Но и Серафима оказалась не лыком шита.

– За тех двоих ответит Потёмкин Виктор Арнольдович. Его вина. Он их сюда послал, как ты говоришь. Неподготовленными, иначе не попались бы они Сашке так легко, и мы б успели что-то сделать.

– Да? – Игорь саркастически поднял бровь. – А если вы последуете за этой вашей Сашкой? Одна за одной? Не одно чудовище, а девять, и не запертые в болоте, а на свободе? А? Можете дать гарантию, товарищ Зиновьева?!

«Ангелы» возмущённо зашумели.

– Тихо! – прикрикнула Сима. – Ты каким местом слушал, товарищ чародей? Десять лет мы уже тут, а кроме Саши, все как были, так и остались! Остановились все процессы, понимаешь ты или нет? Даже Сашка несчастная дальше не превращается, хотя есть ещё куда. Нет, дорогие мои, отсюда мы выйдем или вместе, или не выйдет никто. Я сказала.

Игорь поглядел на Машку, и взгляд его, казалось, говорил: «Ты берёшь на себя Зиновьеву, я – остальных, и будь, что будет».

– Нет, – вслух ответила Маша. И, обращаясь уже к остальным «ангелам», сказала громко, чётко, словно на уроке:

– Чтобы вытащить замки, надо знать, как это сделать.

– Стойте! – Оля Рощина вдруг подняла крыло. – Слышите? Там, за лесом…

Миг спустя над кронами взлетели осветительные ракеты, едкий режущий свет пробивался даже сквозь сотканную «серафимами» завесу мрака.

– Так и знал, – выдохнул Игорь. – Не утерпел председатель, подмогу отправил.

Донёсся собачий лай, пока ещё относительно далёкий.

– Небось всю кармановскую милицию на ноги поднял, когда стало ясно, что мы не возвращаемся. Ну что, товарищи «чёрные ангелы», сами станете убивать или вашей Саше отдадите?

Симино лицо исказилось ненавистью.

– Не тебе о том судить, – прошипела она яростно. – И никого убивать мы не станем. Распугаем просто.

– А потом? Что потом?

– Что потом… – вскочившая было Серафима вновь села, плечи поникли. – Сказала я уже всё. Если никак нельзя нам отсюда выйти – убьёте. Сами или вызовете кого. Сколько ж ещё на болоте гнить-то можно? Если за тех двоих погибших ответить надо, так пусть уж меня лучше к высшей мере приговорят, нет моих сил больше… Мы убить себя не можем, верно Юлька сказала. Да-да, товарищ маг, не можем – и это при девятнадцати-то по Риману!

– Сима… – полушёпотом сказала Маша, порывисто обнимая «чёрного ангела». Та дёрнулась было и замерла, с изумлением глядя на девушку. – Мы вернёмся, Сима. Мы вернёмся, и я выведу вас. Мне кажется, я знаю, как. А сейчас нам надо уходить, пока Скворцов и впрямь сюда целую дивизию с боевыми магами не вызвал.