Текст книги "Тайна университетской библиотеки"

Дарья Зарубина
Тайна университетской библиотеки

«А Микеланджело не испугался бы», – шепнул внутренний голос.

Под ногами уходило во тьму черное горло канализационного колодца. В его глубине виднелась железная лесенка. За долгий лестницын век ее красили и в сигнальный красный, и в хорошо заметный в темноте белый. Сейчас ступеньки облупились, выцвели, и лесенка казалась наспех собранной из полуобглоданных костей.

Кирилл моргнул – и ступеньки вправду превратились в каскад шатких костных перекрестий, уходящий во тьму, но уже не колодца, а старой серебряной шахты под храмом Костница в чешском Седлеце. Он сам никогда не был там – но память, не его собственная, чья-то чужая, доверенная ему на хранение, берегла воспоминания об украшенных черепами сводах. Кирилл почувствовал, как расстояние сжалось, соединив подобное с подобным, тьму с тьмой, прах с прахом, ступени со ступенями. Ему показалось, что из тьмы на него глядят пустыми черными глазницами желтоватые черепа, зовут побродить по страшной, украшенной костями церкви, шепчут: «Мы победили смерть. Мы эпоха. Мы память. Мы время…»

Сзади раздались шаги. Зачарованный игрой древней магии, Кирилл совсем забыл о преследователях. Он огляделся, ища хоть какое-нибудь оружие посерьезнее обломка гимнастической палки.

Палку он прихватил в спортзале, чтобы выбраться в окно, потом сломал, пытаясь заблокировать ворота. Но ни высокие окна, ни ворота не остановили чужаков.

Медлить было нельзя. Микеланджело бы не медлил. Теперь Кирилл знал это так ясно, словно прочитал мысли великого скульптора, которого раньше считал черепашкой-мутантом. А может, сам Микеланджело влез в голову Кирилла и толкал его сейчас в черную темноту шахты.

«Это все кристалл. Нельзя терять связь с реальностью. – Кирилл сел на асфальт и спустил ноги в люк. Устроил палку так, чтобы та удержала, если он промахнется мимо ступенек. – Глупо бояться. Вся история мира состоит из тьмы и костей. Лучшие здания строились на костях».

Он вынул из-за пазухи цепочку, на которой покачивался грубовато сделанный бронзовый кулон со слабо мерцающим золотистым кристаллом.

Шаги замерли совсем рядом, за углом. Преследователи потеряли свою жертву, но кристалл притягивал их, звал.

Кирилл сунул кулон в рот, крепко сдавив зубами цепочку, и соскользнул в люк, уцепившись руками за палку. Правая нога нашла опору. Пространство сворачивалось вокруг него, сжималось, послушное воле кристалла. От этого ощущения волоски на коже вставали дыбом.

Балансируя на верхней ступеньке лестницы, Кирилл попытался сдвинуть на место тяжелую крышку, которая уже не была сплошной – в ней появились отверстия, через которые лился свет фонаря.

«Вес крышки люка от пятидесяти до ста килограммов», – подсказал внутренний голос.

«Я не смогу, – подумал Кирилл. – Даже легкий люк тяжелее меня на пятнадцать кило. Правильно бабушка Нона говорила, есть надо больше».

«А Микеланджело бы смог», – язвительно сказал внутренний голос.

Старик с именем ниндзя-черепашки, засевший в голове Кирилла, заставил его поднять голову и посмотреть на люк. В отличие от него говорить с Кириллом чугунная крышка не умела, а может, не хотела, считая: либо сам поймет, что от него требуется, либо и спасать такого бестолкового не стоит.

Кирилл понял.

Он положил палку поперек отверстия люка, с трудом заставил край крышки наползти на дерево, а потом прокатил чугунный круг на палке, как на колесиках. Потом, стараясь не придавить себе пальцы, высвободил сперва один, потом второй конец палки. Крышка легла на место.

Кирилл остался в полной темноте…

Мне очень стыдно признаться, но в эту жуткую историю Кирилла впутал я.

Зовут меня Егором Сергеевичем. Я детский писатель. Обычно я стараюсь не говорить никому об этом, потому что назвать себя писателем – все равно что сообщить, что ты фотограф или кинорежиссер.

Сами знаете, как это бывает. Стоит человеку услышать, что рядом с ним фотограф, как он тотчас выпрямляет спину и принимает позу, в которой хорошо, по его мнению, выглядит. Словно у фотографа в каждом кармане спрятана камера, и стоит собеседнику зазеваться, как фотограф тотчас выхватит ее и снимет зазевавшегося в самый смешной момент.

Узнав, что собеседник – кинорежиссер, окружающие тотчас начинают неестественно улыбаться, размахивать руками и говорить грудным театральным голосом, словно ждут, что кинорежиссер тотчас впечатлится и позовет их сниматься в новой кинокартине.

Если же человеку встречается писатель, то человек тотчас начинает старательно выбирать слова и стараться как можно меньше двигаться. Потому что всегда есть угроза, что писатель все это запомнит, а потом использует в следующей книжке, где выведет человека дураком или злодеем, книжку все-привсе купят и станут про человека плохо думать.

Стоит ли говорить, что на самом деле все это не так. И память у писателей не такая хорошая, как им бы хотелось. И даже самую замечательную книжку про дураков и злодеев купят далеко не все, поэтому в обычной жизни писатели работают, как правило, на какой-нибудь не очень писательской работе, например, врачами или астрономами. Детские писатели больше других любят две вещи – подумать в тишине или поговорить с кем-нибудь о книжках, поэтому чаще всего работают там, где это разрешается делать без ограничения. Например, в библиотеке.

Я детский писатель и работаю в библиотеке, но не детской – там совершенно невозможно сосредоточиться и подумать, – а во взрослой. Я работаю в библиотеке одного технического университета, где мне очень нравится. Раньше, когда я был моложе и больше любил обсуждать книги, чем думать в тишине, я работал во многих других местах. Был токарем, школьным учителем, таксистом, даже дворником. Но когда я понял, что перестал быть молодым, решил, что теперь непременно стану библиотекарем.

Я помнил, как в детстве бабушка в каникулы приводила меня к себе на работу, на кафедру иностранных языков, где всегда было шумно и все разговаривали, но почему-то не на иностранных языках, а только по-русски, зато очень быстро. Я уже тогда был немножко писателем, потому что любил думать в тишине, поэтому бабушка отводила меня в читальный зал и сажала с книгой за крайний стол у окна, под раскидистую пальму. Там я читал и думал. Иногда ко мне подсаживались студенты и спрашивали, что я читаю и что думаю о прочитанном. Мне нравилось, что им интересно то, что я думаю, и я думал все тщательнее и старательнее и рассказывал все интереснее. Они хохотали и называли меня смышленым парнем, что мне очень льстило. На шум выходила суровая женщина в бордовом шерстяном платье и, поджав тонкие губы, грозно смотрела на нас через толстые очки в стеклянной оправе, и все как по волшебству замолкали и опускали глаза, делая вид, что читают.

Когда я понял, что перестал быть молодым и хочу стать библиотекарем, я первым делом вспомнил о той библиотеке, куда меня водила бабушка, посмотрел на сайте университета, нет ли у них свободных мест, и обнаружил, что место есть.

Когда я пришел на собеседование, ко мне вышла та самая женщина в бордовом платье и толстых очках, только за то время, пока я переставал быть молодым, она превратилась из женщины в бабушку. Когда она вышла ко мне в читальный зал, студенты, который вполголоса болтали и пересмеивались, тотчас замолчали и уставились в книги. И я подумал, что библиотекари, как волшебные палочки, с возрастом только увеличивают силу своей магии.

Я узнал, что женщину в бордовом платье зовут Нина Викторовна, и поначалу решил, что она – директор библиотеки. Но, оказалось, ошибся. Директор – красивая дама со светлыми волосами и улыбающимися глазами – сказала мне, что место – мое, и Нина Викторовна увела меня, сверля тяжелым взглядом через толстые очки.

Конечно, я никому не признавался, что я писатель. Даже когда видел в библиотеке свои детские книжки, каким-то чудом попавшие в фонд недетской библиотеки, не признавался. Это стало известно позднее, когда к нам в читальный зал пришел молодой человек в коричневой куртке, который представился Ильей.

– Понимаете, – он замялся, – я участвую в проекте «Портрет в невидимой раме». Там соревнуются портреты необычных людей. То есть авторы… В общем, я хотел бы сделать ваш снимок…

– Вы фотограф? – спросил я, выпрямляя спину и склонив голову таким образом, чтобы лучше выйти на фотографии.

– Да, – смущенно сказал он, тщательно подбирая слова. – Вот вы писатель. У нас в городе мало необычных людей. Или они слишком необычные, и я боюсь, что не получится сделать такой портрет, чтобы вся эта необычность туда поместилась. А вы детский писатель, у вас книги, вы работаете в библиотеке, и я подумал, что смогу сделать ваш портрет, чтобы книги… И дети…

Он совсем смутился, и я подумал, что он, может быть, хороший фотограф, потому что совсем не писатель, раз так плохо умеет говорить. И решил, что должен ему помочь.

Мы выбрали солнечный день, когда длинные золотые лучи проникали в окна читального зала и медленно ползли по частоколу книжных корешков, а тени острых пальмовых листьев ложились на столы, словно следы когтей огромного зверя.

– Очень хороший свет, – сказал фотограф Илья, когда все работники зала ушли на обед и мы остались вдвоем. – Вот эти книги на стеллаже хорошо стоят, корешки такие раритетные. Выньте вон ту книгу и сделайте вид, будто читаете.

Я открыл книгу. В ней были формулы и чертежи, как и в большинстве книг в нашей библиотеке, я ведь работаю в техническом университете.

По привычке я тотчас начал читать. Книга оказалась об архитектуре. Написано было сложно, но хорошо, и мне стало очень интересно, но фотограф Илья позвал меня и спросил, нельзя ли позвать какого-нибудь ребенка, чтобы я как будто читал бы с ним эту старинную книгу, и так символически стало бы видно на портрете, что я передаю мудрость юному поколению.

Сами понимаете, как трудно с детьми в университете. Дети тут, как правило, уже очень крупные, ни в какую не желающие признать, что все еще остаются детьми, и не особенно охотно воспринимающие, когда им передают мудрость.

И в этот момент в читальный зал вошел Кирилл.

Непривычное ощущение исчезло, мир перестал скручиваться и мерцать. Кирилл сидел во тьме и прислушивался, не зная, что делать дальше. Спускаться в канализацию без фонарика было страшно. За кристаллом охотятся. Искать будут очень-очень старательно.

Он ждал, что над крышкой раздадутся шаги и голоса. Они и правда раздались. Но совсем не те, которые он ожидал. Несколько круглых дырочек, через которые лился свет, кто-то загородил велосипедной шиной. Два голоса, почему-т

...

конец ознакомительного фрагмента