Текст книги "Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е"

«Официальное» тянет за собой ассоциации из ряда «аппаратное», «бюрократическое», «чуждое интересам народа». Личное как танец-лирика конкретизируется через связанный с широкой популярностью Пугачевой смысл «неофициальное». «Неофициальное» сопряжено с «массовым», «демократическим», «отвечающим интересам народа». Таким образом, «официальное» придает «общественному» значения «узкогрупповое» и даже «лично-своекорыстное», тогда как символ «личное», профильтрованный «неофициальным», обретает значение «важное для многих» и даже «всенародное»142142
  Чередниченко Т. В. Между «Брежневым» и «Пугачевой». Типология советской массовой культуры. М.: РИК «Культура», 1993. С. 11.


[Закрыть].

Если марши на самом деле способствовали, по крайней мере поначалу, объединению людей в духовно-двигательном порыве, то в случае с диско-танцами конечный результат оказывается ровно противоположным. Последние подразумевают

энергичное и пластически затейливое движение в узком пространстве, достаточном для ширины разведенных рук. Они означают атомизированность индивида, как бы «вытаптывающего» свое личное место под «солнцем» (под юпитерами и софитами дискотеки или эстрадной сцены), причем «вытаптывающего» столь активно, что чужой ноге нет никакой возможности на это место наступить143143
  Чередниченко Т. Песня 1960–1980‐х годов // Отечественная музыкальная культура ХX века. К итогам и перспективам: Научно-публицистический сб. М.: МГК, 1998. С. 113.


[Закрыть].

Но главное различие между маршем и дискотанцем заключается в том, что первое является строго организованным действием, с заранее выверенной траекторией движения, а танцорами на дискотеке движет исключительно стихийное проявление физиологических и эмоциональных реакций на музыку. Утверждение дискотеки в качестве главной формы досуга молодежи с середины 80‐х годов свидетельствует о крахе всей системы советской цензуры. Все попытки сдержать, отсеять, запретить «чуждые советскому человеку элементы» иной, по преимуществу западной, культуры в итоге работали на ее укрепление, утверждение и разрастание. Ажиотаж вокруг зарубежной популярной культуры, как мы могли убедиться на примере не только видеоклипов из «Утренней почты», но и выпусков «Кабачка…» и «Бенефисов» Е. Гинзбурга, через систему запретов на самом деле взращивался самой официальной политикой. Когда казенные препоны были окончательно отменены перестройкой, хлынувший в страну поток образов не давал возможности их адекватной оценки.

Часть II
Предперестроечное время и перестройка: несоветская советская эстрада

Последнее десятилетие СССР стало одновременно одним из самых духоподъемных и трагических периодов отечественной истории. Популярная музыка, которую тогда было принято называть эстрадной, чутко реагировала, а во многих случаях предвосхищала последствия социально-экономических перемен. Как и для всей страны, переход из 80‐х в 90‐е стал для массовой культуры переломным. По наблюдению Анатолия Цукера, это был

едва ли не самый богатый и многокрасочный период в истории современной отечественной массовой музыки, когда идеологический контроль терял силу, а с середины 80‐х годов вообще перестал действовать, а коммерческий еще не сформировался, еще не сложилась развитая поп-индустрия, машина шоу-бизнеса еще не подчинила своим законам всю сферу массового музыкального искусства144144
  Цукер А. М. Отечественная массовая музыка: 1960–1980‐е годы. Ростов-н/Д., 2008. С. 16.


[Закрыть].

Взаимоотношения популярной музыки, представленной зачастую песенным жанром, и социальной действительности никогда не были однозначными. Согласно наблюдению Юрия Дружкина, песня – это

маленький, но очень чувствительный культурный организм, обладающий способностью гибко приспосабливаться ко всем особенностям своей среды, ко всем контекстам своего существования: культурным, социальным, экономическим, технологическим… Песня – довольно простой организм, но живущий в сложном мире и предельно открытый для этого мира. Сложность отношений песни с различными сторонами мира, в котором она живет и с которым взаимодействует, становится ее собственной сложностью145145
  Дружкин Ю. С. Песня как социокультурное действие. М.: ГИИ, 2013. С. 6.


[Закрыть].

Песни периода распада СССР с лихвой вобрали и по-своему отразили всю сложность реальности, притом что их содержание (как музыкальное, так и словесное), казалось бы, становилось все проще и площе. Причины кажущейся примитивности песен рубежа 1980–1990‐х годов обусловлены, прежде всего, профессиональной «разгерметизацией» музыкальной эстрады. Во-первых, разрыв между композиторскими школами академической и популярной музыки в этот период становится катастрофическим. Если раньше самые маститые композиторы академического направления (Т. Хренников, Д. Шостакович, А. Шнитке, Р. Щедрин) работали в эстрадных жанрах, а также любили «вживлять» эстрадные мелодии в произведения крупной формы, то молодое поколение композиторов-академистов постепенно отмежевалось от эстрадного жанра. К 1990‐м годам успешные композиторы советского кино (Э. Артемьев, В. Дашкевич, Г. Канчели, А. Петров) практически перестают писать песни, а следующее за ними современное поколение академических композиторов (П. Айду, Д. Курляндский, С. Невский, П. Карманов) в жанре эстрадной песни не работает совсем.

Во-вторых, в советское время существовала когорта композиторов и поэтов-песенников, специализировавшихся на сочинении именно эстрадной музыки146146
  Приведем имена лишь самых известных: А. А. Бабаджанян, Н. В. Богословский, И. О. Дунаевский, А. С. Зацепин, Э. С. Колмановский, А. И. Островский, А. Н. Пахмутова, Ю. С. Саульский, Д. Ф. Тухманов, М. Г. Фрадкин, Я. Н. Френкель. Отметим, что все они имели официальный статус композитора и входили в Союз композиторов СССР.


[Закрыть]. Данная специализация, помимо всего прочего, предполагала серьезную профессиональную подготовку, не уступавшую в основательности академической. В середине же 1980‐х годов место профессиональных композиторов и поэтов все чаще занимают авторы-дилетанты – выходцы из самых различных социокультурных сред147147
  Отметим, что эту моду на дилетантство задали вокально-инструментальные ансамбли и представители рок-движения.


[Закрыть]. Их главное преимущество заключалось в том, что они интуитивно улавливали дух времени и старались выразить его доступными им музыкально-художественными средствами. На смену профессиональной выучке приходит принцип «мы тоже так можем», а различия между профессиональным и полулюбительским творчеством фактически нивелируются.

Тем не менее формально музыкальная эстрада времени перестройки наследует бóльшую часть тематики песен предыдущих десятилетий. Как и раньше, поют о любви, о людях разных профессий, о родной природе и достижениях техники. Однако внешняя преемственность изнутри оказывается предельно условной. Прежние смыслы и идеалы в новых песнях подвергаются полной инверсии, словно отражаясь в кривом зеркале. Так, на смену целомудренному восхищению объектом любви приходит мода на любовь-потребление (Крис Кельми – «Ночное рандеву»); вместо воспевания профессии звучит насмешка над незавидной долей ее заурядного представителя (группа «Комбинация» – «Бухгалтер»); прежнее любование родными просторами выливается в ностальгию по краткосрочной деревенской любви (Валентина Легкоступова – «Ягода-малина»), а вера в технический прогресс оборачивается усталостью от бесконечного бега по кругу (Михаил Боярский – «Рыжий конь»). Причины подобной инверсии обусловливаются, во-первых, изменениями, произошедшими в соотношении категорий общественное/личное, во-вторых, изменением статуса песни как таковой.

По наблюдению Юрия Дружкина, классическая советская песня, формировавшаяся в довоенный период, была больше чем песней, она была неотъемлемой частью общего жизнемифа148148
  Понятие Ю. С. Дружкина, который определяет его следующим образом: «Жизнемиф есть органическое единство двух систем – социальной и мифологической. <…> Из этих двух систем возникает новая целостность, новая система высшего порядка. При этом мифологическая и социальная подсистемы а) имеют значительное число общих элементов, пересекаются, б) обладают существенным подобием, как бы отражают друг друга, но не во всем, что важно, в) воздействуют друг на друга, образуя систему с обратной связью» (Дружкин Ю. С. Указ. соч. С. 169).


[Закрыть], в котором гармонично сосуществовали общественное и личное149149
  Там же. С. 168–169, 180–181.


[Закрыть]. С 1970‐х годов во всех сферах советской жизни, и в искусстве в частности, это гармоничное соотношение начинает постепенно расшатываться. Уже к середине десятилетия личное окончательно выходит на передний план, а общий жизнемиф распадается на множество локальных150150
  Там же. С. 203.


[Закрыть]. Первыми субкультурами, выделившимися по принципу молодежности на фоне прежде универсальной массовой культуры, стали вокально-инструментальные ансамбли (ВИА) и наследующие им рок-группы. Тем не менее для ВИА песня продолжала быть основным материалом в строительстве собственного жизнемифа. А вот «рок-песня, – констатирует Ю. С. Дружкин, – последняя, о которой можно еще сказать, что она „больше чем песня“. Собственно, рок и стал той точкой, где песня, еще оставаясь „больше чем песней“, уже становится „меньше чем песней“»151151
  Там же. С. 221.


[Закрыть].

К середине 1980‐х годов нарастает процесс отчуждения, происходящий как в отношениях индивида с государством, так и в отношениях песни с аудиторией. Человек уже не скрывает свою обособленность от интересов государства и идеологии, а песня постепенно становится меньше, чем песней, начиная выполнять сугубо развлекательные функции. Самым ярким примером и одновременно симптомом этого многогранного процесса отчуждения становится дискотека. Евгений Дуков, размышляя об особенностях коммуникации людей на дискотеке, говорит об обостренном чувстве «публичного одиночества» и господстве автокоммуникации по типу «я» – «я». «Здесь, – продолжает свою мысль исследователь, – каждый может перекраивать культуру своего времени с той степенью независимости от общепринятых стандартов, которая определяется уровнем развития его индивидуальности»152152
  Дуков Е. В. Апология развлечения // Музыкальная академия. 1993. № 1. С. 91.


[Закрыть]. Музыка, сопровождающая дискотанец, необходима прежде всего для того, чтобы задать темп движения. И несмотря на то, что во многих дискохитах музыка воспевается как квинтэссенция экстатического состояния (группа «Мираж» – «Музыка нас связала», Наталья Гулькина – «Дискотека»), в этой ситуации она выполняет исключительно служебную функцию по синхронизации движений.

Пласт популярной музыки середины 1980-х – начала 1990‐х годов отнюдь не выглядит однородным и не поддается универсальной интерпретации. Именно поэтому мои размышления будут иметь «сериальную» структуру. В каждой главе этой части будут выявляться и разбираться отдельные аспекты в тематике популярных песен описываемого периода. Отдельно следует оговорить, что я практически не затрагиваю пласт рок-культуры того времени. С одной стороны, именно в этот период, как известно, рок начинает выходить из подполья, невероятными темпами расширяет свою аудиторию и фатальным образом влияет на умонастроения людей. Безусловно, многие темы, заявленные рок-музыкантами, ввиду их чрезвычайной актуальности, тут же подхватываются поп-музыкой. Но, с другой стороны, в этот же период обнаруживаются кардинальные идеологические разногласия между рок– и поп-музыкой, сводящиеся к проблеме товарно-потребительских отношений и к принципиальному различию слушательских установок.

Глава 3
НОВЫЕ ОТТЕНКИ ЛЮБОВНЫХ ПЕРЕЖИВАНИЙ

Любовная лирика всегда доминировала в песенном жанре, безотносительно его временнóй и национальной принадлежности. Поэтому, несмотря на то что официальная советская идеология стремилась выстроить такую картину мира, в которой общественное (коллективное) преобладало бы над личным (интимным), уже с середины 1930‐х годов стали очевидными процессы лиризации эстрады153153
  См. об этом: Дуков Е. В. Эстрадная музыка // История современной отечественной музыки. Вып. 1: 1917–1941 / Под ред. М. Е. Тараканова. М.: Музыка, 1995. С. 90–112; Раку М. Поиски советской идентичности в музыкальной культуре 1930–1940‐х годов: лиризация дискурса // Новое литературное обозрение. 2009. № 6. С. 184–203.


[Закрыть]. Однако присутствие темы личного тем не менее было строго дозировано. Как отмечает Юрий Дружкин, в классической советской песне 1950–1960‐х годов «личному (любви, дружбе) соответствовали более скромные пространственные характеристики – лодочка, скамеечка, дворик, городок, непогашенное окно и т. п. Этим как бы подчеркивалось существование другой части общей картины, на которую личное не претендует»154154
  Дружкин Ю. С. Указ. соч. С. 181.


[Закрыть]. В 1970‐е годы, по наблюдению Т. В. Чередниченко, происходят взаимосвязанные процессы постепенного отмирания жанра гражданственного марша-гимна и пафосной романтизации лирической песни:

Расстаться сразу с монументалистикой типа «Партия – наша надежда и сила…» было трудно, <…> поэтому мощь и размах, ранее закрепленные за агитпропрепертуаром, откочевали в личную сферу. «Я» стало вдруг громадным, события личной жизни обрели космический масштаб155155
  Чередниченко Т. В. Эра пустяков, или Как мы наконец пришли к легкой музыке и куда, возможно, пойдем дальше // Новый мир. 1992. № 10. С. 225.


[Закрыть].

Кардинальное смещение тематических и смысловых акцентов в эстраде 80‐х годов оформилось в три типа песенно-любовных сюжетов. В первом из них любовь заполняет собой весь мир лирических героев, максимально наращивает эмоциональный пафос и предстает как событие, подчиняющее себе ход всей человеческой жизни. Второй тип песенной лирики в каком-то смысле развенчивает и уравновешивает первый тем, что предельно обытовляет романтику личных переживаний; мир героев наполняется самыми прозаичными предметами и подробностями, казалось бы, не имеющими к «настоящей» любви никакого отношения. Наконец, третий апробирует ментально не свойственное отечественной культуре измерение любви как потребления, когда герои стремятся непременно что-либо получить от своего партнера, а также претендуют на единоличное и тотальное обладание им. Далее предлагаю рассмотреть вышеперечисленные направления по порядку.

Тему всепоглощающей и фатальной страсти открыла на отечественной эстраде Алла Пугачева. Именно она не только песнями, но и всем своим обликом утверждала образ свободной, не скованной никакими предрассудками женщины, живущей накаленными до предела чувствами. Ее героини забывали про все на свете и бросались в любовь, как в море, с головой («Айсберг»156156
  Автор музыки – И. Николаев, слова Л. Козловой. Песня была написана в 1983 году.


[Закрыть]); пророчили своему любимому в отсутствии себя лететь с одним крылом («Без меня»157157
  Автор музыки – Р. Паулс, слова И. Резника. Песня была написана в 1984 году.


[Закрыть]); зависали в своей любви, как в невесомости («Две звезды»158158
  Автор слов и музыки – И. Николаев. Песня была написана в 1986 году.


[Закрыть]), – одним словом, воспевали любовь как единственно возможный способ существования личности.

Такая крайняя форма зависимости от любви нашла столь острый отклик у широкой аудитории во многом благодаря тому, что помогала выстроить альтернативную реальность, была действенным средством отстранения от рутины. Характерное для поп-музыки бегство от действительности в мир чувств неоднократно подчеркивали и западные исследователи, говоря о том, что «любовь, в качестве главенствующей темы популярных песен, стала представляться решением всех проблем»159159
  Hoggart R. The Uses of Literacy, Harmondsworth. London: Penguin, 1958. Р. 229.


[Закрыть]. Но именно для отечественной культуры, с ее катастрофическим разрывом между духовными устремлениями и неприглядностью окружающей обстановки, потребность в иллюзорном, наполненном любовными страстями мире, была особенно актуальна.

Помимо Аллы Пугачевой, находящейся в это время на пике своей популярности, на высоких подмостках появляются имена Вячеслава Добрынина, Владимира Маркина и Александра Малинина. Подростковая аудитория получает свою альтернативу в виде поп-групп «Форум», «Мираж», «Ласковый май», «Фристайл», «На-на». Даже рок-движение откликается истошным хитом «Я хочу быть с тобой»160160
  Автор музыки – В. Бутусов, слова И. Кормильцева. Премьера песни состоялась в 1987 году.


[Закрыть] группы Nautilus Pompilius. Однако нагляднее и примечательнее всего этот мир всепоглощающей страсти воплощается в фигуре Александра Серова.

Серов одним из первых на отечественной эстраде объединил в своем имидже внешнюю брутальность и полную внутреннюю подчиненность чувствам. Перед публикой предстал мачо, складывающий все свои неоспоримые достоинства на алтарь призрачной возлюбленной, причем без какой-либо надежды на взаимность. В СССР случился новый виток сексуальной революции. Теперь уже не только женщина могла быть просто женщиной, не обремененной какими-либо социальными ролями и функциями, но и мужчина получает право не стесняться, а, наоборот, упиваться своей внешней привлекательностью и особой маскулинной энергетикой. Зарубежный титул секс-символа становится востребованным у представителей отечественной популярной культуры как женщин, так и мужчин.

Своеобразным слепком экстатического переживания любви является одна из самых знаменитых песен в исполнении Александра Серова «Ты меня любишь»161161
  Автор музыки – И. Крутой, слова Р. Казакова. Премьера песни состоялась в 1989 году.


[Закрыть]. Ощущение накала страсти, которая не может быть удовлетворена до конца, создается как с помощью слов и музыки, так и через визуальные образы в клипе. В музыкальном отношении долгое накопление энергии на протяжении куплета в припеве прорывается в декламационное скандирование на предельно высоких нотах и постоянными перепадами в низкий регистр, которые каждый раз как бы обрушивают окончание фраз на интонационно-«нулевую» точку. До предела заполнить эмоциями пространство стремится не только размашистая мелодия и насыщенная виртуозными пассажами аранжировка, но и слова, претендующие на пафос высокой поэзии. Так, вполне бытовая ситуация возвращения домой сравнивается с «вечным сюжетом роденовским». Другая малопонятная, но эффектная метафора в строчке «птицей парящей небо судьбы распластано». В свою очередь, героиня не просто любит, но, уподобляясь создателю, лепит, творит, малюет своего возлюбленного. А для последнего любовь, словно в античной трагедии, непрерывное страдание, с болью, муками и пытками (эти слова неоднократно звучат в тексте). Всеми этими средствами задается вневременной характер повествования, подразумевается, что для героев не существует другого мира, находящегося за пределами их чувств, они словно застыли в своей любви и живут «как существо единое» в вечно длящемся поцелуе.

Не менее оторваны от привычной советской действительности и образы в клипе: круизный катер, на котором уединились влюбленные; роскошные апартаменты с роялем и зеркалами во всю стену. Неземной красотой наделена и героиня клипа, в роли которой снялась одна из самых привлекательных актрис советского экрана Ирина Алферова. Большинство ракурсов в клипе снимается панорамирующей камерой с высоты птичьего полета, что также выводит восприятие происходящего на уровень божественно-наблюдательный. В клипе даже есть кадр, где героиня стоит со свечкой в храме, что недвусмысленно отсылает к новой религиозности и героев клипа, и всего постперестроечного общества. Апофеозом разворачивающегося действа становится пылающий в огне рояль, на фоне которого певец продолжает неистово петь о своей любви. Акт сожжения оказывается очень эффектным и семантически насыщенным зрелищным приемом. Пылающий музыкальный инструмент как бы подчеркивает равнодушное отношение героев к несоветской роскоши, окружающей их. Уничтожение рояля воспринимается отнюдь не как трагедия, а как захватывающий аттракцион. Окружающий мир летит в тартарары, но герой не выходит из своего транса, всем своим обликом воплощая идею фанатичной преданности чувствам. В целом же и песня, и клип утверждают один из главных постулатов массовой культуры, выражающийся в стремлении заключить образы экстраординарного в клише обыденного162162
  Simon F. Why do songs have words? // Contemporary Music Review. 1989. Vol. 5. P. 80.


[Закрыть]. Однако подобное расточительство ценностей и чувств особенно остро, можно сказать, драматически контрастировало с реалиями разваливающегося советского общества.

Параллельно с темой всепоглощающей страсти с середины 1980‐х годов на советской эстраде заявила о себе другая тенденция, связанная с предельным обытовлением любовных переживаний. Из сферы личных отношений начинает постепенно выхолащиваться какой-либо романтический трепет, место которого занимают заурядные приметы повседневности. Тексты песен наполняются всевозможными, зачастую неприглядными подробностями быта, постепенно оформляется новое направление, которое условно можно определить, как «кухонная» романтика. Здесь сливаются сразу два течения. Во-первых, блатная песня, которая также очень щепетильно относится к мелочам и любит описывать детали окружающей обстановки, должные свидетельствовать о правдивости повествования. Во-вторых, любование обыденными действиями и ситуациями было характерно также и для лирических песен 1960–1970‐х годов. Обращение к быту как бы отвоевывало приватное пространство у официального дискурса, заявляло о самом существовании сферы личных чувств. Теперь же, с середины 1980‐х годов и особенно ярко на стыке 1990‐х, через бытовую неустроенность любовных отношений проводятся прямые параллели с неустроенностью самогó советского общества, всех сторон жизни, так как бóльшая часть жизни свелась исключительно к личному и, соответственно, к этому самому неприглядному быту. Нарастающий бытовой натурализм заявил о себе на всех уровнях эстрадной песни – в текстах, музыке и в клипах.

Привлечение бытовых деталей в песенную любовную лирику могло как оттенять романтику переживаний, так и полностью ее нивелировать. Например, кондуктор и паромщик – представители самых заурядных профессий в хитах В. Маркина163163
  Песня «Сиреневый туман». Авторы по разным источникам: Юрий Липатов (музыка и слова), Я. Сашин – М. Матусовский. Песня стала популярной в 1989 году.


[Закрыть] и А. Пугачевой164164
  Автор музыки – И. Николаев, слова Н. Зиновьева. Премьера песни состоялась в 1985 году.


[Закрыть] – становятся невольными поверенными влюбленных. Своим присутствием они задают рамку объективной реальности, не позволяют героям полностью раствориться в своих чувствах, постоянно напоминая о сиюминутности момента и неумолимости обстоятельств. Однако ни все понимающий кондуктор, ни дарящий надежду паромщик не разрушают романтики отношений, а, наоборот, делают ее еще пронзительней.

Совсем иначе сказывается на отношениях стремление героя песни Игоря Корнелюка «Милый»165165
  Автор музыки – И. Корнелюк, слова Р. Лисиц. Премьера песни состоялась в 1989 году.


[Закрыть]везде поспеть и все достать в эпоху нарастающего дефицита. В погоне за новым видеомагнитофоном, модными кроссовками, костюмом и туфлями герой напрочь забывает о существовании возлюбленной, притом что все вышеописанные хлопоты связаны с его собственной женитьбой166166
  Приведем выдержки из текста песни:
Слушай, я вчера купил Новый видеомагнитофон.Принес домой, потом включил,А через час взорвался он.<…>Как ты? А мой соседКроссовки модные себе достал.Я побежал искать – не повезло опять:Очки разбил и шапку потерял.<…>Да, послушай, я хотел сказать,А то опять с тобой заговорюсь…Туфли я добыл и я костюм купил,Я в субботу в пять часов женюсь.

[Закрыть]. Анекдотичный по своей сути сюжет, тем не менее фиксирует весьма печальное положение дел, в котором суета вокруг быта полностью подменяет само существование. Герой, бегающий из одной очереди в другую, перестает быть вменяемым, у него не остается времени на размышления и проявление каких-либо чувств. В эпоху дефицита товаров самым большим дефицитом оказывается человечность – вот о чем, оказывается, повествует эта ироничная песенка с заводным мотивом.

К концу 1980‐х годов определенная часть эстрадных песен окончательно смиряется с неприглядностью окружающей обстановки, перестает ждать заоблачной романтики и начинает видеть ее в самых обыденных вещах. Любовь в прямом смысле слова переселяется на кухню, расцветая за чаепитием и поеданием колбасы. В 1988 году популярность завоевывает песня «Чашка чаю»167167
  Автор музыки – В. Антонов (Добрынин), слова М. Меерович (Рябинин).


[Закрыть] в исполнении ВИА «Веселые ребята», а хитом 1991 года становится песня «Два кусочека колбаски»168168
  Автор музыки – В. Окороков, слова Т. Ивановой.


[Закрыть] в исполнении группы «Комбинация». В первом случае рисуется идиллическая картина «опьянения» от любви за чашкой чая. Оказывается, абсолютное счастье вполне может уместиться «под старинным абажуром, что излучает мягкий свет». И пусть где-то там, в большом мире «цветных огней гирлянды развесил город на домах», настоящие чувства вполне могут обойтись без этого. В свою очередь, «два кусочека колбаски», с особым распевом-смакованием слова «кусочека», выкладываются на стол в качестве нехитрой «валюты» за любовь169169
  В этом отношении очень показательны следующие строчки этой песни:
Кушать стало нечего.Ты меня пригласилИ сказал доверчиво: «Милая ты моя,Девочка голодная, Я накормлю тебя,Если ты не гордая».

[Закрыть]. Горькая ирония становится навязчивым привкусом ухаживаний, завязывающихся от полной безысходности. Законы купли-продажи проникают в самую сокровенную сферу человеческих отношений, и этот факт отнюдь не скрывается, а, наоборот, жадно воспевается всепроникающей эстрадой, постепенно приобретающей очертания попсы.

Начиная с середины 1980‐х годов, в масштабы кухни умещается не только поэзия, но и музыка эстрадных шлягеров. Заметно сужается и ограничивается набор используемых музыкально-выразительных средств: от внешних (оркестровые аранжировки полностью вытесняются тембрами из компактного синтезатора) до внутренних (предельно сжимается диапазон мелодий и разнообразие в их гармонизации). Эстрадные хиты становятся все доступнее, в том числе для непрофессионального пения. Насколько в свое время было сложно исполнить без подготовки, скажем, песню «Лебединая верность»170170
  Автор музыки – Е. Мартынов, слова А. Дементьева.


[Закрыть], столь же легко теперь ложатся на слух и голос «Белые розы»171171
  Автор музыки и слов – С. Кузнецов.


[Закрыть] «Ласкового мая».

Причудливое сочетание уже далеко не советской откровенности в проявлении чувств на фоне все того же советского быта становится специфической приметой видеоклипов конца 1980-х – начала 1990‐х годов. Стремление соответствовать канонам западной цивилизации проявляется, прежде всего, в особом внимании к деталям обстановки, окружающей героев клипов. Камера окончательно покидает студию и перемещается на натурные декорации: улицы, дискотеки, рестораны, обыкновенную квартиру. Столь же тщательно иллюстрируются этапы якобы повседневного поведения героев. Если это сборы на дискотеку, то непременно показывается процесс макияжа, выбора бижутерии и одевания, вплоть до распыления дезодоранта-аэрозоля (Наталья Гулькина – «Дискотека»). Если это песня о школьной любви, то клип детально воссоздает сценки неловкого ухаживания во дворе и последующей встречи былых влюбленных на мраморной лестнице шикарного ресторана (ВИА «Веселые ребята» – «Розовые розы»). Однако если в западной клиповой индустрии этого периода предметы интерьера понимаются как нечто само собой разумеющееся, не более чем антураж для презентации поп-исполнителя, то в отечественных видеороликах атрибуты окружающей обстановки затмевают исполнителей и становятся, по сути, главными героями. Не порицаемый более культ вещей позволяет начинающим отечественным клипмейкерам окончательно сместить фокус внимания на внешние формы. Прежняя ограниченность телевизионной пищи для глаз выливается в визуальное чревоугодие видеоклипов.

Большое внимание уделяется не только вещам в кадре, но и любовным отношениям героев. Маниакальное стремление к наглядной иллюстрации прежде затемняемых (в прямом и переносном смысле слова) сфер жизни оформляется в особое клиповое направление доморощенной эротики. Одним из самых ярких примеров подобного рода является клип группы «Комиссар» на песню «Ты уйдешь» (1990). На протяжении видео досконально показываются все этапы любовного соблазнения. Однако практически в каждом кадре иллюзия красивой жизни сталкивается с неприглядными атрибутами советского быта. Женские ножки в чулках и на каблуках поднимаются по обшарпанной подъездной лестнице; вино на ужине при свечах распивается из граненых стаканов. Предельно крупным планом показывается поедание лакомств, понимающееся как неотъемлемая часть акта соблазнения, между тем как на заднем плане мелькают до боли знакомые советские баночки для хранения сыпучих продуктов. Откровенные сцены раздевания, любовных объятий и заигрываний соединяются в кадре с деталями, разрушающими какую-либо романтику, а точнее, рождающими особый вид романтики «на дому» и «как у всех». В эстетике клипа ярко запечатлелось сосуществование двух культур, находящихся в оппозиции. Отживающая свой век советская культура вызывала все большее внутреннее отторжение, ее стеснялись и считали пережитком, но она продолжала молчаливо присутствовать в жизни людей, по-прежнему составляя большую часть их быта. Приветствовалась другая, западная массовая культура, обладающая, как известно, удивительной способностью к ассимиляции. Однако подражание западным штампам только ярче обнажало пропасть, зияющую не только между романтическими отношениями и бытовой действительностью, но и между двумя цивилизационными парадигмами. Открылись шлюзы цензуры, и многие творцы отечественной массовой культуры стремились продемонстрировать все грани захлестнувшей общество свободы: как товарно-денежных отношений, так и отношений полов. Однако они не владели тем комплексом приемов эстетизации любви на экране, который сложился в западной массовой культуре в условиях постепенного раскрепощения нравов. В итоге канон так называемого социалистического реализма мутировал в канон бытового натурализма. На стыке 80‐х и 90‐х годов зритель впадал в шок от откровенности постельных сцен, сегодняшнего же зрителя шокирует неприглядность самой «постели».