Текст книги "Восхождение богов"

– Нет! Будь ты проклят! – заорал вечный, подаваясь вперед со всей своей мощью и все равно не успевая. Ник заключил Кандиру в объятия, ныряя во тьму и исчезая из застенков тюрьмы Лакраш под вой обманутого учителя.

Глава 4. Новое начало

Селеста

Она бежит со скоростью волчицы, на ходу превращаясь в огромного зверя и взлетая в небо, подгоняемая криками загонщиков. Ее крылья впервые распахиваются навстречу безмятежному ветру, и она пытается не кувыркнуться на землю, удержаться на высоте, куда не достают стрелы с пропитанными ядом цепями.

Выше, выше, еще выше, подальше от охотников, от людей, от этой дикой земли, где повсюду поджидает опасность, а в небесах летают синекрылые драколы, в чьих пастях отражается бездна. Клэрия задыхается от страха, от невозможности вернуться домой. Сколько дней она скрывалась в пещере, питаясь корешками и грибами? Даже охота была похожа на игру со смертью – странные бугристые твари выползали из-под земли с заходом солнца, а при дневном свете на лесные дороги выходили разумные звери. И что было страшнее – неизвестно.

А теперь она обратилась драконом. Подумать только – девушка хотела принять волчье обличье, чтобы бежать, а вместо этого получила крылья и это волшебное слово в придачу – полет!

Кружась в восходящих потоках, любуясь пеленой кучевых облаков под лапами и заходя в пушистые тучки, которые скоро обрушатся дождем на сухую землю, она чувствовала себя как никогда живой. Именно этого не хватало Клэрии всю ее жизнь – настоящего обличья зверя.

Забыв о предательстве брата, о падении в неизвестность, пробуждении в новом, незнакомом мире, она погрузилась в абсолютное счастье и дышала через раз, захваченная мощью крыльев, скоростью полета и красотой, открывавшейся перед глазами.

И все было бы чудесно, не возжелай она поближе посмотреть на черное круглое пятно в центре долины, формой, напоминавшей огромный кратер. Складывая крылья, она спускалась, пока до девушки не дошло, что она понятия не имеет, как садиться. Барабаня лапами по воздуху, Клэри, как неопытный птенец, замахала крыльями и кубарем рухнула на пологий, поросший сочной травой склон, пропахав мордой землю. И уже в обличии человека, перекувырнувшись через голову несколько раз, затормозила, впечатавшись в поваленное дерево, выбившее из легких воздух.

Возможно, девушка потеряла сознание – открыв глаза, она увидела на груди огромную жабу.

Та сидела безмолвно, только шея подрагивала, а глаза-колбочки смотрели будто прямо в душу Клэрии. Новоявленная драконица вздрогнула, и земноводное в ответ громко, с каким-то надрывом квакнуло, прежде чем прыгнуть вперед, прямо на лохматые волосы Клэрии, а потом дальше, ускакав в неизвестном направлении.

Приподнявшись, Клэри настороженно огляделась, ожидая, что из-за близлежащего холма выскочит кавалькада охотников и с улюлюканьем бросится на нее. Девушка понятия не имела, что она им сделала и зачем они на нее охотятся – их язык, разумеется, был ей незнаком. Но по опыту Клэри знала, что ничего хорошего от мужчин, одетых в кожу, с ножами и луками со стрелами в руках, ждать не стоит.

Перед глазами разлетелись золотистые звездочки, и зашумело в ушах, когда она поднялась и, опершись о трухлявый ствол, встала на ноги. Девушка давно нормально не ела. И не спала. Не мылась, не чистила зубы. Ее сумка осталась в пещере, а где пещера, Клэри не знала.

– Только вперед, дорогая, – прошептала она, собирая себя в кучку.

Волчьи тропы ей больше не были доступны. Так что домой не попасть.

Она собиралась спуститься вниз, чтобы подробнее рассмотреть этот странный кратер, когда услышала негромкий свист, а обернувшись, столкнулась глазами с незнакомцем из своих снов.

* * *

Я вскакиваю оттого, что кто-то щекочет ступни. В полутьме не видно лица незнакомца, но слышен детский смех. Потом мои глаза слепнут – на миг откинулся полог палатки. И вновь, оглушенная темнотой, я падаю обратно, на набитую соломой подушку. Поверх греет стеганое одеяло, подо мной – колючий тюфяк, который намеревается исколоть меня так, чтобы стала похожа на ежа. Все тело чешется.

Поднявшись, оглядываюсь, разыскивая вещи, попутно собирая по крупицам воспоминания, чтобы ничего из сна не забыть. Новая встреча с Клэрией, а вместе с ней и… это был Карг? Неужели я вижу прошлое, как оно есть?..

Из одежды не было ничего моего, однако смогла разобраться в имеющемся. Кожаные брюки, длинная ткань с застежкой, чтобы обмотать грудь. Сверху – теплое пончо с прорезями, на ноги – бесформенные, но теплые сапоги. Грубая и добротная выделка. Даже по вещам можно понять, что жители деревни встретили нас хорошо. Хоть этого и не помню.

Одна из тварей отвлекла красного дракона, а другая вынырнула из облаков и сверху обрушилась на меня. Кажется, это была тяжелая схватка. На моих плечах и ногах остались следы, зашитые грубыми нитками, с повязками поверху. Я вышла победителем. И даже сумела дотащить Малю до берега. А потом, видимо, отключилась.

Хмыкнув, я собиралась выйти наружу, носом чуя запах жареного мяса, когда с другой стороны донеслись спорящие голоса.

– Ани, пожалуйста, прекрати это! Что ты несешь? Куда ты собралась? Останься со мной…

– Ты любишь волнительный женский образ, нарисованный богатым воображением! Сказочная красавица из дальних земель. Но это больше не про меня. Я стала диким драконом.

– И все равно – я люблю тебя, несмотря на…

– Как ты не понимаешь – у нас не будет детей. Не будет своего дома. Мне нельзя вернуться в королевство. Нельзя быть среди людей! Я даже не знаю, сколько вообще смогу оставаться в обличии человека! В любой момент…

– Оставь это! – прикрикнул Се́дов. – О, святая Клэрия, Ани, неужели ты не знаешь, как сильно я тебя люблю?! Ничто в этом мире мне не нужно, кроме тебя. Сколько бы нам ни было отмерено – я буду наслаждаться каждой секундой рядом с тобой…

Сжимая жесткую ткань, я слушала признание в любви, и почему-то слезы подкатили к горлу. Стало горько, и как будто песня застряла в сердце. Еще несколько месяцев назад я чувствовала все то же самое. Ответные слова Анки утонули в моей горечи, но крик мужчины я услышала.

– Ненормальная? Значит, и я ненормален! И тогда плевать на нормальность! – захохотал Се́дов, а я выбежала из палатки.

Повсюду – приземистые люди с копченой кожей, сизые костры и небо, яркое до безобразия. А мне холодно, так холодно, что в глазах темно. И эти незнакомцы тянутся ко мне, а я бросаюсь из стороны в сторону, заблудившись, забыв, из какой палатки вылезла. Так и побежала вперед под градом вопросов на незнакомом языке, под вскрики, видя вокруг озабоченные лица, руки, протянутые, чтобы помочь.

– Не трогайте меня! – вскричала я звонко и припустила со всех ног.

Меня могло занести куда угодно, но я оказалась в палатке, стоящей в отдалении, с большой дыркой в потолке, где возле круглого кипящего котла суетилась немолодая женщина с длинной косой. Склонившись над варевом, она помешивала его ложечкой, сосредоточенно глядя, как лопаются коричневые пузыри. От одного запаха могло стошнить – так пахнет сера, смешанная с тиной и мхом.

Чуть дальше, за небольшим столиком, заваленным травами и ягодами, сидел вихрастый десятилетний мальчишка, сосредоточенно перебиравший папоротник. Ребенок с интересом поглядывал на меня, и я догадалась – именно он влез в мою палатку.

– Проснулась, красавица? – с улыбкой спросила незнакомка, постучав деревянной ложкой по боку чана. – Лейкуку передал, что тебе снились кошмары.

Я с укоризной уставилась на покрасневшего мальчугана. Да-да, очень страшные. Здесь негде было присесть, поэтому просто встала рядом с женщиной, также уставившись в котел.

– Что вы варите?

– Лекарство для волшебницы.

По знаку знахарки Лейкуку всыпал в середину молотое растение, отчего варево изменило цвет с коричневого на горчичный и пошло более мелкими пузырями. Спиной почувствовав взгляд, обернулась, однако кроме сизого дыма, заползавшего из отдернутой ткани, заменявшей дверь, ничего не увидела.

– Не присматривайся, духи не любят внимания, – проницательно заявила женщина. – Ты нас всех взволновала, Селеста. Мы и не думали, что нам доведется тебя увидеть. Последнюю из белых крыльев.

Говоря, она споро мешала приготовленное зелье, а потом, приняв из рук мальчика небольшую баночку, аккуратно влила его туда и закупорила деревяной крышкой.

– Пусть остужается, – улыбнулась она, выставляя лекарство на витрину, к другим крупным и мелким банкам. Вокруг нас кружил молчаливый, но, судя по глазам, шкодливый Лейкуку. Он все норовил потянуть за подол моего пончо, хотя бы ниточку стянуть или узелок.

Следуя за знахаркой вглубь палатки, через переход – в более просторную комнату, я спросила, что она имеет в виду, говоря «последняя».

– Мы все ощутили раскол книги. Нет больше Сделок. Нет больше порядка. Теперь миром заправляет хаос. Маги первыми это почувствовали. Следом – шаманы.

– Вы – шаман?

Она рассмеялась, сощурившись и усаживаясь в густые меха, служившие здесь и диваном, и спальным местом. Я опустилась напротив, крест-накрест сложив ноги. А чуть поодаль разместился Лейкуку, сплетающий косичку из вытянутых разноцветных ниток.

– Нет. Конечно, нет. Лейко должен был им стать. Но теперь его постигнет иная судьба, – со странной интонацией ответила она. – Кстати, ты можешь звать меня Марка. Мы с Лейко поведем тебя через испытания.

Тут мне стало как-то не по себе. И я отпрянула назад, почувствовав себя мышкой в западне.

Смех Марки вновь разнесся над тихой комнатой, и позади ей вторил Лейко. Мальчишка незаметно перебрался ближе и теперь сидел почти вплотную ко мне. Смуглая кожа, черные, жесткие, как щетина, волосы и удивительные яркие карие глаза. Он мне кого-то напоминал, но сквозь детские черты ничего, кроме любопытства и непосредственности, не проступало.

– Твой муж рассказал, куда вы направляетесь. Без навигации. Просто двигаясь по течению, в надежде отыскать таинственный вулкан, куда заточили отступника Шэ. Согласись, этот план изначально был обречен на провал, – она поднялась с места и отошла в сторону, к небольшому, грубо сколоченному шкафчику, из которого выудила стеклянную бутылку. – Держи, это перцовая настойка. По глазам вижу, она тебе необходима.

Крошечная бутылка пробудила в памяти странное слово «мерзавчик», а ее идеальная форма и чуть зеленоватый цвет довершили образ.

– Здесь было что-то другое, – открыв и принюхавшись, я памятью почувствовала сквозь перец иной аромат. – Это полынь, смешанная с… аконитом.

– Но в этом мире не растет аконит. Откуда ты знаешь, что это? – навязчиво спросила Марка, касаясь моей руки. В ее глазах была смесь сочувствия, тепла и какой-то тайны. Хоть она и выглядела моложаво, не старше пятидесяти по человеческим меркам, однако серые глаза выдавали куда более пожилой возраст.

– Может, подсказка прячется во снах? – еще одним вопросом подтолкнула она.

– Мне снится, что я – Клэрия. Снится ее мир, и как она попала сюда, – в горле разом пересохло, и я открыла бутылочку вновь, выпила залпом, а потом раскашлялась, да так сильно, что слезы брызнули из глаз. Наклонившись вперед, оперлась локтями о мягкую шерсть, пытаясь продышаться. Показалось, будто погрузилась в крепкие морские волны, что с грохотом бьются о песчаный берег. Марка постучала по спине и помогла выпрямиться, а Лейко поднес к губам полную чашу ледяной воды. Полегчало.

– Вот видишь, а ты боялась испытаний. Первое из них только что прошла, – с легкой укоризной в голосе, как говорят матери с нерадивыми детьми, сказала знахарка. – Ничего не бойся. Ты получишь ответы на свои вопросы. Тысячелетиями вечный готовился к возвращению. Но и мы времени даром не теряли.

– Так кто же вы?

Она переглянулась с Лейко, а затем прошептала едва слышно, наклонившись так близко, что я почувствовала мятный аромат ее дыхания и ощутила тяжесть легшей на плечо руки.

– Мы – дети бога Шэ. Чистые души.

* * *

Слова той женщины запали в сердце, и я долго размышляла над ними, пока шла к своей палатке. Марка сказала, что выжившие мужчины с корабля сейчас совещаются со старейшинами деревни. И предупредила, что в дальнейшем все переговоры будут идти через меня.

«Мы хотели дать тебе выспаться. Ты так давно нормально не спала», – заявила она, объясняя, почему меня не позвали на совет.

Теперь я крутила в руках травинки, то засовывая их в рот, то выпуская обратно, наполняя рот сладкой горечью. Меня многое должно волновать, но перед глазами вставал момент, когда я в теле Клэрии принимала протянутую руку мужчины.

Он совсем не похож был на Ника. Светловолосый, почти неземной красоты. Мужчина выглядел как гость из другого мира. Сновидение что-то перевернуло во мне, отчего теплело ниже живота и шумело в ушах, а на щеках расцветал румянец. Отголосок эмоций Клэрии. Ее любви к Каргу.

Но почему я это чувствую? Я теряю себя? Становлюсь ею?

Мысль испугала, и я невольно прикусила язык. Досадливо поморщившись, остановилась, а подняв голову, увидела Арта, выходящего из самого крупного шатра в центре деревни. От него во все стороны, как волны, расходились шатры поменьше, а по краям деревни возвышался небольшой частокол в половину человеческого роста. Повсюду сновали курицы и слышалось блеяние овец. И стоял запах крови. Марка передала, что вечером состоится пир в мою честь. Вот к нему и готовились.

Я первая подошла к мужу и за руку увела подальше от множества любопытных глаз. Хоть он и выглядел потрепанным, однако в его глазах стояло облегчение, а рука сжимала мою нежно. И первое, что он сделал, как только мы остались одни – поцеловал деликатно и очень осторожно. А потом с силой встряхнул за плечи и воскликнул:

– Сэл, почему ты никого не слушаешь?! Тебе же было велено сидеть в трюме, за каким морвиусом ты полезла в гущу сражения? – он дрожал от гнева, сквозь который проступала опостылевшая тревога. Она вязла на зубах, и от нее внутри все опало.

Я высвободилась и обхватила себя за плечи, пытаясь унять противный холод, который частенько испытывала, когда ссорилась с Артом.

– Деян чуть с ума не сошел, когда не нашел тебя в тонущем корабле! Он думал, что ты погибла, и если бы не Анка…

– Которой совершенно не возбраняется участвовать в битвах, – как бы вскользь заметила я.

Это стало последней точкой. Арт набросился на меня, как какой-то сумасшедший, стягивая через голову пончо и бросая под ноги. А потом, несмотря на мои возражения, содрал и брюки, и ткань вокруг груди, и даже нижнее белье, невзирая на отчаянное сопротивление! Только когда я осталась полностью обнаженной, он резко успокоился.

– Посмотри на себя внимательно, кэрра Селеста Гадельер, – с какой-то мрачной торжественностью заявил муж, заставляя убрать руки от бедер и груди. – Морвиус бы тебя подрал, смотри же Сэл, что ты с собой сделала!

Горячая волна гнева застилала глаза, и я не понимала, о чем он. Парочка швов, немного разноцветных синяков. Ну да, я так и не оправилась после обличья утопленницы, и кожа до сих пор не потемнела, отливая какой-то фарфоровой бледностью. Конечно, на рыбе и солонине особо не раздобреешь! Но я и не чувствовала себя увечной. Проступающие ребра и острые коленки не делают меня слабачкой. Сила – внутри.

– У тебя нет сил. Ты измождена. Ходишь во сне. Плачешь, когда думаешь, что я не вижу. И постоянно споришь, когда все, чего желаю – чтобы ты была в безопасности и здорова! – с жарким сожалением в голосе говорил Арт, заламывая брови и обводя каждый порез на моем теле, не касаясь кожи. Будто я – тончайший фарфор, способный разлететься на куски от малейшего дуновения ветерка.

– Но ты бросаешься в огонь, будто считаешь себя бессмертной, Сэл. Так нельзя. О, духи предков, я не переживу, если вновь увижу твою смерть… – его голос дрогнул, и я увидела глубоко запрятанную в душе мужа боль. Он состарился, как это бывает, если шагнул за пределы своего воображения, ныряя в самую тьму. Будто, если нет меня в этом мире, значит, и самого мира нет вовсе.

И тогда меня проняло. Я потянулась к нему, припала к груди, прижимаясь изо всех сил, зажмурившись, чтобы стереть образ из памяти, оставив только тепло мужского тела, такой родной и знакомый запах. Чувство, когда тебя крепко-крепко сжимают, помещая в маленький домик безопасности, где нет никаких бед и тревог. Только тепло. Только любовь.

Когда его губы отыскали путь к моим, я подалась навстречу, впервые ощущая, что это правильно. Что это мой дом.

Глава 5. Шаманизм

Селеста

В голове вертится незамысловатая песня, лихо перескакивая с одного куплета на другой, вращаясь, как юла, в такт шагам. Я сбиваю мелкие камни, сама нахохлилась, как воробей – к вечеру похолодало. С горных елей тянет морозом, и ночью обязательно пойдет снег. Кутаясь плотнее в пончо, киваю проходящим жителям деревни, а они в ответ осеняют символом Клэрии.

Куда бы ни пошла – она следует за мной, тенью стоя у плеча, держа руку на шее, шепча на ухо: «Ты – мое порождение. Без меня – не было бы и тебя». Но ведь нет кровной связи. В Никлосе есть частицы Карга и Клэрии, а я получила только ариус. Ненадолго. Без него даже сны о прошлом не отменят действительности – хоть мои крылья по-прежнему белые, я больше не белокрылая драконица. Не осталось великой силы. Ничего больше нет.

– Я вижу восход злой луны, я вижу беды на пути, я вижу землетрясения и молнии, я вижу, пришли плохие времена… – бормочу себе под нос, удивляясь, насколько прилипчивым оказался этот мотив. Нездоровым. Как будто не моим.

И встала как вкопанная, застигнутая жаркой перепалкой. Ноги вывели к куполообразному шатру, в закатных лучах окрашенному багровыми тонами, от которого исходил сильнейший жар. Из центра в небо вырывался черный дым, извиваясь тугой струей. Прямо напротив входа бесновался Томар, потрясающий рукой и проклинающий на все лады упрямую Марку.

Женщина только смеялась в ответ на его проклятия. В желтом цыплячьем платье она походила на злое солнышко в противовес черным тряпкам вечно мерзнущего колдуна.

– Вы отравили мою дочь! Напоили ее ядом! – орал он, привлекая нездоровое внимание жителей деревеньки, и в особенности – пары брехливых псов, что громким лаем возбужденно поддакивали каждому его крику.

Томар не выдержал конкуренции и запустил в них мелкой молнией, отчего они с визгом бросились врассыпную, а знахарка скептически изогнула бровь.

– Вашим предложением было оставить девочку на волю богов. Чтобы она сама справилась с ядом морских тварей. Поступи мы так – и она не пережила бы эту ночь.

Колдун топнул ногой:

– Я не позволю сделать из моей дочери шаманку! Она – настоящая колдунья, а ваши отвары…

– Отворяют душу! – отрезала женщина, сузив глаза и перейдя в наступление. – Если душа чиста, ребенок не пострадает. Она выживет. Ее воля – решать, кем быть. Без добровольного желания нельзя стать шаманом.

– Шаманизм – медленная смерть, – тихо ответил Томар, опуская голову.

Заметив мое приближение, мужчина успокоился, как-то сгорбился, опускаясь на скамейку, чтобы перевести дух. В его глазах читался немой укор, будто я была виновата в том, что утратила ариус.

– Что здесь происходит?

– Перепалка между видами магии. Застарелый спор, – успокаивающе ответила Марка. – Хочешь проведать Амалию? Скоро ей станет лучше, и девушка будет рада увидеть рядом с собой знакомое лицо.

Томар вновь взвился, торопливо поднимаясь и пытаясь проскользнуть в шатер, однако бдительная знахарка преградила путь, отталкивая назад.

– А почему я не могу увидеть дочь?! – возмутился он.

– Чтобы не смог помешать лечению. Напоминаю, колдун, вы здесь в гостях. И ваши люди сами обратились к нам за помощью. Мы будем оказывать ее на наших условиях. А теперь ступайте. Ваши эмоции загрязняют воздух. А для выздоровления нужны свежесть и свобода, – с натянутым спокойствием заявила Марка, выставляя руку вперед.

Было видно, что, если мужчина по-доброму не уйдет, женщина применит силу. И Томар был вынужден подчиниться. Напоследок только буркнул что-то ядовитое, отчего Марка пошатнулась, холодным взглядом окинув его удаляющуюся спину.

– Будь осторожна с этим человеком, Селеста, – предупредила она. – В нем много яда и гнева.

– Он чуть не умер. В его теле сидел Ктуул.

Знахарка вздрогнула, по-новому глядя в сторону хромающего колдуна.

– Нехорошо. Вот это действительно нехорошо.

С уходом Томара к шатру вернулись псы. Их вытянутые морды нет-нет, да и поворачивались в его сторону, прикидывая, вернется злой человек или нет. Поджарая красная псина ткнулась носом в мою ладонь, проверяя, нет ли чего вкусненького, а потом нахально развалилась в ногах, подставляя пузо. Мол, не стой, а давай чеши!

– Собаки чувствуют хорошего человека, – одобрительно заметила Марка, когда я присела и погладила жесткую шкуру, отчего пес возбужденно завилял хвостом. – А плохого избегают.

– Томар не плохой человек. Он сложный. С непростой судьбой. Маля – все для него. Неудивительно, что он так переживает за дочь, – вступилась я за колдуна, поднимаясь и подходя ко входу в шатер. Я не стала повторять слова Кукулейко. Не стала говорить и о своем невыполненном обещании.

– Держи ухо востро, Селеста. Тот, кого коснулась длань бога, никогда не будет прежним.

* * *

Внутри натоплено, как в бане, темно, хоть глаза выколи, и пахнет хвоей. В середине, прямо под дыркой в небо – открытая печка, утопленная в полу и сверху обложенная черными камешками, на которые Анка брызжет водой. Вверх поднимается густой недовольный пар, и запах усиливается. Кроме нее и лежащей на топчане Амалии, в шатре никого нет.

В небольшом предбаннике я оставляю верхнюю одежду и внутрь захожу, укутавшись в полотенце, тотчас покрывшись гусиной кожей – меня немного знобит от вечерней свежести. А драконица, кажется, совсем не чувствует жара, все подбрасывает дровишки, создавая пекло. Она обтирает мокрой тряпкой обнаженную колдунью, как и велела знахарка. «Нужно выгнать яд из кожи, – заявила Марка, отправляя внутрь. – Ночь так пожарится, сама с собою в чистоте встретится и к утру либо оправится, либо на тот свет отправится. Иного лекарства нет».

В полутьме, при свете углей и пары масляных ламп, Амалия казалась крошечной и такой темненькой, болезненной: с густыми синяками под глазами и страдальческим изломом бровей. Она тихонько постанывала во сне, прижимая руку к голой груди. И будто почуяв меня, приоткрыла глаза, щурясь:

– Мы выжили, Сэл. Правда? Добрались. Теперь все будет хорошо, – слова выскользнули изо рта и провалились куда-то, а девушка вернулась в тягучий сон болезни, где много жара, ломоты в костях и тугой головной боли. Дотронувшись до ее руки, я поразилась, насколько она влажная и холодная.

– Поддай жару, Анка. Мальке не хватает огня, – замечаю, опускаясь на свободную скамью и упирая руки в подбородок. – Пойдешь на вечерний пир?

– Не в мою же честь, так что присутствовать необязательно, – скучающе отвечает Анка, подбрасывая поленья в топку и раскупоривая пару склянок с жидкостью, от которой сильно разит древесным ароматом. – Пропущу.

– Я бы тоже не пошла, – пробормотала я в ответ, наблюдая за ее быстрыми движениями. – Рада, что ты цела и на свободе.

Она брызнула зелье на камни: раздалось громкое, возмущенное шипение, и запах очень быстро разошелся по шатру, будоража приятной свежестью, проясняющей спутанное сознание. Амалия легче задышала. Теперь Анка опустилась рядом с нами на тканый ковер, скрещивая ноги и выпрямляя спину. Ее волосы забраны под полотенце, она разминает шею, и я замечаю тонких золотистых змеек, гуляющих под кожей.

– Это больно? Странно? Желанно? – я пытаюсь подобрать слова, но ничего путного на ум не приходит. Непонятно, во что превратилась бывшая подруга по Равновесию.

Анка проводит рукой по плечу, огоньки вспыхивают ярче, отражаясь в темноте глаз красным пламенем. Показалось, что рядом со мной сидит не миниатюрная девушка, а огромный краснокожий дракон, огнем поглощающий пространство. Всего лишь миг – и пламя с ревом бросится на деревню, сжирая тьму на своем пути, оставляя только мелкий невесомый пепел.

– Естественно. Как и должно быть, – но голос ее говорил о печали. А глаза сказали больше, чем слова.

Став элементалем, Анка потеряла человеческую часть себя. И будучи не в силах от нее отказаться, она застряла на перекрестье миров, ежедневно мучаясь, пытаясь их соединить.

– Неужели любовь стоит того, чтобы так страдать?

И сама себе отвечаю – стоит. Да, любовь стоит того. Если она настоящая.

Показалось, что прошла всего минута, но в помещении стало холоднее. Подняв голову, не вижу Анку. Она ушла, а вместе с ней – и иссушающий жар. Дотронувшись до лба Мали, убеждаюсь, что он прохладный, дыхание ровное, запах гнили улетучился вместе с паром, оставив легкость и сонливость. Девушка еще долго будет спать.

Выбравшись наружу, натолкнулась на Томара, вернувшегося к палатке. Он сидел на лавочке, прислонившись к деревянной опоре, и что-то строгал из деревяшки маленьким ножом. Присмотревшись, увидела очертания шахматной фигуры коня.

– Не знала, что вы любитель шахмат, – произнесла, присаживаясь рядом.

Он мельком глянул и вернулся к своему занятию. В свете горящего фонаря почти ничего не было видно, поэтому Томар подсвечивал руки магией. В отличие от корабельного колдуна, она хорошо его слушалась.

– Всего лишь игра. Мале нравилось.

– Жар ушел, – заметила я мягко, покрывая его руки своими и вытягивая почти готовую фигурку. – Она поправится.

Он выдохнул и будто уменьшился. Словно горе так набухло в его венах, превращая в темный, озлобленный шар, что, утратив причину, он сдулся, высыхая до глубокой усталости, от которой теперь и подняться с места – непросто. Стали глубже морщины возле губ и на переносице, вычерчивая новую карту тревог.

– Кто бы сказал, что ребенок станет моей слабостью. Я думал, инквизиция все забрала, но, когда увидел ее такой маленькой, крошечной, когда она потянулась ко мне магией, я сразу почувствовал родство. Понял, что она – мое продолжение. И полюбил всем сердцем. Я так боялся, что она навредит себе, всегда держал в ежовых рукавицах, помня, что со мной сделали люди за мои способности. Мою неосторожность. Но Амалия – свет. Который чуть не погас, когда вы начали дразнить вечного.

В голосе колдуна зазвучали стальные ноты, он напрягся, окинув меня тяжелым взглядом.

– Так вы все помните?

– Только то, что он разрешил помнить, – Томар тяжело поднялся, проигнорировав мое стремление помочь.

В очередной раз я увидела, как мало сил осталось в этом теле. Он иссыхал на глазах, но от всех расспросов отмахивался, как от незначительных. Будто смерть – это пустяк и ему не грозит.

– Скажу тебе правду, Селеста Каргат. Я не верю в эту миссию. Не верю, что сгинувший тысячелетия назад изгнанник даст ключ к спасению мира от вечных. Но я обязан тебе своим спасением, поэтому буду помогать по мере сил. Однако, как только станет ясно, что этого недостаточно, я заберу дочь, и мы исчезнем раз и навсегда. И будем держаться как можно дальше от всего, что грядет.

– А вы знаете, к чему все идет?

Вдалеке показался Артан. Он махнул рукой, зовя на радостные голоса, доносящиеся с центральной площади деревни, куда вытащили столы, где соорудили лавки, где уже была разложена еда и разлиты напитки. Там веселились, общались на смеси языков и жестов. Что-то вдохновенно вещал Се́дов, ему вторил Деян, а над ними громогласно смеялся вождь деревни.

Там было уютно. Там жила надежда. А здесь – постыло. Здесь ничего не было.

– Ктуул злопамятен, Селеста. Он будет мстить.

* * *

На рассвете танцевал серый снег. Он бесшумно выписывал пируэты, крупными хлопьями разлетаясь по небу, ложась пушистым ковром на голую землю. Тихо. Как же тихо. Сзади доносилось довольное посапывание. Муж еще долго будет спать после местного самогона и настоящего мяса. Как и прочие путешественники, впервые за долгие месяцы досыта наевшиеся и напившиеся, смывая горечь от потери друзей и товарищей. Спокойный сон. Вкусная еда.

Все было сделано так, чтобы ничто не помешало пройти испытание.

На мне удобные сапоги, сверху простая рубашка до пят, подвязанная тонким пояском, расшитым любопытными символами луны и солнца, играющих зверей, стрел и когтей. Я заплетаю волосы в тугую косу, выхожу наружу, окунаясь в густой туман, вдыхая свежий морозный воздух и выдыхая облака пара.

Мой путь пролегает в сторону от деревни, к хвойному лесу, чьи остроконечные ели как стрелы пронзают тусклое небо. Из-за тумана почти ничего не видно, кроме выложенной белыми камнями тропинки, ведущей в лес. Я прохожу мимо палаток гостей, и при моем приближении отодвигается полог и показывается лицо Анки. В ее взгляде читается вопрос: «Нужна ли помощь?» Качаю головой. Испытание пройду в одиночку.

Заходя в лес, успевший за ночь полностью окунуться в сугробы, слышу, как позади треснула веточка. Оборачиваюсь, но вижу только тени под заснеженными кронами деревьев. Ели трещат, колются иголками, дразнятся, играя с воображением. Я вижу Лейкуку, прыгающего на одной ноге, но ведь это всего лишь лавина снега, упавшая с дерева. Освободившись, ветки танцуют, создавая под собой снежную дымку, скрадывающую обзор.

На идеально круглой поляне стоят человек десять. Все как я – в белых рубахах. Только босые – и как их холод не берет? В центре – Марка, она серьезна как никогда, держит руки ладонями вверх, не обращая внимания, что снег выбелил ее и без того седые волосы.

Хлопают крылья над головой – с места тронулась полярная сова, скрываясь в молочной дымке. Вновь опуская взгляд, вижу, что теперь все смотрят в ответ. Их глаза в тусклом свете блестят желтым, люди неподвижны и кажутся суровыми великанами в бесконечной белизне.

Я подхожу совсем близко, и Марка кивает головой. От нее исходит сильный мускусный запах, он резок и будоражит. Знахарка не улыбается. А заговорив, пугает низкой модуляцией голоса.

– С той стороны леса есть быстрая горная речка. Доберешься до нее – останешься в живых.

Мужчины и женщины, сомкнувшие за нами круг, стягивают через головы рубахи и тянут пояса вниз. Наклонив голову, смотрю недоуменно, пытаясь понять, что они делают. Марка хватает за запястье и притягивает к себе:

– Ты умрешь, если не побежишь. Беги, Селеста, беги!

И с силой отталкивает назад, так что я чуть не падаю, задевая обнаженного мужчину. А когда испуганно вскрикиваю, они падают на колени, запрокидывая головы к небу, и начинают выть, как самые настоящие волки. Оливковая кожа идет рябью, буграми, мелко дрожит – из нее выступает шерсть. Лица удлиняются, волосы сливаются с кожей, и появляются звериные уши. Они тявкают, как щенки, проглатывая звуки, харкая кровью и щелкая удлинившимися зубами.

Я отступала все дальше и дальше назад, зажимая рот, боясь хоть звуком привлечь к себе внимание. А когда волчица-вожак шагнула вперед, облизываясь и желтыми глазами буравя мою шею, я побежала. Со всех ног, как будто никогда прежде не бегала. Но куда? Куда бежать?