Текст книги "Восхождение богов"

Ныряю под ель, скрадываясь среди камней, прячась в глубоких ямах-сугробах. Нога провалилась в нору, и я теряю равновесие, улетая вниз со склона. В бока врезаются ветки, лбом налетаю на камень и, как рыбеха, распластываюсь на снежной поверхности. Вслед за мной падают шишки и иголки, кружится снег, оседая во рту. Что я делаю? Куда бегу и зачем?

Рычание доносится со всех сторон. Остальное зверье притихло, затаилось в норах, скрываясь от волчьей стаи. Но волков интересует только одна добыча – я. С кряхтением поднимаюсь, всматриваясь в склон. Если приглядеться, то увижу серые шкуры, ползущие вниз. Обернувшись, радуюсь своему недолгому везению – головой чуть не напоролась на вытянутый сук.

Поднимаюсь, прихрамывая, двигаюсь дальше вниз, совершенно не понимая, куда иду. С ноги слетел сапог, во второй набился снег, и пальцы заледенели. Кажется, я оставляю кровавые следы. Кажется, я не доберусь до реки. Да и где она? Я не запомнила.

«Если превратишься в дракона – не пройдешь испытание, Селеста. Запомни это накрепко. Не вздумай обращаться к драконьей стороне. Ты должна отыскать в себе силу ариуса. Силу истины. Себя настоящую. Не сможешь – и вы вернетесь домой ни с чем», – стучит в висках голос Марки. Она предупреждала. Но не говорила, что все будет так.

Отламываю от молодого дубка, невесть как затесавшегося в это хвойное царство, толстую ветку, обламываю концы, придавая ровный вид. Цепляюсь за ствол старой ели, прислоняясь к ней. Шмыгаю носом. Всего лишь переведу дыхание. Восстановлюсь чутка. Потом побегу. Я смогу добраться до реки. По-другому и быть не может!

Скрипит ветвями ель, падают шишки. Суетливо взлетает из скрытого гнезда черная птица. Оставленные кровавые следы распускаются, как пионы, на белоснежной скатерти ранней весны. В падении я напоролась боком на острый сук.

Морды появляются отовсюду. Я медленно верчусь вокруг дерева и вижу желтые горящие глаза, возникающие то здесь, то там. Из пастей падает слюна. Головы наклонены. Вздумай тронуться – рычат, а хвосты прижаты между ног. Вперед выходит волчица-вожак. Она разумно смотрит на меня, стряхивая с шерсти мокрый снег.

– Это же неправда! Вы не убьете меня! – восклицаю запальчиво, выставляя перед собой тяжелую палку и наступая прямо на волчицу. – Это всего лишь игра! Вы не нападете!

Глаза теряют разум, и она прыгает вперед. Не знаю, как, но я умудряюсь отбросить ее назад, а потом бегу в сторону, и волки отскакивают с моего пути. Я бегу, несмотря на стук сердца в ушах и хруст костей, несмотря на дикую, колющую боль в боку, несмотря на невыносимый холод. Страх. А они следуют за мной по пятам, и то здесь, то там возникают серые туши. Задевают бедра, целятся в икры, бросаются под ноги. Вот-вот укусят, вот-вот повалят и утопят в ледяном снегу, раздирая на ливер и кишки.

Туман такой плотный, что хоть ножом режь, в нем нет кислорода, только мокрая снежная взвесь, в которой мерещится всякое. Будто вижу мальчишку, сидящего на дереве, потешающегося надо мной. Лейкуку запускает в лицо снежком, я уворачиваюсь и падаю, когда волк всем телом врезается в меня, опрокидывая на землю. Клыки вонзаются в лодыжку, трясут, как игрушку, и я вою от боли, чувствуя и другие клыки на своей коже.

Зверь выворачивает меня, подбрасывает в воздух, я падаю на спину, и белая волчица ступает на грудь, заглядывая в глаза, прежде чем раззявить окровавленную пасть.

– Нет! – закричала я, и сила вырвалась из сердца, судорогой пройдясь по телу, продолжая бить и бить по нервам.

Я ощущаю себя не как дракон, но как волк.

Как оборотень, обретший впервые свою ипостась.

Глава 6. Забава вечного

Никлос

Из воздуха они падают на пыльный диван, короля переворачивает и опрокидывает на пол, тогда как Кандира Мойер без движения остается на месте. Ник пытается продышаться, от боли сдавило ребра, и перед глазами стоит серая пелена, пока мужчина не переворачивается на живот. Глубоко вздохнув, он звучно чихает – скрытая в подвальном лабиринте комната полна пыли и затхлости. При обустройстве этого места король не пользовался магией, тем самым скрыв это помещение среди десятков других.

Поднявшись, Никлос перебрался на не менее пыльное кресло, прикрыв глаза, чтобы прийти в себя. В абсолютной тишине тайной комнаты ему о многом было необходимо подумать.

Он чудом выбрался, ему все казалось, что вот-вот пространство подернется серой рябью, и он окажется в клетке, перед глазами насмехающейся Туулы, придумавшей очередную игру. Но время шло, и он все больше убеждался в своей удаче.

Однако повезло не во всем. Ктуул успел подгадить напоследок – Ник окончательно утратил связь с нориусом, тем самым потеряв часть себя. Такое беспредельное чувство беззащитности было ему незнакомо, и на крошечный миг он пожалел о своем побеге.

Сумбур мыслей нарушил шорох со стороны. Поднявшись, король увидел, как дергается дверная ручка потайного убежища, и на пороге появляется бледный Богарт.

– Я же подписал бумаги, – хрипло говорит Ник, видя облегчение, смешанное с затаенной жалостью из-за внешнего вида короля, на лице канцлера.

– Так что теперь я не на службе короны и могу действовать как частное лицо, – невозмутимо отвечает Богарт, плотно прикрывая за собой дверь. Ему хватает такта промолчать об увиденном. – Смею заметить, вы совершили побег? И прихватили с собой нынешнюю главную угрозу королевства?

Ник усмехнулся. Пройдя через комнату, он до хруста в костях сграбастал друга в медвежьи объятья, хлопая по спине, чувствуя, как самому становится легче. Он не один. А потом король обратился к скрытым запасам комнаты, откуда выудил коньяк и два стакана. Ему до чертиков хотелось напиться, чтобы утопить свою глупость в алкоголе. Как он мог быть таким легковерным болваном? Как мог поставить свои желания выше других…

Пока он занимался напитками, Богарт вкратце ввел в курс дела.

О том, что вместо Его Величества выступает иное лицо, канцлер быстро догадался. Невозможно так просто обмануть главу тайной службы, который легко вычислил поведенческое сходство между лже-Томаром и лже-Никлосом. Сделав выводы, мужчина предпочел затаиться и по крупице выуживать из «короля» сведения. И таким образом выяснил, что странное изменение поведения некоторых придворных и, в частности, Селесты Каргат, является следствием маскировки старых богов.

Однако о судьбе Ника канцлер не знал, поэтому счел, что они с Селестой погибли, хоть Кандира Мойер утверждала обратное. Она не сумела убедить Богарта, ее схватили прежде, чем мужчина узнал о планах Ктуула насчет Ордена. Так что, оставшись в одиночестве, канцлер принялся перестраивать звенья тайной службы, чтобы люди не попали в лапы к морвиусам и старым богам, подозревая, что и его в любой момент могут заменить.

В конце концов, он уже знал, что гибель его жены не была случайной. Ее безоговорочная преданность морвиусам и лично Баффору раскрылась после того, как он нашел тайники в дамской комнате с очень грязной информацией. Богарт поставил точку в расследовании исчезновения Кирнан – ее сердце было скормлено королю в день летнего солнцестояния, дабы возбудить его чувства тьмой.

Милан была правой рукой Баффора, и, судя по расшифрованным страницам ее дневника, влюбленной до беспамятства. Она мечтала о возвращении старых богов, чтобы стать парой своему возлюбленному, преодолев видовой барьер.

Словом, данных было много. И сейчас канцлер с опаской поглядывал на похолодевшего от свалившихся новостей Никлоса, пытаясь предугадать, как тот поступит. Не обвинит ли его в случившемся.

– Что вы теперь будете делать, мой король? – осторожно поинтересовался он, по чуть-чуть потягивая напиток, тогда как Ник разом ополовинил стакан, потянувшись за свежей дозой.

Окинув канцлера испытующим взглядом, Никлос пожал плечами. Весь план состоял в том, чтобы дать время Селесте и Артану найти способ избавиться от старых богов. Он планировал держать вечных на расстоянии от белокрылой, но не сумел сделать этого. И теперь не вполне понимал, как поступить. После всего, что он успел наворотить, король не верил, что ему будут где-нибудь рады.

Вместо ответа он решил проверить Кандиру, все еще остававшуюся без сознания. Мужчина приложил ладонь к холодному лбу, посчитал пульс и аккуратно осмотрел тело, убедившись, что у нее и правда нет серьезных повреждений. Кажется, она просто спит от усталости.

– Ваше Величество, вам нужно еще кое-что знать, – постучав ногтем по бокалу, осторожно заявил Богарт, наблюдая за манипуляциями короля. – Я обнаружил некоторые сведения о морвиусах в вещах жены. И, кажется, теперь могу дать ответ на один из самых сложных вопросов.

Ник поднялся, настороженно поглядывая на собеседника. Он не мог подозревать канцлера в обмане или подлоге – его бывший секретарь не раз доказывал свою преданность. И веру в королевство и корону. То, что он недооценил скромную и излишне трепетную Милан, не делало из него предателя. Ошибки все совершают.

– Из ее дневника я выяснил имя Баффора, однако я предполагал, что этот человек давно мертв.

– Он жив, – раздался скрипучий голос с дивана. Высохшая женщина приподнимается на локтях и, щурясь, смотрит на короля. – Все это время Баффор находится рядом с Селестой Каргат. Девушкой, у которой сохранился последний предмет с родины Клэрии. Самый ценный, ведь он носится у сердца.

* * *

Кандира Мойер с жадностью поедала черный хлеб с сыром, запивая его молоком, принесенным сообразительным Богартом. Она бы не отказалась от более плотной пищи, но больше ничего желудок принимать не желал, и она ела, просто чтобы набраться сил. Ей было трудно говорить, еще труднее мыслить, но женщина старалась кратко донести до Ника свои знания о старых богах:

– Никому не известны истинные масштабы влияния вечных. Как и природа их связи с нашим миром. Однако доподлинно ясно, что, по какой-то причине, они не могут покинуть нашу планету, не имея связи с местом, куда направляются. Им нужен маячок другого ожерелья, сделанный рукой разумного. Поэтому следует ожидать худшего от Ктуула, так как в нашем ожерелье не осталось иных планет, куда бы он мог самостоятельно перебраться, – Кандира причмокнула губами, ощупывая нижнюю челюсть. – Не вздумай верить этому существу, Никлос Каргатский. Получив желаемое, он не успокоится, – и она вытащила изо рта отвалившийся зуб и со вздохом положила его на край столика. Ее пытали временем. И сейчас монахиня стремительно старела, ясно осознавая, что жить осталось недолго.

– Я предполагаю, что Баффор не может украсть у Селесты амулет, иначе он давно был бы здесь, – кивнул король, игнорируя подтекст слов Кандиры.

Тогда женщина наклонилась вперед, резко схватив его за запястье, чуть не свалившись с дивана:

– Ты отказал ему. Дважды. Откажешь еще раз – и он убьет сначала тех, кто тебе дорог, а потом заберет и твою жизнь. Терпение вечного истощается. Ты ходишь по краю. Будь готов проиграть ради общей победы, – отпустив его, она громко раскашлялась, запрокидывая голову и прикрывая глаза.

На месте ее пальцев проступили красные следы, и Ник машинально потер руку. Он принял решение.

– Я уезжаю, – скупо произнес он. – Здесь у меня больше нет власти. Вздумай Ктуул угрожать людям – и мне нечего противопоставить в ответ. Только игра в поддавки, но это не мой путь. Так что я отправлюсь за Селестой. Надеюсь, что сумею разыскать ее прежде, чем он заполучит кулон Клэрии. Богги, ты в курсе, где настоящие Акрош с Винелией?

Бывший, но не бывший канцлер задумчиво теребил истрепавшийся край папки, куда тезисно вписывал полученную от Кандиры информацию. Он кивнул, сообщив, что пара, скорее всего, укрылась в доме друга ее матери, и передал адрес.

Мужчина ощущал себя не в своей тарелке, и с каждой секундой это чувство усиливалось, грозя перерасти в панику. Ему казалось, что на них со всех сторон надвигаются стены, что тени в углах слишком черны, а отсутствие окон прячет время суток. Богарт поднялся с места, испытывая неуемную потребность пройтись по комнате, просто чтобы собраться с мыслями. Ему хотелось как можно скорее переправить короля из дворца на тайную квартиру, откуда тот сможет спокойно двинуться, куда ему угодно.

– Вы посвятите меня в свой план? Разумеется, если моя помощь потребуется.

– Понадобятся кони, деньги и адреса надежных людей по дорогам к Сатуральским долинам. Я ведь правильно понял, что порталы больше не работают? Придется путешествовать как человек. Утратив нориус, я не могу переноситься во тьме, а черные крылья слишком приметны… Знаете, что любопытно? Мне доподлинно известно, что Селеста также утратила ариус. Но и без своих сил мы по-прежнему чувствуем друг друга, между нами будто натянуты бело-черные связующие нити…

– Как?! И ариуса нет? – встрепенулась Кандира.

От волнения она вскочила, походя разбив чашку с остатками молока, и резво налетела на короля, заваливаясь вперед. Ник удерживал ее от падения, пока женщина обхватила руками его лицо, пальцами впиваясь в щеки и нижние веки, словно выискивая что-то в рубиновом отблеске черных глаз. А не найдя, отшатнулась, падая на пол.

Там, где она коснулась затянувшихся ран, пробудились болезненные импульсы, напоминая о жутких следах. Сейчас король даже порадовался, что от него прежнего так мало осталось. Будет проще затеряться в толпе. После ночи Трезубцев и костей, после горячего зимнего солнцестояния осталось так много искалеченных людей…

– Мы обречены. Теперь, когда в руках Ктуула столько власти над вами обоими, – безнадежно говорит Кандира, стискивая кулаки в бессильном гневе.

– Нет. Она не пляшет под его дудку, – правильно интерпретировал Ник возглас угасающей женщины. – Селеста оказалась умнее – она отказалась становиться его ученицей… – горечь в голосе иссякла.

– О, мой бедный, изуродованный мальчик, ты весь как открытая рана, – на карачках, поддерживаемая подоспевшим Никлосом, шепчет монахиня, смягчая взгляд. – Как можно представить себе существо, способное лишь словом изменить карту мышления человека? А ведь Ктуула не зря называют мастером иллюзий и сомнений. Он с легкостью сокрушает искушенные умы, взламывая их отмычкой вечности. Единственное, против чего у него нет оружия – простота.

Король не успел узнать, что хотела этим сказать Кандира. Его голос утонул, будто провалившись в бочку, и вместе с этим погас свет. Что-то толкнуло его назад, и монахиня выпала из его рук. Ник пытался говорить, но ни звука не доносилось из его рта, только возрастало сильнейшее давление на грудь, отчего ему казалось, что он вновь погружается в бездну. Раздался свист, а потом женский оборвавшийся вопль.

– Ваше Величество! – закричал Богарт, но и его голос будто втянулся в пузырь, исчезая с влажным хлопком, уступая место ватной тишине и быстрому биению сердца в ушах.

Король шарит по воздуху руками, ощущая движение совсем близко, но ничто не попадает в его руки, кроме клочьев непроглядной тьмы. Она как оскалившийся пес, чье спертое дыхание ожогами горячит кожу, заползает в его глаза, выедая и намек на свет.

– Я мог бы до мелкой крошки сдавить тебя пальцами за все проступки, – раздается тихий уязвленный голос.

Ник резко оборачивается на него, и головокружение настигает красными вспышками. Он бы упал, но сильные руки удержали на месте, а после вцепились в горло, сдавливая до хрипа гортань.

– Ты полностью в моей власти. С ног до головы. Нет ни силы, ни красоты, ни влияния. Я обнажил тебя до самого сердца. И что же там оказалось? Предательство? Отказ принять истину своих помыслов? Разве тебе нравится эта бесславная слабость? – тональность меняется от жестких, холодных лезвий, режущих не хуже настоящего ножа, до томных, соблазнительных ноток, мягких, как натуральный шелк.

А рука, что давит на шею, пропадает, уступая место горячим губам, почти забирающимся в подкорку, выжигая каленым железом слова: «Я могу тебя уничтожить, если откажешь мне».

– Чего ты хочешь? – наконец, удается выдавить из себя королю, и его тотчас отпускают.

Он пошатнулся, но сумел устоять. Теперь голос вечного звучал из другого конца комнаты.

– Преданности. Участия. Дружбы. Понимания. В тебе есть созидание, сотворенное через разрушение. Ты способен увидеть красоту в смерти. Способен убивать, не умирая сам. Твоя жажда жизни сильнее иных чувств. Эти отличительные качества открывают дорогу в бесконечность. Остальные не так упорны. В них не заложен настолько потрясающий стержень. Поэтому даже смерть Карга не изменила моих планов. Я хочу видеть тебя своим продолжением. Хочу, чтобы ты целиком отдался мне, отказав иным потребностям. Хочу…

– Я никогда не стану твоим питомцем, – закипая в бессильной ярости, закричал Никлос. Его унижали слова Ктуула, что, как настоящая змея, влезал в его голову, пытаясь стереть инакомыслие. – Я скорее умру, пытаясь остановить тебя, но никогда не превращусь в раба! – наплевав на все, он бросился вперед, и на что-то наткнувшись, упал, с глухим стуком разбивая нос о плитку. Под его руками оказались останки Кандиры. Даже на ощупь было ясно – тело лишилось головы.

Стиснув зубы, король продолжил поиски, воссоздавая карту комнаты. Он игнорировал жуткий смех старого бога, которого забавляли потуги Ника.

– Беспомощен. Да, твоя наивность свойственна исключительно молодости. Карг не был таким. Он был законченным шедевром. К сожалению, его система ценностей была выстроена вокруг иного. Ему была нужна пара. Он хотел целостности, ведь в нем была подавлена женская половина. Трагический излом, который необходимо было искоренить. И появился ты.

Никлоса схватили за загривок и одной рукой вздернули в воздух, бросая вперед, на диван. Он замолотил руками по воздуху, тщетно пытаясь ухватиться за вечного, но тот с легкостью перехватил его руки, пригвождая к бокам.

– Это прелюдия? Ты более широких взглядов, нежели Карг? – почти игриво спрашивает Ктуул, и Ник замирает, тяжело дыша.

Этого он не ожидал и застыл, как мышь перед удавом. Напряженность возросла до предела, вечный тянется вперед, замирая в миллиметрах от губ слепого короля.

– Кажется, было бы проще предвидеть такой поворот, не правда ли? Всего лишь желание. Обычная уловка чувств, – шепчет старый бог, отпуская Ника, который настолько потрясен происходящим, что более не пытается вырваться.

Вечный тянется к жутким шрамам на лице Никлоса, проводит подушечками пальцев по свежим потекам крови, вызывая болезненный стон в сломанном носу. Такая вспышка боли почти ослепляет короля, и его бросает в холодный пот.

– Я мог бы сделать это с тобой. Игра получилась бы весьма интересной. Мужчины через секс ломаются легче, чем женщины, так как не могут воспринять себя объектом желания другого мужчины. Это слишком сложно для психики. Необратимо, – Ктуул видит реакцию Ника, наслаждаясь ею, видит неконтролируемую дрожь, видит страх в глазах, шарящих в темноте. Слепота короля доставляет ему особое удовольствие, и он продолжает вырисовывать кружево порока, пытаясь вызвать в Нике необходимый надлом.

– После такого можно что угодно заложить в фундамент преданности раба. Из тебя вышел бы отличный питомец. Полностью покорный. Немного сладостей и любви, тонкости и деликатности, чтобы до костей проняло. И абсолютная преданность готова, – продолжал издеваться старый бог, касаясь рубашки короля и забираясь за воротник, ловя пульс на голубой жилке у основания шеи.

Завораживающее трепыхание, как у птички колибри. Вечный облизнул губы, и от удовольствия даже белки его глаз покрылись золотой поволокой.

– Тогда чего ты ждешь? К чему тянешь резину? Давай, сделай это! – и Никлос сам тянется вперед, как зрячий хватаясь за Ктуула, притягивая к себе. – Думаешь, что сможешь легко сломать избранную игрушку? Думаешь, что эта забава мне не по зубам? Вызов маскулинности? Очнись, я не маленький мальчик, выбравшийся из-под материнского подола. Если тебя интересуют такие игры, не думаю, что ты сможешь чем-то меня удивить.