Текст книги "Биоген"

Инвектива вторая

1

В шесть лет меня отдали в плавание, где я освоил навыки поплавка.

Наконец-то не придется нырять в песочницу! – думал я, заявляясь на тренировку в центральный плавательный бассейн, расположенный на территории Центрального стадиона на окраине Центрального района, рядом с Мамаевым курганом и монументом Родина-мать. Я не буду сейчас описывать вид этой женщины с тридцатитрехметровым мечом в руках. Скажу только одно – она тяжелее моей прабабушки на семь миллионов девятьсот девяносто девять тысяч восемьсот семьдесят килограммов[74]74
  Вес скульптуры 8 тысяч тонн.


[Закрыть]. И выглядит не по-женски, пугающе-грозно, полностью соответствуя родине, на которой стоит.

Мой тренер научил передвигаться Давида по водной пустыне, работать руками и ногами на спине и животе. Но в целом про тренировки по плаванию рассказывать нечего – осень и зима прошли в соплях. Часто простужался или, если быть точнее, до конца не выздоравливал.

– Апчхи! – вылетало из моих легких, когда я шлепал босыми ногами по холодному коридору в душ.

– Апчкуй! – отражалось эхо от влажных кафельных стен, устраивая чихоточный пинг-понг.

Нырять ни с десяти-, ни с семи-, ни с пятиметровой вышки не разрешали. Только с трешки, и то тайком – когда тренер отвернется или выйдет на перекур. Зато про спортивный лагерь, куда я поехал, распрощавшись с детским садиком, посплетничать могу. Грамотный рассказчик делает во время такой паузы пару затяжек, чтобы освежить картину тридцативосьмилетней давности. Но я помню все и так, потому что бросил курить двадцать шесть лет назад, когда проходил службу в «королевских войсках».

* * *

И вот настает день отъезда… Мама нагружает мой чемоданчик носками, шортами, майками, трусами, полотенцем, печеньем, конфетами и всякими другими полезными штучками. Отводит на вокзал и со слезами (будь я на ее месте – у меня были бы слезы радости) сажает в вагон, набитый до отказа молодыми спортсменами.

Ребята двенадцати – пятнадцати лет смотрят на меня по-отечески свысока и успокаивают маму: «Не переживайте, тетя Тамара! Мы за ним присмотрим…»

Мои конфеты они присмотрели еще в дороге, и я передал их, как чехи Судетскую область фюреру, смирившись с произведенной аннексией моих сладостей их животами. Но тут стали раздавать сухой паек, куда входили хлеб, банка тушенки, пачка печенья и – о чудо! – банка сгущенного молока. Невероятная роскошь по тем временам. Одна на троих? – подумаете вы? И, протянув руку для рукопожатия, я отвечу: «Каждому!»[75]75
  Посыл к кинофильму Л. Гайдая «Операция “Ы”»: «Ваши условия. – Триста тридцать! – Согласен. – Каждому!.. – Согласен».


[Закрыть].

Компенсируя недавнюю контрибуцию, пацаны подарили мне банку молока, и со стороны это выглядело так же умилительно, как и торжественная передача Брестской крепости (немецко-фашистскими войсками Гитлера) Красной Армии Сталина, в благодарность за согласие Джугашвили раздербанить сладкую, как рахат-лукум, Польшу[76]76
  Семнадцатого сентября 1939 года, выполняя договоренности между СССР и гитлеровской Германией, войска Красной армии захватили часть территории Польши. После совместного парада советских и фашистских войск в Бресте Брестская крепость была торжественно передана СССР.


[Закрыть].

Мульт: Historiam nescire hoc est semper puerum esse[77]77
  Historiam nescire hoc est semper puerum esse (лат.) – Не знать истории – значит всегда быть ребенком.


[Закрыть].

Это было мое первое путешествие. Путешествие по шпалам… Без Чебурашки. Без дяди Гены. Без Шапокляк. Без Соловья, с которым мы совершим побег из исправительно-трудового лагеря от детской комнаты милиции спустя пять лет…

Только я и спортсмены. Спортсмены-мальчики. Мальчики-подростки в расцвете безумия.

Поезд полз по городу, и я видел совершенно незнакомые мне районы, понимая уже тогда, что живу в самом красивом, самом уютном месте нашего града. Русские люди вместе с пленными немцами построили маленький кусочек Рима на берегу большой Волги, доказав себе и противнику, что совместный труд не имеет языковых барьеров и политических разногласий, оставляя о себе благодарные воспоминания в сердцах потомков непобежденного им народа, даже на территории врага.

Этот кусочек волгоградской Италии получил гордое название: Центральный район. Не какой-нибудь там Краснооктябрьский, Красноармейский или Советский. И слава богу, ему не присвоили имя инициатора массового террора и захвата заложников по всей России – Феликса Дзержинского. Террориста номер один, два, три, четыре… Революционного беса, ненавидящего детей Создателя[78]78
  Согласно концепции христианства, бесы ненавидят все творение Божие, и особенно венец творения (то есть самое лучшее, что создал Бог) – людей.


[Закрыть]. То есть самое лучшее изобретение Бога, если, конечно, не брать во внимание остальных жителей нашей планеты, которые за это на нас не обижаются, потому что, являясь существами разумными (в отличие от людей бестолковых), смотрят на человеческую самоуверенность с некоторой долей иронии – похрюкивая и покрякивая между собой от смеха.

2

А тем временем наш поезд мчался вперед, отбивая колесами старую детскую страшилку про мальчика Петю и вагоны в кювете…

– Ты чего раскис, как сопля? – спросил жилистый худой паренек, тронув меня за плечо.

Я оторвал взгляд от окна и посмотрел на него снизу вверх:

– Ничего. Просто в окно смотрю.

– Не грусти! В лагерь приедем, там речка – будешь купаться сколько душе угодно!

Я улыбнулся, еще острее ощутив на сердце незнакомое мне доселе чувство тоски, которая впилась в мою грудь черным копьем и, проникая меж ребер в тело, искала новую жертву. Тоска, гепатит души, напоминающий о себе после каждого веселья, на этот раз прилипла ко мне, испортив настроение мальцу, отважившемуся покинуть отчий дом на три недели. И хотя я был полностью согласен с дедушкой Лёвой, что человек обязан быть счастлив всегда, а если он несчастлив, то виноват в этом сам[79]79
  Дедушка Лёва – Лев Толстой.


[Закрыть], – я никак не мог понять, в чем же заключается моя вина?

Мульт: И почему мне его не наливают?

Парень пошел дальше по вагону, который гремел, визжал, гоготал, грохотал и звенел под струны гитары, стараясь выразить, выкрикнуть, выпрыгнуть в летящее мимо пространство одно-единственное неповторимое состояние, исторгающееся в вопль душевного безумия:

– Свообоодаа!!! Мы свободны!

Повернувшись к окну, я уставился глазами, полными слез, тоски и отчаяния, на бескрайнюю пустошь степи, выжженную до самого горизонта жарким июльским солнцем. На клочья изорванных облаков, несущихся сломя голову впереди тепловоза. И на ту внутреннюю, необозримую картину детской растерянности от путешествия в далекое… В неизвестное… Уносящее прочь… Из дома… Из пухлых вечерних сумерек родного, исследованного вплоть до муравьиных троп двора…

Колеса мерно отстукивали время, поглощаемое инерцией собственного движения, и, приближая неизбежный финал, делили прошлое и будущее настоящим. Через пару часов поезд прибыл на нужную станцию. Станция дыхнула на нас зноем жаркого лета и безлюдьем затерянных средь волгоградских степей сёл. Всех погрузили в автобус и повезли в лагерь. Лагерь находился в сосновом бору. Это была территория, местами огороженная частоколом, местами вымахавшим в человеческий рост бурьяном, состоящим из амброзии и лебеды. На территории располагались столовая, возведенная из белого кирпича и покрытая серым шифером. Склад из того же материала. И дом для тренерского состава, наполовину каменный, наполовину деревянный. Спортсменам предназначались палатки. Их тут же достали со склада и разложили по намеченным меж сосен местам. Еще в поезде ребята поделились на компании для совместного проживания. Этими компаниями они и стали возводить четырех-и шестиместные брезентовые шатры армейского производства.

Засосав назад вылезшую было оглядеться соплю, я стоял со своим чемоданчиком посреди этого хаоса и, как папильон[80]80
  Папильон – карликовая изящная собачка. Высота в холке 20–28 см, вес 1,8–2,5 кг.


[Закрыть], потерявший хозяина, встревоженно озирался по сторонам, не зная, с чего начать. Вскоре меня заметил тренер и, приблизившись, спросил:

– В какой палатке ты будешь спать?

«Ни в какой – верните меня домой!» – воскликнул мой внутренний голос, прошептав вслух:

– Еще не определился…

– Сейчас мы тебя определим! – бодро заверил меня наставник и, взяв за руку, повел по лагерю, интересуясь, у кого есть свободные места. Ясное дело – все открещивались от Давида, как могли, потому что прекрасно понимали, что в силу своего юного возраста он станет обузой в ночных вылазках, перекурах и прочей шняге, за которой, собственно, и ехали в этот сосновый край юные пловцы. В конце концов тренер пристроил меня в шестиместную келью, заселенную тремя пентюхами, одним оболтусом и придурком. Все они были старше меня на пять-семь лет. Шестое место стало моим.

Установив палатку, каждый шагал на склад за раскладушкой и выбирал ее в общей куче металлолома. Пока все таскали раскладушки, наша постройка то провисала, то косилась, то вообще падала на землю. Пять оленей и я, занимавшиеся ею второй час, никак не могли правильно воткнуть столбы и растянуть веревки. Когда же это чудо зодческой мысли было наконец возведено, мы отправились на склад. Душки-душки-раскладушки нам достались самые что ни на есть стремные, потому что к финишу наша бригада пришла последней. И неудивительно, что наиболее потрепанную вручили мне – самому младшему спортсмену лагеря. Раскладушка была погнута, имела несколько оторванных пружин и отломанное крепление для подъема подголовника. Я провозился с ней минут двадцать или тридцать, и когда наконец установил – рухнул без сил, тут же провиснув до земли.

Сосед-придурок ехидно спросил:

– Удобная кроватка?

– Ага, – ответил я, – вспомнив напутствие Оскара: «Чтобы быть естественным, необходимо уметь притворяться»[81]81
  Имеется в виду Оскар Уайльд.


[Закрыть].

Притворяться я не умел, но изображать мог. Я изобразил спартанское безразличие к неустроенности быта.

Вечером нас отвели на ужин в столовую, где подали пюре, котлеты и компот. Ночью в палатке было холодно, и я долго не мог заснуть, представляя свой двор, пацанов и попугая Попку, которого я так и не переименовал перед отъездом из дому. Было немного стыдно, и, чтобы как-то развлечься перед сном, я стал придумывать птахе новую кличку…

Первые дни протекали однообразно: подъем, зарядка, завтрак и свободное времяпрепровождение. Часов в десять приезжал автобус и всех увозил тренироваться на озеро. Там была «большая вода». Но через несколько дней автобус сломался, и пацаны стали ходить на озеро пешком. Меня с собой не брали, так как я был слишком мелкий, а присматривать за мелюзгой никому не хотелось. Я оставался на попечении лагерного персонала, разбредавшегося по своим делам и состоявшего из двух пышных поварих, лихо раскачивающих (во время променада) из стороны в сторону арбузами переспелых ягодиц; электрика, категорически отказавшегося от моей помощи во время ремонта лагерного трансформатора, и сторожа-бородача с пожелтевшими от никотина усами и глазами, осоловевшими от самогона.

– Вчера пил коктейль «Слеза комсомолки»… – бормотал себе под нос сторож. – Не понравилось! – рубил дегустатор ладонью воздух. – Сегодня попробую «Тетю Клаву», – перелистывал он на ходу страницы книги «Москва – Петушки», отыскивая нужный рецепт[82]82
  Отсылка к рецептам алкогольных коктейлей из книги Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки»: 1) «Слеза комсомолки»: «Лаванда» – 15 г., «Вербена» –15 г., «Лесная вода» – 30 г., лак для ногтей – 2 г., зубной эликсир – 150 г., лимонад – 150 г. «Пьющий просто водку сохраняет и здравый ум, и твердую память или, наоборот, теряет разом и то и другое. А в случае со «Слезой комсомолки» просто смешно: выпьешь ее сто грамм, этой «слезы”, – память твердая, а здравого ума как не бывало. Выпьешь еще сто грамм – и сам себе удивляешься: откуда взялось столько здравого ума? и куда девалась вся твердая память?..» 2) «Ханаанский бальзам»: денатурат (технический спирт) – 100 г., бархатное пиво – 200 г., политура очищенная – 100 г. «Пить просто водку, даже из горлышка, – в этом нет ничего, кроме томления духа и суеты. Смешать водку с одеколоном – в этом есть известный каприз, но нет никакого пафоса. А вот выпить стакан «Ханаанского бальзама» – в этом есть и каприз, и идея, и пафос, и сверх того еще метафизический намек».


[Закрыть].

Познакомившись с лохматым лопоухим псом, жившим под ступеньками, что вели в столовую, где на окнах сидели жирные мухи и терпеливо ожидали вкусный обед, я стал ходить на речку вместе с собакой, согласившейся стать моим другом до конца смены. Речка протекала недалеко от лагеря и на самом деле была ериком, заросшим камышом, водорослями и кувшинками. Но меня она вполне устраивала, так как на берегу имелся небольшой пляж. Иногда на этот пляж забредали колхозные коровы, чтобы в жаркий летний день напиться из ерика теплой мутной воды и расставить противопехотные вонючие мины. Скотина делала это не по злобе, а просто так, по привычке, доставшейся от рогатых отцов и выдоенных матерей. Тем более что в те далекие времена еще не был принят Оттавский договор[83]83
  Оттавский договор 1997 г. запрещает применение противопехотных мин.


[Закрыть], запрещающий заниматься подобным безобразием на всей планете. Забегая вперед, скажу, что и сейчас коровы в наших краях продолжают развлекаться тем же нехитрым способом, зная, что Россия отказалась присоединяться к настолько миролюбивому договору ООН, что мне кажется – будь главой нашей страны Иисус, Он бы обязательно подписал и ратифицировал это пацифистское соглашение, прежде чем вернуться на небеса и стать первым президентом России, попавшим (на экскурсию) в рай.

Когда, выпив часть водоема и ополоснув вымя, коровы уходили в луга, я разминировал покинутую животными территорию и возобновлял пляжный туризм. Плоды тутового дерева, растущего на берегу ерика, заменяли мне разные лакомства: пирожные, мороженое, торты, чуреки, варенье и печенье. Постепенно одичалость моя дошла до такой степени, что вместо столовой я стал посещать приезжающий в лагерь грузовик с хлебом. Я залезал в него, пока водитель шел подписывать накладные и воровал сайку теплой выпечки. Хлеб источал аромат пекарни и трепетно хрустел от прикосновений моих пальцев. Подушечки пальцев обжигались о шероховатую поверхность хлебобулочного изделия и трусливо перебегали с одного места на другое, покрываясь колючими крошками. Буханки лежали рядами, и самые горячие прятались в центре. Вытащив свежий кирпичик, я аккуратно сдвигал ряд и, заметая следы преступления, вспоминал рассказы прабабушки о том, как во времена Джугашвили голодающим детям прибавляли по одному году тюрьмы за каждый сворованный колосок. И ни одного дня за угасающую от истощения жизнь…

С этой сайкой, в тени шелковицы, я мог преспокойно прожить целый день, совершенно не думая о прошлом и уж тем более не мечтая о будущем. Я наполнял себя воздухом, солнечными лучами и влагой реки, оставаясь не замеченным миром даже с глазу на глаз.

Так проходили дни.

С утра до обеда время проскальзывало ниткой в ушко полудня так быстро, что часто я не замечал этого события. Но после полудня, попав в западню иголки, пронизывающей каждую минуту нового часа стежками неугомонных секунд, время сбавляло темп и, прикрепляя прожитый день к моему сознанию, не спешило приближать сумерки будущей ночи. Сумерки приходили в мягких домашних тапочках и бесшумно ступали по притихшему сосновому лесу, распыляя вокруг туман.

Иногда, обнаружив меня за ужином, тренер напрягал память, припоминая, кто я и что здесь делаю.

– Вспомнил! – восклицал он и, подойдя ко мне, произносил недвусмысленные фразы о том, как опасна (и романтически прекрасна!) дикая природа за территорией спортивного лагеря.

Выглядело это так:

– Давид, мне сказали, что вчера тебя опять весь день не было в лагере. На речку купаться ходил? Ходить одному на речку очень рискованно! Ты должен быть под присмотром старших. Понял?

– Ага, – отвечал я.

– Ну, вот и молодец, – хлопал он меня по плечу и, выполнив долг наставника, приступал к приему пищи.

Вскоре миновала неделя. На выходные тренер уехал в город, а вечером часть пацанов собралась и отправилась в местный клуб на танцы. Клуб находился в пяти километрах от лагеря. Вернулись они уже ночью. Утром, когда начался дождь, мы увидели, что у некоторых танцоров под глазами сияют звезды, отливая фиолетовыми и розовыми полутонами. Герои Древней Эллады наперебой рассказывали о вчерашней драке с местными аборигенами и об одержанной ими победе.

Дождь не прекращался весь день, а ночью появились эринии. Они привели с собой туземцев, вооруженных ножами и кольями, и надоумили их порезать крыши наших палаток.

Прорвавшись пресными волнами ливня в соленые слезы моих глаз, воды Средиземноморья хлынули в омут почерневшей ночи[84]84
  Посыл к теории Черноморского потопа, согласно которой ок. 5600 г. до н. э. случился масштабный и катастрофический подъем уровня Черного моря, возможно, породивший легенды о Всемирном потопе. В основу причин катаклизма была положена гипотеза о прорыве вод из Средиземного моря в Черное вследствие землетрясения. Черное море в древности было пресноводным, но затем туда хлынула соленая вода.


[Закрыть] великим потопом детских эмоций, навсегда изменив историю народов и заставив повзрослеть дрожащего от холода мальчишку. Олухи из моей палатки сдрейфили выбегать на улицу, откуда доносились грубые мужские голоса, изрыгавшие свирепые проклятия. Постепенно к ним стали примешиваться знакомые интонации юных спортсменов, и вскоре ураган ненависти, таившийся в глубинах подростковых сознаний, вырвался наружу, уничтожив тишину соснового бора и нарушив заветы Христа.

Что-то трещало и крушилось, вопило и свирепствовало за тряпичными стенами вздрагивающего от ветра брезента. Что-то большое, многорукое, скуластое и безжалостное било и бушевало, падало и стонало, ревело и чавкало, будоража сознание семилетнего мальчика. Со всех сторон слышались призывы возмездия. Время остановилось, развалившись в трибунах Колизея, и наслаждалось сражением бестиариев[85]85
  Бестиарий – гладиатор, вооруженный дротиком или кинжалом.


[Закрыть]. Поджав колени и положив на них голову, я сидел на раскладушке, прислушиваясь к воплям обезумевших слонов; ржанию пронзенных копьями лошадей; реву тигров, разрывающих кинжалами стальных когтей грудные клетки приматов из семейства гоминидов[86]86
  Гоминиды (также известные как большие человекообразные обезьяны) – семейство наиболее прогрессивных приматов, включающее и людей.


[Закрыть].

Вдруг чья-то огромная волосатая лапа протиснулась в нашу палатку и, выдернув кол (служивший опорой всей конструкции), исчезла, обрушив купол Успенского собора[87]87
  В 1474 году в Московском Кремле произошла катастрофа – рухнул почти достроенный Успенский собор.


[Закрыть]. Мои соседи по коммуналке подхватили тяжелую брезентовую ткань и застыли в позе атлантов, покрытые мурашками страха с головы до ног. Постепенно битва стала смещаться за речку, и вскоре послышались возбужденные голоса победителей, возвращающихся с последнего сражения Александра Великого[88]88
  Посыл к битве на Гидаспе – последнему крупному сражению Александра Македонского.


[Закрыть]. На молодых загорелых лицах триумфаторов сияли улыбки счастья и синяки фонарей.

О, это сладкое слово «победа» – сестра свободы. Мы победили! Мы выиграли! Мы грохнули, разорвали, прогнали противника вон! А значит, я не попаду в плен! В рабство. Не буду грести на галерах… А жаль… – так хотелось стать аргонавтом.

После этой истории я простыл. Дыры в палатках кое-как заделали, залатали раненых, но дождь не прекратился и на следующую ночь, когда мне приснилось вчерашнее сражение. Я проснулся от дикого крика воина, подброшенного в небо гигантскими бивнями африканского слона. Открыв ослепленные тьмою палатки глаза, я дождался, пока зрение привыкнет к мраку. Вокруг шумел дождь… Отфильтровав кровь, почки выполнили возложенную на них обязанность, и теперь пришла очередь хозяина исполнять условия жизнедеятельности своего организма. Туалет находился на другом конце лагеря. Шагать до него нужно было через лес по тропе, освещенной тусклыми фонарями в двух местах.

В то далекое время, когда, сломив сопротивление Творца, советская власть вывела Его войска с территории России и ввела новые, неведомые до этого силы тьмы, никто еще не знал о существовании вурдалаков, но все чувствовали присутствие стражей ночи. Их липкий запах, смешанный с испарениями сырой земли, шелест крыльев в кроне раскидистых елей и бормотание в трясине ночного вязкого воздуха – выдавал тварей, как бы ни старались они себя скрыть. Поэтому большинство ребят писали рядом с палаткой. Тренер неоднократно ругался по этому поводу, запрещая ночные слабости, и я не хотел нарушать заветов Ильича. Идти в туалет было страшно. Не было уверенности в том, что упавший воин уже умер, а не лежит где-то там, рядом с тропинкой, сжимая в слабеющей руке меч и ожидая того, кого он сможет забрать с собой на тот свет, выполняя последний подвиг безумца… последний подвиг безумца… последний подвиг безумца…

Встав с раскладушки, я подошел к выходу и, отогнув сырую материю, выглянул наружу, увидев обезображенную тьмой природу. Она дышала ночной мглой и неподдельным страхом потерявшегося во сне ребенка. Почерневшим контуром мокрой слизи дорожка расплывалась в прозрачной пленке дождя, ускользая меж величественных сосен одеревеневшей змеей. Желтые пятна фонарей прятались за потемневшими стволами деревьев, создавая неодолимую преграду для внутреннего состояния мальчика, обусловленного пейзажем промозглого мира.

Подчиняясь законам физики, холодный воздух начал отъем тепла у моего тела, добиваясь термодинамического равновесия, которое, в свою очередь, потребует остановки потоков материи и энергии во всех органах организма[89]89
  Посыл к закону теплопередачи. Самопроизвольная передача тепла всегда происходит от более теплого тела к более холодному, что является следствием второго закона термодинамики.


[Закрыть]. Глубоко вздохнув освежающий сумрак, я смахнул влагу со лба и, вернувшись внутрь, залез с головой под тонкое шерстяное одеяло, замедлив процесс теплообмена. Провисая, брезентовая крыша стекала большими, тяжелыми каплями на бритую макушку земли, выдалбливая около моей раскладушки небольшое углубление. После каждого плюханья капли собравшаяся в ямке жидкость разлеталась в стороны, соединяя бульканье падения и всплеск отдачи в один звук: кап… кап… кап… Так тоскливо и обреченно капает влюбленная в лето осень, вынужденная развенчивать и умерщвлять его по воле богов.

Постепенно звук стал разделяться чередуясь областями сжатия и разрежения на буль… дзынь… тук… буль… дзынь… тук… Звуки плыли, излучаясь в окружающее пространство новыми колебаниями, и, расслабившись, мой мозг стал переходить в медленную фазу сна[90]90
  Медленная фаза сна, наступающая сразу после засыпания, длится 80–90 минут. Быстрый сон следует за медленным и длится 10–15 минут.


[Закрыть]. Привычно отключая рефлексы детского сознания, сон случайно обесточил тот пульт управления, из-за которого случилась беда. Под звуки протекающей крыши я нарушил заповедь тренера, и утром меня разбудил злорадный крик придурка. «Фуу!» – корча гримасу тянул лоботряс, одной рукой затыкая клюв, а другой указывая на меня пальцем…

Эта история полоснула детское самолюбие, разделив жизнь в лагере на до и после неприятного события. Придурок, тот самый придурок, что обоссался прошлой ночью вместе с другими лузерами выйти на помощь своим товарищам, теперь упивался собственным превосходством. Если бы он не был старше меня на пять лет, я бы сумел заткнуть ему рот. Но в данной ситуации это показалось мне безнадежной затеей.

После того как он поднял меня на смех еще и в столовой, я несколько дней не появлялся в общепите, довольствуясь украденными сайками. Грозные события прошлой ночи стерли в памяти тренера файл, хранящий информацию о моем существовании. Ему было не до меня, и я стал полностью принадлежать себе. С утра пораньше я забирал преданного мне пса и отправлялся с ним на речку, возвращаясь в лагерь только к привозу хлеба. Буханки мне хватало на два дня, частенько заменяя обед, а иногда и ужин. Этим же калачом я кормил собаку и рыбок в речке, а вечером слонялся по территории лагеря, стараясь приходить в палатку уже после отбоя. Так пролетело оставшееся время спортивного отдыха, и через двадцать один день мы опять сели в поезд, который повез нас домой, в том же самом вагоне, в том же самом поезде, но только в обратном направлении и уже почти без эмоций.

Увидев в проеме вагона тень с чемоданом в руке, мама чуть не рухнула на перрон. Мы сели в автобус, чтобы проехать две остановки, и всю дорогу она расспрашивала меня, почему я такой худой.

– Вас что, там не кормили?! – возмущалась мама.

Я что-то ей отвечал, но, если честно, разговаривать мне не хотелось. Я хотел спать.

Всю следующую седмицу спортсмена подвергали реабилитации, известной в народе еще со времен Ильи Муромца. Я любил русского богатыря Илюшу, несмотря на то что он носил имя религиозного фанатика Илии, прославившегося более двух тысяч лет назад убийством двухсот человек иного вероисповедания[91]91
  Религиозный фанатик пророк Илия собственноручно казнил около двухсот жрецов во время жертвоприношения на горе Кармель (3 Цар. 18:40).


[Закрыть], а теперь мирно писающего во все водоемы моей страны в августе месяце, когда народ особенно подвержен урофилии и молитвам о золотом дожде[92]92
  В народе говорят, что 2 августа Илья в воду пописал; начиная с этого дня вода зацветает, появляется ряска, водоемы уже не такие чистые и теплые.


[Закрыть].

Лечили меня так. Просыпаясь утром, я шел на кухню и пил куриный бульон, после чего возвращался в комнату и засыпал богатырским сном. Пробуждаясь в обед, ел куриный суп, а потом мама давала мне ложку рыбьего жира. Рыбий жир из маленького пузырька янтарно-черного цвета и круглосуточный сон вернули ребенка к жизни за неделю. Выздоровев, я встал, испил колодезной водицы и поспешил к своим дорогим и любимым друзьям: Соловью Разбойнику, Злодею Егору и Жулику Пупку. Забегая вперед, хочу сказать, что это был первый и последний раз, когда Давид страдал от лагеря. В дальнейшем все происходило наоборот. Хотя нет – еще один случай все же случился… Но о нем позже.

5

Интересно, почему Иисус слег, а Муромец встал в одном и том же возрасте?..[93]93
  Иисус Христос в тридцать три года был казнен, а Илья Муромец в тридцать три года излечился от паралича.


[Закрыть] Какая-то историческая эстафета?.. Так-так-так… а меч-кладенец – это эстафетная палочка? Люблю эстафеты! И, как оказывается, не я один. Вот, к примеру, вчера: включаю я телевизор, а там счастливая журналистка рассказывает внимательным телезрителям сказку, где роскоши и великолепия хватает только до полуночи, а потом наступает тыква… Или, как мыслят экономисты, дефолт.

– Я, – говорит, – недавно встретила председателя Счетной палаты (Даниель, Даниель – Леман, Леман[94]94
  Посыл к сказке «Кот в сапогах», где два старших брата – Даниэль и Леман, – поделив отцовский капитал, оставили младшего брата ни с чем, в дураках.


[Закрыть]) и обратилась к нему с вопросом (позволили бы мне разок задать ему вопрос): «А можно ли было пускать в расход (я бы израсходовал тогда кой-кого…) на спортивные мероприятия и саммит АТЭС семьдесят миллиардов[95]95
  Проведение Олимпиады обошлось налогоплательщикам России в 50 млрд долларов. Отчет компании «Олимпстрой» за 2013 год показал, что фактические расходы на строительство олимпийских объектов составили 1,524 трлн рублей. Универсиада 2013 года в Казани обошлась в 228 млрд рублей, что составило 735 млн долларов. Аудит Счетной палаты выявил, что общий объем инвестиций в строительство объектов для саммита АТЭС составил 690 млрд рублей или почти 20 млрд долларов.


[Закрыть] Джорджей Вашингтонов[96]96
  Джордж Вашингтон изображен на купюре в один доллар.


[Закрыть], в то время как многие граждане страны сосут лапу, курят бамбук и… (заряжают «Бук»).

– Нужно! – ответил лихой генерал (тот, что с друзьями казну охранял), добавив к вышеозвученной шутке милиционера: «Когда старшую дочь выдают замуж, ей вручают все самое лучшее, а младшие донашивают ее рюкзаки. Так и мы – будем донашивать старые рюкзаки, пока старшая выходит замуж!»[97]97
  Во время проведения Универсиады корреспондентка центрального телевидения брала интервью у главы Счетной палаты. Она задала вопрос: «Можно ли в столь сложное для страны время тратить 240 млрд рублей на проведение заведомо не окупаемого спортивного мероприятия?» В ответ прозвучала та самая шутка.


[Закрыть].

Кхм-кхм-кхм… Я не знаю, где продают такую трын-траву и как она называется, но в рюкзачки телезрителей ее явно не положили, перед тем как предложить послушать байку председателя парламентского органа финансового контроля, занимающего лакомый пост уже чертову дюжину лет. То есть как раз все то время, когда и происходил глобальный сбор урожая со священного дерева бюджета, чтобы «зелень» не сыпалась (как манна небесная) на головы трудящихся масс, а оседала в кладовых Швейцарии, созданных высокоразвитыми цивилизациями для случайно разбогатевших аборигенов.

Круглогодичный сбор урожая аборигены производили с помощью нехитрых манипуляций. Они залазали на священный ствол и, так как столпившиеся вокруг туземцы наблюдали за их действиями, срывали плоды с кроны дерева и бросали их вниз. Со стороны всем казалось, что плод, уходил в народ. Но в зарослях нижних веток сидели проверенные-доверенные-посредники. Посредники отлавливали пролетающие мимо плоды, откачивали из них мякоть и закачивали сероводород, модифицируя нечто.

Внизу представители счетной пирамиды складывали дутыши в кузовки, и дальнейшее внимание общественности сосредоточивалось на этих «куклах».

И вот, когда, слезая с вершины священного дерева, глава счетной пирамиды напоследок произнес: «Так и наша страна: будем донашивать старые рюкзаки, пока старшая сестра выходит замуж», я (сидя дома) задал (минуя цензуру) исчезающему в тени отставки казначею нескромный вопрос (прямо в экран телевизора):

– А новый-то, новый рюкзачок чьей «дочке» достался?[98]98
  «Дочка» – термин, используемый для обозначения дочернего предприятия, созданного в качестве юридического лица другим предприятием (учредителем) путем передачи «дочке» части своего имущества в полное хозяйственное ведение.


[Закрыть] Внувнувнупрачке президента Линкольна?[99]99
  Крылатая фраза из фильма «Ширли-Мырли» В. Меньшова: «Внувнувнупрачка президента Линкольна».


[Закрыть]

На что гостивший у меня в это время Сократ[100]100
  На самом деле древнегреческий философ Сократ гостил у автора за пять лет до описываемых в книге событий.


[Закрыть] возразил:

– Когда время фиксирует мгновения нашей жизни, не стоит зацикливаться на пустяках.

– Ничего себе пустяки! – возразил в свою очередь я, вспоминая историю жизни философа. И добавил, не отводя взгляда от некогда красивого, одухотворенного лица романтика: – А доведение человека до самоубийства это тоже, по-вашему, пустяк?[101]101
  После суда и обвинительного приговора Сократ, как свободный афинский гражданин, не был подвергнут казни палачом, а совершил самоубийство, приняв яд.


[Закрыть]

Сидя в моем любимом кресле, обитом темно-вишневым бархатом с черными прожилками паутинчатого узора, и глядя насмешливыми глазами мудреца в потемневшее за окном небо, Сократ улыбнулся, потянулся, выпрямился, согнулся и, закончив гимнастическую разминку, повернулся лицом к хозяину, боком к зеркалу и спиной к лесу:

– Помните ту шутку, когда пилот Пол Тиббетс[102]102
  Пол Тиббетс – пилот американского бомбардировщика, сбросившего атомную бомбу на японский город Хиросима.


[Закрыть], подлетая на своей «матери»[103]103
  Речь идет о бомбардировщике B-29 «Enola Gay», с которого была сброшена атомная бомба на японский город Хиросима. Бомбардировщик был назван по имени матери (Энола Гей Хаггард) командира экипажа, Пола Тиббетса.


[Закрыть] к островам Японии, позвонил в штаб ВВС США и сообщил: «На борту самолета обнаружена бомба, возвращаюсь на базу»?

– Не помню, – честно признался я.

– И я забыл. А не следовало бы…

– А это как-то связано с жизнью?

– Связано, – вздыхает Сократ. – Так же тесно, как связана с ней смерть. Видите ли, человек рождается губкой, чтобы умереть камнем.

– И что из этого следует?

– Что смерть приносит покой, стабильность и независимость, – смеется одними глазами гость, воодушевляя меня под занавес: – А значит, мечты сбываются!

– Ну, хорошо, про смерть я понял. А про жизнь?

– А что жизнь? Жизнь, как игра на фортепьяно, – может быть красивой и мелодичной, а может – грубой и фальшивой.

– В смысле?

– Вот вам простой пример: олени родились с рогами, и они счастливы. Змеи родились без ног, и они счастливы. Тараканы вынуждены подъедать за нами крошки, и они тоже счастливы! А люди имеют все, и они несчастны…

– Несчастны потому, что они люди, или потому, что у них ноги?

– Несчастны, потому что их создал такими Бог!

– Разве?

– Бог наградил слона хоботом, птицу крыльями, рыбу жабрами, а человека он наказал сознанием. И теперь оно терзает его даже во сне!

– То есть – выносит мозг?

– Именно!

– Но ведь разум нам помогает жить…

– Наделив человека разумом, Господь понял, что малость переборщил, и налил ему сто грамм, – делает недвусмысленный намек философ, бросая взгляд на мой бар.

– Но неужели все так плохо? – не принимаю я намек близко к сердцу.

– Гораздо хуже, чем вы думаете! Вы же думаете?..

– Нууу… в широком смысле – да.

– А вы попробуйте не думать.

– …

– Попробовали?

– Попробовал.

– И о чем вы не думали?

– О ваших словах.

– Вот видите, – улыбается Сократ, – когда устает птица, она складывает крылья и садится на ветку. Когда устает слон, он вешает нос. Когда устает человек – он все равно продолжает думать!

– А рыба? – интересуюсь я.

– А что рыба?

– Ну… что делает рыба, когда устает она?

– Когда устает рыба, она уже ничего не делает, потому что ее жарят. А перед тем как пожарить, ей вырезают жабры!

– Вырезают?

– Вырезают! А человеку мозги не вырезают! Человека с мозгами отправляют в могилу целиком. И делает это общество!

– А кстати, что вы можете сказать про общество? – пытаюсь я увести разговор в сторону.

– Общество? – переключает сознание Сократ. – О нем уже все сказал Лев Толстой в романе «Анна Каренина». Помните, о чем этот роман?

– Ммм… об Анне… Карениной? – отвечаю я, испытывая некоторые сомнения.

– Нет, дорогой, – улыбается гость, заметив мое замешательство. – Этот роман об обществе. О нашем с вами обществе, способном превратить умную, красивую и цветущую женщину в суицидную наркоманку.

– А как же любовь?

– Любовь – это ожог тела, вывернутого наизнанку, – резюмирует визитер.

– Допустим, – уступаю я ясности мышления собеседника (желая пощекотать иной мотив). – Раз уж вы заговорили об этом сами, скажите, пожалуйста, что вы думает о биче современного человечества – наркомании? И как, по-вашему, с ней нужно бороться?

– С чем?

– С наркоманией.

– Вольной?

– Нуу… вольной… или невольной.

– А ей разрешили заниматься спортом?

– Кому?

– Наркомании.

– В смысле?

– Вы же предлагаете с ней бороться.

– Нет. Я предлагаю бороться с ней! В том смысле – как ее извести… Как растуманить сознание людей?

– Ну вот, вы опять вспомнили про сознание, – смеется Сократ. – Я вижу, оно вам не дает покоя?

– Не дает, – соглашаюсь я.

– Хорошо, я попробую ответить на ваш вопрос. Раньше в нашей стране люди думали, что все верующие – наркоманы. Так?

– Разве?

– … – кивает головой Сократ, – забыли?

– Забыл.

– Напоминаю: «Религия – опиум для народа»[104]104
  «Религия – опиум народа» – образное определение, ставшее широко известным благодаря Карлу Марксу, который использовал его в своей работе «К критике гегелевской философии права».


[Закрыть].

– Ааа…

– Ага. И что теперь?

– А что теперь?

– Теперь все думают, что они не наркоманы…

– Правда?

– Правда. А знаете почему?

– Почему?

– Потому что ломка наступает не сразу. Сначала приходит эйфория…

– ?

– Про ад интересоваться будете?

– Нет.

– Бесплатно.

– Согласен.

– Даю совет всем грешникам. Господа, если вы не хотите попасть в ад – не вступайте в религию, предоставляющую такую услугу. Но если уж вступили, постарайся еще до попадания в него объявить себя независимым кандидатом или сменить пол.