Текст книги "Дневники исследователя Африки"

Матака вскоре прислал нам много каши и жареного мяса (говядины). У него обилие крупного рогатого скота и овец: на следующий день он прислал молоко. Бесстрастно выдерживаем постоянное глазение, хотя оно часто сопровождается отнюдь не лестными замечаниями. Они думают, что мы их не понимаем; вероятно, иногда я и правда понимаю их неправильно.

Моэмбе, город Матаки. 15 июля. Караван под начальством Сефа сегодня утром выступил в Килву. Сеф говорит, что в этом году умерло около ста человек из Килвы; значит, торговля рабами, так же как и филантропическая деятельность, связана с потерей жизни. Мы видели семь могил работорговцев.

Из Моэмбе к озеру Ньяса ведут две дороги: одна – к Лозеве, которая лежит на запад отсюда, напротив Кота-Коты, другая – в Манату, расположенный южнее. До первой из этих деревень пять дней пути, главным образом по стране, оставленной населением, до другой – семь, по сплошь населенной местности, изобилующей продовольствием.

Вскоре после нашего прибытия мы услышали, что группа вайяу, подчиняющихся Матаке, отправилась без его ведома в набег на Ньясу и угнала оттуда скот и людей. Когда она вернулась с добычей домой, Матака приказал отправить все обратно. Вскоре после этого вождь пришел ко мне с визитом, и я сказал ему, что его решение – самое радостное известие, какое мне пришлось услышать в этой стране. Он, очевидно, был доволен моим одобрением и, повернувшись к народу, спросил, слышали ли они, что я сказал. Затем повторил мое замечание и добавил: «Вы, глупцы, думаете, что я неправильно сделал, возвратив пленных, а все мудрые люди одобряют этот поступок», и потом основательно отругал их.

Случайно я оказался свидетелем того, как эта партия пленных возвращалась обратно. Выйдя за город, я увидел открытый мясной рынок и людей, покупавших кукурузу и муку. На мои расспросы мне ответили, что эти люди и скот с берега Ньясы, пленники зарезали быка, чтобы выменять на мясо зерно для питания в пути.

Переход от грубой и скудной пищи к здешней обильной вызвал среди наших заболевания. Я не ел мясной пищи со времени выхода из Матаватавы, за исключением нескольких голубей и цесарок, которых удалось подстрелить; правда, еще цесарку дал Мтенде. При последнем переходе мы почти не встречали птиц и эти восемь дней прожили на каше или рисе без приправ.

Подарил Матаке безделушку на память о том, как он отправил обратно людей с берега Ньясы; он ответил, что всегда будет поступать так же. Поступок Матаки тем более ценен, что он действовал по собственному побуждению.

Сипаи стали совершенно невыносимыми. Если я от них не избавлюсь, то мы все умрем с голоду, раньше чем сумеем выполнить задуманное. Они болтаются позади, собирая дикие фрукты, и последний наш переход (законченный нами утром восьмого дня) занял у них от четырнадцати до двадцати двух дней. Они убили последнего осла, которого я дал на время сержанту, чтобы нести его вещи; сипаи били осла по голове, когда шли по болотистым местам, в которые бессмысленно загнали нагруженное животное. Сержант нагнал их, они притворились, что от слабости не могут идти дальше; убили молодого буйвола и съели его, когда им показалось, что они могут выдумать подходящую историю в свое оправдание. Сипаи сказали, что буйвол издох и его сожрали тигры, они сами видели их. «Вы видели полосы тигра?» – спросил я. Все заявили, что отчетливо видели полосы.

Это достаточно говорит об их «правдивости»: в Африке нигде нет полосатых тигров. Все, кто хотел уклониться от работы или вообще вести себя плохо, неизменно водили компанию с сипаями. Их разговоры, видимо, устраивали злодеев, и все они составляли такую неприглядную шайку, что мне было стыдно за них. Сержант не имел у них никакого авторитета, и у всех сипаев был мрачный, упрямый взгляд людей, идущих туда, куда их заставляют идти, хотя они этого совершенно не желают. Это их упрямо-виноватое выражение лица так бросалось в глаза, что мне много раз приходилось слышать, как местные жители говорили: «А это рабы партии». Когда сравниваешь их с африканцами, то видишь, насколько эти сипаи лишены бодрости и смелости. Завидев деревню, сипай сворачивал с дороги и самым униженным образом просил подаяния или же ложился и спал; единственным оправданием, которое он потом приводил, было то, что у него стерты ноги.

Когда я позволил нескольким из них спать у огня в моем доме, они начали расхищать все, что могли продать, – патроны, ткани, мясо, и мне пришлось их выгнать. Тогда один из них пригрозил, что застрелит моего переводчика Симона. Сипай повторил эту угрозу трижды. Подозреваю, что подобные угрозы помешали сержанту проявить свою власть. Я окончательно решил избавиться от сипаев и отправить их обратно на морской берег с первым встречным торговым караваном. Возможно, что найдутся сочувствующие им, которые станут на их сторону, но я уже испробовал все, чтобы сделать их полезными членами экспедиции.

Я дал восемнадцать ярдов коленкора сипаям и сорок восемь ярдов Матаке и договорился с ним, что он будет выдавать им пищу до прибытия почтенного торговца Сулеймана. Его ждали со дня на день, и мы встретили его караван недалеко от города. Если сипаи решат идти и забрать свой багаж, то, конечно, они будут в полной безопасности. Сержант попросил разрешения идти и дальше со мной. Я согласился, хотя он лишний груз для отряда; впрочем, в затруднительном положении он тоже мог пригодиться.

Среди толпы, приходившей посмотреть на нас, Абрахам узнал своего дядю. Абрахам назвал себя и выяснил, что после того как его обратили в рабство, его мать и двух сестер тоже продали арабам. Дядя уговаривал его остаться, Матака также настаивал на этом, как и другой дядя Абрахама, но тщетно. Я присоединил к ним свой голос, и готов был помочь ему, но он неизменно отвечал: «Как я могу остаться здесь, где у меня нет ни матери, ни сестер?» Главная привязанность у местных жителей, по-видимому, проявляется к матери. Я высказал предположение, что он вернется сюда, когда женится, но боюсь, что никто из моих юношей – воспитанников Насика – не вернется в свою страну, если только здесь не поселятся европейцы. Несомненно, было бы лучше обучить их простейшим приемам земледелия, как индийцев. Матака хотел бы использовать в работе своих быков, но Абрахам не сможет ему в этом помочь. Хотя он и кузнец, но по сути дела без ремесла, так как у него здесь не будет никакого материала для работы, если только сам не сумеет выплавить железо.

14–28 июля. Однажды, придя к Матаке, я, как обычно, застал у него множество праздного народа, всегда готового ответить смехом на любую попытку вождя сострить. Матака спросил, что ему следует взять с собой, чтобы получить золото, если он отправится в Бомбей. Я ответил: «Слоновую кость». «А рабы, – сказал он, – невыгодный товар?» Я ответил, что его посадят в тюрьму, если он возьмет туда рабов на продажу. Далее он сказал, что все торговцы с побережья толпами приходят к нему и должны бы поднести ему приличный подарок за то, что он удовлетворяет здесь их требования. Я ответил, что лучше бы он создал условия для увеличения населения в этой прекрасной стране, не знающей недостатка в воде, вместо того чтобы отправлять людей в Килву; этим он окажет благодеяние путешественникам, а сейчас по пути нам приходилось голодать. Затем я рассказал ему, что сделали бы англичане в области дорожного строительства в такой замечательной стране. После этого разговор перешел на железные дороги, суда, пахоту на быках; последнее больше всего заинтересовало его. Я сказал ему, что мог бы оставить здесь несколько юношей Насика, которые бы научили местных жителей и такой пахоте, и другим вещам, но молодые люди, вероятно, не захотят рисковать остаться из боязни, что будут проданы в рабство. Мои собеседники никогда еще не слыхали таких решительных протестов против продажи людей в рабство.

Сознание вины за продажу людей в их умах, вероятно, возникало лишь в неясной форме, но смерть рабов, которой мы были свидетелями (вина за нее, как я им сказал, ложится на продавцов так же, как и на покупателей), доходит до людей Матаки с большой силой.

Матака сам активно участвовал в войнах с целью добычи рабов, но сейчас он хочет жить спокойно. Вообще вайяу и до сих пор самые активные агенты работорговцев. Начальники караванов из Килвы обычно прибывают в деревню вайяу и показывают привезенные товары. Старшины щедро угощают их, просят подождать и пожить в свое удовольствие; рабы для продажи будут доставлены в достаточном числе. Затем вайяу совершают набег на племена манганджа, у которых почти совсем нет ружей, тогда как нападающие вайяу обильно снабжены оружием своими гостями с морского берега. Часть арабов из прибрежной полосы, ни в чем не отличающихся от вайяу, как правило, сопровождают их в этих набегах и ведут свое дело самостоятельно. Таков обычный способ добычи рабов для каравана.

Один из вождей вайяу, Макенджела, деревня которого лежит примерно на одной трети пути из владений Мтенде к городу Матаки, утратил дружбу всех соседей, так как похищал и продавал их людей. Если в районе между Моэмбе и деревней Макенджелы его люди захватывают кого-нибудь из людей Матаки, то их считают законной добычей и продают. Люди Макенджелы не могут попасть к манганджа, не пройдя через владения Матаки, и они похищают и грабят всех, кто попадает им в руки.

Когда я нанял двоих людей из племени Матаки, чтобы они 14-го вернулись назад по нашему пути с пищей для сержанта и сипаев, то они отошли лишь на небольшое расстояние и снабдили пищей только часть сипаев, но не решились дойти до Луатизе, так как боялись потерять свободу, попав в плен к людям Макенджелы. Я не мог найти местных жителей, согласных идти по нашей тропе назад. Не мог я и требовать этого от своих юношей из Насика, которым сипаи пригрозили, что убьют их; то же было и с джоханна. Хотя они и магометане, но сипаи называли их неверными, и все джоханна заявили: «Мы готовы сделать для вас все что угодно, но для этих индийцев ничего делать не будем». Я отправил назад сипая, дав ему продукты; он остановился в первой же деревне, съел всю пищу и вернулся.

Громадная область страны безлюдна. На северо-восток от Моэмбе не меньше чем на пятьдесят миль простираются плодороднейшие земли; на них еще остались следы того времени, когда страна кормила огромное население, выплавлявшее железо и сеявшее зерновые. Всюду попадаются глиняные трубки, надеваемые на сопла мехов и вставляемые в печь; часто трубки эти оплавлены. Валы земли, на которых сажали бобы, кукурузу, касаву и сорго и где население считало необходимым прокладывать борозды-отводы для излишка влаги во время дождей, все еще выступают над полями, свидетельствуя о трудолюбии прежних жителей. Так как почва здесь глинистая, то она долго выдерживает воздействие погоды. Валы эти расположены очень правильно; когда идешь поперек старого поля, что часто приходится делать, идя по тропе, то на большом протяжении постоянно одной ногой наступаешь на вал, а другой попадаешь в борозду. Черепки разбитых горшков, края которых украшены рисунками, хорошо подражающими виду плетеной корзины, показывают, что в старину женщины-гончары следовали образцам, оставленным еще более древними женскими предками.

Население покинуло эти места не вследствие недостатка воды, как произошло дальше к югу. Здесь все время чередуются гребни холмов и долины, по которым бегут речки, или заболоченные участки с сочащимися ручейками, там где гребни сходятся. Гребни холмов становятся все круче и уже по мере приближения к поселениям Матаки.

За один дневной переход продолжительностью около шести часов я насчитал пятнадцать речек шириной от одного до десяти ярдов. Они текут по холмистой, или, точнее будет сказать, гористой, местности, и потому течение их быстрое, а вода настолько холодна (61 °F = 16 °С), что в ней нельзя было купаться. В июле почти все потоки пересыхают.

Эта область, подымающаяся к западу от земель Матаки до высоты в 3400 футов над уровнем моря, задерживает большое количество влаги, приносимой восточными ветрами. Многие деревья покрыты лишайником. Во время нашего пребывания дули холодные южные ветры. После 10 часов утра небо бывало так закрыто облаками, что нельзя было произвести астрономические наблюдения. Даже наблюдение широты было так затруднено, что нельзя считать его надежным. Определенная нами южная широта 12°53́, возможно, получена с ошибкой в несколько миль.

Крупный рогатый скот мясной породы, пятнистый – белый с черным – или рыжий с горбом, дает молоко, которое у вайяу заслуженно ценится. Овцы крупнохвостой породы, обычно черные. Из других домашних животных мы видели только кур и голубей, если не считать жалких деревенских собак, которых наш пудель гонял с огромным наслаждением.

Вайяу не очень-то красивая раса, но у них не выдаются челюсти, как у негров Западного берега. Головы у вайяу круглой формы, лбы узкие, но не очень покатые, ноздри широкие, губы полные, а у женщин благодаря губному кольцу верхняя приподнята, что придает им еще большую толщину. Стиль женской красоты в точности такой, какой был в моде, когда создавались каменные богини пещер Элефанта и Кенора близ Бомбея. Излюбленная модная прическа в виде маленьких отдельных узлов у некоторых других племен вайяу встречается чаще, чем здесь. Рот женщин из-за малого размера губного кольца не казался бы таким страшным, если бы они не запиливали свои зубы на острие. Однако зубы эти кажутся крепкими и пригодными к выполнению работы, выпадающей на их долю. Мужчины крупные, ширококостные, способные выносить тяжелую утомительную работу; при достижении зрелости они подвергаются обряду, некогда отличавшему евреев от окружающих народов, и по этому случаю получают новое имя; обряд этот введен не арабами, которые появились здесь сравнительно недавно.

Молодой Матака (сын) принес мне блюдо гороха. Он обычно при каждом моем приходе что-нибудь приносит. Видимо, он славный мальчик. Отец его, говоря об обучении чтению, сказал, что молодой Матака и его товарищи могут учиться, но сам он слишком стар. Почва здесь, по-видимому, очень плодородна, так как сладкий картофель достигает большой величины. Мы купили две меры сладкого картофеля за три кьюбита (5 футов) ткани и две иголки. В двух мерах больше центнера (45 кг)[13]13
  Имеется в виду английский центнер, равный 100 фунтам.


[Закрыть]. Кукуруза тоже дает здесь большие початки, на одном оказалось 1600 зерен. Обилие воды, богатая почва, достаточная рабочая сила для постройки квадратных домов, прохладный климат – все это делает страну привлекательной для поселения.

Некоторые больные, видимо, больше всего любят проводить время в стонах. Так как в моем доме тепло, то я позволил одному юноше из Насика спать в комнатах. Он и я больны одним и тем же – дизентерией. Мое состояние было несомненно хуже, но я не в пример ему не стонал. Я сказал молодому человеку, что стонут только люди, слишком тяжело больные, чтобы понимать, что они делают. Стоны прекратились, хотя ему стало хуже.

Изобилие зерна и другой пищи сопровождается появлением большого числа крыс или крупных мышей. Нужно также все время помнить о защите от термитов. Человек, который найдет средство, изгоняющее их, совершит тем самым большое благодеяние. Естественное ограничение распространению белых муравьев создается приходом муравьев-эцитонов; когда последние появляются в доме, то в течение некоторого времени они страшный бич, но зато изгоняют термитов.

Глава 4

28 июля 1866 г. Собирались выступить сегодня, но Матака сказал, что не готов: нужно было смолоть муку, и нам еще не выдали мяса. Матака каждый день присылал нам много приготовленной еды. Он спросил, зарежем ли мы быка, которого он нам даст, или возьмем с собой. Мы предпочли зарезать быка сразу. 28-го Матака пришел с большой порцией муки и привел людей, которые проводят нас до озера Ньяса; отсюда, от Моэмбе, до самого озера простираются его земли; в Лозеву он нас не отправит, так как недавно ее разграбили и сожгли.

Вожди, как правило, проявляют заботу о нашей безопасности. Страна сплошь покрыта горами. Сразу после Моэмбе начался подъем; к концу первого дня пути вблизи деревни вождя Маголы мы достигли наибольшей высоты, около 3400 футов над уровнем моря, по показаниям барометра. Отсюда хорошо видны деревни горных жителей, большей частью в сто домов или более. Жители используют источники с максимально возможным умением. Слишком влажные места дренируют; воду отводят по открытым канавам и используют для орошения. В большинство источников просачивается вода с окисью железа. Много участков гороха в цветении или уже плодоносящего. Деревья низкорослые, кроме растущих в долинах. Вблизи речек и на высоких местах много травы и цветов. Вершины гор возвышаются на 2000–3000 футов над подошвами, вдоль которых мы движемся. Наш путь лежит по извилистой дороге, мы все время то поднимаемся на крутые гребни, то спускаемся с них. Вся страна представляет собой цепь таких гребней.

В геологическом отношении плато по обе стороны Рувумы сложено из масс серого песчаника, подстилающего железистые конгломераты. Если подняться по Рувуме приблизительно на шестьдесят миль, то на поверхности почвы в нижней части склона, ведущего на плато, встречается множество больших и малых обломков окаменевшего дерева (пропитанного кремнеземом). В Африке эти окаменелости служат верным признаком присутствия на глубине угля, но выходов его на поверхность мы не наблюдали. Плато в разных направлениях прорезают вади, в которых на толстом слое песчанистой почвы хорошо растут травы и деревья; вади также можно видеть в отдалении, находясь в месте, где Лоэнди впадает в Рувуму. В песках Лоэнди очень часто попадаются куски каменного угля.

До слияния Лоэнди и Рувумы, примерно в девяноста милях от моря, волнистое плато сменяется более ровной местностью, на которой лишь отдельные гранитные массивы вздымаются на высоту в пятьсот – семьсот футов. У горы Чилоле встречаются изверженные породы, видимо трапп, подстилающий массы прекрасного белого доломита.

Продвигаясь на запад, продолжаем подниматься все выше и встречаем участки гнейса с роговой обманкой. Гнейс часто испещрен полосами, направленными иногда с севера на юг, иногда с запада на восток. По виду породы можно думать, что пласты ее были нагреты почти до плавления и слились друг с другом под действием жара. Из этих полосатых пород поднялись большие округлые массы гранита и сиенита, гладкие склоны и вершины которых почти лишены деревьев; горы эти поднимаются на высоту, вероятно, в 3000–4000 футов над уровнем моря. На высокогорных плато среди этих горных массивов попадаются большие пятна железистого конгломерата, в изломе он похож на желтый гематит. Он придает здешней почве красную окраску.

На водоразделе над равнинами (если их можно так назвать) выступают округлые гранитные горы, образующие сплошные подъемы и спуски и изборожденные бесчисленными ручьями, источниками Рувумы и Лоэнди. Самая высокая из встреченных гор поднимается на 3440 футов. Такая же неровная местность простирается за водоразделом к озеру Ньяса приблизительно на сорок миль. Вблизи озера и по его восточному берегу встречается гнейс с большой примесью роговой обманки. Самая замечательная особенность этих пород в том, что все пласты или стоят почти на ребре, или имеют небольшой уклон в сторону озера. Причину, вызвавшую такое залегание пород, установить трудно. Похоже на то, что имел место внезапный разлом, образовавший озеро и почти опрокинувший все эти пласты породы. Вдоль восточного берега южной части озера тянутся два горных хребта, явно гранитных; ближний покрыт маленькими деревьями и ниже следующего, зубчатого и голого. Но во всей этой стране не встречаются породы, содержащие полезные ископаемые. Породы здесь преимущественно древние кристаллические.

В долинах растет стройное высокое дерево, кажется, какой-то вид фигового; плоды на нем только начали наливаться, но росло оно слишком высоко, чтобы я мог установить, что это за вид. Население не ест эти плоды, но употребляет в пищу крупные личинки, которые выползают из них. Листья дерева достигают пятнадцати дюймов в длину и пяти в ширину, называют его здесь унгуэнго.

29 июля. В деревне вождя Маголы. С юга быстро идут тучи, несущие много влаги. Вверху дует такой сильный ветер, что на побережье, наверное, буря. Температура по утрам 55 °F (13 °С).

30 июля. После короткого перехода пришли в деревню вождя Пезимбы, состоящую из двухсот домов и хижин. Она красиво расположена на холме между двумя речками, используемыми, как обычно, для орошения посевов гороха в зимнее время. Вождь сказал, что если мы сейчас двинемся дальше в путь, то нам придется до Мбанги ночевать два раза, так как впереди широкая полоса джунглей. Поэтому мы остались в деревне. Партия арабов, услышав о нашем приближении, пошла в обход деревни по горам, чтобы избежать встречи. Идя в деревню Пезимбы, мы начали спускаться на запад, к озеру Ньяса, и теперь находимся на 300 футов ниже деревни Маголы. В пути пересекли много мелких речушек и Лачеси, довольно большую речку. От водораздела одна часть речек стекает к Лоэнди, другая – к Рувуме. Деревьев стало заметно меньше. Многие из вершин гор покрыты травой или другими растениями. Приятно видеть горы оголенными. Встречаются папоротники, рододендроны и деревья, издали похожие на белую пихту.

Корень мандаре здесь называют ньюмбо. В приготовленном виде он немного горчит, этот недостаток, возможно, удастся устранить культивированием. На водоразделе некоторые высокие участки сложены гнейсом, теперь, по мере спуска вниз, пошли вулканические породы, изверженные в более позднее время. Во многих местах встречается железистый конгломерат с дырками в нем. В изломе он похож на желтый гематит, стенки дырочек в нем черные. Вероятно, это та руда, которую в прежнее время употребляли кузнецы, следы существования которых попадаются здесь чаще, чем в более восточных районах.

31 июля. Я подарил Пезимбе отрез ткани, и он отлично накормил нас вчера вечером, а сегодня утром просил подождать, так как у него еще не было достаточного количества муки, чтобы преподнести нам. Мы подождали и получили щедрый подарок.

Здесь климат заметно мягче, чем во владениях Матаки; небо сейчас чистое. Утром прошли мимо последних населенных пунктов и продолжали путь по изобилующей водой плодородной местности до места ночевки около горы Мтавире, на берегу реки Мсапо. Недалеко от нашего лагеря находилась партия арабов-работорговцев. Я хотел поговорить с ними, но, как только арабы узнали, что мы близко, они снялись и отправились дальше.

2 августа. Вид желтой травы и разбросанных по ней деревьев около нашего лагеря, вызвавший в памяти Бечуаналенд, создал у меня радостное настроение. Весело пели птицы, приободренные холодом – было 47 °F (8 °С) – и близостью поселений. Здесь, как и по всей стране, растут камедные деревья и кусты, но раскопок в поисках камеди население не ведет, вероятно, потому, что деревья никогда не были достаточно большими, чтобы стать источником ископаемой смолы. Следы существования кузнецов очень обильны, кое-где сохранились еще горны. Должно быть, в прежнее время здесь, где сейчас все покрыто джунглями, было много возделанных земель.

Пришли в деревню Мбанга, утопающую в деревьях; это преимущественно молочаи, столь распространенные в стране манганджа, дальше к югу. Вождь Кандуло ушел в другую деревню пить пиво, но прислал распоряжение отвести нам хижину и приготовить еду. Остались здесь на день. Сделал лунные наблюдения.

Итак, мы пересекли обезлюдевшую страну в самой узкой ее части, пройдя сто миль, из которых около 70 – участок пути к северо-востоку от Моэмбе. Местные жители по-разному объясняют, почему исчезли отсюда люди. Одни говорят, что причина – войны с целью захвата рабов, и утверждают, что важную роль в этих походах играли племена макоа, живущие вблизи Мозамбика; другие говорят, что виноват голод; иные считают, что жители переселились к озеру Ньяса и в страну за ним. С уверенностью можно только сказать, судя по черепкам, рассыпанным по всей стране, и сохранившимся бороздам на полях, где сажали бобы, сорго, кукурузу и касаву, что исчезнувшее население было огромным. Живущие сейчас в стране вайяу пришли из-за Рувумы и, вероятно, сменили манганджа; процесс этот продолжается и сегодня.

4 августа. После полутора часов ходьбы пришли в деревню Миуле, лежащую на той же высоте, что и Мбанга. Вождь уговаривал нас остаться, ибо нам пришлось бы, по его словам, ночевать в джунглях дважды, а если мы выйдем завтра рано утром, то один раз. Мы остались. Я спросил вождя, что случилось с большим населением этой области, занимавшимся выплавкой железа. Он сказал, что многие умерли от голода, а некоторые бежали на запад, за озеро Ньяса. Голод – обычное следствие войны с целью захвата рабов, и от него погибает много народа, вероятно, много больше, чем при перегонке рабов к побережью. Вождь никогда не слышал преданий об употреблении каменных топоров или каменных наконечников для копий и стрел, не слыхал он и о находках таких предметов женщинами при вскапывании земли мотыгами. В стране маконде, где железа мало, пользуются деревянными копьями, как мы сами видели. Я видел также, как в стране бечуана и батаков для обработки земли применяют деревянные мотыги, но каменных не встречал ни разу. В 1841 г. в Капской колонии я увидел у бушменки круглый камень с дырой. В ответ на вопрос, для чего он, женщина показала мне, как пользуются этим камнем; она просунула верхнюю часть палки в дыру и выкопала корень. Камень придает палке большой вес.

Пользование каменными наковальнями и кузнечными молотками, распространенное среди африканских кузнецов, с их точки зрения, более разумно, чем применение нашего тяжелого инструмента. Негры не знают процесса цементации, применение которого к отдельным частям наковальни делает ее пригодной для работы. А из их мягкого железа наковальня была бы не так хороша, как из твердого камня. Стоит только посмотреть, как молотки из их железа после недолгой работы разбиваются и закругляются по краям рабочей поверхности, чтобы понять, что только случайная прихоть может заставить разумного местного кузнеца взять массивный кузнечный молот и обременить себя этим грузом при работе, которую легче выполнить камнем. Люди, живущие оседло, например на побережье, охотно пользуются куском чугуна, какой удается достать, но во внутренних областях, где у местных жителей нет уверенности в том, что они пробудут долго на одном месте, так никогда не поступают.

5 августа. Вышли из Миуле в поход к озеру Ньяса. Ночевали у последней из речек, текущих к Лоэнди. Вблизи Моэмбе есть целая сеть речек, текущих к этой реке, одна из них образует на своем пути озеро; истоки Рувумы тоже находятся в этой области. Выйдя из Моэмбе, мы пересекли довольно большую речку, текущую в Лоэнди, а на другой день после выхода из деревни Пезимбы – еще речку, впадающую в Чирингу, или Лочирингу, приток Рувумы.

6 августа. Сегодня утром миновали две пирамиды из камней в начале хорошо заметного спуска к озеру. Такие пирамиды часто встречаются по всей Южной Африке в горных проходах; их назначение – служить границей различных стран, возможно, отмечать места погребений. Впрочем, сопровождающие нас вайяу считают, что это просто кучи камней, снесенных в одно место кем-то расчищающим участок для посева. Пирамиды стояли как раз у самого места, откуда становятся хорошо видными синие воды озера Ньяса.

Дошли до речки Мисиндже, впадающей в озеро, и пересекли ее пять раз. Ширина Мисиндже около двадцати ярдов, вода в ней доходит до бедра. Со времени выхода на нижнее плато идем короткими переходами, так как у населения изобилие пищи, и если делаем остановку для отдыха, то нам подносят крупные подарки. Один из жителей дал нам четыре курицы, три большие корзины кукурузы, тыквы, сало антилопы – крупного самца, как видно было по его рогам, – и уговаривал нас остаться, чтобы он и другие могли посмотреть наши любопытные вещи. Он сказал, что на расстоянии дня пути к югу можно подстрелить всяких животных: буйволов, слонов, бегемотов, антилоп канн и разных других антилоп.

8 августа. Вышли к озеру в месте впадения Мисиндже. Мне казалось, будто я вернулся в свой старый дом, который уже не надеялся когда-либо увидеть; приятно было снова купаться в восхитительной воде озера, слышать шум волн и качаться в прибое. Температура воды в 8 часов утра 71 °F (27 °С), а воздуха – 65 °F (18 °С). Чувствую радостный подъем.

Здешний вождь Мокалаосе – настоящий манганджа. Цвет кожи у него и у всех его людей очень темный; это следствие того, что они живут во влажном жарком климате. Вождь держится очень дружественно, поднес нам проса, каши, касавы и вареного мяса бегемота и спросил, не хочу ли я молока, так как у него здесь есть скот от Матаки. Жители принесли на продажу санджику – самую лучшую озерную рыбу. Ее сушат на помостах над медленным огнем; рыба при этом теряет свой нежный вкус, но внутри материка эту сушеную рыбу очень ценят. Я купил пятьдесят штук за шесть футов коленкора. В свежем виде вкус санджики в точности такой, как самой лучшей сельди, то есть так нам кажется, но аппетит путешественников столь обострен, что они не способны вынести правильное суждение в вопросе о вкусе.

10 августа. Я послал вождю Джумбе письмо Сеида Маджида[14]14
  Ливингстон знал, что на западном берегу озера находится арабский поселок, и надеялся добиться от Джумбе, чтобы тот помог ему переехать на другой берег озера. (Прим. ред. англ. издания)


[Закрыть]. Посланный встретил на Лоангве арабов из прибрежной полосы. Отсюда по реке Лоангве миль семь; арабы пришли вместе с посланным и долго торговались о плате за перевоз. Затем ушли, сказав, что приведут свою шхуну сюда, чтобы забрать нас. Видя, что они не едут, я послал Мусу. Он вернулся с известием, что арабы отвели шхуну к Джумбе в Кота-Коту, или, в их произношении, Нготаготу. Очень немногие из арабов с побережья умеют читать. Разговаривают они очень вежливо, но правдивость, видимо, у них не в почете. Отдыхаю сам и даю отдохнуть своим людям, обрабатываю записи в дневнике, лунные наблюдения, измерения высоты. Скоро двинусь в путь: либо далее на юг, либо к арабам на север.

Мокалаосе боится вайяу и будет поэтому рад приходу сюда Джумбе. Наступит день, когда арабы используют подходящий случай и рассеют людей Мокалаосе, как они рассеяли жителей Кота-Коты. Джумбе сделал свое пребывание в Лозеве невозможным. Когда люди Матаки взяли в плен людей Мокалаосе, Джумбе захватил их запасы зерна, и теперь у него нет здесь места, куда он мог бы явиться. Арабы Лоангвы рассказывают ужасные вещи об убийствах, совершаемых Джумбе, о продаже людей в рабство. Всему этому верить невозможно, но положение в его владениях в лучшем случае скверное. Вожди здесь не в состоянии создать государство, независимое королевство. Рабство и работорговля внутри континента представляют собой непреодолимое препятствие устойчивому положению во внутренних областях. Рабы легко разбегаются, и поэтому арабы правдой и неправдой лишь выколачивают как можно больше денег, а затем покидают страну.