Текст книги "Dabistan-I-Mazahib. Дабистан, или Школа верований. Том I"

Считается, что все религии отклонились от своей первоначальной простоты и чистоты по мере развития знаний и цивилизации. Это верно, но в ограниченном и особом смысле, и это можно объяснить, даже не поддаваясь нашей привычке считать более отдаленное и менее известное более святым, чем то, что ближе и лучше изучено. Так, мы можем признать, что впечатления, производимые на человека на первой стадии развития разума, тем сильнее и ярче, чем меньше он отвлекается на одновременные и коррелятивные ассоциации; одной большой идеи достаточно, чтобы заполнить весь его разум, и она не допускает соперничества, смешения с чем-либо еще; любопытство, разносторонность, богатство интеллекта еще не известны; постоянство является необходимостью при небольшом круге идей. Мы уже касались9696
  См. с.70.


[Закрыть] того мощного эффекта, который раннее восприятие Божественного производило на человека; но вскоре он ограничил то, что было слишком обширным для его понимания, каким-либо осязаемым объектом – Солнцем, огнем, которому он предлагал свое поклонение; он хотел иметь видимый тип или образ невидимого Божества, но, поскольку его средства формирования образа были поначалу очень ограничены, он довольствовался самым простым представлением: у него был символ, идол в роще или пещере, но еще не Пантеон. Простота может быть обычным ограничением до одного объекта или немногих объектов, чистота – не чем иным, как однородностью хорошего или плохого, истинного или ложного; мы не будем путать это с рациональностью, которая может существовать с разнообразием и смешением. Так, поклонение одному обожествленному человеку, одному великому змею, одному огромному камню, ни в коем случае не более рационально, чем поклонение многочисленным поколениям богов, духовным воплощениям многообразной природы, когда-либо признаваемым подлинным порождением счастливого брака между разумом и воображением. В отсутствие искусства и богатства поклонение грубо и лишено показных аксессуаров. Затем, развитие понимания расширяет поле рассуждений, о плодотворности которых могут свидетельствовать, скорее, всходы сорняков, чем рост плодов: заблуждение преобладает над истиной; увеличение разнообразных ресурсов облегчает и побуждает к развитию внешней религии. Кроме того, впечатления, с помощью которых первый законодатель привязал своих последователей к своему учению, стираются временем, первоначальные предания затемняются, запутываются и изменяются, вера ослабевает, и открывается возможность для изменений в верованиях, практике и морали. Изменение, просто как таковое, рассматривается приверженцами старого вероучения как искажение. Наконец, революции, внутренние и внешние, разрушают или уничтожают религию и цивилизацию.

Эти размышления, с учетом ранее данных объяснений относительно различных понятий, из которых состояли религии Азии, ясно показывают, что с течением веков реформа астролатрии, пиролатрии и идолопоклонства, ветвей Сабеизма и Маздеизма, стала желательной; и Зардушт, или Зороастр, явился.

В примечаниях, помещенных внизу страниц, содержащих рассказ Мохсена Фани о Зороастре9797
  См. T. I, с. 211 и далее.


[Закрыть], можно найти некоторые из основных результатов исследований, которые были проведены в Европе в отношении этого законодателя. Имя Зороастра было применено некоторыми как имя основателя Магизма, или Сабеизма ^t [Мохсен Фани эти понятия не смешивает, см. его рассказы о преследовании Зардушта магами и об их преследовании им]; мы знаем также, что он был отождествлен со многими другими пророками под разными именами, среди которых Авраам, называемый «великий Зардушт», и Хом, имеющий такую широкую известность, что его имя упоминается Страбоном как имя предшественника Зороастра. Неудивительно, что имя последнего встречается в более или менее отдаленные времена. Согласно «Дабистану», он родился в Раи, городе в провинции Джебал, или Ирак Аджем, стране древних парфян, и проявил себя как реформатор религии в правление Гуштаспа, пятого царя династии Кайанидов, которого западные историки обычно отождествляют с Дарием Гистаспом. Этот период, несмотря на различные утверждения о нем, менее подвержен хронологическим трудностям, чем многие другие, ибо, поскольку восточные и западные историки сходятся во мнениях о времени смерти Александра (521 г. до н.э.), мы можем от этой даты, как от фиксированной точки, вернуться назад к Гуштаспу; мы находим, согласно некоторым восточным историкам, пять царствований за 228 лет9898
  См. «Историю Персии» сэра Джона Малкольма. Фирдоуси отсчитывает 304 года от смерти Александра до начала правления Гуштаспа; но последнему он отводит 120 лет, и 112 – его преемнику Бахману Арджеру, или Ардеширу диразу (Артаксерксу лонгиману). Эти два правления, возможно, включали в себя несколько других, не упомянутых Фирдоуси.


[Закрыть] и, следовательно, правление упомянутого царя, начинающееся с 549 года до нашей эры, в то время как, согласно западным источникам, существует десять царствований в течение 200 лет от завоевания Александром Персии до правления Дария Гистаспа, которое начинается в 521 году н.э., расхождение в двадцать восемь лет далеко не беспрецедентно, даже в более известные периоды, и в этом случае может быть наиболее легко и правдоподобно скорректировано9999
  Продолжительность существования всей династии Кайвнидов, по утверждению восточных авторов (см. Т. I, с. 31, примечание 1 к этой работе), составляет 704 года, 10 царствований; согласно западным историкам, это всего 380 лет и 18 царствований. Первое утверждение, очевидно, ошибочно в отношении небольшого числа царей, но не решено, что оно одинаково верно в отношении продолжительности существования всей династии. Ошибка, скорее всего, будет в списке царей, чем в периоде правления династии. Могу ли я сослаться на мое обсуждение хронологии, «Rajatarangini», «Раджатарангини» (Т. II, с. 387)?


[Закрыть].

Согласно широко распространенному преданию, к которому у меня будет случай вернуться, Гуштасп подвергся гонениям со стороны брахманов; согласно «Дабистану», его брат Джамасп был учеником индийского Джангран-гачи (Шанкара ачачарьи)100100
  Сэр Уильям Джонс говорит («Труды», Т. III, с. 128): «Именно он (Зороастр), как утверждает Аммиан, а не его покровитель Гуштасп путешествовал по Индии, чтобы получить информацию от Брахманов о богословии и этике».


[Закрыть]. Этот мудрец, как только услышал, что Гуштасп слушает Зороастра, написал послание, чтобы отговорить царя от принятия новой веры; в Байхе состоялась беседа между персидским и индийским мудрецами, и последний отказался от своей религии, услышав носку, или главу Зенд-Авесты101101
  Г-н Эжен Бурнуф, когда он сообщил мне свое мнение о происхождении слова Wasatir (см. с. XXII), упомянул вскользь о термине Зенд-Авеста, который иногда интерпретируется как «Зенд» и «Уста», и сказал, что эти слова встречаются, возможно, только в одном отрывке из книг Зороастра, а именно: huzunth vacha vaidhya cha. Эти два слова применяются к мантрам (молитвам) и, похоже, означают «которые дают жизнь», или «которые полезны для городов и народов», и «которые изучены». Мы узнаем санскритские слова суджанту и видья.


[Закрыть]. Так называется работа, приписываемая самому Зороастру, часть которой была привезена в Европу в 1761 году Анкетилем дю Перроном.

Автор «Дабистана» упоминает Зенд-Авесту и объявляет Мах Зенд частью «Десатира», а Зендские книги в целом соответствующими махабадскому кодексу. Пятый Сасан, переводчик и комментатор «Десатира», в процитированном выше отрывке102102
  См. с. 66.


[Закрыть] присоединил эту работу к «Авесте» и, как говорится в «Дабистане», сделал перевод кодекса Зардушта.

Велика была сенсация, вызванная среди ученых Европы первым появлением сочинений, приписываемых Зороастру, опубликованных на французском языке Анкетилем дю Перроном в 1771 году. В примечании ко 2-му тому103103
  См. Т. II, с. 223.


[Закрыть] вы найдете имена основных авторов, которые высказались за или против подлинности зороастрийских книг. Среди тех, кто был против, сэр Уильям Джонс был самым заметным. С тех пор прошло семьдесят лет, и этот научный спор теперь можно считать исчерпанным, более того, полностью забытым во время очень богатого событиями исторического периода. Тем не менее, «Десатир» настолько тесно связан с Зенд-Авестой, что, поскольку об одном было сказано так много, не следует легкомысленно отбрасывать и другое. Ценность и важность «Дабистана» основываются, главным образом, на двух упомянутых книгах; по этой причине я могу надеяться, что меня простят, если я здесь рискну привести некоторые факты и аргументы, которые, как мне кажется, имеют какое-либо отношение к этой работе. Но именно сэр Уильям Джонс тогда привлек к себе живое внимание всей ученой публики, и, смею предположить, что эта тема сама по себе может в любое время вызвать значительный интерес.

Приведу слова лорда Тейнмута о французском авторе, упомянутом ранее104104
  См. воспоминания о жизни, сочинениях и переписке сэра У. Джонса в его «Трудах», Т. I. с. 190, 8vo. изд., 1807.


[Закрыть]: «Анкетиль опубликовал в трех томах формата кварто рассказ о своих путешествиях по Индии, о жизни Зороастра и некоторые предполагаемые работы этого философа. К этой публикации он приложил комментарий, в котором с насмешкой и неуважением отзывался об Оксфордском университете и некоторых его ученых членах и друзьях мистера Джонса. Ознакомившись с его работами, мистер Джонс не согласился с хваленой важностью сообщения месье дю Перрона, он был возмущен его тщеславием и раздражительностью, и особенно оскорблен его нелиберальными нападками на университет, который он уважал, и на людей, которых он ценил и которыми восхищался. Письмо, которое он адресовал мсье дю Перрону, было анонимным; оно было написано с большим чувством и выражало его негодование и презрение с такой степенью резкости, которую не одобрили бы люди зрелых лет105105
  См. «Труды» сэра У. Дж. Т. X, с. 403 и далее.


[Закрыть].

Упомянутое письмо содержит самые суровые замечания не только по поводу Зенд-Авесты, но и по поводу востоковедения в целом; эти удары тем более чувствительны для востоковедов, потому что они исходят от дружеской и наиболее почитаемой руки. Таков был пыл восприимчивого ума под впечатлением необходимости защитить честь своих друзей, что он на мгновение забыл о венце, который он уже завоевал на поприще восточной литературы; он уже написал свой комментарий к азиатской поэзии и перевел с персидского оригинала «Жизнь Надир-шаха»; тогда он не предчувствовал славы, которую ему суждено было приобрести, собирая под индийскими небесами знания древней Азии. Поскольку его французское письмо, написанное в очень энергичном и блестящем стиле, нельзя прочитать, не получив от него большого впечатления, я позволю себе позаимствовать из трудов этого знаменитого автора некоторые размышления, которые я считаю необходимыми для того, чтобы правильно оценить востоковедение в целом, и в частности, содержание «Дабистана», поскольку оно в некоторых моментах основано на Зенд-Авесте, а в других моментах сходно по характеру с тем, что так высмеяно в этой остроумной сатире.

Если верно, что Анкетиль был неправ, когда «оскорблял смерть за то, что она дала нам бесполезные огни, если писания Зороастра – это собрание галиматьи, если просвещенной Европе не нужна его Зенд-Авеста, которую он перевел без всякой цели, и на которую он бессмысленно потратил восемнадцать лет, время, которое должно было быть драгоценным для него…106106
  См. «Труды» сэра У. Дж. Т. X, с. 403 и далее.


[Закрыть], тогда любые подобные попытки, которые были или будут предприняты для поиска в Азии древних исторических документов и публикации их, одинаково смешны и позорны. Конечно, в этих словах мы слышим не основателя новой эры в восточной литературе. Никто лучше него не знал, что в Азии, колыбели человечества, мы должны искать самые древние документы, чтобы восстановить утраченную историю человечества; и если все усилия окажутся тщетными и бессмысленными, все равно останется заслуга в том, что мы попытались достичь самой похвальной цели. Немаловажно установить пределы, которых могут достичь исследования, и за которыми ничего нового уже нельзя открыть; люди выигрывают и обогащаются одновременно за счет экономии времени и хлопот, которые дают предыдущие попытки, и за счет всех приобретений, которые делают возможными новые и более выгодные направления. Если бы смелые мореплаватели, стремящиеся достичь полюса, никогда не достигли своей цели, все равно их усилия были бы достойны похвалы; небольшой фрагмент скалы, самый мизерный побег растения, сорванный в пустыне вечных льдов, на восемьдесят восьмой широте, рассматривался бы дома с живым интересом, и такое путешествие немало помогло бы другим более удачным начинаниям.

Но, кому может понравиться читать слова «грубые подробности, отвратительные описания, варварские слова, Зороастр не мог написать такую чушь, ибо либо у него не было здравого смысла, либо он написал не ту книгу, которую приписывает ему Анкетиль»107107
  См. «Труды» сэра У. Джонса, с. 413, 432, 437.


[Закрыть].

То же самое может быть сказано о книгах, приписываемых другим азиатским законодателям, которые, тем не менее, на протяжении многих веков почитались многими народами как священные. Пока мы не поймем должным образом невежественность и привычные представления азиатов, мы всегда будем оставаться в неведении относительно того, что вошло в поговорку и называется мудростью Востока. Чтобы справедливо определить ценность древних сводов законов, мы должны представить себе первобытных детей земли, как их описывает Прометей:

Они видели, да, и слышали, но что толку:

И зрение, и слух, – все мелькает,

Как нереальные образы снов,

В дикой путанице смешиваясь! Светлая стена

Из тончайшей кладки, стропильная крыша.

Они не имели знания, но, как муравьи, все еще погребенные,

Углубились в землю и вырыли свои бессолнечные пещеры.

Не замеченные ими времена года, сменяли друг друга: зима,

Благоухающая ароматами весна, зреющее лето,

Плодородное от плодов»108108
  Эсхил, «Прометей в цепях», перевод де Поттера. В греческом оригинале, ст. 447—456.


[Закрыть].

Тогда становится понятным, насколько важно было наложить на дикаря бремя, казалось бы, несерьезных практик и обычаев. В состоянии, которое не без оснований называли «младенчеством человека», было отнюдь не абсурдно обеспечивать здоровье предписаниями диеты, чистоту – обязательными омовениями, а благопристойность и удобство – регламентированной одеждой; кошти, «пояс» Зороастра, не был тогда таким никчемным, каким он кажется нам сейчас. Необходимо было воспитывать нравственное чувство с помощью соответствующих образов, и удобно было использовать басни, символы и мифические рассказы для развития первой активной способности души – воображения. Хотя те люди, которые, будучи законодателями, возвышались над своим варварским веком, могли во многих отношениях лишь участвовать в общей глупости и невежестве младенческого состояния общества, они, тем не менее, среди кажущихся детскими и абсурдными предписаний провозгласили самые светлые истины, лучше которых никто до сих пор не знал, даже на самой развитой ступени цивилизации. Любая информация, превосходящая обычное понимание эпохи, справедливо называется «откровением», и каждый народ получил от своих пророков некоторые из откровений, благодаря которым мы все получили пользу109109
  Вольтер, гениальность которого сэр У. Джонс умел оценить, сказал: «Давайте будем гордиться тем, что самые важные истины являются общими для европейцев, и мы не будем глумиться над ними, а будем благодарны древним законодателям, которые первыми узнали о них».


[Закрыть]. Мы, младшие сыны знания, должны хранить благодарную и благоговейную память о наших старших братьях. Теперь является предметом сожаления, что из-за сохранения древних институтов гораздо дольше, чем требовалось для их предполагаемой цели, интеллектуальный рост многих азиатских народов был остановлен; таким образом, теперь азиаты кажутся созданными для своих законов, в то время как их законы когда-то были созданы для них самих. После таких и подобных размышлений мы будем рассматривать «Сто Врат» и двадцать одну носку Зороастра как почтенные памятники древней цивилизации, которые никогда не должны быть осквернены насмешками.

Относительно языка зенд, на котором были написаны законы Зороастра, я ссылаюсь на великих филологов наших дней, которые исследовали его – Раска110110
  См. «Труды Королевского Азиатского общества Великобритании и Ирландии», Т. III, Ч. I, с. 524 и далее. Замечания о языке зенд и Зенд-Авесте. Этот замечательный трактат является, главным образом, комментарием к мемуарам Эрскина «О священной книге и религии парсов», «Труды Литературного общества Бомбея», Т. II, с. 293.


[Закрыть], Боппа, Бурнуфа, Лассена и других, это одно из самых важных завоеваний, сделанных в археологии и филологии, и этим мы обязаны Анкетилю. Когда Джонс111111
  Сэр У. Дж. пишет (см. его «Труды», Т. III, с. 116), что, по его убеждению, диалект гебров, который они выдают за диалект Зардушта, на котором Бахман, гебр и его персидский читатель, дал ему множество письменных образцов, и является поздним изобретением их священников. Какой язык он имеет в виду? Конечно, не тот, что в Зенд-Авесте, о котором он, в частности, заявляет (там же, с. 118), что «язык зенд был, по-видимому, диалектом санскрита, приближаясь, возможно, так же близко к нему, как пракрит или другие популярные идиомы, на которых, как мы знаем, говорили в Индии две тысячи лет назад».


[Закрыть] с такой строгостью отнесся к публикациям этого французского автора, он не мог предвидеть, что в один прекрасный день это породит дурную славу «Дабистана», который в значительной степени опирается на авторитет «Десатира», и тех самых книг, которым он отказал в какой-либо подлинности. Мохсен Фани, живший за сто двадцать лет до Анкетиля, черпал свои сведения, вероятно, из других копий трудов Зороастра и ничего не знал о западных авторах, однако его утверждения согласуются с тем, что рассказывали последние до и после нашей эры, и особенно с тем, что опубликовал французский первооткрыватель об этом древнем философе. Можно ли предположить, что все эти люди разных наций, чьи высказывания совпадали на протяжении более чем двух тысяч лет, сами себе навязали, или кто-то другой им навязал «мнимые законы мнимого законодателя»? Анкетиль заслуживает лучшей репутации, чем репутация «французского авантюриста, который перевел книги, приписываемые Зороастру, с перевода некоего цыгана из Сурата, и его смелость в отправке их за границу как подлинных»112112
  Сочинения сэра У. Дж., Т. V., с. 414—415.


[Закрыть] не была подкреплена суждением. В молодом человеке, рассказывавшем о своих румяных щеках и изящной фигуре, конечно, можно было высмеять некоторую глупость и щегольство, но здесь не было никакого «обмана», который можно было бы обнаружить, и слишком много язвительности было проявлено в ответных необдуманных неосторожностях, переросших в оскорбления».

Сэру Уильяму Джонсу, когда он опубликовал свои строгие замечания, на которые его антагонист, из гордости или из скромности, так и не ответил, было всего двадцать четыре года, и он находился под влиянием юношеской пылкости. Восемнадцать лет спустя, в своей речи, обращенной к Азиатскому обществу Калькутты в 1789 году, он с большей сдержанностью отзывается об Анкетиле как о человеке, «имевшем заслуги в том, что он предпринял путешествие в Индию в ранней молодости с единственной целью – найти труды Зороастра». Прославленный председатель этого общества не смог оценить все заслуги Анкетиля и умер слишком рано, чтобы узнать о блестящей репутации, которую юный путешественник приобрел в зрелые годы как ученый член Французской академии литературы, как в своей стране, так и за рубежом113113
  Анкетиль написал ряд мемуаров, которые были прочитаны во Французском институте и сохранились в его печатных отчетах. В 1771 году он опубликовал три тома формата кварто, посвященные его путешествиям в Индию, по Индии и из Индии, а также трудам Зороастра; в 1798 году – «L’lnde en rapport avec I’Europe» («Индия в отношениях с Европой», франц.); в 1799 г. – «La egislation orientate, ou le despotisms considere dans la Turquie, la Perse et I’Indostane» («Восточное законодательство, или деспотизм в Турции, Персии и на Индостане», франц). Послание, которое он поместил перед своим латинским переводом персидских «Упанишад» Дары Шуко и адресовал брахманам Индии, содержит как бы его религиозное и политическое завещание. Он заявил, что его питание стало воздержанным, как у аскета, что он жил даже зимой без огня и спал на постели без перин и простыней. Его юношеское хвастовство «личной красотой» было искуплено полным пренебрежением к своему телу, оставленному «с неизменным и нестиранным бельем»; его стремление к «обширным познаниям» превратились в терпеливые и самые настойчивые исследования. Но, не желая принимать дары и пенсию даже от правительства, он сохранил свою абсолютную свободу и благословил свою бедность, «как спасение своей души и тела, оплот морали и религии»; друг всех людей; победив соблазны мира, он стремился к Высшему Существу. Столь редкие добродетели могут сгладить другие человеческие недостатки Анкетиля дю Перрона. Он умер на семьдесят четвертом году жизни, в 1803 году (cм. «Histoire et Memoires de I’Institut royal de France. Classe d’Histoire et de Litterature anciennes» («История и мемуары Королевского Института Франции. Класс древней истории и литературы», франц.). Т. III, 1818).


[Закрыть].

«Дабистан» сообщает нам, что книги на зенде бывают двух видов: одни, понятные, без энигматических форм речи, называются Мах Зенд, Великий Зенд; другие, изобилующие энигматическим или образным языком, называется Ках Зенд, Малый Зенд. Первые, в большинстве умозрительных и практических моментов согласуются с «Десатиром»; вторые, направленные на то, чтобы предотвратить попадание философии в руки невежд, имеют таинственную завесу, в то время как мудрецы знают истинный смысл чистого учения. Царю Гуштаспу, его брату Джамаспу, его сыну Исфендиару и сыну последнего Бахману приписываются толкования религиозной системы Зороастра и множество остроумных притч, которые по своему нравственному смыслу могут быть причислены к лучшим образцам такого рода популярных наставлений.

Правдивое утверждение, содержащееся в «Дабистане»114114
  См. перевод, Т. I, с. 351—353.


[Закрыть], исправляет суждение сэра Уильяма Джонса115115
  «Труды», Т. III. с. 115.


[Закрыть] о том, что Мохсен Фани считает, что «работа Зардушта была утеряна». Ученый востоковед, очевидно, путает Мах Зенд, который, как говорят, является частью «Десатира», с работой Зардушта. Автор «Дабистана» перечисляет116116
  Перевод, Т. I, с.275.


[Закрыть] двадцать одну носку, или книгу, из которых был составлен Зенд; он говорит117117
  Там же, с. 310.


[Закрыть]: «В настоящее время существует четырнадцать полных носк, которыми владеют дустуры Кармана, остальные семь являются неполными, поскольку из-за войн и раздоров, которые царили в Иране, некоторые из носк исчезли, так что, несмотря на тщательнейшие поиски, носки попали в их руки в ненадлежащем состоянии». Мы находим, что в «Дабистане», на основании авторитета дустура, написавшего книгу «Сад Дер», «Сто врат», прямо заявляется, что «совершенная вера была получена от пророка Зардушта». В конкретном разделе, озаглавленном «Перечисление некоторых преимуществ энигматической формы наставлений последователей Зардушта», Мохсен не только приводит примеры аллегорий Зардушта, но и прилагает свои собственные толкования их; однако он никогда не утверждает и даже не намекает на то, что «место утраченных трудов Зороастра заняла недавняя компиляция». Мы также не можем согласиться с мнением, которое сэр У. Джонс высказывает о современной литературе мобедов, «для которых, – говорит он118118
  Там же, с. 117.


[Закрыть], – поскольку они продолжали исповедовать религию своих предков, стало целесообразным дополнить последние или искаженные произведения их законодателя новыми сочинениями, частично из их несовершенных воспоминаний, а частично из таких моральных и религиозных знаний, которые они почерпнули, скорее всего, среди христиан, с которыми они общались».

Чтобы вынести свое суждение по этому вопросу, мы должны вспомнить, что языки и заповеди могут передаваться из поколения в поколение посредством устного обучения, которое, действительно, когда-то в течение длительного периода времени было единственно возможным способом обучения. Именно тогда память была намного сильнее, поскольку, лишенная всякой искусственной помощи, она зависела исключительно от самой себя. Мы приобрели преимущество письма, отказавшись от части энергии памяти; это было зло, которое, согласно Платону, Тамус, египетский царь, предсказал Теуту, изобретателю письма. Как бы то ни было, на основании разума и истории можно сделать вывод, что религиозные верования, которые когда-то были достоянием народов, нелегко искоренить какой-либо силой или забыть при каких-либо обстоятельствах; они становятся живыми потоками идей и чувств, которые непрерывно протекают через постоянно обновляющиеся народы, даже если они отделяются от родительской семьи. Поэтому мы находим в странах и среди народов, самых отдаленных друг от друга, так много понятий и обычаев, происхождение которых теряется в ночи времени. Должен ли я упомянуть евреев, которые по всему миру повторяют сегодня те же слова, которые они выучили более тридцати трех веков назад? Что касается гебров, то сэр У. Джонс мог бы смело оказать немного больше доверия своему другу Бахману, своему персидскому читателю, который всегда с почтением упоминал Зардушта, чью религию он исповедовал, как и многие так называемые гебры. Для них не было необходимости «сохранять зороастрийские книги между листами свинца или меди на дне колодцев близ Йезда119119
  Йезд, расположенный в центральной Персии, является древней Исатихой Птолемея. Поклонение огню Йездана (или Ормузда, что означает свет) практиковалось там, и это было последнее убежище приверженцев религии Зороастра, которые бежали от мусульман. Оттуда огнепоклонники шли искать убежища в Индии и поселялись в Диу, Бомбее и в высокогорных долинах Инда и Ганга.


[Закрыть]; это замечание, как утверждал Бахман, свидетельствует об особой заботе, которая когда-то проявлялась для сохранения этих священных документов, такое почитание которых естественным образом предотвращало какую-либо фальсификацию известного их содержания.

Автор «Дабистана» подтверждает, что Зороастр не изменил основ древней религии; только принцип дуализма, хорошего и плохого, не существующий, как я уже отмечал120120
  См. Т. I, с. 71.


[Закрыть], в махабадской религии, был либо впервые введен, либо получил дальнейшее развитие; кроме того, мы видим фиксированный цикл в 12 000 лет, разделенный на четыре периода по 3000 лет каждый; мы слышим обещание пришествия Спасителя для восстановления царства Божьего и провозглашение уничтожения мира огнем; в то же время это эпоха всеобщего воскресения, что является одним из самых замечательных догматов зороастрийской религии.

Хотя эта книга и не лишена религиозных обрядов, мы не находим в ней рекомендаций для болезненной аскезы. Двадцать пятые врата Зороастра содержат замечательное наставление: «Знай, что в твоей вере нет поста, кроме поста во избежание греха: в этом смысле ты должен поститься весь год»121121
  См. Т. I, с. 321.


[Закрыть]. Древняя махабадская религия, хотя и претерпела изменения до, во время и после жизни Зороастра, по-видимому, никогда не теряла степенного характера и торжественности. В известных нам Зенд-книгах нет никаких сведений о храмах, алтарях или религиозных символах. Геродот не знал о них; места огней находились в пустынях или в горах; огонь горел на земле. На персидских памятниках, которые пощадила известь, на стенах тысячепилонного дворца в Исфахане и на стенах царских гробниц мы видим не идолов, а жрецов и царей, совершающих огненное жертвоприношение ради своих пылающих «идеалов добродетели и святости» и другие действия, скорее политического, чем религиозного характера. Пирея, круглая и вогнутая, представляла собой небесный свод. Тем не менее, другие свидетельства позволяют нам полагать, что в результате объединения с другими народами, скорее всего, благодаря внедрению скульптуры, архитектуры и живописи, и, как прямо говорит «Дабистан», благодаря использованию символического языка, суеверное поклонение священным местам и символическим изображениям получило большое распространение.

Эта религия господствовала во времена Кайанидских царей от Гуштаспа до Дары Второго, на протяжении более двух столетий. После завоевания Персии Александром в этой стране произошла политическая и религиозная революция, которая перекинулась в Грецию, где, согласно комментарию «Десатира», было введено вероучение гушаспиан. Оно было заявлено как нечто среднее между вероучениями просветленных и рационалистов, возможно, тем же самым, что «Дабистан» называет верой бех-диниан, «исповедующих лучшую религию». Филон, Плиний и другие показывают, и у нас есть основания сделать акцент на этом утверждении, поскольку в свое время так называемые варвары считались более мудрыми и добродетельными, чем греки. Во времена династии Ашканидов (с третьего века до н.э. до конца второго века н.э.) люди соответствовали Ках Зенду, то есть поддавались суевериям, которые мог внушать его образный язык. Ардешир, первый Сасанид, в начале третьего века нашей эры пытался восстановить древнюю религию, но после его сорокалетнего правления Ках Зенд занял господствующее положение и сохранял его, пока Персидская империя не пала перед подавляющей силой мусульман. Мах Зенд был утрачен во времена господства нетерпимых захватчиков, греков, арабов и турок; Ках Зенд все еще сохранился в некоторых своих частях, в то время как многие другие части были утрачены в результате последовательных беспорядков в государстве.

Пятнадцатый и последний раздел первой главы повествует о Маздаке, который жил в пятом веке нашей эры. Нам сообщают о существовании книги под названием «Деснак», которую видел автор «Дабистана», и в которой содержится учение этого реформатора. Это было не что иное, как зороастрийская система о двух принципах, Йезед, «Бог» или «свет», и Ариман, «агент зла» или «тьма», с некоторыми особенностями, которые не нарушали фундаментальные принципы первоначальной религии. Но именно этическая часть его учения сначала вызвала великую революцию, а затем и гибель учителя и его многочисленных учеников. Маздак повелел всем людям быть партнерами в богатстве и с женщинами, точно так же, как они являются партнерами в огне, воде и на земле; частная собственность не должна была существовать; каждый человек должен был наслаждаться или терпеть, в свою очередь, хорошие и плохие жребии этого мира. К этой странной доктрине можно, пожалуй, применить изречение великого. епископа (Боссюэ): «Всякое заблуждение есть не что иное, как злоупотребление некоторой истиной». Предотвращение чрезмерного неравенства людей в обществе было целью, к которой стремились знаменитые законодатели древности, и ради которой часто высказывались пожелания, намечались реформы и сочинялись благонамеренными и уважаемыми людьми политико-философские романы. Поэтому именно к естественной, но опасной склонности человеческого разума мы должны отнести смелый и в течение некоторого времени довольно успешный соблазн Маздака, а также все доктрины того же направления, которые до и после него предлагались и будут предлагаться впредь122122
  Например, «Утопия» Томаса Мора, «Республика Океания» Гаррингтона, «Левиафан» Гоббса и т. д. и т. п.


[Закрыть].

На этом я завершаю общий обзор того, что содержит первая глава «Дабистана» и первый том его английского перевода, относительно древнейших династий, религий и политических институтов Персии.