Текст книги "Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду"

Четверг, 11 декабря 2008 г

С утра идет дождь. Примерно в половине восьмого специальный агент ФБР Тед Качиоппи и его напарник Б. Дж. Канг подъезжают к дому на углу Восточной Шестьдесят четвертой и Лексингтон-авеню, где находится квартира Мэдоффа. Качиоппи, молодой человек атлетического сложения с коротко подстриженными каштановыми волосами, на ногах с четырех утра – ему нужно было во всех подробностях обговорить деликатную суть дела со своим руководством, федеральными обвинителями и юристами Комиссии по ценным бумагам и биржам.

Обвинение не предъявлено. Нет и веских доказательств аферы, есть только слова сыновей Мэдоффа. Поспешный арест может пустить под откос все расследование. Но если с арестом промедлить, Мэдофф может сбежать, прихватив с собой оставшиеся деньги. Наконец решено: агенты ФБР наведаются к Мэдоффу и вежливо попросят его прокомментировать заявление сыновей.

Оставив в машине двух других агентов, Качиоппи и Канг предъявляют консьержу свои удостоверения и поднимаются на лифте в пентхаус, а ошарашенный консьерж звонит Мэдоффу, предупреждая об их визите.

В просторной гардеробной, этажом ниже входа в двухэтажный пентхаус, Мэдофф в эту самую минуту собирается одеваться на работу. Извещенный консьержем, он как есть, в голубом халате поверх пижамы, идет наверх и открывает дверь квартиры. Агенты заходят в вестибюль, где светит каретный фонарь и стоят высокие напольные часы. Рут, подстегнутая нежданным звонком консьержа, впопыхах надевает какие-то джинсы, рубашку поло и присоединяется к ним в фойе.

Мэдофф удивлен, но произносит:

– Я знаю, зачем вы здесь.

Качиоппи говорит:

– Мы здесь, чтобы выяснить, чтобы выслушать ваши объяснения, если таковые имеются.

– Нет никаких объяснений, – отвечает Мэдофф.

Качиоппи спрашивает, могут ли они где-нибудь поговорить. Мэдофф ведет агентов в свой кабинет, куда он почти сутки назад привел жену и сыновей. Он садится в кресло и приглашает агентов сесть на кожаный диван напротив. Пока Качиоппи спрашивает, а Мэдофф отвечает, агент Канг молча делает заметки.

Мэдофф, не проявляя видимых эмоций, подтверждает все, что сказал сыновьям и брату: он действовал по схеме финансовой пирамиды, выплачивая инвесторам доходы «из несуществующих денег», а точнее – из денег других инвесторов. Он разорен, неплатежеспособен. Он понимает, что игра проиграна, что его ждет тюрьма.

Качиоппи не уверен, что в отсутствие формального обвинения ему следует немедленно произвести арест. Он заходит в ванную и звонит по мобильному телефону на службу, объясняя суть происходящего. Ему приказывают задержать Мэдоффа по факту «наличия достаточных оснований».

Мэдофф идет одеваться; он выбирает дорогие серые слаксы, мягкий темно-синий блейзер и накрахмаленную белую рубашку в темно-синюю полоску с открытым воротом. Агенты предупредили его о ряде запретов для арестованных: ни ремня, ни шнурков, ни галстука, ни украшений.

Тем временем – то ли пока Мэдофф одевается, то ли чуть раньше – Рут звонит в офис и спрашивает Скиллари, не приезжали ли Марк и Эндрю. Нет, не приезжали. Скиллари слышит, как Рут говорит кому-то (вероятно, Берни): «Их там нет».

Но вот Мэдофф одет и агенты готовы везти его в Нижний Манхэттен. Он велит Рут постараться связаться с Айком Соркином, накидывает темно-серый плащ из твилла, и ему надевают наручники. Вместе с агентами он спускается в лифте, быстро проходит через небольшой темный вестибюль и выходит наружу, под дождь. Мэдоффа сажают на заднее пассажирское сиденье ожидающего автомобиля. Канг садится позади водителя, и машина отъезжает.

Качиоппи направляется в сторону Рокфеллер-центра на встречу с сыновьями Мэдоффа в офисе их адвоката – составить аффидевит, письменное заявление под присягой, которое он представит суду, чтобы начать процесс.

Питер Мэдофф приезжает в офис необычайно рано. Скиллари впервые замечает его, когда он беседует с несколькими незнакомцами в малом конференц-зале на восемнадцатом этаже. Секретарь приемной говорит, что они все отрекомендовались «юристами». Затем, быстро показав значок, подходит немногословный человек в тренчкоте – вероятно, агент ФБР, посланный для совместной работы с уже находящимися здесь командами Комиссии по ценным бумагам и FINRA (The Financial Industry Regulatory Authority) – Агентства по регулированию деятельности финансовых институтов.

Скиллари, сопоставив все известные ей факты, включая ранний звонок Рут с вопросом о сыновьях, сперва думает, что кого-то похитили. А может, это заговор с целью вымогательства. Мэдофф по-прежнему отсутствует.

Фрэнк Дипаскали и его многолетняя коллега Аннет Бонджорно порознь поднимаются с семнадцатого этажа и спрашивают Питера, что происходит. Питер говорит: Берни арестован за мошенничество с ценными бумагами. По словам Скиллари, каждый из этих двоих, ничего больше не спросив, сразу понуро уходит. По слухам, кто-то видел, как Дипаскали, стоя с группой сотрудников у кабинета Сонни Кона, в голос рыдал, как его стошнило в мужской уборной и как он обменялся с коллегой сочувственными объятиями. А еще, укрывшись от посторонних глаз, Дипаскали пытается удалить компрометирующую информацию с компьютеров семнадцатого этажа.

Мэдоффа везут в офис ФБР на Федерал-Плаза, 26. Это сорокадвухэтажное здание, ограничивающее с запада Фоли-сквер – ключевой узел механизма юстиции и правопорядка[1]1
   На Фоли-сквер сосредоточены здания муниципальных, штатных и федеральных учреждений, в том числе здания федерального суда, нью-йоркского окружного суда, апелляционного суда и Международного торгового суда. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Не найдя свободного места для парковки, водитель подвозит Мэдоффа и Канга ко входу для сотрудников рядом с небольшой спортивной площадкой. Они спешат через оживленный вестибюль к ряду пуленепробиваемых дверей, надежно защищающих лифты ФБР.

На двадцать третьем этаже лифт останавливается, и Мэдоффа ведут в комнату 2325, маленькое помещение без окон размером с гардеробную в пригородном доме. Стол, два стула и телефон. Мэдофф садится, Канг освобождает ему одну руку от наручника, другую пристегивает к подлокотнику стула. Мэдоффу разрешают воспользоваться телефоном для звонка адвокату. Он набирает мобильный номер Айка Соркина.

Рут еще не сумела связаться с Соркином, поскольку накануне он уехал по делам в Вашингтон и пользуется свободным утром, чтобы отвезти внучку в детский сад, расположенный в пригороде Мэриленда.

Когда звонит мобильник, он видит незнакомый манхэттенский номер и отвечает.

– Айк, это Берни Мэдофф, – слышит он.

Мэдофф быстро объясняет, что прикован наручниками к стулу в офисе ФБР, – он под арестом.

– Берни, больше ни слова, – шепотом советует ему Соркин, пока дети вокруг вслед за воспитательницей звуками и движениями подражают различным домашним животным.

Он поспешно выходит из классной комнаты, попутно замечая, что батарея телефона, того и гляди, разрядится. Он просит Мэдоффа передать трубку Кангу и решительным тоном велит агенту прекратить допрос до прибытия одного из его, Соркина, партнеров. Затем звонит своему секретарю Марии Моранж, которая работает у него много лет, и просит ее разыскать Дэниела Дж. Хорвица.

Дэн Хорвиц, в свои за сорок сохранивший мальчишеский вид, с копной каштановых волос и в очках с роговой оправой, сидит на «политическом» завтраке у своего тестя в манхэттенской юридической фирме. Прежде чем поступить на работу к Соркину, он был одним из «ребят Морги» – напористым помощником окружного прокурора на выучке у полулегендарного манхэттенского окружного прокурора Роберта Моргентау. Хорвицу, как и Соркину, уголовно-процессуальная практика знакома вдоль и поперек.

Мария дозванивается на мобильник Хорвица. Арестован один из клиентов Айка, говорит она, но в помещении шумно и он не улавливает имени. Хорвиц выходит в коридор и просит ее повторить имя: Берни Мэдофф. Хорвиц несколько раз встречался с Мэдоффом на благотворительных мероприятиях. Мария сообщает ему, что Айк распорядился позвонить Питеру Мэдоффу и немедленно возвращаться в офис.

По дороге Хорвиц безуспешно пытается дозвониться до Соркина, у которого окончательно села батарея телефона. Когда Хорвиц добирается до офиса, он тут же звонит Уильяму Ф. Джонсону, грозному начальнику оперативной группы по борьбе с мошенничеством на рынке ценных бумаг и сырьевых товаров офиса федерального прокурора округа Нью-Йорк (Манхэттен). Это одна из главных в стране команд по борьбе с беловоротничковой преступностью, и одна из старейших: она основана в 1960 году, задолго до того, как чиновники Министерства юстиции повсеместно осознали потребность в такого рода специалистах. Хорвиц много лет знаком с Биллом Джонсоном, и его сразу соединяют.

Разговор краток: у обвинителей по-прежнему нет ничего, кроме собственных слов Мэдоффа, сказанных либо сотрудникам ФБР, либо сыновьям. Но информация, которой Билл Джонсон делится с Хорвицем, не слишком ободряет: заявления, которые сделал его клиент в присутствии сотрудников ФБР, несомненно ему во вред.

Хорвиц узнает, что Мэдофф все еще в офисе ФБР, теперь уже на двадцать шестом этаже, где его сфотографировали и взяли отпечатки пальцев. Агенты ФБР полагают, что вскоре судебные маршалы поведут Мэдоффа на противоположную сторону Фоли-сквер в федеральный суд для рассмотрения вопроса об аресте.

Срочно перетасовав дневное расписание, Хорвиц вызывает свою молодую одаренную коллегу Николь Дебелло, статную блондинку, шесть лет проработавшую в команде Соркина. Они направляются в новое здание федерального суда на Перл-стрит, 500, которое высится позади классического шестиугольного здания суда на восточной стороне Фоли-сквер. На досмотре при входе они сдают мобильные телефоны – таковы правила. До конца дня они будут довольствоваться телефонами-автоматами, чтобы связываться с Соркином, который едет из Вашингтона, с собственным манхэттенским офисом, со службой проката автомобилей, а также с квартирой Рут Мэдофф.

Они спешат в офис службы досудебного урегулирования, где в ожидании сидит Мэдофф. Нужно успеть как можно больше узнать о деле Мэдоффа и вытащить его под залог.

Мэдофф сидит в одиночестве в маленькой переговорной комнате без окон. Он спокойно докладывает о том, что произошло и как он здесь оказался.

Его расспрашивают со всей возможной учтивостью. Каковы улики против вас? Что вы сказали сыновьям? Что вы говорили официальным лицам? Опрос продолжается и во время ланча. Один из юристов находит телефон-автомат, звонит Рут, просит ее встретиться с ними в офисе этой судебной службы и объясняет, как добраться.

Рут Мэдофф уже одета: джинсы, белая блузка и блейзер. Она ждет наготове с того момента, как увели Берни, хотя прошедшие часы, вероятно, подернуты туманом. В вестибюле она на ходу берет маленькую красную косынку в «огурцах», надевает темно-оливковое стеганое пальто. И выходит под дождь.

Тем временем в офисах Мэдоффа царит смятение. Прибывают и бросаются в наступление батальоны бухгалтеров и дознавателей из ФБР, Комиссии по ценным бумагам и FINRA – от одной только Комиссии больше десяти человек; отряды других юристов из разных надзирающих государственных инстанций слетаются в суд за разрешением на перехват рычагов управления брокерской фирмой Мэдоффа и открытие процедуры банкротства.

Параллельно с их бурной деятельностью прямо тут же продолжает бесперебойно крутиться законный во всех отношениях бизнес фирмы Мэдоффа: в отделе трейдинга потрясенные сотрудники принимают звонки и распоряжения крупнейших фирм Уолл-стрит. Сделки следует завершить, трейдинг – остановить; нужно проинформировать расчетные (клиринговые) палаты, заморозить банковские счета. Уму непостижимо, сколько юридических проблем им предстоит утрясти в ближайшие двадцать четыре часа. Даже сейчас, оглядываясь назад, это трудно себе представить.

Есть ли в агонизирующем офисе Мэдоффа ни в чем не повинные люди? Кто знает? Все сотрудники, кажется, совершенно растерянны и удрученны. Питер Мэдофф и его дочь Шейна (как и ее отец, юрист в этой семейной фирме) отбиваются от вопросов и объясняют, где что: нужные папки здесь, компьютеры там, консалтингово-инвестиционный сектор – вотчина Берни – вниз по лестнице, на семнадцатый этаж.

На подмогу Питеру Мэдоффу выслан Мауро Вулф, еще один молодой коллега Соркина. Примерно в одиннадцать утра секретарь Соркина извещает Вулфа, что звонил некто Эндрю Каламари из Комиссии по ценным бумагам. Вулф, сам в прошлом юрист Комиссии, хорошо знаком с ним и немедленно ему перезванивает. Каламари включает громкую связь.

– Мы хотим сразу вас предупредить – дело серьезное, – говорит Каламари жестким, напряженным голосом.

Madoff Securities – трейдинговая фирма с многомиллиардным объемом операций. Налицо широкомасштабная афера. Комиссия собирается испросить судебный ордер на управление фирмой и на замораживание всей операционной деятельности и финансовых транзакций. Юристы Комиссии пытаются убедить судью согласиться безотлагательно провести слушание в режиме телеконференции – сможет ли Вулф принять в ней участие?

Конечно.

Вулф звонит Питеру Мэдоффу (еще один из бесчисленных разговоров этого дня с Питером и Шейной). Нетрудно догадаться, что больше всего беспокоит Питера: каких действий ожидают теперь от их компании? О чем известить клиентов? Вулф, без сомнения, извещает его о том, что Комиссия сейчас добивается судебного ордера о приостановке трейдинговых операций и замораживании активов.

За считаные часы фирма под названием Bernard L. Madoff Investment Securities, существующая на рынке без малого сорок восемь лет, захвачена государственными регуляторами, которые в конце концов не оставят от нее камня на камне.

В тот же день федеральные дознаватели выносят из кабинета Берни Мэдоффа толстую пачку чеков, выписанных по распоряжению Дипаскали и подписанных накануне Мэдоффом, на общую сумму 173 млн долларов. Эти деньги предполагалось выплатить членам семьи и друзьям. Мэдофф сказал сыновьям, что намерен распределить таким образом миллионов двести – триста и что это только первый пакет выплат.

Пока дознаватели и бухгалтеры наперегонки пытаются удержать на плаву дырявое судно и отбуксировать его в безопасный порт, капитан корабля невозмутимо отвечает на вопросы своих адвокатов о том, какую сумму залога он в состоянии внести. У него имеется недвижимость: пентхаус, пляжный дом в Монтоке на Лонг-Айленде, дом во Флориде – все в его законной собственности, без каких-либо обременений. Кроме того, Мэдофф успел перевести деньги Рут с ее инвестиционного счета на банковский, так что она может выписывать чеки. Какая сумма устроит прокуратуру?

Хорвиц этого пока не знает. После часу дня он находит телефон и звонит в офис прокурора, чтобы справиться, на какой стадии подготовка официальных документов. Пока документов нет, ничего не произойдет: ни слушаний, ни решения о залоге, ни разрешения покинуть тюрьму.

Марк Литт, помощник федерального прокурора, был чрезвычайно занят расследованием дела об инсайдерском трейдинге, когда его перебросили на дело Мэдоффа. Литт принимает звонок Хорвица и слушает, как защитник обосновывает необходимость выпустить Мэдоффа под подписку о невыезде. У обвинителей нет на Мэдоффа ничего, кроме его собственного признания. Честно рассказав обо всем сыновьям, он фактически сдался на милость правосудия. По мнению Хорвица, в такой ситуации подписка – вполне достаточная мера пресечения.

Начинается торг. Ничто из предлагаемого Хорвицом не удовлетворяет Литта – ни подписка, ни залог в виде манхэттенской квартиры стоимостью семь миллионов долларов, ни совместное поручительство Берни и Рут Мэдофф.

– Этого недостаточно, – твердит он своим негромким, ровным голосом.

Ну хорошо, может быть, тогда взять поручительство еще и у брата?

– Мне нужны четыре подписи, – отвечает Литт.

Четыре? Хорвицу известно, что не далее как вчера вечером сыновья Мэдоффа его сдали. Согласятся ли они поручиться за отца после всего? И он возражает:

– Отчего бы нам не внести в залог другое имущество? Ведь есть Монток или Палм-Бич.

– Нет, попытайтесь заполучить четыре подписи – по крайней мере попытайтесь.

Переговоры по залогу, которые будут неделями обсуждать, критиковать и оспаривать в суде, длятся от силы пять минут.

В ожидании документов Хорвиц смотрит на Рут и на часы. Он надеется вытащить Мэдоффа под залог из здания суда, прежде чем прибудет свежее подкрепление от прессы. С каждым часом их шансы исчезнуть незаметно испаряются. Ко второй половине дня опросы Мэдоффа окончены, и маршалы препровождают его в камеру позади зала суда на втором этаже, известного как Номер Один, где судья-магистрат зачитывает обвиняемым предварительное обвинение. Хорвиц и Дебелло вместе с Рут Мэдофф спускаются в лифте до вестибюля и направляются к Номеру Один. Убедившись, что Мэдофф в камере, Хорвиц присоединяется к Рут и Николь в тесно набитом зале суда.

Нелегким выдался этот день и для федерального судьи-магистрата Дугласа Итона, которому предстоит принять решение о залоге Мэдоффа. Утро он провел в споре о судьбе Марка С. Дрейера, коррумпированного манхэттенского прокурора, которого в воскресенье арестовали по обвинению в сбыте хедж-фондам фальшивых долговых обязательств более чем на 500 млн долларов. Государственные обвинители доказывали: Дрейера нельзя отпускать под залог, слишком велик риск, что он сбежит. Но адвокат Дрейера твердо стоял на своем.

К тому времени как судья Итон все-таки отказывает Дрейеру в освобождении под залог, на столе перед ним выросла кипа дел. Одно – результат облавы на наркоторговцев: множество обвиняемых, некоторые из них не говорят по-английски. Вызваны переводчики. Текут часы.

Хорвиц находит телефон-автомат и звонит в службу проката автомобилей. Он пытается состряпать приемлемое заявление для стекающихся в зал журналистов. В шестом часу юридические документы готовы. Наконец секретарь судьи Итона объявляет дело: Соединенные Штаты против Бернарда Л. Мэдоффа.

Сидя в переполненном зале, Рут смотрит, как приводят из камеры Мэдоффа, посеревшего и плохо выбритого, с маленьким порезом на левой щеке. Литт знакомит судью с итоговым соглашением, которого он достиг с Хорвицем: подписка о невыезде, залог в 10 млн долларов и четыре сопоручительства «финансово состоятельных лиц». Передвижения будут ограничены Нью-Йорком, Лонг-Айлендом и Коннектикутом, а паспорт Мэдофф сдаст.

После бурного слушания по делу Дрейера судья Итон уверен, что Мэдоффа можно выпустить под залог. Позже он пояснит: перед ним стоял человек, который после добровольного признания сыновьям «не предпринял никаких экстренных мер и сидел дома в ожидании ареста». Не услышав возражений обвинения, он постановляет немедленно освободить Мэдоффа, довольствовавшись его собственной подписью и подписью Рут и на время отложив выполнение всех прочих условий.

Хорвиц и Дебелло спешно провожают Рут в расположенный дальше по коридору секретариат, где она подписывает необходимые бумаги, – и Мэдоффы свободны. Откуда ни возьмись возникают трое журналистов и наперебой забрасывают их вопросами, но, когда Хорвиц и Дебелло подталкивают Рут и Берни к выходу, за ними в дождливый вечер никто не следует.

Пока они семенят к ожидающему их внедорожнику, фотограф делает снимок Мэдоффа; в фотовспышке капли дождя на сером плаще Берни блестят как алмазная россыпь. Хорвиц быстро усаживает Мэдоффа на переднее сиденье, а сам втискивается на заднее вместе с Дебелло и Рут. Дождь уже поливает вовсю, и пробки просто кошмарные. Когда автомобиль доставляет Мэдоффов домой, уже почти семь часов.

К тому времени Айк Соркин приземлился в аэропорту Ла-Гардиа и первым делом подзаряжает телефон от прикуривателя своей машины, стоящей с заведенным двигателем посреди лужи на гигантской парковке. Он звонит в свой офис и, убедившись, что вся необходимая юридическая рутина выполнена, выжимает сцепление и уезжает. Добравшись до дома на Лонг-Айленде, он долго говорит с Хорвицем о деле Мэдоффа. Эти два хватких защитника взялись за практически гиблое дело. Мэдофф самолично признался в содеянном агенту ФБР – едва впустив его в дом. И с этим ничего уже поделать нельзя. Никаких доказательств его невменяемости не имеется, а больше им не за что и ухватиться.

Новость, еще днем ошеломившая Уолл-стрит, до полуночи разлетается по стране, как степной пожар. Берни Мэдофф, легенда современной фондовой биржи, человек, которому доверяли и с которым десятилетиями советовались регуляторы, арестован после добровольного признания в том, что он создатель пятидесятимиллиардной, по его собственным словам, финансовой пирамиды.

Даже если вы прежде не слышали о Берни Мэдоффе, масштаб его аферы – пятьдесят миллиардов долларов! – гарантирует, что мимо такой новости вы не пройдете. И в обычные-то времена это был бы шок, а нынешнее время обычным не назовешь. Финансовая система трещит по швам от банкротств и санаций. 2008 год сопоставим с 1929-м: еще неизвестно, какой из них можно с большим основанием считать самым лихорадящим, самым опасным по своим последствиям за всю долгую историю Уолл-стрит. Лопнул инвестиционный банк Bear Stearns. Два поддерживаемых правительством ипотечных гиганта, Fannie Mae и Freddie Mac, попали под санацию, а почтенная банковская фирма Lehman Brothers – нет. Накануне банкротства Lehman Brothers, старейший в стране инвестиционный банк, буквально смело цунами панических изъятий. А к концу того же дня органы финансового регулирования уже отчаянно боролись за спасение страхового гиганта AIG, опасаясь, что еще один крах такого масштаба вдребезги разобьет остатки доверия, худо-бедно скрепляющие хрупкую финансовую систему.

Все и без того взбешены, потрясают кулаками и проклинают зарвавшихся плутократов, которые довели до беды.

И вот теперь Берни Мэдофф! Вспышка фотокамеры – и тот, кого в лицо знали только на Уолл-стрит и в кругу друзей, превращается в главного героя новостных агентств всего мира. Давние клиенты, почтенные, обеспеченные, но далеко не беспечные люди, которые доверили все свое ликвидное имущество Мэдоффу, завтра проснутся фактически обездоленными.

В этот день бесславно завершается история первой поистине глобальной финансовой пирамиды, которая вознеслась выше, просуществовала дольше и распространилась шире всех дотоле известных финансовых пирамид.