Текст книги "Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду"

И, разумеется, все помнили его роман с Рути Альперн. Родители Рут, Сол и Сара, поселились в Лорелтоне в начале 1950-х, но Рут, как и Берни, родилась в Бруклине. На первый взгляд в истории семей Рут и Берни есть кое-что общее: деды-иммигранты обоих усердно трудились, чтобы вымостить детям дорогу в Лорелтон. Оба были из еврейских семей, хотя Сильвия соблюдала кашрут, а Альперны были не особенно религиозны. К тому же семью Мэдофф, только что влившуюся в средний класс и донимаемую деловыми неудачами, от крепких профессионалов Альпернов отделяли по меньшей мере одна-две ступени социальной лестницы.

Сол Альперн, один из самых загадочных персонажей биографии Мэдоффа на ее начальном этапе, был вторым сыном Бенджамина Альперна, умелого часовщика, который обосновался в США в 1904 году. Из пяти детей Альперна Сол был первым, кто получил высшее образование, – он закончил Сити-колледж, знаменитую кузницу бухгалтерских кадров. К 1948 году Сол Альперн с партнером основали небольшую бухгалтерскую практику на Манхэттене. Те, кто его знал, вспоминали спокойного, сдержанного человека «с огоньком в глазах», но главное – он был человек слова. Если Сол сказал, значит, так и есть. Он был из тех, кто всегда ставит точку над i и черточку на t.

Рут Альперн родилась 18 мая 1941 года, через три года после старшей сестры Джоан. Миниатюрная блондинка с огромными голубыми глазами, она была очень мила и всем нравилась. Человек, знавший ее в юности, говорил, что она была полна жизни, оптимизма, пусть наивного, зато неунывающего, и безобидного юмора. «Знаете актрису Голди Хоун? Рут была такая. Она каждый день просыпалась в настроении «море по колено». Живая, веселая девушка».

Рут встретила Берни, и с того момента для нее не существовало больше никого на свете. Это случилось летом, перед тем как Рут поступила в старшую школу, когда ей было тринадцать, а ему шестнадцать. Один из приятелей Рут устраивал вечеринку в недавно отделанном подвале строящегося дома, где поставили музыкальный автомат и несколько столиков, как в ночном клубе. Берни вошел – загорелый спасатель с выцветшими на солнце волосами – и пленил Рут в мгновение ока. Чувство было взаимным. Он провожал ее с вечеринки домой, и это были первые шаги на долгом совместном пути.

Пока Рут доучивалась в школе – надо сказать, родители неприкрыто поощряли ее побольше ходить на свидания и не посвящать себя в таком юном возрасте единственному ухажеру, – Берни отправился в колледж в Алабаме, из-за родительских денежных трудностей выбрав место подешевле. Но он скучал по Рут и, вернувшись после первого семестра, записался в Университет Хофстра. Как и в школе, он не концентрировался на учебе, но учился прилично, чтобы ублажить отца последующим поступлением на юридическую специальность. Впрочем, еще до получения письма из Бруклинской школы права с уведомлением о приеме он перестал интересоваться отцовскими планами на свой счет. Собственную жизнь он видел иначе: жениться на Рут и сделать карьеру на Уолл-стрит, работая на самого себя.

25 ноября 1959 года Берни Мэдофф, еще не получивший диплома о высшем образовании, и Рут Альперн, зачисленная в близлежащий Квинс-колледж, поженились в Еврейском центре Лорелтона. Ей было восемнадцать. По семейному преданию, через несколько дней он заполнил документы для открытия собственного брокерского дела, хотя в официальных регистрах дата рождения Bernard L. Madoff Investment Securities – 19 января 1960 года. Он был на старшем курсе, и ему еще не исполнилось двадцати двух лет. Позднее он запишется в школу права, но уйдет через год, проводя полдня, до позднего вечера, в попытках найти клиентов для своей новорожденной брокерской конторы.

Берни Мэдофф рассказывал, что только на старших курсах колледжа стал серьезно подумывать связать жизнь с Уолл-стрит. Но он, конечно, был о ней наслышан: Майкл Либербаум, его близкий друг, был сыном одного из первых героев фондового рынка. Пока Берни учился в средней школе, отец Майкла, как и тысячи других, начал продавать акции нового взаимного фонда Джека Дрейфуса, одного из тех сенсационно растущих фондов, которые полностью изменили послевоенный розничный инвестиционный рынок. Согласно семейному преданию, Либербаум-старший от своего союза с Джеком Дрейфусом получил не только солидные комиссионные с продаж, но и лучший в жизни биржевой совет: покупай Polaroid. И он купил, когда компания еще только готовилась проводить первичное размещение акций, – и стал миллионером.

Хотя, по словам Мэдоффа, он редко обсуждал фондовый рынок с отцом Майкла Либербаума, нет сомнений, что подобные примеры стремительного обогащения не могли не добавить Уолл-стрит привлекательности в глазах того, кто, как он, стремился любой ценой выбиться в люди. К тому же годы его учебы в школе и колледже стали поворотной точкой в цикле общеамериканской «любви-ненависти» к Уолл-стрит: как раз тогда на фоне огромных инвестиционных доходов и неуклонного роста благосостояния страхи депрессии начали блекнуть. Новое оживление вокруг фондового рынка, судя по всему, привлекло внимание Берни Мэдоффа еще в его бытность студентом колледжа. Те немногие, кто знал его в те годы, вспоминают, что он убеждал приятелей вкладываться в ценные бумаги еще до того, как получил диплом и тем более – лицензию брокера.

Вступление Мэдоффа в мир Уолл-стрит произошло в то время, когда регулятивные и надзорные органы любого уровня только-только начинали всерьез заниматься фондовым рынком. Мошенничество в этой сфере было такой же застарелой болезнью, как насморк. Почуяв, что запахло новым бумом, тысячи плохо обученных, никем не контролируемых брокеров пытались урвать свой кусок от гигантских прибылей. В начале 1960-х регуляторы решили положить конец неуправляемому размножению сомнительных брокерских фирм, зачастую состоявших из брокера-самоучки и телефонного аппарата.

Одной из таких маклерских лавочек, попавших на прицел регуляторам, оказалась Gibraltar Securities, которую Ральф Мэдофф зарегистрировал на имя жены. На финансовом поприще он так и не преуспел, и, по словам Берни, Gibraltar Securities, по сути, была уже несколько лет как законсервирована. 6 августа 1963 года она стала одной из сорока восьми фирм, получивших официальное уведомление о нарушении сроков сдачи или непредставлении обязательной ежегодной финансовой отчетности. В январе 1964 года после того, как Gibraltar Securities выписалась из регистра и официально закрылась, Комиссия отказалась от дальнейшего разбирательства. После событий 2008 года тот давний эпизод вытащили из забвения и принялись строить разные теории, но для семьи Мэдофф это была в первую очередь очередная неудача Ральфа, о которой близкие предпочитали помалкивать.

Даже после утаенных Мэдоффом убытков 1962 года Сол Альперн при всяком удобном случае рассказывал членам семьи и близким друзьям о том, как умело Берни Мэдофф играет на галопирующем рынке 1960-х. О его выдающемся мастерстве он говорил в тихих беседах наедине со старшим братом, который через фирму Альперна вел бухгалтерию своего ювелирного магазина, и с младшим братом – специалистом по страховому делу, и с самым младшим братом, процветающим адвокатом. Все они доверились Мэдоффу и создали у него фонды для своих детей. Они десятилетиями оставляли ему свои деньги, фактически живя на прибыли, которые он, казалось, делал играючи.

В письме из тюрьмы Мэдофф впервые описал суть своих деловых отношений с Солом Альперном. «В 1970-х мой тесть решил объединить родственников и особо доверенных клиентов в партнерство с ограниченной ответственностью». Мэдофф открыл в своей фирме счет для этого партнерства, и Альперн, принимая чеки друзей, родных и клиентов, передавал деньги Мэдоффу для инвестирования от их лица – все совершенно законно, по заверениям Мэдоффа. Бухгалтерская фирма Альперна получала подтверждения оборота и «дробила сделки на отдельные транзакции по идентичным ценам и порционально долям – согласно величине счета каждого участника партнерства. Участники показывали эти деньги в налоговой декларации как доходы с капитала. Фирма моего тестя брала с них плату за ведение бухгалтерского и налогового учета». И в завершение он с трогательным простодушием добавил: «Думаю, это было что-то вроде клубного инвестиционного счета».

Возможно, Альперн и впрямь считал, что, сводя людей с Мэдоффом и объединяя их деньги на счетах своей фирмы, он просто оказывает дружескую услугу и им, и Мэдоффу. Сам Мэдофф, естественно, твердо стоял на том, что в таком раскладе не было ничего незаконного. По его представлениям, у Альперна было слишком мало инвесторов – глупо было бы ему регистрироваться в надзорных органах в качестве консультанта по инвестициям или получать лицензию брокера. Однако на деле это партнерство было не что иное, как неформальный, нелицензированный взаимный фонд, который принимал деньги от единоличных частных инвесторов и передавал их в управление Мэдоффу. Но ничто на свете не в силах поколебать убежденность семейства Альпернов в том, что Сол Альперн никогда не вовлек бы их сознательно в аферу своего зятя.

В 1957 году первый партнер Альперна скоропостижно скончался, и через год на его место в фирму пришел молодой, умный, слегка заносчивый выпускник нью-йоркского Сити-колледжа, дипломированный бухгалтер Фрэнк Авеллино. А еще через год на службу к Альперну поступил опытный бухгалтер по налогам Майкл Бинс Биенес, несколько лет проработавший в Налоговом управлении США. Бинс тут же завязал тесные связи с Авеллино. Бинс, ровесник Авеллино, моментально с ним сошелся, и дальше, на протяжении всей деловой жизни, они шли рука об руку.

По словам Бинса, Альперн вел простой учет индивидуальных клиентов Мэдоффа в зеленом пластиковом блокноте с вкладными листами, но небрежным в делах он не был, отнюдь: все, лично знавшие Альперна, в рассказе о нем по меньшей мере однажды употребляли слово «дотошный». Всякий раз при поступлении денег от инвестора он вписывал сумму в особую форму, которую самолично разработал для вкладки в блокнот, а плательщику отсылал выписанную от руки квитанцию о получении денег, вероятно, вместе с благодарственной запиской. По версии Бинса, на первых порах Мэдофф принимал эти индивидуальные счета «людей Сола», и крохотный персонал Мэдоффа оформлял соответствующие документы. Позднее, как утверждал Бинс, Мэдофф сказал тестю, что так дальше дело не пойдет.

В интервью, записанном для телевидения, Бинс попытался в лицах исполнить сцену, которая в какой-то момент произошла (если произошла) между тестем и зятем.

«Нет, я отказываюсь управлять такими мелкими счетами. Одна головная боль и мозоль на заднице».

«Слушай, – говорил он тут же за Альперна, – ты только открой счет на Эй-энд-эй, а всю писанину я беру на себя. И чеками буду заниматься, все сам буду делать».

A&A (Эй-энд-эй) означало «Альперн и Авеллино» – так называлась бухгалтерская контора Альперна. По словам Бинса, Авеллино, став в 1970 году партнером, получал свой кусок от этого родственного бизнеса Мэдоффа. Через несколько лет, став партнером, дождался своего куска и Бинс. В 1974 году Альперн отошел от дел, и его бухгалтерская фирма стала называться Avellino & Bienes. Счета фирмы у Мэдоффа были переименованы в A&B.

По версии Бинса, Сол Альперн настаивал:

«Я возьму зеленый блокнот с собой во Флориду. Хоть будет чем там заняться. Я все подготовлю и пошлю почтой на [имя секретаря фирмы], а она впечатает данные в чеки и разошлет их по адресам».

Мэдофф утверждал, что счет, открытый Альперном, под его же, Альперна, руководством «разросся максимум до 50–75 инвесторов». По прикидке Бинса, этот инвестиционный счет даже через несколько лет после ухода Альперна составлял «всего примерно 10 %» бизнеса бухгалтерской фирмы, хотя Бинс не подсчитывал ни общего числа инвесторов-участников, ни объема средств, вложенных к середине 1970-х.

Попутно Авеллино и Бинс связали Мэдоффа с еще одной группой бухгалтеров, которые снимали соседний с Avellino & Bienes офис. Эти два дипломированных бухгалтера основали отдельный фонд для инвестирования в Мэдоффа через счета A&B. Их инвесторы оплачивали бухгалтерские услуги, а сами они оплачивали услуги Avellino & Bienes, но в связи с устойчивыми достижениями Мэдоффа на двойные расходы никто не жаловался. Прибыли Мэдоффа были чуть более предсказуемыми и менее непостоянными, хоть и не превышали прибылей агрессивных взаимных фондов и перегретого фондового рынка, что весьма показательно.

В тюремных интервью и последующих письмах Мэдофф заявлял, что обеспечивал эти солидные и устойчивые прибыли для счетов партнерства своего тестя благодаря инвестиционной стратегии, на которой, дескать, его скромная фирма в 1970-е годы и специализировалась. Эта стратегия называлась безрисковым арбитражем и среди профессионалов Уолл-стрит той эпохи пользовалась широкой известностью и признанием.

Стратегия безрискового арбитража имеет вековую историю и использует разницу в сиюминутных ценах одного и того же продукта на разных рынках. Она может быть простой – все равно что заказать по телефону ящик сигарет у производителя в штате, где они дешевле, и немедленно продать их, по телефону же, в штат, где они дороже, тем самым войдя в интервал прибыльности. Или она может быть сложнее, если использовать компьютерную программу для постоянного отслеживания крохотных ценовых разностей биржевой торговли в двух различных валютах и выполнять сделки без человеческого вмешательства, опять же входя в интервал прибыльности.

Безрисковый арбитраж отличается от более привычных нам арбитражных операций по слияниям 1980-х годов (спекуляции биржевыми ценными бумагами, связанными с потенциальным объектом слияния) тем, что, если сделка заключается достаточно быстро, прибыль можно тут же зафиксировать. Обычный трейдер покупает ценную бумагу в надежде позже продать ее с прибылью. Если он промахнется – потеряет деньги. В противоположность этому арбитражный трейдер вообще не купит бумагу, если не сможет тут же продать ее (или ее эквивалент) с прибылью. Если он должен гадать, получит ли прибыль, значит он эту бумагу вообще не купит.

В 1970-х безрисковый арбитраж с акциями сводился лишь к использованию разниц в их курсе на нескольких региональных биржах. Не было ничего необычного в том, что акции некой компании на Тихоокеанской фондовой бирже в Сан-Франциско торговались по 12 долларов, тогда как в тот же момент, скажем, на Бостонской фондовой бирже те же акции шли по 11,25 доллара. Одновременно покупая в Бостоне и продавая в Сан-Франциско, проворный инвестор мог зафиксировать разницу в 0,75 доллара в качестве прибыли от безрискового арбитража.

На более сложном уровне, который, как известно, использовал Мэдофф, безрисковый арбитраж включает корпоративные облигации или привилегированные акции, которые могут быть конвертированы в обычные акции. Облигация, которую можно конвертировать в десять акций, обычно – но не всегда – торгуется как минимум вдесятеро дороже цены акции. Если облигацию, конвертируемую в десять акций ценой 15 долларов каждая, можно купить менее чем за 150 долларов (скажем, по 130 долларов за облигацию) и тут же продать десять акций, лежащих в ее основе, – вот вам и возможность для арбитража. Инвестор может купить такую облигацию за 130 долларов, тут же продать десять акций по 15 долларов за штуку и зафиксировать прибыль безрискового арбитража в 20 долларов (то есть разницу между уплаченными за облигацию 130 долларами и 150 долларами, вырученными за 10 акций, которые он продал, сконвертировав облигацию в акции).

Мэдофф использовал и более сложные стратегии, в том числе работая с ценными бумагами, разрешенными к выпуску, но фактически еще не выпущенными на рынок, переходящими из рук в руки по ценам, которые иногда предоставляют возможности арбитража. Сделки по таким ценным бумагам заключаются с условием «после выпуска» и считаются действительными только после фактической эмиссии. Иногда он брал на себя еще больший риск, не совершая одновременной купли-продажи, а выжидая с покупкой или продажей в надежде, что движение на рынке увеличит его прибыль. По одному из мнений, Мэдофф проявлял особую активность в арбитражных сделках с участием акций, продаваемых в паре с загадочными бумагами под названием «варранты», дающими покупателю право покупки большего числа акций по особой цене. Даже в 1980-х годах фирма Мэдоффа была, по общему мнению, одной из горстки фирм, активно и открыто занимающихся арбитражем варрантов, который некоторые трейдеры того времени считали «легкой наживой».

По словам Мэдоффа, подобными стратегиями арбитража он главным образом и наживал деньги для себя и клиентов, пока не затеял пирамиду. «После краха 1962 года я понял, что одной лишь спекуляцией на рынке не обойтись, – писал он из тюрьмы. – Я понял, что рынок – крапленая колода, а карты сдают большие фирмы и корпорации». Крупные трейдинговые компании, выполняющие заказы гигантских брокерских фирм, всегда в выигрышном положении по сравнению с такими крохами, как его бизнес, написал он, добавив: «Я искал нишу для своей фирмы и нашел ее на рынке арбитражных операций с ценными бумагами, там-то я и решил стать маркетмейкером».

Маркетмейкеры – это трейдеры, которые последовательно и открыто поддерживают спрос на те или иные ценные бумаги, покупая у трейдеров, желающих продать, и продавая трейдерам, желающим купить. Рыночной нишей с растущей прибыльностью, писал Мэдофф, стали для него непрерывные предложения купить и продать сложные ценные бумаги, связанные со стратегиями безрискового арбитража (конвертируемые облигации, привилегированные акции, варранты), то есть торговля этими бумагами для себя и клиентов.

Мэдофф утверждал, что на Уолл-стрит ни одна крупная фирма не желала заниматься безрисковым арбитражем по мелочи, для розничных инвесторов. Но он за это брался, и кое-кто из больших шишек Уолл-стрит отправлял ему на исполнение мелкие арбитражные заказы для своих клиентов. «Им нравилось подбрасывать мне работу, – вспоминал он. – Они считали меня славным еврейским мальчиком».

Мэдофф вполне мог зарабатывать на арбитраже честные прибыли. Из-за того, что стоимость транзакций съедала бóльшую часть прибыли, оставляя жалкие объедки, арбитражным трейдингом занимались только хорошо осведомленные участники рынка, инсайдеры, которым сделки обходились намного дешевле, чем розничным клиентам, – инсайдеры вроде Мэдоффа.

Другой важный фактор – скорость. Возможность зафиксировать прибыль исчезала, если заполнение бумаг для конвертации облигаций в эквивалентные им акции занимало слишком много времени. Фирма Мэдоффа специализировалась на быстрой и эффективной конвертации. А поскольку прибыли гарантировались, только если трейдер сумеет купить и продать почти одновременно, Мэдофф (которому со временем стал помогать его младший брат Питер) начал выстраивать одну из быстрейших на Уолл-стрит трейдинговых систем.

«Такой способ трейдинга снижал риски, к чему я и стремился, – вспоминает Мэдофф в письме. – Я совершал сделки от лица моей фирмы и моих немногочисленных клиентов. В семидесятых я заключал сделки по этой стратегии и для счетов участников партнерства [Альперна]. – И далее он подводит итог: – Маркетмейкинг и прибыли по арбитражным сделкам давали свои плоды, и наш капитал заметно рос».

А вместе с ним росла и его репутация.

Что правда в рассказе Мэдоффа о его начальном успехе на поприще безрискового арбитража? Есть основания полагать, что его фирма добилась на Уолл-стрит оправданной репутации благодаря арбитражным стратегиям, в первую очередь торговле варрантами – иными словами, благодаря реальному масштабному трейдингу, который могли наблюдать и в котором могли участвовать другие фирмы, без фиктивных сделок задним числом, столь характерных в будущем для его финансовой пирамиды. Объективно говоря, в те годы определенно существовали возможности безрискового арбитража, сулившие значительные прибыли. Например, между 1973 и 1992 годами прибыльность конвертируемых облигаций была чуть выше и чуть устойчивее, чем прибыльность обычных акций, а арбитражные операции с конвертируемыми облигациями были стратегией, которую, по заявлениям Мэдоффа, он также использовал.

Правда, впоследствии Мэдоффа обвиняли в том, что не позднее августа 1977 года он фальсифицировал в клиентских счетах прибыли от арбитражных сделок с конвертируемыми облигациями. Для всякого, кто знаком с безрисковым арбитражем, сделки 1977 года, на которые ссылалось обвинение, не дают убедительных доказательств мошенничества, в отличие от более поздних по времени примеров, относящихся уже к 1990-м, – тут налицо явная подтасовка.

Очень трудно задним числом отделить правду от лжи, особенно учитывая то, что Мэдофф виртуозен и во лжи, и в правде. Возможность делать деньги на этих тогда еще диковинных ценных бумагах действительно существовала, и Мэдофф позднее зарекомендовал себя крупным игроком сразу в нескольких секторах этого относительно небольшого рынка. Но не кто иной, как он, в 1962 году, в период обвала рынка новых эмиссий, скрыл от своих клиентов убытки, причиненные им из-за его безответственности.

Поэтому нельзя полностью исключить того, что клиентские прибыли от арбитражных сделок 1970-х годов – попытка выдать желаемое за действительное.