Текст книги "Пропавшая сестра"

Глава 19

Вечером Белл стояла в вестибюле отеля, ожидая Глорию. Сегодня был ее выходной день, и они договорились отправиться в Уголок Сплетен. По этому поводу Белл испытывала смешанные чувства. С одной стороны, ей хотелось узнать, действительно ли Флоренс Аутлоу поддерживает отношения с Симоной, дружившей с ее матерью. Но с другой – вся эта история начинала ее утомлять. Днем она позвонила в редакцию «Рангун газетт». Они заранее договорились с Оливером о встрече. Ответ ее разочаровал: оказалось, Оливер куда-то уехал собирать материал для репортажа и они не знают, когда он вернется.

Думаешь, ты знаешь, кому доверять? Присмотрись повнимательнее…

Она ведь доверяла Оливеру? Конечно. Он ей очень нравился. А как насчет Глории?

Отвечая на свой мысленный вопрос, Белл покачала головой. Она сидела на полосатом диване, глотая воду со льдом. Вскоре в вестибюль стремительно вошла Глория. Это был вихрь, одетый в шляпу, перчатки и туфли на высоком каблуке. Вихрь принес аромат духов. Глория весело помахала рукой. Сегодня она была в ярко-красном платье с широким белым воротником и белым поясом.

– Дорогая, поторапливайтесь, не то мы пропустим самое интересное! – крикнула она Белл, затем театральным шепотом добавила: – Буду с вами честна. Я еду туда по одной причине: если я там не покажусь, эти старые склочницы начнут сплетничать обо мне.

– Быть того не может, – иронично улыбнулась Белл. – Ну что такого они могут про вас сказать?

Глория засмеялась:

– Держитесь рядом со мной, дитя, и я вам расскажу.

Швейцар открыл им дверь. Забравшись в автомобиль Глории, женщины продолжили разговор.

– Вообще-то, вы обещали рассказать мне вашу историю, если я появлюсь на вечеринке у бассейна. Я свою часть соглашения выполнила.

Глория вытаращила глаза:

– Я и собиралась. А кончилось тем, что вы познакомились с этим Донохью.

– С Оливером.

– Да-да, с ним. Я допускаю, что он необыкновенно привлекателен… Эти синие глаза, зовущие в постель! Признаюсь вам, у меня бывали короткие увлечения. У кого их не бывает? Но он не… – Она замолчала.

– Что – не?..

– Не нашего круга.

– Не думала, что вас это волнует.

Глория с упреком посмотрела на нее:

– Меня совсем не волнует. Но я бы на вашем месте не стала проводить с ним много времени. Вы же потом опять с ним встречались?

– Откуда вы знаете? – искренне удивилась Белл.

– По странной иронии в Рангуне – городе великого множества тайн – невозможно что-либо сделать втайне от других.

– Кому какое дело? – хмуро спросила Белл.

– У Оливера Донохью определенная репутация.

– Ловеласа? Я уже слышала.

– Боже милостивый! – засмеялась Глория. – Это как раз в порядке вещей. Здесь у всех есть интрижки. Практически это даже считается обязательным. Я вовсе не собираюсь разрушать ваши приятельские отношения. Но он замешан кое в каких неблаговидных делах.

– Неблаговидных делах? Каких именно?

Глория пожала плечами:

– Это только слухи, но не исключено, что вы подвергаетесь опасности.

– Скажите прямо, что к чему.

– Честное слово, подробности мне неизвестны, хотя брат может о них знать.

– Эдвард говорил вам, что пригласил меня на обед?

– Вы ему нравитесь.

– Но он женат.

– И что? – расхохоталась Глория, и Белл почувствовала, как краснеет. – Полноте, дорогая. Его брак – одно название. А человек он влиятельный. Вы могли бы вляпаться в куда худшую ситуацию.

– Чем стать чьей-то любовницей?

– Не будьте такой пуританкой. Это всего лишь обед.

– Он просил вас обработать меня?

– Оставьте эту вашу подозрительность.

– Так вот, я все-таки согласилась пойти с ним на обед в резиденцию губернатора.

– Очень рада за вас, – сказала довольная Глория.

Дальше они ехали молча. Когда автомобиль остановился возле озер, шофер распахнул задние дверцы. Белл выбралась наружу и огляделась. Она уже знала, что Рангун пробуждался к жизни вскоре после пятичасового чая, со сгущенным молоком или без. Сегодняшний день не был исключением. Солнце уже утратило свою жгучесть, но небо по-прежнему оставалось синим. Из отдаленного павильона слышались звуки военного оркестра. К Уголку Сплетен подкатывали все новые машины, шоферы которых открывали дверцы, помогая выйти своим пассажиркам. У Белл не осталось сомнений, что здесь собираются самые богатые и привилегированные англичанки. Уголок Сплетен находился в удивительно красивом месте. Отсюда открывался захватывающий вид на Королевские озера. По грубым подсчетам Белл, сюда уже съехалось не менее двадцати женщин. А у индийцев-садовников, которых было в несколько раз больше, рабочий день еще продолжался.

– Сколько зелени! Даже не верится, – сказала Белл, глядя на простор изумрудных лужаек, над которыми летали птицы, похожие на английских скворцов. – Всякий раз, когда я думаю, что привыкла к Рангуну, меня ожидает новый сюрприз.

– Лужайки постоянно поливаются озерной водой. Оттого они такие зеленые.

Широкое озеро окружали деревья на разных стадиях цветения. Берега пестрели цветами и изобиловали ползучими растениями. На фоне синей воды это было завораживающе красиво.

– О чем здесь говорят женщины? – шепотом спросила Белл, когда они двинулись к Уголку Сплетен.

– Чаще всего о последних новостях. О событиях в разных уголках мира. Это помогает нам ощущать пульс времени. Ну и конечно же, обсуждают местные сплетни.

– И никаких более личных тем?

– Давайте подойдем, поздороваемся, и вы сами все узнаете. – Глория слегка ущипнула ее за плечо, словно побуждая двигаться быстрее. – Идемте. Они не кусаются.

Головы большинства женщин украшали изящные шляпы. Сами они были в модных приталенных платьях до середины икры и с рукавом до локтя. Как ни печально, но этот фасон не подходил дородным женщинам, которые были значительно старше Глории. По мнению Белл, эти дамы только выиграли бы, если бы не гнались за современной модой. В числе собравшихся она заметила нескольких достаточно молодых женщин. Подобно разноцветным бабочкам, те постоянно порхали между группами завсегдатаек Уголка Сплетен.

– Дорогая, это Аннабель Хэттон, – снова и снова повторяла Глория, знакомя Белл с очередной женщиной.

Под конец они остановились возле кружка из пяти дам, обсуждавших историю какой-то официантки.

– Прискорбно, – заявила пожилая женщина, энергично обмахиваясь веером и не скрывая злорадного удовольствия.

– Вы только подумайте, – подхватила другая. – Англичанка, пристающая на улице к мужчинам!

– Да уж. А вы слышали… У меня едва язык поворачивается это произнести… – Женщина сделала паузу.

Белл чувствовала, что той не терпится опередить других.

– Венди, давай рассказывай.

– Не томи нас.

Венди оглядела подруг:

– Так вот, из надежных источников мне известно, что она приставала к индийским кули.

Пока женщины охали и ахали, Глория подмигнула Белл, и та невольно улыбнулась.

Затем Глория повела Белл дальше, к невысокой пухлой женщине, только что приехавшей и идущей к берегу.

– Флоренс! – крикнула ей Глория и энергично замахала, потом шепнула Белл: – Это и есть Флоренс Аутлоу. Вы хотели с ней поговорить? Эдвард вскользь упомянул.

Белл кивнула.

Седые волосы Флоренс Аутлоу были аккуратно собраны в узел на затылке. У нее было мягкое розовое лицо. Она приветливо улыбнулась Глории и медленно, переваливаясь, пошла в их сторону, ведя на поводке белую собачку.

– Флоренс, это моя новая чудесная подруга Белл.

– Муж говорил о вас. Что-то связанное с Симоной. Такая замечательная женщина. У нее янтарные глаза. Очень редкий цвет.

– Ваш муж говорил, что вы продолжаете общаться, – сказала Белл. – Я бы хотела с ней встретиться.

– Увы, дорогая, ее здесь нет.

– Но она жива? – встревожилась Белл.

– Хвала Небесам, да! – радостно сообщила Флоренс. – Значит, Ронни вам не сказал, что она уехала домой?

– Домой?

– В Англию. В Котсуолдс. Я записала вам адрес. – Флоренс принялась рыться в содержимом своей большой гобеленовой сумки. – Куда же подевался этот дьявол?

– Она хорошо знала мою маму?

Белл не помнила, чтобы у матери были подруги.

Флоренс подняла на нее глаза и кивнула:

– Лучшие подруги, хотя между ними и бывали недоразумения… Вам не сложно подержать сумку, пока я ищу?

Белл послушно взялась за ручки сумки. Вскоре Флоренс извлекла сложенный лист бумаги.

– Ура! Наконец ты мне попался, дорогуша. Думаю, она не будет ничего иметь против вашего письма. Только упомяните, кто дал вам адрес.

– Спасибо. Мне не терпится узнать, помнит ли она время, когда исчезла моя новорожденная сестра.

Через какое-то время Белл вместе с Глорией оказались в кружке женщин, обсуждавших кандидатуры рангунских женихов. Одна из них повернулась к Белл и впилась взглядом в ее безымянный палец:

– Дорогая, вы никак еще не помолвлены?

– Нет, – с гордостью ответила Белл. – Я певица. Выступаю в «Стрэнде».

– О нет. – Женщина заметно побледнела. – Нет и еще раз нет. Немедленно бросьте это занятие и поскорее найдите себе мужа. Вы же не собираетесь сами зарабатывать себе на жизнь? Впрочем, если у вас есть такая необходимость, мы могли бы подыскать для вас семью.

Белл нахмурилась:

– Простите, я…

– Семью, дорогая, где требуется гувернантка. Респектабельную.

Другая женщина закивала, и Белл, внутренне смеясь над отвратительными старомодными воззрениями, поспешила уйти на берег озера. Она сегодня же напишет Симоне в надежде, что та знает больше этих женщин.

Небо прочертили розовые полосы. Над водой пронеслась стая черных птиц. За пагодой Шведагон заходило солнце. Сейчас пагода не сияла золотом, а приобрела цвет красной меди. Древняя святыня казалась живым существом, менявшим окраску сообразно времени суток. Поглощенная зрелищем, Белл не сразу сообразила, что женщины уже прощаются. Закат был для них сигналом разъезжаться по домам. Белл смотрела на небо, сиреневое вверху, ниже желтое, оранжевое, розовое и, наконец, темно-бордовое. «Это и есть цвет Бирмы», – подумалось Белл. Оглянувшись, она заметила Глорию, окруженную светлячками. В надвигающихся сумерках насекомые сверкали, как крошечные бриллианты. Глория неспешно шла в ее сторону. Белл двинулась навстречу. Над головой вспыхивали звезды, и они были вдвое крупнее звезд в небе Англии.

Думаешь, ты знаешь, кому доверять? Присмотрись повнимательнее…

Собираясь в резиденцию губернатора на обед, Белл надела вечернее платье, сшитое у китайской портнихи, – этот наряд она посчитала вполне подходящим. Костюм Эдварда подчеркивал его стройную спортивную фигуру и оттенял седину на висках. Белл не особо жаждала ехать, предполагая оказаться в чопорной обстановке. Но когда они с Эдвардом подъехали к роскошному дворцу, она пришла в полное замешательство и не ощутила восторга. Скорее наоборот.

– Строительство резиденции завершилось в тысяча восемьсот девяносто пятом году, – сообщил Эдвард, заметив ее состояние. Он помог Белл выйти из машины. – Архитектор Генри Хойн-Фокс заявлял, что придерживался стиля Возрождения королевы Анны.

Белл кивнула, продолжая рассматривать большие, увенчанные куполами башни и саму экстравагантную постройку.

– Вам это нравится? – осторожно спросила она.

– Нравится? – переспросил Эдвард и громко расхохотался. – Нет! Я считаю резиденцию самым одиозным примером архитектурной вычурности.

Искренность Эдварда притушила в Белл нежелание ехать сюда, и она тоже засмеялась.

– Что же мы стоим? Полагаю, на террасе нас уже ждут напитки. А у меня для вас есть новости.

– Почему бы не рассказать о них сейчас?

– Это довольно длинная история, – помолчав, ответил Эдвард.

– У меня хватит терпения.

– Тогда слушайте. Один мой знакомый обнаружил среди полицейских протоколов докладную записку, попавшую туда по ошибке или недосмотру.

По дороге Эдвард рассказал Белл о некоем бирманце, обвиненном в похищении младенца. Затем этого человека отпустили, но позже вскрылись дополнительные обстоятельства. Бирманцу готовились предъявить новое обвинение, однако не успели. Он погиб, насмерть сбитый мотоциклистом.

– Насколько я понимаю, газетам ничего не сообщили. Но у полиции были серьезные основания считать этого бирманца причастным к похищению младенца. Возможно, он являлся пособником.

– Что это за обстоятельства? Я могу увидеть докладную записку?

– К сожалению, это запрещено. Подобные документы имеют гриф секретности и так далее. Но я рассказал все, что вам необходимо знать. Вскоре после этого ваши родители уехали в Англию.

– И на том все закончилось?

– Да, – кивнул Эдвард, пристально глядя на нее. – На том все закончилось.

Белл хотелось согласиться, однако что-то ее останавливало.

– Нет, не закончилось. Я ведь так и не знаю, что́ там произошло на самом деле.

Он снова кивнул:

– Но разве вас хотя бы отчасти не успокаивает тот факт, что вашу мать освободили без предъявления обвинений?

– Конечно успокаивает, и все же я не могу перестать думать об Эльвире.

Эдвард подошел ближе и взял ее за руку:

– Послушайте, я искренне удивляюсь вам. Ну как через столько лет вы надеетесь узнать о случившемся с вашей сестрой, когда полиции не удалось по горячим следам разыскать похитителя? Неужели эта давняя история так много значит для вас?

– Поначалу не особо значила, но сейчас… – Белл замолчала, не договорив.

Она видела, как Эдвард подавляет улыбку.

– А сейчас, юная леди, никаких «но», – весело произнес он.

– Спасибо вам за сведения, – наконец сказала она.

Эдвард наградил ее искренней улыбкой, от которой у Белл потеплело на душе.

– По-моему, нам самое время насладиться вечером.

Белл не рассчитывала получить удовольствие от столь официального обеда, но, к ее изумлению, удовольствие ей доставило общение с Эдвардом. Мало того что он знал всех гостей – он был умным, образованным человеком, невероятно внимательным. В его обществе ей не пришлось скучать. Но даже во время обеда Белл помнила о своем решении написать Симоне. Оказалось, нелегко писать незнакомому человеку. Белл сделала три попытки, и три скомканных листа полетели в мусорную корзину. Сегодня она решила сделать новую попытку и без обиняков спросить Симону, что́ та помнит о ее матери и событиях 1911 года.

Глава 20

Диана, Челтнем, 1922 год

Когда Симона переступает порог моей комнаты, я ощущаю всплеск ликования. Я клялась себе не плакать, но облегчение, испытываемое мной при виде подруги, столь велико, что мне не сдержаться. Она бросает сумку на пол, и через мгновение я оказываюсь в объятиях Симоны. Я невыразимо благодарна ей за то, что она по-прежнему мой друг.

– Диана, – произносит она, осторожно отстраняясь и внимательно глядя на меня. – Как ты?

– Идем к окну, – прошу я. – Там, за стеклами, весь мой мир.

Мне хочется, чтобы она поняла: это драгоценное окно в мир – мой спасательный канат, и нельзя, чтобы его у меня отобрали.

Мы подходим к окну и смотрим в парк. Сегодня чудесный весенний день. По роскошному синему небу плывут пушистые белые облачка. Какая тишина! Это успокаивает. Чем-то сегодняшняя погода напоминает мне море в прекрасный летний день, когда волны лениво накатываются на берег и весь мир пребывает в благодушии. Помню, каждое лето наша повариха наполняла корзину для пикников булочками с кремом, сэндвичами с огурцами, пирогами с курятиной и корзиночками с вареньем. Все мои любимые лакомства, которые можно взять на пляж в Бантаме в Девоне.

Я мельком поворачиваюсь к Симоне, смотрю на ее безупречный профиль. Подруга молчит и ждет, когда я что-нибудь скажу.

– Ты уже говорила с Дугласом? – спрашиваю я, надеясь услышать отрицательный ответ.

– Говорила.

– Значит, он тебе рассказал об этом жутком Грейндже?

Симона кивает и обнимает меня за плечи:

– Дорогая, ты не находишь, что тебе на время стоит сменить обстановку? Это может благотворно на тебя подействовать. Сомневаюсь, что долгие часы, которые ты проводишь наедине с собой, лучшим образом сказываются на тебе.

Моя угрюмость выглядит агрессивнее, чем мне хотелось бы.

– Я не поеду.

– Тебе это может помочь. Там квалифицированный врачебный уход. Есть чем заняться.

– Плетение корзин, – усмехаюсь я и качаю головой. Я не говорю ей, что наслышана об этих ужасных местах, куда мужья отправляют своих некогда любимых жен. – Меня бы там заперли и оставили умирать.

– Такого попросту не может быть. Дуглас бы этого не допустил.

Я хочу промолчать, но боль разрывает мне грудь.

– Дуглас хочет избавиться от меня, а ты знаешь его характер. Если он что-то решил, то ни за что не изменит своего решения.

– Дорогая, он вовсе не хочет от тебя избавиться. Он тебя любит.

По интонации ее голоса я пытаюсь определить, насколько она искренна, и вновь качаю головой. Только сейчас я замечаю седину в ее светлых волосах.

– Соболезную твоей утрате, – наконец говорю я. – Роджер был хорошим мужем.

– Я невероятно тоскую по нему, – кивает Симона.

Мы смотрим друг на друга. Мне приятно сознавать, что мы не утратили взаимопонимания.

– Он тебя любил.

– Да.

– Когда-то и Дуглас меня любил. А теперь хочет запереть в психиатрической клинике. Я стала ему помехой. Им нужна зацепка, чтобы объявить меня больной, вот они и говорят, что у меня психотическая депрессия из-за… ну, ты знаешь… – запинаюсь я.

– Из-за чего? – осторожно спрашивает она.

– Из-за голосов, которые я слышу. – Я пристально смотрю на Симону, которая всегда была мне отличной подругой, затем протягиваю к ней руку и прошу: – Поговори с Дугласом обо мне. Скажи ему, что я принимаю веронал.

– В самом деле? – вскидывает брови она. – Ты принимаешь лекарство?

Я не могу ей врать и задерживаю дыхание, чтобы совладать с собой, а потом признаюсь:

– Я ужасно себя чувствую после этих таблеток. Но я буду их принимать, обещаю.

– Его тревожит, что ты куда-то уходишь одна, а по ночам, когда все спят, бродишь по дому.

Во мне вспыхивает гнев. Сердце начинает учащенно биться.

– Я не ребенок.

– Он боится, что ты можешь упасть. А в Грейндже за тобой был бы постоянный присмотр.

Возникает короткая пауза. Я пытаюсь угадать мысли Симоны. Через какое-то время она спрашивает, постоянно ли я нахожусь в этом ужасном состоянии. Я отвечаю, что оно накатывает волнами. Она улыбается. Кажется, мой ответ ее обнадежил.

И снова короткая пауза. Я решаю, рассказать ли ей еще об одной причине моих терзаний.

– У него была любовная связь, – говорю я, глядя в прекрасные янтарные глаза Симоны, такие добрые, глаза верной подруги.

Может, ей это уже известно? Но Симона подносит руку ко рту. Мои слова ее явно шокировали.

– Это случилось, когда я была беременна Эльвирой.

– Ты никогда не рассказывала.

Я вспоминаю день, когда обнаружила неверность мужа. Он пришел домой, принеся с собой запах другой женщины. Вид у него был ужасный, глаза полны стыда. До этого я думала, что он не способен на измену. По крайней мере, ему хватило порядочности ничего не отрицать и не оправдываться, когда я обвинила его в неверности. Лучше бы я этого не знала, ибо он так сильно уронил себя в моих глазах, что я уже не могла испытывать к нему прежних чувств. С того момента меня не покидало ощущение, что в наших отношениях образовалась трещина. Не знаю, чувствовал ли это Дуглас. Подозреваю, что да. Но даже когда я кричала на него, он отказался назвать имя любовницы.

– Это было так стыдно, – говорю я.

– Ему?

– Нам обоим. Я оказалась женщиной, не способной удержать своего мужа.

– Так он тебе признался? Как ты это обнаружила?

Я пожимаю плечами. Тогда я подозревала всех рангунских женщин. Всех, кроме Симоны. Мои подозрения распространялись даже на отвратительную жену губернатора, напыщенную, самодовольную, собравшую в себе все худшие качества, какие могут быть у англичанки.

– Впрочем, это уже давняя история. У многих мужчин бывали интрижки на стороне. – (Симона вздыхает.) – Каждое утро он оставлял мне записку. Я находила конверт на подносе с утренним чаем и тостом, который приносил молчаливый дворецкий.

Да, поначалу наша совместная жизнь казалась мне раем. Мы находились словно в коконе, недосягаемые для бурь внешнего мира. Дуглас – моя скала, моя любовь, мое всё. Но через какое-то время я вдруг ощутила себя как в клетке. Пространство давило на меня со всех сторон, мешая дышать.

– Ах, те ранние дни, – шепчу я.

– Ты тоскуешь по ним и в то же время нет.

– Так оно и есть. Лучше не скажешь.

Мы опять молчим.

– Дорогая, ты даже одеться не успела, – наконец говорит Симона, прерывая мои мысли. – Хочешь, я вымою тебе голову и уложу волосы, а потом выберу платье понаряднее? Может, прогуляемся по парку и посидим где-нибудь за чашкой чая?

Я улыбаюсь и, хотя ее слова меня испугали, говорю, что о лучшем нельзя и мечтать. Но выйти из дому? Я делаю вдох. Потом выдох. Снова вдох. И опять выдох. И вдруг, совсем неожиданно для себя, я чувствую, что могу выйти из дому.

– Когда ты в последний раз покидала эти стены?

– Несколько недель назад. А может, и месяцев.

– Слишком долго. Дорогая, за тобой действительно кто-то должен присматривать.

– Не возьмешься ли? – Я смеюсь, будто спросила в шутку.

– Диана, я искренне верю, что ты можешь поправиться. – Симона пристально смотрит на меня, выбирая слова. – Мы недооцениваем силу разума.

– Ты думаешь?

– Я не только думаю. Вот увидишь.

Я улыбаюсь ей, и во мне поднимается пузырик надежды.

– Гляди, ты уже чувствуешь себя лучше. Обещаю тебе, мы найдем способ. Все, что тебе нужно, – это безопасное место, которое лучше твоего нынешнего.

Оптимизм Симоны и само ее присутствие подняли мне настроение. Мне вдруг по-настоящему захотелось чего-то нового. Я смотрю на косые тени деревьев. Безопасное место. Существует ли оно?