Текст книги "Пропавшая сестра"

Глава 21

Отправив письмо Симоне, Белл шла по запруженным улицам, пробираясь между нескончаемыми рикшами, автомобилями, воловьими повозками и велосипедистами, которые только чудом избегали столкновения с вагонами трамвая. Наконец она достигла Секретариата, внешне похожего на крепость. Здесь помещалось все колониальное правительство. Окруженный садом, Секретариат находился на улице Иуды Иезекииля и состоял из нескольких внушительных зданий из красного кирпича, построенных в викторианском стиле. Войдя, Белл попала в настоящий лабиринт залов и коридоров. Каждый департамент был помечен указателем: департамент налогов и сборов, юридический, санитарный и множество других.

По коридорам перемещалась целая армия клерков, секретарей, архивариусов и прочих служащих. Услышав вопрос Белл, все они, не останавливаясь, показывали в противоположные стороны и мчались дальше. Белл успела вдоволь нагуляться по Секретариату, пока не разыскала регистрационное бюро. К радости примешивалась тревога: чего доброго, она опоздает на встречу с Оливером. Вчера вечером он неожиданно появился во время ее выступления. И хотя строки анонимной записки по-прежнему звучали у нее в мыслях, поскольку вполне могли относиться к нему, Белл согласилась встретиться с Оливером сегодня и снова навестить Золотую Долину. На этот раз с ключами от дома.

Войдя в регистрационное бюро, она увидела скучающего, плохо одетого человека. Едва взглянув на нее, он кивнул на стул. Мятый костюм служащего наводил на мысль, что он вообще не следит за собой. Однако ногти были аккуратно обработаны. Значит, ему было не полностью наплевать на свой внешний вид. Пока Белл рассказывала о цели визита, служащий смотрел не в глаза, а чуть повыше ее правого уха.

– Вам необходимо представить свидетельство о смерти вашего отца и его завещание.

Он говорил тихо. Так говорят люди, вынуждающие вас наклоняться вперед и прилагать усилия, чтобы расслышать их слова.

Белл достала из сумки необходимые документы и положила на стол. Регистратор мельком взглянул на них и кивнул.

– Как вижу, вы единственная наследница недвижимого имущества вашего отца, – все тем же тихим, скучающим голосом произнес он.

Белл тоже кивнула. Разговор вновь напомнил ей о смерти отца, и от нахлынувших чувств сдавило горло.

– А теперь я хочу видеть ваше свидетельство о рождении и паспорт, подтверждающий, что вы та, кем назвались.

– У меня они с собой, – сказала Белл, усилием воли прогнав печальные мысли.

– Мне также нужно подтверждение, что ваш отец и есть тот самый Дуглас Хэттон, чье имя значится в документах. – Регистратор измученно взглянул на Белл, словно работа в регистрационном бюро являлась невыносимой пыткой. – Итак, сначала мы должны сделать официальный запрос на поиск документов о регистрации земельного участка. Там должен быть договор о приобретении участка, в котором значится прежний, английский адрес вашего отца.

– А можно сделать запрос прямо сейчас?

– Вам нужно заплатить пошлину. Затем, если все окажется в порядке, вы должны подтвердить свое здешнее место жительства.

– Я работаю по контракту.

Регистратор кивнул и вновь уткнулся в текст завещания. Белл заметила лысину, кое-как прикрытую жидкими волосами.

– Контракта на работу будет достаточно, – сообщил он, вновь подняв голову.

– А как насчет ключей от дома?

– Обратитесь к юрисконсульту. Нам понадобится заверенная копия завещания. Когда мы отыщем документы, на договоре о продаже должна быть указана и фамилия юрисконсульта. Если юрисконсульт одновременно является и нотариусом, он сможет удостоверить копию своей подписью.

– Каким образом я смогу сделать заверенную копию?

– Ее вам сделает секретарь юрисконсульта.

– Черт, ну и канитель! Я-то думала, что уже сегодня получу ключи.

Регистратор снисходительно улыбнулся:

– Приходите через несколько дней. Тогда и детали регистрации прояснятся.

Белл вернулась в отель. Возможно, Оливер уже побывал здесь и, не дождавшись ее, ушел. Она не пошла к себе, а осталась возле крыльца. Конечно, она безбожно опоздала, но вдруг он появится? Видя, как она расхаживает взад-вперед, швейцар-индиец предложил ей помощь. Услышав, что она ждет высокого мужчину с пронзительными синими глазами, швейцар улыбнулся:

– Вы ждете мистера Донохью?

– Вы его знаете? – радостно улыбнулась Белл.

– Еще бы не знать! Хороший человек. Когда у моей жены ограбили лавку, а полиция отмахнулась, он докопался и нашел грабителя. Он многим местным помог добиться справедливости. Говорю, хороший человек.

Из дальнейших слов швейцара стало ясно, что сегодня Оливер здесь не появлялся.

По ступенькам, хихикая, сбежали три танцовщицы. Они улыбнулись и помахали Белл. Ребекка сдержала обещание, и отношения Белл с танцовщицами наладились. Итак, Оливер не появлялся. Белл расправила плечи и решила подождать еще немного. Потом, досадуя на несостоявшуюся встречу, она уже собиралась подняться к себе, как вдруг услышала голос Оливера, окликнувшего ее. Обернувшись и увидев спешащего к ней журналиста, Белл почувствовала всплеск радости. За время, пока они не виделись, он успел еще сильнее загореть.

– Привет! – поздоровался он. Судя по вспыхнувшим глазам, он не меньше Белл обрадовался встрече. – Редактору в последнюю минуту понадобилось внести правки в статью. Я уже не надеялся вас застать.

Неожиданно для себя Белл почувствовала изрядное облегчение и улыбнулась во весь рот.

– Поедем на трамвае? – спросила она.

– Конечно. Давайте поторопимся.

В трамвае они сидели рядом, отчего у Белл путались все мысли. Может, и он испытывал те же чувства? Или только она? Как бы то ни было, присутствие Оливера приятно будоражило ее, хотя и вызывало некоторую робость. Ее пробирал трепет, и Белл чуть отодвинулась. Кое-как приведя мысли в порядок, она сообщила, что ключей у нее нет. Значит, проникать в дом придется тем же способом. Нелишним будет расспросить соседей, если те, конечно, попадутся на глаза. Пусть Эдвард и намекал, что распутывание давней истории – напрасная трата времени, Белл все сильнее хотелось узнать истину об исчезнувшем младенце. Вдруг кто-то что-то вспомнит?

Ей не терпелось снова увидеть заброшенный дом. Думая о нем, она невольно думала и о матери. Но не о той, что сидела затворницей в своей комнате, а однажды разбудила ее среди ночи и сказала, что они сейчас наденут высокие сапоги и отправятся в сад срезать цветы. Воображение Белл занимала совсем другая мать: неизвестная, загадочная. Она улыбнулась своим мыслям. Оливер заметил улыбку.

– Чему вы улыбаетесь?

– Да так, глупым воспоминаниям.

– Уверен, ваши воспоминания совсем не глупые.

«Знал бы, то так не говорил бы», – подумала Белл. Та, воображаемая мать помогала ей решать задачки по арифметике. Они сидели за кухонным столом, подшучивали друг над другом и смеялись над нелепыми ошибками в вычислениях. Воображаемая мать устраивала ей замечательные пикники. Они приходили на берег озера, разворачивали клетчатую подстилку и ели разные вкусные вещи, бросая крошки уткам и гусям.

– В Англии вы жили на природе? – спросил Оливер, прерывая ее мысли.

Белл покачала головой:

– Я жила в небольшом городе эпохи Регентства. Графство Глостершир.

– Я тоже вырос в городе.

– Вряд ли Челтнем сравнится с Нью-Йорком, – засмеялась она. – Но мы выезжали на природу. Иногда даже к морю ездили.

Честно говоря, она была на море всего один раз, когда ездила к деду в Девон. Мать находила пляж слишком захламленным, песок – жестким и царапающим кожу, а само море – чересчур бурным. От всего этого у нее разболелась голова, и они уехали раньше намеченного срока. На ту неделю домом для Белл стал уютный коттедж деда в Бантаме. Правда, сам дед был тихим и необщительным. Играть с ней он не хотел и почти весь день просиживал у себя в кабинете. Потом они снова поехали к деду, уже в канун Рождества.

Голос Оливера вновь прервал ее воспоминания.

– Нам пора выходить. Смотрю, вы опять куда-то уплыли.

Оказавшись в доме, Белл неожиданно почувствовала благоговейный восторг. Все было таким же, как и в первый их приход, однако что-то изменилось.

– Что с вами? – уловив ее состояние, спросил Оливер.

– Почему-то волнуюсь.

Но Белл не просто волновалась. Ее переполняли вопросы. Почему родители так много скрывали от нее? Почему она не знала, что когда-то у нее была сестра? И сейчас, оказавшись там, где произошла трагедия, Белл начала понимать причины материнской болезни. Неужели она столько лет предвзято и несправедливо относилась к своей матери?

– Вы мне так и не рассказали, что случилось с вашей матерью. – Оливер пристально смотрел на Белл. Знал ли он ее мысли? Он ведь достаточно проницателен. – Естественно, я знаю, что ваш отец умер, – добавил он.

Белл не решалась заговорить. Ей было непривычно обсуждать подобные темы.

– Простите. Вам незачем рассказывать, если не хотите. – Он коснулся ее руки.

– Нет, все в порядке, – ответила Белл, дожидаясь, пока затихнут эмоции.

Но они не затихали. Чувствуя подступающее раздражение, она огляделась. Воздух в комнате вдруг сделался спертым. Белл показалось, что ее легкие сжались. Схожие состояния она испытывала в детстве, когда не могла справиться с навалившимися обстоятельствами.

– Мама уехала, – довольно резко сказала она.

– Куда? – невозмутимо спросил Оливер.

– Этого никто не знает.

– Должно быть, это тяжело на вас подействовало.

– Нет, – ответила Белл, глядя ему в глаза. – Это было облегчением. По большей части. Правда, ужасно? – (Он выдержал ее взгляд и покачал головой.) – Потом, через какое-то время, мама умерла. О ее смерти мне сообщил отец. – Белл замолчала.

Ей хотелось избавиться от тягостного воспоминания о дождливом дне, когда отец рассказал, что мать умерла. Да, эта весть принесла частичное облегчение. Белл ни разу не обмолвилась отцу, что ей по-прежнему снится мама, стоящая у изножья ее кровати, с глазами, полными какой-то глубокой тоски. Молчала Белл и о том, что после таких снов всегда просыпалась с мокрыми щеками. Правда расстроила бы отца, и потому она лгала ему.

Белл впилась ногтями в ладони:

– Может, сменим тему?

– Конечно. Может, стоит выйти на улицу?

Она почувствовала, что Оливер хочет ее утешить, возможно даже обнять. Но ей не требовалась его жалость. Она так и не разобралась в своих противоречивых чувствах по поводу матери и сомневалась, что когда-нибудь разберется.

Минувшим вечером, когда она писала Симоне, ее захлестнула тоска по родным краям. Отзвуки этой тоски сохранялись и сегодня. Однако у нее не было родного дома, куда можно вернуться. Не было семьи, где она чувствовала бы себя своей. Она осталась один на один с миром.

Пока они пробирались сквозь заросли тропических растений, обступавшие дом, Оливер спросил, что она намерена делать, когда дом и участок перейдут в ее собственность. Она и сама толком не знала. Может, продать по бросовой цене Эдварду? Он уже проявил интерес к покупке дома, а ей не хотелось взваливать на свои плечи заботы по ремонту. И потом, надолго ли она собирается задержаться в Бирме? Ей хотелось путешествовать, видеть другие места и продолжать петь. Однако дом был таким красивым; по крайней мере, ему можно вернуть прежнюю красоту.

Белл вновь подумала о письме, отправленном Симоне. Когда она спросила у почтового служащего, сколько времени письмо будет добираться до Англии, тот похвалил ее за предусмотрительность. Она написала на бумаге для авиапочты[5]5
  Специальная тонкая бумага, уменьшавшая вес писем.


[Закрыть], поэтому ее письмо попадет на родину за девять дней. По морю и по суше это заняло бы две недели, а то и месяц. Таким образом, ждать ответа нужно не раньше чем через три недели, и то если Симона напишет незамедлительно.

Выйдя из дома, Белл обратила внимание на зеленых птичек, рассевшихся на телеграфных проводах. У них были желтые головки и длинные хвосты. Какие симпатичные птахи. Тягостные чувства начали отступать. Белл испытала облегчение и вновь наполнилась энергией. Она отнесла это за счет Золотой Долины с красивыми старыми домами и ухоженными садами. Но мелькнула другая мысль, снова испортившая ей настроение.

– Мой отец настроил против себя какого-то влиятельного человека, – выпалила она. – На это намекнул один старик в клубе «Пегу».

– Вы туда ездили?

– С Эдвардом де Клементом.

Белл увидела, что Оливер слегка переменился в лице, но он лишь спросил, известны ли ей подробности и, прежде всего, имя той влиятельной особы. Она покачала головой. Молчание Оливера ее насторожило. Может, он что-то скрывает от нее?

Оглянувшись, она в последний раз посмотрела на дом.

– Чудесный старый дом, я сюда еще вернусь, – прошептала она. – И тогда мы решим, как быть с тобой.

– По-моему, вы влюбились.

Белл густо покраснела.

Возле ворот ближайшего дома стоял индиец средних лет. Судя по одежде, садовник. Переглянувшись, Белл с Оливером подошли к нему.

– Доброе утро, – поздоровалась Белл.

Индиец наклонил голову.

– Он меня понимает? – спросила она у Оливера, который мог задать ей тот же вопрос.

– Да, мадам, – ответил индиец. – Я уже много лет говорю по-английски.

Белл вновь залилась краской:

– Конечно. Простите. Вы не против, если я спрошу, давно ли вы здесь работаете?

– Всю свою жизнь, мадам, – горделиво улыбнулся он.

– И когда вы начали?

– Еще мальчишкой. Мне тогда исполнилось пятнадцать. Пожалуй, это было в девяносто пятом году.

– Приличный срок.

– Ваша правда, мадам.

– Наверное, вы помните, как однажды из сада соседнего дома исчез новорожденный младенец?

Индиец нахмурился, а когда заговорил, его лицо приняло серьезное выражение.

– Ужасное было время. Полицейские на каждом шагу.

– И что люди думали об этом происшествии?

– Многие англичане считали, что это дело рук самой леди, матери ребенка.

– А вы? Что думали вы?

Он покачал головой:

– Я знал эту несчастную леди. Она была всегда добра ко мне, спрашивала про семью и все такое. Мне не верилось, что она виновна.

– Тогда что, по-вашему, могло произойти с младенцем?

– Не знаю. Здешние бирманцы говорили, что младенца забрали сверхъестественные силы. Их вызвала разгневанная семья человека, которого муж этой леди обвинил по суду.

Оливер посмотрел на Белл и кивнул:

– Бирманцы невероятно суеверны.

– В каком смысле?

– Они верят в натов. В духов, если вам угодно. Бирманцы окружают свои дома магическими предметами, которые не дают злым духам проникнуть внутрь.

– Кто такие наты?

– Это широкое понятие: от духа, живущего в дереве, до индийского божества. Может, стоит поискать сведения о том, угрожал ли кто вашему отцу наслать на него ната.

– Да будет вам, Оливер. Какой смысл? – Она повернулась к садовнику. – Спасибо за ваш рассказ.

Индиец поклонился и ушел за ворота.

– И что теперь? – спросила Белл.

– Может, заглянете ко мне на чашку кофе? – предложил Оливер. – Я вам кое-что покажу.

«Мне тоже есть что тебе показать», – подумала Белл и, заинтригованная приглашением, согласилась.

Квартира Оливера находилась в здании Викторианской эпохи, специально построенном для сдачи внаем. Стены гостиной были мягкого белого цвета. Легкая плетеная мебель с уютными подушками из изумрудного шелка. На полу – красивые синие и зеленые персидские ковры. Белл не ожидала увидеть такой уют. Ей показалось, что в его создании не обошлось без женской руки. По углам гостиной стояли четыре высокие, восточного вида лампы, отбрасывавшие на паркет мягкий узорчатый свет. Ветер развевал белые шторы. Из гостиной открывался замечательный вид на улицу, обсаженную высокими деревьями. Перед диваном стоял полированный кофейный столик, а возле одной стены – небольшой письменный стол. Противоположную стену от пола до потолка занимали книжные полки, плотно забитые книгами. Белл было приятно оказаться здесь. Ее настроение снова повысилось. Она ходила вдоль полок, водя пальцем по корешкам книг и читая названия.

– У вас разнообразные вкусы.

– Как раз для моей игры.

– Игры? Значит, журналистика для вас – нечто вроде спорта?

– Вы очень сурово судите обо мне, – улыбнулся Оливер.

– Вы так считаете? – засмеялась она.

Он ушел готовить кофе. До ушей Белл долетал негромкий звон посуды. Через несколько минут Оливер появился с подносом, где стояли изящные фарфоровые чашечки с кофе, а на блюде лежало печенье необычного вида или, может, кексы.

– Индийские сласти, – пояснил Оливер, перехватив ее взгляд.

Белл потянулась за печеньем. Оно оказалось не только сладким, но и душистым.

– Так что вы хотели мне показать?

Глава 22

Диана, Челтнем, 1922 год

Дуглас редко заходит ко мне в комнату, но сегодня зашел, и я теряюсь в догадках. Все это не просто так. Должно быть, он собрался поговорить со мной о Грейндже. Я полна решимости сохранять максимально возможное спокойствие, чтобы не давать ему повода удалить меня из дому, но меня охватывает волнение, и я начинаю ходить взад-вперед.

– Я говорил с Симоной, – объявляет он.

Я вдруг замечаю, как сильно он сутулится. Он и прежде несколько горбился из-за высокого роста, однако сейчас это начало бросаться в глаза.

– И что? – спрашиваю я.

– Похоже, и она считает, что дальнейшее пребывание здесь не принесет тебе ничего хорошего.

Я застываю на месте. Мне сдавливает грудь.

– Я не поеду в Грейндж.

Он хмурится:

– Диана, не смотри на меня так сердито. Я понимаю твое нежелание покидать этот дом. Но боюсь, дорогая, что Симона права. Дальнейшее пребывание здесь никак не улучшает твоего самочувствия.

Я улавливаю запах куркумы и апельсина, исходящий от его кожи. Смотрю на его красивые глубокие глаза за стеклами очков и лицо, когда-то дорогое для меня. Смотрю и молчу. Зачем давать ему лишний повод?

– И на Аннабель твое присутствие действует не лучшим образом. – Он умолкает. – Знаю, ты страдаешь, но и она тоже страдает. Не хочу показаться жестоким, но вынужден спросить: понимаешь ли ты, что она тебя боится? Дочь требует, чтобы на ночь дверь ее комнаты запиралась. Иногда, чтобы ее успокоить, мне приходится сидеть у ее постели.

– Почему? – спрашиваю я, шокированная услышанным.

– Дорогая, по-моему, ты сама знаешь причину. Она пугается, когда ты будишь ее посреди ночи и обрушиваешь на ее голову очередную сумасбродную идею.

– Я просто думала, что будет неплохо прогуляться по саду и набрать цветов.

– Это самое последнее, чем ты ее напугала. А сколько было таких случаев? Дорогая, ей всего девять лет. Твое поведение настолько ее страшит, что она боится спать. Наш замечательный ребенок превращается в неврастеничку, и это никуда не годится. Ты должна понимать.

Мне жжет глаза, поскольку я знаю: это правда. Я видела беспомощное, испуганное лицо дочери, и оно перепугало и меня.

– Так дальше продолжаться не может. Если дочь слышит, как днем ты ходишь по дому, она прячется, стараясь не издавать ни звука.

Я закрываю лицо руками, не желая видеть его лицо.

– Не далее как на прошлой неделе миссис Уилкс нашла ее в хозяйственной кладовке. Замок заклинило, девочка не смогла выбраться и просидела там, пока не выплакала все слезы. Мне надо работать. Я не могу постоянно находиться дома и следить за Аннабель. Миссис Уилкс ночует у нас не чаще одного раза в неделю. В конце нашего разговора Симона предложила для тебя еще один вариант.

Я шумно втягиваю воздух и замираю. Ну не могла же Симона меня предать. «Не позволяй ему отправить меня в Грейндж», – мысленно молю я подругу.

Дуглас щурится и даже не пытается скрыть своего отчаяния.

– Диана, прошу тебя, сядь. Когда ты вот так ходишь, мне тяжело сосредоточиться.

Помня о намерении произвести на него должное впечатление, я выполняю его просьбу и сажусь напротив.

– Симона любезно согласилась присматривать за тобой, – говорит он и вздыхает.

– Здесь?

Он качает головой:

– В ее деревне.

Мое сердце ликует, и я улыбаюсь мужу:

– То есть она предлагает жить с ней? Как замечательно!

– Нет.

– Тогда что она предлагает?

– Выслушай меня спокойно. Ты знаешь, что до замужества Симона работала медсестрой, а потом вышла за врача?

Я киваю, мысленно подталкивая его ближе к сути. Разумеется, я знаю.

– Она предложила мне купить для тебя домик недалеко от ее дома.

– Нет! – перебиваю я. – Не могу.

– Симона считает, что с ее помощью ты сможешь. Она будет с тобой каждый день, пока ты не почувствуешь себя лучше.

– А если я не смогу… ну… ты знаешь… выходить из дому?

Дуглас внимательно смотрит на меня:

– Симона обо всем позаботится. Таким образом, ты избавишься от напряжения, которее испытываешь, живя здесь.

Я сдавленно фыркаю. Мне не поднять на него глаза.

– Ты хотел сказать, что освободишься от меня?

– Нет. Я хочу сказать, что прекратятся мои тревоги за Аннабель. Все твое время будет принадлежать тебе, что благотворно скажется на твоем состоянии. Ты пойдешь на поправку. И для Аннабель это тоже будет лучше. Ты видишь, что интересы нашей дочери я ставлю на первое место?

Я киваю, минуту смотрю в пол, затем поднимаю на него глаза:

– Я могу подумать?

– Разумеется, но, если ты согласишься, тебе будут поставлены определенные условия.

– Какие условия?

– Сначала подумай, а затем мы снова поговорим. Только не тяни с раздумьями. Этот симпатичный коттедж только что выставили на продажу, и нужно действовать быстро, чтобы он не уплыл у нас из-под носа. Симона уже осматривала его. Она уверена, что он тебе понравится.

Я смотрю в глаза Дугласа, пытаясь увидеть фальшь. Этому мужчине я когда-то вверила свою жизнь. Я чувствую: он что-то недоговаривает. Что именно?

– Ты будешь меня навещать?

– Нет. – Он качает головой. – Это явится одним из условий.

– Сколько всего условий?

– Я же сказал, сначала обдумай наше предложение.