Текст книги "Ночной поезд на Марракеш"

Глава 11

Касба дю Паради

Клеманс

Клеманс взяла толстый белый конверт, который только что принес Ахмед, и ногтем подцепила клапан. Из конверта выпала обертка одной из гаванских сигар ее отца. С растущим ощущением беспокойства Клеманс снова почувствовала слабый запах дыма, абрикосов и жированной кожи в кабинете отца. Она достала из конверта лист белой бумаги, развернула его, и у нее внезапно перехватило дыхание.

Ты думаешь, что вышла сухой из воды, да?

Еще не была раскрыта мучительная тайна фотографий, а вот теперь и записка. Это уже было чересчур. Интересно, кто хотел таким образом ее, Клеманс, напугать? Кто бы он ни был, ему это удалось. Дрожащими руками скомкав записку, Клеманс бросила ее в корзину для бумаг. Затем снова посмотрела на пачку фотографий. Разложила их на туалетном столике, надеясь найти ключ к разгадке, хоть что-то, способное указать на отправителя фотографий. А самое важное – объяснить почему. Фотографий было восемь. На двух была запечатлена их старая нарядная французская вилла, на одной – сгоревший кабинет отца, на остальных – фруктовые и другие сады, включая тот, где находился колодец. И как Клеманс ни старалась стереть из памяти прошлое, ее разум отказывался это сделать.

И хотя Патрис Калье ни словом, ни жестом не намекнул, будто он что-то знает о пожаре, после его появления в касбе Клеманс потеряла покой. У Патриса, которому перевалило за семьдесят, были все те же бесстыжие глаза – глаза человека, способного при первой возможности переступить черту. До крови прикусив щеку, Клеманс еще раз вгляделась в фотографии и вспомнила, каким он был ребенком. Одиноким. Неприятным. Навязчивым. Клеманс пока не имела ответа, кто мог прислать те фотографии. А вдруг это все-таки он? Что, если он пришел по ее душу? Внезапно ей стало нехорошо.

Она остро нуждалась в близком человеке, в ком-то, кто любил бы ее так, как ей хотелось. В ком-то, кому она могла бы доверить свои ужасные секреты и кто смог бы утешить ее, сказав, что все образуется. Но, когда у Клеманс появился такой шанс, страх помешал ей им воспользоваться. В тот момент она была холодной, одинокой и так отчаянно стремилась скрыть правду, что оттолкнула единственного мужчину, в которого позволила себе влюбиться. Сейчас она жалела, что не может обратить время вспять.

Клеманс выгнула спину и повращала плечами, чтобы снять напряжение от засевшего внутри упорного страха. Чем сильнее она пыталась подавить боль прошлого, тем сильнее та становилась. Боль притаилась в засаде, чудовищная и пугающая. Клеманс отчаянно боролась не только за сохранение здравости рассудка, но и за банальное выживание и теперь боялась потерять контроль, если прошлое ненароком выплывет наружу. Освобождаясь от тягостных воспоминаний, она убрала фотографии в конверт, а конверт спрятала в ящик туалетного столика. Никаких зацепок. Никаких ключей к разгадке, и тем не менее Клеманс была абсолютно уверена, что фотография сгоревшего кабинета отца была неким адресованным ей посланием.

Тем временем из Марракеша вернулся Ахмед. Он отвел Клеманс во внутренний дворик, где резкий аромат цитрусовых деревьев смешивался со сладким запахом роз и жасмина. Отдав пакет с лекарством для Мадлен, за стаканом свежевыжатого апельсинового сока, приготовленного Надией, Ахмед рассказал о дорожной аварии, в которую попала Викки.

– Так ты говоришь, это была просто авария? – уловив нотки сомнения в его голосе, нахмурилась Клеманс.

– Нет, мадам. – Ахмед на секунду замялся. – Похоже, автомобиль специально столкнули с дороги.

– Боже правый! Что мне нужно сделать?

– Викки в порядке. Пара царапин. И все.

Клеманс почувствовала непреодолимое желание съездить к внучке. Но хорошо ли так часто оставлять одну больную мать? Клеманс любила по вечерам сама мыть ее, а потом сидеть рядом, тихонько напевая колыбельную. А что, если все-таки оставить Мадлен? Нет, невозможно чуть что срываться в Марракеш. Викки должна научиться быть независимой, к тому же за ней зорко приглядывает Этта. И все-таки Клеманс терзали сомнения. То, что автомобиль столкнули с дороги, не могло быть простой случайностью. Однако кто мог такое сотворить и зачем?

– Полагаю, мне нужно туда съездить, – вздохнула она.

– Утро вечера мудренее, – ответил Ахмед. – Почему бы вам не отложить все до завтра? Если Викки что-то потребуется, Этта за ней присмотрит.

На следующий день Клеманс буквально не находила себе места. Она кое-как прополола газон и с трудом заставила себя обрезать разросшуюся жимолость, но вскоре сдалась и, налив себе чашку крепкого кофе, села почитать роман Джона Фаулза «Волхв». И хотя триллер о молодом англичанине, принявшем предложение стать учителем на отдаленном греческом острове, был вполне увлекательным, роман не зацепил Клеманс, поскольку в глубине души она не переставала волноваться, действительно ли с внучкой все в порядке.

Она отложила книгу и встала, окинув взглядом полированное золото омытых солнцем стен дворика. Мадлен спала на шезлонге в тени у фонтана. Звуки струящейся воды действовали на нее успокаивающе. И все же Клеманс решила увести мать в дом.

Поручив старушку заботам Надии, Клеманс неторопливо обошла свои владения, любуясь невероятно голубым небом и словно выцветшими на его фоне горами, а когда палящий зной стал совсем нестерпимым, удалилась к себе, так и не восстановив душевного равновесия. Нет, она должна поехать в Марракеш. Другого выхода не было.

Приехав в риад, Клеманс познакомилась с кузиной Викки и тут же поймала себя на том, что не может отвести глаз от этой сногсшибательной девушки.

– Привет! – задыхающимся голосом произнесла Беатрис. – Я так счастлива с вами познакомиться! Какая ужасная история с той самой аварией! Поверить не могу. А вы как думаете? Я говорила Викки, причем неоднократно, что ей следовало…

– Давайте забудем об аварии, – поспешила вклиниться в разговор Викки.

– Как бы там ни было, – вздохнула Клеманс, – действительно ли автомобиль восстановлению не подлежит?

– Точно не знаю, но думаю, Джимми пытается его починить.

– А-а-а… так это желтый «ситроен» Джимми Петерсена. Я видела эту машину в городе.

– Она самая, – кивнула Викки. – А вы знаете Джимми?

– Разве что чисто внешне.

– Ну ладно, хватит о грустном. Мы собираемся отправиться за покупками, пока еще не слишком жарко. Может, составите нам компанию? – Замявшись, Викки смущенно добавила: – Хм… Ужасно глупо, что я не спросила раньше, но как мне вас называть? Grand-mère звучит слишком официально.

– Можно просто Клеманс.

Довольная столь быстрым выздоровлением Викки, Клеманс мысленно сравнила двоюродных сестер, гадая, какие внешние признаки, сходные с теми, что были у Беатрис, Викки унаследовала по материнской линии, а какие – от своего отца Виктора, а значит, и по ее, Клеманс, линии.

Викки вывела бабушку из задумчивости, дотронувшись до ее руки:

– Мы собираемся купить шляпу и шарф, подходящий к оранжевому платью Беа. Вы не могли бы помочь нам с выбором?

Несмотря на переживания по поводу безопасности внучки, Клеманс обнаружила, что в обществе молодежи и сама словно становится моложе. И не то чтобы ей хотелось вернуть прошедшие годы, но насладиться сиянием молодости было очень заманчиво. Беатрис, заражавшая своим детским энтузиазмом, вскоре нашла шляпу, а также «безумно клевый» голубой шарф в цветочек, который, воспользовавшись наличием дефекта – рисунок повторялся не совсем правильно, – купила за полцены, отчего пришла в бурный восторг.

День выдался, как всегда, жарким, и Клеманс заметила, что, по мере того как они переходили от прилавка к прилавку, непрерывный поток слов Беатрис стал потихоньку ослабевать. Уже на обратном пути к центральной площади они увидели Ахмеда. Викки радостно помахала ему, но у кузины не осталось сил даже на это. Она уныло плелась сзади, непрерывно жалуясь на внезапную головную боль.

– И в самом деле, Беа, а можно хоть минуточку помолчать? – раздраженно пробормотала Викки.

– У меня болит голова. Я не привыкла к такой дикой жаре. Ты могла бы проявить больше сочувствия.

– Беатрис, я тебе не нянька. Если ты нуждаешься в сочувствии, надо было оставаться в Девоне с тетей Флоранс и дядей Джеком.

– Надо было. Теперь я жалею, что не осталась, – насупилась Беа.

Клеманс, мысленно улыбнувшись их перепалке, повернулась к девушкам.

– Как насчет того, чтобы выпить по чашечке кофе? – спросила она, а когда Викки сообщила, что у Беа болит голова, сочувственно сказала: – Ах, бедняжка! Тогда Ахмед отведет Беатрис домой и купит по дороге аспирин. Беатрис, тебе следует пить побольше воды. Ну а мы с Викки тогда пойдем в «Кафе де Франс». Ну как, вы согласны?

На площади Клеманс усадила Викки за столик под тентом снаружи кафе, сделала заказ и, когда официант принес на серебряном подносе кофе глясе и миндальные круассаны, стала смотреть, как внучка, поглядывая по сторонам, жадно поглощает миндальное лакомство.

– Вкуснотища! – Викки сделала глоток кофе и добавила: – И кофе тоже.

– И все благодаря местному мороженому, которое они туда кладут.

Какое-то время они сидели молча. Викки, продолжая жевать, разглядывала прохожих. Несмотря на жгучее желание подробно расспросить внучку о ее жизни во Франции, Клеманс чувствовала себя не в своей тарелке. Виктор, о котором она никогда ни с кем не говорила, незримо напоминал о себе, и у нее невольно возникал вопрос: какую часть правды можно открыть без ущерба для себя?

– Насколько я понимаю, тебе не терпится узнать мою историю, – взглянув на внучку, наконец решилась она. – У нас еще будет на это время.

Она не успела продолжить, так как к их столику подошел импозантный седовласый мужчина.

– Прошу прощения за вторжение, – улыбнулся мужчина.

Клеманс вздрогнула. Она надеялась, что та встреча станет последней.

– Значит, ты еще не уехал? – ледяным тоном спросила она.

– Нет, как видишь.

Она судорожно сглотнула, уповая на то, что он не заметит ее нервозности.

– Викки, это Патрис Калье. Он француз, как и мы с тобой.

– Бывший капитан французской армии, – просияв, уточнил он. – Я много лет провел вдали от этих мест, но недавно решил вернуться в Марокко. Утрясти кое-какие дела, так сказать. Викки, весьма рад знакомству. – (Викки слегка наклонила голову.) – А что привело вас в…

Но Клеманс не дала ему договорить.

– Так ты у нас теперь фотограф-любитель? – спросила она, заметив висевшую у него на шее камеру.

Была ли тут связь с теми фотографиями? Неужели была?

– Ах да. Это мое хобби. Но последние несколько лет я был арт-дилером.

Клеманс посмотрела на часы и произнесла, не глядя Патрису в глаза:

– Боже мой! Патрис, прошу меня извинить. – Она поспешно встала и протянула руку Викки, которая, отодвинув стул, тоже поднялась. – Я совершенно забыла, что у нас с Викки срочное дело. Мне очень жаль.

У Патриса на губах застыла улыбка.

– Тогда в другой раз, – с легким поклоном сказал он. – Еще раз прошу прощения, что помешал. Был очень рад еще раз встретиться с тобой, Клеманс, и познакомиться с вами, Викки.

После того как Патрис удалился, Клеманс, у которой вконец расшалились нервы, стремительно зашагала прочь от кафе, не отдавая себе отчета, что идет слишком быстро.

– Помедленнее, пожалуйста! – взмолилась Викки. – Слишком жарко для такой быстрой ходьбы.

Клеманс замедлила шаг и, не удержавшись, окинула взглядом площадь: проверить, ушел ли Патрис.

– У вас все в порядке? – забеспокоилась Викки. – Вы почему-то заторопились.

– Все отлично. Просто сегодня я была не настроена общаться с Патрисом.

– Да? А я думала, он ваш друг.

Клеманс выдавила улыбку и, замявшись, сказала:

– Не совсем.

– Он вам не нравится, да?

Клеманс стало не по себе, но она справилась:

– Ах, да ничего такого особенного. Отнюдь. Все дело во мне.

Викки с прищуром посмотрела на бабушку:

– Вы что, когда-то были с ним… ну… вы понимаете?

Клеманс, пропустив вопрос мимо ушей, повернулась и пошла дальше.

– Пожалуй, нам стоит подняться на крышу риада. Иногда полезно почувствовать, что ты посреди бескрайних просторов, – бросила она через плечо.

Когда они вернулись в риад, Клеманс провела Викки уже по другой, зигзагообразной лестнице, выходящей на крышу дома и в тайный сад Этты. Под сенью сплетенного бамбука Этта создала крошечный розовый рай, где люди и растения могли наслаждаться прохладой раннего утра, хотя сейчас уже стало слишком жарко.

Из сада открывался вид на сотни плоских разноуровневых крыш, выглядевших так, будто они все соединены между собой. Отсюда нельзя было разглядеть улицы внизу, но можно было увидеть глубокие тени и услышать смех и звук голосов. Над риадами возвышались минареты, а внизу носились ласточки, хватавшие добычу прямо в полете. На некоторых крышах женщины развешивали выстиранное белье или сплетничали, и ни одного мужчины в поле зрения. Вдалеке покачивались на ветру пальмы, над изрезанной местностью нависали Атласские горы.

– Вы говорили, что совершили со своей матерью сделку, – внезапно произнесла Викки.

Клеманс сделала глубокий вдох. Викки права. Ничего не поделаешь, нужно отвечать за свои промашки.

– Ах да. После рождения сына я тяжело заболела. Моя мать заплатила Жаку за то, чтобы он увез моего ребенка во Францию. Видишь ли, Жак был наполовину французом, наполовину марокканцем. И так как Марокко тогда находилось под протекторатом Франции, Жак сумел туда переехать. Я была не замужем и не могла оставить ребенка.

– Ой, я понимаю. Но в чем заключалась сделка?

– На самом деле это не было в прямом смысле сделкой. Я не совсем точно выразилась. Мама сказала, что обо всем позаботится, если я не стану поднимать шум.

Викки недоверчиво смотрела на бабушку широко раскрытыми глазами:

– И вы согласились?

– Я ведь уже сказала, что тогда очень тяжело болела. Лежала в бреду. У меня не оставалось выбора, – вздохнула она и едва слышно добавила: – Без меня ему было лучше.

– Что вы сказали? – с подозрением в голосе спросила Викки.

– Ничего. Не имеет значения. Другие времена, другие нравы. – Она сделала паузу. – Хотя, возможно, нет. Даже сейчас иметь внебрачного ребенка неприлично, несмотря на всю так называемую эмансипацию. – Тем временем дверь на крышу открылась, и к ним присоединилась Этта; Клеманс с улыбкой протянула ей руку. – Викки, Этта – моя самая старинная подруга в Марракеше. Много лет назад она поселила меня в той самой квартире, в которой сейчас живешь ты.

– В те дни твоя бабушка была испуганной маленькой девочкой.

И неудивительно, подумала Клеманс. Даже по прошествии стольких лет она отчетливо слышала голос отца: «В следующий раз мы сбросим ее в колодец».

– Этта, я никогда не была маленькой, – возразила она с вымученной улыбкой.

– Возможно, и нет. Но ты до смерти боялась отца.

– В те дни я была психологически сломлена. – Клеманс сжала руку подруги.

Этта была отчасти в курсе истории Клеманс, но держала язык за зубами и никому не обмолвилась о том, что та сменила имя Адель Гарнье на Клеманс Петье. Однако Этта совершенно точно не знала, что на самом деле произошло тогда в Касабланке.

– Викки, – продолжила Клеманс, – ты должна понимать, что мы тогда жили в тяжелые времена. Ведь я родилась в тысяча восемьсот девяносто втором году. Женщины считались собственностью мужчины – главы дома, который полностью контролировал их жизнь. У нас не было права голоса, да и вообще никаких прав, хотя у Этты все сложилось несколько по-другому.

– Как? – удивилась Викки.

– Я была богатой молодой вдовой. И могла делать все, что заблагорассудится, при условии больше не выходить замуж.

– И вы больше не вышли замуж! – ахнула Викки. – Неслабо.

Миниатюрная Этта громко расхохоталась:

– А разве нет? Ну ладно, здесь становится слишком жарко. Давайте спустимся в сад. Там, в тени под деревьями, нас ждет мятный чай.

– У меня такое чувство, будто я уже была в Марокко раньше, – сказала Викки, когда они спустились в прохладный внутренний дворик.

– Может, это из-за твоего родства с Жаком? – предположила Клеманс.

– Но в Дордони Жак казался самым настоящим французом. Он вообще никогда не упоминал Марокко.

– Как я уже говорила, когда французы управляли Марокко, Жак рос во франкоязычной среде. И поскольку он наполовину француз, да к тому же светлокожий, то, должно быть, легко получил французские документы и провел оставшуюся часть жизни, позиционируя себя как стопроцентный француз.

Клеманс видела, что внучка сгорает от любопытства и жаждет узнать подробности, но ей хватило такта оставить дальнейшие расспросы.

– А Клеманс рассказала тебе о Тео Уиттакере? – Этта повернулась к Викки. – В свое время он сделал твоей бабушке предложение.

Викки лишь молча покачала головой.

Клеманс сдержанно улыбнулась и направилась к двери.

Глава 12

Викки

Ранним вечером их маленькую квартирку омыл жидким золотом солнечный свет, быстро превратившийся в густой полумрак, и девушкам пришлось включить лампы. Под проникавшие в окна меланхоличные звуки флейты Викки выбирала себе наряд для долгожданной вечеринки в Пальмераи. В честь этого мероприятия она надела серебряные серьги-кольца и бледно-зеленый кафтан, кислотный цвет которого выгодно подчеркивал ее бездонные карие глаза и каштановые волосы. Беа, колебавшаяся больше часа, в результате остановилась на оранжевом платье, которое изначально и планировала надеть.

– Merde! – убив комара, выругалась Викки. – Ну все, пошли.

Этим блистательным вечером кузины уже издалека услышали доносившуюся с площади настойчивую барабанную дробь и громкое шипение жарившегося на углях мяса. Рука об руку они вышли на площадь, и вскоре Викки увидела Джимми, сидевшего в одиночестве возле какого-то занюханного кафе.

Беа чуть отстала, заглядевшись на акробатов, а Викки поспешно подошла к Джимми.

– Ты сумел выяснить, что произошло с Фридой? – понизив голос, спросила она.

Джимми уныло покачал головой:

– Все как воды в рот набрали. А если что-то такое случилось, это наверняка произошло глубокой ночью. Но она пропала. Испарилась. Юсеф тоже. Вероятно, они кого-то очень сильно расстроили. Их дом в Медине разгромили, как и магазин.

– Какой ужас!

– Угу.

– А что насчет таранившего нас автомобиля?

– Без понятия, – передернул плечами Джимми. – Ну что, возьмем такси? Я ждал Тома. Но он как сквозь землю провалился.

– Быть может, он отправился туда раньше нас.

Оглядевшись по сторонам, Викки позвала Беа. И неожиданно увидела бабушкиного знакомого, того самого седовласого мужчину. Он направлялся к ним, широко улыбаясь.

– Привет! – произнес он.

– Привет! Месье Калье, если не ошибаюсь?

– Зовите меня просто Патрис. Собираетесь в какое-нибудь чудное местечко, а?

– Надеюсь, что так. На вечеринку в Пальмераи. Мы как раз хотели поймать такси.

– Я еду туда же. Почему бы мне вас не подбросить? Автомобиль взят напрокат. В общем, ничего шикарного, но все лучше, чем ничего.

– Ой, неужели? Очень любезно с вашей стороны. – Викки сделала паузу, когда к ним неторопливо подошла Беа. – Прошу прощения. Я не представила своего друга Джимми. А это моя кузина Беатрис.

Патрис протянул Джимми руку и, повернувшись к Беа, расцеловал ее в обе щеки:

– Очень приятно познакомиться с вами обоими. Я Патрис Калье.

Беа застенчиво улыбнулась.

Они отправились в путь, и к тому времени, как Патрис доставил молодых людей в Пальмераи, вечеринка была уже в полном разгаре.

– Почему бы вам не пойти с нами? – предложила Викки.

Патрис со смехом отклонил приглашение:

– Боюсь, мои веселые денечки давным-давно прошли. Но вы развлекайтесь и берегите себя.

– Ну ладно. Спасибо, что подвезли.

– До новых встреч. – И с этими словами Патрис уехал.

– А он кажется довольно милым для такого старикана, – заметила Беа. – Откуда ты его знаешь?

– Знакомый моей бабушки. Но она как-то странно себя с ним ведет. По-моему, в свое время у них был роман.

Идея показалась кузинам забавной, и, дружно рассмеявшись, они вместе с Джимми вошли в дом. Пока Джимми разговаривал с хозяином вечеринки, девушки, пройдя через застекленные двустворчатые двери, оказались в благоухающей жасмином волшебной стране. Вокруг фонарей летали десятки мотыльков, в затуманенной шампанским атмосфере ощущался запах гашиша. В первый момент эта картина показалась обеим загадочной, чарующей… и колдовской, если не соблюдать осторожность. Осмотревшись по сторонам, Викки остановила взгляд на расслабленных женщинах в вышитых переливчатых платьях. Женщины курили, слишком громко смеялись, танцевали или, обессилев, лежали на подушках плетеных кресел.

Какой-то мужчина устремил на кузин пристальный взгляд и, улыбнувшись, уверенно направился к ним. Он был высоким, поджарым, с длинными русыми волосами, серыми глазами, на вид лет тридцати с хвостиком.

– Привет! Я Ориель Астор. А кто вы?

Викки поняла, что вопрос адресован кузине, но Беа будто язык проглотила; она нервно крутила на пальцах кольца, бросая до смешного застенчивые взгляды из-под длинных ресниц.

В результате Викки пришлось ответить за них обеих:

– Я Викки Боден, ну а эта безмолвная богиня – моя кузина Беатрис.

– Француженки?

– Я – да, а Беа почти стопроцентная англичанка.

– Но не совсем, – рассмеялся Ориель. – Ну ничего, мы ей это простим. Марокко по-прежнему является местом встречи путешественников со всех концов света.

– Я тут, – подняв голову, сказала Беа.

В отличие от кузины, глаза которой сияли восторгом, Викки отнюдь не впечатлили развязные манеры мужчины. Да и вообще, что за имя такое – Ориель?

– Беа, вы выглядите потрясающе! – произнес Ориель. – Не возражаете, если я вас пофотографирую? Я фотограф.

«Кто бы сомневался?» – подумала Викки, заметив, что Беа прикусила губу. Викки пока оставалось только мечтать о том, чтобы попасть в мир этих блестящих гламурных людей, но, если посмотреть правде в глаза, Беатрис уже была для них своей, причем настолько, что Викки даже не снилось.

– Пойдемте, я познакомлю вас с народом, – сказал Ориель. – Послушайте, к нам уже присоединился Билл Уиллис. Он дизайнер-декоратор, приятель Жана Пола Гетти. Кстати, а вы чем занимаетесь?

– Мы обе в модной индустрии, – ответила Викки, бросив на Беа выразительный взгляд. – Я дизайнер, а Беа – модель.

Что, конечно, лишь наполовину соответствовало истине.

– Ну хорошо, Беа. При удачном раскладе, думаю, вы станете моей следующей марокканской жертвой. – Заметив испуганное лицо девушки, Ориель расхохотался. – Иными словами, моей музой!

Ориель представил кузин своим друзьям, настолько впечатлив тем самым Беа, что бедняжка боялась открыть рот. Викки же пошла дальше – в любом случае никто не проявил к ней особого интереса, – чтобы поближе рассмотреть сказочные струящиеся платья и китайские фонарики, развешенные между деревьями. Запах марихуаны становился все гуще – здесь пахло травкой гораздо сильнее, чем на любой лондонской вечеринке, на которой побывала Викки, – что не могло не нервировать, ну а в остальном все было просто волшебным. Кто-то из гостей раскачивался под звуки «Go Now» в исполнении «The Moody Blues», а кто-то, укрывшись в фиолетовом полумраке, вел заумные и бессмысленные, с точки зрения Викки, разговоры.

А потом, словно почувствовав, где он может быть, Викки увидела его: высокого, красивого, длинноволосого, с пробивающейся бородкой, в белом кафтане. Викки, едва дыша, смотрела на мужчину, одетого еще более элегантно, чем она себе представляла. Ив. Всем остальным было не понять, как она жаждала этой встречи и что значил для нее Ив Сен-Лоран. По мере того как она находила все больше фактов об этом человеке, написание диссертации постепенно стало для нее делом всей жизни. Например, тот факт, что он переехал из Алжира в Париж, где встретил Кристиана Диора и начал работать на него. Или тот факт, что Ив Сен-Лоран сравнительно недавно учредил свою марку одежды. Или тот факт, что в 1962 году[8]8
  На самом деле женский смокинг был создан Ивом Сен-Лораном в 1966 году.


[Закрыть] его женский смокинг наделал много шума. Викки, конечно, подобные вещи совершенно не подходили, но вот Беа в смокинге наверняка произвела бы фурор. А недавно разнесся слух о том, что, вдохновленный колоритом Марракеша, Ив Сен-Лоран разрабатывает новую линию одежды. Отчасти это и побудило Викки приехать. И вот сейчас у нее появился шанс воплотить в жизнь давнишнюю фантазию: она покажет ему эскизы, а он будет настолько впечатлен, что сразу пригласит перспективного молодого дизайнера в свою студию. А ее бывший Рассел, этот сраный говнюк, пусть удавится!

– Это он? – шепотом спросила присоединившаяся к ней Беа. – Это Ив? А с кем он разговаривает? Она просто невероятная, да?

Викки бросила ревнивый взгляд на женщину с длинными густыми волосами, сильно накрашенными глазами, в блузке с оборками в крестьянском стиле, пышной ярко-красной юбке, с бусами на шее, хипповыми браслетами на запястьях и лентой с серебряными колокольчиками на лбу. Потрясающая женщина, хотя по сравнению с Беа немного неестественная.

– Талита Пол. По-моему, ее зовут именно так, – едва слышно произнесла Викки. – Подружка Жана Пола Гетти. А вот кто другой мужчина, я точно не знаю.

– Как по-твоему, она красивее меня? – прошипела Беа.

– Ой, я тебя умоляю! Красивее тебя никого нет.

– Ты это просто так говоришь. – Беа поцеловала кузину в щеку.

Викки, чувствуя, как пульсирует кровь в висках, отчаянно пыталась набраться храбрости и уже ничего не слышала. В результате она сделала пару шагов вперед, остановившись рядом с Ивом.

– Я восхищаюсь вашей работой… – Волнение мешало ей говорить.

Его красота ошеломляла. Он был похож на сияющее божество в белых одеждах. У Викки в голове вдруг возникла зияющая пустота, тем не менее она умудрилась выдавить:

– Вас вдохновляет Марокко?

– А кого нет? – слегка пожал он плечами.

Онемев от смущения, Викки почесала в затылке. Она судорожно пыталась вспомнить, что собиралась сказать.

Ив Сен-Лоран уставился на девушку, словно не понимая, почему она все еще здесь, но, немного смягчившись, поддержал разговор:

– Меня возбуждает этот невероятный цвет – синий, оранжевый – и сияющий свет. – (Викки кивнула, не в силах преодолеть страх и растерянность.) – Было приятно познакомиться. – С этими словами он повернулся к своим спутникам.

– Хм… Я только что получила в Лондоне диплом модельера, – выпалила Викки. – И надеюсь работать в Париже.

Он оглянулся на девушку со сдержанной полуулыбкой:

– Ах так… Тогда, быть может, мы когда-нибудь встретимся снова.

– Да. Я могла бы показать вам свои эскизы. – Она начала рыться в сумке. – На самом деле у меня есть…

– Прошу прощения, но нам уже пора уходить, – посмотрев на часы, перебил ее великий дизайнер. – Но вы должны как-нибудь встретиться с моей ассистенткой. Она у меня ходячий справочник. С удовольствием расскажет вам, с кем можно связаться, и вообще.

Викки вспыхнула и попятилась, когда он махнул рукой своим друзьям. Они ушли всей компанией, и она проводила их глазами, обреченно глядя на то, как Ива Сен-Лорана проглатывает толпа.

Беа снова присоединилась к Ориелю, и Викки побрела прочь одна, ругая себя на чем свет стоит за то, что не рассказала Сен-Лорану о диссертации, не успела оперативно вытащить эскизы моделей и позволила ему уйти. Она упорно стремилась достичь сияющих вершин, и, если бы Ив Сен-Лоран дал ей точку опоры, это стало бы залогом успеха. В чем Викки не сомневалась. Потому что Рассел не только отверг ее любовь, несмотря на то что они целых восемь месяцев спали вместе, но и, будучи признанным дизайнером, отказался открыть для нее дверь в мир моды.

– Дорогая, – сказал этот ублюдок, – твои модели довольно симпатичные, но ты никогда не станешь звездой. Так, серединка на половинку.

– Я получила диплом с отличием.

– Что в лучшем случае делает тебя компетентной. А в худшем – посредственной. Короче, тебе никогда не стать… – он пожал плечами, – Андре Куррежем или Пьером Карденом.

Она тогда долго плакала, спрятавшись в его ванной, чтобы он не понял, как сильно ее обидел. Значит, ей придется добиться успеха в Париже, причем не только в аспирантуре при школе Синдиката высокой моды, где Ив Сен-Лоран тоже учился, но и во французской индустрии моды. У нее просто не было другого выхода.

И вот сейчас, немного потоптавшись на танцполе, Викки села на скамью отдышаться. Она по-прежнему чувствовала себя подавленной, и теперь вся эта бьющая в глаза роскошь стала казаться мишурным блеском. В глубине сада огней было намного меньше, тем не менее ей удалось идентифицировать по ярко-рыжим волосам своего нового друга Джимми, который направлялся в ее сторону с закусками и парой банок пива.

– Я подумал, что ты, наверное, голодная, – сказал он.

Викки улыбнулась, взяла пиво и немного подвинулась, освободив место для Джимми. Еда всегда помогала ей облегчить боль от ударов судьбы. Они сидели и молча ели оливки, аппетитные круассаны с марокканскими колбасками мергез. Здесь, в Марокко, невозможно было найти угощение, обычное для лондонских вечеринок. Никаких тебе кусочков ананасов, сыра на шпажках, непременного «Матеуш розе» или «Чинзано».

– Кто этот парень с кислой физиономией? – прошептала Викки, кивнув на длинноволосого мужчину, пьяно раскачивавшегося возле дерева в нескольких ярдах от них.

– Это Джорджо. Его только что уволил Ив Сен-Лоран.

– Ни фига себе! А что он натворил?

– Точно не знаю. Наверное, просто слегка зарвался. Тем не менее ему велели забирать из студии свое барахло и выкатываться.

Викки надкусила второй круассан, и в разговоре наступила короткая пауза.

– Я хотела бы выяснить, что случилось с Фридой. Ты уверен, что никто ничего не знает?

– Угу.

– Итак, а что ты реально делаешь в Марокко? – вытерев рот тыльной стороной ладони, поинтересовалась Викки. – Ты вроде говорил, что был активистом.

– Да, – вздохнул Джимми. – У меня есть год, чтобы определиться, то ли начать работать в семейной фирме, то ли попробовать стать известным писателем.

– А что за семейная фирма такая?

Джимми нахмурился и принялся ковырять землю каблуком.

– Все почему-то спрашивают меня о фирме, и никто – о моем писательстве.

– Прости… Послушай, ты, конечно, не видел, куда ушла Беа, а? – спросила Викки.

– Видел. Она ушла с тем американским фотографом. Напыщенная задница.

– Как – ушла?!

Викки не верила своим ушам. По крайней мере, Беа могла бы предупредить, что уходит.

– Красивая девушка, да? – ухмыльнулся Джимми. – Потрясающая! Самая настоящая серна. Ноги от ушей, как у Джин Шримптон.

Викки округлила глаза. Несмотря на беспокойство за кузину, она вдруг почувствовала укол ревности.

– На самом деле Беа ужасно инфантильная. И жутко безалаберная.

И где, спрашивается, была ее голова?! Ведь она абсолютно ничего не знала об Ориеле, не говоря уже о том, можно ли ему доверять. Викки не думала, что он способен обидеть Беа, но он был слишком нахрапистым, а Беа – слишком доверчивой. А тетя Флоранс никогда не простит племяннице, если Беа попадет в беду… Хотя что можно сделать прямо сейчас?