Текст книги "Любая мечта сбывается"

Глава 2
Дрю

Я преклонил колени перед алтарем, разбитый и потерянный.

Пустой.

Моя жена была мертва, мои дети страдали, а моя паства удалялась от церкви. Все меньше людей приходило сюда каждую неделю. По сути дела, моя вера была уничтожена.

Стоя на коленях, я изливал свое сердце в молитве, взыскуя наставления и помощи. Я приступил к своим обязанностям священника с энтузиазмом и высокими ожиданиями. Хотел менять жизнь людей, писать книги, основанные на Библии, чтобы достучаться до сердец на пути веры.

Проблема, насколько мне удалось ее сформулировать, заключалась в следующем: я не мог отдавать того, чем не обладал сам. Я чувствовал себя обобранным, измученным и неуверенным. Смерть Кэти стала для меня и детей тяжким ударом – и это было понятно. Паства проявила ко мне терпение, много терпения, но прошло уже три года, а лучше не стало.

Горе притупилось, но теперь я смотрел на вещи иначе. Что-то изменилось.

Я был уже не таким, как раньше.

У меня не хватало сил на то, чтобы стоять в церкви каждую неделю и говорить то, что людям необходимо услышать. Я не мог никому помочь, поскольку не мог помочь самому себе. Я спотыкался на собственном пути, лишенный веры, лишенный доверия.

Просто лишенный.

Кто-то предположил бы, что я выгорел, но, по сути, я не мог разжечь пламя. Ничто не питало во мне огонь, в особенности за прошедшие три года. Я повесил голову, разочаровавшись в себе, и молил Господа направить меня на истинный путь, показать мне, каких же действий Он от меня ждет.

Я склонялся к тому, чтобы подать пресвитерам заявление об уходе с должности. Такая возможность у меня, конечно, имелась, но ее последствия для меня и детей были бы очень существенными. Марк и Сара и так достаточно пережили, пытаясь справиться с потерей матери. Меньше всего на свете они сейчас нуждались в том, чтобы лишиться единственного места, которое считали домом. К тому же в своем нынешнем состоянии я сомневался, что другая церковь согласится принять меня как своего пастыря, сомневался даже в том, стоит ли мне оставаться священнослужителем. Возможно, всем стало бы лучше, начни я искать совершенно иную карьеру.

Я говорил с Линдой Кинкейд, единственной женщиной в моей пастве, которая неустанно занималась волонтерством. Она была учительницей на пенсии и играла ведущую роль в жизни церкви. Эта женщина стала мне правой рукой вместе с моей помощницей Мэри Лу. И только благодаря им я держался на плаву так долго.

Линда была доверенным другом и прекрасно умела слушать. Не знаю, что бы я без нее делал. Это ее усердный труд позволил благотворительным программам работать без сучка без задоринки. Каждый раз, молясь, я благодарил Господа за нее и ее готовность прийти на помощь. Она предположила, что я не должен спешить. Однажды она сказала мне: если мне кажется, будто Бог от меня отдалился, на самом деле отдалился только я.

И в этом она попала в самую точку. Теперь мне нужно было найти путь назад.

Я продолжал молиться, когда услышал шум в дальнем конце церкви. Я не знал, что в храме присутствует кто-то еще. Поднявшись с колен, я увидел женщину, стоящую у последней скамьи. Даже с такого расстояния я заметил, что она выглядит как олень, захваченный врасплох светом фар. Глаза ее были широко распахнуты, и это натолкнуло меня на мысль, что она пришла сюда не с благими намерениями.

Я зашагал к ней, и у меня в ушах зазвенели предупреждения пресвитеров о риске, которому я подвергаю себя, оставляя дверь церкви открытой весь день. Они считали это прямым приглашением для бродяг и вандалов. Тогда я победил в споре, но теперь задумался, верным ли было мое решение.

– Я могу вам помочь? – спросил я.  – Я Дрю Даглас, здешний пастор.

– Пастор? – повторила она так, как будто слово было для нее совсем непривычным.

– Чем я могу вам помочь? – повторил я, изо всех сил пытаясь скрыть свою предубежденность.

Чемоданчик у ее ног вызывал любопытство. Она не походила на туристку, а наша церковь, пусть одна из старейших в городе, не входила в число достопримечательностей Сиэтла.

Женщина с усилием сглотнула и ответила мне слабой улыбкой:

– Я как раз собиралась уходить. Не волнуйтесь, я не стану вам надоедать.

Она, похоже, нашла в себе мужество, и глаза ее дерзко сверкнули.

– Я здесь не для того, чтобы просить вас уйти.

Ее взгляд бросил мне вызов. Он говорил, что она не верит, будто я не возражаю против ее присутствия в церкви.

– Вам нужна помощь?

Она моргнула, словно всерьез удивленная этим вопросом.

– Нет… Мне ничего не нужно.

И вновь она заговорила дерзко, и голос ее был резким, а плечи напряженными. Она утверждала, что ни в чем не нуждается, но я знал, что она лжет. Пыталась выглядеть равнодушной, но я видел отчаяние в ее глазах. Эта женщина нуждалась в помощи, но гордость не позволяла ей просить.

– Вы не могли бы сказать мне, почему вы оказались здесь?

– Ах… нет, то есть да.  – Она путалась в словах, словно не зная, с чего начать.  – Автобус высадил меня прямо перед церковью.

– Автобус,  – повторил я, не в силах проследить за ходом ее мыслей. Она вскинула голову, глядя мне прямо в глаза.

– Сегодня утром меня выпустили из тюрьмы.

И, словно ожидая, что теперь я точно ее выгоню, она потянулась к чемодану и повернулась к двери.

Несколько лет назад я проповедовал в тюрьме, но работал всегда только с мужчинами.

– Пожалуйста, не уходите,  – сказал я и жестом указал на скамью.  – Вы определенно пришли в церковь не без причины. Давайте поговорим.

Она помедлила, как будто меньше всего ожидала от меня таких слов.

– Это займет много времени? – спросила она с тем же резким неуверенным надломом в голосе.

– Вовсе нет.

Она пожала плечами, как если бы делала мне одолжение, и уселась на скамью рядом со мной. Не зная, с чего начать, я ждал, что заговорит она. Я был терпелив, зная, что, если буду ждать достаточно долго, она объяснит мне свои обстоятельства.

– Вы должны знать, что я осужденная преступница.

Я пожал плечами.

– Я и не думал, что вас бросили за решетку только за то, что вы неправильно перешли улицу,  – сказал я, отмахиваясь от ее слов. И улыбнулся в попытке ее подбодрить: – Вам есть где жить?

Она вновь напряглась и покачала головой.

– Нет.

– А как насчет работы?

На этот раз она дольше медлила перед ответом.

– Нет.

Ее плечи опустились вперед, прежде чем она вновь быстро выпрямила спину. Для меня не составило бы труда просто пожелать ей удачи и отпустить. Она не ожидала никакой помощи, и, судя по всему, ей не хотелось отвечать на мои вопросы. Еще одна заблудшая душа, влетевшая в двери церкви. Я мало что мог для нее сделать: мы не ведали приютом, и мои ресурсы были ограниченны. Мне следовало пообещать молиться за нее и позволить ей уйти. Я открыл рот, чтобы поступить именно так, и вдруг понял, что не смогу. Даже зная, что пресвитеры не одобрят этого. Но я чувствовал, что не сумею отмахнуться от ее беды.

– Идемте со мной.

Она вскинула голову, словно заподозрив меня в скверном намерении.

– Куда вы меня ведете?

– У меня есть знакомые, которые, возможно, вам помогут.

Она поднялась, поморгала, а затем снова села. Прижав руку к сердцу, она выдохнула и резко побледнела.

– Мисс?

– Простите, у меня приступ головокружения. Я в порядке.

Приступ головокружения?

– Когда вы в последний раз ели?

– Вчера.

– Вас не кормили в тюрьме?

Глупый вопрос: я знал, что кормили.

– Я была не голодна.

Правда, скорее всего, заключалась в том, что она слишком нервничала перед освобождением и не смогла проглотить ни кусочка.

– Неудивительно, что у вас закружилась голова.  – У нас была небольшая кухня в служебном помещении церкви, но продуктов мы там практически не держали, только кое-что для легких завтраков.  – На нашей кухне найдутся сэндвичи.  – Я не стал упоминать о том, что они предназначались мне на ланч.

– Мне ничего не нужно.

Эта женщина была слишком горда.

– Пожалуйста, мне не хотелось бы обижать Мэри Лу.  – Когда она взглянула на меня с недоумением, я пояснил: – Это она приносит сэндвичи. Делает их мне на ланч и всегда добавляет несколько про запас.

– Она – ваша жена?

– Нет, моя ассистентка. Моя жена умерла несколько лет назад. Мэри Лу готовит мне ланч, дабы убедиться, что я хоть раз в день сделаю перерыв на обед. Так что вы окажете нам обоим услугу.

– Ага, конечно.

К моему предложению она отнеслась с настороженностью. Я сомневался, что кому-то удалось бы навешать лапши на эти уши.

И я зашагал к кухне, ожидая, что она последует за мной, а затем провел ее через боковую дверь, ведущую к моему кабинету.

Мэри Лу подняла взгляд от экрана компьютера и посмотрела на молодую женщину, сопровождавшую меня.

– Мэри Лу, я хотел бы представить тебе… – Я помедлил, осознав, что так и не спросил, как зовут эту женщину.

– Шей,  – подсказала она.  – Шей Бенсон.

– Здравствуй, Шей,  – сразу же ответила Мэри Лу.

– Я познакомился с Шей в нашей церкви. Ты не проводишь ее на кухню? Мне нужно позвонить кое-кому.

– Конечно.

Мэри Лу поднялась из-за стола и повела гостью по узкому коридору, а я направился в свой кабинет.

– Да, Мэри Лу! – окликнул я ее.  – Ты не достанешь заодно и сэндвичи? Шей присоединится ко мне за ланчем.

Мэри Лу согласилась без промедления. Она взглянула на Шей.

– Будьте добры, идите за мной.

Эта женщина была настоящим сокровищем. Та легкость, с которой она приняла мое решение отказаться от ланча, заставила меня ценить ее еще больше.

Войдя в свой кабинет, я закрыл дверь, сел за стол и потянулся к телефону. Как я чувствовал на тот момент, Шей могли помочь только в «Центре надежды», которым управляло агентство евангелистских миссий в нашем городе. У них были высокие стандарты, и это означало, что Шей придется пройти тщательную проверку и тест на наркотики.

Женская группа в церкви раз в месяц устраивала обед для жительниц «Центра», и я знал Кевина Форестера, директора, уже несколько лет. И уже не мог вспомнить, когда в последний раз мы с ним разговаривали. Пришло время это исправить. Я позволил слишком многому, включая дружбу, ускользнуть из моей жизни с тех пор, как потерял Кэти.

Всего через несколько минут меня соединили с Кевином.

– Кевин,  – поздоровался я,  – это Дрю Даглас.

– Дрю! – Судя по голосу, Кевин был искренне рад меня слышать.  – Как ты, друг?

– Лучше,  – сказал я, сильно преувеличивая.  – Мне нужна услуга.

– Конечно. Что случилось?

– Сегодня утром я обнаружил в церкви заблудшую душу.  – И я пересказал все то, что поведала мне Шей.

Кевин внимательно меня выслушал и спросил:

– Ты не знаешь, она принимала наркотики?

Я уже много лет не проповедовал на улицах, но не сомневался, что в состоянии распознать симптомы наркомании.

– Глядя на нее, я бы сказал, что нет, но уверенным быть не могу.

– Алкоголь?

– В целом она выглядит очень хорошо. Но опять же гарантий я дать не в состоянии, хотя, как и сказал, выглядит она трезвой.

Он помедлил.

– Она упоминала о криминальном прошлом?

– Да. Я не спросил о деталях, а сама она не стала углубляться.

– Это мне будет довольно просто узнать: такие данные открыты.

Мне самому было любопытно, но я решил подождать, пока она не расскажет все по своей воле.

– Ты говорил ей, что это годичная программа? – спросил Кевин, прерывая поток моих мыслей.

– Нет. Я не хотел слишком ее обнадеживать, пока не узнаю, есть ли у тебя свободное место.

Кевин выдохнул.

– Позвони ты всего полчаса назад, и мне пришлось бы тебе отказать. Но у нас здесь бескомпромиссный запрет на наркотики, а в комнате одной из проживающих мы обнаружили мет.

Меня впечатлило то, что я выбрал идеальный момент для звонка. Свободное место появилось в тот самый момент, когда в нем возникла нужда.

– Так я приведу ее на собеседование?

– Да, но твердо обещать ничего не могу.

Это само собой разумелось.

– Ясно. Я все равно ничего на этом не потеряю.

Мне было важно, чтобы Кевин понял: я не стану воспринимать отказ как некую личную обиду. Возьмут они Шей или нет, зависело только от нее и ее готовности работать круглые сутки в программе приобретения жизненных навыков.

– Если ее одобрят – отлично. Если нет, то я сделал все, что мог.

– Хорошо,  – сказал Кевин.  – Приводи ее сегодня днем, и я попрошу персонал сделать тесты. И нам понадобится несколько дней, прежде чем мы будем готовы принять ее в случае положительного решения.

Я сомневался, что Шей есть где ночевать, о чем и сказал Кевину. Мне была неприятна сама мысль о том, что ей придется провести ночь на улице.

– Я определю ее в один из приютов, пока мы не получим результаты тестов,  – сказал Кевин.

– Я буду благодарен за любую помощь.

Кевин помолчал.

– Давно не виделись.

– Давно,  – согласился я.

– Как ты, друг?

– Хорошо.

– Дрю.  – Он не желал оставлять эту тему.  – Как. Ты?

Я тоже помедлил. Когда-то мы с Кевином были близкими друзьями. Вместе ходили в семинарию, играли в баскетбол, были шаферами на свадьбах друг друга. Но теперь я уже позабыл, когда мы в последний раз разговаривали.

– Пусто,  – признался я, чувствуя себя полным неудачником.  – Я в пустоте.

– Ты лично приведешь эту женщину сегодня после обеда?

– Да.

– Освободи себе остаток дня.

– Не могу,  – возразил я.  – У меня запланированы встречи. И вызван электрик к…

– Отмени все. Без возражений.

– Кевин…

– Отмени свои встречи.

Я застонал, отчаянно желая с ним поспорить. Ведь я целую неделю ждал этого электрика и не знал, сколько придется ждать его во второй раз. Более того, другая встреча тоже была важной. Я собирался пообщаться с Алексом Тернбуллом, одним из старейшин, который хотел обсудить со мной вопросы бюджета. Посещаемость церкви упала, пожертвования значительно сократились. Этот вопрос требовалось урегулировать.

Не то чтобы я с нетерпением ждал сокращения программ. Мы уже отказались от печати ежемесячного вестника, который мы рассылали прихожанам. Многие из них были весьма преклонного возраста и не пользовались компьютерами, так что с рассылкой новостей по электронной почте возникли проблемы. Мы сократили бюджет за счет услуг уборщиков и понизили температуру в церкви. Я не мог перестать думать о предстоящих мне сложных решениях.

По правде говоря, мне ничего так не хотелось, как избежать встречи с Алексом и обсуждения церковных финансов. Но дело было в том, что именно на моих плечах лежало тяжкое бремя этой ответственности.

– Что ты задумал? – спросил я прежде, чем начать спорить.

– Баскетбол,  – сказал Кевин.

Слово буквально зависло в воздухе между нами. Нет, он наверняка шутил. И хорошо, что Кевин не мог меня видеть, потому что я возвел глаза к потолку.

– Я не могу отменить эти встречи только ради того, чтобы побегать с тобой по баскетбольной площадке.

– Еще как можешь. Есть такая штука, как самоподдержка. Готов ты это признать или нет, но ты в ней нуждаешься. И я не собираюсь выслушивать твои отговорки. Либо ты явишься сам, либо я лично приеду тебя забрать.

– В последний раз я играл в баскетбол много лет назад.  – До того как у Кэти обнаружили рак. Даже раньше. Много лет назад. Я потерял навыки и форму. Кевин наверняка сделает меня на площадке. Вся моя жизнь вращалась вокруг церкви и семьи. То, что Кевин называл самоподдержкой, выпало из списка моих планов так давно, что я успел о ней напрочь забыть.

– Ты меня слышишь? – требовательно спросил Кевин.  – Я сказал, что никакие возражения не принимаются.

Я вздохнул, признавая поражение. Мне был знаком такой его тон, и с него сталось бы действительно появиться здесь и утащить меня с собой, словно строптивого подростка.

Я звонил ему ради Шей, надеясь, что Кевин сумеет ей помочь, и не ожидал ничего большего, кроме короткого телефонного разговора. Но все обернулось иначе.

Насколько я мог понять, Кевин был ответом на молитвы Шей.

И на мои тоже.

Глава 3
Шей

Когда пастор Даглас рассказал мне о «Центре надежды», я не знала, что и думать. Я видела, насколько ограниченны мои возможности, и согласилась отправиться с ним, но ничего особенного от поездки не ожидала. Да и как я могла этого ожидать?

Когда мы прибыли на место, я вначале приняла это здание за отель. Я ведь предполагала, что «Центр» выглядит так же, как один из обычных ветхих приютов. Тех, где койки крепятся к стенам, а люди заранее выстраиваются в очереди, чтобы не упустить возможность получить горячую еду и место для ночлега. Я совсем не ожидала увидеть современное многоэтажное здание.

– Пастор… – Я остановилась, сомневаясь в том, что это нужное нам здание.  – Это он? «Центр надежды»?

Я назвала его пастором, хотя думала о нем как о Дрю. Именно так он мне представился, и именно это имя засело у меня в голове.

– Вам что-то не нравится?

Я покачала головой, пряча изумление. Мы оба молчали по пути сюда, и я гадала, не сожалеет ли он о своем обещании мне помочь.

Мы нашли парковочное место сбоку от здания и зашагали в сторону входа. Я жадно вглядывалась во все вокруг. Заметила марширующую шеренгу дошколят в сопровождении трех взрослых. Дети весело подпрыгивали на ходу, держась за руки. Меня поразили их улыбающиеся лица. Я уже очень давно не слышала детского смеха. Ранее Дрю упоминал при мне, что «Центр надежды» принимает и матерей с детьми, и я задумалась, не из их ли числа эти малыши. Судя по тому, какими счастливыми они выглядели, едва ли.

Счастливыми. Радостными.

Я не испытывала радости, настоящей радости, уже так давно, что теперь, стоило мне заметить ее на лицах других людей, мне казалось, будто мне дали пощечину. Но не болезненную, а из тех, что приводят в чувство. С того момента, как я потеряла маму, в моей жизни не стало покоя и любви.

Как только мы вошли в здание, нас поприветствовала ресепшионистка, совсем как при поселении в отель. Вот только ключей от номера нам не дали. Вместо этого мы расписались в журнале и получили бейджи для посетителей. Я продолжала подозрительно оглядываться по сторонам, не зная, чего ожидать. В углу фойе стояла украшенная к Рождеству елка, под ней громоздились упакованные подарки.

Мое сердце забилось так, словно я бежала вверх по холму, и я знала почему. Я уже намекала на то, что в прошлом совершала ошибки, но я не упоминала, в чем они заключались. Дрю не был моим исповедником, и я совершенно не желала открывать ему – или, если уж на то пошло, кому-то другому – свою душу.

Я не гордилась отношениями, в которых состояла, особенно когда была подростком. Одной из причин, побудившей меня украсть деньги для Кейдена, была вина. Потому что это из-за меня брат подсел на наркотики.

Именно я познакомила его со Стрелком.

В то время Стрелок был моим парнем. Плохим парнем, причем старше меня, но я ему понравилась. До него никто и никогда не говорил мне, что я красивая, не считал, что я особенная. Стрелок так считал или, по крайней мере, говорил. И только гораздо позже я узнала, как он заработал свою кличку. Зато мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять: он – просто копия моего отца, только более молодая, и вместо алкоголя он употреблял мет и крэк-кокаин.

А когда он употреблял, то становился жестоким. Освободиться от него я смогла только после того, как его арестовали. И я получила свой шанс, в котором так нуждалась, и вцепилась в этот шанс обеими руками.

Стрелку не нравилось, что я ходила в школу, поэтому я бросила ее в выпускном классе, чтобы быть с ним. И как только его отправили в тюрьму, я постаралась получить свидетельство об общем среднем образовании. С помощью консультанта и с этим свидетельством в руках я искала работу, которая дала бы мне средства к существованию и способ сбежать от того, что я так отчаянно стремилась оставить позади. Должность кассира в банке была возможностью, о которой я едва смела мечтать, и я эту возможность упустила.

С треском.

Никто не собирался давать мне еще один шанс, и я не могла никого за это винить. Но все это давно миновало. Мне не стоило больше размышлять об этом.

Соседка по камере когда-то заверяла меня, что у меня появятся и другие шансы. Я ей не поверила. И все же я находилась здесь, на пороге своего неожиданного прорыва. И, сознавая, что моя история оставляет желать лучшего, я боялась, я с ума сходила от страха, что упущу и этот шанс.

Нам с Дрю велели присесть, и я примостилась на краешке дивана, а сердце стучало так громко, что я опасалась, как бы Дрю не услышал и не сказал что-нибудь по этому поводу.

Он посмотрел на меня и ободряюще улыбнулся.

– Ты в порядке?

– Конечно,  – огрызнулась я, словно вопрос меня возмутил. Ложь далась мне легко, как всегда. Я сомневалась, что сумею расстаться с привычкой лгать. Что это вообще возможно.

Через несколько минут подошли двое. Мужчина и женщина.

Дрю поднялся, когда они приблизились. Мужчина улыбнулся Дрю, и они стукнулись кулаками, словно были братьями.

– Шей,  – сказал Дрю, обращаясь ко мне,  – это Кевин Форестер, директор «Центра надежды».

Я встретилась с ним взглядом и кивнула, показывая, что поняла.

– А это Лилли Палмер. Она будет заниматься твоим тестированием,  – сказал Кевин, обращаясь ко мне.

Лилли смотрела на меня так, словно уже оценила и определила как недостойную. Ее взгляд пронизывал меня насквозь. Так вот, значит, как это будет.

Что ж, я могла справиться со всем, что она решит мне выдать. Ростки надежды, которые проклюнулись во мне, быстро увяли. Как бы безумно это ни звучало, мне хотелось взять Дрю за руку. Сама эта мысль меня поразила. Я не любила ныть и умела сама о себе позаботиться. Чем и занималась с тех пор, как вошла в подростковый возраст. Я не нуждалась ни в нем, ни в ком-то другом.

К тому же я его едва знала и ничего для него не значила. Я ни для кого ничего не значила.

Дрю, словно прочитав мои мысли, мягко улыбнулся мне и похлопал по плечу.

– Ты отлично со всем справишься.

– Будь добра следовать за мной,  – сказала Лилли без намека на тепло в голосе. Эта женщина была ледяной.

Расправив плечи и собрав всю свою решимость, я последовала за ней.

Через десять шагов я оглянулась и заметила, что Дрю и Кевин увлеклись разговором. Это тоже не было похоже на меня. Я в нем не нуждалась. И, к моему стыду, Дрю словно почувствовал мой взгляд, потому что посмотрел на меня и кивнул, как бы говоря, что волноваться не о чем.

Ага, конечно.

Лилли провела меня в небольшой кабинет и жестом пригласила садиться. Сама она расположилась по другую сторону стола и оперлась ладонями о столешницу, оглядывая меня с ног до головы.

– Как ты уже знаешь, меня зовут Лилли,  – сказала она.  – И мне нужно задать тебе несколько вопросов.

– Задавайте.  – Я внутренне напряглась, но прикинулась хорошей девочкой.

– Я жду честности, Шей. Если я пойму, что ты мне лжешь, то автоматически исключу тебя из программы.

– Я не лгунья,  – с обидой возразила я, что само по себе было ложью.

Лилли захихикала, словно знала обо всем вранье в моей жизни. Расслабленно откинувшись на спинку кресла, она посмотрела мне прямо в глаза.

– Я думаю, тебе стоит знать, что однажды я сама сидела в том кресле, полная бравады и агрессии. Моя жизнь трещала по швам. Я пристрастилась к наркотикам, алкоголю и плохим мужчинам. Я мчалась со скоростью в сотню миль в час по дороге к саморазрушению. И я уже пять лет как совершенно чиста и трезва. Если бы шесть лет назад ты сказала мне, что это вообще возможно, я рассмеялась бы тебе в лицо.

Я ожидала от Лилли каких угодно слов, только не этих.

– Это твой шанс действительно изменить свою жизнь, Шей. Твой единственный шанс. Мы здесь для того, чтобы сделать твой шанс реальностью, но как это будет, зависит только от тебя. Все зависит только от тебя. Если ты этого хочешь, тебе этот шанс и использовать. Если ты считаешь себя достаточно умной, чтобы меня обмануть, подумай еще раз. Ты считаешь себя умной, но я умнее. Ты не сможешь меня обмануть, так что даже не трать силы. Что бы ни привело тебя сюда, сейчас ты в нашем центре, и тебе предстоит сделать выбор. Выбирай вдумчиво. Или ты свернешь с пути саморазрушения, или продолжишь двигаться в прежнем направлении. Итак, что ты выберешь?

Ее слова были жесткими, а взгляд пронзал меня, как нож с зазубренным лезвием. Она ждала, и я сглотнула ком в горле. Лилли словно читала мои мысли. Мне было сложно признать, что мне нужна эта программа, что я хочу в нее попасть. Что я облажалась практически во всем, чего когда-либо хотела от жизни. Самым жалким образом все испортила. И никак не могла обещать, что в этот раз все будет иначе. Даже просто произнести это вслух казалось мне почти невозможным.

– Я хочу свернуть с плохого пути.

– Рада это слышать, хорошее начало. Каждая женщина, входящая в эту дверь, хочет лучшей жизни. А я здесь для того, чтобы сказать тебе: это не будет просто. Много раз тебе захочется все бросить, но если ты это сделаешь, ты вернешься к тому, с чего начинала. Ты можешь добиться успеха, Шей, но именно тебе придется его добиваться. Ни одна из присутствующих здесь женщин не сделает это за тебя. А значит, тебе придется разрушить возведенную тобой стену, доверять другим, открыть свою жизнь и прожить ее честно, что, подруга, сделает тебя нагой и уязвимой.

Она замолчала, словно ожидая, что я вдруг начну благодарить ее. Вместо этого я сказала первое, что пришло мне в голову:

– Я тебе не подруга.

Лилли улыбнулась.

– Ты пока этого еще не понимаешь, но я лучшая из всех подруг, которые у тебя когда-либо были. А теперь ты готова отвечать на вопросы?

Я не осмелилась произнести это вслух, но тут же решила, что Лилли никогда не станет моей подругой. Знала я ее всего пару минут, и она мне уже не нравилась. Она была резкой и жесткой, чем напоминала некоторых тюремных охранниц. Благочестивых сучек. Развернувшись к компьютерному экрану, она положила пальцы на клавиатуру и принялась засыпать меня вопросами, печатая мои ответы. Она хотела честности, и она ее получила. Я ничего не стала скрывать. Прежде чем мы закончили, она знала обо мне и об истории моей семьи больше, чем кто-либо в мире, за исключением моего брата.

Я рассказала ей и о Стрелке тоже, и о том, что он получил пожизненный срок. За что я была особенно благодарна судьбе, хоть этого тоже не произнесла вслух.

После того как закончился мой допрос, я сдала кровь и мочу на анализ.

– Ты же знаешь, что из тюрьмы меня выпустили только сегодня утром, так ведь? У меня даже не было возможности купить что-либо противозаконное.

Лилли рассмеялась.

– Кто захочет наркотиков и алкоголя, тот найдет их и внутри тюремных стен, и снаружи. Так что, даже если бы ты шагнула из дверей тюрьмы прямо в автобус, а оттуда вошла в это здание, тебя все равно бы проверили.

– Ладно.  – Она говорила правду. Наркотики в тюрьме были почти так же доступны, как на улицах.

После того как я сдала анализы, Лилли сказала:

– У тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы?

– Как долго будет длиться эта программа?

Она покачала головой:

– Тебя еще не приняли, а ты уже гадаешь, как скоро сможешь отсюда уйти. Плохой признак, сестренка.

В какой-то момент она повысила меня в звании от подруги до сестры. И я не знала, стоит ли делать из этого вывод.

– Двенадцать месяцев,  – сказала Лилли прежде, чем я смогла что-то ответить.

– А потом? Что будет со мной, когда я стану выпускницей?

Я не знала, правильно ли выбрала слово, но мне показалось, что оно подходит лучше всего. Год – это долгий срок, хотя других планов на него у меня все равно не было.

Судя по тому, что я успела узнать, я могла покинуть программу в любой момент. Программа состояла из множества разных курсов, сессий у психолога и рабочих заданий. Все вносили свой вклад в бесперебойную работу центра.

– К тому времени, как ты выйдешь отсюда, если все пройдет гладко, у тебя будет работа и доступное жилье.

Я почувствовала, как слабый росток надежды снова пытается выпустить корешки в моей душе. Я быстро его придушила. Для таких, как я, надежда опасна. Она ведет лишь к боли и разочарованию.

– Я смогу сама себя обеспечивать?

– Все зависит от тебя, подруга.

Так значит, я больше не ее сестра. Уже понижена в звании.

Лилли провела меня в другую часть здания и постучала, прежде чем войти в чью-то рабочую кабинку. Женщина, которой, как мне показалось, было чуть за пятьдесят, подняла взгляд, когда мы вошли.

– Бренда, познакомься с Шей Бенсон. Шей, это Бренда Джордан.

– Привет, Шей.  – В отличие от Лилли, Бренда тепло и располагающе улыбалась мне.

Я кивнула, крепко сжав губы, чтобы больше ничего не сказать, потому что и без того слишком много о себе растрепала.

– Если тебя примут, Бренда станет менеджером твоего дела,  – объяснила Лилли.  – Она будет работать с тобой по мере твоего продвижения по программе. Если ты справишься, сумеешь удержаться на верном пути, будешь готова выполнять все необходимое, именно Бренда станет той, кто поможет тебе в жизни вне этих стен. Возникнут проблемы – ищи Бренду. Понадобится поговорить – а тебе понадобится – иди ко мне. Понятно?

– Понятно,  – без эмоций, но и без особой уверенности ответила я. Лилли улыбнулась и кивнула.

Вот так я впервые увидела улыбку своего куратора.

– Это хороший старт,  – с одобрением произнесла она.

Лилли оставила меня с Брендой. Мне пришлось ответить еще на несколько вопросов, часть из которых Лилли мне уже задавала. Спустя примерно тридцать минут зазвонил ее телефон. Бренда потянулась к нему, и после приветствия ее взгляд тут же обратился ко мне.

– Дай нам пять минут.  – Вот и все, что она сказала.

И через эти самые пять минут она поднялась и велела мне следовать за ней. По пути я случайно взглянула на часы на стене и с изумлением поняла, что уже довольно поздно. Время пролетело быстро.

Бренда провела меня к ресепшену в фойе, где я вернула свой значок посетителя. Затем я обернулась и увидела, что к нам присоединились Кевин Форестер и Дрю. Оба были в шортах, с полотенцами на шее. Выглядели они так, словно только что пробежали марафон.

Дрю тяжело дышал, наклонившись вперед и упершись ладонями в колени.

– Ты меня просто убиваешь, друг.

Кевин хлопнул его по спине.

– Увидимся на следующей неделе.

– Кевин, да ладно тебе, у меня же…

– Увидимся на следующей неделе,  – повторил Кевин, перебивая его.

И Дрю, словно у него не осталось сил спорить, неохотно кивнул.

– На следующей неделе.

– В то же время, что и сегодня.

– Понял.

– Если не появишься, я сам приду за тобой.

– Я же сказал, понял.

Снова шлепнув его по спине, Кевин сказал:

– Ладно.  – А потом посмотрел на меня.  – Я договорился с приютом для женщин на следующие две ночи.

Я моргнула, не зная, означает ли это, что меня сюда не приняли. Затем я вспомнила, что кто-то – либо Дрю, либо Лилли – говорил мне, что понадобится несколько дней для того, чтобы обработать мои тесты и получить результаты анализов крови и мочи.

– Хорошо.

– Я могу подвезти тебя до приюта на обратном пути в церковь,  – предложил Дрю.