Текст книги "Список Ханны"

Глава 11

Короткий разговор с Майклом стал поворотной точкой для Линн. Она не могла уснуть в ту ночь, прокручивая ленту разговора. Майкл был первым мужчиной, который, как ей показалось, способен был понять ее, и причина была в его собственной утрате.

Хотя обстоятельства были столь различны: Марк был жив и здоров, а жизнь Ханны оборвала болезнь. Впрочем, Марк поступил с ней так, что для нее он все равно что умер. Несчастье в том, что он жив, и Линн об этом постоянно помнит.

Ее бывший муж украл двадцать пять тысяч долларов из фонда и провел в результате год в тюрьме. Она до сих пор не могла до конца поверить, что он оказался на такое способен. И вначале, когда растрата обнаружилась, отказывалась верить, что он, уважаемый бухгалтер в солидной фирме Сиэтла, мог совершить подобный поступок. Ужасный и непоправимый.

Она даже защищала его, поставив на кон собственную репутацию. И почувствовала себя преданной, когда на суде, не сказав ей ни слова, он выступил и признал свою вину. Даже спустя два года она не понимала его поступка. Ни разу не обсудил с ней ситуацию. Нанял адвоката, тоже не посоветовавшись. Не отвечал на ее вопросы. Зачем он взял деньги, на что? Как его единственный верный друг и опора, как жена, она заслуживала откровенного признания, пусть и убийственного, вместо сжатых губ и молчания.

Если он нуждался в деньгах, то почему взял их из благотворительного фонда госпиталя, где она работала? В какое положение он ее поставил, когда правда выплыла наружу? Ведь не мог не понимать, какой стыд ей придется пережить перед коллегами. Все, что ему надо было сделать, – рассказать ей, что ему срочно нужны деньги и потом он собирается их вернуть. Он не сказал ни ей, ни родителям, никому, даже своему адвокату, зачем ему понадобились деньги.

Испытывая стыд и потрясенная до глубины души, она не видела другого выхода и подала на развод. Марк оказался бесчестным человеком, не тем, за которого она его принимала. Он не протестовал против развода и с легкостью согласился. Если она так хочет – ему все равно.

Он подал прошение о помиловании, признав вину полностью, и приговор был мягким – один год тюрьмы.

Ее брак, как и ее жизнь, лежали в обломках, и она беспомощно барахталась в них, влача дни один за другим, дни полные боли и разочарования. К счастью, за два года после его ареста шум, сплетни и разговоры постепенно поутихли.

Она не разговаривала с ним ни разу после того, как развод состоялся, хотя предприняла пару бесполезных попыток написать ему в тюрьму. Он не ответил, даже не дал понять, что получил ее письма. Все, что ей хотелось, – знать, зачем он взял те деньги.

Вскоре после того, как она отправила ему второе письмо, ей позвонила Мюриел Ланкастер, его мать, по его просьбе. Он просил передать, чтобы Линн не писала ему больше. Они разведены, и у каждого теперь своя жизнь.

Сейчас Линн сожалела о разводе. Она поступила так в гневе, сгоряча, тогда ей казалось это естественным. Ведь сколько раз она умоляла его рассказать ей все, но он упорно молчал. Но сейчас она жалела, что отреагировала так резко, особенно в свете последних подробностей, которых не знала раньше.

Марк очень любил свою младшую сестру. Дениз неудачно вышла замуж. Муж ужасно относился к ней, был настоящим деспотом, всячески оскорбляя и унижая ее. Они жила в Калифорнии, и ее семья ничего не знала о том положении, в котором Дениз оказалась. Ситуация складывалась так, что уже ее жизнь подвергалась опасности, и Дениз решила оставить Даррена. Он мгновенно заявил опеку над двумя детьми, и она вынуждена была судиться с ним из-за детей. Пришлось выставить на продажу дом – расходы оказались велики, не по карману.

К счастью, Дениз выиграла тяжбу, но поняла, что не будет в безопасности в Калифорнии, Даррен продолжал угрожать ей и ее маленьким девочкам. С половиной вырученных за дом денег она могла переехать в другой штат, но вначале надо было уплатить адвокатам, купить билеты на самолет.

В последний момент в полном отчаянии она позвонила Марку. Ей нужны были двадцать пять тысяч долларов на десять часов. Она переведет ему чек, как только будет оформлена сделка по продаже дома. Дениз не могла обратиться к родителям, потому что отец недавно вышел на пенсию и их доход резко уменьшился. Линн и Марк только что взяли ссуду под залог дома для переделки кухни, и работы уже шли полным ходом. Их кредит был исчерпан. Чтобы Дениз могла уплатить по счетам и покинуть Калифорнию, Марк послал ей деньги из благотворительного фонда, принадлежавшего госпиталю.

Случилось так, что сделка по продаже дома не состоялась. Дениз на деньги, которые перевел брат, прихватив детей, сбежала от мужа. С помощью женской организации она смогла прятаться от него в течение полугода. А когда смогла выйти из своего укрытия, узнала о том, что случилось с Марком. Она не подозревала, что он «занял» деньги у фонда и пострадал из-за нее. Она обратилась к суду, умоляя и объясняя причину его поступка, поэтому ему вместо пяти лет дали всего год.

К тому времени как Дениз смогла объяснить все Линн, было слишком поздно. Развод уже состоялся. Дом так и не был продан, и они лишились права выкупа. Она осталась ни с чем, страдая от чувства вины перед братом и семьей. Единственная связь Линн с семь ей Марка поддерживалась через его мать, Мюриел. Брайен и Мюриел жили в Спокейне, и ее бывшая свекровь регулярно ей звонила. Брайен был теперь якорем спасения и для дочери, и для сына. Он не мог простить Линн, что та оставила Марка в момент, когда тот больше всего в ней нуждался. Линн жалела о своем предательстве, ведь она потеряла веру в мужа, не зная истинных причин его поступка. Но он тоже был виноват. Мог бы объяснить, довериться ей. Ей казалось, что если бы они действовали вместе, то нашли бы выход и все могло сложиться иначе.

И вот спустя два года она одинока и несчастна. Дом давно был продан, и она снимала квартиру, слишком для нее дорогую. Дениз теперь жила в Небраске и старалась выплатить долг, но это было практически невозможно, работая официанткой.

Линн не поддерживала связи с Дениз. Она не могла не винить невестку в несчастьях ее и Марка, хотя та поступила не преднамеренно. И у нее было подозрение, что Дениз тоже считает, что Линн бросила брата в самый тяжелый момент.

Разговор, состоявшийся накануне с Майклом, подтолкнул Линн к действиям. Проснувшись в воскресенье утром, она поняла, что должна сделать последнюю попытку и выяснить отношения со своим бывшим мужем. Развод произошел слишком быстро. Ей было необходимо увидеться с ним еще раз. Возможно, им удастся взглянуть на ситуацию трезво и понять, жива ли еще их любовь или окончательно умерла вместе с разводом. Если это так, она пожелает ему всего хорошего и будет продолжать жить без него. Продолжение включало в себя встречу с Майклом Эвереттом.

Линн узнала у матери Марка, что, выйдя из тюрьмы, он переехал в Якиму и работал там ассистентом в миграционной службе, помогая мигрантам заполнять необходимые бланки для правительственных органов. Эта работа была обязательным условием после освобождения. Мюриел неохотно дала ей адрес и просила не говорить об этом Марку.

Линн отправилась в Якиму. Тщательно оделась, надев сшитые на заказ брюки и шелковую блузку, подаренную ей Марком на Рождество, последнее, которое они провели вместе, как напоминание о счастливых временах. Марк не хотел ее видеть, возвращал письма, не звонил и давал ясно понять, что все кончено. Но ее это не отпугивало.

Несмотря ни на что, она надеялась, что он согласится пересмотреть отношения, что даст им возможность для второго шанса. Прошло два года, и, может быть, они смогут начать все заново. Первый шаг должна сделать она, маловероятно, чтобы об этом попросил Марк.

Сразу после признания вины он оборвал связь между ними. Через своего адвоката передал, чтобы она не посещала его ни во время следствия, ни в тюрьме. Линн уступила, она была глубоко оскорблена. Потом она поняла, что тем самым он пытался оградить ее от скандала, спасти от позора. В таком случае его поведение становилось понятным.

Сегодня она собиралась встретиться с Марком впервые после двух лет разлуки. Она поехала с твердой уверенностью, что поступает правильно. За два часа доехала до Элленсбурга и направилась в сторону Якимы. Через тридцать минут после выезда с шоссе И-90, следуя указаниям своего навигатора, куда заложила нужный адрес, очутилась на окраине, у небольшого жилого комплекса. Двухэтажное строение давно нуждалось в ремонте. Наверх вела наружная лестница с облупившейся краской, сквозь которую проступали пятна ржавчины. Марк жил на втором этаже.

Она припарковала машину и посидела, собираясь с духом. Внутри у нее все сжималось от волнения. Сидела и убеждала себя, что обязана поговорить с ним, сделать последнюю попытку.

Наконец, стараясь не растерять остатки храбрости, вышла из машины, расправила плечи и, сделав глубокий вдох, стала взбираться по шаткой лестнице, держась за перила, крепость которых тоже не внушала доверия. Поднявшись, нашла нужный номер, нажала на кнопку звонка.

Никто не отвечал.

Как глупо, она почему-то вообразила, что он будет дома. А что, если не работает звонок, как и все остальное в этой развалине? Она громко постучала. Теперь, если он находится в квартире, должен услышать.

– Сейчас открою.

Услышав его голос, она испугалась. Голос звучал сердито, хрипло и не был похож на голос человека, которого она знала и любила. Естественно, после года, проведенного в тюрьме, он изменился. Стиснув зубы, она отступила на шаг от двери и ждала. Не прошло и нескольких секунд, как дверь распахнулась.

Марк стоял в дверях, и трудно было сказать, кто из них больше удивился. Она не ошиблась в своем подозрении, что он изменился. Человек, стоявший перед ней, мало напоминал того аккуратно одетого и всегда причесанного бухгалтера.

Волосы отросли до плеч, и он не брился два-три дня. На нем была вылинявшая майка и джинсы. Глаза ввалились, а выражение лица выдавало человека, потерявшего надежду.

На мгновение в его глазах промелькнуло что-то неуловимо знакомое, черты лица немного смягчились.

– Линн, – выдохнул он ее имя. Потом опомнился от шока, и взгляд снова стал неприветливым и даже злым. – Что ты здесь делаешь?

Она сделала вид, что не заметила неприязни.

– Я хочу поговорить, это возможно? – Сказала и пожалела о последних словах.

– Все уже сказано раньше. Добавить нечего.

Она решила легко не сдаваться.

– Могу я войти?

– Нет. Сегодня я не принимаю. – Голос был полон сарказма.

– О…

– Зачем ты здесь?

Когда-то он был мягким и нежным с ней. Но это было давно, он изменился. Стоял в дверях, загораживая вход.

– Мы так и не поговорили с тобой обо всем, что случилось.

– Нет нужды. Теперь поздно. Мы разведены, наш брак не существует, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

– Ты должен был мне все рассказать.

Старый аргумент не действовал. Она пыталась с ним поговорить, когда он был выпущен до суда на поруки.

– Уезжай отсюда. Это место не для тебя. Уезжай, все забудь и не возвращайся.

У нее перехватило горло, она не могла говорить. Несмотря на его рассерженный, непреклонный вид, ей казалось, что их любовь еще не умерла. И она сделает все возможное, чтобы возродить ее.

– Я не считаю, что все слишком поздно. Мы можем все обсудить, как когда-то, помнишь? – торопливо заговорила она, ей хотелось сказать, что она сожалеет о своем поспешном решении тогда.

– Ты сделала мне одолжение. Не только тебе хотелось развода.

– Я не верю тебе. – Она была уверена, что он лжет.

– Можешь верить во что хочешь, – холодно ответил он, упорно отводя глаза в сторону.

Но она уловила мгновенное отчаяние, промелькнувшее в его взгляде.

– Ты еще не поняла до сих пор, – тихо спросил он, – ты действительно думаешь, что дело в деньгах?

Она смутилась и молчала.

Он отступил назад, она двинулась за ним, чтобы не дать ему возможности уйти. Если он хочет сказать ей нечто важное, о чем молчал до сих пор, она хочет выслушать.

– О чем ты? – Голос ее предательски дрогнул.

– Ты не захочешь узнать правду.

– Нет, я хочу ее знать.

– Что ж. По правде говоря, я и сам думал, что пора тебе узнать.

Она схватилась за ручку двери, инстинктивно понимая, что ей понадобится опора.

– Ты задумывалась когда-нибудь, почему я сразу согласился на развод, уступив без борьбы? Так вот, на то было причин больше, чем ты можешь себе представить. Были другие женщины, Линн.

Вся краска отхлынула от ее лица. Лучше бы он воткнул в нее нож, было бы не так невыносимо больно. Нет, он специально придумал этот трюк, чтобы заставить ее забыть его.

– Это ложь. Еще одна.

Он опустил голову.

– Хотел бы я, чтобы это было так. Ну вот, теперь ты знаешь. Ты представляла меня верным, порядочным, а оказалось, я не такой. Тебе лучше забыть меня, и поскорее. Мы не подходим друг другу, Линн.

Ей стало трудно дышать.

– Я все равно тебе не верю. – Она не позволит ему принести такую жертву.

– Я уже сказал: верь во что хочешь. Но это правда. – Слова падали медленно, отчужденно. – Я не хочу тебя больше видеть. Уходи. – И он сделал многозначительный знак, показывая, что в комнате кто-то есть.

Линн вспыхнула. Там женщина, и она ждет его. Ничем не выдала своего присутствия, но это не обязательно.

– Если и это ложь?

Она крепко сжала руки в кулаки, рассчитывать можно было только на свои силы, она привыкла к этому.

– Строй свою жизнь заново, Линн. Как это делаю я.

Она выпрямилась.

– Смешно, что ты первый сказал это.

Он поднял голову и впервые взглянул ей в глаза.

– Я встретила одного человека.

– Отлично, я рад.

– Это муж одной из моих бывших пациенток. Она умерла. Я была ее личной медсестрой.

Он молчал.

– Я встретилась с Майклом на пикнике. Последнее время я много занималась общественной работой. Это помогало мне забыть.

Он со скучающим видом уставился на свои изношенные кроссовки. Она сделала вид, что не замечает его подчеркнутой невежливости.

– Майкл тоже вызвался помогать на пикнике.

– Почему мне должно быть это интересно?

– Мы с ним разговаривали.

– Надеюсь, он просил тебя о свидании? – Марк упорно делал вид, что ему наскучил разговор.

– Ты этого хочешь, Марк?

Он пожал плечами:

– Встречайся с ним.

Она видела, что он говорит не то, что думает.

– Ты изменился, – прошептала она, все еще цепляясь за надежду узнать правду о его истинных чувствах. Но человек, которого она знала и любила, перестал существовать. Перед ней стоял незнакомец.

– Поверь, год, проведенный в тюрьме, изменит кого угодно.

Она проглотила ком в горле.

– Я не хочу быть жестоким. Я ценю, что ты приехала сюда, но слишком поздно. Между нами все кончено. И прими это как должное.

Она стиснула руки так, что стало больно пальцам. Надо что-то сказать. Пока подыскивала слова, он продолжал:

– И перестань предаваться сожалениям и бесполезным сантиментам. Мы стали чужими.

– Ты ведь сказал неправду. Ты всегда был таким верным!

Ей казалось, она не вынесет больше, но хотела опровержения, а он молчал.

Пока она боролась с хлынувшими слезами, он отступил в комнату и закрыл дверь.

Ошеломленная, она стояла перед закрытой дверью, пытаясь осмыслить происходящее. Закрыв глаза, она представила, как он сейчас замер с другой стороны двери, и его сердце колотится в унисон с ее сердцем, и он плачет, как и она. Постояв несколько минут, она пошла прочь. Осторожно спустилась по ржавой лестнице. В машине долго сидела, стараясь успокоиться, руки так тряслись, что она не могла бы справиться с ключом зажигания.

Она получила ответ. И должна понять, что она разведена.

И если Майкл Эверетт позвонит и предложит встретиться, она согласится.

Глава 12

– Что-нибудь интересное произошло в этот выходной? – спросил Ричи в понедельник, когда мы вышли из душа после занятий.

И опять я поразился интуиции своего шурина. Было такое впечатление, что сама Ханна все время подсказывает ему на ухо.

– Почему ты спрашиваешь?

Опасливые нотки в моем голосе заставили его удивленно поднять брови и посмотреть на меня с любопытством.

– Что тебя так задело? Ладно, не томи, давай рассказывай. – На лице его появилась знакомая усмешка.

– Я принимал добровольное участие в пикнике, организованном для детей – пациентов онкологического центра госпиталя в субботу.

– А… Помню, ты собирался туда пойти.

Я сделал глубокий вдох, задержал дыхание, потом медленно выдохнул.

– И там я случайно встретился с Линн Ланкастер.

Он непонимающе смотрел на меня.

– Линн – одна из женщин в списке Ханны.

Его реакция была ожидаемой. Он рассмеялся.

– Вижу отпечатки пальцев моей сестры на всем, что с тобой происходит.

Я тоже окончательно уверовал, что Ханна руководит моими поступками, и не только моими. Поступками других, например Линн. Но ведь меня не интересовал ее план меня сосватать, и я не одобрял его. Или думал, что не одобряю?

– Вы с ней говорили?

Я очнулся и не сразу вспомнил, о чем он.

– Несколько минут. Она разведена.

Ричи задумчиво изрек:

– Ханна, вероятно, знала об этом, раз поместила ее имя в список.

По времени все совпадало. Линн говорила, что ее развод состоялся два года назад. Бракоразводный процесс проходил в то время, когда Ханне делали химиотерапию.

– Какая она? – спросил Ричи.

– Что ты имеешь в виду?

– Внешность. Блондинка, брюнетка? Высокая, среднего роста?

– Что-то в этом роде, – уклонился я от ответа, вспоминая Линн. Брюнетка, но я не собирался сообщать это Ричи. И кроме того, внешность не имела значения, гораздо важнее для меня была та духовная связь, которую я почувствовал, невидимый контакт.

Ричи покачал головой. Его явно забавляла ситуация.

– Ты собираешься ей позвонить?

Я не знал, что ему ответить, по правде говоря, сам еще не решил.

– Мы говорили о такой возможности, но она еще не пережила развод, да и я, как ты сам знаешь, до сих пор не могу пережить смерть Ханны.

– Назначь ей свидание, – настойчиво посоветовал он, – что ты теряешь?

– У нас обоих еще не зажила душевная рана.

– Видишь? Вы уже имеете нечто общее, – пошутил он.

Вынужден был признать, что он по-своему прав. Я усмехнулся.

– Может быть, я позвоню ей.

Мы вышли на улицу и стали прощаться.

– Что собираешься делать в следующий выходной? – спросил Ричи.

Я подумал, пересмотрел мысленно свои планы, что заняло не более двух секунд.

– Ничего особенного. Почему ты спросил?

– День рождения Макса. Стеф устраивает для него праздник. Может быть, приедешь?

– Рассчитывайте на меня. – Я ценил их отношение, и они считали меня близким человеком, своим другом и родственником.

– Отлично. Детали я тебе сообщу потом, когда мероприятие будет расписано. Увидимся в среду утром.

– До среды.

Мы расстались, и я поехал в офис.

Утро выдалось обычным для педиатрической клиники. Непрерывно звонил телефон, сегодня был сверхплотный график приема. Пришла новая волна гриппа, и я в первую очередь принял трех пациентов с простудными симптомами. Одна из опасностей болезни – обезвоживание, одного четырехлетнего пациента пришлось отправить в госпиталь.

Сделав перерыв на ланч, я прошел в свой кабинет и закрыл дверь. Заказанный заранее греческий салат уже стоял на столе. Открыв крышку, я подцепил лист салата пластиковой вилкой. Вспомнил вдруг Линн. Интересно, что она обо мне подумала в субботу? Что-то она не идет у меня из головы. Только этого не хватало.

Откинувшись на спинку стула, стал припоминать детали нашей встречи. Я предложил ей встретиться, но не спросил номер телефона. Действовал спонтанно, ляпнул не думая о свидании и только сейчас понял, насколько неприлично это выглядело.

Поискал в онлайн-справочнике, но ее там не оказалось. Линн Ланкастер. Так. Ланкастер. Может быть, поискать под именем мужа? Но как его зовут? Матт? Мак? Точно на «М», это я помню.

Я прикрыл глаза, вспоминая. И вдруг меня осенило: Марк! Его имя – Марк Ланкастер.

Я отодвинул салат в сторону, предварительно выудив оттуда и отправив в рот оливку. В справочнике оказалось с дюжину Ланкастеров, но ни одного по имени Марк.

Оставалось только узнать ее телефон в справочной госпиталя, где она работала. Но мне не хотелось звонить туда, вероятно из-за горьких воспоминаний, связанных с этим местом. Впрочем, выхода не оставалось, надо позвонить, пока решимость меня не покинула. Мне ответил незнакомый холодный профессиональный голос. Я попросил соединить меня с Линн, назвав только свое имя – Майкл, надеясь, что она меня вспомнит. Долго ждать не пришлось.

– Линн у телефона, – услышал я в трубке.

– Я… я не взял ваш номер телефона, – все подготовленные слова вылетели из головы, – домашнего телефона, – уточнил я.

– Это Майкл Эверетт?

– Да. Если я вас отвлекаю от работы, примите извинения.

– Нет… нет, все в порядке. У меня сейчас запоздалый перерыв на ланч.

Я взглянул на часы – был второй час. В любой момент Линда позовет меня на прием.

– Хотел сказать, что в субботу все было прекрасно.

– Спасибо, но у меня было много помощников.

Она решила, что я о пикнике, а я имел в виду наш с ней разговор. Я всегда был невнимателен, и Ханна часто указывала мне на это, хотя и в шутливой форме. Линн проделала колоссальную работу по организации пикника, а я совсем забыл.

– Мы говорили о встрече.

– О… – Она, кажется, смутилась.

– Может быть, вы выберете удобное для вас время? – Кажется, вопрос прозвучал глупо. – Какой-то день вам более удобен?

– Мне все равно, а вам?

– Да вообще-то в любое время, кроме рабочего.

– Мне тоже.

Линда постучала в дверь.

– Надо работать.

Я встал.

– Мне тоже пора.

– Сегодня вечером? – предложил я. – Можем вместе пообедать. Кажется, я бы не прочь сегодня. А вы?

– Пообедать?

– Мы могли бы поговорить, заодно и поесть после работы, – чувствуя себя последним идиотом, промямлил я, зачем-то прижав руку ко лбу, наверное, чтобы голова не взорвалась прежде, чем перестану и дальше себя позорить нелепыми предложениями.

– Что ж, давайте встретимся после работы.

– Отлично. Спасибо, Линн.

Я уже готов был повесить трубку, но она спросила:

– В какое время?

– О, совсем забыл. В семь не слишком поздно для вас?

– Нисколько. Мы, наверное, должны выбрать ресторан.

– Есть предпочтение?

– Нет, а у вас?

– Даже не знаю… – В голове у меня прокручивались возможные варианты.

– Может быть, на набережной в «Айваре»?

– Прекрасно. Увидимся там.

И ее госпиталь, и наш офис находились в центре Сиэтла. Мы можем оставить свои автомобили и пройти пешком до ресторана. Рыбный ресторан на набережной был популярен у нее на побережье, там прекрасно готовили. Можно было выбрать еду у прилавка и сесть за один из столиков, накрытых снаружи прямо на набережной. Никаких официантов, хлопочущих назойливо рядом, и можно уходить и приходить незаметно, как вздумается.

Линда снова постучала в дверь, напоминая, что у меня прием.

– Жду вас в семь. – Я уже хотел положить трубку, когда она назвала меня по имени. – Слушаю? – Теперь мне уже было абсолютно некогда.

– Просто хотела поблагодарить за то, что вы взяли инициативу в свои руки и пригласили меня. Не была уверена, что вы позвоните. И… и я хочу, чтобы вы знали – я очень рада, что вы позвонили.

– О… Я тоже… – пробормотал я.

Время до вечера промелькнуло незаметно. Я старался гнать из головы наш телефонный разговор, зная, что стану испытывать неловкость за себя. Мы оба одиноки, пара, не имеющая практики в отношениях. Об отношениях и речи не идет, но дружба не исключена. И этого вполне довольно. В настоящий момент к большему я не готов.

Мои подчиненные покидают клинику в половине шестого. Я обычно задерживаюсь: делаю предписания, выписываю рецепты, просматриваю результаты анализов. Но в этот вечер я не мог сконцентрировать внимание на работе. Мысли о предстоящей встрече не давали мне покоя. Я уже сделал ошибку, когда позвонил, не обдумав заранее, что предложить. Оторвал блокнотный листочек и начал набрасывать возможные темы для разговора с Линн. Что-то вроде шпаргалки, но я в ней нуждался.

Естественно, мы поговорим о Ханне. Я готов говорить о ней без конца. Буду внимательным слушателем, если Линн посвятит меня в подробности своего развода. Можно поговорить об общих знакомых среди медиков, в их числе Патрик. И я записал еще несколько имен.

Итак, в моей шпаргалке три темы. Для начала хватит. Я надеялся, что Линн не станет полностью перекладывать на меня усилия по поддержанию разговора. Я не очень умел это делать. Уинтер сама взяла на себя инициативу, и это очень облегчило мне ту встречу за чашкой кофе. Может быть, и в этот раз обойдется.

Мне понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы спуститься вниз, к набережной. Лето стремительно приближалось, и скоро набережную заполнят толпы туристов. Многие приезжают за день-два до своего круиза через пролив до Аляски, очень популярного среди отпускников.

Мы с Ханной всегда мечтали о таком круизе. Но сначала плата за обучение, потом взнос за практику не позволяли такую роскошь. Когда я начал практиковать, не было времени, график работы изменился, потом заболела Ханна.

Я подошел к терминалу только что причалившего парома, пришлось пропустить поток съезжавших с него машин. На той стороне я заметил у входа в ресторан Линн, она пришла раньше меня. Мы одновременно увидели друг друга, и она помахала рукой.

Я помахал в ответ, и вдруг меня снова охватила паника, внутри все сжалось. Нащупав в кармане свою шпаргалку, я немного успокоился.

Переход освободился от потока машин, и я подошел к Линн.

– Спасибо, что согласились со мной встретиться, – начал я с улыбкой и вдруг заметил, как она привлекательна.

– Спасибо вам, что пригласили.

Я вдруг потерял дар речи. Наступило неловкое молчание, его прервала Линн:

– Сделаем заказ?

Я пожалел, что выбрал ресторан без бара. Бокал вина помог бы нам сейчас расслабиться.

– Конечно.

Начало было малообещающим. Мы встали в очередь, я начал изучать меню, размещенное над прилавком на большом стенде.

– Что вы выбрали? – догадался я спросить.

– Мне нравится у них суп из моллюсков.

– Что-нибудь еще?

– Я люблю его в хлебной чашке.

– Что ж, я возьму то же самое.

Густой суп разливается в большие хлебные чашки из дрожжевого теста, как часть блюда. Я уже находился в таком нервном напряжении, что вряд ли вообще смогу что-нибудь проглотить. Последний раз я был таким, когда впервые пригласил девушку на свидание. Мне было тогда пятнадцать лет.

Я заплатил за обед и отнес поднос на один из столиков на набережной. Мы молча сидели некоторое время, не притрагиваясь к еде и избегая смотреть друг на друга.

Наконец Линн взяла ложку, и я последовал ее примеру. Попробовав суп, она положила ложку на бумажную салфетку и наконец взглянула на меня.

– Наверное, вам интересно будет узнать больше о Марке.

Я удивился, что она сразу перешла к разговору о муже. Ждал, конечно, что она обязательно упомянет его в течение вечера, но не Марк станет главной темой.

– Все хотят знать, что случилось, – выдохнула она, – и я предпочитаю объяснить все сразу.

Я знаком попросил продолжать:

– Если хотите.

– Не очень. Но честно будет вам сказать сразу, что он уже вышел из тюрьмы и теперь устраивает свою жизнь заново.

Я кивнул, подбадривая ее.

Она опустила глаза.

– А поскольку он строит жизнь заново, вероятно, и я должна последовать его примеру.