Текст книги "Тень ночи"

– Подойди сюда, дитя мое, – велел он мне.

– Филипп! – Ошеломленный Мэтью вцепился в меня, не желая отпускать. – Ты же никогда…

– Слово «никогда» лишь означает очень долгое время. Маттаиос, не пытайся делать вид, будто знаешь обо мне больше, чем есть на самом деле. – Филипп стал серьезным. – Диана, тебе нечего бояться.

Я посмотрела на Мэтью. Мне очень не хотелось, чтобы неведомая затея Филиппа вызвала у него новый приступ бешенства.

– Иди к нему, – сказал Мэтью, разжав руки.

Все, кто находился на чердаке, замерли.

– Манжасаны создают семьи через смерть и кровь, – начал Филипп, и от его слов все мое существо наполнилось инстинктивным страхом. Большим пальцем Филипп провел кривую от середины моего лба, у самой границы волос, к виску, а потом – к брови. – Этот знак делает тебя мертвой, тенью среди живых, существом без роду и племени. – Затем Филипп начертал симметричный знак на второй половине лица, снова оказавшись между бровей. От холодной вампирской крови защипало мой ведьмин третий глаз. – Этот знак дает тебе новое рождение. Отныне ты моя дочь, связанная со мной кровной клятвой, и полноправный член моей семьи.

Как и всякое строение, сенной сарай имел углы. От слов Филиппа в них появились сверкающие нити, но теперь, помимо янтарных и голубых, там были еще золотистые и зеленые. Прежние нити начали негромко протестовать. Ведь у меня уже была семья, оставшаяся в другом времени и ожидавшая моего возвращения. Но одобрительный гул, доносящийся с чердака, заглушил эти возражения. Филипп поднял голову. Казалось, он впервые заметил присутствие зрителей.

– А вам вот что скажу: у мадам есть враги. Кто из вас готов встать на ее защиту, когда милорда почему-либо не будет рядом?

Те из слуг, кто более или менее знал английский, переводили вопросы Филиппа остальным.

– Mais il est debout[42]42
  Но он стоит (фр.).


[Закрыть], – возразил Тома, указывая на Мэтью.

Увидев, что Мэтью, невзирая на раненую ногу, ухитряется стоять, Филипп тут же опрокинул сына на спину.

– Кто встанет на защиту мадам? – повторил вопрос Филипп.

Его сапог придавливал шею Мэтью, удерживая от поползновений встать.

– Je vais[43]43
  Я встану (фр.).


[Закрыть], – первой сказала Катрин, моя служанка-демоница.

– Et moi[44]44
  И я (фр.).


[Закрыть], – подхватила Жанна, которая, хотя и была старшей сестрой, послушно следовала за младшей.

Едва сестры высказали свою готовность защищать меня, о том же заявили Тома с Этьеном, затем кузнец и Шеф. Тот появился на чердаке с корзиной сушеных бобов. Стоило ему взглянуть на подчиненных, как они забормотали слова согласия.

– Враги мадам явятся без предупреждения, и потому вы все должны быть готовы. Катрин и Жанна отвлекут их внимание. Тома им что-нибудь соврет. – (Взрослые беззлобно засмеялись.) – А ты, Этьен, побежишь звать на помощь. Желательно – самого милорда. Ты знаешь, что́ делать, – заключил Филипп, сурово взглянув на сына.

– Тогда что делать мне? – спросила я.

– Думать, как думала сегодня. Думать и оставаться в живых. – Филипп громко хлопнул в ладоши. – На сегодня развлечения окончены. Возвращайтесь на работу.

Добродушно ворча, слуги покидали чердак, возвращаясь к оставленным занятиям. Едва заметным кивком Филипп выпроводил из сарая Алена и Пьера. Потом ушел сам, на ходу снимая рубашку. К моему удивлению, через пару минут Филипп вернулся. Его рубашка превратилась в сверток, который он бросил к моим ногам. Внутри оказался большой ком снега.

– Приложишь к его ране на ноге, – велел мне Филипп. – И вторую не забудь. На бедре. Оказалась глубже, чем я думал. Я еще и почку задел. Тоже посмотришь.

Отдав распоряжение, Филипп ушел. Мэтью поднялся на колени. Его начало трясти. Я обхватила его за талию и осторожно уложила на землю. Мэтью вырывался, пытаясь меня обнять.

– Потом, упрямец, – сказала я. – Меня успокаивать не надо. Давай лучше займемся твоими ранами.

Я осмотрела его раны, начав с указанных Филиппом. Мэтью помогал мне извлечь кусок чулка из раны на бедре. Рана действительно оказалась глубокой, но благодаря свойствам вампирской крови уже начала затягиваться. Тем не менее я все равно приложила к ней снег. Мэтью уверял, что это помогает, хотя его измученное тело само было немногим теплее снега. Рана в области почки тоже быстро затягивалась, хотя ее вид заставил меня сочувственно вздохнуть.

– Думаю, жить ты будешь, – сказала я, прикладывая последний снежок к его левому боку.

Потом я разгладила Мэтью волосы. Возле глаза к пятну высыхающей крови прилипло несколько прядок. Я осторожно вытащила их оттуда.

– Благодарю за заботу, mon couer. Ты не возражаешь, если я тоже немного позабочусь о тебе и сотру кровь Филиппа с твоего лба? – робко спросил Мэтью. – Мне не нравится ее запах на тебе.

Он боялся нового приступа бешенства крови. Я взялась вытирать кровь сама, и мои пальцы запачкались черным и красным.

– Наверное, я сейчас похожа на языческую жрицу.

– Больше, чем когда-либо.

Мэтью взял немного снега с бедра. Тряпкой ему служил подол рубашки. С их помощью он окончательно стер мне с лица следы моего принятия в семью де Клермон.

– Расскажи о Бенжамене, – попросила я, пока Мэтью занимался моим лицом.

– Я сделал Бенжамена вампиром в Иерусалиме. Дал ему своей крови, думая, что спасу его от смерти. Но тем самым я забрал его разум и душу.

– И у него проявляется твоя тенденция к вспышкам гнева?

– Тенденция! У тебя это выглядит чем-то вроде повышенного кровяного давления, – удивленно покачал головой Мэтью. – Идем, иначе замерзнешь здесь.

Взявшись за руки, мы медленно побрели к замку. Нам было все равно, видел ли нас кто-то и что при этом подумал. Падал снег, отчего унылый ландшафт с его ямами и рытвинами становился белым и гладким. В меркнущем свете дня я смотрела на Мэтью. Черты его волевого лица были так похожи на отцовские, и, как у отца, плечи расправлены, чтобы показать, что он не сгибается под жизненными тяготами.

На следующий день отмечали праздник святителя Николая. Под ярким солнцем искрился выпавший за неделю снег. Благоприятная погода оживила замок, хотя сейчас было время Рождественского поста – серьезная пора для размышлений и молитв. Напевая себе под нос, я отправилась в библиотеку, чтобы вернуть очередную порцию алхимических книг. Я постоянно носила книги в буфетную, но никогда не забывала вернуть их обратно. На подходе к библиотеке я услышала мужские голоса. Один я узнала сразу: спокойный, несколько ленивый голос Филиппа. Второй был мне незнаком. Я толкнула дверь.

– А вот и она, – сказал Филипп.

Его собеседник повернулся в мою сторону, и у меня тут же закололо все тело.

– Боюсь, ее французский недостаточно хорош, а латынь и того хуже, – пояснил Филипп, извиняясь за меня. – Вы говорите по-английски?

– Да. Для нашего разговора этого хватит, – ответил ведьмак.

Его цепкие глаза окинули меня с головы до ног. К невидимым иголочкам добавилась гусиная кожа.

– Вижу, дама пребывает в добром здравии, но она, сир, никак не должна находиться среди ваших соплеменников.

– Я бы с радостью от нее избавился, месье Шампье, но ей некуда деться, и она нуждается в помощи своих соплеменников. Потому-то я и послал за вами. Входи, мадам Ройдон. – Филипп кивнул, требуя подойти ближе.

Каждый шаг усиливал мой дискомфорт. Воздух в библиотеке был тяжелым, насыщенным электричеством, как перед грозой. Пожалуй, я бы не удивилась, услышав громовые раскаты. Мне стало трудно дышать. Питер Нокс стремился проникнуть в мой разум, встреча с Сату в развалинах Ла-Пьера запомнилась сильной физической болью. Этот ведьмак отличался от них обоих и почему-то казался мне куда опаснее. Я быстро прошла мимо опасного гостя и взглянула на Филиппа, прося объяснений.

– Познакомься. Это Андре Шампье, – представил гостя Филипп. – Печатник из Лиона. Возможно, ты слышала про его двоюродного брата – известного врача, к сожалению покинувшего сей мир и лишившего нас удовольствия слушать его мудрые рассуждения о вопросах философских и медицинских.

– Нет, – прошептала я. – Я не слышала об этом человеке.

Я смотрела на Филиппа, совершенно не зная, как себя вести, и ожидая его подсказок.

Шампье чуть наклонил голову, благодаря Филиппа за комплимент:

– Сир, я тоже не имел удовольствия беседовать с ним, поскольку мой брат умер до моего рождения. Но мне приятно слышать ваши высокие отзывы о нем.

Печатник выглядел лет на двадцать старше Филиппа. Должно быть, он знал, что де Клермоны – вампиры.

– Ваш покойный брат, как и вы, был большим знатоком магии. – Филипп говорил в своей типичной манере: неоспоримо и без малейшего оттенка лести. Мне он пояснил: – Это и есть ведьмак, за которым я послал вскоре после твоего приезда. Мне казалось, что с его помощью мы разрешим загадку твоей магии. По словам месье Шампье, он почувствовал твою силу еще на подъезде к Сет-Туру.

– Похоже, интуиция меня подвела, – пробормотал Шампье. – Сейчас я могу сказать обратное: силы у мадам Ройдон совсем немного. В Лиможе я слышал о какой-то английской ведьме. Вероятно, не о ней.

– Говорите, в Лиможе? Уму непостижимо, сколь быстро и далеко распространяются вести о ней. Но к счастью, мадам Ройдон – единственная странствующая англичанка, которая нашла временный приют под нашей крышей. Вот так, месье Шампье. – Ямочки на лице Филиппа блеснули, когда он наливал себе вина. – Нынче на дорогах и так не протолкнуться от французских беженцев. Не хватало только, чтобы к ним добавились толпы иностранцев.

– Войны многих лишили крова, – заметил Шампье.

Один глаз был у него синим, другой – карим, что указывало на сильного ясновидца. Меня удивила его пульсирующая энергия. Похоже, ведьмак черпал силу прямо из окружающего воздуха. Я инстинктивно попятилась.

– Нечто подобное случилось и с вами, мадам?

– Кто знает, каких ужасов она навидалась и пережила? – риторически спросил Филипп, пожимая плечами. – Мы нашли ее в заброшенном крестьянском доме. Она едва могла говорить и лишь сообщила, что десять дней назад убили ее мужа. Мадам Ройдон вполне могла оказаться жертвой всевозможных хищников, как четвероногих, так и двуногих.

Умением талантливо сочинять легенды Филипп не уступал сыну и Кристоферу Марло.

– Я постараюсь узнать о приключившемся с ней. Дайте мне вашу руку.

Я не торопилась выполнять его повеление. Шампье ждал, теряя терпение. Потом он щелкнул пальцами, и моя левая рука послушно потянулась к нему. Едва пальцы ведьмака прикоснулись к моей ладони, меня обожгло волной панического страха. Он ощупывал ладонь, трогал каждый палец, пытаясь выудить самые потаенные сведения. Меня начало мутить.

– Ну что, рука мадам Ройдон раскрыла вам ее тайны? – с легким любопытством спросил Филипп, но я заметила подрагивающую жилку на его шее.

– Ведьмину кожу можно читать, как книгу. – Хмуря брови, Шампье поднес свои пальцы к носу, принюхался и поморщился. – Она слишком долго пробыла в обществе манжасана. Кто пил ее кровь?

– У нас это запрещено, – не моргнув глазом заявил Филипп. – В моем замке никто не посмел бы пролить кровь мадам Ройдон ни развлечения ради, ни чтобы напитаться.

– Манжасан способен читать по крови с такой же легкостью, как я читаю по ее плоти. – Шампье бесцеремонно закатал мне рукав, порвав при этом тонкий шнурок, на котором держалась манжета. – Видите? Кто-то угощался ее кровью. Я не единственный, кто хотел бы побольше узнать об этой английской ведьме.

Филипп наклонился к моему оголенному локтю. Воздух, выдыхаемый им, был не теплым, а холодным. У меня тревожно стучало в висках. Что Филипп задумал? Почему он не одергивает лионского ведьмака?

– След от раны весьма давний. Мадам Ройдон никак не могла получить эту рану здесь. Говорю вам: в Сен-Люсьене она находится всего неделю.

Думать. Оставаться в живых. Я мысленно повторяла вчерашние наставления Филиппа.

– Мадам Ройдон что-то скрывает от меня, равно как и от вас. Я должен сообщить об этом Конгрегации. Это мой долг, сир. – Шампье выразительно посмотрел на Филиппа.

– Разумеется, – торопливо произнес Филипп. – Я бы не посмел становиться между вами и вашим долгом. Я могу оказать вам какую-то помощь?

– Буду признателен, если вы крепко подержите ее, не давая вырваться. Мы должны углубиться в поиски правды, – сказал Шампье. – Многие находят эту процедуру болезненной. Даже те, кому нечего скрывать, инстинктивно противятся прикосновению ведьмака.

Филипп вырвал меня из рук Шампье и грубо толкнул в свое кресло. Одной рукой он сдавил мне плечи, другую упер в макушку головы.

– Так вас устроит?

– Просто идеально, сир. – Шампье подошел ко мне, пригляделся и хмуро спросил: – А это что?

Пальцы лионского ведьмака были перепачканы в чернилах. Эти пальцы скользили по моему лбу и казались мне лезвиями скальпелей. Я стонала, пытаясь отвернуться.

– Почему ваше прикосновение доставляет ей столько боли? – спросил Филипп.

– Не само прикосновение, а сам процесс чтения. Это напоминает выдергивание зуба, – пояснил Шампье. Его пальцы на мгновение остановились. – Только вместо зуба я с корнем вырву ее мысли и тайны. Это больнее обычного чтения, зато, образно говоря, потом нагноений не будет, а я получу четкую картину того, что она пытается утаить. Я бы назвал мой метод плодотворным союзом магии и университетского образования. Колдовство и иные способы, известные женщинам, дают грубые результаты. Иногда вообще никаких. А моя магия точна.

– Минутку, месье. Простите мое невежество. Правильно ли я понял, что у ведьмы не останется воспоминаний о ваших действиях и боли, которую вы ей причинили?

– Останется лишь смутное ощущение потери того, что было у нее когда-то и чего она лишилась. – Пальцы Шампье снова заскользили по моему лбу. – Очень странно, – нахмурился ведьмак. – Почему манжасан оставил здесь свою кровь?

Я совсем не хотела, чтобы Шампье вытащил из меня воспоминания о принятии в клан Филиппа. Я вообще не хотела, чтобы он рылся в моей памяти. Незачем ему знать о моей учебе в Йельском университете, о Саре и Эм, о Мэтью. Наконец, о моих родителях. Я впилась в подлокотники кресла. Вампир крепко держал мою голову, а ведьмак готовился перетрясти и похитить у меня мысли и память. И ни малейшего дуновения ведьминого ветра, ни искорки ведьминого огня не пришло мне на помощь. Мои магические силы молчали.

– А ведь это вы пометили ведьму! – воскликнул Шампье, с нескрываемым упреком глядя на Филиппа.

– Да, – ответил Филипп, не вдаваясь в объяснения.

– Но такого еще не бывало, сир. – Пальцы Шампье продолжали рыться в моем разуме. Его глаза широко распахнулись от удивления. – Это просто немыслимо! Как может она быть… – Он застонал, опустив голову.

Кинжал вошел Шампье между ребер не на всю длину лезвия, но достаточно глубоко. Мои пальцы мертвой хваткой вцепились в эфес. Когда ведьмак попытался вырвать кинжал, я вогнала лезвие до конца. У ведьмака начали подгибаться колени.

– Оставь его, Диана, – скомандовал Филипп, пытаясь разжать мои пальцы. – Он сейчас умрет. Тело упадет на пол. Тебе не удержать такую тяжесть.

Но я не могла убрать пальцы с эфеса. Шампье был еще жив, и, пока он дышал, он мог лишить меня памяти.

Возле плеча ведьмака мелькнуло бледное лицо с потемневшими глазами. Сильная рука Мэтью быстро свернула лионскому печатнику шею. Хрустнули кости, оборвались жилы. Мэтью припал к развороченному горлу Шампье и стал жадно пить кровь.

– Где тебя носило? – сердито спросил Филипп. – Нужно было поторопиться. Диана ударила его, не дав договорить.

Пока Мэтью пил, в библиотеку вбежали Тома и Этьен. За ними – ошеломленная и испуганная Катрин. Широко распахнутая дверь позволяла увидеть часть коридора. Там собрались Ален, Пьер, кузнец, Шеф и двое солдат, которые обычно несли караул у ворот.

– Vous avez bien fait[45]45
  Вы хорошо действовали (фр.).


[Закрыть], – заверил их Филипп. – Все уже закончилось.

– От меня требовалось думать, – сказала я.

Мои пальцы онемели, но я и сейчас не могла их оторвать от эфеса кинжала.

– И остаться в живых. Ты восхитительно с этим справилась, – ответил Филипп.

– Он мертв? – хрипло спросила я.

Мэтью поднял голову.

– Мертв решительно и бесповоротно, – успокоил меня Филипп. – Одним пронырливым кальвинистом в округе стало меньше. Сообщил ли он друзьям, что едет сюда?

– Скорее всего, нет, – ответил Мэтью. Он смотрел на меня, и к его глазам возвращался их привычный цвет. – Диана, любовь моя, позволь мне вытащить этот кинжал.

Кинжал с лязгом упал на пол, а следом – с негромким стуком – тело Андре Шампье. Знакомые холодные руки сжали мой подбородок.

– Он что-то учуял в Диане, и это его удивило, – сказал Филипп.

– Я так и понял. Но лезвие достигло сердца раньше, чем я сумел выяснить, что именно.

Мэтью нежно обнял меня. Я не чувствовала своих рук и даже не пыталась сопротивляться.

– Мэтью, представляешь? Шампье намеревался забрать мои воспоминания. Вырвать их с корнем. В том числе и память о родителях. Это все, что у меня от них осталось. А вдруг он лишил меня всех знаний по истории? Как я буду преподавать, когда вернусь?

– Ты поступила правильно. – Одной рукой Мэтью обнимал меня за талию, другой – за плечи, прижав щекой к своей груди. – Откуда ты добыла кинжал?

– Из-за моего голенища, – ответил Филипп. – Должно быть, видела вчера, как я его доставал.

– Понятно. В сообразительности тебе не откажешь, ma lionne. – Мэтью поцеловал меня в макушку и вдруг спросил: – А какой черт принес Шампье в Сен-Люсьен?

– Я сам позвал его, – сообщил Филипп.

– Ты выдал нас Шампье? – взвился Мэтью. – Да он же один из самых отвратительных тварей во всей Франции!

– Маттаиос, мне нужно было убедиться в надежности Дианы. Она знает слишком много наших тайн. Вот я и хотел проверить, что она в состоянии хранить их, даже когда сталкивается с другими ведьмами. Я не мог рисковать безопасностью нашей семьи.

Чувствовалось, Филипп не намерен извиняться за случившееся.

– Ты бы остановил Шампье, не дав ему украсть мысли Дианы? – спросил Мэтью, глаза которого вновь стали темнеть.

– Смотря по обстоятельствам.

– По каким обстоятельствам?! – закричал Мэтью, еще крепче обнимая меня.

– Появись Шампье три дня назад, я бы вообще не стал вмешиваться. Пусть ведьмы сами разбираются. Братству до этого дела нет.

– И ты обрек бы мою пару на страдания?

Чувствовалось, Мэтью не верил своим ушам.

– Еще вчера защита твоей пары была бы целиком твоей ответственностью. Не сумел бы ее защитить – значит не настолько ты предан своей ведьме, как надлежало бы.

– А сегодня? – спросила я.

Филипп внимательно на меня посмотрел:

– Сегодня ты являешься моей дочерью. И потому я остановил бы дальнейшие поползновения Шампье. Но мне даже не понадобилось вмешиваться. Ты сама себя спасла.

– Так вы сделали меня своей дочерью, предвидя, чем закончится визит Шампье? – шепотом спросила я.

– Нет. В церкви вы с Мэтью выдержали первое испытание. В сарае – второе. Клятва на крови была лишь первым шагом к принятию тебя в семью де Клермон. Теперь настало время сделать завершающий шаг. – Филипп повернулся к Алену. – Извести священника, а жителям деревни скажи, чтобы в субботу собрались в церкви. Милорд женится по всем правилам, и свидетелями брачной церемонии станут все жители Сен-Люсьена. Никакой свадьбы в укромном углу.

– Я только что убила человека! Сейчас не время обсуждать нашу свадьбу.

– Чепуха! Брак среди кровопролития – семейная традиция де Клермонов, – отмел мои возражения Филипп. – Мы так устроены, что берем себе в жены и мужья тех, на кого претендуют и другие. Наши браки – дело хлопотное.

– Я… его… убила, – повторила я и для большей доходчивости указала на тело Шампье.

– Ален, Пьер, будьте любезны, уберите тело месье Шампье. Его вид огорчает мадам. У всех остальных есть занятия поважнее, чем торчать здесь и глазеть. – Филипп дождался, когда мы останемся втроем, и продолжил: – Запомни мои слова, Диана. Твоя любовь к моему сыну будет стоить другим жизни. Кто-то пожертвует собой добровольно. Другие умрут, поскольку так сложились обстоятельства. И тебе решать, кто примет смерть: ты, те, кого ты любишь, или кто-то другой. И потому ты должна задать себе вопрос: «Важно ли для меня, кто наносит смертельный удар?» Если этого не сделаешь ты, сделает Мэтью. Ты хотела бы, чтобы смерть Шампье оказалась на его совести?

– Ни в коем случае! – выпалила я.

– А на совести Пьера? Или Тома?

– Тома? О чем вы говорите? Он еще ребенок!

– Этот ребенок согласился защищать тебя от врагов. Ты видела, что за штуку он сжимал в руках? Мехи из буфетной. Тома заострил конец металлического штыря, превратив его в оружие. Если бы ты не убила Шампье, мальчишка при первой же возможности воткнул бы ему этот штырь в живот.

– Но мы же не звери, а цивилизованные существа, – не сдавалась я. – Мы должны обсуждать наши различия и находить взаимоприемлемые решения без кровопролития.

– Однажды я целых три часа проговорил с неким королем, – сказал Филипп. – Ты и многие другие наверняка сочли бы его цивилизованным существом. А под конец нашего разговора он своим приказом обрек на смерть тысячи мужчин, женщин и детей. Слова убивают не хуже мечей.

– Филипп, Диана не привыкла к нашему мировоззрению, – предупредил отца Мэтью.

– Так пусть привыкает. Время для дипломатии прошло. – За все это время Филипп ни разу не повысил голоса. Он говорил так, словно это касалось обыденных дел. Если у Мэтью были теллсы, его отец ничем не выдал своих чувств. – Довольно дискуссий. В субботу вы с Мэтью поженитесь. Поскольку ты моя дочь по крови и по имени, ты выйдешь замуж не только как полагается доброй христианке, но и с соблюдением традиций в честь моих предков и их богов. Сейчас, Диана, у тебя есть последняя возможность сказать «нет». Если ты передумала и не хочешь становиться женой Мэтью, не хочешь принимать жизнь… и смерть, которые влечет за собой брак с ним, я помогу тебе благополучно вернуться в Англию.

Мэтью чуть отстранил меня. Ненамного, на несколько дюймов. Это был символический жест, имеющий глубокий смысл. Даже сейчас он давал мне выбор, хотя давным-давно сделал свой. Я свой тоже сделала.

– Готов ли ты взять меня в жены, Мэтью?

Поскольку совсем недавно я совершила убийство, то была обязана задать ему этот вопрос.

Филипп кашлянул, подавляя смешок.

– Да, Диана. Я готов взять тебя в жены. Однажды я уже это сделал, но готов сделать вторично, чтобы доставить тебе удовольствие.

– Мне тоже хватило одного раза. Это мы делаем для твоего отца.

Я больше не могла думать о браке. У меня дрожали ноги, а на полу краснело пятно крови.

– Тогда мы пришли к общему согласию, – заключил Филипп. – Отведи Диану в ее комнату. Пусть побудет там до тех пор, пока мы не удостоверимся, что поблизости не рыщет никто из друзей Шампье. – У двери Филипп остановился. – Маттаиос, ты нашел женщину, которая тебя достойна. Надежд и смелости ей не занимать.

– Знаю, – ответил Мэтью, беря меня за руку.

– Знай, что и ты всецело достоин ее. А потому хватит сожалеть о своем прошлом. Начинай жить настоящим.