Текст книги "Сорванная вуаль (Любовь срывает маски)"

– Только скажите, что вам нужно, – откликнулся Уильям, не заметивший странной улыбки хозяина, и направился к двери.

– Скажите слуге, чтобы он дал баночку мази аконита, – ответила Марианна.

Уильям кивнул и открыл дверь.

– И, Уильям, – добавила Марианна, с опаской взглянув на графа, – пусть слуга передаст моей тете, что я вернусь поздно.

– Если вы скажете, где живете, я передам ей это сам.

– Нет!

Оба мужчины испытующе посмотрели на Марианну.

– Я хочу сказать, что вам самому не стоит беспокоиться. Просто пошлите слугу. И не… э… говорите ей, кто мой пациент. Моя тетушка придет в ужас, если узнает. Просто пусть слуга передаст, что я скоро вернусь. Тетя Тамара привыкла, что я возвращаюсь поздно, она поймет.

Когда Уильям ушел, Марианна огорченно вздохнула. Тетя Тамара придет в ярость, когда узнает, где она была. Со дня их встречи у мистера Тиббета тетя много раз настойчиво повторяла, как важно для Марианны не попадаться на глаза графу.

– Почему ваша тетя придет в ужас, узнав, что вы лечите меня? – спросил Фолкем.

Марианна, достававшая толстую иглу и крепкую черную нитку из кожаного мешочка с травами, замерла. Она вдруг осознала, что осталась наедине с очень опасным для себя человеком.

– Прошу прощения, милорд, но моя тетя не доверяет дворянам, – ответила она, пытаясь не выдать охватившего ее волнения.

– Почему же? Разве дворяне менее приятны или менее достойны доверия, чем цыгане? – рассмеялся Фолкем.

– Некоторые из них отвратительны, – сердито ответила Марианна.

– Как и некоторые цыгане. Может быть, вашей тете просто попадались не те дворяне.

Марианна не ответила, понимая, что спор с графом ни к чему хорошему не приведет. К тому же в его словах была доля правды. Мать Марианны как-то намекнула, что какой-то дворянин разбил сердце Тамары, что и стало причиной ее презрения к дворянам, которых она считала слабыми и мягкотелыми щеголями.

Марианна взглянула на Фолкема. Этот граф явно не походил на тех людей благородного происхождения, которых презирала ее тетка. Это вызывало сожаление. Поскольку он был далеко не глуп, его пребывание в Фолкем-Хаусе делало положение Марианны еще более удручающим.

Хорошо, что он ранен и не может преследовать ее, если она вдруг будет вынуждена бежать. В то же время она была почти уверена, что если он захочет преследовать ее, он, раненый или нет, сделает это.

Ей просто надо убедиться, что у него нет такого желания. Марианна посмотрела на иглу, в которую уже вдела нитку. После того как она наложит швы, вероятнее всего, он никогда больше не захочет, чтобы она приближалась к нему. Марианна поморщилась, представив себе, какую боль причинит сейчас графу.

И тут же она напомнила себе о том, кто перед ней. Она оглядела комнату, которую граф выбрал для себя. Это была спальня ее родителей. Неприязнь Марианны к Фолкему возросла, когда она увидела, как он переделал комнату. Старые любимые кресла и письменный стол ее отца заменили новой ореховой мебелью, лишенной теплоты и уюта. Ее взгляд упал на окровавленную шпагу, лежавшую на роскошном ковре.

«Граф – жестокий убийца, – сказала Марианна себе. – Он заслужил эту боль, от которой теперь страдает, и лучше поскорее закончить с этим неприятным делом».

– Я собираюсь зашить вашу рану, так она лучше заживет, – сказала Марианна, снова подходя к кровати. – Вам будет больно.

– Больнее, чем сейчас, уже не может быть, но я надеюсь, вы умеете орудовать иголкой, – язвительно заметил граф.

– Разве вы не знаете? Мы, цыгане, славимся своим умением шить, – сказала Марианна и, вонзив иглу в его тело, протащила нить.

– Вы не цыганка, – проговорил граф сквозь стиснутые зубы.

Марианна так растерялась от услышанного, что нечаянно уколола его.

– Черт побери, женщина, – закричал Фолкем, – я вам не подушка для иголок!

– Простите, – стараясь сохранять спокойствие, тихо произнесла Марианна. – Что вы хотите сказать, заявляя, что я не цыганка?

– Для цыганки вы говорите слишком правильно. У вашей тети есть акцент, а у вас нет. У вас речь образованного человека.

Марианна судорожно сглотнула. Этот человек слишком проницателен. Она должна дать ему какое-то объяснение, но какое? И тут Марианна вспомнила, что однажды сказала ее тетка: наилучшая ложь – та, что всего ближе к правде.

– Мой отец был благородного происхождения, – ответила Марианна. – Цыганкой была моя мать.

– Так вы незаконнорожденный ребенок? Это объяснило бы вашу правильную речь, но лишь в том случае, если бы вас воспитывали как дворянку. Вы хотите сказать, что ваш отец признал вас?

Слава Богу, граф сделал желательный для нее вывод, и ей почти не пришлось лгать.

– Да. Я росла в его доме, пока он не умер, – с трудом проговорила Марианна. Ей хотелось, чтобы смерть отца была неправдой. – После этого его семья не захотела принять меня, поэтому я уехала к тете. С тех пор она заботится обо мне.

– У вас была тяжелая жизнь, – сочувственно произнес граф.

– Моя жизнь не была такой уж ужасно тяжелой, напротив, я была очень счастлива. Для меня жизнь похожа на заросший сад. Можно вообще не обращать внимания на сорняки, а можно трудиться в поте лица, выпалывая их. В обоих случаях важны только цветы.

Взгляд графа стал холодным.

– Некоторые сады слишком запущены, чтобы их возрождать. Лучше сровнять их с землей, – с горечью в голосе проговорил он.

– Вероятно. Но тогда надо обязательно посадить новый сад.

Фолкем хрипло усмехнулся:

– Я вижу, вам обязательно нужны цветы. И что бы ни сделали с вашим садом, вы добьетесь, чтобы в нем росли цветы.

– Полагаю, я говорю слишком весело с человеком, которого только что ранили разбойники.

– Немного. Или, может быть, немного наивно.

– А что вы знаете о тяготах жизни, милорд? – спросила Марианна, слегка уязвленная его словами. – Разве вы страдали, рожая ребенка, или видели, как голодают дети? Вы видели смерть на полях сражений, это правда, но вы, без сомнения, упивались своей славой. Я видела, как смерть забирала тех, кто ее не заслуживал, кто умирал только потому, что родился не в той семье. Такие, как вы, никогда не видят этих страданий. Нет, такие, как вы, только причиняют их.

Граф пристально смотрел на Марианну.

– Вероятно, не только ваша тетя не любит дворян.

Она отвернулась, смущенная своей вспышкой. Она не имела ничего против дворян. Да и не могла иметь. Ее отец был баронетом. Но в то же время относилась к титулованным особам не так, как другие. Мать открыла ей глаза на страдания простых людей, научила ее относиться к ним, как к любым другим людям. Именно поэтому ее отцу так не хотелось служить при дворе. Несмотря на то что он всегда был на стороне роялистов, он был почти доволен правлением Кромвеля. Он даже начал думать, что, может быть, нет ничего ужасного в том, что государством управляет весь народ, а не малочисленная кучка.

Теперь двор вернулся – бездельники дворяне во главе с распутным королем. Марианна взглянула на графа. Может, он и кажется другим, но в душе такой же, как и все «кавалеры». Он с предубеждением смотрит на мир, ни разу не испытав чувства отчаяния и безнадежности, знакомые беднякам.

Марианна принялась со злостью рвать простыню на бинты.

– У меня такое ощущение, что вам хотелось бы не простыню, а меня разорвать на мелкие куски, – спустя некоторое время проговорил граф.

– Не говорите глупостей, милорд, – резко ответила Марианна. – Мне же надо чем-то перевязать вашу ногу.

Граф усмехнулся:

– Если я не ошибаюсь, у вас достаточно бинтов, чтобы перевязать обе ноги.

Марианна остановилась и посмотрела на кучу полотна, разорванного ею.

– Наверное, достаточно, – с сожалением сказала она.

– Если вам действительно необходимо столько бинтов, может быть, следует нанести рану и на другую ногу? – насмешливо спросил граф. – Кажется, у вас есть огромное желание сделать это.

Марианна попыталась ответить таким же шутливым тоном:

– Может, и следует. Тогда я могу попробовать способ лечения вашего старого слуги на другой ноге.

Граф помрачнел:

– Только если вы этими бинтами привяжете меня к кровати. Я под страхом смерти запрещу ему применять свое лекарское искусство и приближаться к моим владениям ближе чем на сотню миль.

В это время вернулся Уильям с мазью.

– Ваша тетя подняла шум, – проворчал он.

Марианна дрожащими руками взяла у него мазь.

– Как вы нашли мою тетю?

– Она была в лавке аптекаря, пытала бедного слугу, куда пропала ее племянница. Видимо, надеялась найти вас там.

Марианна, затаившая дыхание, облегченно вздохнула.

– Понятно, – прошептала она и принялась щедро наносить мазь на рану.

Уильям скорчил гримасу:

– Она отругала меня. Сказала, что вы не нанимались в прислуги к горожанам и вам, как и любому человеку, требуется отдых. Потом она рассердилась на меня, потому что я не сказал, где вы. Я сказал, что с вами все в порядке, но она все равно отчитывала меня. Сказала, что я должен помнить, что вы невинная девушка, и даже пальцем не трогать вас.

Марианна с досадой прикусила губу, заметив, что последние слова весьма заинтересовали графа.

– Моя тетя слишком осторожна. Не обращайте на нее внимания, – тихо сказала Марианна, осторожно забинтовывая ногу графа.

– Не так просто не обращать внимания на такую злоязычную женщину, как ваша тетя, – ответил Уильям, усаживаясь на стул возле кровати графа. – К тому же и без острого языка трудно не обратить на нее внимания, – загадочно добавил он.

Но казалось, граф понял, на что намекал Уильям.

– Не старовата ли для тебя эта цыганка? – усмехнулся Фолкем.

– Не так уж она стара, милорд. И совсем неплохо выглядит.

Фолкем засмеялся, но Марианна с силой затянула повязку на его ноге, и он осекся.

– Если вы, джентльмены, закончили обсуждение моей тети, то я бы хотела показать Уильяму, как ухаживать за раной.

Наступившее молчание заставило Марианну поднять голову. Мрачного, угрожающего взгляда графа хватило бы, чтобы заставить робкую душу бежать отсюда без оглядки. Но Марианна не была робкой душой. Она спокойно встретилась взглядом с графом.

– Разве вы не вернетесь сменить повязку? – с угрозой в голосе спросил Фолкем.

Несмотря на то что горящий камин освещал всех находившихся в комнате, лицо графа казалось темным от гнева. В душе Марианны шевельнулся страх, но она не поддалась ему.

– Я уверена, Уильям прекрасно справится с перевязкой.

Она закончила завязывать бинт, когда граф схватил ее руку.

– Я бы предпочел, чтобы вы это делали сами, – тихо сказал он и еще крепче стиснул руку Марианны, когда она попыталась отдернуть ее.

– Пожалуйста, милорд, – сказала Марианна, ее сердце тревожно забилось, – в этом нет необходимости. А меня ждут другие больные.

– Но Уильям может повредить рану, – возразил Фолкем.

Сила, с которой он удерживал ее, пугала Марианну.

– Я… я уверена, что он сумеет сделать все, что я ему скажу.

– Возможно… – рассеянно ответил граф.

Он схватил Марианну за другую руку и некоторое время пристально рассматривал ее.

– Скажите мне, Мина, как случилось, что на ваших руках нет следов оспы? – наконец спросил граф, с подозрением глядя на девушку.

Марианна растерялась.

– Я… я не знаю, – заикаясь произнесла она.

– Разве не странно, что ваше лицо так пострадало, что вы носите маску, а ваши руки гладкие и мягкие, как у ребенка? Насколько я знаю, так не бывает при оспе.

Свободной рукой граф медленно сдвинул край рукава к локтю.

– Вы врач, – продолжал он. – Так скажите, бывает ли так, что оспа беспощадна к одному месту на теле и щадит другое?

– Это бывает, – ответила Марианна.

Нарастающий внутри ее гнев заглушал страх перед графом. Да как он смеет так бессердечно обращаться с женщиной, которая признается, что стыдится своей внешности?!

– А как ты думаешь, Уильям? – обратился к слуге граф. – Ты когда-нибудь слышал, чтобы оспа была так разборчива?

– Сейчас же отпустите меня, милорд! – возмущенно воскликнула Марианна, пытаясь вырвать руку из цепких пальцев графа.

Фолкем насмешливо скривил губы:

– А что, если я захочу и дальше исследовать это странное явление?

Марианна раздраженно ответила:

– Тогда лишь подтвердите то, о чем я все время думала: несмотря на все ваши внешние признаки джентльмена, вы так же порочны, как и остальные придворные короля!

Улыбка исчезла с лица графа.

– А что может знать цыганка о королевских придворных?

Марианна мысленно обругала себя за свой язык и ответила:

– Как и все, я слышала разные истории. Как предается двор тайным недопустимым развлечениям. Как джентльмены, подобные вам, вылезают из постели одной распущенной женщины лишь для того, чтобы залезть в постель другой. Неужели вам так надоели красавицы, что вы пристаете к бедной, обезображенной оспой девушке, едва она успела закончить перевязывать вашу рану?

Граф мгновенно отпустил ее руку.

– Ах да, мои раны, – равнодушным тоном сказал он. Затем он взглянул на забинтованную ногу, и на его лице появилось выражение недовольства оттого, что его воле препятствуют, и одновременно отвращения к самому себе за свое поведение. – Вы хорошо справились с моей ногой. Я не имел права смущать вас. Я вам очень благодарен за заботу.

– Уже все забыто, – отмахнулась Марианна, стремясь сбежать из этой комнаты, пока он снова не начал допрашивать ее.

– Но не мною. И я не собираюсь оставить ваше искусство без вознаграждения. Уилл, принеси мне кошелек.

– Нет, пожалуйста, не надо! – запротестовала она, боясь снова остаться наедине с графом.

Уильям задержался в дверях, ожидая распоряжения хозяина.

Фолкем вопросительно поднял брови:

– Ваши услуги должны быть оплачены. Я достаточно хорошо знаю цыган, и знаю, что они ничего не делают, если не ожидают вознаграждения.

Марианна пропустила мимо ушей оскорбление, прозвучавшее в словах графа. В эту минуту ей так хотелось уйти неузнанной, что ей было все равно, что он говорил.

– Я… я не беру денег за свои услуги, – объяснила Марианна, надеясь, что сейчас граф отпустит ее.

– Наверняка ваша тетя не столь великодушна. Скоро я поговорю с ней…

– Нет!

Бурный протест Марианны вызвал в графе любопытство.

– Я… я хочу сказать, – залепетала она, – что она скажет то же самое. Я лечу для собственного удовлетворения, а не ради денег. Тетя зарабатывает шитьем, этого нам вполне достаточно. Пожалуйста, милорд, не беспокойтесь о нас.

Фолкем так пристально посмотрел на Марианну, что ее сердце сжалось от дурного предчувствия. Наконец он коротко кивнул:

– Как хотите.

– Благодарю вас. Но теперь я должна идти, пока моя тетя не начала волноваться.

– Но вы вернетесь, чтобы сменить повязку? – спросил граф.

Его требовательный тон не понравился Марианне.

– Если возникнет такая необходимость, – неохотно ответила она.

«Я не солгала», – говорила Марианна себе позднее, вспоминая, что граф, похоже, принял ее слова за обещание. Если она будет ему нужна, она, конечно, вернется, но в этом не будет необходимости. Он сильный и здоровый, и рана быстро заживет. Если вдруг Уильям будет спрашивать о ней мистера Тиббета, аптекарь сможет научить его менять повязки. Ей больше не придется встречаться с этим страшным графом. Но если он разыщет ее, она как-нибудь сумеет избежать его любопытства.

«Сумею», – убеждала себя Марианна. Но воспоминание о силе, с которой граф Фолкем держал ее за руки, рождало в ней сомнения.

Глава 4

Где есть вина, там есть и гнев и безрассудство.

Бен Джонсон. Сиджанс, его падение

Марианна поклялась себе, что не вернется в Фолкем-Хаус. Она и не думала, что снова окажется здесь. Спустя всего лишь пять дней она снова стояла в великолепном зале, протянувшемся во всю длину второго этажа дома.

«Я ничего не могла сделать», – убеждала мысленно она себя. Мистер Тиббет сказал, что граф тяжело болен. Что оставалось делать? Марианна старалась найти причину, из-за которой наложенные ею швы и припарки не помогли. С каким бы подозрением она ни относилась к графу, мысль о том, что он страдает от боли, вызывала у нее сострадание.

Марианна украдкой взглянула на тетку, которая на все смотрела с явным подозрением и опаской. Интерьер зала, в котором они находились, разительно отличался от того, каким он был во времена, когда дом принадлежал отцу Марианны. Хотя картины и гобелены по-прежнему украшали его стены, но на них были изображены не мирные картины с пастушками и не почтенные предки Уинчилси, а битвы и сражения. Со стен на Марианну смотрели портреты мужчин и женщин, имевших большое сходство с графом. Картина с двумя почти обнаженными пышнотелыми женщинами, полулежащими в присутствии двух джентльменов, заставила девушку сильно покраснеть. Но что-то было притягательное в этих буйных темных красках и этой откровенной чувственности, и вопреки своему желанию Марианна смотрела на них.

Казалось, даже мебель здесь служила для устрашения. Дорогие, с искусной резьбой кресла, стоявшие в огромных оконных нишах, старинный мраморный стол в классическом стиле, крышку которого поддерживали ножки в форме злобно усмехающихся сатиров. Марианна отвернулась, чтобы не видеть их злых глаз, и наткнулась взглядом на еще более страшное зрелище.

Часть зала была отведена под необычное собрание оружия. Перекрещенные испанские рапиры, острые блестящие сабли и украшенный драгоценными камнями турецкий ятаган придавали обстановке зала зловещий вид. «И какой человек повесит такие ужасные изображения войны на стены? – подумала Марианна и сама себе ответила: – Человек, который желает напомнить всем сюда входящим, что с ним нельзя шутить». Новый владелец Фолкем-Хауса был закаленным в битвах солдатом, привыкшим к крови, раненым и ужасам войны.

«Тогда почему он так тяжело переносит ранение шпагой?» – в недоумении спрашивала себя Марианна. Рана была не тяжелее тех, что он получил в битвах. Она хорошо очистила ее и плотно зашила. Рана не должна была загноиться, и граф не должен теперь лежать без сознания в лихорадке.

Тетя Тамара, конечно, не верила этому. Как только мистер Тиббет сказал, что услышал о плохом состоянии графа от Уильяма Крэшоу, Тамара сразу же заявила, что это все выдумки, ловушка, чтобы заманить Марианну в Фолкем-Хаус.

– Это безумие, – ворчала Тамара, когда они ожидали, пока слуга доложит Уильяму об их приходе. – Поверить не могу, что ты опять сюда пришла.

Марианна сама верила в это с трудом, но вслух об этом не сказала.

– Мистер Тиббет опасается за жизнь графа.

– Но мистер Тиббет был против того, чтобы ты шла сюда. Он даже и не видел Фолкема, поэтому не может поручиться за его состояние.

– Я говорила тебе, Уильям никогда не допустит мистера Тиббета к своему хозяину. Он мне говорил, что не доверяет пуританам.

Тамара фыркнула:

– А ты не должна доверять дворянам. Ты сделала глупость, когда впервые оказалась рядом с графом. Если бы не твоя маска, кто знает, что могло бы случиться?

Марианна виновато посмотрела на свои руки. Она помнила твердые длинные пальцы Фолкема, обхватившие ее запястья. Она не призналась тетке, как близка была она в ту ночь к разоблачению. Мог ли Уильям подстроить ловушку, сказав, что граф очень болен, или это была правда?

В любом случае Марианна оказалась в очень опасном положении. Если Фолкем действительно болен, то горожане могут подумать, что она намеренно мешает его выздоровлению.

Марианна взглянула на Тамару:

– Ты думала, что произойдет, если граф умрет?

Тамара замерла, выражение беспокойства не сходило с ее лица.

– Если дворянин с его титулом умрет после моего лечения, моя судьба решена, – мрачно проговорила Марианна. Горожане не посмеют защитить меня, а как только солдаты узнают, что Мина и леди Марианна – одно лицо, меня арестуют. Разве ты не понимаешь? Я должна помочь графу, иначе я заплачу за его смерть своей жизнью.

Тамара блеснула черными глазами:

– К ночи мы могли бы быть далеко отсюда.

– Я не могу бросить человека на верную смерть, – с жаром возразила Марианна. – Кроме того, даже если мы сбежим, на этот раз они будут охотиться за мной, пока не поймают. Меня оставили в покое только благодаря твоей хитрости.

Тамара ненадолго задумалась, затем, вероятно, осознав правоту племянницы, расправила плечи и сказала:

– По крайней мере я смогу защитить тебя от этого нахала Уильяма и его страшного хозяина, когда ты займешься своим делом.

– Для этого ты и здесь, не правда ли? – чуть насмешливо спросила Марианна.

Она вдруг представила себе, как Тамара срывает со стены одну из сабель и бросается на защиту чести своей племянницы.

Тем временем в доме происходило что-то непонятное. Если в зале царила атмосфера горя и уныния, то в других частях дома было весьма оживленно. На лестнице слышался топот ног, в дальней комнате что-то, фальшивя, насвистывал лакей. Через зал шумно проследовали три служанки, с нескрываемым любопытством смотревшие на Марианну и Тамару. Их, казалось, нисколько не волновало здоровье хозяина.

Прежде чем Марианна успела по-настоящему встревожиться, в зал вошел Уильям. От его худощавой гибкой фигуры веяло спокойной уверенностью.

– Так вы пришли, – подойдя, негромко сказал он, старательно избегая взгляда Марианны.

Нежелание Уильяма смотреть в глаза испугало ее. Неужели они пришли слишком поздно?!

– Он… он умер? – спросила Марианна.

Вздрогнув, Уильям посмотрел ей в лицо:

– О… о нет, с ним все хорошо… То есть его лихорадит. Сейчас он немного отдыхает, но… – Заметив Тамару, стоявшую позади Марианны, он умолк, а затем настороженно спросил: – Что вы здесь делаете?

– Я, конечно, пришла помочь племяннице, – ответила Тамара.

Марианна заметила, как потеплели глаза Уильяма при взгляде на ее тетку. Они смотрели друг на друга как-то по-особенному. Марианна вспомнила, что Уильям встретился с Тамарой в лавке аптекаря в ту ночь, когда был ранен граф.

Не спуская глаз с Тамары, Уильям взял Марианну за руку и потянул за собой.

– Пожалуйста, пройдите в комнаты хозяина. Вы знаете, где это, – тихо сказал он, кивнув в ту сторону, откуда пришел.

Когда Тамара шагнула вперед, намереваясь последовать за племянницей, он рукой остановил ее:

– А вы останетесь здесь.

Марианна оглянулась на Уильяма с подозрением:

– Почему она не может пойти со мной?

– Да, почему? – вмешалась Тамара, скрестив руки на своей пышной груди. – Куда Марианна, туда и я, сэр. Дайте мне пройти, если хотите, чтобы она вошла к графу.

Уильям перевел взгляд с одной женщины на другую.

– Вы его не увидите, – сказал он, обращаясь к Тамаре и становясь между ней и Марианной. – Я не допущу, чтобы вы его сглазили и ему стало бы хуже.

Когда Тамара, хмыкнув, рванулась вперед, Уильям схватил ее за плечи:

– И так уже плохо то, что ваша племянница мог ла бы убить его. Вместе вы наверняка сможете убить его. Нет, я буду держать вас здесь и послежу, чтобы девушка «случайно» не навредила ему.

– Послушай, ты, зловредный негодяй, ты не смеешь говорить так о моей племяннице… – гневно произнесла Тамара.

Но Марианна не разделяла возмущения тетки, ибо слова Уильяма встревожили ее. Она пошла вперед, полная решимости узнать, почему ее лечение не помогло графу.

– Ничего, тетя, – оглянувшись, произнесла Марианна, направляясь в хозяйские апартаменты. – Побудь здесь. Да и что больной человек может мне сделать?

Марианна торопливо прошла по сводчатым коридорам и, приблизившись к апартаментам графа, на минуту остановилась. Что ожидает ее за этой дверью? Если граф при смерти, сумеет ли спасти его? Она должна, ибо от этого, может быть, зависит ее жизнь и жизнь ее тетки.

Замирая от страха, Марианна толкнула тяжелую дубовую дверь и вошла в освещенную мягким светом комнату. В недоумении она застыла на пороге. Постель была пуста. Но где же граф? Не перенесли ли его в другое место? Придя в волнение от этих мыслей, Марианна намеревалась уже уйти, чтобы расспросить Уильяма, как вдруг услышала у себя за спиной звук открывающейся двери. Она мгновенно обернулась и оказалась лицом к лицу с графом Фолкемом.

Он, одетый в жилет, белую рубашку голландского полотна и темно-синие штаны, стоял, небрежно прислонясь к двери и опираясь на здоровую ногу. Граф выглядел немного бледным, но, глядя на него, нельзя было сказать, что он страдает от лихорадки.

– Как хорошо, что вы пришли, – тихо проговорил Фолкем. Его серые глаза неотрывно смотрели на маску, как будто он видел сквозь нее. Неожиданно улыбка появилась на его лице.

Увидев графа живым и здоровым, Марианна пришла в ярость:

– Значит, моя тетя была права и ваши «призывы о помощи» – обман! Как вы смеете?! Как вы смеете пугать меня тем, что я довела вас до смертного порога, а сами при этом живы и здоровы?!

Улыбка на лице графа стала еще шире.

– Вы беспокоились обо мне?

– Я беспокоилась, что ваш человек может бросить меня в тюрьму за то, что я убила его хозяина. Вот о чем я беспокоилась. Вы – подлый мерзавец! – гневно воскликнула Марианна. – Что заставило вас распространять такую ложь? Или вы просто ненавидите цыган? Неужели вам так противно прикосновение цыганки?

Граф отошел от двери, и Марианна заметила, как он поморщился, ступив на больную ногу.

– Честно говоря, я предполагал поблагодарить вас, – холодно проговорил он.

– Погубив мою репутацию… распространяя злостную ложь и слухи для того, чтобы горожане шарахались от меня? Какая же это благодарность?

Глаза графа темнели и темнели, пока не стали цвета стали. Он решительно шагнул к Марианне:

– Уилл пытался разыскать вас, но никто не захотел сказать ему, где вы живете. Даже создалось впечатление, что никто не хочет подтвердить, что вы существуете. И это единственный способ, который я смог придумать, чтобы привести вас сюда, дабы выразить свою благодарность. Скажите мне, кто-нибудь в Лидгейте обвинил вас? Кто-нибудь обидел вас из-за моей маленькой хитрости?

Ответ был готов сорваться с губ Марианны, но она не спешила. Кто-нибудь обидел ее? Нет. Ее страхи разжигались ее же тревогой и ее отчаянным положением, а не чьими-то словами. Конечно, мистер Тиббет беспокоился, что она может нечаянно навредить графу и тогда за ней явятся солдаты, но он, несомненно, не обвинил бы ее в том, что она сделала это нарочно. Все же у нее было достаточно оснований для страхов, и ее возмущало, что граф отнесся к этому с таким пренебрежением.

– Никто в Лидгейте не обвиняет меня… пока, – ответила Марианна, – но здесь часто относятся к цыганам с подозрением, и ваша «хитрость» не улучшила положение, в этом я уверена.

Фолкем нахмурился. Его лицо неожиданно напомнило Марианне когда-то увиденную ею картину, на которой мстительный Сатана хмуро смотрел на Создателя. Содрогнувшись, она плотнее запахнула накидку, только теперь сообразив, как опасно оставаться с графом наедине.

Он как будто не заметил ее жеста, но подошел ближе.

– Я приношу извинения за неудобства, которые могла причинить моя уловка. Но как можно обвинять меня за то, что я хотел найти женщину, которая спасла мне ногу? Что я хотел еще раз каким-то образом вознаградить ее? Если желаете, вы можете добавить мой последний… э… необдуманный поступок к моему долгу перед вами. Долгу, который мне не терпится уплатить.

Слова графа мало тронули Марианну. Теперь, когда ее гнев немного остыл, к ней вернулась осторожность. Сейчас не время осуждать графа, который обладает достаточной властью, чтобы ее арестовали. Она должна быть осмотрительна.

– Можете считать, что оплатили ваш долг. Видеть, что вы здоровы и что мне удалось облегчить вам боль, для меня достаточная награда, – ответила Марианна с легким сарказмом. – А сейчас мне лучше уйти, пока тетя не начала беспокоиться обо мне.

Она стала обходить графа, продвигаясь к двери, но он схватил ее за плечо:

– Вы не можете уйти, не позволив мне полностью оплатить мой долг.

Марианна попыталась вырваться. От страха ее сердце готово было выскочить из груди. Пристальный взгляд графа, устремленный на ее маску, приводил Марианну в ужас.

– Пожалуйста… отпустите меня, – задыхаясь, попросила она.

Что-то в ее дрожащем голосе, должно быть, подействовало на графа, потому что он убрал руку с ее плеча, однако дорогу не уступил.

– Я не требовала вашей благодарности, – захлебываясь словами, проговорила Марианна. – То, что я делала для вас, я бы сделала для любого человека. – Она остановилась, всей душой жалея, что не послушалась тетки и не держалась подальше от Фолкем-Хауса. – Я уже отказалась от платы, и нам не о чем больше говорить.

– Но я хочу предложить нечто лучшее, чем монеты. Я слыхал, что в Лондоне есть врач, которого зовут Милберн, он делает чудеса со следами оспы. Он заявляет, что может полностью убрать их и кожа станет мягкой и гладкой, как у младенца. Я отправлю вас к нему. Это самое малое, что я могу сделать для женщины, которая спасла мне ногу, а может быть, и жизнь.

Марианна резко подняла голову и, потрясенная, уставилась на графа. Предполагалось, что у нее на лице ужасные шрамы. О Боже! Она и подумать не могла, что такое может случиться. Теперь она уже не считала такой блестящей идею объявить, что она обезображена оспой.

Марианна вдруг насторожилась. Почему граф сделал ей такое предложение? Она тоже слышала о Милберне. Отец считал этого человека шарлатаном, но кое-кто утверждал, что он им помог. Милберн большей частью лечил богатых и всегда вытягивал из своих пациентов большие деньги. Мог ли Фолкем действительно иметь намерение потратить такую огромную сумму денег на то, чтобы отправить цыганку лечиться в Лондон, особенно если «лечение» Милберна могло оказаться всего лишь мошенничеством? Было удивительно даже то, что он подумал об этом.

Или мог? Марианна смотрела на графа сквозь прорези маски и видела, как он перевел взгляд с ее рук на шелк, скрывающий ее лицо, и обратно на руки. Не могло бы это предложение быть просто уловкой, чтобы узнать, что она прячет? Как она сможет отказать ему, не возбуждая подозрений?

– У меня нет желания обращаться к этому доктору, – сказала Марианна, лихорадочно соображая, как обосновать свой отказ. – Я научилась жить с моей… э… необычной внешностью. Если этот доктор не сможет мне помочь, я буду страдать гораздо сильнее, чем до сих пор.

Она надеялась, что такой ответ удовлетворит графа, но напрасно.

– Сначала вы показались мне храброй женщиной, – сказал он, старательно сдерживая раздражение. – Не думал, что вы настолько трусливы, что вас испугали предложенные мною награды за спасение моей жизни.

Марианна пыталась по лицу графа определить, старается ли он понять, что она говорит неправду о причинах, заставляющих ее носить маску, или он искренне хочет «спасти» ее. К сожалению, выражение его лица ни о чем ей не говорило.

– Я не боюсь вашей награды, милорд, – гордо подняв голову, произнесла Марианна. – Просто я не верю, что старания этого врача не окажутся напрасными. Но благодарю вас. Уверена, ваши намерения благородны.

– Подумайте, какие возможности мой подарок откроет перед вами. Может быть, он поможет вам найти мужа, который заботился бы о вас лучше, чем это может делать ваша тетя.