Текст книги "Сорванная вуаль (Любовь срывает маски)"

Глава 7

И для судьи, что приговор выносит вору,

Он кажется виновней во сто крат,

Чем сам того своей виною заслужил.

Уильям Шекспир. Мера за меру

Прошло два дня, а Гаррета все еще преследовал образ Мины. Он ехал быстрым шагом на своем жеребце Цербере по дороге, ограничивающей его владения, и не переставал проклинать себя за то, что думает об этой упрямой цыганочке.

Он понимал, почему она не выходит у него из головы. Когда она раскрыла перед ним свое лицо, она не раскрыла своих тайн. Ее скрытность не давала ему покоя. То он верил, что ей нечего скрывать, у нее нет никаких позорных тайн, то его охватывали подозрения, что она подослана его дядей.

Даже если она служит дяде, что она может ему сделать? Она явно была слишком неопытна для настоящего предательства, а Гаррет повидал достаточно истинных злобных интриганов, чтобы предположить, что она чем-то может помешать ему. Однако если ее послал Тирл, она может оказаться более чем помехой, особенно когда она так волнует его.

Сейчас, если он намерен достичь своей цели, ему меньше всего нужны были лишние переживания. В последние дни эта цель все более и более захватывала его. Возвращение в Фолкем вновь разбередило его душевную рану, нанесенную известием о смерти родителей.

Когда Гаррету рассказали об их гибели, он смирился с объяснением, что произошла одна из тех трагедий, которые случаются на войне. Но со временем он пришел к осознанию некоторых вещей.

Только одному дяде Гаррета было известно, что его родители под чужими именами направились в Вустер, чтобы там присоединиться к королю. Только Тирл знал, какой дорогой они поедут и как их можно узнать. И теперь Гаррет был уверен, что только Тирл мог выдать их «круглоголовым». У него не было доказательств, но он всем сердцем верил в это.

С годами его подозрения переродились в жгучее желание отомстить. Сейчас он едва мог поверить, что через столько лет наконец близок к осуществлению своего желания.

Его месть началась с его появления в палате лордов и возвращения ему его владений. Его неожиданное возвращение породило множество слухов. Пройдет немного времени, и общество узнает всю правду о Тирле, о его двуличности. И тогда Питни невозможно будет показаться в приличном обществе. Тогда Гаррет начнет затягивать петлю на его шее. Он уже старательно готовил для этого почву. И скоро, очень скоро…

Громкие крики нарушили полуденную тишину и отвлекли графа от его мыслей. Повернув Цербера в ту сторону, откуда доносились звуки, он увидел столб дыма, поднимавшийся над его полями. Черт побери, кто-то поджег поля! Гаррет пришпорил коня. Услышав душераздирающий крик, он еше сильнее ударил Цербера.

Доскакав до места, Гаррет увидел трех мужчин посреди выгоревшего участка поля. Он не узнал человека, неподвижно лежавшего на земле. Его камзол и рубашка на глазах набухали от крови. Двое других, возмущенно кричавших друг на друга, были Гаррету знакомы. Оба работали на него. Тот, что повыше, сжимал в руке окровавленный нож.

Гаррет соскочил с седла.

– Прекратите это безумие! – закричал он, становясь между ссорящимися.

Высокий тотчас же обернулся на голос, держа наготове нож. Увидев Гаррета, человек мгновенно побледнел и выронил нож.

– М-милорд, я не знал…

Мрачный взгляд Гаррета заставил его замолчать.

– Расскажите, что случилось, – потребовал Гаррет, не спуская недоверчивого взгляда с обоих.

Высокий, оказавшийся местным жителем, нанятым на время жатвы, пришел в себя и поспешил объяснить.

– Этот негодяй, – он указал на распростертого на земле мужчину, – пытался поджечь поля. И ему бы это удалось, если бы я не распорол ему брюхо.

Тот, который был пониже ростом, арендатор этого поля, со злостью замахнулся на высокого кулаком:

– Ты «распорол ему брюхо», только когда появился я и выбил факел из его руки. Он не был вооружен. Если бы не твоя глупость, я взял бы его живым. Его сиятельство мог бы допросить его. Стоило бы узнать, кто подослал мерзавца поджечь нас, вместо того чтобы иметь безымянного мертвеца, которого надо похоронить.

Гаррет еще раз огляделся. Факел, закатившийся в зеленую траву, явно недолго горел, перед тем как погаснуть. Гаррет внимательно осмотрел распростертое на земле тело. Оружия при нем не было.

Гаррет вопросительно взглянул на высокого крестьянина. Тот переводил взгляд с арендатора на графа, как будто соображая, как ему лучше объяснить свои действия.

– Может, я и поспешил, – наконец пробормотал он. – Но откуда я мог знать, что он не вооружен? Я сделал то, что сделал бы любой солдат.

Это замечание заставило Гаррета спросить:

– Тебя зовут Эштон, не так ли?

Высокий утвердительно кивнул.

– И ты был солдатом?

Эштон прикусил губу и опустил глаза.

– Ты пришел просить работу и сказал, что ты фермер, – продолжал Гаррет. В его голосе появились стальные нотки. – Ответь на мой вопрос: ты когда-нибудь служил в армии?

– Я только хотел сказать, милорд, что я хотел защитить себя, как это сделал бы любой солдат.

– Так ты не был солдатом.

– Нет.

Гаррет взглянул на окровавленный нож в руке Эштона, а затем на раненого, лежавшего на земле.

– Ты уволен. Я более не нуждаюсь в твоих услугах.

Арендатор мрачно кивнул в знак одобрения, а Эштон в растерянности уставился на графа:

– Н-но, милорд, почему?

Гаррет посмотрел в глаза Эштону, и тот залился краской.

– Я не терплю лжецов, – заметил Гаррет. – Простые фермеры не носят ножей, и какая необходимость скрывать, что ты когда-то был солдатом?

На какой-то момент выражение лица Эштона изменилось, как будто кто-то сорвал с него маску. Его взгляд стал похож на взгляд дикаря, загнанного в угол.

– Милорд, я… я не был уверен, что мне следовало говорить вам, что когда-то я был солдатом. Солдаты не всегда становятся хорошими фермерами. Но если вы не прогоните меня, может быть, вам было бы выгодно иметь солдата на вашей стороне.

Гаррет улыбнулся, хотя его глаза при этом оставались холодными.

– Может быть, и было бы. Но солдаты, которые лгут, мне не нужны.

Эштон побледнел.

– Ваше сиятельство, я буду преданным…

– Преданным кому? – сурово спросил Гаррет. – Это главный вопрос. Нет, я полагаю, будет лучше для нас обоих, если ты покинешь свою службу у меня, пока твоя «преданность» не окажется опасной для меня и не вынудит принять меры.

Угроза, прозвучавшая в словах графа, заставила Эштона снова покраснеть. Он только слегка кивнул, развернулся и зашагал по направлению к Лидгейту.

Арендатор с презрением посмотрел Эштону вслед:

– Попомните мои слова, милорд. Это негодяй, настоящий негодяй, хотя и умеет хитро говорить. Вы не пожалеете, что прогнали его.

Выражение лица Гаррета было суровым.

– Настоящим негодяем был тот, кто послал его, и этот человек заплатит мне, как только я смогу доказать его предательство.

Неожиданно раздался тихий стон. Это стонал лежавший на земле человек. Гаррет резко повернулся в его сторону.

– Это бесполезно, – бормотал лежавший. – Бесполезно… совершенно бесполезно.

Гаррет опустился на колени и приподнял ему голову.

– Что бесполезно? – спросил он, но раненый снова потерял сознание.

– Может, он еще выживет, – заметил арендатор. – Если вы добьетесь от него признания, то сможете поймать его хозяина.

Гаррет кивнул, на этот раз с большим интересом осматривая лежавшего мужчину. Трудно было определить, насколько серьезны были его раны. Но если бы его можно было спасти…

– Я знаю человека, который сможет поддержать в нем жизнь, – решительно произнес Гаррет и резко встал. – Устройте его поудобнее, а я привезу знахарку-цыганку.

Арендатор кивнул:

– Вы говорите о Мине? Если кто и может вернуть этого человека к жизни, так это она.

Садясь в седло, Гаррет задумался над словами фермера. Мина наверняка не одобрит решение сохранить мерзавцу жизнь лишь для того, чтобы услышать его признание. Лучше не говорить ей о том, что он задумал, иначе она не захочет выполнить его желание.

Гаррет бешеным галопом помчался мимо Фолкем-Хауса в лес. Мина думала, что он не знает, где она живет. Но в тот день, когда Гаррет застал ее в саду, он проследовал за ней. Теперь он ехал к этой поляне. Придется убедить девушку поехать вместе с ним. Добравшись до поляны, Гаррет никого там не увидел. Угли в костре перед цыганской кибиткой еще не остыли, но котелок, подвешенный на изогнутых железных стойках, был пуст. Гаррет сошел с коня и тут услышал голоса, доносившиеся из-за фургона. Обогнув его, Гаррет обнаружил Уилла и Тамару, жарко споривших друг с другом.

– Для цыганской девицы у тебя слишком высокие запросы! – кричал Уилл.

– А для слуги джентльмена у вас, сэр, слишком воровские ухватки! У тебя что, нет дел в другом месте? Здесь ты мне не нужен.

Гаррет заметил, как покраснели губы и растрепались волосы у Тамары.

– Очевидно, Уиллу интереснее оказывать внимание вам, чем выполнять свои обязанности, – сухо заметил Гаррет. Увидев его, Уилл и Тамара от неожиданности подскочили. – При других обстоятельствах я бы не помешал разговору, но вы оба мне очень нужны.

Тамара не замедлила занять оборонительную позицию.

– Вы явились, чтобы вместе с вашим лакеем нападать на меня, милорд? – спросила она, бросив насмешливый взгляд в сторону Уилла.

– Нападать! Ну уж ты скажешь, – проворчал Уилл.

– Я не нападаю на беззащитных женщин, – раздраженно ответил Гаррет. – Сейчас у меня другие заботы. Где Мина?

Тамара, прищурившись, посмотрела на графа:

– А что?

– Мне нужны ее услуги, – резко ответил Гаррет.

Тамаре, казалось, не понравился его ответ, она уперлась кулаками в бока и грозно свела брови:

– Не сомневаюсь, что нужны, милорд, но она не окажет их вам.

Гаррет сделал несколько шагов вперед и резко схватил Тамару за плечи:

– Слушайте, женщина. В двух милях отсюда умирает человек. Ваша племянница могла бы спасти его. Я не могу терять время на споры с вами: или вы говорите, где она, или я отведу вас к констеблю.

Тамара презрительно фыркнула и вызывающе взглянула Гаррету в лицо:

– Ну ладно, давайте, милорд, приступайте, я все равно не скажу вам…

– Я здесь! – раздался звонкий голос из леса, и на поляну вышла Мина. – Не надо пугать ее, милорд. Я сделаю то, что вам нужно.

Гаррет обернулся и замер на месте при виде Мины.

Она не была потрясающей красавицей, как увешанные драгоценностями накрашенные придворные дамы, которых он привык видеть в свите короля. Но что-то в ней, уверенной в себе, пышущей здоровьем и молодостью, потрясало его. Сейчас она стояла перед ним с распущенными и растрепанными ветром волосами, держа в руках вязанку хвороста. Если бы существовала богиня осени, то это была она. Мина выглядела так, как будто была самой душой этих осыпанных бриллиантовыми каплями росы деревьев.

«Нет, – подумал Гаррет, – она выглядит так, будто бог осени, кем бы он ни был, только что держал ее в своих объятиях». Гаррет без труда представил ее распростертой на опавших листьях. Ее глаза таинственно мерцали в сумраке темного леса. Эта воображаемая картина острым желанием пронзила его с такой силой, что он вздрогнул.

– Что вам от нас нужно? – спросила Мина, скользнув взглядом по его рукам, сжимавшим Тамару за плечи.

Гаррету хотелось признаться, что ему на самом деле хотелось от нее, но он заставил себя сдержаться.

– Произошел несчастный случай. Мне требуется ваша помощь как лекаря, – торопливо проговорил он, отпуская Тамару.

Цыганка попятилась и попала прямо в объятия Уилла. Она стряхнула с себя его руки, но Уилл остался стоять рядом; внимательно наблюдая за тем, что происходит между его хозяином и Миной. Одной рукой он по-прежнему касался плеча Тамары.

– Мне кажется, милорд, – опередила с ответом племянницу Тамара, – что к вам просто липнут «несчастные случаи». Я не так уж уверена, что моей племяннице следует находиться в вашем обществе. Вы приносите несчастье.

Гаррет взглянул на Мину. Она смотрела на него с негодованием.

– В данный момент я склонен согласиться с вами, – сказал он. – Мне не помешало бы немного удачи. – Гаррет смотрел на Мину, хотя его слова адресовались Тамаре. – Если вы хотите сопровождать нас, пожалуйста, но только если захотите помочь. Если же нет, то можете оставаться здесь с Уиллом. В любом случае Мина едет со мной.

Тамара шагнула вперед, но Уилл железной хваткой сдавил рукой ее плечо. Тамара бросила на него злобный взгляд, но он лишь улыбнулся и снисходительно пожал плечами.

Мина подошла ближе и бросила на землю хворост. По выражению ее лица было заметно, что ей совсем не нравится то, как фамильярно ведет себя Уилл с ее теткой.

– Если вы отзовете своих собак, – ответила она, указывая на Уилла, обнимавшего одной рукой Тамару за талию, – то я подумаю над вашей просьбой.

Гаррет кивнул Уиллу, и тот, улыбаясь, отпустил Тамару.

– Пошли, – скомандовал Гаррет Мине и направился к своему коню.

Но Мина не пошла за ним. Гаррет остановился и, медленно повернувшись, пристально посмотрел на нее.

– Это приказание или просьба, милорд? – спросила Мина, горделивым жестом откидывая волосы назад.

Гаррет не сводил с нее взгляда, пока она не покраснела.

– А что заставит вас пойти по доброй воле? – с некоторым раздражением спросил он.

– Просьба, – ответила Мина, гордо вскинув подбородок. Она явно не собиралась тронуться с места, пока они не решат этот вопрос.

– Мадам, вы поедете со мной сейчас, пока этот человек еще дышит? – наконец произнес Гаррет. Ему уже надоело уговаривать эту гордячку.

Мина не знала, как это понимать: была ли это просьба или приказание.

– Пожалуйста, – добавил граф с еще большим раздражением.

Это последнее слово, казалось, удовлетворило Мину.

– Как пожелаете, – ответила она, величественно кивнув. – Я возьму мои снадобья.

Она повернулась и грациозной походкой пошла к фургону.

Тамара проворчала что-то неодобрительное себе под нос, но остановить племянницу не попыталась. Когда Мина скрылась внутри фургона, Тамара, сверкая глазами, подошла к Гаррету:

– Если вы пытаетесь таким путем соблазнить ее, милорд, то вы выбрали не ту девушку. Она не прыгнет в вашу постель из-за сочувствия к вашим бедам.

Рассерженный тем, что Тамара так легко разгадала его тайные мысли, Гаррет с раздражением в голосе сказал:

– Не говорите глупостей, женщина. Зачем мне соблазнять цыганку?

– Может, я не так сказала. Может, вы подразумевали «поиметь», а не «соблазнить».

Гаррет сурово свел брови, но Тамара не смутилась. Заметив опасный блеск в глазах хозяина, Уилл шагнул вперед; Тамара, не обращая внимания на обоих мужчин, продолжала:

– Знаете, милорд, цыганки славятся как непревзойденные гадалки. Хотите, я предскажу ваше будущее? Я знаю, если вы принудите мою племянницу, я мало что могу сделать. Но предупреждаю: вам нелегко будет бросить ее после одной ночи, как вы, без сомнения, привыкли поступать с другими. Эта девушка – сама чистота и радость. Ее невинность – бальзам для такого ожесточенного сердца, как у вас. Если не остережетесь, то будете нуждаться в этом бальзаме все чаще и чаще, пока не умрете от тоски по нему. Вы должны овладеть ее сердцем, иначе будете страдать.

– Не беспокойся, цыганка, – ответил Гаррет. – Твоя племянница хорошая девушка. Уверяю тебя, я никогда не принуждал девушек. И не собираюсь делать это теперь.

Тамара пристально посмотрела на графа и, когда он не отвел глаза, успокоилась.

– Значит, мы поладим с вами, милорд, ибо я знаю, что Мина никогда по своей воле не ляжет в вашу постель.

Если бы Тамара знала, что ее племянница по своей воле уже подарила ему поцелуй, то не была бы так убеждена, что Мина откажет ему и в других вольностях.

Тамара искренне верила, что хорошо знает свою племянницу, но в одном она ошибалась. Может быть, Мина и была гордой и скромной, но в его объятиях она становилась пылкой и страстной. И она снова будет такой. Уж он позаботится об этом.

Глава 8

Я дам тебе три феи, чтоб тебе служили.

Они достанут для тебя алмазы из глубин

земли и будут петь тебе,

Когда на ложе из цветов ты будешь почивать.

Уильям Шекспир. Сон в летнюю ночь

Когда Марианна с графом возвращались к цыганскому фургону, месяц серебряным светом освещал им дорогу. Марианна, сидевшая с Гарретом в его неудобном седле, слегка пошевелилась. Она была слишком измучена, чтобы обращать внимание на то, что всем телом прижимается к нему. Она хотела сейчас только одного – отдохнуть.

Никогда раньше она не тратила столько сил, спасая жизнь одного больного. Но и никогда раньше она не видела такой ужасной раны. Днем, когда они с графом подъехали к выжженному участку поля, где лежал раненый, она почти впала в отчаяние. Он был ранен в живот, и Марианна боялась, что он скоро умрет.

Но небо было милосердно к нему. Мужчина был без сознания, но упрямо цеплялся за жизнь. У Марианны не было времени спрашивать, кто же всадил нож в его живот. Она сразу принялась за дело.

По ее указаниям Гаррет и арендатор осторожно уложили раненого в карету, которую Уильям пригнал из имения. Весь длинный мучительный путь до Фолкем-Хауса Марианна сидела рядом с раненым. Еще час ушел на то, чтобы перенести его в комнату. Это оказалась ее бывшая спальня. Марианне пришлось действовать быстро. Она распорядилась вскипятить воду, смешать и растолочь травы, приготовить полотно для перевязки.

Для того чтобы вымыть раненого, потребовалась вся ее сила воли, от вида крови ее тошнило. Но Марианна не могла отказаться, когда он сам так отчаянно боролся за свою жизнь. Она ни на минуту не отходила от него, промывала раны, вливала в рот бульон и лечебные отвары и старалась, как могла, остановить кровотечение.

Наконец, когда Гаррет увел ее из комнаты и приказал вернуться в кибитку и поспать, что для нее было совершенно необходимо, она стала с ним спорить, хотя на данный момент сделала все, что можно было сделать. В конце концов он победил, и сейчас Марианна была благодарна ему за его настойчивость. Она чувствовала себя так, словно кто-то колотил по ее телу мешком с картошкой. В глаза словно насыпали песку, а веки закрывались сами собой. Неровная поступь лошади укачивала.

Гаррет усадил Марианну еще ближе к себе. Ей надо держаться прямо, чтобы не касаться его, говорила она себе, но тепло его тела было так приятно, что у нее не было сил отодвинуться подальше.

– Если я не делал этого раньше, то должен поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня сегодня, – тихо проговорил Гаррет чуть хрипловатым голосом.

– Это было сделано не для вас, а для этого несчастного человека. Я даже не уверена, что он выживет, но я сделала для него все, что могла.

– Да, вы чуть не убили себя, ухаживая за ним. Вероятно, это больше, чем он заслужил.

Марианна на минуту задумалась над словами графа. С какой странной горечью в его голосе он произнес их!

– Каждый заслуживает права жить, милорд, даже самый жалкий нищий. Может быть, у него нет богатого имения и знатных друзей в Лондоне, но он радуется пению скворца и ароматам осени так же, как и вы. И чтобы вновь услышать и ощутить это, он должен жить.

Гаррет вздохнул:

– Вы неправильно поняли меня, Мина. Я не отрицаю права любого человека, бедного или богатого, на жизнь. Как солдат, я отнял слишком много жизней, чтобы не понимать, что жизнь драгоценна. Кроме того, я встречал негодяев среди богатых и святых среди бедных. Поэтому я согласен, что ценность человека не должна измеряться количеством монет в кошельке. Я только хотел сказать, что никогда не знаешь истинное содержание души другого человека, как и его истинную способность совершать подлости.

Марианна молча слушала графа. Он высказывал те же мысли, которые она иногда слышала от своего отца. Что же ей думать об этом странном графе? Сегодня он рядом с ней боролся за жизнь человека. Этот человек не был важной персоной, но граф так упорно хотел спасти ему жизнь.

Забота Гаррета о ней самой тоже вызывала у Марианны недоумение. Он был настолько внимателен и обращался с ней почти с нежностью. Что же это был за человек? С первой их встречи она держала глаза и уши настороже, надеясь найти доказательства той роли, которую он сыграл в аресте ее отца. Когда в Лидгейте она встречала его слуг, то осторожно расспрашивала их. К сожалению, они мало что знали, поскольку их наняли совсем недавно. Люди графа, которых она иногда лечила, были преданы ему всей душой. Они всегда хвалили его за справедливость.

Сам Гаррет не слишком распространялся о своем прошлом. Единственное, что он открыто признавал, так это то, что за свою жизнь убил немало людей. Но все солдаты убивают. Марианне нужны были другие доказательства его истинного характера. Был ли он человеком, способным предать невинного ради того, чтобы украсть его собственность? Видит Бог, но ей просто необходимо это узнать. Ведь если граф не причастен к аресту ее отца, ее влечение к нему не так сильно беспокоило бы ее.

А Марианну влекло к графу. Даже сейчас, несмотря на усталость, ее тело трепетало от его близости. Его сильная рука лежала под ее грудью и при каждом движении коня касалась ее. Жеребец графа шел так медленно, что казалось, они плывут в этой ночи как во сне. Лунный свет превращал обыкновенные деревья и кусты в сказочные существа, охранявшие их путь.

Неожиданно рука Гаррета, обнимавшая Марианну, начала ласково гладить ее. Она замерла. Граф становился все смелее, и вот его палец проскользнул под ее грудь. Это было всего лишь прикосновение, но Марианне показалось, что ее опалил пылающий факел. Она пыталась отодвинуться подальше, но граф обхватил ее за талию и еще сильнее прижал к себе.

Затем он наклонил голову и, откинув прядь ее волос, потерся носом о шею.

– М-милорд… что… вы делаете? – слабым голосом спросила Марианна. От волнения она не услышала собственных слов. Гаррет покрывал ее шею легкими поцелуями, от которых по телу пробегала дрожь.

Не следовало позволять ему этого, но его поцелуи действовали на усталую Марианну как целебный бальзам. Она откинула назад голову и положила ее графу на плечо.

Он воспринял это как поощрение и натянул поводья. Конь остановился, тихо заржал и, опустив голову, начал щипать траву. Марианна даже не успела осознать весь ужас своего положения, как вдруг ощутила губы графа на своих губах.

Она оцепенела. Но Гаррет провел языком по изгибу ее губ, словно прося их раскрыться, и от этой ласки жаркая волна прокатилась по телу Марианны и у нее перехватило дыхание. Его поцелуи обладали такой силой власти над ней, что она не могла противостоять.

Ему снова это удалось, смутно промелькнуло в голове у Марианны. Своими дьявольскими поцелуями он смел все ее внутренние запреты. Она боролась со своим телом, старалась вернуть свою власть над ним… до тех пор пока его язык не вошел в ее рот, принося с собой наслаждение, окончательно лишившее ее сил.

Его губы казались такими теплыми на холодной от ночного воздуха коже. Как Галатея, прекрасная статуя, в холодный твердый камень которой вдохнула жизнь любовь Пигмалиона, Марианна оживала от поцелуев графа.

– Какое же ты страстное создание, – с удивлением заметил он и с нежностью поцеловал ее вьющийся локон. – Я так хочу узнать, какие тайны еще откроются для меня в этом чудесном теле…

– Н-никаких тайн… – прошептала Марианна. Гаррет слегка прикусил мочку ее уха, и жаркая волна наслаждения пробежала по ее телу. – Пожалуйста… пожалуйста… – Она замолчала, не зная, что сказать.

– Если бы я не знал, как ты устала, я бы сейчас же предложил тебе вернуться вместе со мной в Фолкем-Хаус. Сегодня же с моей стороны было бы жестокостью звать тебя в постель. – Гаррет провел рукой по талии Марианны и остановился под грудью. – Тогда опять… – прошептал он, прижимаясь губами к ее губам.

«Звать тебя в постель», – мысленно повторила Марианна и пришла в ужас. Она уперлась кулаками графу в грудь, желая показать, что никуда с ним не поедет.

Он оторвался от поцелуя и вопросительно посмотрел на нее.

– Пожалуйста, милорд… – прошептала дрожащим от страха голосом Марианна.

На мгновение Гаррет застыл, вглядываясь в ее встревоженное лицо, затем вздохнул и провел пальцем по ее припухшим губам.

– Я знаю. Я так же устал, как и ты, я не имею права настаивать. Полагаю, лучше покончить с этой игрой, пока не окажется, что я делаю то, о чем завтра буду жалеть.

Он с неохотой усадил Марианну так, как она сидела до того, как он стал целовать ее, взял поводья и тронул коня.

Марианна почувствовала, что сгорает от стыда. Как унизительно! Граф отступился от нее только потому, что его беспокоила ее усталость. Иначе он принял бы ее поведение как поощрение и был бы прав. О, как она могла дойти до такого?! Марианна старалась привести в порядок путавшиеся мысли. Усталость так ослабила ее волю, что она позволила графу чудовищные вольности. Ясно, что он принял ее за настоящую распутницу, готовую лечь в его постель после нескольких поцелуев.

Наконец они доехали до поляны, на которой стоял цыганский фургон. Вот что получилось из сказочной ночи и волшебства, таившегося в ней. Она заставила Марианну забыть об основном инстинкте всех мужчин. Ей бы лучше не забывать, что это не страна чудес, а Гаррет не сказочный принц, вполне возможно, убийца.

Гаррет легко соскочил с седла, взял Марианну за талию и опустил на землю. Она попыталась проскользнуть мимо него, но он не выпускал ее из своих рук.

– Что? Ты не поцелуешь меня на прощание, моя цыганская принцесса? Ты сердишься, что я на время прервал наши удовольствия?

Марианна подняла на графа пылающие праведным гневом глаза:

– Нет. Я сержусь на то, что усталость помешала мне показать вам мои истинные чувства.

В темноте Марианна почти не видела лица Гаррета, но все же почувствовала, что ее слова не понравились ему.

– Значит, мне всего лишь показалось, что ты растаяла в моих объятиях. Вероятно, лунный свет так обманчив? Или это шутка цыганки, которая обиделась, не получив то, чего хотела?

– Обиделась! Обиделась! Я не обиделась. Я возмущена! Вы играете со мной в ваши дворянские игры и каким-то образом лишаете силы воли! Это сводит с ума! Вы заставляете меня забыть все, что я должна помнить. Это… это…

Марианна осеклась, поняв, что в порыве гнева сказала лишнее.

Гаррет впился в нее взглядом. Лунный свет зловеще отражался в его глазах и делал его похожим на сероглазого ангела мести.

– Да? Так что я заставляю тебя забыть, Мина? – спросил он, больно стиснув Марианну за предплечье.

«Что вы негодяй», – подумала она про себя, но вслух сказала:

– Что мы слишком разные.

Казалось, ее ответ удивил графа.

– Слишком разные в чем?

– Во всем! Вы смотрите на меня как на развлечение, как на игрушку, которой можно поиграть, пока вы скучаете в деревне. А я не хочу ничего подобного.

Только когда граф отпустил ее, Марианна почувствовала, с какой силой он сжимал ее руки.

– А если и я не хочу этого?

Марианна с удивлением взглянула на графа:

– Если бы вы так сказали, милорд, я назвала бы вас лжецом, ибо вы так не думаете.

– Возможно, – пожал плечами Гаррет. – Но все же я никогда так не желал женщину, как хочу тебя. Сейчас. В эту минуту. Так сильно, что завтра я буду удивляться, как я смог оторваться от тебя.

Его слова снова привели Марианну в смятение.

– Но я не хочу вас! – в отчаянии воскликнула она.

Граф провел рукой по овалу лица и слегка коснулся ее губ. Марианна инстинктивно прильнула к нему. Он, обняв ее за талию, торопливо прижал к себе и крепко поцеловал в губы. Она невольно ответила на его поцелуй.

– Ты не обманешь меня, Мина, – проговорил Гаррет, и в его голосе слышались нотки торжества. – Может быть, ты не хочешь желать меня, но твое желание все равно не скроешь. Оно как это заключенное в фонарь пламя. Я вижу его, чувствую его тепло, но еще не дотронулся до него. – Граф улыбнулся. – Я терпелив. Я могу подождать, пока ты разобьешь стекло, чтобы мое пламя слилось с твоим. Только не заставляй меня ждать слишком долго, иначе мы оба сгорим в этом пламени.

Он резко отстранился от Марианны. Ее сердце бешено колотилось в груди. Что она могла ответить графу? Что, возможно, он не ошибался. Она не знала. Тогда она должна бежать от него, пока вновь из-за него не потеряла способности здраво мыслить.

Марианна бросилась бежать к фургону, словно спасала свою жизнь.

– Доброй ночи, трусиха, – насмешливо сказал ей вслед Гаррет.

Марианна торопливо забралась в фургон и долго стояла у двери, затаив дыхание. Наконец она услышала топот конских копыт и облегченно вздохнула.

– Он что-то с тобой сделал? – раздался из темноты голос тетки.

Марианна от неожиданности вздрогнула.

– Нет, тетя Тамара, ничего не сделал.

Последовало недолгое молчание.

– Но он целовал тебя, правда? – снова задала вопрос Тамара.

Марианна покраснела. Хорошо, что тетка в темноте этого не видит. Или видит?

– Почему ты так думаешь?

– Я слышала некоторое время назад, как он подъехал на лошади. Все это время вы должны были чтото делать. Вы не разговаривали, потому что, когда вы разговаривали, я вас слышала.

Марианна пробралась к своему тюфяку в углу кибитки.

– Я устала, тетя Тамара, – тихо сказала она, раздеваясь, – и так хочу отдохнуть.

– Он красив, детка. Можешь мне поверить. Но не позволяй ему сбить тебя с толку. Помни, ты больше не леди, а бедная цыганка. Этот человек не так благороден, как твой отец. Его сердце ожесточилось, полно ненависти и жажды мести. И если он завоюет твою любовь, он превратит сладкий сок доброты твоего сердца в горький сок полыни.

– А ты не думаешь, что может случиться наоборот? Я не хочу сказать, что когда-нибудь паду жертвой хитрости такого человека. Но может быть, я могла бы превратить горечь полыни в сладость доброты?

– Нет, детка, думаю, это невозможно, – помолчав, ответила тетка. – Чтобы превратить полынный сок в вино, нужна сильная любовь. Не думаю, что этот джентльмен на нее способен.

Марианна, не ответив, улеглась на тюфяке и накрылась покрывалом. Но настойчивый голосок внутри нее нашептывал, что вино не созревает за сутки, а цыгане не всегда видят будущее.

На следующий день Марианна обнаружила, что ей не хочется возвращаться в Фолкем-Хаус и снова видеть Гаррета. Однако совесть не позволяла ей бросить раненого человека, лежавшего теперь в ее бывшей спальне.

К счастью, граф лишь на несколько минут появился в комнате больного и, убедившись, что раненый все еще без сознания, предоставил Марианне заботу о нем.

Спустя некоторое время, когда Марианна мыла раненого, он на минуту открыл глаза и неразборчиво произнес, несколько слов.

Марианна склонилась над ним:

– Что? Вам что-то нужно? Воды?

Мужчина снова закрыл глаза. Марианна закончила его мыть и постаралась уложить поудобнее. Оставив раненого отдыхать, она отправилась на поиски графа.

Спускаясь по лестнице, Марианна услышала громкие сердитые голоса, доносившиеся снизу.

– Я уже вам сказал. Его сиятельство не желает видеть ни вас, ни миледи. Вы должны уйти, – сказал голос, принадлежавший Уильяму. Его тон был слишком грубым. Марианне стало любопытно и захотелось посмотреть, кто явился причиной столь бесцеремонного поведения Уильяма.