Текст книги "Поверь в мечту"

Глава 8

Луна скользнула за тучи, погрузив землю во тьму. Оливия почувствовала, как страх холодными пальцами сжимает ей горло. Она придвинула к себе лампу, стоящую на ступенях склепа. Неверный, дрожащий огонек рассеивал мрак лишь на небольшом пространстве. Его мерцание создавало чудовищные тени на границе света и тьмы. И почему он захотел встретиться именно здесь? Этот вопрос не давал Оливии покоя. Она прислонилась к мраморной стене, нетерпеливо похлопывая хлыстом по черной бархатной юбке, которая составляла часть весьма изысканной амазонки для верховой езды.

Раздался еле слышный шорох, и она пристально вгляделась во тьму.

– Джек? – громким шепотом произнесла она. Затаив дыхание, Оливия вглядывалась в ночь. Но крутом царили темнота и тишина. Он опят» опаздывал.

Луна показалась из-за туч, и ее нежный неяркий свет залил кладбище. Он отражался от мраморных надгробий, от стен склепов и мавзолеев. Оливия вдруг вспомнила, как впервые пришла на кладбище ночью. Странно, она уже давным-давно не возвращалась памятью к тому дню. Ей тогда было четырнадцать, и она улизнула из дома, чтобы встретиться с мужчиной, вернее, с молодым парнем. Он ждал ее на кладбище, за церковью, в которой читал проповеди ее отец-священник. Именно в тот раз она поняла, что женщина имеет над мужчинами большую власть. Эти глупцы готовы на многое ради удовольствия. Умная женщина могла заработать состояние, используя знание мужских слабостей. В шестнадцать лет Оливия покинула отчий дом, маленький сонный городок в Канзасе, и отправилась в Сан-Франциско. По местным законам женщина могла владеть собственностью, а кроме того, здесь было много мужчин, готовых платить ей за услуги. Сан-Франциско до сих пор не забыл времена «золотой лихорадки», когда мужчины боготворили хорошеньких шлюх и платили полновесным золотом за счастье прижаться к надушенному холеному телу. Кое-что с тех времен еще сохранилось в памяти и традициях мужской части населения.

За шесть лет Оливия заработала достаточно денег, чтобы открыть собственное заведение. Ей исполнилось двадцать девять лет, и у нее было столько денег, что она смогла бы целиком купить тот городишко в Канзасе, где прошла ее юность. Оливия улыбнулась, подумав: что сказал бы ее отец, узнай он, чем занимается его милая маленькая дочурка?

Где-то рядом заухала сова, и Оливия подпрыгнула от страха.

– Черт бы тебя побрал, – пробормотала она.

– Что-то ты сегодня пуглива, Оливия, – прошелестел за ее спиной знакомый голос.

Она обернулась – на несколько ступенек выше стоял человек. Черный плащ, гладко зачесанные назад темные волосы и недобрая улыбка.

– А чего ты ожидал, заставив меня торчать в таком месте? – сердито отозвалась она, стараясь спрятать свой страх за раздражением.

Мужчина прислонился к двери, ведущей в склеп, и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

– Я думал, особенности местного пейзажа заставят тебя призадуматься.

Речь его была правильной, как у представителя высшего класса общества. Правый глаз закрывала черная повязка, а левый смотрел так, что у Оливии мурашки побежали по спине.

– Призадуматься? О чем это? – нервно спросила она.

– За последнее время ты предприняла несколько важных шагов, не соизволив посоветоваться со мной.

– Я не понимаю тебя. – У Оливии от ужаса вспотели ладони.

– Не понимаешь? – Он спускался вниз быстро, но удивительно легко. Развевающийся черный плащ придавал скользившей по ступеням темной фигуре пугающее сходство с призраком. Секунда – и вот он уже стоит всего в нескольких футах от нее.

– Прошлой ночью кто-то ранил Викторию Грейнджер. Я недоволен, весьма недоволен этим фактом.

Оливия отступила назад. Отрицать свою причастность к произошедшему было бесполезно: Джек Слеттер всегда точно знал, что происходит в городе. – Я приказала привезти ко мне Спенса Кинкейда. Живого. Я не хотела, чтобы эти глупцы стреляли в него или в кого-то еще… Я решила доставить себе удовольствие, медленно убивая этого человека. – Ты могла убить девушку.

Это было сказано странным тоном, и Оливия удивленно подумала: что может связывать эту девицу из высшего общества и короля преступного мира Сан-Франциско? Хотя почему бы и нет? Разница в положении придала бы интриге особую остроту… Оливия ощутила укол ревности. – Зачем она тебе? – резко спросила хозяйка борделя. – А зачем тебе Спенс Кинкейд? – То, что он не стал отвечать на вопрос, лишь разожгло ее подозрения. Слеттер опять шагнул вперед. Оливия отступала, пока не оказалась прижатой к гранитному памятнику. Теперь он нависал над ней, и его лицо было совсем близко. Ветерок переплетал ее юбки с его черным плащом. – Похоже, ты просто-напросто влюбилась в этого мистера Кинкейда?

– Ему стоило преподать урок, поверь мне, Джек! Он явился сегодня в мой дом и осмелился мне угрожать. Он так прямо и заявил, что собирается вмешаться в наш бизнес. Нам нужно избавиться от него!

– Понятно. – Он погладил ее щеку затянутой в перчатку рукой.

Лунный свет отразился в его темном зрачке, глаз блеснул, как неживой, и Оливия испуганно сжалась.

– С этим человеком надо что-то делать.

– Ты поставила меня в весьма затруднительное положение. – Теперь он улыбался – если эту странную гримасу можно было назвать улыбкой.

– Джек, я… – Оливия замолчала, когда рука его сжала ей горло.

– Он сможет опознать твоих людей, Оливия. А ведь они работают и на меня. И полиция об этом знает.

Она схватила его за руку, пытаясь освободиться, сердце стучало в ребра, словно собиралось вырваться наружу. Воздуха катастрофически не хватало, и она с трудом про сипела имя своего мучителя:

– Джек…

– Кинкейд может серьезно нам навредить. – Его дыхание касалось ее щеки, но странным образом не согревало, а холодило кожу. Она умоляюще смотрела на Слеттера и наконец он немного ослабил хватку.

– Обещаю, я позабочусь о том, чтобы он нам не мешал, – прошептала она.

Джек отпустил ее горло и отвернулся.

– Я уже составил свой план.

– Ты собираешься убить их обоих? – Оливия смотрела на него с восхищением.

Слеттер расхохотался, и смех его прокатился по кладбищу, отражаясь от мраморных и гранитных надгробий. Было в этом звуке что-то настолько нечестивое, что даже не слишком чувствительная Оливия содрогнулась от ужаса.

– Ах ты, кровожадная маленькая шлюшка! – добродушно усмехнулся Джек. – Неужели Кинкейд так сильно ранил твое самолюбие?

– Он помог людям из миссии забрать одну из моих девушек… С этой миссией тоже было бы неплохо разобраться.

– Они лишь досадная помеха и не имеют большого значения. – Джек пренебрежительно пожал широкими плечами.

– Досадная помеха? – Оливия рассердилась. Рука крепче сжала хлыст. – Да они вломились в мой дом и забрали мою собственность – девственницу, которую я уже продала.

– Кругом полно других девиц. Если эту не удалось тебе сломать – ну и черт с ней! Некоторые просто не поддаются обучению, к на них незачем тратить время.

Оливия хотела было возразить, но промолчала. Пусть последнее слово останется за ним. Слеттер был единственным человеком, который мог удовлетворить ее сексуальный голод Правда, недавно она была с Кинкейдом, и это тоже было хорошо… пока он не бросил ее, сгорающую от страсти. Теперь ее сердце пылало жаждой мести, и Джек был ей нужен, чтобы эту месть осуществить.

– Дорогой, ты больше не сердишься на меня? – вкрадчиво спросила Оливия.

– В тебе есть кое-что такое, что заставляет меня закрывать глаза на твои глупости. – Теперь он смотрел на нее в упор. Оливия почувствовала, как ее бросает в жар от того, что его единственный темный глаз бродит по изгибам ее фигуры. Она тоже жадно разглядывала Джека и мысленно раздевала его. Она знала, что под черной одеждой и развевающимся длинным плащом скрывается гибкое, как у кошки, стройное и сильное тело.

– Я хочу поделиться с тобой своими планами, – проговорила она, легонько постукивая по подбородку рукояткой хлыста. – Кстати, я вчера несколько раз пыталась связаться с тобой, но никто не смог тебя найти. Знаешь, иногда мне кажется, что ты ведешь двойную жизнь.

Он поднял голову, и Оливия увидела его лицо. Вот теперь она испугалась по-настоящему. Не стоило говорить про двойную жизнь. Джек Слеттер появился в Сан-Франциско три года назад, и никто не знал, кто он и откуда. Говорили, что он сын благородных родителей, что он преступник, сбежавший раньше, чем его успели повесить, но все это были только слухи. Джек Слеттер создал свою империю, торгуя опиумом и женщинами. Именно он научил Оливию, как сделать ее бизнес не просто прибыльным, а процветающим. И он же был первым, кто заставил ее стонать от страсти в объятиях мужчины. Само собой, у него есть секреты – узнать их было бы полезно, но попробовать его раскусить чертовски опасно. Оливия решила, что сегодня не самое лучшее время для вопросов.

– Когда придет следующий груз? – деловым тоном спросила она. – У меня есть клиент, который желает по лучить маленькую блондинку. И он готов заплатить кучу денег, если она будет девственницей.

– Я сделаю заказ сегодня, и ты получишь блондинку к следующему вторнику.

Оливия улыбнулась и рукояткой хлыста принялась гладить сквозь платье сосок левой груди. Джек молча следил за ее движениями. Вот он облизал губы, и Оливия поняла, что полностью завладела его вниманием, пусть даже на короткий миг. Внизу живота разлилась горячая волна. Она уселась на гранитный постамент и подняла юбку. Теперь кончик хлыста пробирался меж шелковых складок туда, куда она жаждала направить Слеттера.

– Ты хочешь? – охрипшим голосом спросила Оливия.

Несколько мгновений он молча рассматривал ее, потом шагнул к ней, и Оливия жадно вцепилась в его одежду, торопясь высвободить восставшую плоть.

– Что, не терпится? – Он смотрел на нее сверху вниз. Оливия вдохнула его запах – дорогие сигары, кожа перчаток и аромат возбужденного мужчины.

– Да, – кивнула она.

Тогда он обнял ее одной рукой, притянув к себе, а в другую взял хлыст. Рукоятка скользнула под юбки и коснулась нежной кожи. Глаза Оливии распахнулись. Она откинулась назад и застонала, когда боль смешалась со спазмами удовольствия.

Но и в этот момент она не могла забыть Кинкейда. Джек в ее власти, и скоро она убедит его, что Спенсер Кинкейд заслуживает мучительной смерти.

Глава 9

Гостиница «Хэмптон-Хаус» занимала чуть не целый квартал, раскинувшись на двух с половиной акрах недешевой земли в славном городе Сан-Франциско. В высоту здание поднималось на семь этажей, что тоже было своего рода рекордом. Само собой, окна фасада выходили на гавань. На улице было серо и уныло, но в холле царил солнечный полдень – сотни люстр и светильников заливали просторное помещение ярким светом. Тори шла через этот блеск к стойке портье по мраморному полу и отчаянно желала, чтобы в холле было хоть чуточку темнее. На первом этаже гостиницы располагались дорогие магазины и рестораны. Тори делала здесь покупки множество раз, но сегодня все было иначе. Сегодня она пришла сюда для того, чтобы встретиться с мужчиной. Раньше она никогда даже не разговаривала с мужчиной наедине – только с Чарлзом. И уж никогда прежде она и подумать не могла, что рискнет обратиться к малознакомому человеку с таким предложением. Посыльный, одетый в красную с золотом униформу, провел ее от безукоризненно отполированной, сияющей стойки портье к частному лифту в глубине холла. Лифт поднимался, а решимость Тори падала. Она судорожно прижимала к себе завернутую в серебряную бумагу коробку и вновь и вновь повторяла про себя то, что собиралась сказать Кинкейду. Вот маленькая стальная клетка с лязгающим звуком замерла на седьмом этаже, дверь распахнулась, и посыльный сказал Тори, которая никак не могла заставить себя выйти из лифта:

– Это здесь, мисс. Этаж мистера Кинкейда.

Она кивнула и неуверенно шагнула вперед. Вновь лязгнул металл, и, обернувшись, Тори увидела, что лифт заскользил вниз. И тут ей пришло в голову, что ее план не так уж хорош. Когда она обдумывала его у себя в спальне, он казался единственно возможным. По дороге в отель Тори продолжала твердить себе, что поступает правильно, что у нес просто нет другого выхода и что мистер Кинкейд все поймет. А сейчас она гадала, успеет ли вызвать лифт и исчезнуть отсюда раньше, чем Спенсер или кто-нибудь другой узнает, что она здесь была.

– Чем я могу помочь вам, мисс?

Слишком поздно. Сглотнув комок в горле, Тори повернулась и оказалась лицом к лицу с коренастым человеком, одетым в строгую черную пару. Волосы тщательно зачесаны назад, брови чуть приподняты, на верхней губе аккуратная линия тонких усиков, а под ними…..

такие же тонкие, неодобрительно поджатые губы. Ей сразу удалось справиться с волнением, и она не знала, с чего начать. Не дождавшись ответа, мужчина пояснил:

– Этот этаж принадлежит частному лицу, мисс.

– Я пришла к мистеру Кинкейду, – пролепетала Topи, обретя наконец, голос.

Дворецкий чуть склонил голову набок, скептически оглядывая ее фигуру, словно не мог решить, достойна ли она предстать перед его хозяином. Потом он дружелюбно улыбнулся:

– Позвольте ваше пальто, мисс Грейнджер. «Интересно, – растерялась Тори, – откуда он знает мое имя?»

Она бросила взгляд в зеркало, поправила воротничок светло-голубого платья и вернула на место локон, выбившийся из прически. Заметив, какой испуганной выглядит молодая дама, которая смотрела на нее из зеркала, Тори поспешила еще раз повторить про себя, что Спенсер Кинкейд наверняка все поймет правильно, Но отражение не стало выглядеть от этого увереннее.

– Прошу вас следовать за мной, – предложил дворецкий и пошел вперед.

Остановившись возле одной из дверей, он постучал. Из-за двери донесся голос Кинкейда – глубокий баритон, при звуке которого сердце Тори ухнуло куда-то вниз, а в коленях появилась противная слабость.

– Что там, Джаспер?

Из-за спины дворецкого Тори увидела его. Спенс стоял спиной к двери и смотрел в залитое дождем окно. Это было похоже на портрет, только рассеянный художник написал человека со спины: прекрасная фигура – узкие бедра, широкие плечи, – в которой угадывалась сила и мощь, в обрамлении роскошных темно-зеленых портьер, перехваченных золотыми шнурами, – неброско, но со вкусом.

– К вам пришла леди, сэр.

Спенс обернулся, и взгляды их встретились. Тори увидела, как расширились от удивления его необыкновенные золотистые глаза. Он стоял в противоположном конце комнаты и смотрел на нее. А Тори чувствовала себя… оглушенной, как когда-то давно, после падения с лошади. Да, в присутствии этого человека с ней всегда творилось что-то неладное.

– Мисс Грейнджер. – Кинкейд шагнул к ней. – Для меня большая честь видеть вас здесь.

Его загорелая теплая ладонь коснулась ее ледяных пальцев. Надо взять себя в руки.

– Мистер Кинкейд, я пришла извиниться за вчерашнее.

– Вы мне больше не нужны. Джаспер. – Спенс бросил на дворецкого короткий взгляд.

– Что вы прикажете с этим делать? – спросил тот, протягивая завернутую в серебряную бумагу коробку.

– Возвращаете мой подарок? – Спенс улыбнулся Тори. – И даже не открыли?

– Я не могла его принять.

Он покачал головой и осторожно сжал ее пальцы, которые не выпускал из своей руки.

– Идите, Джаспер.

Когда дверь за дворецким закрылась, Спенс улыбнулся еще шире:

– Неужели вам не было любопытно, что там?

– Немного. – Тори слабо улыбнулась в ответ. – Но я не могла принять подарок.

На самом деле ей ужасно хотелось посмотреть – любопытство просто снедало ее. Но – леди не может…

– Ваша мать не позволила бы, да?

Тори напряглась и печально покачала головой:

– Мне жаль, что вчера все так вышло…

– Вам нет нужды извиняться. – В его голосе звучало неподдельное сочувствие.

– Вчерашний день был настоящим… – Тори помедлила, подбирая слово, – несчастьем.

Спенс ласково провел ладонью по ссадине, которая еще виднелась на ее щеке.

– Как вы?

Тори вздрогнула. И не только потому, что вспомнила нападение Хейуарда. В горле снова появился комок. Силы окончательно оставили ее – она не могла ни двигаться, ни даже дышать. Почувствовав состояние гостьи, Кинкейд приобнял ее за плечи и подвел к дивану у камина. Тори села, погрузившись в мягкие кожаные подушки. Чтобы оттянуть время, она принялась разглядывать комнату. Электрический свет отражался от полированных панелей красного дерева и книжных шкафов, которые занимали две стены. Тори скользнула взглядом по книжным корешкам. Интересно, что там за книги? Всегда можно составить мнение о человеке, если знать, какие книги он читает. Ах, как страстно она желала знать о нем хоть чуточку больше! Согласится ли Спенс на ее план? А вдруг он согласится? Она до сих пор не знала, что для нее хуже.

Тут Тори обнаружила, что Спенс сидит рядом с ней на диване и обнимает ее за плечи. Это не годилось для леди позволять прикасаться к себе вот так… Но с другой стороны, если вспомнить, о чем она собирается его попросить, глупо отодвигаться, тем более что его прикосновение так приятно…

Она сидела неподвижно, сжав руки на коленях и опустив глаза в пол, поглощенная ощущением тепла и бьющей через край жизненной энергии, которая переполняла тело человека, сидевшего рядом. Как и в прошлый раз, его близость вызвала в ней непривычное волнение.

Через некоторое время Спенс, не выдержав, нарушил молчание:

– Мне всегда нравился шуршащий звук, с которым дождь стучит в окна.

Голос его звучал ласково. Тори поняла, что он пытается успокоить ее – как тогда Клер. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Кинкейдом. Он смотрел на нее с искренним участием и теплотой, и это немного ослабило тревогу, терзавшую ее сердце. Он должен понять, не может не понять…

– У нас, оказывается, есть нечто общее… – храбро начала она.

– Это вас немного пугает, да? – Он усмехнулся.

– Я прошу извинить меня за мое поведение. – Тори вновь опустила глаза. – Теперь я понимаю, что вы просто хотели мне помочь.

– Я по-прежнему пытаюсь вам помочь. – Рука Спенса все еще обнимала плечи Тори. – Если я могу что-то сделать для вас – просто скажите мне об этом.

Он такой сильный, такой уверенный в себе – как раз это и нужно было ей сейчас, чтобы решить ее проблемы.

– Мистер Кинкейд, я в весьма затруднительном положении. – Она не осмеливалась поднять на него взгляд и по-прежнему смотрела на свои руки, сжатые на коленях так, что побелели костяшки пальцев.

– И это имеет отношение к Хейуарду, – скорее утвердительно, чем вопросительно продолжил Спенсер.

Тори кивнула.

– Я могу помочь?

Тори было очень трудно заставить себя сказать ему об этом. Гордость боролась в ней с инстинктом самосохранения. Наконец она решилась.

– Да. Я думаю, вы можете мне помочь. Если захотите. Но захотите ли вы?

– Скажите, каково ваше желание, и я исполню его незамедлительно.

Тори подавила остатки гордости, проглотила комок в горле и, глубоко вздохнув, выпалила:

– Мистер Кинкейд, не могли бы вы жениться на мне? – Ей казалось, что ужасные слова прозвучали оглушительно громко, но на самом деле голос ее был чуть слышнее шуршания дождя за окном.

Рука Спенсера, по-прежнему лежавшая на ее плече, вдруг потеряла свою мягкость. Мышцы напряглись и приобрели твердость и вес стальной балки. Тори взглянула в лицо Кинкейду. Он таращился на нее во все глаза, даже приоткрыв от удивления рот.

– Ну, вам не обязательно быть женатым на мне всю жизнь, – торопливо заверила она его, надеясь хоть как-то прояснить ситуацию. – Я не сомневаюсь, что мы проведем в браке совсем немного времени, а потом вы дадите мне развод и будете жить своей жизнью. – Боже, кажется, она все окончательно испортила.

– Мне кажется, я чего-то не понял, – растерянно протянул Спенс.

Тори собралась с духом и постаралась изложить все предельно ясно и коротко:

– Мистер Кинкейд, мой отец поставил мне условие: если в течение двух месяцев я не найду себе мужа, он лишит меня наследства. Он… Он очень хочет, чтобы я родила ему внука, а каким образом я это сделаю… ему безразлично.

Спенс медленно убрал руку, и Тори вдруг стало холодно и очень неуютно. Он смотрел на нее так, словно видел ее впервые.

– Так вам нужен… жеребец? Производитель?

– Мистер Кинкейд! Мне нужен ребенок!

Несколько секунд он задумчиво смотрел на Тори, которая все сильнее заливалась румянцем и чувствовала себя все отвратительнее.

– А почему я? Почему не Хейуард? – спросил он наконец.

– Вам не нужны деньги моего отца, а потому нет и причины, по которой вы бы захотели сохранить наши отношения после… после того, как мой отец получит долгожданного наследника. А Хейуард обезумел от желания добраться до состояния отца.

– Понятно. Вы хотите, чтобы наши отношения закончились сразу после того, как я осеменю вас?

Тори возмущенно выпрямилась.

– Вы сумели изложить мою мысль предельно ясно, – язвительно произнесла она.

– Знаете, мисс Грейнджер, вы можете счесть меня до смешного старомодным, но я всегда считал, что люди должны вступать в брак по любви.

Тори переплела пальцы и прижала руки к груди. Боже, какое унижение…

– Любовь бывает только в сказках, – отчеканила она.

– Я до сих пор верю в сказки.

«Господи, помоги мне, ведь я тоже верю в сказки», – мысленно взмолилась Тори.

– Мистер Кинкейд, я не прошу вас всю жизнь сохранять брак, в котором нет любви. Как только я получу ребенка, каждый из нас пойдет своим путем. Клянусь, мы разведемся по первому же вашему требованию.

Голос Тори невольно упал до шепота на слове «разведемся». Подобные речи не для леди. Если бы Лилиан услышала ее сейчас…

Кинкейд уставился в окно, бормоча что-то про себя – по-видимому, это были выражения, недостойные джентльмена. Руки его сжались в кулаки, и когда он наконец взглянул на Тори, та вздрогнула, увидев в его глазах гнев и обиду.

– А если я не потребую развода?

Тори покачала головой. К чему этот глупый вопрос? Спенсер Кинкейд не тот человек, который захочет жениться на ней… по-настоящему.

– Я не могу рассматривать этот вариант, раз вы не влюблены в меня, – просто ответила она.

– А если окажется, что я влюблен? – Голос звучал обманчиво спокойно, но Тори заметила, что он напряжен и на шее его бешено бьется голубая жилка.

«Если бы вы были влюблены, то и предложение исходило бы от вас», – чуть не сказала она. Ах, если бы… Но нельзя цепляться за глупую мечту, особенно сейчас. Но мечта не желала умирать – она рвала на части сердце Тори, когда она пробормотала:

– Тогда мне не пришлось бы просить вас…

– Ах вот как! Значит, гораздо проще попросить человека, который вас не любит, чтобы он женился на вас?

– Мистер Кинкейд, вы сказали, что обязаны мне жизнью и сделаете что угодно…

– Я не говорил, что готов выступить в роли племенного жеребца! – Спенс вскочил на ноги. Челюсть его агрессивно выпятилась, глаза горели яростью.

Тори медленно встала с дивана, стараясь унять дрожь в коленях. Так, спину держать прямо. Слезы сглотнуть – она не может пасть так низко, чтобы разреветься на глазах у этого человека.

– Мне следовало знать, что вы не из тех, кто держит свое слово, как присуще человеку чести, – холодно бросила она.

– При чем здесь моя честь? – Спенс повернулся к ней спиной и уставился в пылающий камин невидящим взглядом.

– Просто я надеялась, что вы захотите мне помочь… Но я ошиблась.

Держа голову высоко, как и подобает леди, она пересекла темно-зеленый с золотом ковер и взялась за бронзовую дверную ручку. Она сумеет справиться без него! Ей не нужна его помощь, повторяла про себя Тори, надеясь ощутить уверенность, которой не испытывала. Она найдет другой выход. Но какой? Нельзя терять надежду – у нее еще почти два месяца, и она что-нибудь придумает.

Спенс стоял, глядя на языки пламени и прислушиваясь к шуршанию юбок. Вот дверь закрылась за Тори, и он, тяжело вздохнув, прислонился лбом к прохладному мрамору. Как он мог так ошибиться?!

Должно быть, он просто самонадеянный, самовлюбленный болван, который вообразил, что нравится ей. Да он был уверен, что Виктория Грейнджер если еще и не влюблена, то уж точно к нему неравнодушна. А вдруг это потому, что он не заметил, как влюбился сам?

– Черт бы побрал этих женщин с их фокусами! – буркнул Спенс, возвращаясь к столу. Усевшись, он взял в руки бумаги, но глаза лишь скользили по строчкам, и смысл написанного безнадежно ускользал. Честь! Надо же, она осмелилась обвинить его в бесчестье, предложив стать производителем! К черту!

Спенс отшвырнул бумаги, встал, потянулся и подошел к окну. Дождь по-прежнему заливал стекла. Семью этажами ниже по унылой и мокрой улице спешили люди, цепляясь за огромные зонты в надежде спастись от проливного дождя. А дальше простиралось серое, почти черное бурлящее море. Кинкейд разглядывал улицу внизу до тех пор, пока не поймал себя на том, что выискивает в толпе одну единственную женскую фигурку. Что она будет делать теперь? Выйдет замуж за Хейуарда? Почему-то мысль об этом вызвала новый всплеск ярости. Но почему? Какого черта это должно его волновать? Спенс вернулся за стол и вновь принялся разбирать корреспонденцию. Обычно это отнимало у него не больше часа, но сегодня он никак не мог сосредоточиться на бумагах. Три часа спустя, когда он маялся над очередным письмом, дверь распахнулась, и вошел Алан в вечернем костюме. Серебристый шелковый цилиндр он держал в руке, а на губах его играла беззаботная улыбка человека, у которого нет ни одной проблемы.

– Хватит на сегодня трудов праведных, – приказал он, усаживаясь в кожаное кресло у стола. – В этом городе полно бутылок шампанского, которые только и ждут, когда мы их откроем, и девушек, которые только и ждут, когда мы их обнимем.

– Вперед, дружище! Я присоединюсь к тебе попозже, – вяло отозвался Спенсер. Даже думать о женщинах почему-то не хотелось.

– Что-то с тобой не так. – Алан склонил голову набок и принялся внимательно разглядывать друга. – Боже, что я вижу! На твоих ушах висят сосульки!

Спенс нахмурился и принялся что-то писать на очередной телеграмме, намеренно не реагируя на остроты Алана. Но тот не унимался:

– Несколько минут назад я говорил с Куинтоном, и он заверил меня, что Тори в полном порядке. Значит, что-то не в порядке с тобой.

– У меня все прекрасно, – отозвался Спенс, швыряя телеграмму на стол. Тори пыталась его использовать. Что ж, может, она и имела на это право – в конце концов он обязан ей жизнью. И она захотела в обмен получить жизнь его первенца. У него вдруг заныло сердце.

– Ну, хорошо, не будем говорить о некоей леди, – смилостивился Алан. Он положил ноги на стол, устроился поудобнее и заявил: – В любом случае у тебя есть настоящий повод для беспокойства.

Спенс вопросительно взглянул на друга, сомневаясь, что тот сможет расстроить его еще больше.

– До меня дошли слухи, что ты решил объявить войну Слеттеру.

– Да уж, дурные вести не стоят на месте… Как ты узнал?

– В этом городе не бывает секретов.

– А что ты знаешь о Слеттере? Полиция была не слишком-то дружелюбна и разговорчива.

– Это меня не удивляет. Большинство полицейских регулярно получают от него деньги. – Алан взял со стола золотой нож для разрезания бумаги и теперь крутил его в руках. – Он довольно-таки серьезный противник. Может, для собственной безопасности тебе стоило бы оставить этого человека в покое.

– К несчастью, он источник многих бед.

– Это верно. – Алан направил нож на Спенсера. – А потому я и не хочу, чтобы ты с ним связывался.

– А тебе известно, что Оливия Фонтейн занимается торговлей женщинами? В том смысле, что она торгует белыми рабынями?

– Слышал кое-что. – Алан передернул плечами. – Ты ведь не купился на все эти проповеди, которые читают дамы из миссии? Девочки Оливии работают добровольно и, я бы сказал, с энтузиазмом.

– Я так не думаю. – Спенс покачал головой.

– И каков твой план кампании?

– Ну, сначала надо выяснить, где у противника слабое место…

– Значит, ты решительно не хочешь отказаться от этой глупой и опасной затеи? Может, мне все же удастся тебя отговорить?

– Думаю, я уже не могу отступить, даже если бы захотел. – Спенс нахмурился и некоторое время внимательно смотрел на Алана. Его приятель, обычно столь безмятежный, теперь выказывал признаки искреннего беспокойства. – Ценю твою заботу, но я в состоянии сам о себе позаботиться.

Алан встал и прямо взглянул в глаза Кинкейду.

– Ты совершаешь большую ошибку. Слеттер смертельно опасен. Он контролирует весь преступный мир города.

– Это еще одна причина, по которой я не могу отступить.

– Ты не изменился. – Алан небрежно уронил нож на стол, и металл со звоном ударился о твердое дерево. – Ты по-прежнему ведешь себя как школьник. Рыцарь! Помнишь, как ты набросился на Фицвильямса за то, что он заставлял ребят из младших классов делать за него домашние задания?

– Помнится, ты и тогда не советовал мне связываться с ним.

– Не люблю неприятностей. – Торнхилл рассмеялся, и с лица его мигом исчезла тревога.

– Я тоже не люблю. Но иногда этого не удается избежать.

– Ну что ж, тогда до вечера. – Алан водрузил на голову цилиндр и удалился.

Спенс опять уставился в окно. В ясный день с седьмого этажа открывался прекрасный вид на гавань. Но сегодня шел дождь, и все кругом было серым и унылым. При мысли о Виктории в сердце его заползла тоска. Ему даже не надо было закрывать глаза, чтобы представить себе ее лицо. С первой встречи он не мог забыть ее прекрасные – но такие холодные – глаза! Дождь стучал в окно, и Спенс уныло спросил себя: неужели теперь, услышав шум дождя за окном, он каждый раз будет вспоминать Тори?