Текст книги "ПереКРЕСТок одиночества"

Я молча кивнул, соглашаясь. С нами поступили жестко. И ладно бы лет на пять с последующей солидной компенсацией. Да многие бы сами согласились! А что? Предложи какому-нибудь уволенному парню с неработающей женой и парой детишек дошкольников – сядешь? Подергаешь за рычаги годика три? А взамен – держи миллион рублей сейчас и столько же за каждый год заключения. Да он, глянув на усталую жену, замученную нищетой и на детишек, давно не видевших не то что мороженого, а банальной котлеты, пусть даже соевой – да он сам согласится! К чему похищать людей? Из-за их стойкости характера и недовольства своей текущей жизнью? Бред!

Да. Согласен. Я сам вдруг обнаружил, что даже нахожу эту жизнь интересной. Нравится мне! Есть в моем нынешнем положении что-то этакое… непонятное мне самому. Но это пока что. Посмотрим, как я запою лет через десять. А как взвою через двадцатку? И что скажу, когда, как у Кости, вдруг даст знать о себе аппендикс?

– Смиренные? – повторил я. – И чего хотят? Хотя догадываюсь… свободы ему?

– Конечно! По их вере – что распространяется даже здесь! – Столп есть божество, что явилось сюда, дабы вознести всех праведников в рай! Но грешники, понимая незавидную их будущую судьбу, сумели-таки, пакостники поганые, остановить поступь Бога и заключить его в ненавистное им ледяное узилище. Это же прямая аналогия с нашим Концом Света! С Армагеддоном! Они верят, что едва эта тварь освободится, она сразу же устроит справедливый Страшный Суд. И тут они не ошибаются! Страшный Суд будет. Для всего живого! Бойся их, Гниловоз! Бойся! Они проповедуют среди узников благо ничегонеделания! Сиди, мол, хлебай дармовую баланду, молись усердно и ни в коем случае, никогда-никогда, не дергай за третий рычаг.

– Да уж… они есть и там, верно? – я указал вниз.

– Конечно! Причем даже из бывших узников. Еще бы! Им теперь делать нечего. Только и осталась, что вера в скорый конец света и блаженно вознесение в рай – где уж им воздастся за праведное ничегонеделание. Тунеядцы, мечтающие о рае! Чушь! Туда если кто и войдет – то лишь истовые труженики!

– Вот с этим соглашусь полностью, – искренне сказал я.

Это почти в точности повторенные слова моей бабушки – о том, что врата рая откроются лишь для тех, кто не знает, что такое праздность.

– И бояться их стоит не только из-за проповедуемого ими смирения! Чего только стоит вирус, что погубил многих узников! И хорошо, что та атака была единичной.

– Не считая черного тюремщика! – добавила Мария.

– Это миф, – поморщился Арни.

– Ну-ну…

– Та атака была единичной, – повторил Красный Арни. – Как во многих религиях, там наверняка есть скрытые радикалы, считающие, что действовать надо не только словами. Подобные случаи больше не повторялись – видать, радикалов пристукнули свои же.

– Записки в кексах приходят с тюремной кухни, – напомнил я. – У них доступ к еде. И к вину.

– Верно. Обширная сеть, что действует уже веками. Кто заподозрит тюремного повара, что ничем не отличается от других? Готовит себе еду для узников. А кто-то разливает порции, отмеряет вино. За всеми не уследить.

– А вот за нами как-то следят, – напомнил я. – Если судить по щедрости бонусов тем, кто дергает за третий рычаг.

– Мы долго бились над этим. И решили, что судят по высоте крестов, – наши кельи работают автоматически. Дернул за третий рычаг – идешь вверх. Не дернул – опускаешься.

– То есть где-то наблюдательный пункт? Отслеживающий сотни крестов? И как они это делают? Я не видел номеров на бортах келий, – вопросы из меня так и сыпались.

– Мы не знаем, – остановил меня Арни. – Мы многого пока не знаем. Да и зачем нам это? Вот скажи? Зачем?

– Ну…

– Мы знаем главное – внизу есть жизнь. И там лучше, чем здесь. К чему нам лишняя информация про тюремную систему?

– В принципе да, – кивнул я. Хотя ничуть не был согласен с тем, что подобная информация может оказаться лишней. Врага надо знать! И знать досконально! И что еще за…

– И что еще за черный тюремщик?

– Говорю же – миф. Страшилка, придуманная узниками от скуки, – Арни едва не сломал сигарету от злости, пока прикуривал.

– И все же?

– Мария, – глянул он на секретаря.

– Может и страшилка, – пригладила она мех на плечах, дунула на шерстинки. – Все может быть. Это еще один упорный слух. Что сразу возрождается к жизни, стоит внезапно умереть не слишком старому узнику. Сам понимаешь – проверить от чего он умер невозможно. Все происходит в одиночестве. Между ним и Богом. Диагноз никто не поставит.

– Верно.

– Стоило другим сидельцам понять, что крест Кости осиротел и ушел камнем вниз – сразу вспомнили про черного тюремщика. На всех этажах тюрьмы вспомнили! Сразу загремело – «Чертур, Чертур!». Черный тюремщик!

Я уже начинаю привыкать к тому, что воздушные слои называют этажами.

– И при каждой чалке обсуждают – вот, мол, завалил Костю черный тюремщик. А все оттого, что чересчур он налегал на третий рычаг! Тише, мол, надо было сидеть, реже дергать. Глядишь и миновала бы его судьба злая. Не пришел бы по его душу черный тюремщик.

– Это что-то сродни легенде про черного археолога? – уточнил я.

– Да! – рыкнул Арни.

– Почти, – не согласилась с ним Мария. – Черный археолог ведь сначала был брошен друзьями и умер. По крайней мере в одной из версий слышанной мною легенды. А черный тюремщик… он вроде как жив, усердно исполняет свои обязанности, изредка являясь с выборочным осмотром к усыпленным сидельцам. Но тюремщик является, мол, скрытым. Смиренным. Из радикального крыла. И стоит ему случайно попасть к тому, кого он знает, как отъявленного дергателя третьего рычага… он его убивает. И убивает так, чтобы он умер не сразу, и смерть его походила на естественную. Чтобы на него подозрение не пало – иначе за ним бы шлейф из смертей тянулся, и начальство прознало бы. Потому и доказать никак нельзя, что Костя на твоих глазах умер от аппендицита.

– Покончил с собой, чтобы не страдать, – поправил я.

– Знаю… молодец! Я вот боюсь, что не решусь на такое… страдать до конца буду… Но не суть. В общем – такой вот черный тюремщик.

– А почему случайно? – спросил я с интересом.

– Что случайно?

– Ну вы сказали «стоит ему случайно попасть к тому»…

– Ах это… так тут все просто – он ведь служивый. Рядовой служака. Не ему выбирать, какие кельи осматривать. Дали номер – он туда и идет. Попал к смиренному и боязливому – не тронул его. Разве что подарок оставил. А если к любителю подергать за третий рычаг – тут этому узнику и конец. Через пару деньков помрет в мучениях…

– Подарок оставил? – уцепился я за еще одно слово.

– Тех, кто третьего рычага боится, бонусами не балуют, – пояснила Мария. – На хлебе и воде перебиваются – да ты знаешь.

– Ага.

– И говорят, что, если попадет черный тюремщик в камеру к истинному смиренному, что к словам из записки прислушался и третьего рычага никогда не касается – оставит он там обязательно на столе щедрый дар.

– И что за дар?

– А шут его знает.

– Да хватит вам о сказках! – не выдержал Арни, мужественно державшийся некоторое время. – Уф! Больше дела, прошу вас!

– Сорок лет, – с готовностью переключился я. – Почему такой срок?

– Это что-то сакральное, – развел руками Арни. – Мы ломали головы годами. Разбирали срок на дни, даже на часы. Складывали так и этак. Расспрашивали. Никто не знает. Знаем наверняка одно – если отсидел сорок лет, крест быстро спустится, и ты вмиг очутишься на земле. Тройной звон оповестит тебя об этом.

– Высадка через люк?

– Телепортация. Крест не приземлится. Зависает метрах в ста над землей. Избавляется от дряхлого старичья. И поднимается в стылый туман, где и дрейфует в ожидании следующего узника.

– Хм… да уж… и много времени на сборы дают?

– Несколько минут, – плотно сжал губы Арни.

Поникла головой и Мария.

Да уж – времени негусто. Здоровый молодой мужик, практичный и собранный, сумеет собраться быстро. Уложится и в минуту. Накинуть одежду, прижать к груди «тревожный чемоданчик». И просто ждать. А вот упомянутое Арни «дряхлое старичье» вполне может и не уложиться в несколько минут. И окажется на морозе раздетым или без накопленных пожитков. Жестоко. Стоило это представить, и, зародившаяся было подспудно зыбкая благодарность тюремщикам за начавшееся зачаточное человеческое отношение – бонусы, мгновенно исчезла.

– Тогда последний вопрос, – вздохнул я. – Важный для нас всех, как я полагаю – если затея выгорит.

– Удиви нас, – с гортанным смешком ободрила меня Мария. – Спрашивай.

– До нас успешные побеги были? Или мы первые Дантесы?

– Кто? – удивилась Мария.

– Все твоя нелюбовь к чтению, – укорил ее Арни. – Мальчик говорит о романе «Граф Монте-Кристо». И о побеге с замка Ив. Нет, юноша. Мы о таком не слышали. Правда, было несколько случаев, когда узники выживали после аварийного падения крестов. Все они стали инвалидами и долго не прожили. И полагаться в таком деле на удачу…

– Не стоит, – кивнул я. – Только холодный расчет. Никакой удачи. Получается, мы не можем предсказать последствий побега.

– О каких последствиях ты толкуешь?

– Будь я начальником тюрьмы и узнай, что совершен массовый побег… я бы сделал все, чтобы отыскать наглецов и достойно покарать, – пояснил я.

– Можешь не переживать, Гниловоз, – еще ни разу ни один представитель тюремщиков не появлялся в Вольном.

– Вольное? – не удержался я.

– Название поселения, куда мы мечтаем попасть. – По лицу Арни нельзя было понять, жалеет он о произнесенном или же он сказал об этом нарочно.

– Вольное, – повторил я. – Звучит неплохо. Отлично. Спасибо за сведения и информацию. Я отдохнул и готов продолжать.

– Чем планируешь заняться?

– Проверкой правоты насчет приборной доски, – показал я отвертку. – С инструментами будет куда легче.

– Но что ты надеешься найти? – в недоумении приподнял брови Красный Арни. – Канал, где раньше проходили провода? Это ничего не даст – скорей всего подобную начинку вырывали с корнем. Там пустота.

– Посмотрим, – не согласился я. – Предпочитаю отрабатывать вариант за вариантом. И двигаться поступательно.

– Не мешай мальчику, Арни, нетерпеливый ты старикан!

– Еще не старик! – буркнул Арни. – Хорошо. Рация у тебя. Мы на связи.

– Конечно, – кивнул я, подходя к окну Арни и берясь за рычаг. – До встречи!

– Успехов!

Лязгнув, ставня опустилась. Когда я подошел к окну Марии, она, намеренно демонстративно щелкнув на рации тумблером отключения, выждала, и, когда я сделал то же самое, тихо сказала:

– Не спеши, мальчик. Не спеши. Арни нетерпелив, он засиделся в небе и грезит о земле. Его горячность может толкнуть тебя на необдуманные поступки. Поэтому – не спеши. Видит бог, я тороплюсь вниз куда сильнее прочих. Я самая старая из них. И все равно прошу тебя – не спеши, мальчик. Не спеши! И помни – Дантес провел годы в заключении, прежде чем набрался достаточно опыта и знаний, чтобы рискнуть. Да и то… воспользовался он совсем иным планом побега – спонтанным и рискованным. Такова жизнь. Планируешь одно – но зачастую идешь совсем другим путем. Или же погибаешь по глупости.

– А говорили, что не читали Монте-Кристо, – улыбнулся я.

– Я много что говорю, – сварливо буркнула старушка. – Больше слушай их! Я девять лет отработала в главной российской библиотеке! Такие книги в руках держала и читывала – любой обзавидуется! Ты меня услышал?

– Услышал. Спасибо за предупреждение, – поблагодарил я. – Но помните и об аббате Фариа – он счастливого часа так и не дождался.

– Помню! Каждый день, глядя в зеркальце, об этом вспоминаю, – проворчала Мария и дернула за рычаг. – Успехов!

– Спасибо!

Ставня захлопнулась. Постояв перед заслонкой, послушав, как отделяется и отходит ее крест, подкинул на ладони отвертку и пошел к кокпиту. Там, поудобней усевшись, начал записывать услышанное. Все подряд. Даже про черного тюремщика. Про мифического Чертура, что может навестить каждого… и либо оставит дары, либо накажет. Может, его тогда уж Черным Дедом Морозом называть?

Едва поставил точку, зазвенел знакомый сигнал. Дернул третий рычаг. Проверил на всякий случай первый и второй – так привык к своему устоявшемуся ритму, что порой дергаю их машинально, действуя автоматически. Сходив к кормильне, постоял там, но ничего не дождался. Пожав плечами, освежил лицо и вернулся в кокпит. Займусь первой найденной латкой – свидетельством спешного и небрежного заметания следов.

Тюк. Приняв удар, отвертка зазвенела. Отколола крохотный кусочек строительный смеси. Настолько крохотный, что впору назвать его песчинкой. Глянув на нее, я тяжело вздохнул – работа будет долгой. И нанес следующий удар. А за ним еще и еще. Я терпелив. Упорен. И у меня море свободного времени.

Глава четырнадцатая

Я сумел.

Отбил чертову строительную смесь. По кусочку, по крупинке, по песчинке. Но отбил. А следом, осторожно действуя жалом отвертки, расшатал металлическую пластину, подскреб там, подточил кирпич здесь и вытащил чертову пробку. На пол со звоном упала небольшая и чуть загнутая пластина серебристого металла. А я схватился за фонарик и направил луч в открывшееся отверстие. И разочарован не остался. Там был не просто вырезанный в корпусе канал. За слоем кирпичей виднелась вертикальная щель, идущая между решеткой и кирпичами. Фонарик я выключил – внутри пульсировало алым, освещения хватало.

Хорошенько изучив открывшийся вид, увидел главное – в одном месте, примерно в полутора метрах дальше, решетка на короткое время обрывалась. И эта дыра не пустовала. В ней плотно сидело какое-то устройство с металлическим корпусом. По сути, просто железный ящик с парой отверстий, откуда выходило по паре обрезанных тонких тросов. Судя по положению лежащих тросиков, раньше они тянулись по внутренней стороне корпуса и выходили в открытое мной отверстие, после чего крепились к срезанной приборной доске.

Что это за устройство?

Понятия не имею. Возможно элемент отсутствующего ныне управления крестом. В эту пользу говорили небрежно обрезанные и брошенные концы, напрямую громко заявляющие – непонятное устройство деактивировано. Не используется в настоящий момент.

В принципе вполне логично. Вытаскивать ненужный больше агрегат не стали по простой причине – муторно это. Надо стену ломать, выдергивать тяжелую штуку, затем снова возводить кирпичную стену. Долго это. Проще обрезать тросы и питание, замуровать подводящие к нему отверстия и забыть.

Оно и понятно – крест на автопилоте. Существует управляющая им жесткая программа, заставляющая каменную махину веками крутиться вокруг Столпа и реагировать на определенные внешние и внутренние факторы.

Что я знаю о кресте?

Келья не сталкивается с другими крестами, легко маневрирует в рое, производит чалку на автомате – и вполне способна поддерживать чалку сразу с двумя крестами, что было доказано сегодня. Где-то расположены камеры наблюдения, дающие келье внешний обзор. Возможно, установлено подобие радара. И в любом случае где-то в толще стен спрятан главный узел – управляющий центр. Компьютер. Как не крути, а без достаточно мощной и крайне надежной вычислительной машины здесь не обойтись. Пусть даже крест подчиняется расположенному где-то поодаль координационному центру тюремщиков – это вполне логично. Но своя вычислительная машина в кресте быть должна.

К чему мне это знание?

В первую очередь к тому, что, если я ошибусь где-то и поврежу этот узел – мне конец.

Может ли найденный мною ящик являться компьютером? Все может быть. Вряд ли – судя по обрезанным тросам. Но вдруг? А у меня серьезные планы касательно участка стены, прикрывающего ящик и его самого. Ящик крупный, если это незадействованный в системах креста девайс, его можно вытащить. И я открою себе проход в закрывающей меня со всех сторон решетке, которую не взять зубилом и молотком.

Большой вопрос отыщу ли я другой люк. И, что вполне вероятно, будь я на месте тюремщиков, я бы сначала заблокировал люк решеткой, а потом бы уже заложил его кирпичом. Для надежности. При наличии сварочного аппарата – делов на полчаса.

Вдоволь насмотревшись, я вставил железную пластину обратно. Убрал мусор. Сходил дернул первые два рычага. Третий пока молчал. Но вскоре он даст о себе знать. Живот подводило от голода, но я заставил себя взяться за гирю. Полчаса потренировавшись, начал бегать, наматывая круги по коридору. Дыхание со свистом вырывалось из груди, мимо проносились кирпичные стены. Кокпит – кормильня. Кокпит – кормильня. Я не сбавлял темпа до тех пор, пока не почувствовал, что вот-вот упаду. Сбавив темп, прошелся туда-обратно еще пару раз и только затем принял душой и занялся стиркой. Третий рычаг, словно специально дожидался завершения повседневных работ, пронзительно зазвенел. Дернул. И направился обратно к кормильне, забрав очередной царский ужин – кусок жареного мяса на хлебном подносе, горка пюре, а рядышком крупно нарезанные зеленые стебли. Попробовав, удивленно хмыкнул – очень похоже по вкусу на наш зеленый лук, хотя есть небольшое отличие.

Поужинав, тщательно проверил руки на предмет повреждений. Аккуратно подстриг ногти. После лицезрения смерти Кости, я стал гораздо внимательней относиться к своему физическому состоянию. В этих условиях любая упущенная мелочь может стать фатальной. Раньше я надеялся пополнить запасы медикаментов за счет меновой торговли, но сейчас это отошло на задний план. Раздобыть лекарства в обмен на пищу и вино можно только внизу, на нижних этажах. А я туда пока не собирался.

– Как наши дела, Гниловоз? – ожила включенная мною рация.

– Есть продвижение, – коротко ответил я.

– Какие? – в голосе Арни послышался нескрываемый жадный интерес.

– Не по телефону, – брякнул я и, чертыхнувшись, поправился. – Не в эфире. При личной встрече.

– Прекрати паниковать. Говори свободно.

– Нет.

– Отстань от мальчика, Арни, – вклинился сердитый голос Марии. – Я начинаю сердиться! Может, ты перегрелся на солнышке? Так спустись под облака и займись делом!

– Чего бояться? Рации только у нас.

– Кто вам это сказал? – осведомился я. – Кто сказал, что прямо сейчас нас не слушают другие узники? Или тюремщики? Кто?

– Рации только у нас.

– Это лишь догадка, – не согласился я. – Все при личной встрече. Конец эфира.

Нагнетать не люблю. Но вот так открыто болтать… нет уж. Я не спец по рациям. Понятия не имею, как они работают. Но знаю, что умельцы всегда найдут способ подслушать чужие секреты.

И кто сказал, что все эти годы тюремщики не слушают пустой треп узников? А не реагируют по простой причине – уверены, что это лишь болтовня. И что побег невозможен. Пусть утешают себя ложной надеждой и строят глупые планы. Никуда не денутся. Зато пока в них есть надежда – они с регулярной частотой дергают за третий рычаг.

Будь я на месте тюремщиков, я бы еще телевизоры в каждой келье установил. Дернул третий рычаг – вот тебе миска вкусной еды и очередная серия бесконечного сериала с элементами драмы, комедии, фантастики и романтики. Но не отдельный фильм – а именно очередная серия. Минут на сорок. И вскоре узникам и вкусности не нужны будут. Бутылка вина и серия любимого сериала – вот залог продуктивности сидельцев. Да они рыдать у третьего рычага станут – ну давай же, давай! Активируйся!

Проверив запасы, осмотрев одежду, почистил плащ и фуражку. Одевшись, выпил пару глотков разбавленного водой вина. Следом осмотрел инструменты. И вернулся в кокпит. Спать пока не хочу. А в кокпите я занят важным делом, да еще и вид оттуда открывается отменный. Поморщился от укола легкой головной боли. Пришла и ушла. А в голове зазвучал прерывистый шепот. Подладившись под его ритм, затянул молитву и принялся долбить очередную латку бетонной смеси, прикрывающей вторую дыру. Душа рвалась начать ломать стену напротив обнаруженного железного ящика. Но я решил твердо – сначала тщательная разведка и оценка ситуации. И только потом действия.

И плевать на нетерпение Красного Арни. Он ждал годы. Подождет еще немного. Да, он, несомненно, помог мне, открыл глаза на многое, снабдил чуть ли не инструкцией и даже дал инструменты. Помогла и Мария. С Ворчуном еще не знаком. Но чтобы они не делали – они делают это ради собственной выгоды. Ради своей свободы. И если я напортачу и разобьюсь к чертям – они смирятся с очередной неудачей и будут ждать следующего наездника древнего креста. Если такие вообще остались… Но кто знает, что скрывает толща стылого тумана, повисшего над землей. Сколько древних громадин дрейфуют в терпеливом ожидании узника, что ценой своей жизни наполнит их теплом и светом…

Вторая бетонная «печать» поддалась легче. Сказался приобретенный опыт. Но все равно ушло несколько часов – прочность у смеси невероятная. Я невольно задумался над тем, как они сносят устаревшие постройки, если они из того же материала. И с чего такая чрезмерная прочность? Сказался страх перед неизбежным прибытием чудовищной твари? И вся сила науки была брошена на изобретение действительно прочных материалов? Или же такой материал используется только в экстремальных условиях?

Выковырнув металлическую пластину, вымел оставшийся мусор, заглянул внутрь. То же пространство между двумя корпусами, разделяющая их решетка. И еще одно устройство в виде железного ящика. Но на этот раз совсем небольшого, в размерах не больше пары моих кулаков. Из устройства выходит толстый жгут, обрезанных многожильных проводов, а не тросов. Все же они используют электричество? В пользу этого говорит мигающий зеленый огонек на стенке устройства. И это, во всяким случае по нашим понятиям, говорит о том, что устройство запитано в сеть и в данный момент функционирует. И будь я проклят, если я решусь тронуть эту штуку. Кто знает, за что она отвечает…

Вот я и проверил оба запечатанных «лишних хода».

Теория Арни подтвердилась полностью. Тут налицо спешный демонтаж оборудования.

Заглянув в первое отверстия, с трудом приняв подходящую позу, несколько раз посчитал кирпичи. Шесть штук. Отлично. Запечатав отверстия пластинами, прикрыл сверху тряпками и засыпал смоченной бетонной крошкой. Чуть утрамбовал. Отойдя на шаг, оценил внешний вид. Пойдет. Если присматриваться, следы ковыряния обнаружатся, конечно, а если просто кто-то кинет беглый взгляд, то не обнаружит ничего предосудительного. У меня из головы не выходила мысль, что однажды и меня навестит проверка – если уже не навещала.

Отсчитав шесть кирпичей с внутренней стороны стены, отметил его короткой царапиной, нанеся несколько сильных ударов. Постояв перед стеной, очертил мысленно контур минимального отверстия. Такое, чтобы я мог пролезть. Дернул досадливо головой – шепот не отставал. Сегодня Столп что-то слишком говорлив.

Звон, лязг. Келья качнулся. Я, было, дернулся к окну с рычагом, но вовремя одумался. Глянул на руки, на одежду, ругнул и помчался через весь крест к источнику воды. Спешно вымыл руки и лицо, отряхнул одежду – меня всего покрывала предательская пыль. Кто увидит – сразу поймет, что я долбил стены. Ладно, если это Арни или Мария – а если кто чужой? Тут не угадать.

Задержавшись у стола, расчесал волосы, утер лицо, скинул на всякий случай плащ. Проверил на грязь фуражку. И побежал к заслонке.

Поднявшаяся ставня показала посетителя и подтвердила мои опасения – за двойным окном стоял незнакомец. Серьезный возраст, ему под семьдесят, суровое и чем-то знакомое лицо, исполосованное глубокими морщинами. Под кожаным пальто черная жилетка поверх черной же рубашки. Талия перехвачена широким ремнем. А на ремне… я невольно задержал удивленный взгляд – на ремне висел револьвер в кобуре. Узнал по характерной рукояти и курку. Голову незнакомца венчала шляпа. На шее повязан серый платок.

– Шериф, – невольно коснулся я фуражки.

Ковбой весело рассмеялся. Провел ладонью по револьверной рукояти.

– Угадал. Меня кличут Шерифом. Почему нет? Чем здесь не Дикий Запад? Те же нравы, та же смертность. Виски рекой, золото ценится превыше всего.

– Скорее не виски, а вино, – улыбнулся я.

– О, тут ты неправ – хватает и горлодера! Такой самогон… ух! А ты, стало быть, новенький в наших краях? И кличут Гниловозом?

– Все верно.

– И за что так прозвали?

– Моя келья долго провисела над землей. Вот и нападало на крышу всякого. Куски мертвых тел в том числе.

– Понятно. Насчет прозвища моего – действительно угадал? Или подсказал кто?

– Угадал. Больно уж вид у вас грозный. Револьвер, шляпа, пальто кожаное.

– Это да… долгие годы собирал. Хотя револьвер мой – с ним сюда попал. И до сих пор барабан полон!

– На кого бережете боеприпас? Не на грозного пирата часом?

– Встречался с этим гнильем? – помрачнел Шериф.

И я понял, почему его лицо показалось мне знакомым – Клинт Иствуд! Чертовски похож! Да и повадки те же – что показаны в его ранних вестернах. Озвучивать догадку не стал. Вдруг посчитает оскорбительным? Кому-то нравится, когда их сравнивают со знаменитостями. А кто-то на дух такого не переносит и считает себя особенным и единственным, ни на кого непохожим.

– Встречался, – кивнул я. – Пытался выудить у меня дань.

– Если бы не это стекло, – палец Шерифа с силой ударил в прозрачную преграду. – Я бы живо сделал в этом вымогателе пару дымящихся дыр! Одна пуля в живот. И через полчасика – в голову. Многим он голову задурил! Ты не поддался?

– Никак нет, сэр.

– Вот и хорошо. Крепок духом, стало быть. Такие здесь выживают. Остальные дохнут.

– Шериф, забыл спросить – вам посылку передать? Вряд ли обмена желаете. Или просто поболтать?

– Поболтать. Как считаешь, какая самая главная награда на этой высоте?

– Безлимитные свидания, – без раздумий ответил я.

– Верно. Человек скотина социальная. Дай ему время подольше поболтать языком – он и рад до щенячьего восторга! А если беседа с новым человеком – то вообще радость. Ты вот больше слушать любишь или говорить?

– Слушать, – признался я. – Особенно тех, кто старше и больше моего повидал в жизни. Вас бы послушал с удовольствием.

Запустив руку в карман, нащупал кнопку и вырубил рацию, мысленно костеря себя во все корки. Придурок! Харю умыл, а включенную рацию оставил в кармане! Конспиратор хренов…

– А я поговорить люблю. Что примечательно – раньше молчуном был. Но тут все меняются. Говоруны замолкают, молчуны становятся болтунами. Я присяду. Не против?

– Ни в коем случае, – ответил я. – В ногах правды нет.

Снова мысленно отругал себя. Чуть было не ляпнул: в вашем возрасте стоять тяжело. Мужик держит марку, к чему делать из постаревшего льва дохлую медузу?

– А я не подумал об этом, – признался я, оглядываясь. – Привык, что чалки короткие. А тут все иначе. Не привык еще.

– Привыкнешь еще, – махнул рукой ковбой, усаживаясь на высокий самодельный стул со спинкой.

Я с удивлением рассматривал сооружение. Рама из алюминиевых дырчатых трубок, сиденье и спинка из полосатой ткани. И, судя по услышанному визгливому звуку, в стуле имеются пружины.

– Удивляешься? – понимающе хохотнул Шериф. – Мой шезлонг.

– Если не ошибаюсь, он из…

– Советской раскладушки, ага. Старой доброй раскладушки. Любовь жителей коммуналки. Хотя ты молод, что такое коммуналка не ведаешь.

– Не застал, – согласился я. – А как вы так сюда, если не секрет? С раскладушкой и револьвером… тот еще джентльменский набор…

– Ха! Это уж точно! Случилось так, – дернул плечом старый ковбой. – Смешная и глупая история. И вспоминать не хочу. Уж без обид.

– Да нет. Тем для бесед хватает. Меня вот мучит вопрос – как тюремщики нас сюда в таком виде допускают? С телефонами еще ладно – сотовые здесь не работают, как я понял. Но револьвер? Боевое оружие…

– Это еще что! Один сюда с динамитной шашкой угодил!

– Да ладно?

– А то! – оживился Шериф. – И не выдержал – подорвал ее в туалете. Логично мыслил – если отверстие пробить, можно и спуститься на веревке.

– И как? – жадно поинтересовался я. – Получилось у него?

– Куда там! Сам не видел, но с покойником нынешним в свое время долго беседовали. Он после взрыва смирился с судьбой, понял, что отсюда не сбежать. Успокоился. А до этого зверь зверем кричал! При каждой чалке махал это шашкой, все грозился взорвать, рычал как полоумный. Вопил про гремучий билет отсюда. А как решился и подорвал сральник свой… так разом сник, и жить спокойно начал.

– Может взрывом зацепило?

– Да нет. Просто слишком долго верил.

– Во что?

– Что у него в руке билет отсюда. А как понял, что билет пустышка – так его и подкосило. Нельзя чересчур во что-то верить. Потому что, когда судьба насмешливо ткнет пахучей задницей прямо в лицо, и ты поймешь, что пахнет отнюдь не розами, – вот тогда-то и случится одно из двух. Либо руки на себя наложишь. Либо превратишься в овощ без стремлений и надежд. Так… раз уж у нас такой разговор пошел, да и ты вопросы интересные задаешь… добавим немного сурового техасского романтизма, а?

Старый ковбой слез со стула, нагнулся, ненадолго пропав из виду, чем-то погремел. А как выпрямился, в его руках оказалась длинная широкая доска. Насадил ее на какие-то крючки или иные держатели под окном, поставил сверху видавшую виды картонную коробку, откуда достал бутылку с мутной жидкостью и пару стаканов.

– Вот мы и в баре, – хмыкнул я, глядя на декорации.

– А то! Все как положено. Начинаешь ценить подобные мелочи – они и делают нас людьми, а не скотом, привязанным к сосущим жизнь рычагам.

– Вы знаете про рычаги?

– Мы часто общаемся с «шахматистами», что недавно чалились к тебе. Они и меня к себе зазывают нет-нет. Раз в пять лет неизменно обращаются. Сразу после новогодних поздравлений. А тут празднуют, да. Еще встретишь здешний Новый год. Держи. Только осторожно вынимай.

Звякнул ящик. Я достал на четверть полный бокал. Принюхался. Самогон.

– Не вино же цедить, – усмехнулся Шериф. – Ну, за знакомство!

– За знакомство! – чокнулись о стекло, отпили.

– Неплохо, – кашлянул я. – Ух…

– Варит тут один мужичок. Нет-нет спускаюсь к нему. За бутылочкой другой. Вещь хорошая. Если изредка.

– Собрал самогонный аппарат?

– А то. Здесь столько всего отыскать можно… при желании что угодно соберешь.

– И почему так? – вернулся я к теме. – Как нас сюда допускают с личными вещами? С раскладушкой! С револьвером!

– С винтовками. С динамитом, – дополнил Шериф и продолжил перечислять. – С автомобильными запчастями, с инструментом. Да все, что в руках или карманах было, – то сюда и переносится с тобой. Один с рюкзаком попал – в поход собирался и в поход отправился, да только не в тот. И навсегда. Тоже помер уж болезный. Скорей всего, от сердца – жаловался на него все. А потом крест его вниз канул.

– Но почему такая безалаберность? Это же бред – запускать сидельца в камеру, не забрав у него динамит!

– А не могут они, – ответил Шериф и пригубил самогон. – Не могут. Прогнило что-то в королевстве датском. И давненько. Королевство уже не то. «Шахматисты» не рассказывали?