Текст книги "Трансформация"

Он, наконец, поворачивается ко мне, проверяя, работает ли сверло:

Вум-вум

Со словами:

– Это коммерческая тайна.

Тут у меня в глазах резко потемнело, и все вопросы поотпадали разом.

Держись, примат Дрейк, лучше подумай, что ты можешь дать человечеству.

А после этого дед прям добивает: он на моих глазах выковыривает пальцем свой правый глаз и убирает его в нагрудный карман, затем присоединяет провода от станка к разъёму на глазном дне.

От волнения, вида дрели в его руках и гребанного глаза меня чуть не выворачивает наизнанку…

Но я сглатываю и кое-как сдерживаю себя.

А Профессор, теперь ещё и с проводом из-под закрытого века, говорит мне:

– Ну всё. Давай, поворачивайся, парень, – и вдавливает пальцем сверло, загоняя его под защитный кожух.

Вот только мне уже как-то не охота.

– Так а ты мне обезболивающее хоть какое-нибудь вколешь? – не свожу с этого маньяка взгляд.

– Да брось. Здесь сверло чуть толще иголки. Ты ничего не почувствуешь. Расслабься!

С неохотой и диким недоверием я всё же поворачиваюсь к нему затылком:

– Ладно, посрать. Давай, – бормочу, впиваясь руками в отваливающиеся подлокотники.

Он обработал участок на моей башке и приставил станок в районе темечка.

Если быть точнее – немного левее и чуть ниже его.

– Только вертеться не вздумай, – советует Профессор.

Он примеривается секунду, а я от напряжения зажмуриваю глаза.

Чувствую, как пластмассовое дуло упирается мне в верхнюю часть затылка и давление всё нарастает, а потом:

Цок – старик нажимает на курок, и сверло выскакивает из защитного кожуха.

– Ай.

Оно пробивает мне кожу до кости.

– Всё, не пищи. Больше больно не будет.

После чего он начинает бурить.

А звук ещё хуже, чем у дантиста – свербит прям в голове.

– Чёт всё-таки как-то неприятно, – процеживаю сквозь стиснутые зубы…

Но тут череп неожиданно проламывается, и меня как закоротит: пальцы скрючиваются в конвульсии, на лице жёсткий перекос. Одно веко закрылось, второе – не до конца. Через него видно, как глаз с полопавшимися капиллярами закатился далеко назад.

– Ёб твою мать, дружочек! – слышу крик напоследок. – Извини! Сверло прям в мозг провалилось…

Стадия B

Чик, чик, чик, чик… – в помещении раздается безостановочное клацанье клавиатуры.

О, прошу, не обращайте внимания на мои глаза.

Чик, чик, чик, чик…

Да, я снова сижу в своей крошечной тёмной каморке с кровоточащим гипертрофированным мозгом набекрень. Развалившись на кресле, стучу по клавиатуре как ненормальный. На моём мертвенно бледном лице отражается сияние экранов. Я практически неподвижен – в непрестанном движении остаются только выбивающие код пальцы… ну и глаза…

Чик, чик, чик, чик…

На моё тощее тело натянута тёмная футболка, через которую отчетливо проступают ребра, а на плечах поблескивают следы от крови, что временами соскальзывает со здоровенных мозговых извилин на висках. Ну а что касается глаз… Вы просто должны понять – так намного удобней. Как вам, наверно, известно, в отличие от животных, которые сделали ставку на обоняние и слух, человек до 90% информации получает через зрительную систему. И, стало быть, ты можешь получать в два раза больше информации, если каждый твой глаз будет двигаться независимо от другого…

Чик, чик, чик, чик…

Если бы ваша зрительная кора была развита настолько же, как и моя, вы бы согласились с этим. Конечно, пришлось немного поработать над нейромышечной связью глазодвигательных мышц и над рассинхронизацией рефлекторных саккад, но оно того стоило. Теперь я могу двигать глазами, как хамелеон или как морской конек (его глаза тоже двигаются независимо друг от друга), и собирать информацию сразу с шестнадцати экранов. Да-да, недавно я прикупил ещё десять штук. А ещё прикупил нейро-мышку – приблуда, с помощью которой курсор на экране двигается силой мысли (правда, в моём случае он не двигается, а мечется, как молния, с экрана на экран). Так что этот проводок с магнитной головкой и зеленой подсветкой, прикреплённый к моему виску, – беспроводная зарядка. Я чёртовых пару дней искал специалиста, который подключил бы электроды к моим разбухшим извилинам. Все отказывались. А кое-кто даже начинал креститься и молиться богам, только увидев меня.

Чик, чик, чик, чик…

Наверно, вам тоже может показаться, что я выгляжу немного жутковато: мозги наружу, направленные в диаметрально противоположных направлениях глаза, мертвенно бледная кожа и кровь, сочащаяся из всех щелей.

Правда, я чем-то напоминаю богомола с раскроенной башкой?

Но, знаете, некоторые вещи стоит просто принимать – так выглядит следующая ступень эволюции человеческого рода. Ваше отвращение вполне естественно. Но подумайте, как бы отнеслись к вашей внешности другие представители приматов. Неужели они посчитали бы вас красавцем? Лысая, долговязая обезьяна-альбинос… Уверены?

Чик, чик, чик, чик…

Что? Вам интересно узнать, чем я занимаюсь на компе? Ничего особенного, просто дошлифовываю вирус, способный выжечь любое железо… Зачем? Позже расскажу.

Чик… чик…

О, смотрите-ка, я закончил.

Моя тощая, гниющая туша встает, отрывает головку магнитной зарядки от виска и направляется в ванную, перед этим силой мысли включив звук новостей на одном из левых экранов и прихватив с заваленного разным хламом стола ржавые металлические ножницы…

Для чего? Всё потом, а пока вернемся к основной истории и отмотаем чуток:

Ф-фффффффф…

На следующий день после укола я открываю глаза с мыслью:

«Господи, я ещё жив?..»

Всё вокруг было окутано серым густым туманом, без каких-либо внятных очертаний.

«Где это я?..»

Я ни черта не видел, а всё, что ощущал, – звон в ушах, напоминающий визг сигнализации, гулкие удары сердца, которое хотело вырваться из груди, и невыносимая головная боль, словно меня всю ночь бейсбольной битой по башке били.

«Снова здесь…»

Постепенно стены моей каморки проступают сквозь туман, и я узнаю их. Я лежу, как обычно, в одежде на матрасе, вот только ногами к двери. Подумал:

«Наверно, рухнул сразу, как ввалился…»

Вот только я ни хрена не помнил, что вчера было. В тот момент состояние у меня было, мягко говоря, тяжелое, и я даже не был уверен: проснулся ли я? Спал ли вообще? А если и спал, то сколько? В общем, я мало что понимал.

Несмотря на это, я ощущал странный бодряк вплоть до лёгкого тремора в руках. Так что было ясно – я больше не усну, и пора вставать.

Но как только я попытался шевельнуться, мое тело пронзила невыносимая боль. Казалось, у меня что-то защемило. Во все мои мышцы, особенно в те, что вдоль позвоночника, словно воткнулись тысячи иголок.

Я остаюсь лежать, опасаясь даже глубоко вздохнуть, и пытаюсь вспомнить, что же вчера такого было. И кое-как мне удаётся вспомнить вчерашний день. Я вспоминаю Якошо – барыгу, у которого таблетки взял. Как после него добрался до дому, как закинулся транком и завалился спать. А потом… помню, я бегу по лестнице, но что дальше… Ни хрена – в памяти дыра, будто её стёрли. И так странно… эти воспоминания кажутся такими блеклыми и далекими, словно им больше ста лет. Но вот другие – уже давно позабытые мной, – такие свежие, будто те события произошли только вчера.

Это ожившие картинки из детства.

Старые друзья, которых я, наверно, уже никогда не увижу.

Большие, как черные перламутровые пуговицы, глаза девчонки, что жила неподалёку от дома деда.

И ещё пара моментов, о которых я предпочел бы никогда не вспоминать.

Всё перемешалось.

Как колода карт.

Позже Профессор объяснит мне, что амнезия, путаница во воспоминаниях, странные ощущения, синестезия и многое другое – последствия тотальной перестройки нейронных связей. Нейропластичность, мать её…

Через некоторое время я всё же беру себя в руки и через боль поднимаюсь. А когда оказываюсь на ногах, возникают новые проблемы.

Ослабшие конечности дрожат и подгибаются, да и вся координация движений идёт к чертям. Я, как беспомощный ребёнок, заново учусь ходить. С чем-то подобным я уже сталкивался однажды, когда чуть не сгорел от паршивой уличной кислоты…

С трудом я всё же добираюсь до ванны, чтобы попытаться хотя бы холодной водой привести себя в чувства.

В темноте шарю рукой по плитке на стене, нащупывая выключатель справа от заложенного кирпичом дверного прохода. Но вот что меня здорово сбивает: я никак не узнаю стену на ощупь. Словно трогаю невесть что. Хочу поскорее врубить свет, чтобы понять, что происходит, но, как только выключатель щёлкает: «Чиккк», – я сразу забываю обо всём: свет лампы ослепительным прожектором ударяет мне в глаза, и от этого я щурюсь, совершенно не врубаясь:

«Какого чёрта, твою мать?»

Думаю, может, это скачок напряжения? Обычно лампа очень тусклая и не светит ни хрена, а сейчас я даже не мог открыть глаза.

Со временем это проходит, но, увидев своё отражение в зеркале, я быстро догадываюсь, из-за чего у меня такая болезненная реакция на свет. На секунду я замираю, уставившись на себя и разглядывая белки своих глаз – они краснющие от полопавшихся сосудов.

Мой безумный вид тут же пробуждает во мне воспоминания о сумасшедшем Профессоре и даже о провалившемся в череп сверле…

«Вот падла… Но сделал ли он укол?» – мои брови превращаются в хмурую галочку.

Не помню…

В следующее мгновение я уже прильнул к мутному зеркалу и ощупываю затылок в поисках дырки. Я настолько опешил, что не обращаю внимания на то, что волосы, кожа на голове и череп, также как и стена, – очень странные на ощупь.

Но уже через секунду пальцы натыкаются на что-то.

Поворачиваю голову максимально боком к зеркалу и, раздвинув волосы, вижу: ближе к макушке прямо из башки торчит маленькая светлая трубочка из пластмассы.

Кажется, это катетер.

Мне припоминаются слова старика, который просил заглянуть к нему в подвал ещё раз сегодня для повторной процедуры.

«Ага, вот уж хрен. Ты мне ещё за дырку в черепе ответишь…»

Но после по ванной комнате прокатывается жуткое урчание моего живота, больше похожее на протяжный волчий вой. А затем желудок как сведёт! я сгибаюсь пополам от пронзительной агонии. В глазах темнеет, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не завалиться на грязный кафельный пол.

Жёстко. В тот момент мне показалось, что такой боли я в жизни не испытывал.

Когда внезапный приступ начинает проходить, и я постепенно очухиваюсь, навалившись на серверы напротив унитаза, то понимаю, мне срочно нужно пожрать.

Так и не добравшись до крана, я в полусогнутом состоянии двинулся к выходу с мыслями, что не стоило мне два дня оставаться без еды…

Дверь хлопает за мной, магнитный замок защелкивается, а я даже не догадался посмотреть, что происходит на улице за окном.

Я снова на лестничной площадке.

И как только её смрад ударяет в нос, мне становится ещё хуже. Такое ощущение, что запах прям пробирается в подкорку и обволакивает моё ослабевающее сознание целиком.

Стараюсь как можно быстрее перебирать ногами, однако недомогание и нарушения координации не позволяют это сделать. А чем ближе я к бомжу, что копошится на междуэтажном пролете, тем сильнее мне в мозг въедается его вонь.

Когда же прохожу мимо – мимо старого бородатого деда без руки и с проржавевшим механизмом вместо уха и верхней части челюсти, – я вообще чуть ли не теряю сознание и оступаюсь, но вовремя хватаюсь за перила. Так же, как и стена в ванной вместе с выключателем, поручень показался мне очень странным на ощупь – будто сделан из неизвестного материала. А когда я спускаюсь чуть ниже и немного прихожу в себя, до меня вдруг доходит, что на языке вертится имя: «Билли».

«Кто, блядь, вообще такой этот Билли?»

Тем временем я уже приближаюсь к бомжу на следующем пролёте и закрываю нос, чтобы не вдыхать этот въедливый запах. Но, оказавшись ближе, я понимаю, что зловоние здесь совершенно иное, нежели на этаж выше. Я прохожу мимо ещё одного старика – он громко храпит, лежа на матрасе в обоссаных штанах, – а его запах вызывает у меня ассоциацию с именем: «Чарльз». Да, точно, это его так зовут – калеку без рук, вместо которых у него из плеч торчат металлические шарниры, как у какой-то сломанной игрушки…

На следующем пролёте новые запахи ассоциируются у меня с именами: «Мартин и Палм» – это муж с женой. Конечности у них вроде как на месте, да и вонь здесь не такая резкая. Эта парочка пожилых, кажется, даже проживала в этом клоповнике раньше, но закладная кончилась, и их квартиру забрали за долги.

А ещё на этаж ниже валяется вечно бухой городской сумасшедший. Он, как нажрётся, вечно ходит по улицам, пытается собрать вокруг себя толпу и нотации всем читает – учит, как жить.

Его запах подсказывает имя: «Джейк».

На других этажах:

«Морис», он лежит здесь вместо умершего «Пена».

Ещё ниже:

Беженец из России «Борис».

Дальше:

Карлица наркоманка «Синди».

И всё в таком духе…

Вот только откуда я знаю все их имена?

Но через пару секунд ответ сам приходит ко мне в голову:

«Конечно же. Многие из них обитают здесь намного дольше меня…»

Я сотни тысяч раз слышал их разговоры между собой и их разговоры о других таких же «жильцах», но не придавал этому никакого значения. К тому же к ним очень быстро привыкаешь и перестаешь обращать на всё это внимание. Впрочем, как и они – все эти бомжи уже давно не обращают ни малейшего внимания на тех, кто проходит мимо них…

Вот только какого черта я вспомнил об этом сейчас?..

А пока думаю об этом, я даже не замечаю, как оказываюсь на улице. Я на автомате перепрыгиваю лужи гнили под ногами, и прихожу в себя только в тот момент, когда всё вокруг вдруг вспыхивает, как в огне. Я замираю и замечаю в одной из дрожащих луж неподалеку огромный пламенный блик.

Резко оборачиваюсь и поднимаю глаза. Но их тут же ослепляет солнце. Там, в узкой щелке между высоченных домов, где проступает синее небо и нежные облака, завис огромный золотой диск. Он тянет ко мне жгучие лучи, и кажется, его свет настолько интенсивен, что производит жуткий низкочастотный гул…

Долго я не выдерживаю этого вида – закрываюсь рукой и отворачиваюсь.

«Да, это тебе не светодиод в ванной…»

Почему-то я был уверен, что, как обычно, проснулся ближе к ночи.

А когда зрение чутка приходит в норму, я замечаю – все старики-калеки вокруг странно косятся на меня.

Наверно, подумали, заметив мои кульбиты:

«Во наркоман!»

Не теряя больше времени, продолжаю идти. Я сильно щурюсь, чтобы яркий до неприязни свет не резал мне глаза, но всё, что способно отражать свет: бутылки, битое стекло и лужи дерьма на асфальте – абсолютно всё яркими бликами колет мне прямо в центр зрачков. Успокаивает лишь то, что выход из переулка не так уж далеко.

Когда покидаю «Большую-центральную», я вдыхаю полной грудью – яркое солнце и зловоние подворотни остаются позади. Но из-за пульсирующей изжоги в верхней части живота решаю не переться до перехода и не ждать сигнала гребаного светофора, а ломлюсь поперёк проезжей части, ведь забегаловка, в которой я обычно перекусываю, находится прямо напротив.

Пара электромобилей чуть не сносят меня к херам, ну а так всё, в общем-то, проходит неплохо – я остаюсь живой. Под вой клаксонов и визг тормозов я вскакиваю на противоположный тротуар, протискиваясь между припаркованных тачек. Передо мной – расположенная на первом этаже старой высотки забегаловка с не горящей неоновой вывеской: «C&B» – это означает «Crepes&Beer». Или «Блины и Пиво». Почему такое тупое название? Дело в том, что это заведение работает круглосуточно. Днём это кафешка, а вечером – бар.

Открываю стеклянную дверь.

Её ручка тоже кажется мне очень странной на ощупь.

Эту забегаловку содержат два брата Дейв и Гоп. Они работают попеременно.

И сегодня за стойкой Гоп.

– Здоро́во! Можно? – спрашиваю для приличия, а сам сворачиваю направо и иду вдоль окон к дальним столам.

Эти братья очень похожи – почти как близнецы, несмотря на разницу в пару лет.

– О, привет, – отвечает седой здоровяк, отрываясь от дел. – Ты чёт рано сегодня… или поздно… Хрен тебя пойми…

Но, несмотря на схожесть, их довольно просто отличить.

– Че будешь? – спрашивает Гоп, облокачиваясь на стойку.

У него здоровенные шрамы на щеке и усилитель руки виднеется из-под рукава. Это не протез, а именно усилитель – ряд металлических пластинок торчат прямо из кожи. Гоп – бывший военный. Он как-то надрался и рассказывал про службу и свою модификацию: «Это для того, чтобы таскать крупнокалиберку в одной руке. Но и для двадцатилитровых канистр с пивом неплохо подходит…»

– Что побыстрее можете сварганить, – говорю и уже подхожу к столику, за которым обычно сижу – второй с конца возле окна спиной к выходу. – Ты не представляешь, насколько я голодный, – чуть поворачиваюсь к нему и кладу руку на живот, делая рожей типа «мне херово».

Старик кивает и говорит:

– Ладно. Сейчас что-нибудь придумаем… – он выпрямляется во весь рост и направляется к окошку на кухню.

Да, жизнь его вообще потрепала. А всё из-за того, что наша страна хоть и менялась до неузнаваемости временами, но интересы у неё оставались всё те же – претензия на мировое господство, в то время как люди тонули в говне.

Я присаживаюсь на красный потрёпанный диван из кожзама и придвигаюсь в упор к широкому окну.

Довольный тем, что изжога и другие неприятные ощущения скоро пройдут, я, расслабляясь, откидываюсь на спинку и, посмотрев на улицу через полуоткрытые жалюзи, решаю, наконец, разобраться, что не так с моим осязанием.

«И что вообще за дерьмо в меня этот дед вколол?»

Словно инопланетянин, я осторожно касаюсь кончиками пальцев стола, оценивая свои ощущения и совершенно не узнавая пластмассовую поверхность на ощупь.

Затем принимаюсь лапать его обеими руками.

«Похоже на диссоциатив какой-то…»

Так нихрена и не поняв, я хватаю следующий объект для изучения – салфетку из раздолбанной салфетницы и, прикрыв глаза, начинаю мять её в руках.

Не сразу, но всё же я узнаю её – да, точно, это самая обычная салфетка, но такое ощущение, что прямо сейчас мне открываются сотни её новых граней, которые я раньше не замечал, а секунду назад ещё не был способен дифференцировать из-за их бесчисленного количества.

Но я вдруг выпускаю её из рук, внезапно почувствовав вкус бумаги у себя на языке.

Мерзкой, дешёвой, шершавой бумаги, наверняка прошедшей тысячи кругов переработки, перед тем как попасть ко мне в руки.

Тут же открываю глаза, пытаясь понять, что же происходит, но, когда привкус проходит, я, недолго думая, хватаю солонку со стола.

Я принимаюсь по-новому ощупывать стекло и его проскальзывающие под пальцами грани. Снова закрываю глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Никогда в жизни я так внимательно не прислушивался к ним, а сейчас обнаруживал способность всецело погружаться в это… Но, когда я случайно задеваю крошечные гранулы соли у основания горлышка, на языке вдруг (по-другому и не описать) взрывается соленый привкус. На этот раз я не открываю глаз. И чем внимательней прислушиваюсь к вкусу, тем сильнее он становится. Такое чувство, что он разливается по полости рта, а когда эти ощущения захватывают меня без остатка, где-то в голове я даже начинаю различать присущие только этим соленым гранулам звуки. Это трудно описать, они словно кристально-океанические…

Увлеченный ощущениями, я всё глубже проваливался в собственную вселенную бесконечной вариативности ассоциаций и интерпретаций. Не глядя, я хватал со столика всё подряд и внимательно вслушивался в тающую на языке многоцветную музыку сахара (перед моим внутренним взором плыли целые картины); всматривался в приятные покалывания, пробегающие по всему телу, от радужной оды, которую спровоцировала капелька соуса BBQ, размазанная по подушечкам пальцев; и вмалчивался в трехмерный фрактальный трип от горошков черного перца, перекатывающихся в ладони…

В один из таких моментов мне даже показалось, что я наблюдаю, как кристаллизуется время… но эту иллюзию разрушила пробежавшая по помещению забегаловки легкая вибрация, которая из-за моего обостренного восприятия показалась мне настоящим землетрясением…

«Какого черта?» – думаю я, не сразу поняв, что происходит.

Затем открываю глаза и, вынырнув из мира собственных проекций, замечаю еле подрагивающие предметы на своём столике и тихо позвякивающую посуду на соседних.

Странно, до этого я никогда не замечал, что здесь такое происходит.

Но быстро проскочив по цепочке вспыхнувших ассоциаций, до меня кое-что доходит.

«Ну конечно…»

Откуда ни возьмись в голове всплывает где-то мельком увиденный план подземных тоннелей города и подробная карта района. Всё это накладывается друг на друга (плюс – берётся в расчет время, специфический род и диапазон вибрации), и я прихожу к выводу:

«Да, точно, прям под этим местом должна проходить линия метро. И, кажется, состав именно здесь начинает торможение…»

Довольно скоро эта легкая дрожь, вернувшая меня в реальный мир, затихает.

«Но как же я раньше этого не замечал?»

Начинаю вертеться по сторонам, чтобы понять, заметил ли это кто-нибудь ещё, кроме меня. Но вокруг вижу, помимо Гопа, протирающего стойку, лишь четыре посетителя, которые с головой погружены в себя.

Один сидит за стойкой и тупо пялится перед собой, потягивая кофе.

Два других расположились в паре столиков от меня. Тот, что поближе, безостановочно бормочет, не вдаваясь в подробности, слушают ли его, а другой иногда кивает и даже что-то отвечает, продолжая думать о своём.

Четвертый сидит в другом конце зала и уплетает сэндвич с картошкой фри за обе щеки, не отрывая глаз от экрана гало-телефона.

Так, стоп.

«А когда они здесь появились?»

С тем, что жрет, всё ясно – он уже был, когда я пришел. А остальные?

Я поднапрягся и вспомнил, что пока залипал в свои ощущения, до меня с равным перерывом во времени раза три донёсся звон колокольчика, что висит над дверьми при входе.

«Что-то не сходится. Может, кто-то уже вышел?»

Пытаюсь разобраться с этим, но в эту секунду из сортира появляется мужик и, поправляя на себе штаны, проходит неподалеку.

«Понятно…»

Тогда я возвращаюсь к своему столу и, опустив взгляд, вдруг замечаю перед собой тарелку с яичницей из синтетического белка и двумя полосками ненатурального бекона.

«А это как тут оказалось?»

Снова я поднапрягся и вспомнил, как не так давно ко мне подходил этот громила Гоп. Он сунул тарелку мне под нос со словами: «Bon appétit», – но я был настолько поглощён своими экспериментами, что на отвали ответил:

«Ага, спасибо», – и даже не обратил на него внимания.

Я опять покосился на других посетителей заведения – на этих ходячих мертвецов, которые ничего не видят, ничего не слышат и ничего не замечают, – а после меня пронзило осознание того, что всё это время вплоть до этого момента я жил точно так же, как они – ни черта не замечая. Каждую долбанную секунду вокруг меня происходило столько всего, но из-за своей невосприимчивости и тупости я упускал целые пласты жизни из-под носа… Меня переполнило ощущение, что всё это время, вплоть до этого момента, я бродил в густом тумане, и только сейчас я случайно выбрался из него. Словно всё до этого момента было невнятным сном, и только сейчас я очнулся…

И тут кое-что произошло.

Краем глаза я неожиданно замечаю, как через огромные окна справа от меня мазки солнечного света попали на край барной стойки и стали стекать вниз – в проход между столами.

Я поворачиваюсь и поднимаю взгляд через стекло: солнечный диск прямо на моих глазах, дрожа и искажаясь, выглядывает из-за крыш небоскребов напротив. Его сияние постепенно заполняет помещение и вскоре касается меня.

«Невероятно…»

Полузакрытые жалюзи на окнах режут столбы света горизонтальными линиями и оставляют в них темные прожилки.

Но, несмотря на невообразимость происходящего, кажется, я единственный, кто это замечает…

Когда сияние добирается до моих глаз, я закрываю веки. Я чувствую, как тепло растекается по коже на лице. Как свет опускается всё ниже и через некоторое время уже касается моей руки. Он начинает греть её, то время как другая рука, что лежит на бедре в тени под столиком, остается чуть влажной и холодной.

Я ощущаю всё это единовременно: тепло, лицо, руки, кожа на них и даже дыхание – всё в одно мгновение.

И тут по моему телу пробегают мурашки и всё внезапно обретает смысл.

Я ещё внимательней прислушиваюсь к себе и к окружающему миру, и даже немного удивляюсь тому, насколько безгранична моя концентрация. Тому, что с каждой секундой она становится только сильней. Это искренне изумляет – впервые в жизни ощутить кристально ясное мышление.

Я досконально чувствую каждую частичку своего тела и вместе с тем, несмотря на закрытые глаза, ощущаю всё происходящее вокруг, и воспринимаю это как неотъемлемую часть себя.

Чувствую, как стонет моя спина, как гудит башка, как ноет желудок, и как сердце тяжелыми ударами пытается вырваться из груди; но одновременно с этим я ощущаю, как поднимается солнце, как подрагивают окна от проезжающих мимо машин, как в заведении столовые приборы бьются о тарелки, и как проходит на глубине вагон метро…

Знаю, я истощил себя уже очень давно, и всё моё тело разваливается на части…

Знаю – мир, жизнь, прошлое, будущее и возможности… всё это было у меня под носом, но я этого не замечал…

Всё это время я был не здесь…

Но, несмотря на это, теперь я окончательно проснулся и готов всё изменить…

Когда же я, наконец, открываю глаза и опускаю взгляд на тарелку, думаю:

«А сейчас – самое время хорошенечко пожрать…»

* * *

«Пора выбираться отсюда…»

Когда я вернулся в свою каморку, работа пошла на ура.

В забегаловке я закинулся ещё парой легких, но богатых витаминами салатов. Не надо быть гением, чтобы понять: плачевное состояние моего организма, в частности, является последствием неправильного питания. Последние лет пять я ел раз в день и по преимуществу какое-то дерьмо. А ведь телу нужны биологически значимые элементы и минералы. К тому же в «Crepes&Beer» довольно вкусно кормят. Забавно, раньше я этого не замечал – сжирал всё и даже голову не включал.

Перед началом работы я посмотрел на таблетки, которыми всегда закидывался перед тем, как заняться делом. Красные пилюли в блистерной упаковке лежали там же, где я их оставил вчера – на левом краю стола. Подумал:

«Ну уж нет. Обойдусь без этого дерьма».

И скинул их в ящик стола, по содержанию напоминающий мусорную корзину. А ведь ещё вчера я не представлял жизнь без этих препаратов. Подсел, как свинья.

Кстати да, болевые ощущения в теле притупились слегка – я перестал на них концентрировать свое внимание. То же самое касается и приступов синестезии. Я постепенно привыкал к новым тактильным ощущениям старого мира и повышенному восприятию своих органов чувств. Было забавно, когда я, не глядя, провел пальцами по клавиатуре и понял, что могу прочитать все полустертые буквы, цифры и знаки на ощупь, как слепой.

А потом работа сама собой закрутилась.

Я был предельно сфокусирован.

Но в то же время моя концентрация была такой естественной.

Мысли и идеи сами собой появлялись у меня в голове, несмотря на то, что последние годы я бился за каждую секунду продуктивной работы. Любая умственная активность вызывала у меня лавину сопротивления. Внимание так и норовило куда-то ускользнуть. Я постоянно обнаруживал себя то на сторонних сайтах, то смотрящим какую-то ерунду, то прокручивающим ленту новостей, до которых мне не было никакого дела. Но теперь эта проблема испарилась. Теперь мой мозг сам будто требовал подкинуть ему задачку, да посложнее.

Уже через час работы я имел полноценный концепт алгоритма, над которым работал последнее время.

Почти четыре месяца назад вместо уплаты довольно крупного долга один знакомый делец скинул мне рабочий Kill-Chain к уязвимости от сервера одного очень большого казино. Для тех, кто не в теме: Kill-Chain – это что-то вроде инструкции по взлому с полным списком инструментов (вирусов и прочей лабуды) для получения доступа к ресурсу. Оставалось дело за «малым»: придумать и написать алгоритм, а также вирус, чтобы его встроить…

Вообще такие наборы обычно используют для того, чтобы ломануть сервер какой-нибудь организации, а потом шантажировать её с целью выкупа. Но за это можно присесть, и надолго – законы за киберпреступления в нашей стране были очень жестоки. Ещё вариант: продать уязвимость конкурентам, но и здесь можно влипнуть. Поэтому я выбрал третий вариант.

А именно – выдоить эту корову по-полному.

Всё оказалось намного проще, чем мне думалось поначалу. По моему новоиспеченному плану я должен был взломать главное казино нашего города с помощью заполученного мной Kill-Chain’а и внести небольшие изменения в работу программ по выдаче псевдослучайных чисел, а также софта, регулирующего процент выдачи игроку. Затем скрыть следы взлома, оставляя крохотный канал связи с моими утилитками, а вот уже всем остальным должны заняться мои тридцать шесть ботов, которые, симулируя человеческий распорядок дня из шестнадцати стран, будут обдирать казино, дергая за онлайн рычаги в тот момент, когда программа будет поднимать процент на сдачу слот-машин до небес.

И если у меня всё получится (а в этом я не сомневался), я сумею воплотить в жизнь настоящую Американскую мечту. Это как заполучить Святой Грааль. Кто не мечтал нагнуть казино и жить на его бабки?

Сам знаю лучше вас. Нет смысла отвечать: об этом думал абсолютно каждый «крекер33
  Сленг. разновидность хакеров, занимающихся воровством чужой информации..


[Закрыть]» нашего города.

Но всё же, пока я отстукивал на клавиатуре алгоритм и код вирусника, в моей голове фоном проскакивала мысль: «Неужели это всё, на что я способен?.. Может, я упускаю что?..»

Я работал без перерыва часов так семь. И отвлекся лишь однажды, в момент, когда солнце стало опускаться за дома. Подумал:

«Может, подняться и поглядеть на закат? – Но через секунду: – Нет, как-нибудь в другой раз…»

Всегда я так.

Но, надо сказать, за столь короткий срок я выполнил объём работы, с которым не справился бы, наверное, и за полгода.

Все прошлые четыре месяца я вроде как работал над тем, чтоб это провернуть, но, по правде говоря, занимался полной ерундой. Только сейчас мне стало очевидно – всё это время я только делал вид, что думал, а на самом деле пробуксовывал на месте. Вместо того, чтобы реально подумать и решать вопрос, мой мозг прокручивал пустые умственные операции, которые ни к чему не приводили, и всё же высасывали из меня остатки сил. А всё потому, что я и сам не верил, что это возможно, и не считал себя достойным сорвать подобный куш. А ещё это значит, что, несмотря на громогласные заявления и позу озлобленного на весь мир, ещё буквально сутки назад я не был готов ничего менять. И вместо того, чтобы действовать, я блуждал в потёмках собственного усталого разума.

Но теперь эта усталость прошла. Я чувствовал это. Я ощущал себя настоящим супергероем, суперменом под транквилизатором – спокойным, уравновешенным, но вместе с тем способным перевернуть весь мир. Только лазеров из глаз не хватало. Хотя вместо них у меня была такая концентрация, которой даже супермен бы обзавидовался…