Текст книги "Лето ночи"

Глава 6

Субботним утром – первым субботним утром лета! – Майка О’Рурка угораздило проснуться на рассвете. Он прошел в полутемную гостиную проведать Мемо – с некоторых пор она едва ли вообще спала, – увидел неподвижный ворох одеял и шалей, но, заметив бледный отсвет солнца на коже и блестящий глаз, убедился, что бабушка жива. Майк подошел и поцеловал ее, ощутив при этом легкий запах, едва намекавший на начало распада, того самого разложения плоти, отвратительная вонь которого днем раньше исходила из страшного грузовика-труповоза. Мальчик прошел в кухню. Отец уже встал и теперь брился, стоя перед краном, из которого текла холодная вода. К семи часам утра ему нужно уже быть на пивоварне Пабста в Пеории, а до города больше часа езды. О’Рурк-старший был крупным мужчиной: при росте шесть футов он весил не меньше трехсот фунтов[42]42
  Шесть футов – приблизительно 182 см; триста фунтов – около 150 кг.


[Закрыть]. Причем большая часть этого веса приходилась на круглый живот, заставлявший отца Майка держаться на большом расстоянии от раковины даже во время бритья. Его рыжие волосы уже поредели, и только над ушами сохранился золотисто-оранжевый венчик. За недели, проведенные за работой в огороде, лоб покрылся красноватым загаром, а сеть капилляров на щеках и носу придавала лицу багровый оттенок. Мистер О’Рурк пользовался старинной опасной бритвой, принадлежавшей еще его деду. Чтобы кивнуть сыну, отправившемуся в туалет, он чуть отвел лезвие в сторону.

Только недавно до Майка дошло, что их семья единственная в городе до сих пор пользуется уборной во дворе. Конечно, такие сооружения сохранились у многих, например позади дома миссис Мун или за сараем для инструментов на участке Джерри Дейзингера, но это были своего рода музейные экспонаты, реликвии ушедших времен. Для всех. Кроме О’Рурков. В течение многих лет мать Майка говорила, что пора ликвидировать выгребную яму и установить в доме нормальную сантехнику, как у всех людей, но отец каждый раз отказывался, уверяя, что это потребует неслыханных расходов. И действительно, в городе не было канализационной сети, а септический резервуар стоил целое состояние. В глубине души Майк подозревал, что причина в другом: отец просто не хочет сооружать ванную и туалет внутри их маленького домика. Мистер О’Рурк сам часто говаривал, что сортир на отшибе – единственное место, где он может насладиться тишиной и отдохнуть от бесконечной болтовни четырех дочерей и их не менее разговорчивой матери.

Закончив свои дела, Майк вышел из уборной и проскользнул вдоль каменной стены, разделявшей мамин садик и отцовский огород. Бросив мимолетный взгляд на уже проснувшихся скворцов, которые, словно спеша поймать первые лучи рассвета, с шумом сновали в листве на вершинах деревьев, он вошел в дом с заднего крыльца и направился к раковине, чтобы вымыть руки, а затем подошел к шкафу, достал школьный блокнот и карандаш и уселся за стол.

– Не опоздаешь за газетами? – напомнил отец, стоя у окна с чашкой кофе в руках и поглядывая в сад.

Часы на стене показывали восемь минут шестого.

– Нет, я помню, – успокоил его Майк.

Газеты оставляли в пять часов пятнадцать минут на тротуаре перед зданием банка, рядом с магазином «A & P» на Мейн-стрит, где работала мать. Майк никогда не опаздывал на работу.

– Что ты там пишешь? – поинтересовался отец, окончательно взбодрившийся после чашки кофе.

– Записки Дейлу и ребятам.

Отец кивнул, хотя, похоже, не слышал ответа, и снова выглянул в сад:

– Кукурузе не помешал бы хороший дождик в ближайшие дни.

– Пока, я пошел.

Майк сунул записки в карман джинсов, натянул на голову бейсболку и исчез за дверью, по дороге хлопнув отца по плечу. Оседлав стоявший у крыльца велосипед, Майк погнал на Первую авеню.

Управившись с разноской газет, Майк должен был спешить в западную часть города, к железнодорожным путям, в костел Святого Малахия, где он помогал отцу Кавано в качестве алтарного служки. Каждый день во время мессы Майку полагалось быть в храме. Он служил в церкви с семилетнего возраста, и, хотя время от времени в храм приходили и другие ребята, отец Кавано всегда утверждал, что у него нет более надежного помощника и что никто не произносит латинские слова молитв так отчетливо и с таким благоговением, как юный О’Рурк. В общем, распорядок дня у Майка был очень напряженным, особенно зимой, когда высокие сугробы не позволяли передвигаться по городу на велосипеде. Иногда он прибегал в костел Святого Малахия в самую последнюю минуту, поспешно, даже не сняв пальто и уличных ботинок, натягивал на себя сутану и стихарь, и, пока он произносил слова мессы, снег, оставшийся на подошвах башмаков, превращался в лужицы на полу храма. Потом, если на мессу в семь тридцать собиралась только обычная паства: миссис Мун, миссис Шонесси, мисс Эшбоу и мистер Кейн, – Майк – конечно, с разрешения отца Кавано – убегал сразу после причастия, чтобы успеть к началу уроков.

В школу он опаздывал довольно часто. Миссис Шривс уже даже не делала ему замечаний, когда он наконец появлялся, просто кивала в сторону кабинета директора. Майку полагалось сидеть там и ждать, когда мистер Рун найдет время выбранить его за опоздание и занесет его фамилию в Журнал взысканий – толстую тетрадь, всегда хранившуюся в нижнем левом ящике директорского стола. Замечания уже не тревожили Майка, но он терпеть не мог сидеть в кабинете без дела и ждать, пропуская урок чтения и бо́льшую часть урока математики.

Но сейчас на дворе стояло лето. Усевшись на теплый тротуар перед зданием банка, Майк выбросил из головы мысли о школе и стал поджидать грузовичок, который привозил газеты из Пеории.

Мысли о лете, о теплом, согревающем лицо ветерке, о запахе нагретого тротуара и влажных колосьев – о том, что все это наконец-то стало реальностью, – наполняли Майка энергией и словно раздвигали грудную клетку, облегчая дыхание. Так что, когда прибыл грузовик и Майк подхватил и рассортировал газеты, вложив в некоторые из них свои записки и сунув их в отдельный карман сумки, и даже тогда, когда он неустанно колесил по утренним улицам, засовывая газеты в почтовые ящики и выкрикивая свое «С добрым утром!» женщинам, вышедшим за молочными бутылками, и мужчинам, направлявшимся к машинам, чтобы ехать куда-то, сознание, что лето все же действительно наступило, продолжало удерживать его, что называется, на подъеме. Те же чувства заставили Майка буквально вихрем ворваться в прохладную, наполненную запахом фимиама сень костела Святого Малахия. Больше всего на свете он любил этот сияющий темной позолотой храм.

А Дейл в тот день проснулся поздно, уже после восьми, и еще долго нежился в постели. Комнату заливал яркий солнечный свет, едва приглушенный легкой тенью огромного вяза за окном. Через занавески проникал теплый воздух. Лоренса в комнате уже не было, зато из гостиной на первом этаже доносились лай и хохот: брат смотрел мультики про Хекла и Джекла и про Раффа и Редди.

Дейл встал, заправил кровати – свою и Лоренса, – натянул джинсы, футболку, чистые носки и кеды и отправился вниз – завтракать.

Мама приготовила его любимые хлопья и кексы с изюмом. Она сидела за столом, веселая и оживленная, гадая, какие фильмы будут показывать сегодня на бесплатном сеансе в парке. Отец Дейла все еще был в отъезде – территория, на которой он вел торговлю, охватывала целых два штата, – но должен был вернуться к вечеру.

Из гостиной послышался голос Лоренса, призывавшего брата поторопиться, если не хочет пропустить очередные приключения Раффа и Редди.

– Ну, это для маленьких! – крикнул в ответ Дейл. – Мне такие мультяшки уже не интересны. – Но сам стал есть быстрее.

– Ах да! – спохватилась мать. – Вот, смотри-ка, что лежало в сегодняшней газете.

Она положила рядом с кружкой Дейла записку.

Дейл улыбнулся при виде знакомого листочка. Он сразу узнал дешевый блокнот и аккуратный почерк Майка. А уж что касается ошибок… В этом его приятелю не было равных.

Все встричаимся в пищере в девить тритцать.

М.

Дейл торопливо подобрал с тарелки последние крошки кекса, гадая, что могло случиться такого важного, что всем нужно отправляться в эдакую даль. Еще с той поры, когда они были маленькими и придавали большое значение такого рода вещам, пещера предназначалась для встреч только по особым случаям: обсуждение важных тайн, необыкновенных событий, особые слеты Велосипедного патруля…

– Надеюсь, речь идет не о настоящей пещере, Дейл? – В голосе матери слышались нотки беспокойства.

– Не-а, мам. Ты же знаешь. Это всего лишь старая дренажная штольня за баром «Под черным деревом».

– Хорошо. Только не забудь, пожалуйста, что ты обещал подстричь газон перед домом. После обеда к нам в гости придет миссис Сиберт.

Отец Дуэйна Макбрайда не выписывал газет, издаваемых в Пеории. Он читал только «Нью-Йорк таймс», да и ту лишь изредка. Поэтому Дуэйн не получил записку от Майка. Зато около девяти утра в его комнате зазвонил телефон. Дуэйн не торопился подходить: к одной линии были подключены несколько домов, и один звонок означал, что трубку должны снять Джонсоны, их ближайшие соседи, два – они с отцом, три – швед Олафсон, живший дальше по дороге. Сейчас телефон прозвонил дважды, затем умолк и снова зазвонил.

– Дуэйн, – послышался в трубке голос Дейла Стюарта, – я не особо надеялся застать тебя дома – думал, ты все еще вкалываешь где-нибудь в поле.

– Я уже вернулся, – ответил Дуэйн.

– Отец дома?

– Нет, он уехал в Пеорию купить кое-что.

В трубке воцарилось молчание. Дуэйн не сомневался, что Дейлу прекрасно известны привычки Старика, в том числе и его обыкновение возвращаться после субботних поездок, называвшихся «купить кое-что», только поздно вечером в воскресенье.

– Слушай, мы собираемся в пещере к половине десятого. Майк хочет что-то сообщить.

– Кто это «мы»?

Дуэйн покосился на свой блокнот. После завтрака он упражнялся в описании характеров. Над этими страницами он работал с апреля, и все они были сплошь заполнены набросками, пояснениями, примечаниями, мелко набросанными на полях. Некоторые абзацы, а то и целые страницы были жирно перечеркнуты, но результат по-прежнему не удовлетворял Дуэйна, ибо, по его мнению, был весьма далек от совершенства.

– А то не знаешь, – хмыкнул Дейл. – Майк, Кевин и Харлен и, может быть, Дейзингер. Не знаю. Я сам только что получил записку в газете.

– А как насчет Лоренса?

Дуэйн бросил взгляд в окно: по обе стороны от дороги, ведущей к их дому, волнами колыхался океан колосьев, поднявшихся уже почти по колено. Пока мама была жива, она категорически запрещала сеять на ближайших к ферме двадцати акрах что-нибудь выше гороха. «Когда зерновые встают в полный рост, я чувствую себя отрезанной от мира, – жаловалась она дяде Арту. – Это своего рода клаустрофобия». Старик подшучивал над ней, но и вправду выращивал на этих землях только горох. Однако Дуэйн плохо помнил то время. Для него приход лета с некоторых пор неизменно означал постепенную, но неуклонную изоляцию их фермы от остального мира. Старая присказка гласила: «К Дню независимости зерно по пояс расти». Но в этой части Иллинойса к четвертому июля зерновые уже достигали плеча Дуэйна, и потом казалось, что на самом деле это не они растут, а ферма съеживается, уменьшаясь в размерах. Во второй половине лета даже окружное шоссе можно было увидеть только из окон второго этажа. Но ни Дуэйн, ни Старик туда давно уже не поднимались.

– Что насчет Лоренса? – переспросил Дейл.

– Он придет?

– Конечно придет. Ты же знаешь, он всегда таскается за нами.

Дуэйн улыбнулся.

– Просто хотел убедиться, что ты не забыл о своем маленьком братике, – сказал он.

В трубке послышалось сердитое сопение.

– Слушай, так ты будешь там или нет?

Дуэйн прикинул, какая работа по дому предстоит ему сегодня, и понял, что закончить все успеет, только если примется за дело прямо сейчас.

– Я сегодня довольно занят, Дейл. Ты правда не в курсе, что там надумал Майк?

– Ну, точно не знаю, но, скорее всего, это что-нибудь связанное со Старой школой. И исчезновением Табби Кука. Ты же видел, что творилось на школьном дворе.

Дуэйн помолчал.

– Ладно, приду. В девять тридцать? Чтобы успеть, мне придется прямо сейчас все бросить и всю дорогу бежать.

– Гос-с-споди! – Из-за помех на линии голос Дейла походил на змеиное шипение. – Неужели у тебя все еще нет велосипеда?

– Если бы Господь хотел видеть меня разъезжающим на велосипеде, – ответил Дуэйн, – он, наверное, сначала бы позаботился о том, чтобы наградить меня фамилией Швинн[43]43
  Компания «Schwinn Bicycle» была основана в 1895 г. механиком и изобретателем немецкого происхождения Игнацем Швинном (Ingnaz Schwinn). В течение многих десятилетий велосипеды «Schwinn» оставались самыми популярными в США.


[Закрыть]. Все, до встречи.

И он повесил трубку, не дожидаясь ответа.

Потом быстро спустился по лестнице за блокнотом с набросками о Старой центральной, натянул кепку с надписью «Кот» и вышел позвать собаку. Витт подбежал сразу. Кличка его была образована от фамилии Виттгенштейн, философа, о котором Старик и дядя Арт спорили до хрипоты. Старый колли был уже почти слепым и из-за мучившего его артрита почти не мог бегать, но мгновенно почувствовал, что Дуэйн куда-то собрался, и радостно завилял хвостом, демонстрируя готовность последовать за хозяином куда угодно.

– Ну-ну, успокойся. – Дуэйн приласкал пса и, решив, что прогулка в такую жару будет нелегкой для старого друга, отрицательно покачал головой. – Сегодня ты останешься здесь, Витт. Будешь сторожить дом. Я вернусь к обеду.

Замутненные катарактой глаза пса смотрели на хозяина одновременно обиженно и умоляюще. Удивительно, как это ему удавалось? Дуэйн потрепал колли по холке, отвел его обратно в сарай и заглянул в стоявшую на полу миску. Воды в ней было достаточно.

– Держи-ка грабителей и расхитителей зерна подальше, Витт.

С чисто собачьим вздохом колли подчинился и улегся на свою соломенную подстилку.

Дуэйн вперевалку зашагал по направлению к Шестому окружному шоссе. Начало припекать. Он закатал рукава фланелевой рубашки и стал думать о Старой школе и о Генри Джеймсе. Дуэйн как раз дочитал новеллу «Поворот винта» и теперь размышлял о поместье Блай, в котором происходит действие этого драматического произведения, и о том, как тонко и в то же время явственно автор дает понять читателю, что это место настолько пропитано злом, что порождает те самые «привидения», которые преследуют детей – Майлза и Флору.

Его Старик, конечно, алкоголик и неудачник, но он сознательный, много размышляющий атеист и убежденный рационалист. И сына он воспитал таким же. С самого раннего возраста Дуэйн рассматривал вселенную как сложный механизм, развивающийся в соответствии с законами логики, которые, возможно, лишь частично доступны для понимания убогому разуму человечества. И тем не менее это законы.

Он на ходу раскрыл блокнот и нашел страницу с записями о Старой школе: «…ощущение… Дурного предзнаменования? Зла? Слишком мелодраматично. И там и там присутствует чувство странной осведомленности…» Дуэйн вздохнул, вырвал страницу и сунул ее в карман вельветовых штанов.

Дуэйн наконец дошел до окружного шоссе и свернул к югу. Солнечный свет, отражаясь от почти белого гравия на дороге, слепил глаза и обжигал обнаженные руки мальчика. Позади, в полях по обе стороны от узкой тропы, что вела к его дому, с громким жужжанием сновали среди подрастающих колосьев насекомые.

Дейл, Лоренс, Кевин и Джим Харлен подъехали к пещере одновременно.

– С чего это надо было переться в такую даль? – проворчал Харлен.

Его велосипед был меньше, чем у других, с семнадцатидюймовыми колесами, и потому, чтобы не отстать от остальных, педали приходилось крутить в два раза быстрее.

В тени огромных вязов они промчались мимо дома О’Рурков, затем свернули на север, к водонапорной башне, а потом на восток, на широкую, покрытую гравием дорогу. Кевин, Дейл и Лоренс выстроились почти впритык друг за другом по левой колее, а Харлен ехал по правой. Стояла полная тишина: ни шума ветра, ни движения на дороге – ни одного звука, кроме их дыхания и хруста гравия под колесами. До Шестого окружного шоссе было около мили. К северо-востоку от перекрестка, за полями начинались холмы и рос высокий стройный лес. Если бы они проехали по шоссе дальше, за водонапорную башню, то оказались бы в холмистой местности между Элм-Хейвеном и почти заброшенной дорогой под названием Джубили-Колледж-роуд. Шестое окружное тянулось еще полторы мили на юг, до пересечения с шоссе 151А, в черте Элм-Хейвена носившим название Хард-роуд, но этот отрезок окружного на самом деле представлял собой всего лишь широкую грязную колею среди полей, совершенно непроезжую на протяжении большей части зимы и весны.

Они свернули на север, миновали бар «Под черным деревом» и, привстав на педалях, понеслись вниз по крутому склону холма. Кроны деревьев аркой соединялись над узкой дорогой, образуя сплошную тень. Впервые услышав «Легенду о Сонной Лощине»[44]44
  «Легенда о сонной лощине» (1820) – новелла Вашингтона Ирвинга.


[Закрыть] – ее прочла им в четвертом классе учительница миссис Гроссейнт, – Дейл сразу представил себе именно это место и мысленно дополнил картину крытым мостиком, построенным у самого подножия холма.

На самом деле здесь никаких крытых мостиков не было – лишь полусгнившие перила по обе стороны от гравийной дороги. Мальчики остановились и пешком, ведя велосипеды рядом, пошли на запад – по узкой тропинке, извивавшейся среди высокой, достававшей им до пояса, пыльной травы. Между кустарником, росшим вдоль дороги, и густым темным лесом тянулось заграждение из колючей проволоки. Ребята надежно спрятали велосипеды под кустами и зашагали дальше. Теперь их путь лежал по берегу небольшой, дарившей долгожданную прохладу речушки.

Тропинка, прятавшаяся среди густой и высокой травы, была едва заметна, но Дейл уверенно вел друзей вдоль протоки к пещере.

Собственно, это была не пещера. Точнее, не совсем пещера. По какой-то причине власти округа приняли решение установить в этом месте железобетонную штольню, вместо того чтобы проложить тридцатидюймовые гофрированные стальные трубы, как это делалось везде. Возможно, они опасались весенних паводков, а быть может, в их распоряжении оказалась лишняя штольня, которой не нашлось иного применения. Как бы то ни было, под дорогой находилась огромная – шесть футов в поперечнике – емкость, и по дну ее проходил четырнадцатидюймовый желоб, по которому тек ручеек, так что ребята могли сидеть, облокотившись на полукруглую стенку и уперев ноги в край желоба, и при этом не рисковали промокнуть. В пещере было прохладно даже в самые жаркие дни, вход в нее скрывался за плотным переплетением плюща, а шум пролетавших в десяти футах над ними машин делал убежище еще более укромным.

По другую сторону пещеры располагался маленький – всего семь-восемь футов шириной и примерно в половину этого глубиной – дренажный пруд, но в нем таилась какая-то своеобразная красота. Поверхность его даже в самые ясные дни оставалась темной благодаря низко склонившимся деревьям, и покой ее нарушал только миниатюрный водопад, образовавшийся в том месте, где вода вытекала из желоба. Все это вместе придавало крохотному прудику своеобразное очарование.

Майк назвал протоку, впадавшую в пруд, Дохлым ручьем, потому что именно она часто приносила в маленький пруд несчастных жертв дорожного движения: опоссумов, енотов, кошек, дикобразов… А однажды там оказался даже труп немецкой овчарки. Дейл хорошо помнил, как лежал, упершись локтями в холодный цемент, и рассматривал мертвое животное, мирно покоившееся футах в четырех от него на дне: черные глаза овчарки были открыты, и единственным признаком того, что она сдохла, не считая, конечно, пребывания под водой, была белая полоска у самой пасти, – казалось, собаку вырвало гравием.

Майк уже ждал их в пещере. Минутой позже появился и Дуэйн Макбрайд, запыхавшийся и вспотевший, с красным под кепкой лицом. Попав после яркого света в сумрак штольни, он беспомощно моргал, приспосабливаясь к темноте.

– А, заседание общества Созерцателей дохлых моллюсков и любителей моллюсковой похлебки! – все еще щурясь, приветствовал он друзей.

– Что-что? – переспросил Джим Харлен.

– Не важно.

Дуэйн уселся поудобнее и вытер лицо полой фланелевой рубашки.

Лоренс уже нашел себе занятие: подобранной где-то по пути палкой принялся сбивать нависавшую повсюду паутину. Но как только заговорил Майк, живо обернулся к нему.

– У меня есть идея… – начал Майк.

– О, экстренное сообщение! – ехидно воскликнул Харлен. – Сногсшибательные заголовки для завтрашних газет!

– Заткнись, – беззлобно откликнулся Майк. – Ребята, вы все были вчера возле школы, когда Корди и ее мать искали Табби.

– Меня не было, – уточнил Дуэйн.

– Точно, не было, – кивнул Майк. – Дейл, расскажи ему о том, что случилось.

Дейл описал столкновение между миссис Кук, с одной стороны, и доктором Руном и Джей-Пи Конгденом – с другой.

– Двойная Задница там тоже была, – добавил он в заключение. – И она сказала, что Табби ушел из школы. А мать Корди заявила, что это вранье.

Дуэйн вопросительно поднял бровь.

– Так что за идея пришла тебе в голову, О’Рурк? – спросил Харлен.

С помощью веточек и листьев он устроил запруду в желобке. Вода уже поднялась и стала разливаться по дну штольни.

Лоренс поднял ноги повыше, чтобы не намокли кеды.

– Ты предлагаешь нам заключить Корди в объятия и расцеловать? Думаешь, она после этого успокоится и перестанет горевать о брате? – поинтересовался Джим.

– Да нет же, – отмахнулся Майк. – Я предлагаю найти Табби.

Кевин, все это время бросавший в пруд камешки, замер. В сумраке пещеры его свежевыстиранная футболка казалась ослепительно-белой.

– С чего ты взял, что нам удастся сделать то, что оказалось не по зубам даже Конгдену и Барни? И с чего это вдруг мы должны кого-то разыскивать? – поинтересовался он.

– Потому что мы Велосипедный патруль, – спокойно объяснил Майк. – Именно ради таких дел мы и создали наш клуб. И нам по силам найти Табби, потому что мы можем ходить туда, куда заказана дорога Барни и Конгдену, и видеть то, чего не видят они.

– Я что-то не понимаю, – сказал Лоренс. – Как мы найдем Табби, если он убежал?

Харлен быстро наклонился и притворился, что сейчас прищемит пальцами нос мальчика:

– А мы тебя, шалопай, используем в качестве ищейки. Дадим тебе понюхать пару старых вонючих носков Табби, и ты будешь искать его по запаху. Идет?

– Заткнись, Харлен, – велел Дейл.

– А ты заставь меня заткнуться, – предложил тот и плеснул водой в лицо Дейлу.

– Заткнитесь вы оба, – велел Майк и продолжил, будто никто его не прерывал: – Вот что… Давайте последим за Руном, Двойной Задницей, Ван Сайком и остальными, тогда и узнаем, имеют ли они отношение к исчезновению Табби.

Дуэйн нашел в кармане какую-то бечевку и принялся замысловато переплетать ее на пальцах, играя сам с собой в «веревочку».

– А почему они должны иметь к этому отношение? – задумчиво поинтересовался он.

– Не знаю, – пожал плечами Майк. – Может быть, потому, что они зануды и врут на каждом шагу. И к тому же… Знаешь, есть в них что-то странное. Тебе не кажется?

Дуэйн даже не улыбнулся:

– Я думаю, что многие люди со странностями. Но это еще не значит, что они воруют толстых мальчишек.

– Если бы это было так, – подал голос Харлен, – ты был бы обречен.

Дуэйн улыбнулся и чуть-чуть повернулся в его сторону. Харлен был на фут короче, чем он, и весил примерно вполовину меньше.

– Et tu, Brut?[45]45
  И ты, Брут? (лат.)


[Закрыть] – вполголоса произнес Дуэйн.

– И что это значит? – поинтересовался Харлен; его глаза сузились.

Дуэйн снова вернулся к своей игре:

– Это то, что ответил Цезарь, когда Брут спросил его, ел ли он в тот день харленбургеры.

– Эй, – вмешался Дейл. – Давайте решим все по-быстрому. Мне пора домой, подстригать газон.

– А я должен помочь отцу вычистить молочную цистерну, – подал голос Кевин. – Так что и правда надо наконец договориться.

– Договориться о чем? – спросил Харлен. – Будем ли мы следить за Руном и Двойной Задницей, чтобы узнать, не убили ли они Табби Кука? И не съели ли его?

– Ага, – сказал Майк. – И не знают ли они, что с ним случилось, и не прячут ли концы в воду.

Харлен в упор посмотрел на Майка:

– А ты возьмешься следить за Ван Сайком? Среди психов Старой центральной школы этот тип единственный, кто и вправду способен убить ребенка. И он не задумываясь убьет нас, если заметит, что мы за ним следим.

– Ван Сайка я беру на себя, – кивнул Майк. – Кто возьмет доктора Руна?

– Я, – вызвался Кевин. – Он все равно нигде не бывает, кроме школы и той комнатки, которую снимает. Так что следить за ним будет нетрудно.

– Как насчет миссис Даббет? – спросил Майк.

– Я! – в один голос вызвались Харлен и Дейл.

Майк ткнул пальцем в Харлена:

– Поручим ее тебе. Но смотри, она ни сном ни духом не должна узнать о слежке.

– Я растворюсь в тени деревьев, командир.

Лоренс разворошил палочкой запруду Харлена.

– А за кем будем следить мы с Дейлом?

– Кто-то должен присматривать за Корди и ее семейством, – сказал Майк. – Табби может вернуться, а мы даже знать этого не будем.

– Фу-у-у… – недовольно протянул Дейл. – Они живут за свалкой.

– Но вам же не надо будет бегать туда каждый час. Достаточно проверить разок в день. Или даже раз в два дня. А может, хватит и того, чтобы понаблюдать за Корди, когда она в городе. Ну, в общем, сориентируетесь по обстоятельствам.

– Ладно.

– А как насчет Дуэйна? – спросил Кевин.

Майк швырнул камешек в пруд и взглянул на друга:

– А что ты сам хотел бы делать, Дуэйн?

Узор из бечевки на пальцах Дуэйна по своей сложности напоминал паутину, с которой недавно боролся Лоренс.

– А ведь на самом деле вы, парни, хотите узнать совсем другое, – задумчиво откликнулся он. – Ведь вам нужно выяснить, не стоит ли за всем этим сама Старая школа. Безумная идея. Поэтому я беру на себя школу.

– А ты уверен, что справишься с этим, кубышка с жиром? – спросил Харлен, направляясь к краю штольни, чтобы помочиться в темный пруд.

– Что значит, ты берешь на себя школу? – поинтересовался Майк.

Дуэйн потер нос и поправил очки.

– Я тоже считаю, что в нашей школе есть что-то странное, – тихо пояснил он. – И попытаюсь разузнать о ней побольше, покопаюсь в ее истории. Может быть, удастся добыть какие-нибудь сведения и о Руне, и о других…

– Наш Рун наверняка вампир, – усмехнулся Харлен, застегивая молнию на штанах. – А Ван Сайк – оборотень.

– А Двойная Задница? – оживился Лоренс.

– Она просто старая сука, которая слишком много задает на дом.

– Эй, – предостерег его Майк, – следи за комязы, когда говоришь с енкомреб.

– Я совсем не енкомреб! – возмутился разгадавший хитрость Лоренс.

Майк повернулся к Дуэйну:

– Где ты собираешься раздобыть исторические сведения?

Тот пожал плечами:

– К сожалению, в библиотеке Элм-Хейвена почти ничего нет, но я попробую наведаться в Оук-Хилл.

– Хорошо, – кивнул Майк. – Что ж, давайте соберемся здесь же через пару…

Он вдруг умолк.

За все время разговора по дороге над их головами, осыпая гравием ближайшие кусты и оставляя за собой облако пыли, медленно оседавшее на листья, проехали всего несколько машин. Но шум, донесшийся до ребят сейчас, был таким сильным, как будто наверху громыхал тяжелый трейлер. Заскрипев тормозами, грузовик остановился.

– Ш-ш-ш! – прошептал Майк, и все шестеро бросились на землю ничком, словно надеясь, что так их наверняка не заметят.

Харлен осторожно отполз подальше от входа.

Мотор замолчал, затем хлопнула дверца кабины, и ужасное зловоние наполнило пещеру, окутав ребят ядовитым облаком.

– Фу, ну и вонища, – прошептал Харлен. – Это же труповоз, тот…

– Заткнись, – прошипел Майк.

Джим послушно закрыл рот.

На дороге под чьими-то ботинками заскрипел гравий. Затем наступила тишина, как будто Ван Сайк – или кто это там был – остановился прямо перед прудом.

Дейл поднял палку, которую незадолго до того выронил Лоренс, и покрепче сжал ее, держа как палицу. Лицо Майка стало бледным как мел. Кевин оглянулся на остальных и тяжело сглотнул, кадык его резко дернулся. Дуэйн зажал ладони между колен и застыл в ожидании.

Что-то тяжелое с шорохом скользнуло по листьям и плюхнулось в бассейн, обрызгав Харлена.

– Черт! – воскликнул тот и хотел было добавить что-то еще, но Майк зажал ему рот.

Снова послышался скрип гравия под ногами, затем шелест травы, – похоже, Ван Сайк спускался по склону.

Издалека – кажется, со стороны Страстного кладбища – донесся рокот мотора другой машины. Затем звук тормозов и краткий гудок сигнала.

– Ему не проехать, – шепнул Кевин.

Майк кивнул. Шелест сорняков стал тише и в конце концов смолк. Снова хлопнула дверца кабины, и грузовик тронулся с места, направляясь вверх по склону холма, к бару «Под черным деревом». Машина позади него опять просигналила. Через минуту все стихло и вонь стала слабеть. Но до конца не исчезла.

Майк встал и двинулся к краю штольни.

– Черт побери, – прошептал он.

А ведь Майк почти никогда не ругался.

Ребята подошли и встали рядом с ним.

– Что за дьявол? – выдохнул Кевин.

Он задрал и прижал к носу футболку, чтобы защититься от запаха, который, похоже, поднимался от темной воды.

Дейл заглянул через его плечо. Рябь на поверхности успокоилась, поднятая со дна грязь осела, и, хотя вода еще не стала прозрачной, сквозь нее уже можно было видеть белую плоть, колышущийся живот, тонкие ручки, пальцы и мертвые карие глаза, обращенные прямо на мальчишек.

– О господи боже, – выдохнул Харлен. – Это какой-то ребенок. Он бросил сюда мертвого ребенка.

Дуэйн взял из рук Дейла палку, лег на живот, опустил руку в воду и, поддев мертвое тело, перевернул его. Редкие волоски на руках шевелились, и казалось, что двигаются сами руки и пальцы. Дуэйну удалось подтянуть голову трупа почти к самой поверхности.

Остальные резко отпрянули. Лоренс отошел в дальний конец пещеры. Он дрожал и явно был близок к слезам.

– Это не ребенок, – сказал Дуэйн. – По крайней мере, не человеческий ребенок. Это какая-то обезьяна. Думаю, резус. Макака.

Харлен старался разглядеть то, что было в воде, но издалека, не решаясь подойти ближе.

– Если это несчастная обезьяна, тогда где ее мех?

– Не мех, а волосы, – рассеянно поправил его Дуэйн.

Он взял еще одну палку и, действуя обеими одновременно, перевернул тело. Спина приподнялась над поверхностью воды, и ребята явственно увидели хвост. Тоже без шерсти.

– Я не знаю, что случилось с волосами, – пожал плечами Дуэйн. – Может быть, это болезнь. А может, это несчастное существо кто-то ошпарил.

– Ошпарил… – повторил за ним Майк, с явным отвращением глядя в воду.

Дуэйн наконец отпустил мертвое тело, и все наблюдали, как оно медленно опускается на дно. Пальцы все еще шевелились, словно посылая им какие-то знаки или прощаясь.

А пальцы Харлена выстукивали стаккато на ближайшей стенке.

– Майк, послушай, ты все еще хочешь следить за Ван Сайком? – спросил он.

– Да, – кивнул Майк, не оборачиваясь.

– Пошли отсюда, – попросил Кевин.

Они выбрались из пещеры, сминая траву, поспешили к своим велосипедам, но, прежде чем направиться вверх по холму, покружили на месте и внимательно осмотрелись. Смрад от труповоза все еще висел в воздухе.