Текст книги "Наша песня"

И все же нельзя было не вспомнить наш с Элли разговор после ее первого (и последнего) провального визита в родительский дом Дэвида. Разумеется, произошел он в те дни, когда наши отношения были далеки от разрыва, когда мы с Элли еще дружили.

– Ты просто не представляешь, как ужасно все прошло, – сказала мне тогда Элли, методично и энергично взбивая в миске муку, яйца и сахар. От работы ее лицо раскраснелось, и на нем, словно веснушки, белели крохотные пятнышки муки. Она утверждала, что выпечка оказывает на нее успокаивающее воздействие, и, судя по количеству маффинов, кексов и прочих плюшек, занимавших почти всю рабочую поверхность кухни, она наверняка нуждалась в усиленной терапии.

– И как же? – поинтересовалась я, взяв маффин и усаживаясь на единственном свободном местечке на кухне.

– Как? – спросила она, повысив голос почти на октаву. – Я тебе расскажу про этот ужас. На мне было платье такого же цвета, как у обслуги. Я половину вечера вежливо отвечала гостям, что не могу принести им еще одно канапе или бокал шампанского и что понятия не имею, где находится туалет!

Я куснула краешек маффина, который оказался еще слишком горячим.

– Но ведь нельзя же в этом винить только маму Дэвида, – рассудила я.

Элли перестала яростно взбивать тесто и пару секунд внимательно разглядывала меня, словно сомневаясь в моей лояльности. Я ощутила, как во мне, словно изжога, нарастает чувство вины, отчего пришлось сосредоточенно проглотить кусочек маффина. Она правильно усомнилась во мне, вот только причина была не той, как ей думалось.

Элли сдула с лица несколько упавших на него прядок волос и продолжила взбивать смесь до нужной густоты.

– В этом, может, и нет. Но во всем остальном – да. Она проделала все так тонко, что Дэвид почти ничего не заметил. Что бы она ни говорила, это звучало унизительно. Она даже не пыталась скрыть своей уверенности в том, что я Дэвиду не пара. С тем же успехом она могла бы вручить мне табличку с надписью «Вымогательница».

Я промолчала, пытаясь понять, сколько же колкостей она услышала на самом деле, а сколько было вызвано ее неосознанной манерой держаться несколько вызывающе. Я не то чтобы ставила слова Элли под сомнение. В жизни я повидала немало женщин вроде нее. Большинство из них были близкими подругами моей мамы.

– И она даже пыталась помешать нам с Дэвидом… ну, ты знаешь…

Я удвоила усилия, стараясь удержать на лице улыбку.

– Правда? Какие, однако, у нее викторианские замашки.

– Она отвела мне комнату над гаражом, несмотря на то что у них в доме спален больше, чем в маленькой гостинице.

– Да ладно тебе. Это же всего на одну ночь. – Я услышала в своем голосе напряженность и понадеялась, что разозлившаяся Элли ее не заметит. Мне и так было нелегко притворяться равнодушной к их… насыщенной… интимной жизни. И уж никак мне не хотелось обсуждать ее в деталях.

– Ну да. Однако Дэвид все равно пришел ко мне в комнату посреди ночи, но случайно задел датчик сигнализации. Мы только было… разошлись… когда появилась полиция.

Несмотря на ревность, которая жгла меня, словно незаживающий рубец, я рассмеялась. Элли отложила деревянную ложку, и на мгновение мне показалось, что она плачет от воспоминаний, пока я не поняла, что на самом деле она тоже смеется, да так сильно, что слезы струйками стекают по ее измазанным мукой щекам.

– Это и правда было смешно, – призналась она.

– Шарлотта? Земля вызывает Шарлотту. – Я подпрыгнула на месте, услышав голос Дэвида и с удивлением заметив, что такси остановилось у ступенек фешенебельного лондонского клуба.

– Вот мы и приехали. А ты где-то очень далеко, – сказал Дэвид, взявшись за лацканы моего пальто и нежно притягивая меня к себе. Он чмокнул меня в кончик носа. – О чем ты думала?

Я подняла голову и посмотрела ему в глаза, радуясь, что он не смог прочесть мои мысли.

– Да ни о чем. О всякой чепухе.

– Конечно же, я в восторге, дорогая! – воскликнула Вероника с аристократически изящным произношением, с идеальностью и совершенством которого мог соперничать лишь хрустальный бокал в ее руке. – Вот только это кажется несколько… поспешным… только и всего. Вы встречаетесь всего лишь восемь месяцев. Мне даже интересно, отчего вы так торопитесь.

С другой стороны стола раздался фыркающий смешок. Рыжеволосый брат Дэвида жестами изобразил, как снимает телефонную трубку.

– Алло, мам, тут на проводе пятидесятые годы прошлого века. Они спрашивают, можно ли им вернуться, – объявил Роберт, весело сверкнув глазами.

– Да, Роберт, очень смешно, – пренебрежительно ответила его мать. – Но, несмотря на то что вы думаете, нельзя давать людям повод думать, будто за этим внезапным объявлением о скорой помолвке кроется какая-то причина. Вы же не хотите, чтобы кто-то решил, что Шарлотта в положении, не так ли? – обратилась она к своему старшему сыну.

Мы с Дэвидом обменялись обескураженными взглядами, буквально лишившись дара речи. К счастью, это не распространилось на его младшего брата. Он снова изобразил телефонный разговор.

– И жизненные установки тоже, – проговорил он в воображаемую трубку. – Да, да, конечно, я ей передам.

– Ты нынче развеселился, – заметила его мать без тени улыбки.

Роберт озорно подмигнул нам, и я улыбнулась в ответ. И тут вдруг вспомнила, как чуть было не совершила оплошность, когда Элли сказала мне много лет назад:

– Единственным светлым пятном за весь уикенд стало то, что я познакомилась с младшим братом Дэвида Робертом. Он такой славный.

– Да, неплохой парень, верно? В том смысле… что по голосу и впрямь такой, – быстро поправилась я, закусив губу при мысли, что чуть было невольно не выдала себя. Ведь на самом деле я познакомилась с обоими братьями много лет назад.

– Возможно, мы с Шарлоттой встречаемся всего лишь восемь месяцев, однако не забывай, что мы жили в одном доме, когда учились на выпускном курсе. Так что мы знаем друг друга достаточно давно. Это никоим образом не поспешное решение. На самом деле, я никогда не испытывал такой твердой уверенности за всю свою жизнь.

Роберт издал притворно громкий булькающий звук и сделал вид, что его рвет в серебряное ведерко, в котором стояла бутылка дорогого шампанского.

Вероника прищурилась и ледяным тоном произнесла:

– Я все больше укрепляюсь в мысли, что ты вообще не мой ребенок, Роберт. Полагаю, что в роддоме произошла какая-то непоправимая ошибка.

Роберт с беззаботным видом пожал плечами, и я поняла, что, если бы он то и дело не встревал со своей клоунадой, вечер прошел бы в куда более прохладной атмосфере. Вероника Уильямс повернулась на стуле и взглянула на меня.

– Очень надеюсь, что мои внуки – когда появятся на свет, – торопливо добавила она, поскольку ей показалось, что Дэвид вновь был готов возразить, – пойдут в своего отца и абсолютно ничем не станут напоминать своего дядю.

– Вот уж не ожидала, что сегодня вечером всплывет тема внуков, а ты? – спросила я, когда мы на такси возвращались в квартиру Дэвида. – Она так беспокоится о наличии наследника… словно королевская особа, – хихикнула я, уткнувшись лицом в кашемировое пальто Дэвида, которое подарила ему на Рождество.

– Сдаюсь, – ответил Дэвид, чуть дернув плечом, на которое я склонила голову. – Я перестал строить догадки по поводу мотивов моей матушки. Я лишь доволен тем, что она не сделала и не сказала ничего, чтобы выбить тебя из колеи или поставить в неудобное положение, вот и все. Я не хочу, чтобы ты пустилась наутек после встречи с ней.

«Я уверена, что Дэвид даже не заметил, как она меня унизила. Выставила никчемной и ничтожной», – призналась мне тогда Элли.

О, он заметил, Элли. Он все заметил.

– Вот погоди, встретится она с моей мамой, – сказала я, широко зевнув. – Она словно себя в зеркале увидит.

Дэвид притворно содрогнулся и обнял меня, прижав к себе.

– Думаю, сейчас нам с тобой следует кое-что обсудить, – начал он тихим голосом, чтобы не услышал таксист.

– Что?

– Детей. Ты ведь когда-нибудь захочешь детей, да? – Я закрыла глаза, понимая, что мы случайно завели самый серьезный разговор за все время наших отношений. – Разумеется, не сейчас, – продолжал Дэвид. – Я знаю, что у каждого из нас есть карьера и что ты тоже хочешь начать свой бизнес. Но когда-нибудь… – Он не закончил вопроса, и тот повис в воздухе, словно упавшая с неба драгоценная звезда.

– А тебе не кажется, что из нас могут получиться ужасные родители? У нас перед глазами далеко не лучшие образцы для подражания.

Дэвид крепче прижал меня к себе.

– Вот именно поэтому мы с тобой станем совершенно прекрасными родителями. Нам всего лишь нужно оглянуться на собственное воспитание… а потом поступать ровно наоборот.

Я улыбнулась куда-то в темноту салона такси, представляя ожидающую меня перспективу семейной жизни, словно бесценную награду.

– Я действительно хочу детей, – счастливым голосом отозвалась я. – Хочу всего. Семью, карьеру и маленькую копию тебя, чтобы все сбылось. Но у меня есть одно большое условие, которое, боюсь, может разрушить всю идиллию.

– И какое же? – Я услышала в его вопросе легкие нотки беспокойства.

– Твой брат однозначно и безоговорочно должен стать их крестным отцом.

– Согласен, – кивнул Дэвид со счастливой улыбкой, еще крепче прижав меня к себе.

Элли

Казалось, маленькая комната для посетителей внезапно наполнилась тенями из прошлого, которые я вызвала помимо своей воли. Без единого слова я встала и выскользнула в отделение. Там царил мягкий свет, за исключением сестринского поста и двух палат по обеим сторонам коридора с покрытым линолеумом полом. На какую-то секунду мне показалось, что я стою на экваторе, на равном расстоянии от противоположных полюсов. Мои проснувшиеся воспоминания манили меня к палате справа, но мое сердце, душа и все, что мне было дорого в жизни, толкали влево. Именно туда я и повернула.

В палате Джо ничего не изменилось. Его так же окружала толпа людей, ни один из которых ни на шаг не приблизился к тому, чтобы вернуть его мне. Я стояла в тени коридора и смотрела сквозь стеклянную дверь. Сердце мое рвалось к нему, а разум ужасался тому, что я могу узнать, оказавшись там.

Я влюбилась в Дэвида стремительно и безоглядно, словно земля, на которой я стояла, разверзлась у меня под ногами и обрекла на падение в бездну. С Джо все продвигалось гораздо медленнее, шаг за шагом, настолько неспешно, что вначале я даже не понимала, что происходит, пока не сделалось слишком поздно прекратить это роковое путешествие. Да мне не очень-то и хотелось его прекращать.

Элли. Восемь лет назад

Первое, что я вообще увидела в Джо, – это его задницу. Я никогда не устаю напоминать ему об этом. Во время нашей первой встречи меня вырвало через две минуты. Он также обожает мне об этом говорить.

Я доковыляла до кухни в родительском доме, чувствуя себя совершенно отвратительно. Папа на Рождество подцепил кишечную инфекцию, а маму она подкосила неделей позже. Я думала, что мне удалось ее избежать, однако в то утро проснулась в жутком состоянии и поняла, что эта участь постигла и меня. Вот уж чего я не хотела и тем более не чаяла, в каком-то тумане входя на кухню, так это увидеть там рабочего, который готовился убрать нашу старую кухонную мебель и заменить ее на новую, сделанную вручную.

Я совсем забыла, как мама предупреждала меня, что на следующее утро кто-то придет и начнет работать. Так что, ввалившись на кухню в довольно откровенном топике на бретельках и старых пижамных штанах, я захлопала глазами, как персонаж мультика, поскольку первым, что я увидела, оказался туго обтянутый джинсовой тканью зад. К счастью, зрелище никоим образом не напоминало «задницу строителя», наполовину торчащую из комбинезона, в созерцании которой мало приятного, страдаешь ты расстройством желудка или нет. В человеке, который мгновенно вскочил на ноги, как только я вошла в кухню, на самом деле не было ничего тошнотворного. Скорее наоборот. Он был высоким, а его довольно симпатичное лицо украшала широкая доброжелательная улыбка. В его коротко остриженных рыжеватых волосах застряли крохотные кусочки штукатурки, словно он попал под салют из конфетти на соседской свадьбе. В нашей маленькой кухне он казался просто великаном, но я подумала, что это, наверное, оттого, что у него на ногах были рабочие ботинки на толстой подошве, а я стояла босиком. Он был мускулистым и широкоплечим, как регбист. Регбист с большим зубилом в руках.

– Доброе утро, – поздоровался он, непринужденно улыбнувшись, положил инструмент и протянул мне руку. – Прошу прощения, если разбудил вас. Ваша мама сказала, что вы еще спите. Я старался шуметь как можно меньше.

Я подняла взгляд на кухонные часы и увидела, что время подходило к десяти. Я плохо спала прошлую ночь, каждую ночь, если уж по правде, с тех пор, как мы с Дэвидом расстались. Бессонница сделалась одним из многих напоминаний о наших неудавшихся отношениях.

– Кстати, меня зовут Джо. Джо Тэйлор, – произнес он, продолжая протягивать руку в вежливом приветствии, которого как-то не ожидаешь от симпатичного рабочего, внезапно оказавшегося на твоей кухне.

Чувствуя себя немного заторможенной и глупой, я ответила на его рукопожатие, тотчас заметив, что кожа у него на ладони загрубела. Она совсем не походила на руку Дэвида. Я раздраженно тряхнула головой. Пора бы мне и перестать.

Я открыла рот, чтобы произнести свою часть приветственного диалога.

– А меня… а меня… сейчас вырвет! – выпалила я, убрав руку, чтобы прикрыть ею рот, и ринулась в сторону туалета. Я успела как раз вовремя, грохнувшись на колени перед унитазом и даже забыв закрыть за собой дверь. Несколько жутких мгновений, и все кончилось. Я на коленях отползла чуть назад и провела рукой по рту, чувствуя отвращение. Больше всего на свете мне хотелось выпить воды. И она вдруг появилась, словно по мановению волшебной палочки, над моим правым плечом.

– Вот, выпейте.

Я с благодарностью взяла стакан и поднесла его к губам.

– Только немного, – посоветовал он, – иначе она запросится обратно.

Я никоим образом не желала повторения и осторожно последовала его словам. Было и без того унизительно «хвастаться едой» в присутствии совершенно незнакомого человека, и я, разумеется, не хотела проделывать это дважды.

– Вы уж меня простите, – извинилась я, смущенно краснея и тем самым избавляясь от бледности, вызванной приступом тошноты.

– Ничего страшного, – сочувственно ответил он, чуть улыбнувшись. – Это обычная реакция людей на мое первое появление. Я вроде как бы уже привык. – Я рассмеялась, сразу испытав к нему расположение. – А теперь как себя чувствуете?

– Лучше, гораздо лучше, – кивнула я. – Но мне кажется, что ко мне привязалась та же инфекция, что и к родителям. Так что вам лучше держаться от меня подальше.

Он пожал плечами, однако не двинулся с места, не отступил от меня ни на шаг. Если на кухне он показался мне высоким и широкоплечим, то в тесном туалете я рядом с ним выглядела просто карликом.

– Я человек довольно крепкий, так что, думаю, можно рискнуть, – ответил он, взяв меня за локоть и осторожно выведя из туалета, словно был хозяином, а я – посторонней. Это должно было вызвать неловкость и обескуражить, но этого опять не случилось.

Когда мы снова оказались на кухне, он отодвинул от стола сосновый стул.

– Присядьте-ка на минутку. – Я села.

– Так вот, как я уже сказал, – продолжил он, словно ничего не случилось, – меня зовут Джо. Следующие несколько недель я стану работать у вас на кухне.

Я кивнула, все еще смущенная тем, что произошло. Терпеть не могу представать в подобном виде.

– А вы, я полагаю, Александра Фелисити Нельсон.

Я приподняла брови, услышав, что он назвал меня моим полным именем. Он улыбнулся и кивнул в сторону располагавшейся рядом столовой.

– Я видел вашу стену славы.

Я робко извинилась. Всю стену рядом с моим пианино украшали заключенные в рамки свидетельства и дипломы с многочисленных музыкальных экзаменов, а также фотографии, сделанные на каждом моем сольном или групповом выступлении. Сказать, что мои родители гордились моими достижениями, – значило ничего не сказать.

– Элли, – поправила я. – Просто Элли.

– Ну, «просто Элли», вам что-нибудь сделать? Чашку чая? Или поджарить тост?

Я покачала головой. Желудок мой немного успокоился, однако я не испытывала ни малейшего желания проверять его работоспособность. Папа после Рождества не мог есть несколько дней.

– Ну, сегодня мне не понадобится отключать электричество, так что у вас всегда есть время передумать. Если не хотите сооружать что-то сами, я с радостью сделаю это за вас.

Он и вправду оказался невероятно классным, и, возможно, именно поэтому я почувствовала, как глаза начинает щипать от наворачивающихся слез. Теперь требовалось совсем немного, чтобы вывести меня из равновесия. Грустная реклама по телевизору, сентиментальная романтическая комедия, которую мы как-то вечером смотрели с Максом на дивиди, пустое место за рождественским столом, где некогда сидела моя бабушка. Все это могло довести меня до слез. Похоже, Дэвид вызволил из зимней спячки некую новую, эмоциональную Элли, когда мы были вместе, а теперь, когда мы расстались, я изо всех сил пыталась загнать ее на старое место.

Какое-то мгновение мы смотрели друг на друга, не зная, что же делать дальше. Наверное, моя неловкость отчасти объяснялась тем, что я вдруг поняла, насколько легкомысленной казалась в своем топике на бретельках, разговаривая с незнакомым человеком. Я поставила ноги на сиденье, спрятав за коленками грудь. Не то чтобы я могла обвинить его в том, что во время разговора он смотрел на что-то еще, кроме моего лица. Но все же.

– Похоже, мне следует уйти, чтобы вам не мешать, – предложила я, не делая попытки слезть со стула.

– Да ничего страшного. Не уходите, если чувствуете себя не очень хорошо.

Именно так я себя и чувствовала. Даже хуже. Но я не думала, что в ближайшем будущем это изменится (и в отдаленном тоже).

– А вы что, ремонтируете кухни и делаете вот такие штуки? – простодушно спросила я, махнув рукой в сторону прислоненных к стене дверей для шкафчиков, украшенных изящной резьбой.

Он улыбнулся моим словам.

– В данный момент скорее штуки, нежели кухни. На самом деле, все виды плотницких работ. По крайней мере теперь.

– Звучит интригующе. А у вас есть грандиозные планы на будущее?

– А у кого их нет? – непринужденным тоном откликнулся он.

Я пыталась удержать улыбку на лице, но чувствовала, что она спадает.

– М-м-м. Ну, вроде того.

Настала его очередь сделать паузу, прежде чем сказать:

– Не очень-то вы уверены, как я погляжу.

– Мои планы вроде как… неопределенные… сейчас. Пару недель назад я должна была вернуться в университет, однако, ну… возникли некоторые обстоятельства, так что я думаю, что, наверное, какое-то время пробуду здесь.

Это было совершенно непохоже на меня – столько выкладывать незнакомому человеку. Но в нем чувствовалось что-то такое, отчего я с легкостью рассказывала ему больше, чем хотела. Я была знакома с ним всего двадцать минут, но уже поняла, что он умеет слушать.

– А вы сможете?

– Люди все время вылетают.

Он попытался скрыть потрясение от этих слов, но безуспешно. Подобное выражение я уже видела на лицах мамы, папы и Макса. Я просто не ожидала такой же реакции от парня, ремонтировавшего нашу кухню, только и всего.

– Вообще-то это не вылет. Не совсем. Мне нужно написать диплом, лекции почти все кончились, а те, что еще продолжаются, я смогу прослушать онлайн. – Я внезапно умолкла, понимая, что все еще пытаюсь оправдать свое решение, возможно, больше перед собой, чем перед ним. Он лишь вежливо поддерживал разговор. Ему наверняка было совершенно все равно, в какой жуткий тупик я загнала свою жизнь.

Он нагнулся, чтобы взять лежавший на полу инструмент, и несколько секунд вертел его в руках, прежде чем произнес:

– Ваша мама кое о чем обмолвилась. О разрыве.

Потрясенная, я резко подняла голову. Я не могла поверить, что мама сказала ему нечто настолько личное. Что дальше? Зайдут мясник с почтальоном, чтобы предложить мне чай и утешение?

Он правильно истолковал выражение моего лица.

– Не сердитесь на нее. Она просто о вас заботится как хорошая мать. Я понял, что она очень за вас переживает. И еще она волновалась из-за того, что ваш бывший может нагрянуть сюда, пока она на работе. Вот почему она об этом обмолвилась – чтобы я мог приглядывать за вами.

– Что ж, спасибо вам. Но в этом нет ровным счетом никакой необходимости, – ответила я настолько сдавленным голосом, что слова еле вырвались из моего рта.

– Она не просила меня вмешиваться. И, разумеется, я бы этого не сделал, – уверил он меня. – Это совершенно не мое дело.

Я кивнула, и глаза у меня защипало от слез, которые я никоим образом не хотела ему демонстрировать.

– Да. Не ваше. Но я не это хотела сказать. Ни маме, ни вам, ни кому-либо еще нет необходимости опасаться его, поскольку здесь он не появится. Ни теперь, ни когда-либо.

– Понимаю, – ответил Джо, переключив все свое внимание на шкаф, над которым работал, когда я зашла на кухню. Мне казалось, что тема – слава богу – благополучно закрыта раз и навсегда, пока он не повернулся и не взглянул на меня через широкое плечо.

– Значит, он идиот, извините за выражение.

– Потому что не бросился вслед за мной?

Он медленно покачал головой.

– Потому что вообще позволил вам уйти.

Элли

Краем глаза я заметила оживленное движение: из палаты выходила группа медиков, увлеченно что-то обсуждая. Я нетерпеливо подняла взгляд, выискивая лицо врача, который провожал меня в отделение, но его среди них не оказалось. Ко мне подошла сестра и легонько коснулась моей руки.

– Миссис Тэйлор?

Я не взглянула на нее. Мое внимание было по-прежнему приковано к уходившим врачам.

– Куда они направляются? Еще что-нибудь случилось? – в отчаянии спросила я.

Сестра, все еще державшая меня за руку, слегка похлопала по ней.

– Нет. Просто скоро пересменка, вот и все. Им нужно убедиться, что следующая бригада врачей, занимающаяся вашим мужем, вошла в курс дела.

Я, не отрываясь, смотрела в спины удалявшихся медиков, раздираемая желанием крикнуть им вслед, чтобы они вернулись и даже не думали отправляться домой в свои теплые, уютные гнездышки к женам, семьям и размеренным жизням, пока не закончат начатую работу. Пока Джо снова не встанет на ноги. Было ли это требование необоснованным? Мне так не казалось. Сколько врачей останутся дежурить до утра? Станут ли они поочередно заниматься обоими больными, находившимися в отделении: человеком, которого я любила теперь, и тем, кого любила когда-то давно?

– Вы не хотите посидеть с мужем, пока у них совещание? Оно продлится минут десять-пятнадцать. Так что вы сможете немного побыть с ним наедине.

Я благодарно кивнула, моргая глазами от яркого света, и следом за ней прошла в палату к Джо.

– Ну вот, я и вернулась, – сказала я, обращаясь к его безмолвному неподвижному телу. Сестра торопливо прошлась по палате, наводя порядок: собирая оставленные бумаги, задвигая ящики и закрывая шкафчики. Опытным глазом она посмотрела на температурный лист Джо, а потом несколько секунд внимательно оглядывала разные дисплеи на аппаратуре, к которой подключили моего мужа.

Сестра поставила рядом с кроватью стул и осторожно усадила меня на него.

– Здесь с вами есть кто-нибудь еще? – участливо спросила она. – Родственник или друг?

Я подумала о женщине, оставшейся в комнате для посетителей, и покачала головой.

– Нет. Никого. Я не хотела никому звонить, пока не смогу сообщить им что-то хорошее. Родители мужа – люди пожилые, и мне не хотелось без нужды их беспокоить.

Она легонько сжала мое плечо, и я поняла, что она колеблется, стоит ли ей сказать мне то, что она думает.

– Наверное, неплохо бы им позвонить и сообщить о случившемся, – робко предложила она.

Я почувствовала, как внутри у меня что-то екнуло – может, сердце.

– Хорошо бы, если бы вас мог кто-то поддержать, например, подруга.

Медленными неслышными шагами она вышла из палаты, заверив меня, что будет в коридоре, если вдруг понадобится. Но нужен мне был лишь один человек – оставшийся в палате, если только он проснется.

Я сжала его руку в своей, надеясь каким-то волшебным или медицинским способом передать через наши сплетенные пальцы то, что ему нужно было для выздоровления. Мне до боли хотелось верить, что он отвечает на мое пожатие, однако я осознавала, что лишь один из нас продолжает держать другого за руку. Я поцеловала его побелевшие пальцы и загрубевшую от работы ладонь.

– Возвращайся ко мне, – прошептала я, прижавшись к коже, уже утратившей запах Джо.

Элли. Восемь лет назад

Трудно сказать, когда моя дружба с Джо начала потихоньку заглушать боль от расставания с Дэвидом. Она развивалась так медленно, что это поначалу представлялось даже незаметным – по крайней мере, мне. Лишь теперь, оглядываясь назад, я вспоминаю, как она зародилась и начала расцветать, словно смотрю покадровую съемку.

По ночам я все еще беззвучно рыдала в подушку, мне почти физически не хватало Дэвида, и казалось, что вместе с ним у меня буквально вырвали из тела какой-то кусок. Но слабость, которая толкала меня к телефону в три часа ночи, отступала со светом утра. И когда я спускалась по ступенькам под мелодичное насвистывание Джо на фоне вгрызающейся в дерево пилы, за эти чувства было так же трудно ухватиться, как за остатки полузабытого сна.

Я многое узнала о Джо Тэйлоре за те шесть недель, пока он ремонтировал нашу кухню. Но одна деталь, которую я выяснила лишь гораздо позже, заключалась в том, что при всем желании нельзя было не управиться с этой работой за половину этого срока.

– Мне нравится Джо, пойми меня правильно, и качество работы у него просто потрясающее, – сказал отец как-то за ужином примерно недели через три после начала ремонта. – Однако очень хорошо, что мы договорились о цене заранее, поскольку, если бы мне пришлось платить ему почасово, я бы разорился прежде, чем он закончит.

Я опустила голову, чтобы скрыть выступивший на щеках румянец, и принялась размазывать по тарелке соус для макарон. Я знала, что по крайней мере несу частичную ответственность за затянувшиеся сроки завершения работы. Каждый день я слишком много времени проводила на кухне, беспечно болтая с Джо, в результате чего и мой диплом, и сборка шкафов продвигались куда медленнее, чем следовало. С ним оказалось очень легко говорить, и несмотря на то, что он был на шесть лет старше меня, выяснилось, что у нас довольно много общего. К тому же при общении с ним ощущалась приятная зрелость человека, чье представление о хорошо проведенном вечере не определялось количеством рюмок текилы, которые успеваешь проглотить еще до того, как вечер начался. И Джо оказался забавным, очень смешным, у него всегда были наготове остроумные шутки, неизменно удивлявшие меня. Мне становилось грустно, когда я думала, как же мало мы с Дэвидом смеялись во время наших отношений. Казалось, наши постоянные пикировки стерли смех с лица земли, улыбку за улыбкой, смешок за смешком, и ни один из нас этого даже не заметил.

По-моему, именно тогда я поняла: несмотря ни на что, я снова приду в себя, я все переживу и выйду обновленной из всех перипетий. Поняла, вспомнив о том, что еще не разучилась смеяться. И благодарить за это надо Джо.

– А у тебя есть еще заказы на ремонт кухонь, когда ты здесь закончишь? – как-то спросила я, оглядывая новую обстановку, украшавшую наши стены. На мой дилетантский взгляд, его работа у нас почти закончилась. Меня как-то странно кольнуло при мысли о том, что он скоро исчезнет, и это показалось странным. Но поскольку Макс уехал в колледж, я чувствовала, что в темных углах меня подстерегает одиночество, словно затаившийся маньяк.

– Не совсем, но здесь много чего еще надо доделать, прежде чем я закончу. – Наверное, лицо мое выразило удивление, поскольку он, немного смутившись, сказал: – Ну, это в основном касается доработки предметов. Но я ведь немного перфекционист, – произнес он таким тоном, словно этого следовало стыдиться.

– Я тоже, – призналась я. – Если я совру хоть на одной ноте, мне приходится возвращаться к началу партии и играть ее заново.

– Я знаю, – кивнул он, слегка улыбнувшись.

– Прости, – извинилась я. – По-моему, сонаты Бетховена уже успели до смерти тебе надоесть.

– Вовсе нет, – возразил он. – Они расширяют мой кругозор.

Мы улыбнулись друг другу, и я сразу вспомнила тот день, когда подняла взгляд от пюпитра и увидела его, прислонившегося к дверному косяку и наблюдавшего за моей игрой с выражением лица, которое еще долго стояло у меня перед глазами после того, как в тот вечер он сел в свой фургон и уехал.

Я заняла один конец обеденного стола ноутбуком, тетрадями и десятком учебников и все же проводила куда больше, чем следовало, времени на кухне, где осторожно переступала через его инструменты и деревяшки, заваривая нам бесчисленные чашки чая и кофе. Через пару дней я предложила ему составить мне компанию и пообедать со мной за сосновым столом, вместо того чтобы одиноко жевать сэндвич в кабине фургона, и так сложился наш «распорядок дня».

Однажды утром я вошла в кухню и увидела, как Джо сосредоточенно и деловито набрасывает какой-то эскиз на расстеленном на столе большом листе бумаги. Я прошла у него за спиной и постаралась не замечать знакомый свежий аромат геля для душа или шампуня, которым он пользовался. Но мое обоняние не подчинилось мне, поскольку уже запрятало этот запах в глубины моей памяти, в папку с четкой надписью «Джо».

Я заглянула ему через плечо и увидела эскиз. Он изображал кухню куда большую по размерам, чем наша. Я наблюдала, как быстрыми движениями карандаша он добавлял к эскизу мелкие детали, этими небольшими дополнениями превращая его скорее в крохотное произведение искусства, нежели в материал для работы. Даже мне с моим неискушенным взглядом стало ясно, что у него настоящий талант.

– Это твой следующий заказ? Чья же это кухня? Прямо загляденье.

Джо выпрямился и положил карандаш, повернувшись ко мне с доброжелательной улыбкой.

– Вообще-то это долгосрочная и непрекращающаяся работа, потому что у заказчика все время кончаются деньги.

– Да, нелегко тебе приходится.

– Не в этом дело. Заказчик – это я.

Я быстро перевела взгляд с его лица на лежавший перед ним карандашный набросок.

– Ты? Но, по-моему, ты живешь в снятой на паях с друзьями квартире.

– Живу. Или, скорее, жил, – объяснил Джо. – Год назад я купил дом в совершенно запущенном состоянии и теперь привожу его в порядок комната за комнатой, пока он не примет более-менее приличный вид, чтобы в нем можно было поселиться. На очереди у меня кухня.

Я наклонилась чуть ближе, чтобы получше рассмотреть рисунок, и на стол упала прядь моих длинных темных волос, коснувшись его щеки. Я торопливо извинилась, перебросив ее через плечо.