Текст книги "Кинжал и монета. Книга 1. Путь дракона"

Труппа собралась у своего фургона, все по-прежнему в доспехах и с мечами. Дорога их частью изменила, частью оставила прежними: актеры посуровели, каждый владел мечом не хуже солдата, и при этом они хохотали и шутили не меньше, чем некогда в ванайской таверне. Сандр и Смитт соревновались, кто дольше простоит на руках, Кэри с Опал и Микелем обихаживали мулов, остроты и колкости сыпались дождем. Мастер Кит восседал на высокой скамье возницы, глядя на веселье, как милостивый святой из древних преданий. Маркус подошел к повозке.

– Кажется, мы все-таки довели дело до конца, – сказал мастер Кит. – Хоть я и не ожидал такого разнообразия событий.

– Хорошая комедия выйдет, – ответил Маркус.

– По-моему, очень похожая на жизнь.

– Да?

– В мире все смешно – но только если смотреть издалека.

– Наверное, – кивнул Маркус, передавая актеру деньги. – Чем теперь займетесь?

– Порте-Олива вроде бы не хуже других городов. Скорее всего, вернемся к актерству. А для начала можно и отдохнуть. Здесь обычно много актеров-кукольников – может, удастся одного-двух взять к нам.

– Работать с вами одно удовольствие, – признался Маркус. – Все обернулось лучше, чем я ожидал, учитывая обстоятельства. Надеюсь, еще увидимся тут в городе. Мы остаемся до весны.

– Спасибо, что не кастрировали Сандра. Мне все-таки хочется когда-нибудь сделать из него актера на главные роли.

– Удачи вам с ним.

– Всего доброго, капитан Вестер. Не устаю удивляться, насколько редки люди вроде вас.

Что ж, с этим тоже покончено. Караванщик уже шел от повозки к повозке, сверяя списки и собирая подписи. У плеча Маркуса возник Ярдем.

– Нам понадобятся люди, – проронил он.

– И ведун. Войны здесь нет, кого-нибудь найдем.

Тралгут дернул звякнувшим ухом.

– А если девчонка захочет нанять нас для охраны, вы согласитесь?

Маркус глубоко вдохнул. В городе пахло конским навозом, рыбой и морской солью. Висящая в воздухе дымка затмевала небо – вместо голубого оно казалось почти белым. Капитан медленно выдохнул:

– Нет.

Караванщик уже подошел к фургону с шерстью, Китрин теперь стояла перед ним, как узник перед судьей, – выпрямив спину, глядя прямо перед собой. Одна, вокруг незнакомый город: ни защиты, ни представлений о будущем.

– Тогда можно идти, – напомнил Ярдем.

Маркус покачал головой:

– Надо ей хотя бы сказать.

Караванщик двинулся дальше. Маркус глянул на тралгута, на девушку, сплюнул и пошел к ее фургону. «Сказать ей, покончить разом, – уговаривал он себя. – И забыть. И жить дальше».

Китрин встретила его тусклым, остекленевшим от усталости взглядом. Но даже сейчас, бледная больше обычного, она гордо подняла подбородок.

– Капитан.

– Мы с Ярдемом решили, что не будем тебя охранять, – сообщил Маркус.

– Ну что ж, – бесстрастно ответила девушка, как будто он сказал ей, что утром взошло солнце.

– Мой тебе совет: возьми, сколько сможешь унести, остальное брось. Сядь на корабль до Лионеи или Дальней Сирамиды. Начни новую жизнь.

Караванщик свистнул, первая подвода отделилась от обоза – караван официально прекратил существование. Повозки стали со скрипом разъезжаться – к нужным рынкам, каждая в свой квартал. Тронулся в путь и актерский фургон, мулов которого Сандр и Смитт вели в поводу, расчищая перед ними дорогу. Китрин бель-Саркур, сирота и воспитанница Медеанского банка, начинающий контрабандист, почти взрослая женщина, – устало смотрела на Маркуса.

– Удачи, – выговорил он и зашагал прочь.

***

Как и сказал мастер Кит, соляной квартал Порте-Оливы населяли куклы. Уличные кукольники торчали здесь чуть ли не на всех углах и, прячась за ширмой или в коробе, окликали прохожих голосами персонажей. Куклы – вроде нечестивца-ясурута Грошика и тимзинских хитрецов Таракашек – сыпали избитыми расовыми шутками или, как полоумный король Ардельхумбельмуб в необъятной короне, высмеивали политиков. А некоторые – как первокровный Станнин Афтеллин, мечущийся в любовном треугольнике между флегматичной дартинкой и водящей его за нос циннийкой, – мешали в кучу и политику, и расовые насмешки, и непристойности.

Другие персонажи предпочитали более знакомые зрителям поводы. Посреди представления о жирном мяснике, который коптит окорока навозным дымом и сует в колбасу рубленых червей, из толпы вдруг выскочила циннийка и обрушилась на кукольника с обвинениями – ему, дескать, заплатил мясник-конкурент. В другом месте четверо королевских гвардейцев с мечами и в медных витых ожерельях, глядя на сценку об изюме и принцессе-волшебнице, недобро хмурились – аллегория, в чем бы она ни состояла, грозила кукольнику неприятностями.

Таверна, где остановились Маркус с Ярдемом, выходила двором на набережную. По западному краю неба скользило солнце, окрашивая белые стены золотом. Вода в заливе, бледно-голубая вблизи мыса, сгущалась вдали до темно-синей, почти черной. Запах солоноватого ветра и жареного цыпленка смешивался с ароматом курений, исходившим от странствующего священника. Моряки разных рас – все крепкоплечие и громогласные – сидели за широкими столами под ярко расшитыми навесами. В каждом проходе горели жаровни, согревая по-зимнему стылый воздух. Маркус сел и сделал знак служанке – та кивнула, и капитан откинулся на стуле.

– Нам нужна работа.

– Да, сэр, – откликнулся Ярдем.

– И новый отряд. На этот раз настоящий.

– Да, сэр.

– Правда, охранять придется разве что склады. А весной – караваны, что идут вглубь материка.

– Именно так, сэр.

– Что-нибудь посоветуешь?

Служанка – юная куртадамка, мягкую бледную шерсть которой сплошь унизывали по бокам золотые и серебряные бусины, – принесла им по кружке горячего сидра и поспешила дальше, Маркус даже не успел отдать деньги. Ярдем припал к своей кружке, которая в его руках сразу показалась крохотной, и пил не спеша, хмуря брови и откинув назад уши. Солнце за его спиной светило так, что болели глаза.

– Что у тебя на уме?

– Девчонка с контрабандой, сэр.

Маркус засмеялся – хоть и чувствовал, как в нем закипает злость. Ярдем, судя по движению плеч, тоже ее уловил.

– Ты думаешь, встревать между фургоном и теми, кто на него охотится, – разумно?

– Нет, – ответил тралгут.

– Тогда о чем речь? Дело сделано, пора двигаться дальше.

– Да, сэр. – Ярдем отхлебнул еще сидра. Маркус ждал, что тралгут заговорит, но тот молчал. Кто-то из матросов – первокровный, со слабым лионейским акцентом, коротко стриженный – завел непристойную песню о брачных обычаях южнецов. За крупные черные глаза южнецов называли дыроглазыми, что давало широкий простор для ассоциаций. Маркус, стиснув зубы, подался вперед, под взгляд Ярдема.

– Ты хочешь что-то сказать?

Тралгут вздохнул:

– Будь она не так похожа на Мериан, вы бы остались.

Похабная песня перешла к следующему куплету, о постельных вкусах дартинов и цинн – или, как говорилось в строке, «светляков» и «червей». Маркус метнул в певца раздраженный взгляд, стиснутые зубы чуть не хрустнули. Ярдем поставил кружку с сидром.

– Если бы тот фургон вел мужчина… – продолжал он. – Или женщина постарше. Не похожая на Алис и не ровесница выросшей Мериан. Тогда вы нанялись бы к ним охранником.

Маркус выдавил смешок. Певец перевел дух, готовясь затянуть еще куплет. Капитан встал.

– Ты! А ну хватит! Тут люди о серьезном разговаривают.

Моряк сдвинул брови:

– А ты-то кто таков?

– Тот, кто советует тебе заткнуться.

Моряк было осклабился, но что-то в облике Маркуса его остановило, он побагровел и уселся спиной к обоим друзьям. Капитан глянул на Ярдема.

– Мы оба знаем: фургон будет притягивать к себе клинки и кровь, – тихо сказал он. – Столько ценностей одной кучей – тут без убийств не обойдется. И ты мне говоришь, что вмешаться в это – стоящее дело?

– Нет, сэр. Дурацкое и безрассудное. Только вы бы за него точно взялись.

Маркус потряс головой. Где-то в закоулках памяти Мериан, охваченная пламенем, тянула к нему ладони – он поднимал слабеющее тело, слышал запах паленых волос и сожженной кожи. Чувствовал, как она обмякает у него в руках. Думал, что она наконец спасена, потом вдруг понимал, отчего так безвольно она поникла. Он толком даже не знал, что из этого память, а что – сны.

Китрин бель-Саркур. Маркус представил себе ее фургон и на месте возницы – старика-первокровного, везшего оловянную руду. Или караванщика с женой. Или мастера Кита и Опал. Кого угодно, кроме самой девушки.

Он прикрыл веки пальцами и тер до тех пор, пока не заплясали в глазах цветные круги. Тихо шелестели волны, в холодном воздухе таял острый запах сидра из кружки. Маркус пробормотал ругательство.

– Найти ее, сэр?

– Да, будем искать, – кивнул капитан, бросая на стол монету. – Пока с ней что-нибудь не стряслось.

Гедер

Отряжая Гедера на поиски ценного каравана, Клинн не надеялся, что толстяк и вправду нападет на след, поэтому, когда Гедер возвратился ни с чем, никому не пришло в голову заподозрить его во лжи. Въехав с солдатами в город, Гедер отчитался о неуспехе и вернулся к прежним немногочисленным повинностям: обеспечивать взимание налогов, арестовывать приверженцев прежнего режима и всячески притеснять жителей Ванайев от имени Клинна.

– Я не могу столько уплатить, – взмолился старик-тимзин, увидев сумму налога. – Герцог взял с нас подать еще до войны! Два раза! А теперь и вы хотите столько же?

– Не я, – ответил Гедер.

– Но ко мне-то пришли вы!

Лавчонка, ютящаяся на темной улице, была сплошь завалена лоскутами кожи, у затянутого промасленным холстом окна стоял бронзовый манекен, задрапированный в мягкий черный плащ – судя по запаху, кожу для него выделали совсем недавно. Тонкий плащ не защитил бы в бою: кожа была чуть плотнее обычной ткани, но уступала в прочности стеганому полотнищу. Зато при дворе такая вещь вызвала бы завистливые взгляды.

– Вам нравится? – спросил тимзин.

– Что вы сказали?

– Плащ. Его заказал смотритель каналов, который сгинул как раз в ночь перед освобождением. – Тимзин, подчеркнув последнее слово, приподнял чешуйчатой рукой приказ об уплате налога. – Перед освобождением города войсками благородной империи. Плащ не закончен, но у меня еще есть такая кожа, я могу перекроить его на вашу фигуру.

Гедер облизнул губы. Невозможно. Вдруг кто-нибудь спросит, где он взял плащ? Придется сознаться. Или выдумать объяснение. Можно сказать, что добыл плащ по дешевке – например, на юге, пока патрулировал дороги по приказу Клинна. Или при обыске купил у караванщика какого-нибудь обоза.

– Вы и вправду можете его перекроить?

Тимзин с удовольствием расцвел наглой улыбкой.

– А вы можете это потерять? – кивнул он на бумагу.

Гедера на мгновение настиг отголосок радости, обуявшей его в тот день, когда он скакал прочь от контрабандистов, везя за пазухой драгоценности. Потерять одно налоговое извещение. Что с того Клинну – чуть меньше золота в сундуке и чуть меньше бравады в отчетах, отсылаемых в Кемниполь. Зато кожевник продержится еще год: стоило бы ему просто попросить о милости – и Гедер с легкостью «потерял» бы бумагу, даже без всяких новых плащей.

А кроме того, двадцать серебряных монет, не полученные Клинном, по сравнению с потерей каравана – дождинка в океане.

– Отбирать у честного человека право трудиться никому не выгодно, – изрек Гедер. – Я думаю, все можно уладить.

– Тогда встаньте на табурет. Я посмотрю, как лучше уложить драпировку на вашей фигуре.

Зима в Ванайях выдалась сухой. Тонкий лед и темная, почти неподвижная вода в каналах стояли на целый локоть ниже меток, показывающих высший уровень воды. Палые листья кружились у подножия стен, в садах и парках торчали голые стволы деревьев. Сосульки, свисающие с деревянных крыш, все больше истончались, новый снег так и не выпадал. Дни веяли холодом, ночи несли мороз. Оттепели, плеск весенних ручьев, пробуждение жизни – все придет только с весной, теперь же везде царили то ли сон, то ли смерть.

Гедер, вернувшись после истории с караваном, заперся тогда дома, вытащил тканый кошель, купленный в Гилее, и высыпал драгоценности на постель. Мерцающие в тусклом свете камни и украшения, способные обеспечить Гедеру пристойную жизнь в Ванайях, таили в себе угрозу. Пытаться их здесь продать – значит рисковать тем, что камень или изделие кто-нибудь узнает. А если Клинн или кто-нибудь из его фаворитов заметит, что у Гедера появились деньги, тогда и вовсе жди беды.

Поэтому он послал оруженосца продать только самые неприметные камни – три круглых граната и алмаз в простой серебряной оправе. В кошеле, принесенном оруженосцем, звякало серебро, бронза и медь, там же блестели два тонких золотых диска – податливых, хоть сгибай пальцами. Для Гедера – целое состояние. И сейчас, собираясь вечером по давно задуманному делу, он переложил часть монет в сумку, где уже лежала книга.

Академия выходила окнами на узкую площадь. В лучшие дни сюда приводили детей низших дворян и богатых купцов – нанять учителей, записаться на занятия. Резная дубовая арка вела в галерею, хранящую имена ученых и священников, которые читали здесь лекции в течение полутора веков со дня основания академии. Пахло воском и сандаловым деревом; в солнечных лучах, просеянных сквозь высокие горизонтальные окна, посверкивали зависшие в воздухе пылинки. Где-то рядом звучный мужской голос декламировал стихи. Гедер глубоко вдохнул здешний воздух.

Сзади послышались шаги. Служитель – хрупкий южнец с огромными черными глазами, заслонявшими пол-лица, – держался с боязливым почтением.

– Чем могу служить, милорд? Вам… вы что-то хотели?

– Мне нужна ученая консультация. Оруженосец сказал, что лучше всего идти в академию.

Южнец моргнул.

– Я… То есть, милорд… – Служитель запнулся и через миг взял себя в руки. – В самом деле?!

– Да.

– Вы пришли не с арестом? И не за податью?

– Нет.

– В таком случае, милорд, позвольте вам помочь. Не угодно ли пройти вот сюда?

В небольшой комнате сбоку от входного зала Гедер присел на деревянную скамью, за десятилетия истертую до гладкости. Голос, читавший стихи, звучал здесь тише, так что слов было не разобрать. Ослабив пояс, Гедер поерзал на сиденье, вспоминая, как ждал некогда собственных учителей, и отмахнулся от невесть откуда всплывшей боязни не ответить урок.

Дверь отворилась, в комнату робко ступил ученый из первокровных. Гедер вскочил.

– Добрый вечер. Меня зовут Гедер Паллиако.

– В городе ваше имя известно, лорд Паллиако. Тамаск мне сказал, будто бы вам нужен консультант?

– Да. – Гедер вытащил книгу. – Я переводил эту книжку, но здесь все как-то неотчетливо. Я бы хотел, чтобы мне нашли что-то похожее, только другое.

Ученый взял книгу осторожно, словно яркую, но незнакомую бабочку, и перелистнул страницы. Гедер нетерпеливо заговорил.

– Там пишут о крахе драконьей империи. В историческом ключе. А мне хотелось бы ознакомиться с умозрительным трактатом.

Шелест ветхих страниц смешивался с доносящимся издалека голосом и с шепотом ветра за окнами. Ученый, приблизив книгу к глазам, нахмурился.

– Что вы предлагаете, лорд Паллиако?

– Я куплю любую книгу об этой эпохе. Если они продаются – я заплачу сверху. Если можно только скопировать – я найму писца, но тогда консультанту достанется меньше. Меня интересует все о падении драконов, особенно… Там есть фраза о Праведном Слуге – мне бы хотелось узнать о нем подробнее.

– Могу я спросить о причине, милорд?

Гедер открыл было рот, но не сразу нашелся с ответом. Он никогда прежде об этом не говорил – было не с кем, да и незачем.

– Потому что там речь… об истине, – отважился он. – И предательстве. Мне интересно.

– Не нужны ли вам риторические рассуждения на ту же тему? У нас есть прекрасное исследование о природе истины – Асиния Секундус, эпоха Второго захвата Алфина.

– Философия? Могу взглянуть, но мне больше подошел бы трактат.

– Да, вы говорили. Умозрительный трактат, – с едва заметным вздохом произнес ученый.

– Вас что-то не устраивает?

– Нет-нет, милорд, – выдавив улыбку, заверил собеседник. – Сочтем за честь вам помочь.

***

«Моя точка зрения такова: в отсутствие подлинных документов эпохи нам остается изучать деяния тех, кто позже претендовал на мантию драконьей империи, и по деяниям судить о примерах, которым они следовали. Лучший из таких примеров – загадочная осада Аастапала. Непосредственное изучение руин так и не выявило, кем был разрушен город: наступающими войсками великого дракона Морада или, что более спорно, находившимися в городе войсками его собрата по кладке, Иниса.

При явной недостаточности прямых свидетельств мы можем обратиться к более признанным фактам за последующую тысячу лет. Нам известно, как действовал великий полководец-ясурут Маррас Тока в четвертой кампании Священного Очищения, а также антипат Линникский, именуемый Хараррсин Пятый, в битве за Ашен-Дан, и королева Эрратианпадос при осаде Кажамора. В каждом из этих случаев полководец военного времени, претендующий на родство с последним драконом-императором, предпочел разрушить город, чтобы не отдать его под власть врага. Если, как я пытаюсь показать, они сознательно следовали примеру последней великой войны драконов, то мы должны предположить, что Аастапал был разрушен Инисом, решившим не уступать город Мораду, а не самим императором, как гласит общепринятая версия».

***

Гедер поднял голову. Доводы его не убеждали. Во-первых, две битвы из трех ему были неизвестны, а во-вторых, после падения драконов история знала столько боев, войн и осад, что, какую версию ни выдвигай, – батальных примеров хватит на любую. Подбери другие сражения и других вождей – и докажешь обратный случай. А уж на родство с драконами претендовал и вовсе каждый третий тиран.

И все же, пусть с оговорками, оборот рассуждений в тексте завораживал: если сведений нет и факты утрачены навсегда – можно искать отголоски в других событиях и по ним восстанавливать прошлое. По кругам на поверхности озера видеть, куда упал камень. Гедер, встрепенувшись, окинул взглядом комнатушку: чернила еще есть, а вот куда подевалось перо… Он метнулся к охапке хвороста у жаровни, схватил тонкую щепку и, вернувшись к раскрытой книге, обмакнул грубое острие в черную, как ночь, жидкость. Рука бережно вывела на полях: «По кругам на воде видеть, куда упал камень».

Довольный, он откинулся на стуле. Найти бы теперь хоть какие-то упоминания Праведного Слуги…

– Милорд, вам на пир к лорду Клинну, – напомнил появившийся в дверях оруженосец.

Гедер вздохнул, кивнул и бросил щепку в огонь. На пальцах остались чернила, пришлось вымыть руки; мысли блуждали далеко. Оруженосец облачил его в парадные одежды и новый кожаный плащ, чуть ли не силой довел до дверей и выпроводил на улицу.

В Кемниполе главным праздником зимы была годовщина восшествия на престол короля Симеона. Королевский выбор падал на одну из знатных семей – которой один вечер празднования мог обойтись в сумму, сравнимую с полугодовым доходом, – и двор слетался на пир, как вороны на поле битвы. Гедер бывал на таких застольях дважды и оба раза возвращался домой почти больной от обилия еды и вина.

В Ванайях сэр Алан Клинн решил поддержать обычай, устроив грандиозный пир и принудительные народные празднества.

Парадные светильники, зажженные в узких улочках, отбрасывали странные тени, резкие тимзинские голоса где-то выводили песни под аккомпанемент флейт и барабанов. Толстощекая женщина катила по улице бочку, гулко бьющуюся о камни мостовой.

Гедер прошел мимо ванайских женщин и мужчин в лучших нарядах; на покрасневших от ветра лицах застыло одинаковое выражение вежливой радости. В домах по всей улице горел свет, двери стояли гостеприимно распахнутыми настежь – но нигде ни флагов Антеи, ни фейерверков. Год назад ванайцев не очень-то заботило, в какой такой день король Симеон принял корону, и стоит антейским солдатам уйти – ванайцы забудут дату с той же беззастенчивой легкостью, с какой приняли нынешние торжества. Не праздник – подделка. Как олово, выдающее себя за серебро.

В прежнем герцогском дворце Клинн отвел под застолье длинную залу для приемов, в которой расположилась антейская знать. Здесь овевал лица нагретый воздух, на столах громоздились традиционные антейские блюда – оленина в мятном соусе, паштет из форели на обжаренных хлебцах, вываренные в вине цепочки колбас. Звон голосов оглушал; выкрики, приветствия, вопросы и ответы громом отражались от высоких сводчатых потолков. Певцы, перекрикивая один другого, расхаживали между столами в надежде выманить у захмелевших антейцев побольше монет. Старый слуга с красно-серой – цветов Клинна – повязкой проводил Гедера к тесноватому столику подальше от огромного камина, в котором пылало и брызгало искрами едва ли не целое дерево. Плащ снимать Гедер не торопился: тепло от очага сюда почти не доставало.

Юная рабыня подала ему тарелку еды и широкую хрустальную чашу с темным пивом, пахнущим дрожжами. Посреди разгула и кутежа он безучастно что-то жевал, раздумывая об истине и предательстве, войнах и истории. Высокий стол, за которым рядом с Аланом Клинном сидел Госпей Аллинтот и полдюжины прочих фаворитов, казался не более чем кораблем на дальнем горизонте. Гедер даже не заметил, как рядом появился Давед Броот, и поднял глаза только тогда, когда тот плюхнулся на скамью.

– Паллиако, – кивнул младший Броот.

– Приветствую, – буркнул Гедер.

– Шикарный плащ. Новый?

– Недавний.

– Тебе идет.

Исчерпав темы для беседы, Броот взял тарелку и принялся усиленно набивать рот, хотя и без видимого удовольствия. Гедер даже слегка позавидовал такой методичности. Через считаные минуты, когда к столу подходили Джорей Каллиам и сэр Афенд Тиллиакин – еще двое нелюбимцев Клинна, – Броот уже послал за второй тарелкой.

– И как твой отец на это смотрит? – спросил Тиллиакин, усаживаясь рядом с Джореем.

Тот покачал головой.

– Выводы делать пока не время. – Джорей принял у слуги тарелку с олениной и кувшин вина. – Слишком рано.

– А все-таки этот банкир, магистр Иманиэль, на волю теперь выберется не скоро, – продолжал Тиллиакин. – Лорд Клинн, поди, места себе не находит – такой караван упустить.

Все драконы, все обжорство, все круги на воде тут же выветрились у Гедера из головы. Он припал к пиву, заслоняясь чашей и соображая, как бы незаметно выпытать у друзей, о чем речь, – как вдруг его опередил Броот:

– Вы о письме Тернигана?

– Отец Джорея в столице, все знает, а из Джорея и слова не вытянешь.

Гедер прокашлялся.

– Терниган прислал письмо? – Голос прозвучал выше и резче, чем хотелось.

– Величиной с полкниги, если верить рассказам, – засмеялся Тиллиакин. – Сундуки с добычей, которые Клинн отправлял ко двору, кое-кто счел слишком легкими. И Терниган желает знать причины. Насколько я слышал – он пришлет своего человека, чтобы сверить отчеты Клинна и посмотреть, не присвоил ли он лишнего.

– Этого пока не будет, – сказал Джорей. – По крайней мере, еще никого не послали.

У Броота поползли вверх брови.

– Значит, все-таки слыхал, – кивнул Тиллиакин. – Так и думал, что ты что-то скрываешь.

Джорей сочувственно улыбнулся:

– Я ничего толком не знаю. Отец сказал, что при дворе недовольны ванайской кампанией – вроде бы она не так прибыльна, как ожидалось. Но это пока придворные сплетни, Клинна король еще ни в чем не обвинил.

– Но и не оправдал ведь? – наседал Тиллиакин.

– Нет, – подтвердил Джорей. – Не оправдал.

– Терниган его не отзовет, – пробурчал Броот, жуя очередную порцию колбасы. – Тогда ведь оба будут выглядеть идиотами.

– А если отзовет – то уж скоро, ждать не придется. Интересно, кого поставят на его место? – Тиллиакин со значением посмотрел на Джорея.

Гедер переводил взгляд с одного на другого, мысли метались, как сорвавшийся с цепи пес. Настойчивые усилия Клинна взыскать как можно больше налогов теперь предстали в новом свете. Может, он не только хотел посильнее отравить жизнь Гедеру – все собранное наверняка шло в Кемниполь вместо богатств, исчезнувших вместе с караваном. Клинн пытался вернуть себе расположение короля.

В такую добрую весть почти не верилось. Потому что если это правда, если стараниями Гедера сэр Алан Клинн и впрямь попал в королевскую немилость…

– Мне кажется, из Джорея выйдет отличный герцог для Ванайев, – заявил Гедер.

– Помилосердствуй, Паллиако! – чуть не задохнулся Броот. – Зачем же вслух, кругом люди!..

– Прошу прощения, – пробормотал Гедер. – Я всего лишь хотел…

От главного стола донесся шум – полдесятка комедиантов в шутовских костюмах жонглировали кинжалами, в мелькающих клинках отражалось пламя камина. Сидевшие за столом посторонились, освобождая место для представления, и Гедеру стал виден Алан Клинн. Сквозь плотное облако клинков юноша заметил и зажатые плечи, и преувеличенно радостную улыбку, и затравленный взгляд. Если все правда – то именно он, Гедер Паллиако, тому причиной. И более того: Клинн никогда об этом не узнает. Не проследит, откуда пошли круги по воде.

Гедер рассмеялся и захлопал в ладоши, усиленно делая вид, будто его захватило представление.