Текст книги "Насосы интуиции и другие инструменты мышления"

На страницах этой книги я также познакомлю вас с несколькими ложными друзьями – инструментами, которые напускают тумана, вместо того чтобы проливать свет. Мне нужен был термин для обозначения этих опасных устройств, и я нашел подходящие слова, обратившись к своему опыту хождения под парусом. Многие моряки любят ввернуть морские словечки, которые сбивают с толку сухопутных крыс: правый и левый борт, гужон и шкворень, ванты и отводы, люверсы, направляющие и все остальное. Однажды я шел на судне, где моряки то и дело придумывали шуточные определения этим терминам. Нактоузом мы стали называть наросты морских организмов на компасах, бугель с гаком превратился в цитрусовый напиток, который полагается пить на палубе, канифас-блоком мы назвали женский защитный маневр, а упорным башмаком – упрямое ортопедическое приспособление. С тех пор выражение “упорный башмак” – которым на самом деле обозначается подвижная подставка для гика, используемая при спускании паруса, – всегда ассоциируется у меня с беднягой в ортопедическом сапоге, не желающем идти куда следует. Именно поэтому я и решил назвать так инструменты мышления, которые оборачиваются против мыслителя: хотя и кажется, что они помогают достичь понимания, на самом деле они лишь заводят мыслителя во мрак, вместо того чтобы вести к свету. В последующих главах будет описано множество упорных башмаков, которым присвоены соответствующие предупреждающие ярлыки, и приведен целый ряд печальных примеров. В завершение я еще немного порассуждаю о том, что значит быть философом, если это кому-нибудь интересно, и дам несколько советов от дядюшки Дэна каждому из вас, кто почувствовал вкус к такому способу познания мира и гадает, сможет ли он построить карьеру в этой области.

II.
Дюжина универсальных инструментов мышления

Большинство инструментов мышления, описываемых в этой книге, довольно специфичны: они разработаны для применения к конкретной теме и даже к конкретной проблеме в рамках этой темы. Но прежде чем обратиться к этим насосам интуиции, позвольте познакомить вас с несколькими универсальными инструментами мышления, идеями и практиками, которые доказали свою состоятельность в широком спектре контекстов.

1. Совершая ошибки

Тот, кто говорит: “Лучше вовсе ни во что не верить, чем верить в ложь!” – только показывает господствующий внутри него страх показаться глупцом… Он подобен генералу, который говорит солдатам, что лучше вообще не ввязываться в битву, чем рисковать получить рану. Не так одерживаются победы над нашими врагами и над нашей природой. Наши ошибки не так уж серьезны. В мире, где мы обречены совершать их, несмотря на все предосторожности, лучше не принимать их близко к сердцу и не проявлять излишнего беспокойства по их поводу.

Уильям Джеймс, “Воля к вере”

Если вы твердо решили проверить теорию или хотите объяснить какую-то идею, публикуйте свои результаты, какими бы они ни были. Публикуя результаты выборочно, мы подкрепляем свои аргументы. Однако публиковать следует все результаты без исключения.

Ричард Фейнман, “Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман”

Ученые часто спрашивают меня, почему философы тратят столько сил на изучение и преподавание истории своей науки. Химикам, как правило, достаточно лишь зачаточных знаний об истории химии, которые они подхватывают на ходу, а специалисты по молекулярной биологии, казалось бы, и вовсе не интересуются, что происходило в биологии года до 1950-го. Мой ответ таков: история философии по большей части представляет собой историю величайших ошибок очень умных людей, а не зная истории, ты обречен совершать эти проклятые ошибки снова и снова. Именно поэтому мы, философы, преподаем студентам историю философии, а ученые, которые беспечно отмахиваются от философии, делают это на свой страх и риск. Нет науки, свободной от философии, есть лишь наука, которую творят без оглядки на лежащие в ее основе философские допущения. Самые умные и самые везучие из ученых порой умело обходят все ловушки (возможно, они “прирожденные философы” или действительно так умны, как сами думают), но таких крайне мало. При этом нельзя сказать, что профессиональные философы не совершают старых ошибок и не отстаивают их правильность. Если бы вопросы не были столь сложны, о них не стоило бы и задумываться.

Порой хочется не просто рискнуть совершить ошибку, а по-настоящему совершить ее, даже если только ради того, чтобы стало понятно, что именно нужно исправить. Ошибки – ключ к прогрессу. Само собой, бывают моменты, когда важно не совершать ошибок: спросите любого хирурга или пилота. Но далеко не все понимают, что бывают и моменты, когда ошибки становятся единственным способом двигаться вперед. Многие студенты, которые поступают в престижные университеты, гордятся, что не совершают ошибок, ведь именно так они сумели продвинуться дальше своих одноклассников – во всяком случае, так им всегда говорили. Я часто замечаю, что мне приходится призывать их выработать привычку совершать ошибки, поскольку именно ошибки таят в себе наибольший потенциал для обучения. Студенты сталкиваются с “творческим кризисом” и часами в отчаянии бьются над первым предложением эссе. “Выкладывайте как есть!” – советую им я. Тогда у них появляется хоть какой-то материал для работы.

Мы, философы, специалисты по ошибкам. (Понимаю, это напоминает начало плохой шутки, но выслушайте меня до конца.) В то время как другие науки специализируются на получении правильных ответов на основополагающие вопросы, мы, философы, специализируемся на том, чтобы запутывать все на свете и переворачивать с ног на голову, в результате чего никто не может даже сформулировать верные вопросы, не то что уж дать на них ответы. При этом, задавая неверные вопросы, мы рискуем направить все изыскания по ложному следу. Когда такое случается, нужно обращаться к философам! В любой области, в любом исследовании приходится заниматься философией, чтобы выяснить, какие вопросы нужно задавать. Некоторые люди терпеть этого не могут. Они предпочитают находить готовые вопросы – ладно скроенные, безупречно отглаженные, готовые для ответа. Таким людям лучше заниматься физикой, математикой, историей или биологией. Работы всем хватит. Мы, философы, любим работать с вопросами, которые приходится приводить в порядок, прежде чем на них отвечать. Это занятие не для всех. Но попробуйте – вдруг понравится?

В этой книге я буду ожесточенно набрасываться на то, что считаю ошибками других людей, но будьте уверены, опыта в совершении ошибок мне не занимать. Я попадался в ловушки и надеюсь, что попадусь еще не раз. Одна из целей этой книги – помочь вам совершать хорошие ошибки, которые освещают всем нам путь вперед.

Сначала теория, затем практика. Ошибки не просто дают нам возможность учиться; фактически они дают нам единственную возможность учиться и создавать нечто поистине новое. Чтобы учиться, нужны ученики. Ученики могут появиться лишь двумя способами, в которых нет места магии: они должны либо развить себя сами, либо вырасти под влиянием тех учеников, которые уже достигли нужного уровня развития. Биологическая эволюция предполагает великий, неизбежный путь проб и ошибок – и без ошибок от проб нет никакого толку. Гор Видал однажды сказал: “Добиться успеха недостаточно. Остальные должны потерпеть поражение”. Пробы могут быть слепыми или прогнозными. Зная многое, но не зная ответа на конкретный вопрос, вы можете совершать скачки – прогнозные скачки. Вы можете осмотреться перед скачком и далее в некоторой степени опираться на полученные ранее знания. Вам нет нужды гадать, но не стоит свысока смотреть на догадки, ведь среди их великолепных результатов… вы сами!

Эволюция стала одной из главных тем этой книги, как и всех остальных моих книг, по той простой причине, что она представляет собой важнейший, полезнейший процесс не только самой жизни, но и знания, обучения и понимания. Если вы попробуете понять мир идей и смыслов, свободы воли и морали, искусства, науки и даже самой философии, не имея основательных и достаточно подробных знаний об эволюции, вам придется работать одной рукой, держа вторую за спиной. Позже мы рассмотрим некоторые инструменты, призванные помочь вам размышлять над самыми сложными вопросами эволюции, но для этого сначала необходимо заложить крепкий фундамент. Для эволюции, которая ничего не знает, шаги к новому вслепую совершают мутации, представляющие собой случайные “ошибки” при копировании ДНК. Большинство таких ошибок не имеет никакого значения, ведь их никто не видит! Они столь же несущественны, как черновики ваших студенческих работ, которые вы не сдавали (или не сдаете) преподавателю на оценку. ДНК вида напоминает рецепт создания нового тела, и большая часть ДНК даже не играет роли в процессе формирования организма. (Именно поэтому ее часто называют “мусорной ДНК”.) Подавляющее большинство мутаций в тех цепочках ДНК, которые считываются и используются в процессе развития, наносит вред организму; многие из них и вовсе быстро становятся фатальными. Поскольку большая часть “проявляющихся” мутаций вредоносна, процесс естественного отбора работает таким образом, чтобы количество мутаций оставалось на минимальном уровне. В клетках каждого из вас работает очень, очень хороший копировальный механизм. К примеру, ваше тело состоит примерно из триллиона клеток и каждая клетка представляет собой либо идеальную, либо почти идеальную копию вашего генома длиной более трех миллиардов символов – тот самый рецепт, который впервые появился, когда во взаимодействие вступили яйцеклетка и сперматозоид ваших родителей. К счастью, копировальный механизм работает не безупречно, ведь в ином случае эволюция в конце концов остановилась бы, поскольку ее источники новизны оказались бы исчерпаны. Эти крошечные недостатки, эти “несовершенства” процесса ответственны за потрясающее устройство и сложную структуру мира живой природы. (Я не могу не добавить: если что-то и заслуживает именоваться первородным грехом, так это эти ошибки копирования.)

Чтобы совершать хорошие ошибки, главное не скрывать их – особенно от себя самого. Вместо того чтобы открещиваться от ошибок, нужно стать их настоящим ценителем – нужно рассматривать их в качестве произведений искусства, ведь в некотором роде они и правда шедевральны. Основополагающей реакцией на любую ошибку должно быть восклицание: “Что ж, такого я больше не сделаю!” Естественный отбор не думает; он просто устраняет неудачные экземпляры, не давая им шанса на размножение; естественный отбор не повторяет таких ошибок, по крайней мере не так часто. У способных к обучению животных, которым под силу научиться издавать конкретный звук, касаться конкретного провода или есть конкретную пищу, в мозгу имеется нечто, обладающее сходной селективной силой. (Б. Ф. Скиннер и другие бихевиористы понимали необходимость этого и называли это обучением “с подкреплением”: такой ответ не получает подкрепления и “пресекается”.) Мы, люди, выводим все на новый уровень, повышая скорость и эффективность реакции. Мы можем думать, оценивать только что сделанное: “Что ж, такого я больше не сделаю!” Размышляя, мы сталкиваемся с проблемой, которую приходится решать любому, кто совершает ошибки: что именно подразумевается под “таким”? Какое именно мое действие привело к возникновению затруднений? Главное – изучить конкретные детали возникшей по вашей вине путаницы, чтобы при следующей попытке учесть усвоенные уроки и не делать новый шаг в кромешной тьме.

Все мы слышали горькое восклицание: “Мне казалось, это сработает!” Эта фраза стала символом раскаяния идиота, признаком глупости, но на самом деле мы должны считать ее столпом мудрости. Любой человек, любой агент, который может искренне сказать: “Мне казалось, это сработает!” – стоит на пороге гениальности. Мы, люди, гордимся собственным интеллектом, а одна из его особенностей заключается в том, что мы помним наши прошлые мысли и можем давать им оценку: определять, какими они нам казались, почему они были столь привлекательны и что в итоге пошло не так. У меня нет свидетельств, которые позволили бы предположить, что еще хоть один вид на планете способен к такому же мышлению. Если бы это было так, этот вид был бы почти столь же умен, как мы сами.

В связи с этим вы должны научиться глубоко вздохнуть после ошибки, стиснуть зубы и изучить свои воспоминания о произошедшем как можно более внимательно и бесстрастно. Это непросто. Совершая ошибку, человек естественным образом чувствует смущение и гнев (сильнее всего мы злимся на самих себя), поэтому нужно усердно работать, чтобы преодолеть эти эмоциональные реакции. Попробуйте привить себе необычную привычку наслаждаться своими ошибками и с удовольствием изучать все странности, которые сбили вас с пути. В таком случае, выжав из них всю пользу, вы сможете радостно оставить их позади и перейти к следующей большой возможности. Но этого недостаточно: нужно активно искать шансы совершать великие ошибки, чтобы потом после них восстанавливаться.

Самую простую технику совершения ошибок мы все изучили в начальной школе. Помните, каким страшным и непонятным казалось нам сначала деление в столбик? Вам давали два невыразимо крупных числа, и нужно было понять, с чего начать. Сколько делителей содержится в делимом – шесть? семь? восемь? Как знать? Но знать и не нужно было – нужно было просто назвать число наугад и проверить результат. Помню, я был поражен, когда мне сказали, что начать нужно с “догадки”. И это математика? Разве в столь серьезных делах есть место угадайке? Но в конце концов мы все оценили красоту такой тактики. Если выбранное число оказывалось слишком маленьким, его нужно было увеличить и начать заново; если же оно было слишком большим, его приходилось уменьшить. В делении столбиком был огромный плюс: оно работало всегда, даже если сначала ты выбирал максимально дурацкое число – в таком случае просто приходилось повозиться подольше.

Эта техника совершения более или менее осознанного выбора, оценки его следствий и использования результата для внесения поправок нашла множество применений. Главное в этой тактике – сделать ошибку, которая достаточно понятна и точна, чтобы привести к определенным последствиям. Пока не появилась система GPS, штурманы определяли, где находится судно, высказывая предположение относительно его местоположения (они наугад называли точные значения широты и долготы), а затем рассчитывая, на какой именно высоте должно находиться солнце, если они – по невероятному совпадению – действительно находятся в этой точке. Используя этот метод, они не ожидали, что сразу правильно определят свою позицию. В этом не было необходимости. Вместо этого они измеряли фактическую высоту солнца над горизонтом (точно) и сравнивали два значения. Дальнейшие нехитрые расчеты позволяли им определить, какие поправки необходимо внести в их изначальную догадку[6]6
  Это не позволяет штурманам определить их точное местоположение, то есть указать конкретную точку на карте, но позволяет провести линию. Они находятся где-то на этой линии положения. Нужно несколько часов подождать, пока переместится солнце. Затем выбрать на линии положения произвольную точку и рассчитать, на какой высоте было бы солнце, если бы эта точка была вашим фактическим местоположением. Сделав наблюдение, необходимо сравнить результаты, внести правки и получить новую линию положения. Точка пересечения двух линий положения показывает ваше положение на карте. За прошедшие часы изменится не только высота, но и компасный азимут солнца, поэтому линии будут пересекаться под значительным углом. На практике в эти часы вы обычно находитесь в движении, поэтому необходимо переместить первую линию положения в направлении вашего движения, рассчитав скорость и проведя новую линию параллельно первой. Реальность всегда вносит свои коррективы, поэтому лучше провести три разных линии положения. Если они пересекутся в одной точке, вы либо невероятно хороши в своем деле, либо столкнулись с невероятной удачей, но гораздо чаще линии формируют небольшой треугольник, называемый треугольником погрешности. Центр треугольника погрешности принимается за новое расчетное положение вашего судна.


[Закрыть]. При использовании этого метода полезно изначально высказывать достаточно точное предположение, однако вовсе неважно, что оно обречено быть ошибочным. Главное – сделать ошибку как можно точнее, чтобы затем ее можно было исправить. (Устройство GPS применяет ту же стратегию догадок и поправок, чтобы определять свое местоположение относительно спутников.)

Само собой, чем сложнее задача, тем сложнее и анализ. Исследователи искусственного интеллекта (ИИ) называют эту проблему “присваиванием коэффициентов доверия” (но ее вполне можно было бы назвать и “присваиванием коэффициентов осуждения”). Определить, чему доверять, а что осуждать, – одна из сложнейших задач, стоящих перед ИИ. С такой же проблемой сталкивается и естественный отбор. Каждый организм на земле рано или поздно умирает, когда к концу подходит та или иная сложная история жизни. Как вообще естественный отбор может смотреть сквозь туман всех этих деталей, чтобы понять, какие позитивные факторы “вознаградить” потомством, а какие негативные факторы “наказать” его отсутствием? Неужели некоторые братья и сестры наших предков действительно умирали бездетными, потому что у них были веки неправильной формы? Если нет, как процесс естественного отбора может объяснить, почему наши веки имеют итоговую превосходную форму? Один аспект ответа нам знаком: известная присказка “пока работает, не трожь” советует нам не вносить изменения в старые, консервативные дизайнерские решения и не рисковать без страховки. Естественный отбор автоматически сохраняет все, что работало до этого момента, и бесстрашно исследует крупные и мелкие инновации, причем крупные почти всегда ведут прямо к смерти. Такая стратегия очень расточительна, но никто не обращает на это внимания. Естественный отбор по большей части определил форму наших век задолго до появления человека, приматов и даже млекопитающих. Чтобы сформировать веки такими, какие они сегодня, естественный отбор трудился более сотни миллионов лет, но в последние шесть миллионов лет в проект вносились лишь незначительные изменения, поскольку у нас были общие предки с шимпанзе и бонобо. Другой аспект ответа заключается в том, что естественный отбор работает с огромным числом случаев, где даже минимальные преимущества проявляются в статистике и могут накапливаться автоматически. (Остальные аспекты ответа на этот вопрос предполагают обсуждение технических тонкостей, избыточное для этой упрощенной дискуссии.)

Вот техника, которую блестяще используют фокусники, работающие с картами, – по крайней мере, лучшие из них. (Полагаю, я не навлеку на себя гнев фокусников за объяснение этого трюка, ведь я не буду раскрывать загадку конкретного фокуса, а изложу основополагающий общий принцип.) Хороший фокусник знает много фокусов, которые зависят от везения: они получаются не всегда и даже не часто. Некоторые приемы – их даже фокусами не назовешь – работают и вовсе только раз из тысячи! Вот как с этим справиться: сначала нужно сказать зрителям, что сейчас вы покажете какой-то фокус, и, не уточняя, какой именно фокус вы показываете, попробовать прием, срабатывающий в одном случае из тысячи. Само собой, он вряд ли сработает, поэтому вы спокойно перейдете ко второй попытке – и попробуете прием, который срабатывает один раз из сотни, – а когда вам не повезет и с ним (что произойдет почти наверняка), вы спокойно перейдете к приему номер 3, который срабатывает в одном случае из десяти, но при этом наготове будете держать прием номер 4, срабатывающий в половине случаев (к примеру). Если ничего не сработает (а к этому моменту обычно одна из страховок уже спасает вас от худшего), вы обратитесь к беспроигрышному приему, который не слишком впечатлит зрителей, но хотя бы гарантирует выполнение фокуса. В ходе целого представления вам вряд ли придется всегда полагаться на последнюю страховку – для этого вы должны быть невероятно невезучим, – а всякий раз, когда у вас получится один из более сложных трюков, зрители будут изумляться. “Невероятно! Как вы вообще могли узнать, какую я выбрал карту?” Ага! Вы этого и не знали, но нашли изящный способ ткнуть пальцем в небо – и не прогадали. Скрывая все “ошибки” из виду – не показывая пробы, которые не принесли желаемого результата, – вы творите “чудо”.

Таким же образом работает и эволюция: все глупые ошибки, как правило, остаются невидимыми, так что мы наблюдаем лишь поразительную серию триумфов. К примеру, подавляющее большинство – гораздо больше 90 процентов – всех существ, когда-либо существовавших на земле, умерли, не оставив потомства, но ни одного из ваших предков не постигла такая участь. Похоже, ваш род неуязвим!

Важное различие между дисциплиной науки и дисциплиной фокусов заключается в том, что фокусники всячески стараются скрыть свои ошибки от зрителей, а ученые совершают ошибки публично. В науке ошибки выставляют на обозрение, чтобы все могли на них учиться. Таким образом вы получаете возможность использовать чужой опыт, а не просто идти своим особенным путем в пространстве ошибок. (Физик Вольфганг Паули однажды презрительно высказался о работе коллеги, назвав ее “даже не ошибочной”. Лучше поделиться с критиками явной ошибкой, чем несусветной бессмыслицей.) Кстати, это еще одна причина, объясняющая, почему люди настолько умнее всех остальных видов. Дело не столько в том, что у нас более крупный или более развитый мозг, и даже не в том, что мы умеем размышлять о своих прошлых ошибках, а в том, что мы делимся преимуществами, которые каждый из наших мозгов получает, когда проходит по собственному пути проб и ошибок[7]7
  Таков идеал, но мы не всегда живем по этим принципам, поскольку человеческая природа берет свое. Одна из известных, но нерешенных проблем в текущей научной практике заключается в том, что отрицательные результаты – эксперименты, которые не показали того, что должны были показать, – публикуются недостаточно часто. Этот недостаток системы описан и осужден в знаменитой фейнмановской “Лекции о самолетопоклонниках” – торжественной речи, которую Фейнман прочитал в Калтехе в 1974 г., а затем опубликовал в 1985-м.


[Закрыть].

Меня удивляет, сколько поистине умных людей не понимает, что можно у всех на виду совершать серьезные ошибки, но при этом не терять своей репутации. Я знаю уважаемых ученых, которые готовы пойти на все, лишь бы только не признавать, что они в чем-то ошиблись. Очевидно, они никогда не замечали, что земля не разверзается под ногами у людей, когда те говорят: “Ой, вы правы. Похоже, я допустил ошибку”. На самом деле люди любят, когда кто-то признает свою ошибку; все обожают указывать на ошибки других. Великодушные люди ценят, когда вы даете им возможность помочь и благодарите их за помощь, если она оказывается кстати, а мелочные люди не упустят повода указать на ваш промах. И пусть! Как бы то ни было, все мы остаемся в выигрыше.

Само собой, как правило, люди не любят исправлять глупые ошибки других. Чтобы ошибку исправили, она должна быть стоящей: вам стоит найти оригинальную позицию, которая может оказаться как верной, так и неверной, построив целую пирамиду рискованных размышлений, подобную пирамиде рискованных фокусов. Положив в основу своей работы наработки других, вы можете продвинуться дальше. И вас ждет неожиданный бонус: если вы готовы на серьезный риск, люди примутся исправлять ваши случайные глупые ошибки, тем самым показывая, что вы не исключительны и тоже порой выдаете брак, как и все остальные. Я знаю невероятно осторожных философов, которые никогда – насколько это известно – не совершали ошибок в своих работах. Как правило, они не слишком плодовиты, но немногочисленные выходящие из-под их пера работы обычно безупречны, хотя рискованными их не назовешь. Они специализируются на том, что указывают на ошибки других, и это довольно ценно, однако им самим никто не спускает с рук и малейшей оплошности. К несчастью, можно сказать, что их лучшие труды часто остаются незамеченными и непризнанными, поскольку они теряются в потоке громких работ более смелых мыслителей. В главе 76 мы увидим, что обычно полезная практика совершения смелых ошибок тоже имеет свои неблагоприятные побочные эффекты. Метасовет: не относитесь ни к каким советам с излишней серьезностью!