Текст книги "В поисках энергии: Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики"

После «южного турне» Дэна Китай продолжил курс на реформы и начал активную интеграцию в мировое хозяйство. 1 января 1995 г. была создана Всемирная торговая организация, целью которой является снятие торговых барьеров и содействие международной торговле и инвестициям. Мировая торговля росла намного быстрее, чем мировая экономика. Американские и европейские компании создавали глобальные цепочки поставок, по которым детали и компоненты из одних частей света поступали в сборочные цеха других частей света, откуда готовая продукция отправлялась потребителям по всему миру. Хотя Китай официально присоединился к ВТО только в 2001 г., к тому моменту он уже стал ключевым звеном в новой системе глобальных цепочек поставок.

Большие и малые фабрики заполонили прибрежные районы, и надпись Made in China отныне можно было увидеть на самых разных товарах по всему миру. Если два столетия назад «мастерской мира» была Великобритания, то теперь ее место занял Китай. Со временем эти новые торговые и инвестиционные связи скажутся на мировой энергетике куда сильнее, чем кто-либо мог предположить. Как любая мастерская нуждается в энергии, чтобы работать, так и эта новая мастерская мира нуждалась в колоссальных объемах ископаемого топлива.

Китай, однако, пересек важный с точки зрения энергетики водораздел еще за несколько лет до вступления в ВТО. К 1993 г. национальная нефтяная промышленность перестала успевать за потребностями быстрорастущей экономики. В результате Китаю пришлось отказаться от экспорта нефти и превратиться в импортера. Хотя для остального мира эта перемена прошла незамеченной, Китай пережил шок. «Правительство смотрело на происходящее как на катастрофу, – заметил один китайский специалист по нефтяной промышленности. – Это было воспринято крайне отрицательно. Как отрасль, мы чувствовали себя посрамленными. Это была потеря лица. Мы не могли обеспечить собственную экономику. Однако ученые и эксперты сказали: "Невозможно быть самодостаточными во всем. Что-то вы экспортируете, а что-то должны импортировать"»{173}173
  Interview.


[Закрыть].

Это подчеркнуло необходимость дальнейшей модернизации структуры нефтяной промышленности – перехода от громоздких министерств, контролирующих все отрасли нефтегазовой и нефтехимической промышленности, и жесткой системы централизованного планирования, к современной системе, в основе которой находятся независимые компании и рыночная экономика. Фундамент для такого перехода был заложен еще в 1980-е гг. Тогда из-под крыла министерств были выделены три государственные компании: Китайская национальная нефтегазовая корпорация (CNPC), Китайская нефтяная и химическая корпорация (Sinopec) и Китайская национальная компания по эксплуатации морских нефтяных ресурсов (CNOOC). Следующим шагом в конце 1990-х гг. стала кардинальная реструктуризация этих национальных корпораций, чтобы сделать их более современными, технологически продвинутыми и более независимыми. «Они должны были сами зарабатывать себе на жизнь», – сказал Чжоу Цинцзу. В скором времени все три компании осуществили IPO на международных рынках и перешли в частичную собственность акционеров со всего мира. Ставшая публичной дочерняя компания CNPC получила новое название – PetroChina, а Sinopec и CNOOC использовали для своих публичных дочерних компаний существующие названия. Их корпоративная культура претерпела глубокие изменения. «Теперь нам требовалась конкурентоспособность, – сказал Чжоу. – А ведь мы сроду ни с кем не конкурировали»{174}174
  Interview with Zhou Qingzu; PetroChina Company Limited, Global Off ering, p. 73.


[Закрыть].

Сегодня Китай активно расширяет свое присутствие в мировой индустрии нефти и природного газа. Это происходит под флагом стратегии выхода в мир. Как политический курс данная стратегия была сформулирована в 2000 г., однако ее корни восходят к реформам Дэн Сяопина.

Первые шаги Китая за границей были небольшими, сначала в Канаде, затем в Таиланде, Папуа – Новой Гвинее и Индонезии. В середине 1990-х гг. CNPC приобрела фактически заброшенное месторождение нефти в Перу. Благодаря применению методов повышения нефтеотдачи, которые позволяли ей выжимать нефть из сложных старых месторождений в Китае, она увеличила добычу с 600 до 7000 баррелей в день. Но эти проекты были незначительными и не привлекали к себе внимания. Прежде чем браться за крупные международные проекты, нужно было приобрести опыт и уверенность в силах, а на это требовалось время. «Мы знали, что нефтяная промышленность с самого своего зарождения в середине XIX в. носила международный характер, – сказал Чжоу Цзипин, президент CNPC. – Следовательно, если мы хотели стать международной нефтяной компанией в подлинном смысле этого слова, нам нужно было выходить в мир». К началу нового столетия в руководстве КНР был достигнут политический консенсус относительно идеи международной экспансии, а китайские нефтяники приобрели уверенность в своих силах, необходимую для ее осуществления{175}175
  Interview with Zhou Jiping.


[Закрыть].

В целом стратегия выхода в мир подразумевала интернационализацию китайских компаний – превращение их в конкурентоспособные международные компании, имеющие доступ к сырью, столь необходимому для быстрорастущей экономики, и к экспортным рынкам для сбыта продукции. Для энергетических компаний это означало, что частично приватизированные государственные нефтяные компании должны владеть, разрабатывать, контролировать или вкладывать капитал в зарубежные источники нефти и природного газа. Для нефтедобывающей промышленности эта стратегия была дополнена лозунгом «Идти на двух ногах», т. е. развивать национальную промышленность и одновременно осуществлять международную экспансию.

Сегодня результаты стратегии выхода в мир видны по всему земному шару. Китайские нефтяные компании активно работают на африканском континенте и в Латинской Америке (как, впрочем, и китайские компании из других секторов). Они приобрели значительные нефтяные активы в соседнем Казахстане и после многочисленных попыток сумели добиться некоторого присутствия в России. В Туркменистане они разрабатывают месторождения природного газа. Работают они и на нефтяных месторождениях Ирака. Поскольку китайские нефтяники вышли на международную арену с опозданием, они обладают не только хорошими техническими навыками, но и финансовыми ресурсами вкупе с готовностью платить премию за вход в игру. Кроме того, они стараются быть предпочтительными партнерами, предлагающими значительные «дополнительные выгоды», особенно на африканском континенте. Другими словами, они приносят с собой финансируемые государством программы развития, помогая строить железные дороги, порты и автомобильные дороги, что редко практикуется традиционными западными компаниями. Все это порождает жаркие споры. Критики обвиняют Китай в колонизации Африки и в том, что китайские компании предпочитают использовать китайских рабочих, а не местную рабочую силу. Китайцы отвечают, что они помогают создавать рынки для африканского сырьевого экспорта, что гораздо лучше жить на доходы от экспорта, чем на иностранную помощь, и что они стимулируют устойчивый экономический рост. (Надо сказать, что некоторые из этих программ развития потерпели неудачу.) Китайские банки в сотрудничестве с китайскими нефтяными компаниями предоставили ряду стран многомиллиардные кредиты, которые будут погашаться поставками нефти или газа на протяжении многих лет (одна такая сделка рассчитана на 15 лет){176}176
  Julie Jiang and Jonathan Sinton, Overseas Investments by Chinese National Oil Companies (Paris: International Energy Agency, 2011), p. 22; Erica Downs, Inside China Inc.: China Development Bank's Cross-Border Energy Deals, John L. Thornton China Center Monograph Series, no. 3, March 2011 (Washington, DC: Brookings Institution, 2011).


[Закрыть].

Стратегия энергетической безопасности также включает очевидные шаги – строительство трубопроводов в целях диверсификации, уменьшение зависимости от морских путей и укрепление отношений со странами-поставщиками. В рекордные сроки были построены новые трубопроводные системы, по которым нефть и газ из Туркменистана и Казахстана стали поступать в Китай. По российскому трубопроводу Восточная Сибирь – Тихий океан стоимостью $22 млрд по которому нефть перекачивается на тихоокеанское побережье (главным образом для поставки в Японию и Корею), нефть идет и в Китай в обмен на кредит размером $25 млрд предоставленный Китаем. В сентябре 2010 г. президент КНР Ху Цзиньтао и российский президент Дмитрий Медведев вместе нажали символическую кнопку, пустив нефть по новой ветке трубопровода через границу. Было также объявлено о планируемой крупной сделке по природному газу. На церемонии Ху Цзиньтао провозгласил «новый старт» китайско-российским отношениям. Но если в прошлом эти отношения были основаны на идеях Маркса и Ленина, то теперь в их основе лежали нефть и, возможно, газ{177}177
  Moscow Times, September 28, 2010 («new start»).


[Закрыть].

Но наибольшие разногласия стратегия «выхода в мир» вызывала не в Африке, а в США. В 2005 г. между Chevron и CNOOC разгорелась борьба за приобретение крупной американской независимой компании Unocal, которой принадлежали значительные добывающие активы в Таиланде и Индонезии, а также в Мексиканском заливе. Соперничество между двумя компаниями было очень жестким, с яростными спорами о финансовых условиях, роли китайских финансовых институтов, а также времени подачи предложений. Для многих в Пекине такая глобальная битва за поглощение была не только непривычной, но и обескураживающей. Предложенная CNOOC цена была больше, чем стоимость самой дорогой и большой плотины в мире «Три ущелья», которая строилась несколько десятилетий. Длившаяся несколько месяцев борьба закончилась победой Chevron, которая предложила за Unocal меньше, а именно $17,3 млрд.

Дело в том, что поглощение вызвало ожесточенные политические дебаты в Вашингтоне, несоизмеримые с масштабами самого вопроса. Тем не менее когда весть о соперничестве за Unocal дошла до Вашингтона, по словам одного из американских участников, «она оказалась горящей спичкой в комнате, облитой бензином». Новость спровоцировала взрыв антикитайских настроений на Капитолийском холме, где Китай давно был больной темой из-за вопросов, связанных с торговлей, валютой и рабочими местами. Жаркая полемика отражала ту настороженность, с которой, по крайней мере, некоторые круги относились к методам и мотивам Китая. «Мир был потрясен тем, что китайская компания способна претендовать на такие поглощения, – сказал Фу Ченюй, в то время глава CNOOC. – Запад замечал, что в Китае происходят перемены, например строительство современных автострад. Но он не обращал внимания ни на сам Китай, ни на то, как он изменился».

Мир продолжал идти вперед. Когда Китай организовал саммит руководителей африканских государств для обсуждения экономического сотрудничества, на него приехали 48 президентов. «Китай должен покупать у Африки, а Африка должна покупать у Китая, – заявил президент Ганы. – Я имею в виду взаимовыгодное сотрудничество». В 2010 г., пять лет спустя после ожесточенного сражения за Unocal, Chevron и CNOOC объявили о том, что они объединяют свои усилия для совместной разработки нефтяных месторождений, но не в Мексиканском заливе, а в прибрежных водах Китая. Примерно в это же время CNOOC стала вкладывать средства в добычу сланцевого газа и трудноизвлекаемой нефти в США. Эти сделки не получили широкого освещения{178}178
  Interview («throwing a match»); Frank J. Gaffney Jr., Statement of Frank J. Gaffney Jr., hearing, «National Security Implications of the Possible Merger of the China National Off-shore Oil Corporation (CNOOC) with Unocal Corporation,» before the Committee on Armed Services, House of Representatives, July 13, 2005, pp. 6, 8; interview with Fu Chengyu; Xinhua, October 12, 2006 («talking about the win-win»); Chevron, «Chevron Acquires Interest in Three Deepwater Exploration Blocks in China,» September 7, 2010 («welcome the opportunity»); interview.


[Закрыть]. В 2012 г. было объявлено о покупке Nexen, крупной канадской нефтегазовой компании, имеющей активы в американских водах Мексиканского залива, за $15,1 млрд. На тот момент это была крупнейшая китайская энергетическая сделка.

Спустя десятилетие после сомнительно успешных IPO китайские компании превратились во влиятельных игроков на мировом нефтяном рынке.

Между тем мотивы, которые движут этими компаниями на международной арене, вызывают жаркие споры за пределами Китая. Одну группу целей для них, безусловно, определяют правительство (держатель контрольного пакета акций) и партия, которые осуществляют надзор за их деятельностью. Компании обязаны содействовать достижению национальных целей в области энергетики, экономического развития и внешней политики. Генеральные директора крупнейших компаний также имеют чин вице-министров в правительстве – а многие занимают высокие посты в коммунистической партии.

В то же время китайские компании преследуют коммерческие и конкурентные цели, как и любые другие международные нефтяные компании, и эти цели все в большей степени определяются их коммерческой сущностью. Им приходится учитывать интересы международных инвесторов, которые сравнивают их с другими международными компаниями. Вдобавок они подпадают под международное регулирование и международные стандарты корпоративного управления. И, наконец, они управляют крупным и сложным бизнесом, который постепенно приобретает глобальный размах.

Вот как сказал об этом президент CNPC Чжоу Цзипин: «Как национальная нефтяная компания мы несем ответственность за обеспечение внутреннего рынка нефтью и газом. Как публичная компания, котирующаяся на биржах в Нью-Йорке, Гонконге и Шанхае, мы несем ответственность перед нашими акционерами и должны стремиться к максимизации акционерной стоимости. И, разумеется, мы несем ответственность перед 1,6 млн сотрудников нашей компании».

Короче говоря, китайские нефтяные компании представляют собой гибриды, нечто среднее между привычными международными нефтяными компаниями, и принадлежащими государству национальными нефтяными компаниями. Они стали ярким примером новой категории игроков на этом рынке – международных национальных нефтяных компаний. «За то время, которое прошло после IPO, психология и подходы людей претерпели глубокие изменения, – сказал глава одной из таких компаний. – Раньше мы думали только о том, сколько добываем. Теперь для нас стала важна ценность того, что мы делаем».

Если сегодня зайти в штаб-квартиру такой компании в Пекине, вы увидите не призывные лозунги, а олицетворение международного духа бизнеса – мерцающие мониторы с ценами акций в Нью-Йорке, Гонконге и Шанхае. Но в холле штаб-квартиры CNPC массивная статуя Железного Вана напоминает посетителям о том, как создавалась китайская нефтяная промышленность.

Так каков же баланс сил в этих международных национальных нефтяных компаниях? Иногда китайские компании представляют как «инструменты» государства. Но в последнем исследовании Международного энергетического агентства сделано другое заключение, согласно которому «главным двигателем являются коммерческие стимулы» и что компании работают «с высокой степенью независимости» от государства. Как говорилось в его отчете, хотя «контрольный пакет принадлежит государству», компании «не управляются государством». И по мере их интернационализации они начинают все больше работать так же, как другие международные компании.

Для всех заинтересованных сторон развитие китайских компаний было эволюцией. Фу Ченюй, впоследствии ставший председателем правления Sinopec, так подвел итог этим изменениям: «Переход из разряда государственных предприятий в ряды ведущих международных корпораций представляет собой гигантскую трансформацию, которая показалась бы немыслимой, когда я пришел в нефтяную промышленность и начал работать на месторождениях Дацина. В те дни главным источником валютной выручки для Китая было не производство товаров, а продажа нефти Японии! Сегодня мир вокруг нас изменился. Но и мы изменились тоже»{179}179
  Erica S. Downs, «Business Interest Groups in Chinese Politics: The Case of the Oil Companies» in China's Changing Political Landscape: Prospects for Democracy, ed. Cheng Li (Washington, DC, Brookings Institution, 2008); interview with Zhou Jiping; Jiang and Sinton, Overseas Investments by Chinese National Oil Companies, pp. 7, 25; Erica Downs, «Who's Afraid of China's Oil Companies?» Energy Security: Economics, Politics, Strategy, and Implications (Washington, DC: Brookings Institution Press, 2010), ch. 4; Fu Chengyu, speech, CERAWeek, February 2006; interviews.


[Закрыть].

Безусловно, китайские компании будут становиться все более крупными и значимыми игроками, разумеется, они будут конкурировать, но им придется делить сцену с американскими, европейскими, ближневосточными, российскими, азиатскими и латиноамериканскими компаниями – и зачастую в качестве партнеров.

При всех разговорах о том, что Китай активно «перехватывает» мировые поставки, вся его зарубежная добыча примерно равна объему добычи одного супермейджера. Сложно представить, что когда-нибудь Китай будет в состоянии подмять под себя все мировые поставки. Кроме того, лишь небольшая доля добываемой за рубежом нефти поставляется в Китай – бóльшая часть продается на мировых рынках по существующим на них ценам. Конечный пункт поставки определяется самой выгодной ценой, на местном и международном уровне, с учетом стоимости транспортировки. И это тем более верно для нефти, добываемой в рамках совместных предприятий, на которые приходится львиная доля зарубежной добычи Китая.

Есть и еще одно критическое соображение. Китайские инвестиции и усилия по увеличению поставок нефти на рынок способствуют стабильности на глобальном рынке. Не будь этих дополнительных баррелей, растущий спрос со стороны Китая (и других стран) увеличил бы давление и привел бы к еще более высоким ценам. Инвестиции означают наращивание поставок и способствуют укреплению энергетической безопасности. Например, китайские нефтяные компании вкладывают в расширение добывающих мощностей Ирака больше капитала и ресурсов, и берут на себя больше риска, чем компании из других стран.

Было бы странно, если бы страна в положении Китая – быстрорастущий спрос, быстрорастущий импорт, развитая национальная нефтяная промышленность, огромные долларовые активы – не отважилась выйти во внешний мир в поисках новых источников ресурсов. Более того, не делай он этого, Китай бы резко критиковали во всем мире за нежелание инвестировать.

Кроме того, китайские компании делают ставку не только на стратегию «выхода в мир». Примерно 65 % всей добываемой ими нефти извлекается на территории Китая. В целом по объему внутренней добычи Китай занимает пятое место в мире, опережая таких крупных производителей, как Канада, Мексика, Венесуэла, Кувейт и Нигерия. В стране применяются новые технологии и подходы к поиску и разработке внутренних нефтяных ресурсов, а также уделяется значительное внимание освоению богатейших (по последним оценкам), но неразработанных запасов нетрадиционного природного газа.

Это новые реалии глобальной экономики – Китай как растущий потребитель нефти, Китай как все более значимый участник глобальной нефтяной промышленности. Что же касается самого Китая, то для него остро встает проблема энергетической безопасности, связанная с растущей зависимостью от внешних поставок, отчасти непривычная для страны, для которой «самообеспечение» на протяжении многих лет было национальным императивом.

Глава 10
Китай на полосе обгона

В конце 1990-х гг. китайскому правительству были представлены предложения по обеспечению энергетической безопасности, но их отложили в долгий ящик. «Нам сказали, что у Китая нет проблем с энергетической безопасностью, – сказал старший советник, – и в определенной мере это соответствовало действительности. Рынок был очень благоприятным».

Но ситуация резко изменилась, когда потребление нефти подскочило, объем импорта вырос, а цены пошли вверх. Страна, для которой некогда самообеспечение нефтью было делом принципа, теперь все больше зависела от мирового рынка, что было немыслимо еще совсем недавно. Эта зависимость сделала проблему энергетической безопасности одной из главных забот Пекина. Как выразился один из высокопоставленных чиновников, «энергетическая безопасность Китая – это гарантированные поставки нефти».

События 2003 г., а именно война в Ираке, усилили обеспокоенность по поводу энергетической безопасности. Пекину трудно было поверить в то, что целью вторжения США в Ирак в марте 2003 г. было продвижение демократии на Ближнем Востоке. Цель должна быть более определенной, более неотложной и критически важной. А что может быть важнее, чем нефть? А раз проблема нефти тревожила США настолько сильно, что они решились на вторжение, то, с точки зрения многих китайцев, вопрос энергетической безопасности стоял намного острее, чем могло показаться{180}180
  Interviews.


[Закрыть].

Отчасти это новое ощущение небезопасности ассоциировалось с морскими путями – этими магистралями мировой торговли, приобретавшими все большую значимость для китайского импорта нефти и торговли в целом. Половина ВВП страны зависела от морских путей. В ноябре 2003 г., семь месяцев спустя после вторжения США в Ирак, президент КНР Ху Цзиньтао на съезде коммунистической партии, по сообщениям, заявил, что страна должна решить так называемую малаккскую дилемму. Имелась в виду зависимость Китая от Малаккского пролива, узкого водного пути, соединяющего Индийский океан и Южно-Китайское море, через который идет более 75 % нефтяного импорта Китая. «Обосновавшиеся там под разными предлогами определенные силы пытаются контролировать судоходство в проливе», – сказал Ху Цзиньтао. Под «определенными силами», безусловно, имелись в виду США{181}181
  Far Eastern Economic Review, February 2004 («certain powers»).


[Закрыть].

Внимание к рискам обострилось в 2004 г. в связи с неожиданным скачком китайского и глобального спроса на нефть и резким ростом цен. Еще в конце 2002 г. стало очевидно, что Китай столкнулся с энергетической проблемой. Но первоначально эта проблема была связана с углем и электричеством, а не с нефтью. Почти 70 % всей энергии в Китае и примерно 80 % электроэнергии производилось с использованием угля. В результате быстрого роста спроса, за которым поставки угля не поспевали, в большинстве провинций начались регулярные перебои и масштабные отключения электричества. Страну охватило ощущение кризиса. Фабрики работали по полдня, а то и вовсе закрывались из-за нехватки электроэнергии. В некоторых частях страны нехватка электричества была настолько острой, что не работали светофоры, а дети делали домашние задания при свечах. Отелям в Пекине было приказано поддерживать в номерах температуру не выше 26 °C, а персоналу пользоваться лестницами, а не лифтами{182}182
  Time, June 28, 2004; Wall Street Journal, July 9, 2004.


[Закрыть].

Существовала лишь единственная возможность быстро удовлетворить резко возросший спрос на энергию – замена угля на нефть. В результате спрос на нефть в Китае в 2004 г. вырос не на ожидаемые 7–8 %, а на 16 %, что привело к резкому увеличению объемов нефтяного импорта. Китайские нефтяные компании принялись в спешном порядке наращивать добычу внутри страны и пытаться получить доступ к источникам поставок за пределами Китая.

Именно в это время в Пекине, как и во всем мире, возникла тема нефтяного пика и исчерпаемости ресурсов. Страх перед неизбежным и необратимым дефицитом энергоносителей, охвативший в этот период весь мир, усиливал ощущение надвигающегося энергетического кризиса и толкал к новому витку борьбы за нефть.