Текст книги "Подражатель"

Глава 10

Людная платформа сменилась темнотой.

Джеймс «Джимми» Меткалф чувствовал себя так, словно смотрит на поездку со стороны, а не едет сам, когда женщина, на которую он пялился последние пять минут, встала и отошла. Очнувшись от своего оцепенения, он понял, что пустил слюни, но его это мало волновало, потому как он упивался каждым моментом своего прощального кайфа, последнего, которым ему доведется насладиться за долгое время, а может, и за всю жизнь. По правде говоря, он не был так уверен, что преживет ломку на этот раз. Даже если нет, это все равно будет предпочтительнее альтернативы.

Вывалившись из метро на «Вестминстер», он вышел на оживленную улицу, тут же получив сенсорную перегрузку: машины, голоса, бурение – все соревновалось за внимание под ослепительно серым небом, мир казался еще более насыщенным после поездки в подземке. Он заставил себя сконцентрироваться:

– Изви…

Юноша прошел мимо, как будто он был призраком.

– Извините, – попробовал он снова.

– Нет. Извините, – ответила женщина, отворачиваясь, пока он не оставил ее в покое.

После лет тяжелой жизни все его пожитки помещались в наполненный на две трети рюкзак, а сам он давно привык к таким небрежным приветствиям.

– Извините, пожалуйста, – улыбнулся он, удивляя мужчину, пересчитывавшего сдачу, отходя от газетного киоска. Он видел, как вращаются шестеренки: мужчина перевел взгляд с горсти монет на зачуханного типа перед ним. Не видя пути к отступлению, незнакомец выудил фунтовую монету и без энтузиазма протянул ему оставшиеся деньги.

– Не нужно. Но спасибо, – улыбнулся он. Они ему не понадобятся. – Вы не могли бы, пожалуйста, указать мне дорогу до Скотленд-Ярда?

Меньше чем через десять минут он прошел сквозь неустанную тень легендарной вращающейся вывески и гарантированно привлек внимание офицеров, стоящих на страже. Нетвердо спотыкаясь, он побрел к ним, приветственно кивнул, а затем, резко замахнувшись, безжалостно раздробил кость самодельным кастетом, заставив мужчину потерять сознание еще до того, как он приземлился на пол.

Ворвавшись в здание, он перепрыгнул через турникет, прежде чем кто-либо смог отреагировать, сбил нескольких людей с ног и несся через атриум, когда офицеры окружили его со всех сторон, некоторые с огнестрельным оружием, большинство – просто с дубинками наготове.

– Стой! – крикнул один из вооруженных полицейских. – Стой, или я буду стрелять!

Понимая, что его оцепили, бездомный замер и уронил окровавленное оружие на землю.

– Ладно! – выпалил он, задыхаясь. – Сдаюсь! Сдаюсь!

Он поднял руки, держа в левой маленький полиэтиленовый пакет.

– Что это? – спросил у него офицер, осторожно приближаясь.

Он все еще переводил дыхание:

– …Доказательство.

– Чего? – уточнил полицейский, пока его коллеги забирали прозрачный пакет и хватали этого странного типа за руки.

– Моей вины, – ответил бездомный с улыбкой, когда наручники защелкнулись вокруг его запястий. – Я сделал кое-что очень, очень плохое.

– …А теперь две жалобы за один день! – проревел Хэмм на Чейберса и Винтера, остававшихся благоразумно безмолвными по другую сторону его стола. – Адвокат Коутса уже подает на нас в суд за преследование. Думаете, Слип сильно отстанет? И кстати, хотите узнать, как я проведу пятничный вечер? С моим боссом и юридическим отделом, пытаясь выяснить, сколько нам будет стоить не дать всему этому попасть в прессу. Я приказал вам рассматривать это как два… отдельных… инцидента!

Винтер поднял руку.

– Если то, что сейчас вывалится из этой дурацкой хреновой дыры в твоем лице, включает слово «статуи», – предупредил его Хэмм, – я бы советовал тебе ее закрыть.

Винтер опять благоразумно последовал совету, а Чеймберс же начал:

– Есть кое-что еще.

– Еще? – издевательски спросил Хэмм. – Ты имеешь в виду кроме мужчины, которому платят за реставрацию поврежденных статуй, делающего именно ту работу, на которую его наняли, и того, что двое членов развлекательного центра время от времени разговаривали друг с другом?! Нет ничего «еще». У… вас… нет… ничего!

– Есть кое-что еще, – повторил Чеймберс, дразня медведя, – что мы еще не задокументировали официально. Мы нашли иглу и битое стекло на месте убийства подростка. Мы считаем, что…

– Вы ошибаетесь.

– Но…

– Я сказал, что вы ошибаетесь! – перекричал его Хэмм, перепугав всех в наружном офисе, как раз притворявшихся, что не подслушивают.

– Сэр?

– Полное признание от Джеймса Меткалфа в отношении убийства Генри Джона Долана в Гайд-парке! – рявкнул Хэмм и швырнул ему стопку бумаги через стол.

Чеймберс и Винтер обменялись растерянными взглядами.

– Кого?

– Двадцать пять лет. Бездомный. Парк – его место, – объяснил Хэмм. – Он увидел возможность и воспользовался ею.

– Вы хотите сказать, что это было обычное ограбление? – спросил Чеймберс. – Быть такого не может.

– Правда? – Хэмм потянулся, забрал бумаги и начал листать. – Здесь он объясняет, как заманил жертву в парк под видом того, что продаст ему наркотики. Вот здесь он объясняет, как подбил Долана самостоятельно залезть на постамент, сказав ему, что там он спрятал заначку. А тут рассказано, как он колет его в затылок, парализуя его, забирает кошелек, часы и одежду, затем оставляет его умирать.

– Но, – начал Чеймберс, – как…

– У него была эта несчастная игла! – заорал Хэмм, заставляя его замолчать. – В крови жертвы, шприц был все еще мокрым от вещества. Дело нахрен закрыто!

Чеймберс выглядел раздавленным.

– Эти убийства никогда не были связаны, ты, тупой, тщеславный козел, – сказал ему Хэмм, явно смакуя момент. – Никогда не было никакой связи со статуями. Ты заработал себе отстранение на пустом месте.

– Отстранение?

– Ты меня слышал! – отрезал Хэмм и повернулся к Винтеру: – А что делать с тобой, я оставлю решать твоему начальнику. Ты теперь не моя проблема.

– А что с Альфонсом и Николетт Котиллард? – спросил Винтер, пока Чеймберс осмысливал новости.

– Расследование еще в процессе. Я подумал попробовать пойти в новом направлении на этот раз и отдать его кому-нибудь действительно компетентному.

– А кровь, найденная на веревке?

– О, извиите, – саркастично сказал Хэмм. – Я не подумал, что это твой первый день. Это абсолютно ничего не значит. Вы, двое идиотов, заполучили образцы незаконно. Мы не можем доказать, откуда они взялись, и теперь вы говорите, что подъемник чист. Это тупик! Просто убирайтесь с глаз моих, оба!

Все еще немного ошеломленный, Чеймберс последовал за Винтером в общий офис, игнорируя ехидные ухмылки и еще более ехидные комментарии подслушивавших коллег.

Льюис дожидался их у лифтов и похлопал своего друга по спине, когда они вошли внутрь.

Чеймберс невидяще уставился на него:

– Я был так уверен.

– Я знаю, – жалостливо улыбнулся он, когда подрагивавшие двери закрылись.

Чеймберс услышал, как хлопнула входная дверь, и быстро налил бокал вина, прежде чем Ева вошла в комнату. Ее взгляд метнулся с шипящих на плите сковородок до мерцающей в центре стола свечи, до винного бокала в его руке, до его перемотанного пальца, до отрепетированной улыбки, замершей на лице Чеймберса (одна часть «мне так жаль», две – «между нами все хорошо?», щепотка «я так рад тебя видеть» и крупица «я очень сильно обжег большой палец, готовя для тебя, и я улыбаюсь сквозь боль»).

Ее хмурое лицо смягчилось, и спустя мгновение она улыбнулась в ответ.

Сработало.

– Я думала, ты сегодня вечером на работе, – сказала она, принимая у него бокал.

– Смешная история на этот счет, – начал он, прежде чем сделать несколько глотков из своего бокала, чтобы потянуть время.

– …Да?

– Мы поговорим об этом после ужина.

– Нет. Мы поговорим об этом сейчас, – возразила Ева, отставляя свой бокал.

– Ладно. Только не злись. Помнишь то дело, над которым я работал? И помнишь, как ты всегда говорила мне просто следовать за своей интуицией, оставаться честным перед собой и тем, во что я верю?

– Я буквально никогда такого не говорила.

– Ну, я перефразировал.

– Тот раз, когда я сказала тебе не следовать за интуицией, а просто сохранить работу? Не оставаться честным перед собой, потому что нам надо платить по счетам? И к черту все, во что ты веришь, так как мы не можем позволить себе платить за это место с моей зарплаты?!

– Эммм.

– Бен, тебя что, уволили?

– Нет! Конечно же, меня не уволили! – заверил он и даже слегка рассмеялся, а Ева едва заметно расслабилась. – …Просто отстранили.

– Я ухожу.

– Чего?

– Я ухожу. Ты должен был работать, – сказала она ему, шагая к спальне. – Сегодня мой вечер с девочками с работы.

– Что, с теми заносчивыми партнерами фирмы, которые всегда разговаривают с тобой снисходительно?

Дверь захлопнулась у него перед лицом. Зная, что лучше не преследовать ее дальше по лофту, он уселся на пол.

– Я пойду пресмыкаться первым делом в понедельник утром. Обещаю, – позвал он через дверь. – Я облажался. То есть очень, очень, очень облажался. Я просто хотел… хотел поймать его, прежде чем он сможет навредить кому-то еще. Знаю, ты думаешь, что я хотел что-то доказать, что я умнее их, но это не так. Я просто думал, что могу не дать чему-то плохому случиться с тем, кто этого не заслуживает. Считал, что должен попытаться. И мне жаль, что ты на меня злишься, но об этом я не жалею.

Дверь спальни со скрипом приоткрылась, и Ева вышла, одетая в свое второе любимое платье. Она улыбнулась ему сверху и потянулась взять его за руку.

– Меньшего я от тебя бы и не ожидала.

– Но ты все еще хочешь, чтобы я пресмыкался перед Хэммом? – с надеждой спросил он.

– Это еще в силе, – сказала она. – По правде, я просто рада, что все кончено. Это дело тебя поглотило. Оно же закончилось? – нахмурилась она.

– Просто что-то не сходится.

– Теперь ты должен его оставить. Ради твоей работы… Ради меня. – Чеймберс поколебался. – Бен! Скажи мне, что с этим покончено!

– С этим покончено, – сказал он побежденно.

– Обещаешь?

– …Обещаю.

В 20:15 Чеймберс припарковался возле Биркбек-колледжа. Мимо его машины прошла шумная группа студентов. Но он однако едва ли обратил на них внимание, даже их замысловатые праздничные наряды не смогли отвлечь его от окна второго этажа, где Роберт Коутс то появлялся, то исчезал, работая допоздна.

Решив, что сидеть на холоде и наблюдать за тем, как он оценивает работы, слишком малорезультативно, Бен завел двигатель и отъехал, намереваясь воспользоваться возможностью проехать мимо «Слип и Ко.» по дороге домой. Если бы Бен не возился с обогревателем, он, возможно, еще раз поднял бы взгляд и увидел бы осиное лицо Роберта Коутса, обрамленное в освещенном окне, глазки-бусинки, прикованные к отъезжающей машине… наблюдающие, как Чеймберс уезжает.

Глава 11

Понедельник

– Привет. Это я, – сказал Чеймберс, скормив автомату еще одну десятипенсовую монету и зажав трубку между плечом и ухом. Услышав раздраженное «Что?», еще раз повторил: – Это я!

– Что?

– Бен!.. Бенджамин Чеймберс… Мы живем вместе.

– Бен? Связь ужасная. Ты где?

Он выглянул из окна и был награжден видом утреннего пьяницы, справляющего нужду на стену центра занятости.

– Вестминстер, – солгал он. – Справа от меня Вестминстерский дворец, а слева… – Он повернул голову и скривился: казавшийся диким кот поедал, похоже, дохлую крысу. – Ну, ты примерно знаешь. Я хотел позвонить тебе сразу. Угадай, кто выбил себе испытательный срок!

– Ты больше не отстранен?

– Нет. Ты бы меня видела. Я спокойно ворвался прямиком в офис Хэмма, мягко хлопнул дверью, сел, когда мне предложили, а затем сказал ему в лицо, как сильно мне жаль.

– Спасибо.

– Завтра первая смена.

– Мне пора, но это отличные новости. Теперь жизнь может потихоньку возвращаться в норму, да?

– Ага, – ответил Чеймберс, почти успев сказать, что любит ее, прежде чем она повесила трубку. – В норму. В норму, – пробормотал он, переходя улицу к захудалой мясной лавке.

Мужчина за стойкой оглядел его с подозрением, когда из сумки в его руках чуть не вывалилась толстая веревка, напоминающая свернувшуюся змею.

– Что я могу вам предложить?

– Две пинты вашей лучшей свиной крови, пожалуйста.

Винтеру правда-правда нужно было не опоздать на работу. Одетый в джинсы и джемпер, он выскочил из автобуса на Аксбридж-роуд и трусцой пробежал мимо магазинов к полицейскому участку Шепердс Буш Грин, слишком спеша, чтобы заметить поджидающего его снаружи Чеймберса.

– Винтер! – крикнул он.

– О. Нет. Нет. Нет. Я с вами не разговариваю, – сказал он, проходя мимо. – Вы что, в мало проблем меня втянули?

– Но вы не отстранены, как я вижу?

– Нет, – подтвердил он. – Второй страйк.

– Мне нужна ваша помощь.

Горько смеясь, он повернулся к Чеймберсу, гневно посмотрел на него и снова отрезал:

– Нет!

– Ну же. Мы оба знаем, что здесь что-то не сходится. Вы знаете, что эти два дела связаны.

– Я не знаю ничего! – огрызнулся Винтер. Начало моросить. – Парень признался, Чеймберс!

– Но что, если мы могли бы доказать, что он врет? Показать им, что мы все это время были правы?

Винтер взглянул на часы:

– Как?

– Мы их спровоцируем. Мы заставим их отреагировать эмоционально, ошибиться.

– И почему это звучит так знакомо? – сухо поинтересовался Винтер, окидывая взглядом своего взъерошенного коллегу.

– Я в порядке.

– У вас кровь на ботинках.

Взгляд Чеймберса метнулся вниз, но он не объяснился.

– Я не справлюсь сам. Я не могу наблюдать за обоими одновременно.

– Мне жаль, – сказал Винтер, отворачиваясь.

– Послушайте, вы видели этих людей. Они чокнутые. Я знаю, если мы их подтолкнем, один из них сорвется. Они наконец-то покажут свои истинные лица. И когда это случится, мы будем ждать.

– Вы тоже говорите сейчас как чокнутый.

– Это значит «да»? – спросил его Чеймберс с отчаянной улыбкой.

Винтер покачал головой.

– Я не буду вам помогать. Пожалуйста, не приходите сюда больше… Прощайте, Чеймберс, – произнес он, повернулся и ушел.

Тобиас Слип бросил сигнализацию завывать в темноте, торопясь обратно внутрь, оставляя за собой кровавый след и бросая пропитанную веревку на пол. Завязанная в аккуратную петлю, она была брошена на капот его фургона – явное послание от детектива, который не знал, когда остановиться. Оно будет дорого ему стоить.

Вытирая руки о фартук, он поднялся в свой офис по металлической лестнице и сел перед мерцающим монитором видеонаблюдения. Просмотрел трансляции, отмотал нужную запись на несколько минут назад и запустил ее. Нетронутый фургон едва виднелся в нижнем углу экрана. Прошло тридцать секунд без происшествий, Слип пододвигался все ближе и ближе к черно-белому экрану в предвкушении…

Тень разлилась по бетону перед машиной, словно появившись ниоткуда… А потом тяжелая веревка грудой шмякнулась о капот, брошенная с моста сверху, чтобы не попасться на его камеры.

Слип взбешенно закричал и стукнул кулаком о стол, а монохромная запись продолжала бежать по монитору, как титры в конце фильма.

Чеймберс все еще оттирал руки в раковине, когда Ева вернулась с вечерних занятий. Опуская свои увесистые юридические книжки, она подняла на него глаза.

– Ты занимаешься стиркой? – удивленно спросила она, взглянув при этом на стиральную машину, жужжащую в шкафу.

– Ага.

– По собственному желанию?

– Ага.

– …Почему?

– Хочу быть полезным.

– Почему?

– Просто так, – пожал он плечами, пытаясь вычистить остатки крови из-под ногтей. – Хочешь куда-то сходить сегодня?

– Я устала.

– Кино?

– Я засну.

– Тогда можем для разнообразия пойти на что-нибудь, что я хочу посмотреть. – Закрутив кран, он вытер руки полотенцем. – Ну же. Я хочу отпраздновать.

– То, что тебя всего лишь почти уволили?

– Не только это.

– А что же?

Чеймберс подошел и обнял ее.

– Я даже не знаю: нас… тебя…. все. У меня хорошее настроение. Мне просто кажется, что все будет хорошо.

Роберт Коутс прошел под уличными фонарями, отгонявшими ночь. Подметив отсутствие серебристого MG Maestro, который он дважды видел припаркованным возле своего коттеджа за выходные, он вошел во двор. Заметив аккуратно положенный по центру коврика для ног конверт, он нагнулся и поднял его, разорвал бумагу и развернул короткую записку, написанную, похоже, кровью:

Хоть грехи ваши подобны багрянцу,

Пусть будут они белы, как снег.

Он оглянулся на пустую дорогу, оглядывая ряд темных машин: пустых, неподвижных, холодных. Единственный звук доносился от деревьев, шелестящих листьями на ветру, который заставлял ветки танцевать тенями в лоскутках оранжевого света. Он невозмутимо свернул записку, положил ее обратно в конверт и открыл дверь своего маленького домика.

Глава 12

Вторник

По прошествии почти девяти часов смены энтузиазм Чеймберса начинал угасать. Обещанный прогнозом снегопад на деле оказался неустанным потоком слякоти и дождя, уменьшавшим количество вызовов, но в четыре раза увеличивавшим время, которое уходило на то, чтобы до них добраться.

В голове у него была путаница. Он провел час в офисе тем утром, но решил не спрашивать о расследовании по делу Котиллардов, понимая, что он уже ходил по очень тонкому льду. Это был почти рациональный путь, редкий для него проблеск самосохранения. Но он практически весь день сходил с ума от раздумий о том, был ли какой-то прогресс, и уже начинал жалеть, что не рискнул.

Сдаваясь в пробке, по-другому именуемой Грейт-Портленд-стрит, он припарковался, волей судьбы остановившись напротив зоомагазина. У него возникла идея, ради которой он решил выйти в такую погоду, и запетлял между застопорившимся движением к неприметному маленькому магазинчику.

– Такой ливень, что и собаку из дома не выгонишь! – поприветствовал его хозяин.

Делая вывод, что это одна из специфических зоомагазинных шуток, Чеймберс вежливо улыбнулся и, направившись к аксессуарам, немедленно положил глаз на собачий поводок с силуэтами разных пород, украшающими кожу.

– Помощь нужна? – спросил хозяин.

– Нет, – с ухмылкой ответил Чеймберс. – Думаю, я уже нашел то, что искал.

Два с половиной часа спустя Чеймберс оказался неподалеку от Биркбек-колледжа. Надеясь, что вызовов в последние полчаса смены не будет, он решил бездействовать, инстинктивно вернувшись на то же самое место, где припарковался позавчера, глядя на то же окно второго этажа.

Знакомое лицо в очках выглянуло на улицу. Хоть он был уверен, что Коутс не может видеть его в темной машине, Чеймберс пригнулся на сиденье, пока окно снова не опустело. Нервно поглядев на время, он повозился с радио, делая громче, чтобы расслышать его за воем шторма.

Три песни спустя все тепло, запертое в машине с ним, нашло способ побега. Хотя в кабинете Коутса еще горел свет, Чеймберс уже довольно долго не видел самого мужчину. Он наблюдал за окном, находя утешение в том, что знал, где в любой момент находятся Коутс и Слип.

Неизбежное потрескивание прозвучало из динамиков, прерывая последний хит «Бон Джови». Он взглянул на часы в приборной панели и вздохнул.

– Всем подразделениям. Всем подразделениям, – произнесла диспетчер на линии. – Возможная попытка убийства в процессе в Британском музее.

«Типично», – подумал он, зная, что находится за углом от него.

– Да, это Чеймберс. Назначьте меня.

– Принято. Звонивший говорит, что на него напал мужчина со шприцом и он не чувствует ног.

Чеймберс выпрямился и завел машину, дворники пришли в движение, когда он включил фары.

– Еще детали? – спросил он, уже несясь по дороге.

– Звонивший прячется в комнате для персонала в секции греческой скульптуры… Теперь говорит, что не чувствует ничего ниже пупка. Он сказал, что слышит нападавшего, но ему некуда бежать.

– Принято.

– Подкрепление в пути.

– Премного благодарен.

В четырех милях от него Винтер и Райли слушали короткий диалог по радио. Винтер еще долго глазел на маленькую черную коробку после того, как помехи затихли.

– Даже не думай, – предупредила его Райли, ее грубый тон впервые в истории сменился на искреннее беспокойство за него.

До конца смены оставалось пятнадцать минут, им и так приходилось закончить позже, и должны найтись дюжины других офицеров, находящихся намного ближе к Чеймберсу.

– Винтер… Винтер! – позвала Райли. Он невыразительно поглядел на нее. – Они больше не потерпят. Они мне так и сказали. Забудь об этом.

Он доехал до конца улицы и притормозил перед развилкой: налево – дом, направо – Чеймберс и более чем вероятный конец его карьеры…

Бросив машину посреди пешего сквера, Чеймберс взбежал по лестнице к колоннам, обрамлявшим величественный фасад музея. Проходя сквозь двери, такие массивные, что они будто были готовы принять гордого Бога, заглянувшего полюбоваться своей работой, он взглянул на список выставочных залов, указывающий во все стороны.

– Греческая скульптура?! – закричал он, показывая свое удостоверение. Женщина за стойкой просто пялилась на него. – Греческая скульптура?! – снова потребовал он.

Она указала через холл.

Войдя в лабиринт тихих коридоров, Чеймберс последовал за стрелками над головой, проносясь мимо сюрреалистичных видов, задерживавшихся у него в мыслях: открытый саркофаг, драконоподобные создания, вырезанные в камне, колоссальная половина головы бородатого божества. Наконец он добрался до таблички, гласящей: «Греки и Ликийцы 400–325 до н. э.».

Доставая свой личный раскладной нож, из тех, которые носила половина полицейских на крайний случай, он вошел в первый тускло освещенный зал, где его ждал строй богов, смахивавших на спящих великанов. Чувствуя себя неуютно на виду, он держался тонкой дорожки света, бегущей через все помещение, как мост через бездну, чтобы добраться до входа в Галикарнасский мавзолей.

Неоконченные и истерзанные временем подсвеченные скульптуры отбрасывали длинные тени. Заметив неприметную дверь в стене, он подошел и обнаружил за ней лишь чистящие средства. Чувствуя движение за спиной, Чеймберс поднял оружие и обернулся к галерее, выглядящей все такой же неподвижной… Но затем он услышал поспешные шаги, доносящиеся из соседнего зала.

Преследуя звук, он попал в еще одну пустующую комнату, где атмосферу нарушал только прямоугольник теплого света, льющегося из открытого дверного проема. Еще больше насторожившись, Чеймберс медленно приближался, с каждым шагом видя все больше комнаты, пока не добрался до порога: кабинет пустовал, телефонная трубка была снята с рычага и брошена петь свою монотонную мелодию.

Звук бегущих шагов послышался снова.

Чеймберс слишком поздно среагировал, почувствовав резкую боль в затылке, но все же замахнулся ножом при падении вперед и каким-то образом умудрился пнуть дверь в нападавшего, приземляясь на пол. Хлипкое дерево отскочило назад, но Чеймберс пнул снова. На этот раз дверь захлопнулась, и он ринулся повернуть замок. Дверь задрожала и затрещала от атаки снаружи, ручка задергалась вверх и вниз, словно сама по себе, когда ее безуспешно поворачивали.

А затем столь же внезапно, как и началось, все стихло.

Чеймберс потрогал шею рукой, и на его пальцах осталась кровь. Пытаясь сохранять спокойствие, он потянулся и сжал рану, как его учили, пуская кровь, как из любого прокола иглой, чувствуя теплые капли, бегущие по спине. Игнорируя покалывание в пальцах рук и ног, он подобрал нож с пола и приоткрыл дверь – ни следа нападавшего, кроме внезапно сработавшей неподалеку сигнализации.

Чувствуя себя как пьяный он побежал на звук и вырвался через запасной выход в служебный переулок. Машина завелась, чуть не ослеплив его белым светом, мокрый снег исказил воздух вокруг него, когда «Форд Транзит» резко сдал назад. Преследуя его к передней части музея, Чеймберс почувствовал, как его видение замедляется, заставляя его двигаться как во сне, и ощутил, как покалывание в пальцах поднимается к ладоням. Ярко-оранжевый фургон задом съехал с бордюра и унесся, пока он бежал к своей машине. Вслепую нащупывая радио, Бен завел двигатель и отправился в погоню.

– Контроль? Контроль?

– Прием.

– Чеймберс. Преследую оранжевый «Транзит», направляющийся на восток по Блумсбери-плейс, – промямлил он.

– Повторите. Какая улица?

– Бум… сби Пейс.

– Детектив Чеймберс, я не могу разобрать, что вы говорите. Мне нужно знать, где вы.

Фургон ускорился, проскочив на красный свет. Чеймберс в ответ нажал на педаль, его рука безвольно болталась, когда яркий свет пронесся мимо окон, двигатель завизжал, требуя переключить передачу, машина продолжила набирать скорость: 50 м/ч, 55 м/ч…

Обмякнув за рулем, проносясь мимо отеля «Кимптон Фицрой», Чеймберс подъехал сбоку к летящему фургону, но ему не удалось рассмотреть фигуру на водительском сиденье. Чувствуя, как онемение пробирается по шее, он последним отчаянным рывком крутанул руль.

Машина врезалась в фургон сзади, заставив его неуправляемо завертеться, а его автомобиль вылетел на перекресток и кувыркнулся, убийственно переворачивался снова и снова, разбрызгивая металл и стекло в воздухе, пока, наконец, не опрокинулся набок и замер.

Когда Чеймберс пришел в сознание, он увидел, что лежит лицом вниз на дороге, выброшенный из своей покореженной машины, которая все еще опасно покачивалась возле него. Он не мог двигать ни одной частью тела, не мог говорить, не мог делать ничего, кроме как смотреть на поврежденный фургон, поворачивающий обратно в его сторону.

Он начал звать, но выдавил из себя лишь слабый стон, когда в поле зрения появились чьи-то ботинки. Какой-то человек достал что-то из багажника, прежде чем подойти. Чеймберс пытался кричать, молить, слезы бессилия заструились по его щекам, когда возле его лица положили ржавую пилу. Чувствствуя фигуру, стоящую над ним, он смотрел, как ее тень встала на колени. Охваченный паникой и бепомощностью, он видел, как рука в перчатке потянулась за пилой.

Неспособный чувствовать боль, Чеймберс все еще ощущал, как волосы оттягивают скальп, когда тень передвинула его голову, а также чувствовал давление зубчатого лезвия на затылке, вибрацию зубцов, царапающих кость…

Рев двигателя возвестил о прибытии патрульной машины, вылетающей из-за угла, ковер битого стекла под ним замерцал в мигающем синем свете. Сирены предупреждающе взвыли, тень отпустила голову Чеймберса и ринулась обратно к фургону.

– Оранжевый фургон, повреждена задняя часть, в данный момент на Бернард-стрит! – закричал Винтер в радио, в то время как Райли распахнула дверцу и ринулась в погоню за подозреваемым. – И мне нужна «Скорая» к «Кимптон Фицрою»! Сейчас же! – добавил он, выбираясь из машины. Закончив разговор, он буквально замер на несколько секунд, созерцая разрушения вокруг. Куски разбитой машины рассыпались по всей дороге, единственная рабочая фара светила назад на ее хаотичный путь.

У него отвисла челюсть, когда его взгляд упал на нечто, похожее на огромную змею, поползшее в их сторону, сверкнув пронизывающими зелеными глазами в свете фары. В ту же секунду он услышал вопль своей партнерши: «Полиция! Стоять!»

Оторвавшись от сюрреалистичной сцены, он поспешил к Чеймберсу, с первого взгляда решив, что тот мертв. У него перехватило дыхание при виде жуткой раны поперек затылка, сквозь которую белела кость, и его ободранной ноги, все еще частично зажатой под шаткой машиной.

– Стоять! – снова закричала Райли, когда фургон с хрустом пришел в движение, завизжал шинами и, хлопая незакрытой задней дверью, унесся по улице.

Винтер опустился на колени возле Чеймберса и с облегчением обнаружил слабый пульс, затем уловил усиливающийся запах бензина, стекавшего из машины на асфальт. Поспешно сняв пояс, чтобы смастерить шину, он заметил море мигалок, появившихся вдали, и отступающий фургон, тормозящий, а затем разворачивающийся обратно в их сторону.

– Эй. Это Винтер, – сказал он своему смертельно раненному коллеге. – С вами все будет в порядке, – пообещал он, одним глазом поглядывая на машину, несущуюся прямо на них, пока покореженный столб плевался искрами в растущую лужу бензина и масла. Он затянул кожаный пояс насколько хватило сил, лишь замедлив кровотечение.

Хриплый двигатель фургона зарычал, набирая скорость.

– Убирайтесь с дороги! – закричала Райли, несясь обратно к их патрульной машине.

Винтер попытался поднять Чеймберса, но не смог, потому что его нога была крепко зажата под перевернутым автомобилем. Он попробовал снова, как раз когда одинокая искра приземлилась в темную лужу, поджигая дорогу, а фургон уже был всего в нескольких сотнях метров от них.

– Оставь его, Винтер! – завопила Райли. – Оставь его!

Морщась, Винтер схватился за то, что осталось от ноги Чеймберса, потянул, поворачивая ее, и застрявшая нога наконец-то освободилась. Хватая обездвиженного детектива за руку, он оттащил его от машины всего за несколько секунд до того, как она загорелась, после чего практически мгновенно взорвался пробитый бензиновый бак.

Взрыв на секунду ослепил их всех, Винтер протер глаза и с ужасом увидел, как фургон свернул с пути и теперь направлялся к патрульной машине.

– Райли! – выкрикнул он, когда его ошеломленная партнерша сложилась под колесами уносящегося в ночь фургона, как тряпичная кукла. – Райли?! – снова закричал он. Шагая в ее сторону, он заметил, что стоит в новой луже крови, обильно сочившейся из ноги Чеймберса.

В исступлении от шока, Винтер упал на колени и поправил шину, всем своим весом навалившись на артерию, лишь бы замедлить кровотечение, только чтобы предстать перед невозможным выбором: когда его искалеченная партнерша потянулась к нему, Винтер не мог двинуться, не мог пойти к ней.

– Помощь уже рядом! – отчаянно закричал он. Свет мигалок быстро приближался. – Я здесь, Райли! Просто держись! Тридцать секунд, я обещаю! Просто держись!

Ее рука бессильно опустилась на асфальт.

– Райли?! – позвал он. – …Райли?!

Хор сирен заполнил ночное небо. Его нервы сдали. Он глядел, как мокрый снег падает в свечении бутиков вдоль улицы, такая обыденная обстановка для этого переломного момента его жизни, и ни следа угольно-черной змеи, увиденной им всего минуту назад. Гадая, было ли это вообще по-настоящему, было ли все это реальностью, Винтер закрыл глаза, приказывая себе проснуться.