Текст книги "Последний танцор"

3

В будущем нам наверняка придется идти на компромиссы.

Но это будут или должны быть компромиссы,

затрагивающие лишь частности, но не основные принципы.

Мы способны изменить свои политические позиции,

но не самих себя. Мы можем избежать столкновения интересов,

не предавая своих идеалов. При этом необходимость

разумного компромисса не исключает нужды в

существовании тех идеалистов и реформаторов, кто

продвигает наши компромиссы вперед, и предотвращает

развитие любой политической ситуации по сценарию,

написанному Шоу: "Запятнанные компромиссом,

испорченные оппортунизмом, совращенные выгодой,

потерявшие собственное лицо из-за постоянного дерганья

за веревочки и насквозь прогнившие из-за коррупции".

Компромисс.не обязательно означает трусость...

Джон Фицджералд Кеннеди. Очерки о смелости

Офис Советника Дугласа Риппера занимал большую часть 414-го этажа стратоскреба Совета. Территория была огромной – более двадцати пяти тысяч квадратных метров, не разделенных даже перегородками. Здесь ничего не было, кроме стола у одной из стен. Стол из какого-то черного камня простирался на три метра в длину и два в ширину. Приближаясь к нему по мягкому серому ковру под ярким светом, Дэнис ощущала раздражение – вся эта гигантомания предназначалась лишь для того, чтобы внушить посетителю сознание собственной ничтожности, и девушка должна была признать, что прием срабатывал.

Три темно-серых стула напротив огромного черного стола были такого же размера и той же модели, что и стул Риппера. Человек, сидящий за столом и наблюдающий за приближающейся девушкой, показался ей на удивление невзрачным. Дэнис почувствовала странное разочарование. Риппер выглядел как исполнительный директор среднего звена, работающий в какой-нибудь корпорации; высокий, с карими глазами и темными волосами, в безукоризненно сидящем синем костюме в тонкую полоску. Лицо с правильными чертами было слегка загорелым, довольно симпатичным, но не сказать чтобы красивым. Когда она подошла поближе, Риппер вышел из-за стола и направился ей навстречу, чтобы поприветствовать.

– Мадемуазель Даймара.

Его рукопожатие оказалось крепким, но не демонстрирующим силу, а руки мягкими, без мозолей, как у человека, никогда в жизни не занимавшегося физическим трудом. Через секунду он выпустил ее ладонь и жестом указал на средний из трех стульев. Дэнис села:

– Приятно познакомиться с вами, Советник Риппер.

– Взаимно, мадемуазель Даймара. Роберт очень лестно о вас отзывается.

– Я знаю.

Риппер откинулся на стуле, без смущения разглядывая ее:

– Видел вашу запись, мне нравится, как вы двигаетесь.

– Спасибо.

– Я знаю Роберта на протяжении, думаю, уже двадцати лет. И когда он рекомендует кого-то, у меня это, как правило, вызывает интерес. За минувшие десять лет я нанял пятерых его учеников. – Риппер вдруг замолчал и задумался. – Нет, вру, за тринадцать. Первого я взял в охрану сразу после того, как был избран Советником Объединенного Совета в конце две тысячи шестьдесят второго. Скажите, почему вы хотите работать на меня, а не, скажем, на Генсека Эддора?

– Эддор – человек, начисто лишенный морали. Риппер в упор посмотрел на нее. Мягкая сардоническая усмешка заиграла на его губах.

– В самом деле? А я, по-вашему, не лишен?

Дэнис Кастанаверас, не сводя глаз с человека, способного рано или поздно стать Генеральным секретарем, ровным, спокойным голосом, без нажима и насмешки, осведомилась:

– А вы сами как считаете?

– Ха! – рассмеялся Риппер. – Чертовски хороший вопрос. – Резко сменив тему, он продолжил: – Я прослушал ваше резюме. Оно впечатляет, но ничего не говорит о вас. Расскажите мне о себе. Начните с детства.

– Я занималась с Робертом с четырнадцати лет. Вначале...

– Еще раньше.

Дэнис замолчала и задумалась, мысленно сортируя факты на безобидные и те, о которых никто знать не должен, и выделяя правдивую информацию из числа первых; к собственному удивлению, она обнаружила, что почему-то не хочет лгать Рипперу.

– Мои родители погибли во время Большой Беды. Оба. Я не очень хорошо помню детство. У меня был брат, мы потеряли друг друга во время погромов, и я не видела его больше двенадцати лет. Он, наверное, погиб. Я была... – Она снова замолчала. Ей не приходилось притворяться, будто ей трудно вспомнить, – первые несколько месяцев Большой Беды действительно были смутным периодом в ее жизни. – Я нигде не задерживалась дольше чем на неделю или на месяц. Иногда люди кормили меня, а иногда я воровала еду. По меньшей мере однажды меня изнасиловали. Может, и больше, не помню.

– А дальше? – мягко проговорил Риппер.

– Однажды утром я проснулась в большом бараке. Это были Общественные работы, но я тогда этого не знала, вообще не знала, что это такое. – Дэнис пожала плечами. – Вот и узнала. На Общественных работах я провела четыре года. Когда мне исполнилось тринадцать, женщина по имени Оринда Глейгавас заплатила мой долг и забрала меня. Она была танцовщицей и преподавателем. Она дала мне жилье и отправила заниматься к Роберту.

– Оринда Глей... Как там?

– Глейгавас.

– Абсолютно незнакомый человек – и заплатила ваш долг? Почему?

– Она делала это для многих девочек. Она была богата и хотела хоть как-то помочь людям, пострадавшим по время Большой Беды. Совсем маленькой я немного занималась танцами и спортивной гимнастикой. Мадам Глейгавас учила танцевать, а Роберт тренировал мои мышцы. Тогда я и поняла, что боевые искусства нравятся мне куда больше, чем танцы.

– Понятно. Черт, крутится на языке, но никак не могу вспомнить, откуда мне известно ее имя?

– Оринда Глейгавас? Пару лет назад она погибла – несчастный случай, – а до этого руководила тем, что любила называть лучшей танцевальной труппой в Солнечной системе. Это и была лучшая труппа. Вы же политик и, даже если не припоминаете фамилии Глейгавас, то должны помнить название «Левиафан». Группа Советников Объединенного Совета пыталась запретить постановку, потому что их не устраивало...

Дуглас Риппер внезапно сел очень прямо, впервые с начала разговора он выглядел заинтересованным не только профессионально.

– Ах вот оно что! А ведь я вас знаю.

– Правда?

– Вы танцевали в «Левиафане». Теперь я вспомнил.

– Вы его видели?

– Дважды. Сколько же вам тогда было? Шестнадцать? В шестьдесят девятом?

– И в семидесятом. Да.

– Боже мой. Вы были самой... – Риппер повел плечами, нетерпеливо махнул рукой. – Постановка была отвратительной. Инакомыслие самого дурного пошиба – я пару раз встречался с Жюлем Моро, до того как он погиб, и со всей ответственностью утверждаю, что между ним и героем «Левиафана» нет ничего общего. Но вот тот кусочек в конце, где ваша героиня Марина соблазняет его... Я вижу, после этого вы сделали биоскульптуру. – Он нахмурился. – Почему?

– Мне не нравилось, как я выглядела. Грудь стала слишком большой для танцев. Заодно переделала глаза, потому что считала, что так будет красивее.

– Так и получилось. Значит, вы четыре года были заняты на Общественных работах. Ваше отношение к системе ОР?

Дэнис удивилась силе внезапно нахлынувших на нее эмоций – еще секунду назад она даже не собиралась упоминать об этом. И с яростью воскликнула:

– Недопустимо заставлять детей заниматься Общественными работами! Недопустимо. И если уж мы не можем обойтись без Министерства по контролю за рождаемостью, то должны сначала уничтожить существующее, а затем создать новое с нуля. Миротворческие силы необходимо выдворить из Соединенных Штатов, да и вообще отовсюду. Я чувствую, что... что должна... сделать что-нибудь для этого. – Она открыто встретила жесткий, скептический взгляд, заставив Риппера опустить глаза и тихо закончила: – Изменить хоть что-то!

Дуглас медленно кивнул:

– Роберт не зря вас хвалил. – И с искренним интересом спросил: – Но почему вы все-таки выбрали меня?

– Чтобы изменить что-то, необходимо стать кем-то. В семьдесят шестом вы наверняка выставите свою кандидатуру на пост Генерального секретаря...

– Возможно, – с улыбкой поправил ее Риппер.

– По рейтингу вы по меньшей мере на пять пунктов опережаете ближайшего соперника. Вы не можете не победить. Последние шесть месяцев я изучала всех членов Совета Объединения. Вы американец. В возрасте двадцати восьми лет вы уже стали сенатором. Если...

Риппер фыркнул:

– А когда мне было двенадцать, я выгуливал чужих собак. Меня выбрали в Сенат в таком молодом возрасте, потому что это был бессмысленный пост и никому больше не понадобилась эта чертова работа, чтобы перехватывать ее у меня.

– Но благодаря этому бессмысленному посту вы попали в Совет Объединения, – возразила Дэнис. Риппер пожал плечами:

– Советник, чье место я получил, погиб во время Большой Беды. Я просто оказался в нужном месте в нужное время. Мадемуазель Даймара, вы не отвечаете на мой вопрос. Если вы решили заниматься политикой, это прекрасно – желание послужить на благо обществу в наши дни вызывает насмешки, но оно существует. И все же ваш выбор меня несколько смущает. Вы умны и талантливы, и я полагаю, что не менее полудюжины других Советников помимо меня с удовольствием приняли бы вас на службу по рекомендации Роберта. И я не единственный, кто нанимает его учеников.

– Почему вы? – Дэнис задумалась, как бы выкрутиться, потом решила высказаться прямо: – Действовала наугад. Я вас не знаю, и то, как вы голосовали в Совете, вовсе не наполняет мою душу абсолютным доверием. Но вы не хуже большинства Советников и гораздо лучше некоторых, а тот факт, что вы американец, многое для меня значит. То, что Объединение сотворило с Оккупированной Америкой, – это преступление.

Риппер помрачнел и неохотно кивнул:

– Да, гнев и ярость поселились в сердцах многих. Мы все это знаем и все живем с этим. Это осталось во всех нас, даже в тех, кто стал частью Объединения. Наша работа заключается в том, чтобы не допустить взрыва. Другими вещами мы тоже занимаемся, но эта задача ключевая. То, что вам не понравилось в моем голосовании, – это результат компромисса с другими Советниками, обмен голосов по вопросам, которые для меня не имеют значения, на их голоса по вопросам, имеющим значения. Вот почему то, как я голосую, иногда кажется непоследовательным, но это неизбежные издержки нормального политического процесса. А все вместе подчинено главной цели: вовремя выпускать пар из кипящего котла страстей в стране, вот уже двадцать лет готовой взорваться. Мы просто обязаны не допустить восстания, в котором Оккупированная Америка не может победить. Как вы думаете, почему я собираюсь стать Генеральным секретарем?

Объяснение, данное ему Дэнис, почти слово в слово повторяло то, что двумя месяцами раньше сказал ей Ральф Мудрый и Могучий:

– Это третий, и последний, срок правления Генерального секретаря Эддора. Если бы ему позволили выдвигаться еще на один срок, вы бы просто не стали выставлять свою кандидатуру. Вы тоже пользуетесь популярностью, но его рейтинг неизмеримо выше, и тогда бы вы проиграли. Полагаю, против него не выстоит никто из действующих политиков, за исключением разве что Мишеля Моро. Но Моро не пожелал участвовать в выборах, а Эддор в семьдесят шестом году уже не сможет выставить свою кандидатуру. Сейчас опросы общественного мнения дают вам тридцать два процента. Это на пять процентов больше, чем у Чжао Пена, даже со всеми китайскими голосами. Он получит свой миллиард «за», но не больше. И ни один француз, кроме Моро, не имеет никакого шанса победить в честных выборах. Единственный ваш реальный противник – это Сэнфорд Мтумка из Пан-Африки. Действующая администрация вызывает нарекания из-за возрастного состава, а вы даже моложе Эддора, что многие сочтут за недостаток. Мтумке за восемьдесят, и большинство стариков проголосуют за него, но, даже принимая во внимание его расовую принадлежность, это принесет ему только девятнадцать процентов. Риппер рассмеялся:

– Вы разыграли все как по нотам. Хотите работать на победителя и решили, что я могу им стать, не так ли?

– Не знаю, Советник. Знаю только, что у вас есть шанс.

Риппер внезапно замер, словно беркут в воздухе, и появившимся откуда-то пронзающим, невозможно жестким взглядом пригвоздил ее к месту. Ежась под этим взглядом, Дэнис впервые поверила, что этот человек действительно сможет через восемнадцать месяцев стать лидером Объединения и фактическим правителем всей Земли.

– Дэнис, если я возьму вас на работу, вам придется ездить со мной повсюду и во время поездок жить рядом со мной в большей близости, чем с кем бы то ни было, двадцать четыре часа в сутки – с момента, как мы покинем Капитолий, до момента возвращения. Исполняя свои обязанности, вы должны быть готовы заслонить меня своим телом и убивать без сомнений и колебаний, если это окажется необходимым для моей защиты. Вы сможете это сделать?

– Вы весьма красноречивы, Советник Риппер. Риппер осекся – реплика Дэнис выбила его из колеи.

– Имея хороших спичрайтеров, нетрудно прослыть Цицероном, – усмехнулся он.

Дэнис уже знала, какого ответа он ожидает от нее.

– Я еще никогда никого не убивала, Советник Риппер. Но думаю, что способна сделать это по крайней мере однажды. А дальше – пока не знаю.

Риппер удовлетворенно кивнул:

– Достаточно честно. Пожалуй, вы мне нравитесь. Перед уходом подойдите к мистеру Мартину. Ко всему прочему, он еще исполняет обязанности моего личного секретаря. Ичабод ознакомит вас с инструкциями и тем, как ведется проверка безопасности. – Он встал и протянул ей руку. – Добро пожаловать на борт.

– Я еще не сказала «да».

Риппер на мгновение застыл с протянутой рукой, потом широко улыбнулся: – Неужели?

4

Вечером в понедельник они сидели в комнате друг против друга по обе стороны татами. Окно, выходящее на запад, было открыто, сквозь него лился яркий и теплый солнечный свет и слышался городской шум.

– Значит, все прошло хорошо.

– Думаю, да. Он нанял меня.

– Он бы оказался дураком, если бы не сделал этого.

– Риппер сказал, что ты послал ему мое видео. Роберт кивнул:

– Старое, конечно. С открытого первенства по фристайлу в Сан-Диего, в семьдесят первом. Тебе тогда исполнилось восемнадцать, и если бы я не боялся, что ты зазнаешься, то тогда назвал бы твою форму безупречной. А сейчас ты еще лучше.

Дэнис прикусила губу:

– Спасибо.

– Правда – это не комплимент. Просто так и есть. Я никогда не встречал никого, кто двигается так, как ты, Дэнис. Никогда. Ты производишь впечатление на меня, что совсем не просто, и я уверен, что ты произвела впечатление на него.

– Он тоже произвел на меня впечатление. Сильное. Лицо Роберта ничего не выражало.

– Да?

– Вначале я не разглядела этого, – взахлеб заговорила девушка. – Я имею в виду Риппера в роли Генерального секретаря. Он так не похож на Эддора. Да еще в таком костюме, в котором, его можно представить себе разве что вице-президентом какого-нибудь банка. И голос у него немного безжизненный, к тому же он не умеет им пользоваться. Ему надо больше работать над собой.

– Как и большинству людей, – заметил тренер.

– Но потом мы начали разговаривать. Он хорошо выражает собственные мысли. Он рассказал о своем желании работать на благо общества, и я совсем не почувствовала в его словах фальши. – Дэнис помолчала, потом уверенно закончила: – Да, Риппер произвел на меня сильное впечатление.

– Производить впечатление – это его работа, Дэнис. Поэтому его выбрали и продолжают выбирать. Но не позволяй ему слишком воздействовать на тебя. Он часто ошибается, и если ты проработаешь с ним достаточно долго, то когда-нибудь он обманет твои ожидания. Как любит повторять Дуглас, политика – это тоже бизнес.

Дэнис отвела взгляд, а потом сказала:

– Мне не хватало твоей мудрости. Роберт улыбнулся и ласково произнес:

– Ты заблуждаешься, девочка моя. Такого понятия не существует.

– Да?

Улыбка его исчезла, и он ответил ей очень серьезно:

– Дэнис, опасайся людей, имеющих ответы на все твои вопросы. Ответы, что я нашел сам и которые кажутся тебе мудростью, – они не твои. Да и мои они только на сегодня. Завтра я уже стану другим человеком с другими потребностями, а мир и люди слишком сложны, чтобы какая-то одна система верований могла отражать все возможное разнообразие. Когда ты узнаешь что-то сама, придерживайся этого знания, но не ожидай, что оно сработает и для остальных. Иногда сработает. Но гораздо чаще – нет.

Дэнис ухмыльнулась:

– Ты вот сидишь и уверяешь меня, что такой вещи, как мудрость, не существует, а потом бац! – и выливаешь ее на меня целое ведро. Я так рада, что вернулась, Роберт. Ужасно приятно снова оказаться дома.

Он кивнул, потом медленно проговорил:

– Когда неделю за неделей, месяц за месяцем от тебя не было никаких вестей, я решил, что потерял тебя навсегда. И сейчас не могу выразить, как я счастлив, что этого не случилось.

После того как она ушла, Роберт остался сидеть в темноте на татами лицом на север. Недалеко от него на деревянном полу стоял чайник из блестящего синего фарфора. Внутри подставки из такого же материала горела свеча. Одна свеча будет поддерживать чай горячим почти всю ночь.

Роберт сидел, пил чай и ждал, когда наступит ночь и к нему явится гость. Ожидая, он слушал музыку.

Было странно, что знание музыки – в его эпоху показатель высокой культуры – теперь стало столь распространенной чертой. Роберт недостаточно изучал историю, чтобы понять, как это произошло, но предполагал, что такая тенденция появилась в начале века, – это был очень серьезный период во всемирной истории. В начале нового тысячелетия люди столкнулись с необходимостью в течение долгих десятилетий исправлять ошибки минувшего века. И тогда под руководством Сары Алмундсен мир принял вызов. Результатом стала война за Объединение, а потом...

Почти все экологические проблемы, вставшие перед человечеством, и большинство социальных явились прямым результатом того, что планета стонала под тяжестью слишком большого количества людей. Этого факта никто не мог бы оспорить.

После Объединения появилось на свет МКР – Министерство по контролю за рождаемостью.

То было суровое время, породившее серьезные проблемы, которые реально угрожали самому существованию человеческой расы. С другой стороны, в процессе их решения оказалось утраченным что-то неуловимое, но очень важное, некая утонченность, стремление к культуре и веселью. Мир стал более мрачным. Этого Роберт даже не замечал до тех пор, пока около восьми лет назад не встретил Дэнис Даймару. Она прекрасно себя контролировала, и прошел почти год, прежде чем он убедился в том, что она не только геник, но и, без сомнения, имеет прямое отношение к злополучному клану Кастанаверасов.

Роберт считал, что ему посчастливилось узнать и полюбить ее. Уже тогда она была превосходной танцовщицей. Он обучил ее контролю над своим телом, а она, дитя улиц, познакомила его с музыкой. Больше всего его поразило тогда, что прежде он никогда не ощущал, как ему не хватало музыки в жизни; теперь ему казалось, что источник любого движения зарождается именно в ней.

Откуда-то из прошлого всплыл вдруг в голове фрагмент полузабытой мелодии, сопровождающей куплет старой песенки:

Элвис от скверны очистил меня,

Он душу мою сохранил;

Явился из бездны, заблудших храня,

И рулетом с желе угостил.

Стихи забавляли его, иногда он гадал, кем мог быть этот Элвис? Наверное, какой-нибудь религиозный лидер, один из тех, кого в бессчетном количестве породил двадцатый век. Старые песни нравились Роберту больше всего, хотя зачастую он даже не знал имени исполнителя. Просто набор песен, «альбом», подаренный ему одним из учеников пару лет назад, после чего тот переехал вместе с родителями в Европу, и Роберт потерял с ним всякую связь.

Сегодня он ждал гостя под музыку и тонкий флер голоса певца. Музыка омывала его, а потом из тишины и темноты на свет вышла фигура, окутанная тенью. Тогда звуки, и ощущение гладкой, теплой чашки в руке, как и все ощущения внешнего мира, перестали существовать для Роберта Дазай Йо.

Он поставил чашку на деревянный пол и слегка наклонил голову. Больше он не сделал ни одного движения.

– Добрый вечер, сэр.

Камбер Тремодиан выглядел ожившим портретом. Немного выше Роберта, одетый в черное, белое и серое. Тени свивались вокруг него словно живые. На том месте, где должно было находиться его лицо, клубилось темно-серое облако. Роберт давно обнаружил, что чем пристальнее он вглядывается в этот туман, тем сильнее у него устают глаза. Позже он научился не смотреть.

На груди Камбера виднелся круг, составленный из концентрических окружностей, в центре его горела одна строчка, которую Роберт не мог прочесть – круги и слова сливались перед глазами дрожащим маревом, как иногда случается при жаре свыше сорока градусов.

Когда гость наконец заговорил, голос его звучал ровно, размеренно и безжизненно.

– Здравствуй, Роберт.

– Она вернулась ко мне.

– Я знаю.

– Конечно, знаешь. – Роберт помолчал. – Я скучал по ней. Ужасно скучал.

Камбер сделал еще шаг вперед, ближе к свету. И все равно его фигура не стала четче, тени скользнули вместе с ним, вновь обернув в расплывчатый серый саван.

– И об этом мне тоже известно.

Роберт изо всех сил старался не выдать ту боль, что наполняла его сердце.

– Служа тебе, я потерял всех, кого любил. Неужели я должен потерять и ее?

Темная фигура мягко проговорила:

– Не уверен, возникнет ли в этом необходимость. А пока могу сказать тебе только то, что ты и сам уже знаешь: если сумеешь защитить ее, защити. Но она идет своей дорогой, а ты своей. Если, служа мне, ты потеряешь ее, значит, тебе придется с этим смириться. Думаю, я на какое-то время перекрыл врагам подступы к Неуловимому Тренту, большее сейчас не в моих силах. Отклонение в этом году составляет почти двенадцать процентов. Человечество приближается к пику развития, над которым мой противник установил контроль. Возможно, это мое последнее посещение. Минимум два года и четыре месяца, а может и дольше, меня здесь не будет, и я не смогу вести тебя и советовать.

– Тебя здесь не будет? – удивился Роберт.

В словах Тремодиана сквозила безмерная усталость.

– Мой злейший Враг добился своего, Роберт. Мы заключили сделку – он и я, хотя нет никакой гарантии, что кто-то из врагов Трента, живущих в режиме Неразрывного Времени, не причинит ему вреда. Но от своего Врага я Трента уберег. За исключением опять же того варианта, что здесь и сейчас присутствует аватара моего противника. Детали нашего соглашения не должны тебя волновать, но к концу этого десятилетия, возможно, ты снова увидишь меня, правда, в Другом Месте, где я совсем не такой. Да и я тоже не всегда смогу узнать тебя там.

– Ты как-то говорил, что если мне не повезет, то я могу однажды встретиться с твоим противником.

– Сейчас это еще более вероятно, чем раньше, и становится тем реальнее, чем ближе мы подбираемся к пику. Даже мое сегодняшнее посещение исключительно опасно – агенты противника в этом времени более многочисленны и сильны, чем мои. Подозреваю, что тебя уже раскрыли и есть вероятность, что Враг попытается отвратить тебя от службы мне.

– Или убить?

Камбер Тремодиан поколебался, потом ответил прямо и откровенно, как равному:

– Нет, Роберт, я так не думаю. Ты один из шести живущих шивата этой эпохи, и я сильно сомневаюсь, что мой противник осмелится на Убийство, как бы живописно ни выглядела твоя смерть. Я – Ночной лик, он тоже, и если твоя гибель повлечет за собой утрату шиабры, это уничтожит нас обоих. Но наряду с нами в этом времени существуют еще пять Ночных ликов, и я не могу с уверенностью обещать, что Враг не сделает такой попытки. Роберт, я не могу предугадать.

– Если я встречу противника, как я его узнаю? Собеседник пожал плечами:

– Если он захочет, чтобы ты узнал его, ты узнаешь. А если нет, то нет. – Человек без лица внезапно рассмеялся заразительным веселым смехом. – Если ты увидишь кого-то, одетого так же, как я, но это буду не я, значит, это он. Только он будет в белом.

– В белом?

Голос Камбера все еще излучал веселье.

– Да. Это долгая история. Возможно, когда-нибудь, лет через десять или двадцать, я тебе ее расскажу. Но если тебе выдастся такая возможность, не стесняйся, попроси об этом Врага. Клянусь, тебе в жизни не встретить лучшего рассказчика.

– Дэнис не угрожает опасность с его стороны? Камбер покачал головой:

– Нет. Во всяком случае, не от него и не в том плане, что ты имеешь в виду. Я не могу защитить ее так, как защищал Трента, но Дэнис меньше нуждается в защите, потому что она его прямой предок и он не станет рисковать, угрожая ей. Моим предком она не является, но жизни ее потомков часто пересекались с моей жизнью. Я однажды попытался убить ее отца, но к тому времени Дэнис уже родилась, и смерть его тогда спасла бы девочку от гораздо большей потери. – У Роберта возникло странное ощущение, будто Камбер Тремодиан заглянул ему в глаза. – Но учти, Роберт, если возникнет необходимость в ее смерти, я приму это. И если будет нужно, чтобы вы с ней навсегда расстались, я тоже приму это.

– Ты слишком многого требуешь от меня.

– От других требовали большего. И они давали это. – Он помолчал. – А с Дэнис спрос еще больше, чем с тебя. Роберт прямо взглянул на Камбера Тремодиана:

– Ты жесток.

– Нет, Роберт, – ответил тот, и Роберт безошибочно уловил боль в его ровном, спокойном голосе. – Я – необходимость. – При этих словах тени заклубились вокруг его фигуры, и ночной гость исчез столь же внезапно, как появился.

Роберт посмотрел на чашку с чаем, зная, даже не прикасаясь, что он холодный. Мужчина долго сидел один, в темноте, наедине с музыкой.

Я думаю, ты любила меня

Так же, как я любил.

Что толку гадать теперь, чья вина?

Но я тебя не забыл!

... Но я тебя не забыл.

Потом он встал и пошел наверх спать, и во сне к нему пришла, принеся боль и желание, та женщина, которую он не видел тридцать лет.

ПРЕСС-ДАЙДЖЕСТ:

ШОУМАК О ЛИТЕРАТУРЕ.

(Выдержки из выступления перед группой писателей в Де-Мойне, штат Айова. Шоумак появился перед аудиторией с бутылкой виски в руке и с места в карьер заявил: «Как только содержимое этого пузыря иссякнет, я сразу же заткнусь»).

Откуда берутся мои долбаные сюжеты? Неужели в ваши тупые головы не пришло ничего более оригинального? Ты хочешь быть писателем и задаешь такой вопрос?

Лучше я скажу вам, откуда они не берутся. В шестьдесят третьем году, когда власти запретили вождение вручную, эта акция, безусловно, принесла облегчение некоторым из нас. Безопасность и все такое прочее... Но в мою кочерыжку идеи чаще всего приходили, когда я вел машину. Это было опасно. (Ладно, ладно, это было здорово. Но все равно опасно. Если меня попросят, я, может быть, расскажу, как однажды врезался в фургон. Его задние дверцы открылись, и оттуда вывалились две блондинки. Но только если уж очень сильно попросят, потому что это слишком грустная история, чтобы вспоминать ее за тот мизерный гонорар, который мне обещали за выступление)

Но если вам этого мало, я попробую ответить. Все очень просто: я звоню в Сюжетный банк, Пеория, штат Иллинойс. И обрабатываю новые сюжетные варианты, что они мне подкидывают. Это довольно дорогостоящий метод, но надо же как-то работать.

Какой у них номер? Ну ты, придурок, хрен собачий, это же была шутка! Вам вообще знакомо такое понятие, как чувство юмора? Нет никакого гребаного Сюжетного банка. Я его придумал.

На самом деле сюжет рождается примерно следующим образом. Сначала витает в воздухе. Потом потихоньку просачивается сквозь мой череп, строится и перестраивается, растет и набирает силу с каждым проходящим моментом, пока я не просыпаюсь посреди ночи – и вся эта гремучая смесь вскипает и выплескивается прямиком в память моего персонального компа. А потом становится рассказом, повестью или статьей.

Так жить интересно. Можете себе представить, на что это похоже? Не уметь безопасно обращаться с тяжелым оборудованием, с оружием или взрывчаткой? Заработать себе репутацию грубияна, потому что можешь внезапно посреди разговора прийти в себя и понять, что не знаешь, о чем толкует человек, с которым ты беседуешь? Вернуться из страны чудес и блаженства с какой-то противной железякой и вдруг осознать, что понятия не имеешь о том, сколько времени осталось до взрыва гранаты, которую ты держишь в руке?

Некоторые из вас могут себе это представить. Вы станете писателями, и другие люди в свою очередь будут задавать вам дурацкие вопросы. И вы никогда ни от кого не дождетесь сочувствия. Никогда! А от меня тем паче, поскольку у меня собственных проблем выше крыши.

Так что жрите, ребята, что дают, и закаляйтесь на будущее.

А что касается остальных, кому не светит приобщиться, скажу одно: все вы тупицы, придурки, дебилы – и навсегда ими останетесь.

Все, выпивка кончилась, и я закругляюсь.