Текст книги "Новый мозг"

«Правая рука, левая рука», «их речь <…> не является нормальной: она лишена мелодических и просодических компонентов, регулирующих повышение и понижение тона, ускорение и замедление темпа, усиление и ослабление звука, эмоциональность и логические ударения. Речь без просодики похожа на компьютерные голоса, которые звучат в телефонных автоответчиках»[17]17
  Chris Mc Manus, Right Hand Left Hand: The Origins of Asymmetry in Brains, Bodies, Atoms and Cultures (Harvard University Press, 2002), 181. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Слегка упрощая, можно сказать, что левое полушарие регулирует то, что сказано, в то время как правое определяет то, как сказано, – то есть управляет невербальными, зачастую эмоциональными сигналами, посылаемыми взглядом, мимикой и интонацией.

Однако разница между функциями правого и левого полушария вовсе не ограничивается противопоставлением вербального и невербального. Оппозиция текст/контекст, впервые предложенная Робертом Орнштайном, распространяется намного шире. Например, существуют письменные языки, в большой степени ориентированные на контекст. В таких языках, как арабский или иврит, часто пишутся только согласные – предполагается, что читатель сам восстановит гласные в зависимости от того, о чем идет речь. Если мы прочтем на таком языке что-нибудь вроде «рздвт жчк», то будем вставлять гласные, в зависимости от общего смысла, связанного то ли с контролем за популяцией насекомых («раздавить жучка»), то ли с выгуливанием собаки в холодную погоду («раздевать Жучку»). В языках, где читателю приходится восстанавливать гласные буквы, в отличие от английского, слова пишутся справа налево[18]18
  См. Ornstein, 37. Другой пример: «Японцы используют и фонетическое письмо (кана), и пиктографическое (канджи). Исследования показывают, что кана лучше обрабатывается левым полушарием, в то время как канджи лучше управляется правым». См.: Ornstein, 41. – Примеч. авт.


[Закрыть]. А как говорилось чуть выше, движением глаз справа налево управляет правое полушарие мозга.

Контекст важен и на других уровнях языка. Например, многочисленные исследования показали, что правое полушарие отвечает за способность распознавать метафоры. Если вы скажете мне, что у Хозе сердце величиной с Монтану, то мое левое полушарие мгновенно сообразит, кто такой Хозе, что такое сердце и какова площадь Монтаны. Но когда буквальное значение этой фразы окажется невозможным (как же сердце величиной в сто сорок семь тысяч квадратных миль может уместиться в грудную клетку Хозе, размеры которой намного скромнее?), оно «призовет на помощь» правое полушарие, чтобы то обработало эту нестыковку. И правое полушарие «объяснит» левому, что дело не в том, что у Хозе необычная анатомия, а в том, что Хозе – великодушный и любвеобильный человек. «Ни одна половина мозга… не совершает работу без помощи другой, – пишет Орнштайн. – Нам необходимо, чтобы текст нашей жизни был погружен в контекст»[19]19
  Ornstein, 140. – Примеч. авт.


[Закрыть].

4. Левое полушарие анализирует детали, правое полушарие синтезирует целостную картину.

В 1951 году Исайя Берлин[20]20
  Исайя Берлин (1909–1997) – британский философ и политолог, один из крупнейших либеральных мыслителей XX столетия. – Примеч. пер.


[Закрыть] написал статью с вызывающим зевоту названием «Исторический скептицизм Льва Толстого». Издателю эта статья понравилась, но заголовок вызвал ужас, и он поменял его на более броский – «Еж и лиса», – имея в виду греческую поговорку: «У лисы уловок разных целый короб, у ежа всего одна, зато какая!» Статья под новым названием помогла Исайе Берлину прославиться, а образ, использованный в заголовке, поможет нам охарактеризовать четвертое различие между двумя половинами мозга. Левая сторона – лиса, правая сторона – еж.

«В целом левое полушарие участвует в анализе информации, – говорит учебник по нейробиологии, – в то время как правое специализируется на синтезе; ему лучше удается совмещать разрозненные элементы, воспринимая их в качестве единого целого»[21]21
  Carlson, 84–85. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Анализ и синтез, возможно, наиболее фундаментальные способы обработки информации. Можно разбить целое на составные части, а можно собрать отдельные элементы в единую картину. Обе функции существенно важны для человеческого мышления, но ими управляют разные участки мозга. Роджер Сперри отметил это ключевое различие в статье, написанной им (в соавторстве с Джерри Леви-Арьести) в 1968 году:

«Научные данные свидетельствуют, что немое, малое [правое] полушарие специализируется на восприятии гештальта, главным образом осуществляя синтез поступающей информации. Говорящее, основное полушарие, напротив, действует в большей степени логическими, компьютерными методами. Его язык не адекватен мгновенному комплексному синтезу, которого добивается правое полушарие»[22]22
  Jerre Levy-Agresti and R.W. Sperry, «Differential Perceptual Capacities in Major and Minor Hemispheres», Proceedings of the National Academy of Sciences (vol. 61, 1968). – Примеч. авт.


[Закрыть].

Левое полушарие сводит информацию к частным ответам, правое образует из нее гештальт, левое сосредоточено на категориях, правое – на взаимосвязях, левое способно улавливать детали, но только правое может создать цельную картину.

Все это опять возвращает нас к сканам мозга.

Страх и ненависть в амигдалах

Неподалеку от центральной части мозга разместились две миндалевидные структуры, которые служат для мозга своего рода министерством внутренней безопасности[23]23
  Эта метафора принадлежит не мне. Я услышал ее от нейробиологов, но никто из них не смог сказать, кто же автор этой изящной формулировки. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Они называются мозжечковыми миндалинами, или амигдалами, и играют решающую роль при обработке эмоций – прежде всего страха. Поскольку одна амигдала локализована в левом полушарии, а другая в правом, они неустанно отслеживают возможные угрозы. Неудивительно, что, когда я лежал в аппарате для МРТ и рассматривал гримасничающих людей и страшные сцены, мои амигдалы подавали сигналы тревоги. Но вот какая из амигдал – правая или левая – включала сирену, в значительной степени зависело от снимков, которые я рассматривал.

Впоследствии на сканах мозга было видно: когда я смотрел на фотографии лиц, активизировались обе амигдалы, но правая была намного активней, чем левая; когда я смотрел на снимки со страшными сценами, левая амигдала была активнее правой. Как выяснилось, это полностью соответствует тому, что известно о двух полушариях мозга.

Почему же левая амигдала активнее реагировала при сигналах о ситуациях, чем о лицах? Да потому что для корректной обработки информации о каждой ситуации необходимо быстрое пошаговое осмысление, в котором преуспевает левое полушарие. Поразмышляйте над снимком с пистолетом, и у вас развернется логическая цепочка: «Это пистолет. Пистолет опасен. Человек направил пистолет на меня. Это угрожающая ситуация». В этот момент моя левая амигдала, образно говоря, вскакивает со стула, разбивает стекло и нажимает на кнопку тревоги. Когда же я рассматривал лица, левая амигдала, напротив, вела себя относительно спокойно (проявляла умеренную активность). Дело в том, что правое полушарие, как подтверждали бесчисленные исследования, специализируется и на распознавании образов, и на интерпретации эмоций. Эта способность основана не на последовательном, аналитическом рассуждении (мы ведь не смотрим сначала на глаза, потом на нос, потом на зубы и так далее), а на умении интерпретировать части лица одновременно и синтезировать различные детали в единый образ.

Есть и другие причины, объясняющие несходство реакций. Человек понимает, что наставленный на него пистолет представляет собой угрозу, и при этом опирается на какие-то известные ему вещи. Согласно Ахмаду Харири – нейробиологу, возглавлявшему то направление проекта Института здоровья, в котором участвовал я, – реакция на подобные изображения, «по всей вероятности, вырабатывается благодаря опыту и социальным взаимодействиям, а следовательно, связана если и не исключительно, то преимущественно с реакциями участков левого мозгового полушария»[24]24
  Ahmad Hariri et al. «The Amigdala Response to Emotional Stimuli: A Comparison of Faces and Scenes», NeuroImage 17 (2002), 217–223. См. также: Elizabeth A Pheles et al., «Activation of the Left Amigdala to a Cognitive Representation of Fear», Nature Neuroscience (April 2001). – Примеч. авт.


[Закрыть]. Если бы я показал этот снимок человеку, который никогда не видел пистолета и поэтому не знает, что он опасен, то наиболее вероятной реакцией был бы не страх, а недоумение. А вот если бы я показал снимок лица белой женщины человеку, который никогда не видел белой женщины или вообще никого, кроме жителей своей деревни, то он, скорей всего, понял бы выражение лица на снимке. Профессор Калифорнийского университета Пол Экман разработал эту серию снимков (она называется «Система кодировки лицевой активности»), и мы познакомимся с ним в главе 7. За тридцать пять лет исследовательской работы, в ходе которой он тестировал снимки на самых разных испытуемых – от университетских студентов до представителей отдаленных племен Новой Гвинеи, – он пришел именно к такому выводу: «Ни разу не бывало, чтобы большинство представителей двух различных культур приписывали различные эмоции одному и тому же выражению лица»[25]25
  Paul Ekman, Emotions Revealed: Recognizing Faces and Feelings to Improve Communication and Emotional Life (Times Books, 2003), 13. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Итак, оказалось, что мой мозг не только стандартно выглядит, он и функционирует стандартно. Обе части работают слаженно – и при этом каждая выполняет свою работу. Левое полушарие отвечает за логику, последовательность, язык и анализ, правое обеспечивает синтез, эмоциональную выразительность, контекст и целостный образ.

Новое целостное сознание

Все люди делятся на две группы, – утверждает старая шутка, – на тех, кто уверен, что все на свете делится на две группы, и на всех остальных. По-видимому, для человеческих существ естественно видеть мир через пары противопоставлений. Восток и запад. Марс и Венера. Логика и эмоция. Левое и правое. Но в большинстве систем мы не можем остановить свой выбор на какой-то одной из составляющих – более того, такой выбор может быть опасен. К примеру, логика без эмоций – это мертвенное существование в духе Спока[26]26
  Спок – персонаж американского фантастического сериала «Звездный путь», бесстрастный и хладнокровный инопланетянин. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Эмоция без логики – слезливый, истеричный мир, где часы никогда не идут точно, а автобусы никогда не приходят вовремя. В конечном счете инь всегда нуждается в ян.

Все это оказывается особенно верным, если речь заходит о работе полушарий мозга. Они составляют ансамбль, две половины оркестра, и если музыканты одной из них вдруг упакуют инструменты и уйдут домой, то остальные сыграют что-то чудовищное. МакМанус пишет:

«Как бы ни было заманчиво порассуждать о правом и левом полушарии в отдельности, на самом деле полушария – две части единого мозга, предназначенные для стройной и слаженной работы в составе цельного мозга. Левое полушарие умеет совершать логические операции, а правое обладает знаниями о мире. Сложим их вместе – и получим мощную мыслительную машину. Будем использовать по отдельности – и получим нелепый или бессмысленный результат»[27]27
  McManus, 183–184. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Иными словами, наше здоровье, счастье и успех зависят об работы обоих полушарий.

Однако различия в функционировании правого и левого полушарий служат яркой метафорой для описания того, как разные люди и организации устраивают свою жизнь. Есть люди, которым больше свойственно логическое, последовательное, компьютерное мышление, и они обычно становятся юристами, бухгалтерами и инженерами. Другие больше тяготеют к мышлению холистическому, интуитивному и нелинейному, и они становятся изобретателями, артистами и воспитателями. Кроме того, эти личностные склонности лежат в основе тех принципов, в соответствии с которыми строятся и живут семьи, институции и сообщества.

Первый вид мышления мы назовем Л-ориентированным. Способ обработки информации и подход к жизни, свойственные левому полушарию мозга, выражаются в последовательности, грамотности, функциональности, текстуальности и аналитике. Такое мышление господствует в Информационном веке и имеет символическое воплощение в виде программиста, которого ценят в прагматичных конторах и награждают наивысшими баллами в школах и институтах. Такой деятель управляем левополушарными процессами и ориентирован на левополушарные результаты. Противоположный стиль мышления мы назовем П-ориентированным. Способ обработки информации и подход к жизни, свойственные правому полушарию мозга, выражаются в одновременности, метафоричности, эстетике, контексте и синтезе. Такое мышление недооценивается в Информационном веке и имеет символические воплощения в виде художника и медсестры, которые проходят по низшему разряду в организациях и получают неважные оценки в школах и институтах. Такой деятель управляем правополушарными процессами и ориентирован на правополушарные результаты[28]28
  Поскольку лишь очень немногие вынуждены обходиться только одним полушарием, я выбрал термины «Л-ориентированное» и «П-ориентированное» вместо более удобных «левополушарное» и «правополушарное». Разумеется, эта книга – не трактат по нейробиологии. Нейробиология задействована здесь исключительно как материал для метафоры. Но даже в метафорическом пространстве (и, пожалуй, особенно в нем) очень важно сохранять точность по отношению к науке. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Разумеется, для того чтобы жизнь была полноценной, а общество – эффективным и справедливым, необходимы оба подхода. Однако уже то, что я чувствую обязанность подчеркивать это очевидное обстоятельство, лишний раз доказывает, насколько сильна над нами власть упрощенного, бинарного мышления. Многие, вопреки всем научным данным, обожествляют правое полушарие, но все-таки противоположная крайность остается более сильной. В целом наша культура склонна ценить Л-ориентированное мышление выше, чем его напарника, относиться к нему серьезнее, а противоположный тип мышления считать не лишенным пользы, но все-таки второстепенным.

Но сейчас положение дел меняется и, меняясь, обещает придать нашей жизни совершенно иные очертания. Мышление в формате левого полушария привычно воспринимается в положении за рулем, а мышление в формате правого – на пассажирском сиденье. Сегодня же П-ориентированное мышление – это объект, который неожиданно выхватывает руль, жмет на газ и принимает решение, куда ехать и каким маршрутом. Л-ориентированные способности (те, что измеряются SAT’ами[29]29
  SAT (scholar aptitude test) – единый экзамен для поступающих в высшие учебные заведения США. – Примеч. пер.


[Закрыть] и высоко ценятся в деловом мире) по-прежнему нужны, но их одних уже недостаточно. А П-ориентированные способности, которыми так часто пренебрегали или упускали из виду (художественные склонности, эмпатия, умение мыслить перспективно и искать в жизни высший смысл), с течением времени все больше будут определять, кто вырвется вперед, а кто будет плестись в хвосте. Эти перемены пугают и вдохновляют одновременно, и в следующей главе я объясню, какие причины вызвали их.

Глава 2
Изобилие, Азия и автоматизация

Вернемся вместе в чарующую пору недавнего прошлого – в семидесятые годы, эпоху моего детства. Когда я был маленьким, американские родители из среднего класса вываливали на головы детей один и тот же набор советов: получай хорошие оценки, поступай в институт и выбирай профессию, которая обеспечит тебе приличный уровень существования, а если повезет, то еще и престиж. Если тебе хорошо дается математика и естественные науки, становись врачом, если английский язык и история – иди в адвокаты. Если ты падаешь в обморок при виде крови, а язык у тебя не бог весть как подвешен, иди в бухгалтеры. Чуть позже, когда рабочие столы стали украшать компьютеры, а обложки журналов – фотографии директоров фирм, то молодые люди, которым и вправду хорошо давалась математика и естественные науки, ринулись в хай-тек (от high technology – высокие технологии. – Ред.), а другая толпа устремилась в бизнес-школы, полагая, что «успех» и «факультет менеджмента» – слова-синонимы.

Юристы, врачи, бухгалтеры, инженеры и члены правления компаний… Великий Питер Друкер дал этому типу профессионалов несколько неуклюжее, но широко распространившееся наименование «работники знания». Это «люди, которым платят за то, что они используют в работе знания, полученные в учебных заведениях, а не физические усилия или умение работать руками», – писал Друкер. От прочих представителей рабочей силы эту группу отличает «умение получать и применять теоретическое и аналитическое знание». (Иными словами, они преуспели в Л-ориентированном мышлении.) Скорее всего, они никогда не составят большинства, писал Друкер, но тем не менее именно они «будут определять облик, ведущие тенденции и социальную физиономию формирующегося общества»[30]30
  Впервые Друкер подробно разобрал понятие «работник знания» в своей книге 1959 года «The Landmarks of Tomorrow» («Вехи завтрашнего дня»), хотя до этого использовал этот термин в своей статье «The Next Decade in Management» («Менеджмент ближайшего десятилетия») Dun’s Review and Modern Industry 74 (December 1959). Первая цитата этого параграфа приводится по тексту статьи как всегда блистательного Ричарда Донкина «Employees as Investors» («Наемные служащие как инвесторы») Financial Times (October 30, 2002). Вторая и третья цитаты – из статьи Друкера «The Age of Social Transformation» – «Эпоха социальной трансформации», Atlantic Monthly (November 1994). Некоторые позднейшие соображения Друкера на этот счет см. в его статье «The Next Society» («Общество будущего»), The Economist (November 1, 2003), где он определяет работников знания как «людей, обладающих солидным образованием и теоретическими знаниями: врачей, юристов, бухгалтеров-экономистов, химиков-технологов». – Примеч. авт.


[Закрыть].

Друкер, как всегда, попал в яблочко. Работники знания и их стиль мышления действительно сформировали облик, ведущие тенденции и социальную физиономию современного общества. Вспомним о пошлинах, которые приходится платить всякому представителю американского среднего класса по пути в страну работников знания. Вот некоторые из них: PSAT, SAT, GMAT, LSAT и MCAT[31]31
  PSAT (Preliminary SAT) – стандартизированный тест для старшеклассников; GMAT (Graduate Management Admission Test) – тест для поступления в аспирантуру по менеджерским специальностям; LSAT (Law School Admission Test) и MCAT (Medical School Admission Test) – аналогичные вступительные тесты в юридические и медицинские вузы. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Заметили, что две последние буквы везде одинаковые? Все это инструменты для измерения чистого и незамутненного Л-ориентированного мышления. Они требуют анализа и логики и выдают баллы за однозначный, компьютерно-точный и один-единственный правильный ответ. Задания выстроены в линейной последовательности, а их выполнение ограничено во времени. Ты выбираешь один правильный ответ на вопрос. Потом переходишь к следующему, потом – к следующему и так далее, пока не выйдет время. Эти тесты превратились в строгих привратников у входа в меритократический[32]32
  Меритократия (букв.: «власть достойных») – общественное устройство, при котором власть принадлежит наиболее способным людям, независимо от их происхождения. Впервые этот термин был употреблен иронически в антиутопии Майкла Янга «Возвышение меритократии» (1958) при описании футурологического мира, где положение человека в обществе определяется его интеллектуальным коэффициентом. Впоследствии термин использовался в социологии уже без негативного оттенка. – Примеч. пер.


[Закрыть] мир среднего класса. Они создали SAT’ократию – устройство, при котором пропуск в достойную жизнь выдается тем, кто умеет рассуждать логично, последовательно и быстро. Так произошло не только в Америке. Большинство развитых стран (вспомним вступительные экзамены в Великобритании и японские школы с их бесконечной зубрежкой) тратят массу времени и средств на производство левополушарных работников знания.

В свое время эта общественная модель привела к поразительным успехам. Она покончила с господством аристократических привилегий и открыла путь к образованию и карьере для представителей самых разных сословий. Она подстегнула развитие мировой экономики и подняла стандарты уровня жизни. Но сейчас дни SAT’ократии сочтены. Нет, Л-ориентированное мышление, детище и наивысшая ценность предыдущей эпохи, не утратило значимости, просто его одного уже недостаточно. Приближается эпоха, в которой от навыков П-ориентированного мышления будет все больше зависеть успех.

Для некоторых из вас это радостная новость, для других – как гром среди ясного неба. Глава, которую вы читаете, предназначена главным образом для вторых – тех, кто следовал родительским советам и набирал высокие баллы по тестам. Чтобы убедить вас в реальности того, о чем я говорю, позволю себе воспользоваться левополушарным, механистическим языком причин и следствий. Следствие: уменьшение относительной значимости Л-ориентированного мышления и, соответственно, увеличение значимости П-ориентированного мышления. Причины: изобилие, Азия и автоматизация.

Изобилие

Еще один штрих семидесятых: каждый год в августе мама брала моего брата, сестру и меня, и мы отправлялись закупать одежду к новому учебному году. Всякий раз мы совершали путешествие в Истлэнд-молл, один из трех крупнейших торговых центров в центральном Огайо. Оказавшись внутри, мы обычно заходили в какой-нибудь из общенациональных универмагов, вроде «Сиэрз» или «Джей-Си-Пенни», или местный, например в «Лазарус», где в отделах детской одежды стояло примерно по дюжине стоек. Кроме того, в молле было около тридцати магазинчиков, меньше по площади и ассортименту, которые ютились вдоль простенков. Как и большинство американцев в ту эпоху, мы считали Истлэнд-молл и такие же крытые торговые центры с системой контроля климата вершиной современного изобилия.

Мои дети отнеслись бы к нему без всякого восторга. В двадцати минутах езды от нашего вашингтонского дома находится около сорока огромных торговых центров, величину, богатство ассортимента и размах которых было невозможно представить себе тридцать лет назад. Вот, например, «Потомак-Ярдс», расположенный у шоссе № 1 в северной Виргинии. Как-то воскресным августовским утром мы с женой и тремя нашими детьми отправились «на закупки» к новому учебному году. Начали мы с гигантского магазина в дальнем конце центра. В отделе женской одежды мы выбирали между кофточками и свитерами от Моссимо, блейзерами от Мероны, куртками от Айзека Мизрахи и одеждой для беременных от Лиз Ланж. Отделы детской одежды – такие же огромные и едва ли не такие же шикарные. Итальянский дизайнер Моссимо создал целую линию детской одежды, в том числе комплекты из бархатных брюк и курточек, которые как раз подошли для двух наших дочерей. Ассортимент – фантастически интереснее, ярче и богаче, чем тот, из чего в семидесятые приходилось выбирать мне. Однако было в этих роскошных детских шмотках кое-что еще более примечательное по сравнению со скудным выбором моего детства: одежда стала дешевле. Мы же были не в шикарном бутике. Мы с семьей покупали одежду в «Таргете». Сколько стоит этот бархатный комплект от Моссимо? Пятнадцать долларов. А те женские курточки от дизайнера? Десять долларов. А новая замшевая куртка моей жены от Айзека Мизрахи? Сорок девять долларов. А через несколько рядов продается мебель для дома – ее создал дизайнер Тодд Олдам, а стоит она дешевле той, что мои родители обычно покупали в «Сиэрз». Весь торговый центр – это акры и акры ласкающей взгляд и недорогой продукции.

А ведь «Таргет» – всего один из магазинов для среднего класса в «Потомак-Ярдс». Два шага – и мы уже в «Стейплз» (громадина в двадцать тысяч квадратных метров), где продается семь с половиной тысяч видов канцтоваров для школы и офиса. (В Соединенных Штатах и Европе таких «Стейплз» больше полутора тысяч.) Рядом со «Стейплз – такой же неисчерпаемый «Петсмарт», один из шестисот ему подобных зоомагазинов в Соединенных Штатах и Канаде, каждый из которых в среднестатистический день продает товаров на пятнадцать тысяч долларов[33]33
  Ежегодный отчет «Стейплз» за 2003 год (см. www.cotporate-ir.net/ir_site.zhtml?ticker=PR_96244&script=2100); «PetSmart», Отчет о результатах второго квартала 2003 года, PerSmart 2003 Annual Report (August 28, 2003). – Примеч. авт.


[Закрыть]. В этом конкретном магазине был даже собственный салон по уходу за животными. Рядом с «Петсмартом» – «Бест-Бай», магазин электроники, где отдел розничной продажи больше, чем целый квартал, в котором стоит наш дом. Отдел, отданный под домашние кинотеатры, – яркая иллюстрация гонки телевизионных технологий: вот плазменные, вот с высоким разрешением, вот с плоской панелью, стартуем с 42-дюймового экрана, и постепенно эскалация напряженности вырастает до 47, 50, 54, 56 и, наконец, 65 дюймов. В отделе телефонов, по моим подсчетам, тридцать девять разных моделей мобильников. А ведь эти четыре магазина занимают лишь третью часть площади всего торгового центра.

Однако самое примечательное в «Потомак-Ярдс» – это то, что в нем нет совершенно ничего примечательного. Такие же уголки потребительского рая можно найти в Америке где угодно, и не только там, они все чаще и чаще появляются в Европе и в некоторых странах Азии. Эти покупательские Мекки – всего лишь одно из ярких доказательств того, что в современной жизни происходят невероятные перемены. Большую часть исторического времени наша жизнь определялась нехваткой материальных благ. Сейчас же определяющая черта социальной, экономической и культурной жизни в большей части мира – изобилие.

Наши левые полушария сделали нас богатыми. Имея в своем распоряжении армию друкеровских работников знания, экономика Информационного века сформировала для большей части развитого мира такие жизненные стандарты, каких и вообразить себе не могли наши предки.

Вот детали, характеризующие нашу эру изобилия:

• Более половины двадцатого столетия основную часть американского среднего класса вдохновляла мечта о собственном доме и собственном автомобиле. Сегодня больше чем две трети американцев владеют теми домами, в которых живут. (Около тринадцати процентов домов, которые сейчас покупают, – это второй дом для семьи[34]34
  Gregg Easterbrook, The Progress Paradox: How Life Gets Better While People Feel Worse (Random House, 2003), 6. В остроумной книге Истербрука содержится также набор других статистических данных, подтверждающих тот факт, что от недостачи мы перешли к изобилию. – Примеч. авт.


[Закрыть].) Что же касается автомобилей, то на сегодняшний день в США их больше, чем лицензированных водителей, – а это значит, что у всякого, кто умеет водить, как правило, есть своя машина[35]35
  Данные Бюро транспортной статистики США – 2001 National Household Travel Survey. С ними также можно ознакомиться на сайте:www.bts.gov. – Примеч. авт.


[Закрыть].

• Self-storage (бизнес, основанный на хранении лишнего барахла) стал в США индустрией с годовым оборотом в 17 миллиардов долларов – это больше, чем в киноиндустрии. Более того, в некоторых странах эта индустрия растет еще стремительнее[36]36
  John De Graaf, David Wann, and Thomas H.Naylor, Affluenza: The AllConsuming Epidemic (Berrett-Koehler Publishers, Inc., 2002), 32. См. такжеданные на: www.selfstorage.org. – Примеч. авт.


[Закрыть].

• Если вещей у нас так много, что их совсем уже некуда девать, мы их просто выбрасываем. Как отмечает исследовательница бизнеса Полли Ла-Барре, «Соединенные Штаты расходуют на мешки для мусора больше, чем девяносто других стран – на все остальное. Иначе говоря, вместилище наших отходов стоит дороже, чем все товары, которые покупают в половине стран мира»[37]37
  Polly LaBarre, «How to Lead a Rich Life», Fast Company (March 2003). – Примеч. авт.


[Закрыть].

Однако изобилие привело к парадоксальному результату: триумф Л-ориентированного мышления снизил его ценность. Процветание, созданное им, поставило во главу угла способности менее рациональные и в большей степени П-ориентированные: красоту, духовность и эмоции. Бизнесу уже недостаточно сделать что-то, что будет стоить разумных денег и прилично работать. Изделие должно быть еще и красивым, неповторимым, должно обладать значимостью и удовлетворять тому, что Вирджиния Пострел называет «эстетическим императивом»[38]38
  Virginia Postrel, The Substance of Style: How the Rise of Aesthetic Value Is Remaking Culture, Commerce, and Consciousness (HarpetCollins, 2003). Оттуда же: «Еще важнее, что эстетика оказывается решающим фактором покупательского выбора. Когда мы решаем, на что в следующий раз потратить время или деньги, исходя из того, что у нас уже имеется, и сравнительной стоимости и преимуществ каждого из вариантов, то на вершине нашего списка, скорей всего, окажется то, чем можно полюбоваться, или то, что можно прочувствовать. Нам не надо, чтобы пищи было больше, пусть даже речь идет о ресторанных деликатесах. Мы уже пресытились. Нам нужно, чтобы еда была тоньше и изысканнее, а обстановка, в которой мы ее поглощаем, – привлекательнее. Совершается переход от материального количества к неосязаемому, эмоционально насыщенному качеству». – Примеч. авт.


[Закрыть]. Возможно, самая яркая примета этого сдвига, которую мы увидели во время семейного выезда в «Таргет», – одержимость среднего класса дизайном. Дизайнеры с мировым именем, вроде тех, кого я упоминал раньше, а также таких титанов, как Карим Рашид и Филиппе Старк, создают любые товары для самых что ни на есть среднестатистических магазинов для средних американцев из среднего класса. «Таргет» и такие же магазины уже продали три с лишним миллиона единиц полипропиленовых мусорных корзинок «гарбо», созданных Рашидом. Мусорная корзина от дизайнера! Попробуйте объяснить это своему левому полушарию.

А как вам ершик для унитаза, который я тогда же купил в «Таргет»?

Ершик для унитаза, созданный одним из известнейших в мире архитекторов и промышленных дизайнеров – профессором Майклом Грейвзом, преподавателем архитектуры в Принстонском университете. Цена ершика – около шести долларов. Только на пике изобилия может возникнуть ситуация, когда так много людей хочет купить красивые корзины для мусора и ершики для унитаза. Обыденные, утилитарные вещи превратились в предмет вожделения.

В эпоху изобилия уже недостаточно учитывать лишь рациональные, логичные и насущные потребности. Инженеры должны придумать вещь, которая будет хорошо служить. Но, если она не будет радовать глаз, если не западет в душу, ее никто не купит. Ведь нам есть из чего выбирать. Дизайн, эмпатия, игра и другие, более «деликатные» на первый взгляд качества – вот что сегодня в первую очередь важно, чтобы услуги и товары стали узнаваемыми на перенасыщенном рынке.

Эпоха изобилия выдвигает на первый план П-ориентированное мышление в отношении еще одного важного аспекта. Когда я буду лежать на смертном одре, то вряд ли, окинув мысленным взором свою жизнь, я скажу: «Да, я совершил немало ошибок, но все-таки в 2004 году мне удалось отхватить один из тех грейвзовских ершиков для унитаза». Изобилие наполнило нашу жизнь красивыми вещами, однако широкий ассортимент товаров вовсе не гарантирует нам счастья. Парадокс процветания состоит в том, что уровень качества жизни неуклонно повышается десятилетие за десятилетием, представления же о самореализации – духовной, семейной, человеческой – не меняются. Вот почему так много людей, освобожденных процветанием, но не удовлетворенных им, реагируют на этот парадокс духовными исканиями. Эндрю Дельбанко из Колумбийского университета пишет: «Самая поразительная черта современной культуры – неутолимая тоска по трансцендентному»[39]39
  Andrew Delbanco, The Real American Dream: A Meditation on Hope (Harvard University Press, 1999), 113. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Загляните в любой уголок благополучной жизни в какой угодно развитой стране, и вы обнаружите там, помимо колоссального потребительского ассортимента, тот самый поиск духовности в действии. Начиная с таких практик, как йога и медитация, прежде бывших экзотическими, а теперь вошедших в массовый обиход, и заканчивая внешними знаками духовности на рабочих местах и евангельской тематикой в литературе и кино, – поиски цели и смысла стали неотъемлемой частью нашей жизни. Внимание людей во всем мире сместилось от повседневного жизненного текста к более широкому контексту. Разумеется, материальное благосостояние коснулось не всех обитателей развитого мира, не говоря уж о множестве людей в менее развитых странах. Но все-таки эра изобилия избавила сотни миллионов людей от борьбы за выживание и, как писал Роберт Уильям Фогель, лауреат Нобелевской премии по экономике, «превратило духовные искания из занятия крохотной части населения в дело едва ли не всего человечества»[40]40
  Robert William Fogel, The Fourth Great Awakening and the Future of Egalitarianism (University of Chicago Press, 2000), 3. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Ну а если я вас еще не убедил, позвольте привести еще один – лучезарный – пример. Сто лет назад электрическое освещение было редкостью, теперь же оно есть у всех. Лампочки стоят дешево. Электричество – везде. Свечи? Да кому они нужны? Но оказывается, их покупает масса народу. В Соединенных Штатах свечной бизнес достигает оборота в 2,4 миллиарда долларов в год[41]41
  «Wax Buildup», American Demographics (March 2002). – Примеч. авт.


[Закрыть]. Этот феномен не объяснить рациональной потребностью в осветительных приборах, его причины – жажда красивого и трансцендентного, появившаяся недавно и характерная для процветающей страны.

Азия

Когда собирал материал для книги, я познакомился с четырьмя программистами из Индии.

Все они являются живой иллюстрацией этики работников знания, которая описана в начале этой главы. Как и большинство умных детей, выходцев из среднего класса, они последовали родительским советам: хорошо учились в школе, поступили в хорошие университеты и выучились на инженеров и программистов. Теперь все они работают в крупной компании по производству программного обеспечения, где помогают писать компьютерные коды для североамериканских банков и аэрокомпаний и, выполняя высококвалифицированную работу, получают не больше пятнадцати тысяч долларов в год.

Работники знания, знакомьтесь со своими новыми конкурентами: Шривидья, Лалит, Кавита и Камал из города Мумбаи в Индии.

Немногие темы в последние годы вызывали больше споров и беспокойства, чем аутсорсинг. Эти четыре программиста и их коллеги из Индии, Филиппин и Китая до смерти перепугали программистов и других левополушарных специалистов в Северной Америке и Европе и подняли волну протестов, бойкотов и политических деклараций. Работа, которую они выполняют, не самая сложная на свете, но она востребована мультинациональными корпорациями и до недавнего времени делалась чуть ли не исключительно в Соединенных Штатах, где обеспечивала приятную для «белых воротничков» зарплату в семьдесят тысяч долларов в год и выше. Сейчас эту работу делают двадцатипятилетние индусы, делают так же качественно, если не лучше, так же быстро, если не быстрее, а получают за нее столько же, сколько несмышленыш, торчащий за прилавком в «Тако-Белл»[42]42
  «Тако-Белл» – сеть ресторанчиков фастфуд. – Примеч. авт.


[Закрыть]. А их зарплата, мизерная по западным стандартам, примерно в двадцать пять раз выше той, что получает среднестатистический индус. Эти деньги позволяют вести жизнь, характерную для верхушки среднего класса, покупать квартиры и регулярно ездить в отпуск.

Программисты, с которыми я познакомился в Мумбаи, – всего лишь четыре высокообразованных капельки глобального цунами. Каждый год колледжи и университеты Индии выпускают около трехсот пятидесяти тысяч специалистов с инженерным образованием[43]43
  Rachel Konrad, «Job Exports May Imperil U.S.Programmers», Associated Press (July 13, 2003). – Примеч. авт.


[Закрыть]. Именно поэтому половина компаний, фигурирующих в рейтинге «Fortune Global 500», переводят свои подразделения в Индию[44]44
  Pankaj Mishra, «India: On the Downstring of Software Outsourcing», Asia Computer Weekly (January 13, 2003). – Примеч. авт.


[Закрыть]. Примерно сорок восемь процентов программного обеспечения «Джэнерал электрик» производится там. На эту компанию работает астрономическое число индусов – двадцать тысяч (а в индийских офисах висят объявления: «Посторонним вход опасен: вы будете наняты на работу»). На «Хьюлетт-Паккард» работает несколько тысяч индийских программистов. «Сименс» уже нанял в Индии три тысячи компьютерщиков и выводит за границу еще пятнадцать тысяч таких же рабочих мест. У «Оракла» пятитысячный индийский персонал.

«Випро», огромная индийская компания по IT-консалтингу, наняла около семнадцати тысяч программистов, которые работают на «Хоум Депот», «Нокию» и «Сони». Этот список можно продолжать. Генеральный директор «Джэнерал электрик» в Индии сообщил лондонской газете «Файнэншл Таймс»: «Любая работа, которой на рынке труда занимаются англоязычные страны – США, Великобритания и Австралия, – может быть сделана в Индии. Единственный предел – границы вашего воображения»[45]45
  Khozem Merchant, «GE Champion India’s World Services», Financial Times (June 3, 2003).


[Закрыть].