Текст книги "Страж границ"

Как мне с ним вступить в контакт? На каком языке заговорить? Впрочем, выбор не так уж велик – либо русский, вероятность владения которым у иномирянина стремится к нулю, либо межмировой. Еще могу пролепетать что-нибудь на немецком, но это вряд ли принесет результат.

Пока я стоял и размышлял, иномирянин, будто почувствовав мое молчаливое присутствие, внезапно повернулся. Бормотание вмиг прекратилось. Теперь я видел его лицо отчетливо. Бледное и чуть вытянутое, с тонкими чертами. Немного печальное и явно чем-то озабоченное. И какое-то оно необычное – иномирянин явно не принадлежал ни к одной из существующих на Земле этнических групп. И похоже на то, что мой новый гость вовсе не «он», а «она»… Да, это женщина, без сомнений, ибо как только она приподнялась с колен и полностью повернулась ко мне, на ее груди я узрел два явно выдающихся холмика, обтянутых светло-коричневой тканью.

Выглядела иномирянка лет на тридцать пять. Лицо чуть помятое, словно его обладательница только встала с постели и еще не успела умыться. Темные волосы коротко острижены, прическа, мягко говоря, оставляет желать лучшего – странно, и как такое могла допустить женщина? Телосложение немного полноватое, но только самую малость. А рост: сантиметров сто семьдесят. Что касается одежды – уж не знаю как в этом мире, но на Земле в наше время представительницы прекрасного пола подобное носят очень редко. В общем, надето на ней нечто вроде туники с удлиненным подолом, перевязано сие одеяние черным ремнем с поблескивающими на свету кругляшками пуговиц. На ногах – невысокие черные ботинки, но, судя по виду, сшиты они явно не для женской ноги – грубые и тупоносые.

Незнакомка глядела на меня с явным интересом, на ее лице переливалась самая разнообразная гамма эмоций. Сначала недоумение, потом явное недоверие, сопровождаемое чуть нахмурившимися бровями, и затем легкий восторг, плавно перетекающий в откровенную радость. Вопреки всеобщему мнению, гласящему, что повстречав незнакомца в лесу ничего хорошего от него, как правило, ждать не стоит, на лице иномирянки не отобразилось и толики испуга.

– Парламано к’хун! – чуть растянулись уголки губ женщины, глаза радушно засияли Странно, с чего это она так радуется моему появлению?

– Здравствуйте! – промямлил я, не в силах придумать ничего более вразумительного.

– Куэрло м’хил туэр? – Брови незнакомки нахмурились.

– Не понимаю я тебя… – озадаченно протянул я, стараясь вспомнить фразу, означающую на межмировом языке дружелюбное приветствие.

– Амутино! – жалобно пробормотала иномирянка, с явным сожалением глядя на меня.

– Кайтанелли! – поприветствовал я незнакомку на межпространственном.

– Дуайтэ, – помотала головой она, давая понять, что совершенно меня не понимает.

Межпространственным она не владеет. Впрочем, язык этот распространен исключительно среди братии стражей и магов, а она к ней явно не принадлежит. Как же быть?

– Гилдэт гар’х ширти. – Женщина улыбнулась и шагнула ко мне, ее жестковатая рука аккуратно сжала мою ладонь.

– Постойте, дамочка, – запротестовал я.

– Дуайтэ варано, гио дэро канн дэт’х, – снова улыбнувшись, помотала головой незнакомка. Ее рука при этом чуть потянула меня к себе.

Похоже, она хочет, чтобы я пошел за ней. Что ж, попробую. В любом случае, другого выхода у меня нет.

Иномирянка вела меня по лесу, держа за руку, как ребенка. Временами она оборачивалась, что-то говорила на своем непонятном языке и снова устремляла взор в глубину леса. Я шел молча. Поначалу пытался с ней заговорить, хотел хотя бы узнать ее имя и представиться самому, но ответом было лишь отрицательное мотание головой и таинственное «Дуайтэ».

Минут через двадцать мы вышли на обширную поляну, густо покрытую сочной зеленью. Вдалеке виднелось нечто вроде небольшого селения – маленькие домики с округлыми крышами плотно прижимались друг к другу подобно сбившимся в группу пухлым грибам.

Я облегченно вздохнул – незнакомка поступила правильно. Видимо, осознав, что войти в полноценный контакт с незваным гостем она не может, женщина решила отвести меня к более опытному человеку. Наверное, совсем скоро я предстану перед старостой деревни или еще кем-нибудь более весомым.

Но к моему удивлению повела она меня не в селение, а в другую сторону – чуть левее от деревни. Через некоторое время я узрел в отдалении одинокую бревенчатую хижину, скромно притуленную к краю леса.

Строеньице это, как и сбившиеся в кучку деревенские дома неподалеку, тоже являло собой нечто странное. Вроде и похоже на обычное жилище старых времен, тем не менее, было в нем что-то чуждое. Видимо, каркас здания был построен по иному принципу, а не так, как принято на Земле – бревна сложены таким образом, что дом издали напоминает огромный гриб.

И вот мы подошли к жилищу, поднялись на небольшое крылечко. Женщина отворила узкую дверь и дружелюбно указала мне на открывшийся проход, – мол, заходи, не стесняйся.

– Э, нет! – чуть растянул губы в улыбке я. – Женщины вперед.…

– Дуайтэ, – помотала головой незнакомка. – Гио дэро!

– Ну, ладно, будь по-твоему, – вздохнул я и, напоследок окинув взглядом окружающее пространство, чуть пригнулся и шагнул в темный зев дверного проема.

Я оказался в сенях, заставленных разнообразными вещами, о предназначении которых стоило только догадываться. Впрочем, некоторые из них удивительно напоминали предметы сельскохозяйственного инвентаря – вон в углу нечто вроде тяпки лежит, грабли аккуратно приставлены к стенке, возле невысокой скамейки расположился небольшой плуг.

– Гио дэро, – пролепетала снова иномирянка. Пока я озирался, она успела прошмыгнуть мимо меня и теперь стояла возле следующей двери, ведущей, видимо, в недра жилища.

– Да иду я, иду, – ответил я, перешагивая через порог.

Теперь я стоял в тесной, но достаточно уютной комнате – сразу видно, что здесь приложила руку женщина. Все аккуратно и к месту. Небольшой камин с дугообразной топкой расположился посередине стены, недалеко от него стояла деревянная кровать, застланная чем-то вроде стеганого покрывала. К круглому оконцу приставлен широкий округлый стол, сколоченный из прочного на вид дерева, и высокий, тщательно освобожденный от коры пенек – судя по всему, банальная замена стула. В целом можно сделать вывод, что оказался я в архаичном и весьма комфортном жилище, приправленным иномирной самобытностью.

Женщина подошла ко мне вплотную и, ткнув пальцем себе в грудь, вымолвила:

– Кави.

Похоже, она наконец-то представилась. В ответ я тоже приложил палец к груди и по слогам выговорил:

– Ан-дрей.

– Дуайтэ, – замотала головой она и, легонько толкнув меня ладонью в грудь, произнесла: – Фирбет.

И что это означает? Я же ей назвал свое имя.

Я повторил процедуру приветствия, выговорив свое имя еще отчетливее.

– Дуайтэ, – снова не согласилась иномирянка, в голосе промелькнули едва заметные нотки недовольства. – Яги дан Фирбет.

– Да нет же, Андрей меня зовут, Ан-дрей! – настаивал на своем я.

– Яги дан Фирбет. – В глазах женщины блеснуло возмущение. Она явно требовала, чтобы я называл себя Фирбетом.

– Ладно, пусть я буду для тебя Фирбетом, – махнул рукой я.

– Яги дан Фирбет, – снова повторила иномирянка.

– Да, Фирбет, Фирбет, черт с тобой! – кивнул я.

Кави удовлетворенно улыбнулась и тут же принялась увлеченно что-то рассказывать. Я, естественно, ничего понять не мог. Пару раз пытался перебить ее, но женщину ничто не могло остановить. Непонятные слова так и лились из ее уст.

Я слушал. Долго слушал. Некоторые слова в ее речи повторялись неоднократно – видимо, это были предлоги или местоимения. А иногда Кави указывала на предметы и объекты: стол, камин, кровать, окно, пол, потолок; периодически тыкала пальцем себе в грудь, и порой даже указывала на меня. И я заметил, что кое-что из ее туманного рассказа начало проясняться. Да и по интонации можно было с легкостью понять, что женщина определенно жаловалась на что-то или на кого-то.

И вот затянувшееся повествование наконец закончилось. Губы Кави расплылись в теплой улыбке, и она довольным голосом изрекла кульминационную фразу, о значении которой я быстро догадался. Несомненно, она вымолвила что-то сродни: «Теперь все изменится к лучшему» или «Отныне дела пойдут хорошо». И почему-то мне показалось, что это положительное изменение в ее жизни загадочным образом связано с моим появлением. Невольно сложилось ощущение, что она ждала меня. Ведь даже тогда, у подножия древнего памятника, иномирянка, встретив меня, не особо удивилась.

Как бы то ни было, мне сейчас не до этого. Нужно искать Якова Всеволодовича. Но с чего начинать поиски, если на местном языке я не могу связать и двух слов? Стало быть, необходимо овладеть местной речью хотя бы на начальном уровне. А это ведь непростая задача. Для изучения нового языка потребуется не один день.

Посему, я решил прибегнуть к наиболее простому способу. В последующие тридцать минут я путем убогого языка жестов упорно пытался вынудить из моей новой знакомой хоть какую-нибудь информацию, прямо или косвенно касающуюся моего наставника. Но на все вопросы женщина отвечала мрачным «Дуайтэ», явно давая понять, что ничего не уразумевает.

Окончательно выбившись из сил, я махнул на все рукой и, чертыхнувшись, обессилено рухнул на табурет-пенек. Иномирянка присела рядом на корточки, ее рука нежно провела по моим волосам, а полный сострадания взгляд ласково прошелся по моему измученному лицу.

– Т’ха ги, конари вэ, – тихо изрекла она с такой интонацией, будто говорила нечто вроде: «Милый мой, как мне тебя жаль!». Видимо, Кави тоже понимала, что между нами стоит непробиваемая крепость языкового барьера.

– Мне нужно овладеть твоим языком. Ты сможешь меня ему обучить?

– Гиро, – ответила она, явно не понимая, о чем я спрашиваю.

– Может, попытать счастья в том селении? – спросил я сам у себя. Встал, мой взгляд снова устремился на женщину. – А ну-ка пойдем со мной. Отведешь меня в ту деревню. – Я указал на дверь.

– Яги горэ орт’х, Фирбет? – спросила Кави чуть взволнованно.

– Не знаю, что ты там говоришь, но я собираюсь в ту деревню. – Я шагнул к выходу. Женщина, что-то невнятно бормоча, последовала за мной.

Оказавшись снова на улице, я взглянул в отдаленные силуэты диковинных домов. Повернулся к своей новой знакомой, хлопнул себя по груди и указал на селение.

– Дуайтэ, – замотала головой она, в глазах блеснуло беспокойство. Вмиг оказавшись рядом со мной, Кави взяла мою руку, дернула к себе, определенно желая, чтобы я следовал за ней.

– Нет, я пойду в деревню. Возможно, там удастся наладить контакт, – воспротивился я, указывая пальцем на обветшалые крыши иномирных хижин.

– Дуайтэ! – снова запротестовала женщина.

И тут из ее рта снова полился поток непонятных слов. Иномирянка импульсивно жестикулировала, видимо, пытаясь объяснить, что в той деревне происходит что-то неладное. Она корчила такие гримасы, что мне и вправду становилось жутко.

– Стало быть, мне нужно остаться у тебя.

Не знаю, поняла меня женщина или нет, но после моих слов на ее лице сразу же засияла радужная улыбка, и она, чуть прильнув ко мне, прошептала:

– Гиро.

И в этом чужом мире у меня появился дом. Нет, скорее, не дом, а временное пристанище, ведь оставаться здесь на всю оставшуюся жизнь я не собирался.

Кави вела себя довольно-таки забавно. Она постоянно отиралась возле меня, безустанно приговаривая: «Т’ха ги, Фирбет!», что впоследствии я перевел, как «Милый мой, Фирбет». Я же постигал тонкости нового языка, ежедневно выучивая по десятку слов. Видимо, тот эликсир, что я выпил накануне, по-прежнему действовал, потому что новый язык мне давался без особого труда. К концу первой недели моего пребывания здесь мы с Кави уже могли общаться друг с другом, а в завершении второй седмицы мне мало-помалу стали открываться некоторые тайны этого дикого мира.

Оказалось, что в том селении, куда Кави упорно не желала меня пускать, по словам иномирянки живут «неверные Кубу люди», что они очень жестоки и алчны и не ведают добра. На вопрос, что же такое Куб (это я потом перевел ломающееся на языке слово, как «куб», изначально оно звучало по-другому) женщина долго изучала меня пристальным взглядом недоверчивого следователя и, видимо, смирившись с моим незнанием столь простой вещи, неохотно объяснила, что Куб – это творец всего сущего. Проще говоря, бог. Я сразу же вспомнил тот грандиозный монумент в лесу, где позволил себе прикорнуть на часок-другой и где повстречал Кави. И, естественно, я спросил у женщины, не является ли то древнее сооружение воплощением ее Куба, но иномирянка снова обвела меня подозрительным взглядом и отвечать отказалась.

А в остальном все шло гладко. Кави охотно помогала мне в изучении ее языка, многое объясняла, но кое-что, как и сведения о своей религии, утаивала. Впрочем, о ее жизни у меня сложилось яркое представление. Она носила ярлык изгнанницы (правда, за что с ней так поступили, она, опять же, умолчала) и вела уединенный образ жизни, занимаясь сельским хозяйством.

Параллельно я пытался связаться с учителем. Часами медитировал, упорно старался открыть ментальный канал, что должен был настроить меня на мысли наставника. Но все было тщетно. Яков Всеволодович по неведомым причинам на контакт не шел. Но я не отчаивался. Возможность того, что его в этом мире нет, я не допускал даже в мыслях. Просто нужно еще немного времени.

Глава 7

С того дня, как я оказался на Дарне, минуло чуть больше месяца. Тридцать шесть дней, если быть точным. И как бы это печально не прозвучало, но я за это время ни на шаг не приблизился к разгадке исчезновения наставника. Зато гипотез навоображал, хоть диссертацию пиши. Некоторые из них казались дикими и даже глупыми, как то: попадание учителя в плен к аборигенам; неудачное проникновение и последующее разоблачение Якова Всеволодовича в шайке местных мастеров магии; затянувшаяся схватка с сильным противником, что послужило причиной тяжелого ранения и заставило наставника залечь у какого-нибудь знакомого чародея, дабы подлечиться. Время от времени в голову заползала паническая мысль о возможной гибели учителя, заставляя тело содрогаться, а кожу – покрываться стаями противных мурашек. Но я ее сразу же отбрасывал, как и те тоскливые думы о том, что я могу остаться в этом измерении до конца своих дней.

– Доброе утро, Фирбет! Время вставать и готовиться к приему пищи, – поприветствовала меня Кави на своем родном языке. Интересный факт: женщина упорно отказывалась называть меня моим истинным именем, растолковав это тем, что прозвище «Фирбет» подходит мне больше. Да и вообще, я заметил, что она всячески пытается помыкать мною, что порой выводит из себя.

– Да, сейчас, – вздохнул я, потягиваясь. Впрочем, проснулся я уже давненько, но продолжал лежать в постели с закрытыми глазами, размышляя о своей горемычной участи.

Самодельная лежанка скрипнула, и я медленно приподнялся. Кави маячила передо мной, накрывая на стол. Пухлый глиняный горшок уже гордо стоял на деревянной поверхности, испуская приятный аромат.

– Какие видел сны? – поинтересовалась хозяйка.

– Да так, ничего особенного, – отмахнулся я, неохотно направляясь к тазу с водой, чтобы умыться.

– Это плохо, – заключила иномирянка.

– Что плохо?

– Когда не видишь снов.

– Кому как, – пожал плечами я. – Мне вот без разницы.

– Нет, это очень плохо. Если не видишь снов, значит, Куб не хочет с тобой разговаривать, – настаивала на своем Кави.

Как я успел понять, местные жители считали сновидение явлением мистическим и проявляющимся только у тех людей, кто получил благословение божье.

– Может, он этого не хочет, потому что я не местный? – улыбнулся я.

– Нет. Такого быть не может. Пусть ты с других земель, но Куб – он ведь един для всех.

Я мысленно усмехнулся. Я не стал рассказывать иномирянке о том, каким образом попал в ее мир. А придумал простую легенду об одиноком путешественнике, прибывшем из дальних земель, что простираются за Хребтовыми Холмами (так местные жители именовали те горы, куда меня выбросил телепорт Якова Всеволодовича).

– Наверное, он обиделся на меня из-за чего-то, вот и не желает разговаривать, – снова отшутился я, присаживаясь за стол.

Приятный аромат испеченной картошки резко ударил в нос. Запах свежего овощного салата наравне с ним пробил и себе дорогу в глубины моего восприятия, возбудив неслабый аппетит. Долго не раздумывая, я принялся уплетать завтрак за обе щеки.

Кави смотрела на меня с неподдельным интересом. Порой мне казалось, что она хочет попросить чего-то… экстраординарного, что ли. Я ей явно нравился, причем, в качестве мужчины. И это не удивительно, если взять во внимание ее положение изгнанницы: у несчастной видимо давно не было интимной связи с представителем противоположного пола.

– Чем будешь сегодня заниматься? – наглядевшись на меня, спросила она.

– Тем же, чем и вчера.

– Изучать наш язык?

– Угу, – пробурчал я, тщательно пережевывая пищу.

– Ты уже достаточно овладел им.

– Не совсем.

– Достаточно. Понимаешь, что говорю я, сам умеешь говорить – чего еще надо?

– Изучить вашу речь еще лучше.

– Незачем тебе это.

– Мне это нужно, – не согласился я. – Ваш мир огромен. Мне пригодятся знания о нем. А чтобы эти знания получить, необходимо полностью преодолеть языковой барьер.

– Ты опять собираешься уйти от меня? – Иномирянка насупилась.

Кави не нравилось, когда я говорил или хотя бы намекал на то, что собираюсь покинуть ее уютное гнездышко. Видимо, я ей нравился настолько, что она вообще не хотела меня отпускать. Никуда и никогда.

– Послушай, Кави, – вздохнул я. – Мы уже обсудили это. Я благодарен тебе за очаг и за то, что ты все это время обо мне заботилась, избавляла от любой работы, хотя я тебе неоднократно предлагал свою помощь. Но я не могу остаться у тебя навсегда. Я должен вернуться домой, пойми это. Мне здесь не место.

– Нет, твое место здесь! – не отступала женщина. – Здесь! В моем доме. За его пределами тебе придется… – Она на мгновение умолкла, видимо, ища подходящее слово, но вскоре продолжила: – Тебе придется очень тяжело.

– Я справлюсь, уж поверь мне, – натянуто улыбнулся я.

– Нет, ты не справишься! – Брови иномирянки нахмурились еще больше. Теперь она злилась.

– Предоставь решать это мне.

– Нет, решать буду я!

– Хватит, Кави! – не выдержал я, прикрикнув. – Сколько можно? Я сам определюсь, хорошо? Не надо мне диктовать: что да как делать. Я позабочусь о себе сам, ясно?

Глаза у Кави блестели лютым недовольством. Губы сжались, ноздри раздулись, на щеки вылился розовый румянец. Но женщина молчала.

– Ты… ты… глупый скап[1]1
  Скап – парнокопытное млекопитающее с короткими конечностями и крепкими роговыми отростками на голове; тело покрыто густой шерстью, которая часто используется в качестве материала для пошива одежды; широко распространено среди животноводов мира Дарн. Животному свойственен упрямый нрав и своеволие, что послужило причиной шутливого сравнения скапа с людьми, отличающимися устойчивой точкой зрения по какому-либо поводу.


[Закрыть]! Я все равно не отпущу тебя! – Она резко встала и, схватив опустевший горшок, зашагала к камину.

– Как будто я стану спрашивать! – по-русски выговорил я, бросив ложку на стол.

– Что ты сказал? – Метающий искры взгляд снова устремился ко мне.

– Ничего, – огрызнулся я, вновь погрузившись в раздумья.

Хотя подобные ссоры случались частенько, привыкнуть к ним я не мог. Как и к упрямому характеру Кави. Ее вспыльчивый нрав и щепетильное отношение ко мне зачастую бесили настолько, что я готов был плюнуть на все предоставляемые ею блага и покинуть наскучивший дом в любую минуту.

– Благодарю за завтрак! – Я встал из-за стола, шаркнув по полу ножками табурета.

Женщина, повернувшись ко мне спиной, молчала. Ясно дело – обиделась!

И тут вдруг достаточно тихую атмосферу жилища нарушил глухой звук.

Кави вопросительно посмотрела на меня, потом ее взгляд перескочил на дверь.

– Мне показалось, или в дверь действительно постучали? – озвучил повисшее в воздухе недоумение я.

– Кави, открывай! – раздался недружелюбный голос с улицы.

– Кто это?

– Открывай же! А то хуже будет! – пригрозил другой голос, визгливый.

Женщина, чуть помешкав, двинулась к выходу. Прогремел засов, и дверь распахнулась.

Не спрашивая разрешения у хозяйки, незваные гости лавиной ринулись в дом. Растерянная Кави отступила на несколько шагов, пропуская пришельцев. Толпа, успешно миновав сени, влилась в комнату.

Люди – их было человек восемь, причем все женщины разных возрастов – обступили несчастную иномирянку со всех сторон. Они начали недовольно галдеть, да так сердито, будто обвиняли в чем-то именно ее, при этом импульсивно жестикулируя и тыча пальцами в мою сторону.

Бедная хозяйка дома выглядела загнанным зверьком. Она отчаянно мотала головой, определенно с чем-то не соглашаясь, пыталась что-то сказать, но ее хрупкие возгласы сразу же тонули в море всеобщих упреков и укоров.

Что говорили все эти женщины – я разобрать не мог, ибо речь текла хаотичным потоком. Из непрерывного галдежа моему слуху удалось вырвать лишь несколько часто повторяемых слов: изгнанница, право, мужчина, обязанность и другие, перевода которых я не знал.

От такого неоправданного и внезапного напора мне стало дурно. Вмешиваться в столь яростно текущую беседу мне совсем не хотелось, поэтому я решил выйти на свежий воздух. Но, буквально сделав пару шагов, я остановился, ибо путь мне преградила одна из скандалисток.

– Стой! Куда это ты пошел? – Недобрый взгляд вскользь пробежался по мне.

– Мне надо…

Взбешенные женщины одна за другой стали переключаться на меня. Они что-то говорили, тыча пальцами в сторону Кави и корча при этом такие гримасы, что мне становилось противно на них смотреть.

– Ты пойдешь с нами, – строго заявила одна из женщин, схватив меня за запястье.

– Да, нечего тебе делать в доме этой изгнанницы, – закивала другая.

– Так, успокойтесь! – не выдержав такого психологического натиска, вскрикнул я.

И гул, словно по мановению волшебной палочки, начал стихать. Незваные гостьи одна за другой стали обращать внимание на меня. Пылающее в глазах недовольство сменялось искренним удивлением.

– А теперь кто-нибудь из вас тихо и внятно объяснит мне, что здесь происходит, – потребовал я.

– Как смеешь ты, мужчина, перебивать нас?! – Одна из женщин – высокая и худая особа, с вытянутым как у крысы лицом и серыми волосами, недобро прищурилась.

От такого вопроса я, признаться, впал в замешательство. Я стоял и глядел на восемь пар недоуменно-злых глаз, не в силах произнести и слова. Мои губы шевелились, глаза сверкали непониманием, а волосы, наверное, стояли дыбом.

Нет, я никогда не был женоненавистником. Напротив, я всегда любил представительниц прекрасного пола, уважал их за нежность и умение искренне любить. Но сейчас, когда незнакомая женщина буквально плюнула мне в лицо своим резким вопросом, мною овладел бес. И бес этот был куда сильнее того демона, что вселился в мое тело тогда, в деревне хантов.

Но едва я открыл рот, за меня вдруг заступилась одна из скандалисток.

– Он не виноват, что говорит таким тоном.

– Я тоже так считаю. Здесь только вина Кави. Она сделала его таким… – И дальше я не понял, каким по мнению второй защитницы сделала меня Кави, потому что из ее уст полились непонятные слова.

Спор воспрянул с новой силой, но под другим углом. Теперь предметом обсуждения стал я.

– Твоя обязанность – обеспечивать нас продлением… – слышал я такие слова в свой адрес.

– У тебя нет права поступать иначе… – тоже предназначалось мне.

– Ты должен делать так, как все мужчины, а не как велит эта покинутая Израхией женщина, – выхватил я из всеобщего гула уже более здравую мысль.

– Это вы покинутые Кубом женщины, а не я! Вы предали его, уверовав в ложного бога, и он накажет вас за это, – вдруг вскричала Кави. И ее снова атаковали ненасытные скандалистки.

Я почувствовал, как голова пошла кругом. На виски давило неистовой силой, в ушах шумело, а со лба стекали тонкие струйки пота. Я с недоумением осознал, что и сам вовсю веду постылый спор, непроизвольно жестикулирую, отчаянно пытаясь кому-то что-то доказать.

И вот я начал понимать, что меня уводят из этого дома. Кто-то тащил за руку, кто-то тянул за ворот, не давая возможности вырваться. Едва успев прихватить свой френч, я оказался на улице, со скорбью наблюдая, как умывалется горькими слезами бедная Кави. Кого-кого, а ее эти злые скандалистки не пожалели.

Неистовая лавина женщин понесла меня в деревню – туда, куда я, как ни иронично, давно желал попасть.

Мы приблизились к грибовидным домикам. Жители обступили нас со всех сторон, обстреливая меня удивленно-жадными взглядами. Но самое удивительное то, что среди селян я не заметил ни одного мужчины. Все обитатели этой деревеньки – исключительно женщины. Молодые и старые. Худые и полные. Симпатичные и не очень…

После нескольких минут оценивающего изучения меня повели дальше. Я попытался воспротивиться – хотел вырваться из окружившего меня кольца женщин, но все усилия оказались бесполезными. Выпускать они меня определенно не желали. Вопросы и требования хоть что-нибудь объяснить тоже не принесли результата.

И вскоре мы подошли к низенькому домику, напоминающему скорее маленький сарай, нежели жилище.

– Заходи в дом. – Женщина с «крысиным» лицом указала на дверь.

– Что это еще за будка? – спросил я.

– Это Дом Мужчины. Твое место, – строгим тоном ответила иномирянка.

– Мое место? Я вам что, сторожевой пес?

– Заходи и ни о чем не спрашивай. – Дверь хижины распахнулась, и меня впихнули внутрь.

– Да какого черта?! Дайте мне выйти! – закричал я, но в ответ услышал, как щелкнул дверной замок, давая понять, что меня здесь заперли.

Заперли!

Я барабанил по двери, толкал ее из всех сил, бил ногами. Но ничего не помогло. Дверь оказалась на удивление прочной.

Значит, следует применить другой способ.

Я отошел от злосчастной двери. Мысленно начал концентрироваться на «Элап этд дат», заклинании из циклопского арсенала. Рука подалась вперед, энергия чуть ли не со свистом стала выплескиваться из меня, ветром устремляясь к цели.

Но вместо ожидаемого эффекта я увидел, как дверь стремительно отдалилась от меня, причем вместе со всей стеной. Мой мозг едва успел сообразить, что это меня самого отнесло назад, как вдруг я упал, ударяясь спиной о противоположную стену. Какие-то полки с чем-то увесистым попадали на плечи. Что-то с глухим треском бухнулось на пол. Локтем ударился о нечто твердое и легкое, острая боль молнией пронзила руку.

Заклинание явно сработало наоборот. Похоже, что случилось это из-за нестабильности энергетических потоков этого мира, о чем так рьяно предупреждал Яков Всеволодович. Теперь я понимаю, что он тогда имел в виду, когда говорил, что в разных мирах одни и те же заклинания действуют по-разному.

Потирая ушибленную руку, я встал на ноги и огляделся.

Окружающая обстановка представляла из себя убогую картину. Скупой интерьер хижины, состоящий из низенького топчана, старого круглого стола, вазы и полок, которые я имел неосторожность сломать, нагнетал тоску. К тому же в домике было мрачно, как в погребе, лишь тонкие лучики, просачивающиеся сквозь многочисленные трещины в стенах, говорили о том, что на улице властвует день.

Скрупулезно изучив дом на предмет выхода, я убедился, что его нет. Дверь, как упоминалось ранее, заперта. Два круглых окна наглухо забиты снаружи. Люка на чердак вообще не предусмотрено.

Выходит, я попался.

Только совершенно непонятно: с какой целью взбалмошные бабы посадили меня в эту деревянную коробку. Я что, представляю опасность для местного общества? Или, может быть, я обладаю чем-то, что нужно им?

Не знаю, сколько времени я просидел на жестком топчане, размышляя о последних событиях. Часа два, наверное. Единственный вывод, к которому я пришел, выглядел банально: меня посадили в эту клетку не просто так, а с какой-то определенной целью. Вот только с какой именно – я пока определить не мог.

Вечерело. Об этом ясно говорили на порядок потускневшие линии света, проникающие сквозь щели. Да зелень на ветках, что аккуратно были воткнуты в объемистую вазу, тоже начали тускло светиться. Местные жители используют интересный метод освещения – срезают побеги деревьев и кустарников и ставят их в емкости с водой. Наступает вечер, и листья, подчиняясь природным законам, начинают источать свет. И чем свежее зелень, тем ярче она светится. С этой же целью используют цветы в горшках. Поэтому домашние растения здесь носят не только декоративный характер, но и практический.

В животе жалобно заурчало – организм непримиримо требовал пищи. А на сердце скребли кошки. Уединение явно не придавало хорошего настроения.

Вскоре мой чуткий слух уловил какую-то суету на улице. Замок щелкнул, дверь распахнулась, и в обитель моего одиночества вошла женщина.

Внешне ей лет двадцать. Черты лица миловидные, ее даже можно назвать симпатичной, хотя особой привлекательностью она не блещет. Одета в длинное коричневое платье. На голове нечто вроде косынки. В руках держит поднос с кувшином и какими-то яствами.

Девушка медленно прошла по комнате. Робко глянула на меня и, поставив поднос на стол, тихо вымолвила:

– Еда.

Обведя ее унылым взглядом, я тяжело вздохнул.

– Я уж думал, совсем про меня забыли.

Иномирянка потупила взгляд и тихо, как тень, выплыла из комнаты. Дверной замок щелкнул, и я снова остался один.

Недолго думая, я подобрался к столу и принялся за трапезу. Поглотил пищу, не особо разобрав, чем именно она была. Решив заняться медитацией и в очередной раз попытаться связаться с учителем, я уселся на пол и начал концентрироваться.

За дверью снова послышался шум. Щелкнул замок. И ко мне вновь явился посетитель, а точнее посетительница.

Поначалу я думал, что вернулась девушка в коричневом платье, чтобы забрать посуду. Но ошибся. Гостьей оказалась женщина с «крысиным» лицом.

Иномирянка наградила меня удивленным взглядом – ей, видимо, показалось странным мое расположение на полу, – но возмущаться не стала. Чуть помешкав, она вольготно пересекла комнату и присела на табурет.

– Как ты себя чувствуешь? – холодно спросила она. Ее лицо при этом не выражало никаких эмоций.

– Жив пока. Но могу покончить с собой, если вы будет держать меня здесь долго, – чуть помолчав, ответил я.

– Откуда ты пришел? – не вникая в сказанное мной, поинтересовалась иномирянка.

– Издалека.

– Откуда именно?

– Нет, так дело не пойдет, – покачал головой я и, стараясь держаться увереннее, продолжил: – Прежде, чем вы услышите ответы на свои вопросы, я хочу получить кое-какие объяснения.

Лицо иномирянки чуть нахмурилось. В глазах блеснуло явное раздражение.

– Почему ты говоришь со мной в таком тоне, мужчина? Как ты смеешь отвергать мой вопрос? Отвечай немедленно: откуда ты взялся?

– Вот чертова баба! – проскрежетал я по-русски.

– Что ты сказал?

– Ничего…

– Вижу, ты хочешь провести в одиночестве еще день. В таком случае мне здесь больше делать нечего. – Иномирянка быстро поднялась с табурета.

Я, мысленно выругавшись, запротестовал: