Текст книги "Общая теория Доминант"

– Не поможет Макс. Это бесполезно. Ты конечно можешь отстранить меня или принудительно отправить к психологу, но я не успокоюсь. Может вообще уйду из Охотников. Чтобы поставить как ты говоришь мозги на место, мне надо, чтобы у этой девочки исполнилось ее последнее желание. Я и сам понимаю, что вряд ли она из клиники выйдет, только верить в это не хочу, – заявил Берк.

– Знаешь что, Берк, а иди-ка ты к куратору. Я не стану нарушать правила и подвергать людей риску. Но и запрещать я тебе ничего не буду. Как он скажет так и поступлю. Все я умываю руки, как говорил Понтий Пилат, – ответил Макс.

– Но я не Иисус Христос. Почему ты это делаешь Макс? – спросил Берк, вставая.

– Потому что я начальник Охотников и потому, что я не хочу, чтобы ты потом обвинял меня в том, что я выбрал безопасность, а не совесть. Теперь иди, он еще должен быть на месте. Владимир Алексеевич часто задерживается на работе. Его ответ сообщишь мне по электронной почте. А я сейчас ухожу, – Макс встал и начал собирать со стола бумаги, рассовывая их по ящикам стола. Берк вышел из Общей комнаты и побрел к куратору Охотников. На положительный ответ он не надеялся.

Кабинет куратора Отдела Охотников находился в соседнем, совсем старом корпусе СБ. Берк прошел туда по застекленному коридору, поднялся на лифте и очутился в просторном холле. Тут он был всего второй раз, первый раз он приходил, когда решался вопрос с «доброй» доминантой. Берк постучал в массивную деревянную дверь, не дожидаясь ответа открыл ее и вошел в кабинет. Из-за стола навстречу ему встал Владимир Алексеевич. Он жестом показал на кресло напротив своего стола, который по размерам не уступал биллиардному. Берк сдержанно, но вежливо поздоровался и сел в кресло.

– Ну слушаю тебя Дима. Ничего, что я тебя называю нормальным именем, честно говоря, я не люблю этих сокращенных имен. Рассказывай, что случилось, иначе ты бы не пришел ко мне, разве не так? – доброжелательно спросил куратор.

– Так, – подтвердил Берк, – тут такое дело…

Он подробно пересказал все события сегодняшнего дня. Куратор задумался. Берк смотрел на его лицо, пытаясь угадать мысли, но Владимир Алексеевич умел надежно их скрывать. Его лицо не выражало никаких эмоций, кроме сосредоточенности и задумчивости.

– Значит ты хочешь, чтобы завтра я отпустил ее на один день погулять по ВДНХ? – переспросил он.

– Да, – коротко подтвердил Берк.

– И хочешь, чтобы я тебя отпустил с ней? – снова задал вопрос куратор.

– Это не обязательно, я же сказал, пусть другие Охотники с ней пойдут. Можете меня даже в Аквариум посадить! – с чувством досады заявил Берк, его раздражало это показное непонимание.

– Ну зачем же так. Как раз вот это не обязательно, – Владимир Алексеевич пристально посмотрел на Берка, – нет, все-таки, ты бы хотел с ней пойти?

Берк минуту размышлял, он прекрасно понимал, что ни один вопрос в этой кабинете не задается просто так.

– Да, – выдохнул он ответ.

– И ты понимаешь, что у тебя нет к ней невосприимчивости? – продолжал задавать вопросы куратор.

– Да, – уже тверже ответил Берк.

– Ну, а если представить такую ситуацию: ты идешь с ней один и она предлагает тебе остаться с ней, сбежать то есть? Тогда как? – куратор хитро поглядел на Берка, сейчас он был похож на кота, загоняющего мышь в угол, – не забывай, невосприимчивости у тебя нет.

Берк откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и попытался представить себе эту ситуацию: как он идет, как она это говорит, как при этом может посмотреть на него. Владимир Алексеевич внимательно наблюдал за Берком. Через минуту Берк открыл глаза и глядя в потолок ответил:

– Я бы вызвал других Охотников. Мне бы было это тяжело, очень тяжело сделать, но я бы справился. Точно бы справился. Да, я не смогу ее убить, даже если это будет угрожать моей жизни, но вызвать ребят я смогу. Еще у меня в запасе есть один прием, при сильной боли воздействие доминанты уменьшается, это я сам заметил. Отвлекаешься и очарование слабеет.

Куратор одобрительно кивнул, похоже он был доволен ответом Берка. Но тут же задал следующий вопрос:

– Берк, а если бы она предложила тебе… как это выразиться… ну переспать с тобой, как тогда, согласился бы?

Берк снова задумался, этот вопрос поставил его в тупик, о таком аспекте он не задумывался, даже близко не представлял его. «А действительно, если предложит, смогу ли я отказаться? Даже не знаю. Нет, наверно не смогу. Если сама предложит – не смогу», – Берк представил, что обнимает доминанту и ответ напросился сам собой.

– Да, – он кивнул головой, – вряд ли устоял бы.

– Ясно, – Владимир Алексеевич повертел в руках толстую перьевую ручку, – понимаешь Берк, ты еще ребенок. Да и не только ты, все вы Охотники – еще дети. У вас нет опыта. Опыта взрослой жизни. Вы не можете адекватно оценить ситуацию. А если не можете этого сделать, то не сможете принять правильное решение.

– Не согласен, – резко перебил его Берк, но тут же заставил себя перейти на спокойный тон, – мы, дети намного взрослее и умнее, чем вам кажется. Опыт нам заменяет интуиция. Я например могу почувствовать, когда мне врут, а когда говорят правду. Это только кажется, что нас легко обмануть. И потом, у нас выше, как это сказать, приспособляемость, что-ли. Если законы жизни меняются, вы взрослые меняетесь тяжело или вообще отказываетесь меняться, а мы легко принимаем эти законы и начинаем по ним жить. Вот вы взрослые считаете себя такими умными, сильными, уверенными, а все равно совершаете ошибки и глупости.

– Ну ты это загнул, – улыбнулся Владимир Алексеевич, – хотя доля правды наверно в этом есть, ведь не случайно говорят «Устами младенца глаголет истина». Но давай не отклоняться от темы. Я сказал что вам, детям, трудно принять правильное решение. Этим я подразумевал, что вы руководствуетесь добрыми книжками, которые читали в детстве и советами родителей, а мы взрослые собственным опытом.

– Это верно для восьми-десятилетних и то не во всех случаях. Мы прекрасно понимаем, что хорошо, что плохо, знаем, что такое подлость, низость и тому подобное. Это вы считаете, что мы воспринимаем мир в розовом свете. А мы воспринимаем его таким какой он есть. И это восприятие очень близко вашему. Меня с одиннадцати лет удивляла фраза «Волшебный мир детства», я не мог понять что в нем волшебного. Обычная жизнь: школа, друзья во дворе, игры. Но что тут волшебного и прекрасного? Особенно если к примеру тебя в школе бьют или во дворе?

– Наверно, это потому, что у нас, взрослых этого нет, – хмыкнул Владимир Алексеевич, он не ожидал от Берка такого отпора – и потом прошлое имеет свойство идеализироваться. Плохое забывается, остается и вспоминается только хорошее. Прибавь к этому еще и ностальгию. К тому же мы стараемся сделать ваше детство по возможности счастливым. Действительно окрасить его в розовые краски.

– Вы просто не хотите понимать, что мы взрослеем, – произнес Берк.

– Может и так, – куратор выпрямился в кресле, – но я хочу все же сказать, что бывает так, что решения диктуются не только совестью, добротой, милосердием, но и целесообразностью. Это жестоко, но это так.

– Послушайте, – Берк понял куда клонит куратор, – если хотите сказать «нет», то так и скажите. И не надо меня постепенно подводить к этому. Вы хотите, чтобы я сам пришел к этому ответу, но этого не будет. Решение тут принимаете вы. А теперь скажите мне его. Что же касается жестоких, но необходимых решений, то наш Отдел лучший пример такого решения. Поэтому я прекрасно понимаю что такое целесообразность.

Берк замолчал и только недобро поглядывал на Владимира Алексеевича. Тот выдержал взгляд Берка и не отвел глаза.

– Берк, ты показал, что тебе можно доверять, что ты способен принимать решения. Даже жесткие решения. Ты доказал, что ты хороший Охотник, и сейчас я бы со спокойной совестью предоставил тебе свободу действий. Если бы не одно но. У тебя к этой девочке нет невосприимчивости. Ты находишься под ее обаянием, если не хуже. Ответь мне, ты можешь разделить чувства и разум? Отделить эмоции от логики?

Берк молча встал перед куратором и сказал:

– Могу. На один день могу. Потом я пройду курс психотерапии. В больнице навещать ее я не буду. Мне нужен завтрашний день, это все.

Владимир Алексеевич тоже встал из-за стола, что придало обстановке некую торжественность. Взрослый начальник возвышался над ребенком подчиненным. Он серьезно и строго посмотрел на Берка и медленно проговорил:

– Хорошо, завтрашний день твой. И ее. Но только завтрашний день! Теперь иди. Уже семь вечера. Все распоряжения я отдам сам. Благодарить меня не надо.

– До свидания, – только и сказал в ответ Берк и тут же быстро вышел из кабинета. А Владимир Алексеевич устало сел обратно в кресло и с грустью стал думать о том, что этот мальчик прав и ему приходиться направлять одних детей убивать других. Этому была масса оправданий, но ему от этого было не легче. «Что за мир, в котором мы живем? Вот раньше, когда не было ни доминант, ни Охотников, как было хорошо, – подумал он и тут же вспомнил свои слова о прошлом, – нет, если покопаться в память не так уж и хорошо там было, просто тогда я был моложе». Он снял трубку и нажал кнопку автонабора телефонного номера Макса.

Берк шел по лестнице усталый, но радостный. «Добился! Она получит завтрашний день», – только эта мысль кружилась в голове. Он пошел снова к Аквариуму. Миновав пульт охраны и коридор, Берк подошел к стеклу. Сердце снова учащенно забилось. Девочка лежала на полу и смотрела в потолок. Она не услышала, как он подошел и Берк некоторое время смотрел на нее.Спокойное, немного скучающее выражение лица, руки лежат вдоль тела, видимо она думала о чем-то приятном, потому что временами на губах играла улыбка. «Скорее всего она вспоминает что-то хорошее, чтобы подбодрить себя», – подумал Берк. Он смотрел на доминанту и любовался ею. «Это плохо и хорошо, что я встретил ее. Хорошо, потому что я теперь знаю, что чувствуют другие люди, особенно близко общавшиеся с доминантами, а плохо – потому, что она оказалась хорошей и в независимости от этого теперь должна умереть», – думал Берк, смотря на Таню. Хоть он и не издал ни одного звука, могущего выдать его присутствие, доминанта почувствовала его присутствие и обернулась. Она тут же встала и подошла к стеклу.

– Тебе это разрешили. Завтра ты сможешь поехать на ВДНХ. Тебя будет сопровождать кто-нибудь из Охотников. Но вечером ты пойдешь в клинику, – сдержанно и спокойно сказал Берк. Доминанта улыбнулась и Берк во второй раз почувствовал эту приятную теплую волну, прошедшую по телу.

– Спасибо, Дим, – ответила девочка.

– Берк, меня зовут Берк, – поправил он ее, и посмотрев в последний раз, стараясь получше запомнить, попрощался, – ну, пока. Вряд ли больше увидимся.

Берк уже повернулся, чтобы уйти, но доминанта удивленно спросила:

– А завтра, разве не ты пойдешь со мной?

– Нет, – резко ответил Берк, – пойдут другие Охотники. Я не могу.

Что бы не продолжать диалог он пошел к выходу, но доминанта окликнула его.

– Берк, подожди!

Берк почувствовал холодный ком в горле, но продолжал идти. Тут вдруг доминанта громко и жалобно закричала:

– Дим, подожди, ну подожди же!

Берк остановился, и он не мог идти дальше. Вернувшись, он снова подошел к стеклу.

– Чего тебе еще? Я же сказал, завтра ты поедешь на эту свою ВДНХ, – раздраженно ответил он.

Он был сейчас зол не на девочку, а на себя. За то что не может вот так просто уйти. За то что не может справиться с ее очарованием.

– Посиди со мной. Ужин только в восемь принесут. Это охранник по селектору сказал. Знаешь как здесь скучно? Даже книжек нет. Возьми стул и просто посиди, – попросила она.

– Хорошо, – Берк вернулся к началу коридора и взял тот же раскладной стул, что и в первый раз. Он разложил его и сел напротив стекла. На доминанту Берк старался не смотреть. Она села на пол напротив него.

– Берк, а почему у тебя такое прозвище? Потому что фамилия Берковский? – спросила Таня.

– Нет. Так вседумают, но это не по фамилии меня так звать начали. Мультсериал был такой, про енотов, давно еще. Я по нему уж очень фанател, вот меня и прозвали по имени главного героя. Смешной такой енот и всегда в разные передряги попадает, – объяснил Берк, ему стало чуть легче и спокойнее. «А ну все к черту, посижу с ней полчасика, поговорю. Ведь вряд ли больше когда увижу, хоть запомню, как следует», – подумал он.

– А как ты стал Охотником? Тесты прошел? – опять спросила девочка. Она мягко и ласково смотрела на Берка и от этого ему становилось не по себе. Он опустил голову и уставился на носки своих кроссовок.

– Нет, в нашей школе, доминанта убила моего одноклассника, а я убил ее. Я сам решил стать Охотником. Тогда мне казалось это лучшим решением. Только в СБ идти не хотел. Решил, что буду работать сам. Но они меня поймали, точнее я сдался. Не люблю убегать. Доставили сюда и предложили стать Охотником. Я согласился. Не из-за принуждения, мне не нравиться когда доминанты убивают людей. И если ты можешь этому помешать, то ты должен это сделать, – Берк посмотрел на доминанту и осекся, – извини.

– Да нет, ничего. Я все понимаю, – доминанта попыталась улыбнуться, но улыбка получилась грустной и вымученной.

– А почему ты завтра со мной не пойдешь? – спросила Таня.

– Не могу, – повторил свой ответ Берк.

– Почему? Ты завтра очень занят будешь? – допытывалась девочка. Она склонила головку немного набок и серьезно посмотрела на Берка.

– Да, много дел, – коротко ответил он.

– А мне бы хотелось, чтобы ты со мной пошел. С тобой как-то спокойнее. Знаешь мне кажется ты меня обманываешь. Нет у тебя завтра никаких неотложных дел. Просто ты идти не хочешь. Это наверно потому, что у тебя уже есть девочка, это так? – робко спросила доминанта.

– Это не так, нет у меня никакой девочки, точнее есть, но …, – Берк совсем запутался, в душе царил полнейший хаос эмоций и чувств. Он не знал, что ей сейчас говорить, и что делать. «Бля, ну за что мне все это? Эта невосприимчивость. Эта доминанта. Это отсутствие невосприимчивости к ней. Эта вся гребаная Служба Безопасности. Надоело. Все надоело. Чего теперь скрывать, все равно завтра с ней не пойду. Можно и раскрыться. Сказать», – пронеслось у него в голове. Берк посмотрел на доминанту и спокойно сказал:

– У меня нет к тебе невосприимчивости, в этом все дело. Поэтому я не могу с тобой пойти. Если ты попытаешься сбежать, я не смогу тебя убить.

Девочка удивленно посмотрела на него, но поняла, что это не шутка.

– Как это так, «нету восприимчивости»? Ты же Охотник, – спросила она, широко открыв глаза.

– Знаешь, как у нас говорят: «На каждого ангела, то есть доминанту найдется свой демон, то есть Охотник. Но и на каждого демона имеется свой ангел». Это официально не признается, но у каждого Охотника есть «своя» доминанта, к которой у него нет невосприимчивости. Господь и здесь позаботился о справедливости, чтобы никто, даже Охотники не чувствовали себя полностью защищенными. Самое интересное, что у других Охотников невосприимчивость к ней есть. Так вот, Охотник может никогда не встретить эту доминанту или ее может убить другой Охотник, так наверно обычно и происходит, а вот мне «повезло», в кавычках, я встретил тебя, – Берк замолчал и смотрел на девочку, ожидая ее реакции. Таня задумалась, потом тихо произнесла:

– Так вот почему ты меня не убил? Просто не смог?

Берк кивнул головой. Ему стало тяжело и противно, словно его поймали на подлом поступке. Очень захотелось уйти. Берк встал, но доминанта поняла его намерение и быстро сказала:

– Дим, не уходи! Посиди еще. Я не обиделась.

Берк сел на место. Доминанта подняла глаза и посмотрела на потолок.

– Знаешь я раньше, представляла Охотников этакими железными мальчишками. Ну как роботы, совершенно без эмоций. Когда я вас тогда увидела, даже не поверила вначале, что вы Охотники. Мне нравиться, что у тебя нет ко мне этой вашей невосприимчивости. Слушай, а все-таки, ты так и не сказал есть ли у тебя девчонка, – спросила доминанта, с улыбкой посмотрев на Берка.

– Есть девочка, которая влюблена в меня и нравиться мне. Вот и все, – объяснил Берк. Он сам не мог понять почему его потянуло откровенничать с почти незнакомой девчонкой. Просто захотелось это сказать и все.

– А ты? – спросила доминанта. Ее интонация показалась Берку странной, но в чем именно заключалось странность, он не уловил.

– А что я? – переспросил Берк, – я Охотник на доминант, на таких как ты, между прочим. Фактически – убийца, только с разрешением убивать. Она об этом не знает, а говорить ей я не хочу. Да и увижу я ее не скоро. Только осенью, надеюсь любовь к тому времени у нее пройдет.

– Ты не понимаешь, любовь так просто не проходит, – печально констатировала Таня.

– Ага, зато ты много понимаешь, – огрызнулся Берк, – слушай давай сменим тему. Я Охотник и работаю в СБ. Этим все сказано. Все, Рубикон перейден, я сам это выбрал.

– Ты не Охотник, это название тебе не подходит. Ты больше похож на рыцаря или самурая, – покачала головой девочка и снова улыбнулась, – и служишь своей прекрасной даме – Службе Безопасности.

– А что в этом плохого? – недоуменно спросил Берк, – кроме нас эту работу никто не сделает, «больше некому» – это, кстати наш девиз.

– Да нет, ничего плохого в этом нет. Я все понимаю. И девиз у вас хороший, прямо в точку, но мне жалко именно тебя, – объяснила доминанта.

– А чего меня жалеть? – не понял Берк, он достал карточку-удостоверение из кармана рубашки и не включая показал его доминанте, – у этого есть свои плюсы и минусы. Возможно минусов больше, но ничего изменить уже нельзя.

– Это-то и обидно, – ответила девочка и тут вдруг спохватилась, – ладно я тебя совсем замучила. Все спрашиваю и спрашиваю. Если хочешь, ты теперь меня о чем-нибудь спроси.

Берк положил карточку обратно в карман и задумался. «О чем ее спрашивать? О том, что онасейчас думает – неудобно. Нечего у нее в душе копаться. Вдруг ненароком расстрою? О приятных вещах в прошлом – тоже не подходит. Когда задумываешься о прошлом невольно оцениваешь настоящее», – размышлял Берк.

– Ну что ты молчишь, спрашивай, – предложила доминанта.

– Да не знаю я что спрашивать, – честно признался Берк.

– Тебе неинтересно, что чувствуешь когда превращаешься в доминанту? – она попыталась скрыть разочарование, но это у нее получилось плохо.

– Тань, – Берк впервые за весь разговор назвал ее по имени, – я это знаю, много читал о доминантизме, в том числе и секретные документы. К тому же ты еще не совсем доминанта. Да, изменения DMT-кода у тебя есть. Но полностью изменились только гены красоты, формирование гена убийцы у тебя сейчас в самом начале. Это мне сегодня в лаборатории сказали.

– Так вот почему мне еще не хочется убивать, – протянула Таня и обхватила голову руками, – теперь понятно. А я все боялась, ждала когда это настанет. Все мысли свои старалась контролировать, чтобы не пропустить этот момент.

– Через дней пять-семь ты станешь обычной доминантой. Мне это наш эксперт сказал, он в этих делах понимает. А сегодня и завтра ты еще не опасна, – пояснил Берк. Тут Таня вдруг засмеялась и подпрыгнув прижала ладони к стеклу. Берк даже отпрянул от неожиданности.

– Берк, знаешь мне сейчас тебя обнять хочется! Почему ты раньше об этом не сказал? Я же все думала, а вдруг язавтра на ВДНХа на кого-нибудь наброшусь! – радостно закричала она.

– Наброситься тебе не дадут, это я гарантирую. Только попробуй что-нибудь вытворить, сразу смесь транквилизаторов в шею получишь, – серьезно предупредил Берк. Таня смутилась этого своего всплеска чувств и снова сев на пол спросила:

– А ты почему в дурке лежал? – и тут же добавила, – если не хочешь не отвечай.

– Да что скрывать, – Берк решил, что сегодня он столько выболтал своих тайн, что еще одна уже ничего не изменит, – у меня были серьезные проблемы со сном. Вообще-то они и сейчас остались. Только в более легкой форме.

– А что это за проблемы? – с участием спросила доминанта. Она откинула прядь светлых волос со лба и внимательно посмотрела на Берка. Он откашлялся и начал рассказывать.

– Я боюсь ночей. Во-первых я «сова» – поздно засыпаю и поздно просыпаюсь. Но это не главное. Часто мне сняться кошмары. Вроде ничего такого страшного не сниться. Ну типа чудовищ или катастроф. Поле сниться или улица, но страшно до жути. Просыпаешься среди ночи в холодном поту, а потом фиг заснешь. До рассвета валяешься, а затем проваливаешься в полузабытье. Это не сон, но и не явь. Нечто среднее. Вязкое серое болото. Утром после такой ночки встаешь – словно тебя всю ночь били. А еще я боюсь засыпать. Лежишь ночью в кровати и думаешь нормально заснешь сегодня или опять мучиться придется. Тяжело это и противно. Я ведь из-за чего в дурок попал? У меня тогда такой каждая ночь была, не знаю из-за чего это было. Вот я и нашел «выход» брал тайком кофе у родителей и пил его, чтобы не спать. Сначала вроде помогало. А потом кошмар уже наяву начался. Я на уроках вырубался. Что-то типа обморока. Сидишь в классе и вдруг все начинает плыть перед глазами. Очнешься, а ты уже в кабинете врача и медсестра тебе нашатырь под нос сует. Вот после этого меня и положили в психиатричку.Там подлечили, вроде легче стало. Теперь привык, утром кофе пью, если не выспался, и в полном порядке. Мать только говорит, что для сердца вредно. Я ведь настоящий кофе пью, не эту синтетику.

Берк замолчал. Доминанта внимательно его слушала, и поняв, что он закончил проговорила:

– А я по утрам чай травяной пью, мне его бабушка специально заваривает. А что тебе врачи сказали?

– А ничего, – пожал плечами Берк, – не знают они.

– Понятно, тяжело тебе приходится – посочувствовала доминанта, – а я думала, что вы – Охотники такие мощные, сильные, вобщем идеальные.

– Да, идеальные солдаты, – грустно усмехнулся Берк, – да у нас пол отдела психи! Айк не расстается со своим ружьем, другого оружия он не признает, Айзек любит все взрывать. Причем ему пофигу можно взрывать или нет. А впрочем все равно ты их не знаешь.

– Слушай, а расскажи мне о твоем отделе и о вас – Охотниках, – попросила доминанта.

– А что рассказывать? – задумался Берк, – Макс, это наш начальник, строгий и пунктуальный. Все время в деловом костюме ходит. С сотовым телефоном даже дома не расстается. Из него вышел бы отличный директор фирмы. Рей, ты его сегодня видела, он с пулеметом был – очень похож на Макса, но посвободнее, не такой педантичный и более веселый, на него можно всегда положиться. Айк это белобрысый, с короткой стрижкой и помповым ружьем. Ну помнишь – всегда сонным выглядит, вот у него кажется эмоций совершенно нет. Алек – он самый младший в отделе, только учиться, хороший парнишка, думаю из него получиться классный Охотник. Айзек – этого хлебом не корми, дай что-нибудь взорвать. Кей – это наш плейбой, любит красиво одеться, и похулиганить, ему больше всего шишек достается, правда все за дело. Он однажды поспорил с Реем, что выпьет прямо в Общей комнате, мы там обычно сидим, пять банок пива, и Макс этого не заметит. До конца дня всего полчаса оставалось, а он в двух шагах от выхода сидит. Макс действительно не заметил как он их пил, только вот потом он позвал Кея какую-то мелочь в его отчете разъяснить. Ну тот встал и пошел, только зря он это сделал, пока до Макса добрался перегородку опрокинул и два компьютера. Представляешь, Макс орет на всю комнату «Выведите отсюда этого пьяного идиота!», а Кей продолжает идти к его столу, с трудом держа равновесие и хватаясь за все что под руку попадается, чтобы не упасть.

Доминанта впервые весело и заразительно засмеялась. Берк тоже не смог удержаться от смеха. Они так прохохотали минуты две. Берк первым унял приступы хохота. Доминанта тоже прекратила смеяться,но все еще улыбалась. Но теперь она улыбалась легко и непринужденно. Берку стала совсем легко. Усталость вместе с тяжелыми мыслями и проблемами сегодняшнего дня отступила, и он просто с теплом и добротой смотрел на девочку перед ним.

– Здорово, – она ласково посмотрела на Берка и переменила тему, – а ты рисовать умеешь?

– Нет, – ответил Берк, – рисовать я совсем не умею, хорошо, что у нас в школе учительница ставит отметки не за умение, а за старание, иначе бы у меня одни двойки были.

– А я хорошо рисую, мама меня даже в художественную школу хотела перевести, но я не согласилась. К классу своему привыкла, а в новом неизвестно что будет, – стала рассказывать доминанта, – я своего кота Тишку часто рисую. Он такой забавный и все понимает. Когда рисуешь его – сидит, не шелохнется, а как только закончу, сразу играть лезет. И еще цветы люблю рисовать. Особенно пионы они красивые и на ощупь нежные. А ты любишь цветы?

Берк немного засмущался:

– Ну вообще-то люблю. Я их на балконе в ящиках летом выращиваю. У меня большая коробка с семенами под кроватью стоит. А по периметру балкона – восемь ящиков. Знаешь как красиво получается, словно маленький сад. Меня этому бабушка научила, пока с нами жила.

– А ты розы выращиваешь? – с интересом спросила Таня, наконец у них была общая тема для разговора.

– Ты что, какое там, – отмахнулся Берк, – они капризные очень. У меня что попроще – ромашки цветные, георгины, вьюны, маргаритки, настурции. Выйдешь утром поливать, а на листьях капли росы. Так и хочетсяна вкус попробовать. А самое главное, радостно что ты это все сам сделал. Ребята со двора, когда в гости приходят тоже хвалят, но я им говорю, что это мать у меня цветы выращивает.

– А почему ты правду не скажешь? – удивилась доминанта, – ведь им же нравиться.

– Ну, понимаешь, не мужское это дело – цветы выращивать. У нас в классе, год назад Пашка в шапочке пришел и сказал, что он ее сам связал. В кружке вязания занимался. Шапочка была ничего, прикольная, но его засмеяли, до слез довели. Педиком обозвали. С тех пор он больше не вяжет, – объяснил Берк.

– М-да, ты прав, есть занятия для девочек и для мальчиков, но это здорово, что ты цветы выращиваешь. Я же говорю ты – самурай, воин, который понимает прекрасное. Ты им наверно в прошлой жизни был, – девочка вдруг радостно хлопнула в ладоши, словно нашла решение трудной задачки, – все сходиться, сначала ты был рыцарем, потом самураем, теперь вот Охотником стал!

– Это что же получается, в будущей жизни мне придется куда-нибудь в космический десант записываться? – шутя продолжил ее мысль Берк.

– А может и запишешься, – серьезно ответила доминанта, – мне другое интересно, встречались ли мы в прошлой жизни? Я тебя знаю всего несколько часов, а мне кажется, что очень давно. Только мы не виделись долго. А ты веришь в реинкарнацию?

– Верю, но считаю, что о предыдущей жизни лучше ничего не знать. Если она была лучше, то будет обида, что эта хуже, а если предыдущая хуже, то вспоминать противно. А что касается того… ну встречи в предыдущей жизни, то это вряд ли, вероятность нулевая, – Берк посмотрел на часы и присвистнул, – ого, уже без пяти восемь. Сейчас тебе ужин принесут. А мне пора уходить.

– Постой посиди еще немного, только минуточку, я хочу тебя запомнить. Я ведь больше никогда тебя не увижу? – умоляюще спросила его Таня.

– Никогда, – эхом отозвался Берк и замер.

Им обоим стало грустно. Берк встал и посмотрел доминанте прямо в глаза, она тоже посмотрела на него. Таня прислонилась лбом к стеклу камеры и очень тихо сказала:

– Нет, мы были знакомы раньше. Я это чувствую. Я тебя знала.

– Может быть, – Берк отвел глаза, собрал стул и еще раз посмотрел на Таню. Она все так же сидела за пуленепробиваемым стеклом. Сил сказать последние слова прощания у Берка не осталось. Он медленно пошел по коридору.

– Прощай Берк! – громко сказала ему вслед девочка.

– Прощай доминанта! – так же громко, но не оборачиваясь, попрощался Берк.

Берк вышел из СБнемного пошатываясь. Только сейчас он почувствовалкак он устал на самом деле. Ничего не хотелось, только как можно скорее добраться домой и рухнуть на постель. Но где-то там, в самом потаенном закутке души маленькой искоркой светилась радость. «Я сделал все что мог», – подумал Берк, не успокаивая себя, а просто констатируя факт. В метро он заснул. Это случилось с ним впервые. Но не обычным сном, а скорее дремой. Он закрыл глаза и вокруг него закружились обрывки сегодняшнего дня. Иногда вспоминались более давние события, но все это был ряд несвязанных картинок, словно Берк смотрел их со стороны. «Мальчик, конечная», – разбудил его чей-то голос. Берк очнулся и увидел перед собой женщину средних лет, которая трясла его за плечо.

– Да, спасибо, – поблагодарил Берк и зевнул. Он вышел из вагона и с неудовольствием подумал: «Ну вот, теперь придется назад ехать». Наконец он приехал домой. Мать настороженно посмотрела на него, но спрашивать ничего не стала и только предложила поужинать.

– Нет, спасибо мам, я лучше спать пойду. Устал сегодня очень, – ответил Берк. На кухню вошел отец, посмотрев на сына он спросил:

– Ты что такой смурной, случилось чего?

– Нет пап, все хорошо, – равнодушно ответил Берк, он выпил стакан воды из под крана и пошел в свою комнату. Через минуту раздался стук в дверь.

– Да, – отозвался Берк. В комнату вошел отец. Он присел на край кровати и молчал, не решаясь начать разговор. Наконец он проговорил:

– Димка, что случилось? Ты сегодня сам не свой.

Берк посмотрел на отца в его глазах ясно читалось беспокойство за него. Он видел, что с Берком что-то не так.

– Все нормально пап. Я сегодня должен был убить ангела. Но я этого не сделал. Правда ангел этот все равно умрет. Вот это и обидно. И еще я сегодня разговаривал с девочкой, приговоренной к смерти. Долго разговаривал. И я теперь знаю, что такое не иметь невосприимчивость от доминант. Это прекрасно и страшно одновременно. Душа и разум разделяются и хотят противоположных вещей.

Отец с опаской посмотрел на Берка.

– Вот, что сынок, ты если что…сразу уходи из этой своей СБ. Плюнь на их деньги и возможности. Ты нам с матерью важнее, – ответил он.

– Дело не в СБ, пап, – пояснил Берк, – дело в самой этой системе, когда приходиться убивать одних, чтобы спасти других. И эти одни, самое главное, ни в чем не виноваты. Природа или, кто там еще, сделали их такими.

– И что дальше, Дим? – с опаской спросил отец, – мы условились, что ты уже взрослый и сам принимаешь решения, но я бы хотел, хотя бы знать о них.

– Да ничего пап, буду и дальше работать в Отделе Охотников. Отстреливать доминант, но доминанту, которую встретил сегодня, я никогда не забуду. Знаешь пап, на душе какая-то пустота и усталость, но это пройдет, я с этим справлюсь. Ты сам говоришь – время лучший лекарь. Мне бы не помешал сейчас перстень царя Соломона. «Все проходит. И это пройдет». Хорошие слова. Меня сегодня произвели в рыцари и самураи одновременно. Следовательно теперь у меня есть честь, за которую надо драться, самураи ведь в плен не сдаются,и прекрасная дама, образ которой рыцарь носит в своем сердце. Вот так, – Берк замолчал. За окном догорал закат. Но было еще очень светло. Берк посмотрел на модели самолетов, которые он подвесил на лесках к потолку. Сейчас, в сумерках, казалось, что они просто замерли в воздухе. Берку нравилось так вечером, лежа в постели смотреть на них. Это успокаивало его перед сном.