Текст книги "СВО. Пекло войны"

Тут же подбежала девочка и стала что-то щебетать. Ее зовут Даша. Самая активная, говорливая и улыбчивая. Она рассказала, что дети действительно боятся, что их могут украсть. Для себя я нашел несколько вариантов, почему они могут так считать. Первый (я надеюсь, что верный): родители говорят это ребятне, чтобы те не разбежались и во время обстрела смогли вовремя оказаться в убежище. Второй вариант связан с украинской пропагандой. Дело в том, что украинские власти распространяют информацию о том, что российские военные якобы украли уже около 2000 детей. Не знаю, каким образом эта информация добралась до жителей Мариуполя, но, как известно, чем невероятнее информация, тем проще в нее поверить.

– А почему вы не уезжаете?

– Потому, что мы думали, что выехать отсюда нельзя, потому что посты закрыты, – рассказала Даша.

Родители девочки рассказали, что на следующий день собираются покинуть город. Значит, информация о коридорах все-таки добралась и сюда.

Пока я разговаривал со взрослыми, Даша пошла к автомобилю журналистов. Коллеги раздавали хлеб и сигареты местным. Малышка взяла себе одну буханку. Своими маленькими испачканными ручками девочка держала хлеб, который казался больше, чем она сама. Малышка тут же укусила горбушку и стала ее жевать.

Я попросил сделать пару кадров, Даша стала позировать. Глядя на нее, невозможно было поверить, что уже месяц она живет на войне. Ее глаза не были теми, что показали на фотовыставке «Взгляни в глаза Донбасса». Даше удалось сохранить ту детскую беззаботность, чего нельзя сказать о ее старших друзьях. Дети, что не выходили из подвала, были абсолютно такими же, как с фотографий военкоров. Я сделал несколько кадров. В этот момент вновь начала греметь артиллерия.

«Ад закончился»

1 апреля 2022 года

Как людей вывозят из зоны боевых действий

Быть штурманом во время постоянно меняющейся военной обстановки – крайне неблагодарное занятие. То и дело есть возможность повернуть не туда и оказаться в эпицентре боя. Но внутри Мариуполя уже получалось ориентироваться на местности. Зачищенные от националистов улицы и дома определить просто – местные там ходят совершенно спокойно. Их много, тянут баулы к своим подвалам и уничтоженным строениям, которые ныне служат им домом. К тому же за последнюю поездку я неплохо успел выучить дорогу к нынешнему пункту назначения.

В бронированной капсуле УАЗ «Патриот» вкусно пахло хлебом. Задняя часть снизу доверху была набита мешками с буханками, которые мы везли из Донецка для мариупольцев. Как рассказывают донецкие производители, сейчас приходится работать без выходных. Хлеба нужно много и особенно в зоне боевых действий. Мы петляли по улицам Мариуполя. Покореженные и поржавевшие останки автомобилей, провода, свисающие, как гирлянды, разрозненные группки скитающихся среди руин людей.

Пункт назначения был выбран заранее. Я знал дорогу, поэтому подсказывал путь. На удивление, я запомнил совершенно точно, как нам добраться. Вот легковушка без задних колес, за ней сразу – разбитый торговый центр, а вот из-за «девяток» с прямыми попаданиями торчит обглоданная крыша шестнадцатиэтажки из красного кирпича. На нее в прошлый раз не обратил внимания, так как пейзаж и без того впечатлял. Среди развалин было сложно выделить что-то, хотя некоторые здания пострадали сильнее. Но все же это достаточно приметное здание: высокое строение из красного кирпича, в который влетало с десяток снарядов со всех сторон. Здесь в подвале собралось около 30 выживших жителей соседних домов. Почти все дома на улице Артема в Мариуполе уничтожены. Под обстрелами старики уходили в черноту этого подвала, где из источников света – одна небольшая лампочка и открытая дверь.

В прошлый раз снаружи никого не было. Но сегодня обитатели убежища выбрались на белый свет. Артиллерия гремела, но никто из них уже не обращал на это внимания. Для них это уже привычные звуки, с которыми свыклись. Звуки боя не умолкали, а местные будто и не собирались возвращаться внутрь.

О том, что здесь находятся люди, удалось узнать из весточки, которую передали спасшиеся из ада Мариуполя. Список находящихся в подвале людей был опубликован в одном из чатов, где родственники могли узнать о том, что близкие живы. Благодаря таким листочкам с фамилиями через посредников удается передать весточку в «большой мир». И тут бы начать трепетать, мол, как такое возможно в XXI веке, но подобное, к сожалению, было, есть и будет в будущем. Даже в эру цифровизации информацию бывает крайне сложно передать. Случай с Мариуполем это красноречиво доказывает. Хотя я понимаю, что для многих даже отсутствие интернета смерти подобно, но эти люди совершенно не знакомы со смертью, в отличие от мариупольцев, которые видят ее ежедневно.

По ступенькам спустился в темное помещение. Вдоль стен были установлены кровати. Справа и слева было еще несколько комнат, в которых также были установлены спальные места. Небольшие полуторки, на которых спали местные, если сон вообще возможен в подобных обстоятельствах. Едва ли можно было кого-то опознать в этой темноте, но среди фигур нашел двух милых старичков. Три выезда мне не удавалось их найти. Из-за этого пребывание стариков на войне затянулось на почти полторы недели. Больше месяца дети Великой Отечественной войны провели в адской мясорубке. Три снаряда влетело в их квартиру. Герман Михайлович получил контузию, а Галине Андреевне из-за возраста было сложно стоять на ногах. Глядя на то, как пожилые люди помогали друг другу, становится понятно, что они выжили только благодаря тому, что они есть друг у друга.

– Я за вами приехал. Поедем в Донецк к вашим родственникам.

В нынешних обстоятельствах не редко, когда журналисты вывозят мирных жителей. Старики, раненые, женщины, дети. Эвакуируют всех, кто соглашается на выезд из пылающего города. Депутат НС ДНР Алексей Жигулин на днях вывез молодую маму с ребенком, который родился во время боев в Мариуполе. А накануне парламентарий и вовсе вывез семью из 9 человек.

Пока старики собирали свои вещи – небольшая спортивная сумка и целлофановый пакет с одеждой и документами, – успел получить еще один список с теми, кто находится в подвале.

– Правильно, бабушку и дедушку нужно вывозить, – говорила женщина в синей куртке.

В моем списке она тоже оказалась. Но ехать она отказалась. К сожалению, но я не в первый раз сталкиваюсь с этим. Люди, находясь в эпицентре боевых действий, по ряду причин не желают покидать «красную зону». У каждого мотивы свои. Кто-то не знает, куда ехать, кто-то не хочет быть обузой своим родным, кто-то беспокоится за свое имущество, а у кого-то есть и политические причины. Все, что получается сделать в таких случаях, – передать весточку родным, опубликовав видеообращение.

– А вы видели, что у второго входа в подвал торчит мина? – Молодой мужчина зазывал меня показать неразорвавшийся снаряд. Но времени было в обрез. Нужно было ехать дальше.

На следующей точке мы встретили еще больше людей. Тут были и дети. Бегали по двору с прошитыми осколками детскими площадками, сожженными автомобилями, а композицию дополняли опаленные здания. Мальчишка бегал под звуки канонады с цветастым воздушным змеем.

– Возьмите его, – протянул паренек мне свой подарок.

– Оставь его себе.

– У меня еще есть. Возьмите этого себе.

Мальчик не отступал. Хотел, чтобы я взял воздушного змея с собой. Улыбался так озорно, будто и не было вокруг войны. Я попросил его сделать пару снимков. К нему тут же подбежал его друг. Пацаны начали гримасничать, ставить рожки и хихикать, пока затвор камеры щелкал кадр за кадром.

Тут же я встретил еще одну маленькую жительницу горячей точки, трехлетнюю Лизу. Малышка пока знает не так много слов. Своими крохотными пальчиками показывала количество лет, которые ей удалось прожить.

– Почему вы не уезжаете? – спросил я уже без камеры.

– А куда мы поедем?

– В Донецк.

– А у нас там никого нет. Ну, коллега бывшая была, но это несерьезно. Да не, не поедем никуда.

Чумазая малышка держала в руках шоколадную конфету. Лиза вместе с мамой даже не спускаются в подвал. Продолжают жить в своей квартире. Хотя их соседи уже перебрались в убежище.

Такие истории сложно забыть. Видел их неоднократно. Даже было время, когда казалось, что смирился с этой стороной жизни. С этим ничего не поделаешь, но все же сложно совладать с эмоциями, когда видишь, как девочка трех лет стоит посреди руин жилых кварталов, играет под звуки грома артиллерии и каким-то немыслимым образом находит в себе силы улыбаться. Должно быть, не осознает, что все это реально, а глупые взрослые просто играют в свои игрушки, но делают это крайне громко.

Прокручивал все это в своей голове, пока ехали обратно в Донецк. За окном мелькали пустые ящики от БК украинской армии на оставленных позициях под Еленовкой – ВСУ основательно готовились к штурму ДНР, но их планы были нарушены. Рядом сидела пара стариков, которых все-таки удалось вывезти из зоны боевых действий.

– Все, ад закончился, – сказал практически глухой Герман Михайлович. – Галя, это все.

Между мариупольских хрущевок

12 апреля 2022 года

На переднем сиденье военный с позывным Вайфай нервничал. Тон его голоса изменился, когда мы стали подъезжать к одному из проспектов Мариуполя. Он безуспешно пытался выйти на связь по рации со второй машиной. Отклика не было.

– Куда он едет? Я же сказал, что там снайпер и пулеметчик.

Военный еще несколько раз попытался выйти на связь. Рация молчала. Оставалось только сигналить. Водителю команду не отдавал. Автомобильный сигнал привлек бы лишнее внимание. Мы ехали по пустой дороге, объезжая сгоревшие автобусы, которые когда-то служили баррикадами для нацистов. Не помогло.

Задних сидений в «восьмерке» не было, поэтому места для того, чтобы развалиться, было предостаточно. Грузиться в «багажник» пришлось максимально быстро. На прошлой точке, где мы забрали стариков, нужно было быстро запрыгнуть в машину, поэтому я сел на перегородку и упал на заднюю плиту бронежилета, подтянул ноги, и я уже был готов к отправке. Солдат закрыл заднюю дверь «восьмерки», и мы двинулись.

– Сейчас начнет работать арта, – объяснял наш быстрый отъезд Вайфай.

Артиллерия и так не умолкала. Гремело, когда старики поднимались из тьмы подвала, пока садились в броневичок, а также после отбытия спасительного транспорта. Для Мариуполя «начнет работать арта» могло означать лишь одно: в ход пойдет большая часть вооружения, которая есть у союзных войск ДНР и России.

В город мы заехали поздно, так как ехали незнакомой дорогой. Даже едва не заехали на первую линию в районе завода имени Ильича, но вовремя сообразили и выехали на более безопасную дорогу. Предыдущие годы конфликта показали, что ближе к ночи бои усиливаются, поэтому я охотно поверил Вайфаю и без лишних разговоров запрыгнул в «восьмерку».

Лежать на плитах бронежилета было достаточно удобно. На поворотах приходилось упираться в стены, чтобы не кататься по всему салону. Разглядывал мелькающие черные дома. Они были одинаковые, похожие друг на друга. По крайней мере, для меня они были таковыми.

Город я по мирной жизни не знал, лишь проездом был здесь, будучи подростком. Помню, как возвращались с отдыха где-то на Азовском море.

Запомнил только эмблему футбольного клуба «Ильичевец». Поэтому все дома мне казались одинаковыми. Единственное отличие – степень разрушения. «Любоваться» военными пейзажами не позволял нервозный тон Вайфая. Когда прошедший горячую точку военный меняется в голосе, то невольно проникаешься этим чувством и бессознательно его разделяешь.

– Сигналь ему, пусть останавливается, – скомандовал Вайфай.

За рулем был молодой парень, явно младше меня. Во время знакомства обратил внимание на брекеты на зубах.

«Каково ему воевать с ними? Должно быть, неудобно», – подумал я при встрече.

Он представился Вохой. Не понял, то ли это был позывной, то ли его настоящее имя. Хотя на войне никаких имен нет, только клички. Но Воха уже есть, точнее, был. В первые годы войны в Донбассе было очень много Бать, номерных позывных и, конечно же, различные вариации имен, вроде того же Вохи.

Парень начал сигналить, но результата не было. Броневичок впереди продолжал петлять между остовов гражданского транспорта.

– Он едет туда, где сейчас снайпера и пулеметчика пытаются выкурить, – говорил Вайфай, пытаясь по рации вызвать броневичок. Связаться так и не получалось. Сигнал автомобиля тоже результата не дал.

– Куда он? Блин (тут было куда грубее слово), мы же без касок.

Судя по всему, сопровождающие не планировали, что нам придется приблизиться к территории, где шли бои, поэтому каски остались в располаге.

Я всматривался в черные отверстия, которые когда-то были оконными проемами. В пустых бетонных коробках могли быть нацисты. В один из прошлых наших визитов в Мариуполь другой сопровождающий говорил, что украинские боевики «отрабатывали» по мирному населению из сожженных боями домов, а после скрывались. Их пытались выкуривать, если «азовцев» удавалось засечь. Мне совсем не хотелось снова попасть под снайперский обстрел. Всего одного раза достаточно, чтобы запомнить этот мерзкий звук выстрела, который не случайно сравнивают с плетью.

Броневичок завернул во двор. Накануне отсюда депутат НС ДНР Алексей Жигулин вывез семью из 9 человек. Он поэтому так уверенно и заехал сюда, так как территория была проверена. Ну, или ему так казалось. Но военная обстановка в этот день сильно изменилась. Посреди двора лежал труп женщины без руки. Местные почему-то ее не хоронили. Хотя в Мариуполе я не единожды встречал клумбы с торчащими деревянными крестами и табличками с именем и датами рождения и смерти. Чуть позже я узнаю, почему соседи не смогли похоронить женщину.

Двор с трех сторон был окружен жилыми домами. Некоторые из них были лишь частично повреждены. Попадались даже уцелевшие окна. Рядом с этим домом оказались руины – полностью уничтоженное здание. Раздробленные плиты лежали одна на другой. Дом практически полностью осыпался. Всего одна стена все еще стояла.

Автомобили затормозили. Остановились у одного из подъездов дома с уцелевшими окнами.

– Выпустишь меня, – попросил Воху. Для себя я решил, что это все же был позывной.

Солдат молча открыл дверь багажника. Я выбрался наружу. Повсюду сновали потерянные люди. Будто не ходили, а плыли в пространстве. Рядом откуда-то оказался подросток – худощавый паренек в синей ветровке, в шапке набекрень, поджимал левую руку.

– У меня там пробита рука. Вот такая дырка. – Он сложил большой и указательный палец правой руки, чтобы показать диаметр раны.

Местные стали подходить к броневичку, получали мешки с буханками хлеба и тянули их в свои убежища – небольшие подвальчики в хрущевках. Кто-то из мирных командовал, куда конкретно нужно отнести помощь, и мужчина покорно в том направлении понес продовольствие. Все это время фоном свистели пули. Уже совсем близко шел стрелковый бой. Периодически звучали разрывы от РПГ. Должно быть, в этот момент и шел процесс «поимки» нацистских снайперов и пулеметчиков.

– Вам лучше в тот проем не заезжать. Оттуда летят пули.

Теперь все стало ясно. Хоронить женщину, чье тело лежало посреди двора, было слишком небезопасно. Между двумя хрущевками был узенький проезд. Оттуда со свистом летели пули различного калибра. На условно безопасном расстоянии от этого места я сделал несколько кадров. В объектив попали пара подъездов, женщина, заходящая в один из них, гражданский автомобиль с номерами «АЕ» (Днепропетровская область). На одной из дверей в подъезд заметил надпись «Люди. Дети». В проем между домами кроме пуль еще пробивались лучи закатного солнца. Свет падал на дорогу, усыпанную мусором.

– Давай быстрее. Поехали. – Откуда-то сзади доносились команды. – Не выходи туда, местные говорят, оттуда пули летят.

Вайфай вместе с Вохой погрузились в «восьмерку», а я запрыгнул в броневичок – уселся на пару броников, которые военные передали в Донецк своим боевым товарищам. Автомобиль проехал несколько метров вперед в сторону, откуда как раз и могли прилететь пули, после сдал назад и начал разворачиваться. Повернули и остановились у подъезда, где стоял ребенок.

– Подай несколько буханок, – попросил Жигулин.

Я вытащил из открытого мешка хлеб и передал на переднее сиденье. Пару взяла женщина, а еще одна досталась девочке. Из подъезда стали выходить люди, чтобы взять и себе по буханке.

– Давайте, мы вывезем вас с ребенком? – сказал с водительского места депутат.

– Та нет. Куда мы поедем?

– Все, ясно. Времени нет, поехали.

Сомневаюсь, что когда-нибудь подобный феномен исчезнет. Он будет всегда. Мирные будут по доброй воле оставаться в зоне боевых действий. И ничего с этим поделать не получится. Остается только смириться и принять как данность. Увы.

Бронированный УАЗ сорвался с места. Меня качнуло, и я снова оказался в лежачем положении. Снова был на полу автомобиля, а мою грудную клетку вновь облепили две плиты бронежилета.

Постепенно звуки боя отдалялись. Свиста пуль уже не было слышно, но периодически гремели взрывы. Рация молчала. Вайфай вывозил нас из зоны боевых действий.

В зоне гуманитарной катастрофы

20 апреля 2022 года

Мариуполь на финальной стадии боев за город

Поначалу, судя по звуку, показалось, что в бронированном УАЗ «Патриот» что-то сломалось. Следом появился характерный для лопастей вертолета шум. Три «вертушки» одна за другой прошли над кронами деревьев, высаженных вдоль трассы. Так низко вертолеты я еще не видел. Тем более боевые. Пункт их назначения очевиден – Мариуполь. Полетели наносить удары по «Азовстали», где еще продолжали оставаться нацисты из украинского полка.

Через какое-то время мы попали в город. Заезжали по уже проверенной дороге. На выезде стояла колонна гражданских автомобилей. Людей возле «Метро», где выдавали помощь, где можно было зарядить гаджеты от генераторов или же купить продукты, собралось еще больше. Горожане стекались со всех частей города сюда, особенно из тех, где еще недавно шли бои. Удачливые даже приобретали стартовые пакеты республиканского оператора сотовой связи «Феникс». Остальные же регулярно подходили и спрашивали о завалявшейся лишней сим-карте. Счастливчики же и вовсе пытались узнать, как подключить интернет. Связь в городе постепенно появляется, но пока ее качество далеко от идеального. Но местами даже 4G удавалось поймать, вот только информация грузилась очень медленно, если вообще получалось.

Тем не менее это было тем, что поистине удивляло. Когда проезжали мимо сожженного и уничтоженного во время боев торгового центра «Порт City», в кармане зажужжал смартфон. За поездки в Мариуполь я привык, что телефон «умирает» на время пребывания в зоне боевых действий, а тут мне стали приходить уведомления, сообщения и даже кому-то удавалось дозвониться.

Но все же главным изменением была тишина. Я уже писал, что и раньше в Мариуполе бывали периоды тишины, но это был недолгий процесс, который завершался, как только артиллерия перезарядится и продолжит денацификацию. В этот раз тишина была долгой. Забегая наперед, скажу, что она продержится до вечера. Ближе к сумеркам тяжелое вооружение вновь продолжило работать.

Мы проезжали по местами вычищенной дороге. То и дело можно было нарваться на осколок, но пока нам удавалось этого избежать. На одном из адресов нужно было узнать о состоянии неходячей пожилой женщины, чьи родственники беспокоились о здоровье своей бабушки. За прошлые выезды успел немного выучить эту местность и даже смог ориентироваться по карте.

Ехали по бульвару Шевченко, несколько поворотов, заезд во двор, и мы на месте. Груженный под потолок хлебом, водой и газетами броневик не сильно маневренный, поэтому на одном из поворотов заднюю шину порвал рельс, служивший заграждением на бывшем блокпосту. Колесо зашипело. «Патриот» остановился. Покрышка сдулась моментально. Выбор был невелик: выгрузить содержимое бронекапсулы, чтобы достать запаску.

С ножом я залез в капсулу, разрезал мешок, который не давал доступ к ручке от задней двери. Она открывалась только изнутри. Начал потрошить содержимое мешка. Буханки хлеба оказывались на других мешках. Несколько усилий, и задняя дверь была открыта.

– Окно выдачи, – пошутил я, передавая Жигулину «бездомную» буханку.

К броневику начали подходить мариупольцы. Депутат стал раздавать хлеб, не отходя от открытой задней двери «Патриота». Я подавал буханки, которые достал из мешка. После стал выбираться наружу, чтобы начать разгрузку капсулы. К тому моменту у автомобиля уже выстроилась приличная очередь. Весть о раздаче хлеба разлетелась молниеносно. Старики, женщины с детьми, мужчины на велосипедах, старички на автомобилях без стекол – все стояли за хлебом. Причем бежали, чтобы не упустить возможность получить заветную буханку. Некоторые месяц уже не видели свежего хлеба. А еще просили газеты. Никого не нужно было уговаривать, чтобы взяли почитать о последних событиях. У большинства нет никакой связи с внешним миром. Через газеты можно было узнать, что говорят в мире о многострадальном Мариуполе.

В очереди я увидел молодую женщину с малышом и подростком. Она стояла далеко от броневика, и вполне вероятно, что хлеб ей мог не достаться. Я попросил несколько буханок и принес им. Отдал милому мальчугану с красивыми зелеными глазами, в полосатой шапке и коричневой куртке под горло.

– Могу я сфотографировать вашего сына?

– Да, он очень любит фотографироваться.

Мальчишка не говорил. Стеснительно улыбался и смотрел в объектив. Его зовут Матвей. Он родился в день России – 12 июня, и скоро ему исполнится 4 года. Вместе со своей семьей пережидали бомбежки в полуподвальных помещениях. У его семьи также есть причины не уезжать – пожилые бабушки и дедушки. За ними нужен присмотр, поэтому мама Матвея не выезжает. Остаются в городе всей семьей. Тем более в городе все чаще говорят о том, что бои в ближайшее время завершатся.

Все это время подходили люди. Спрашивали по поводу «Феникса», следующей раздачи хлеба и воды. Это была случайность, что именно здесь наше колесо напоролось на острие рельса. В противном случае мы бы отвезли весь хлеб в центр города.

Были и те, кто, напротив, хотел помочь нам. Мужчины подходили и давали свои советы по замене колеса. Один из мариупольцев и вовсе сказал, что в городе заработала шиномонтажка.

– Я вас провожу, – сказал мужчина в изрядно изношенной голубой куртке, затертых штанах и убитых кроссовках.

Мариуполец приехал на иномарке с продырявленным лобовым стеклом, а боковых и вовсе не было. На их месте была клеенка. На боковом зеркале – белая повязка, символ гражданского транспорта.

Иномарка двинулась, и мы покатили за ней. У одного из многоквартирных домов заметил останки уничтоженной техники. Внутренности боевой машины были разбросаны по округе.

Немного дальше между деревьев – свежие горбики земли. Только на одном из них был крест с именем и датами. Всего три дня назад пожилая женщина умерла, и местные похоронили ее просто перед домом. У могил лежали свежие цветы.

Шиномонтажка представляла собой небольшое помещение, откуда появились двое мужичков. Нахмурились, что-то сказали и принялись за манипуляции с колесом. За это время успел сделать несколько фотографий и вернуться. Ехать на следующие адреса мне нужно было с Андреем – мужчиной, который нас сопровождал до шиномонтажки. Он местный и сам вызвался помочь нам найти адреса для раздачи помощи.

Заднее сиденье его автомобиля было укрыто белой простыней. Почему-то я подумал, что ему это нужно было для того, чтобы вывозить раненых, но простынь была чистой. Возможно, сами сиденья уже были грязными после обстрела, поэтому он и использовал то, что попалось под руку, чтобы скрыть вид салона.

Сквозь разбитое лобовое стекло я смотрел на уничтоженные дома, которые для меня были просто разбитыми бетонными коробками, а Андрей проводил своего рода экскурсию. Вот дом его друга, а здесь жила знакомая семья, дальше – Театр кукол, а здесь хозяин ставил высокую цену за аренду, «вот ему и вернулось». Каждый дом для Андрея имел свою историю, какая-то человеческая судьба стояла за этой безжизненной черной постройкой. Периодически он останавливался, всматривался в какие-то квартиры и после обреченно махал рукой.

Я понял, что Андрей – контактный человек и можно было с ним поговорить о городе и о том, что происходило во время боев.

– У меня очевидцы, несколько человек, были в драмтеатре во время взрыва. Говорят, человек четыреста сразу полегло. Люди говорят, что взрыв был изнутри. Внутри было около тысячи двухсот человек, это в самом драмтеатре. Были родители полицейских и укропов. За день до взрыва они забрали своих родителей и вывезли. Значит, уже планировалась «акция», планировался взрыв заложников в этом драмтеатре.

Андрей развеял миф украинской стороны насчет белых повязок на мирных жителях Мариуполя. Как выяснилось, никого не заставляли носить повязки. Мирные могли абсолютно спокойно передвигаться. Киев в очередной раз попытался оправдать своих боевиков, которые стреляли по мирным жителям. По украинской версии, это якобы из-за того, что на гражданских были белые повязки – отличительная черта солдат союзных войск ДНР и России. Но правда оказалась далекой от киевской трактовки событий.

Один элемент во внешности Андрея выделялся – сережка в левом ухе. Его внешний вид не предполагал наличие такого аксессуара. Но после стало известно его происхождение. Дело в том, что Андрей – своего рода местная знаменитость. Он – тренер боевых искусств, его коллектив участвовал в различных шоу талантов на Украине и в России, его звали на интервью на местное и государственное телевидение, катался по миру. Теперь он живет в спортзале недалеко от шиномонтажки, где мы чинили колесо. Раньше там тренировал детей.

Проезжая по Мариуполю, увидел, как мужчина копал яму вдоль дороги. Рядом с могилой стояли женщина и ребенок. Андрей тоже заметил, но тут же отвернулся, сделав вид, что следит за дорогой.

Мы постепенно подбирались к пункту назначения – проспекту Мира. Проезжали под свисающими проводами, упавшими бетонными столбами, петляя между подбитой техникой, в надежде не нарваться на осколок. Когда-то проспект носил имя Ленина. Его так и продолжают называть. Новое название не прижилось.

Здесь также весть о раздаче хлеба и воды разлетелась моментально. Очередь выстроилась не меньше той, что была на месте пробития нашего колеса. Люди не глядя обходили торчащие из асфальта хвостовики мин.

В толпе заметил маленькую девочку. Ей, так же, как и Матвею, 3 года. Стеснялась еще больше, чем ее ровесник. Пряталась за ногу своего дедушки, но все поменяли десяток конфет и пара пачек соломки. Малышка держала в своих руках буханку хлеба и не хотела расставаться с ней, чтобы взять сладости. Все же удалось уговорить передать хлеб маме. Саша, так зовут девочку, взяла крохотными ручками пачки с соломкой, а я набил ее карманы желейными конфетами. Она тут же побежала в арку, где в небольшом дворике теперь ютились местные жители.

– А вы когда в следующий раз приедете? – Один из наиболее распространенных вопросов. – Когда приедете в следующий раз, привезите, пожалуйста, свечки, спички и пальчиковые батарейки, – попросила женщина. Рядом с ней стояла девочка-подросток. Она ела соломку и плакала. Слезы текли по ее щекам, размазывали грязь по лицу.

Пока депутаты Жигулин, Бердичевский и Дезорцев раздавали помощь, я говорил с жителями. Как обычно, многие хотели передать весточку своим родным. Говорили, что они живы, и плакали от этих слов, будто сами не верили, что они пережили. Но уезжать не хотели. Спрашивал о причинах. Кто-то переживает за свое имущество – мародеры орудуют. Кто-то хочет разобраться с тем, что будет с их уничтоженным жильем. Кто-то не желает на шею своим детям садиться. Но все же в этот раз нашлись те, кто захотел уехать из зоны боевых действий.

Семья из шести человек (трое детей разных возрастов, молодая мама и пожилая пара) разместилась в опустевшей от помощи бронекапсуле. Сели на сумки с вещами. Они «на чемоданах» уже примерно неделю. Были готовы уехать давно, но выбраться из центра Мариуполя в соседний населенный пункт Володарское, откуда уходят автобусы в Донецк и Ростов, не могли. Их путь лежал в Краснодар. На территории России их должны встретить родственники, чтобы помочь добраться до конечной точки их путешествия.

Рядом с мамой сел 6-летний Тимур. Мальчик свое шестилетие встретил в подвале под бомбежками. Свои дни рождения на войне «отпраздновали» его мама и дедушка.

– Получается, ты в этом году в школу пойдешь?

Мальчик одобрительно и уверенно покачал головой. На его подбородке была ссадина. Я с разрешения мамы сделал портрет мальчика.

– Он у нас очень фотогеничный, – едва сдерживая слезы, произнесла молодая женщина.

Тимур своими грустными глазами смотрел в объектив. Свет падал ему на лицо. Периодически он что-то говорил. Смотрел в окно, спрашивал у мамы о драмтеатре, стоматологии, куда его водили еще не так давно, а теперь это просто груда кирпича. Проехали уцелевший, но недостроенный храм. Там теперь выдают гуманитарную помощь спасатели МЧС России.

Для Тимура и его семьи этот кошмар закончился. Почти два месяца они провели в пекле боевых действий, в самом эпицентре столкновений сторон. Но теперь все позади. По крайней мере, в это хочется верить. Сомневаюсь, что когда-то это удастся забыть, но важно, что теперь семья в безопасности, направилась в мирный и благополучный Краснодар. Но сколько еще таких же семей со стариками и детьми остается в городе, не счесть.

– На все эти истории не разорвешься, – констатировал Жигулин, когда я ему рассказал об очередном старике из Мариуполя.

Выезжали из города под канонаду. По дороге из Мариуполя пробили осколком запаску, пришлось вернуться еще раз на шиномонтажку. Мастера пошутили, что не все деньги на нас еще заработали. Сдачу пытались дать гривнами. Залатали колесо, и мы покатили из Мариуполя. На фоне гремели орудия.