Текст книги "Ксерокопия Египта"

Скарабеи тоже спешили, примерно по той же причине. Ни одна живая тварь не любила песчаные бури, и жуки пытались зарыться поглубже в горячие барханы пустыни.

Некоторые из них, видимо, совсем безрассудные и болеющие жучим аналогом амнезии, слишком перестарались и прорыли тоннели под явившеюся из-под песков гробницу.

Когда эти несчастные вновь выползли на поверхность и поняли, что они внутри здания, в котором никак не должны быть (об этом подсказывала генетическая память), жуки задрожали – забавно, если бы не было так страшно. В прочем, будь они чуть поумнее, то долго бы стрекотали своим внукам и правнукам, что стали свидетелями исторического события.

Дело в том, что…

Скарабеи первыми увидели, как после долгого сна зашевелилось тело Архимедона.

Глава 2.Арабская ночь

Время отбивало однообразный марш, медленный и монотонный, продолжая неуставая ползти вперед. Точнее, марш этот отбивали стрелки часов – они тюкали Рахата по голове, отчего тот чувствовал себя гвоздем, который все глубже и глубже забивают во временную стенку.

Рахат пытался как-то отвлечься от назойливого звука. Ну, или наоборот, не отвлекаться на тиканье и продолжить заниматься делом – смотря откуда посмотреть.

Рахат составлял вещь, которую простой смертный даже при внимательном рассмотрении счел бы сборищем пьяных запятушек. Записки сумасшедшего, наверное, выглядят более читаемо, чем то, что выводил Рахат. И дело вовсе не в языковых барьерах и плохом почерке.

Дело в том, что Рахат составлял бизнес-план.

Ну, по крайней мере, составлял так, как умел – и это должно было стать бизнес-планом для новой туристической достопримечательности, которая так удачно появилась из-под песков.

Здесь мозг Рахата вышивал свой, пестрый ковер, где все было в нужном месте, а уж те, кто смотрели со стороны, видели в ковре либо шедевр, либо непонятные завитушки.

Сейчас мозг ткал и сплетал один очень важный узор, который просто так пришел в голову Рахату – а почему бы не устраивать ночные туры до этой, ну, поверим Сирануш, гробницы? Ночь в пустыне – это даже не романтика, а романтический сироп – настолько все приторно. К тому же, всякий согласится прогуляться в более-менее прохладную погодку…

Вобщем, мысли сплетались в огромный и грандиозный по замыслу гобелен. Главное, чтобы все не получилось, как обычно – в голове остались бы царственные львы с герба Швеции, а на деле получилась бы большие кошки с герба Финляндии… В мыслях – красота, на деле – грязь и палки.

Именно для того, чтобы избежать таких неудобств, и существовал бизнес-план. Туристический бизнес-план.

Зудящая мысль о фотографии, которую журналюги все-таки опубликовали, все еще елозила где-то на пыльных сусеках сознания. Ведь если налетят всякие… интересующиеся, то все пропало. Ну безвозвратно – но пропало…

Все же, решил внезапно турагент, дома работалось лучше, чем в офисе – какой-то необъяснимый вселенский феномен.

Другой необъяснимый феном, правда не вселенский, заключался в топ, что Рахат жил прямо в гостинице. И нет, он не был скрягой, к которому каждое Рождество являлись три призрака и грабили все, что нажито непосильным трудом. Просто хозяин гостиницы решил не тратить время и место даром, и отдал верхние этажи под квартиры, а вот все, что было ниже – под отель. Ну, хорошо, отельчик. Каждому городу – по отелю, каждому городку – по отельчику.

Рахат откинулся на спинку стула, наконец-то закончив стучать по клавиатуре, и закрыл глаза. В воображении заискрились картинки – туристы, радостно бегающие вокруг нового памятника культуры, который в голове мужчины не имел какой-то конкретной формы – был гибким, как плавленый сыр.

Это навело Рахата на мысль – а как, собственно, выглядит эта гробница?

– Надо-бы хотя бы посмотреть на нее… – подумал он и щелкнул по выключателю, погасив настольную лампочку. Турагент всунул ноги в тапочки, пошаркал, а потом схватил со стола ключи, покрутив их на пальце.

И вышел.

Кто знает, что было бы при других обстоятельствах – в других вариантах реальности, возможно, хозяева гостиницы оказались бы не столь гениальныи ограничились бы лишь жильем для туристов.

И в другом варианте вселенной этот отельчик не был бы единственным на весь городок.

Если был список вещей, которые могли вывести ГреционаПсиховского из себя, то ожидание стояло среди них первым пунктом.

Профессор еще раз нажал на колокольчик – один из тех старомодных, которые раньше стояли на ресепшнах. Видимо, прогресс как-то лениво облагораживал это место. С одной стороны, в отеле прекрасно ловил интернет, но с другой – такие древние колокольчики… Возможно, прогресс очень увлекся своей работой лишь сначала. А потом отвлекся на выпивку и девушек, как это случается.

И снова звонок.

И снова тишина.

– Перестаньте звонить! – разобрал Грецион несущиеся через пространство звуки. Он очень надеялся, что перевел слова правильно. – Я уже иду, иду!

Администратор лениво шагал по галерее, которая уходила вглубь гостиницы, пока не оказался на ресепшне. Он, не торопясь, словно бы Психовский не стоял прямо перед носом, уселся, разложил какие-то бумажки, надел очки и поднял невинные, полные непонимания глаза на профессора.

– Добрый, – администратор на секунду замялся, – вечер. Да, думаю, вечер.

– Ну, на самом-то деле еще день, – деликатно заметил Психовский, сдерживаясь, чтобы еще раз не ударить по звонку.

– Ну, кому как, – пожал плечами низенький администратор. – Что вы хотели?

– Что может хотеть любой здравомыслящий человек, приходящий в гостиницу?Заселиться и переночевать.

– Ой, не будьте столь категоричны, – администратор открыл старый журнал, по сравнению с которым Некрономикон или, скажем, древние таблички Месопотамии – просто первая свежесть. – Мы продаем комнаты на верхних этажах. Как квартиры.

– Ну, для местного жителя я говорю со слишком большим акцентом…

– Вовсе нет! У вас вполне хороший арабский.

Грецион кивнул.

– Так, если вы хотите заселиться, то мне нужны имя, фамилия, паспорт, способ оплаты, желаемая комната… – рот администратора открывался как-то машинально, словно в мозг была предустановлена некая программа, позволяющая четко отчеканить все, что только можно. – … и нужен ли вам еще одна тапочка?

– Погодите-ка, – Психовский залез рукой в бороду, – может, я вас не так понял? Наверное, нужна ли вторая пара тапочек?

– Нет, вы все так перевели. Именно что еще один тапочек.

Профессор прикинул в голове вразумительный ответ. Его просто не нашлось.

– Гм, – выразил Грецион все эмоции.

– Ну, я должен огласить полный список. Иногда, требуют даже такое, да и не только. Как-то раз нас просили включить в стоимость целый пакет котнраце…

– Спасибо, в этом я точно не нуждаюсь, – отмахнулся Психовский. – Просто стандартный номер, не слишком дорогой. Но с нормальным видом. Спасибо.

Огромный журнал в руках администратора словно бы чихнул – клубы пыли, притом не простой, а какой-то даже сморщившейся, вулканическим пеплом завальсировали в воздухе. Все равно, что наблюдать за танцем полупрозрачных и тучных слонов, но при этом, увы, не розовых.

– Так, отлично. Теперь мне нужно записать ваше имя и фамилию…

– Гре-ци-он Пси-хов-ский, – профессор выпускал слова маленькими воробушками, чтобы те успели долететь до администратора и, главное, начиркать ему правильное написание.

– Нет, мне вовсе не обязательно знать, что вы из Греции, господин Псио’вский…

– Нет, это мое имя. Гре-ци-он, – еще раз продиктовал Психовский. Все происходящее немного не укладывалось у него в голове – обычно, проблемы возникали с фамилией, а не с именем. Многие, особо умные, часто просили предоставить справку и объяснить, по какой это такой причине его выпустили из психиатрической больницы.

– Ладно, давайте запишу на слух, ничего страшного, если оно будет не таким. У нас не так уж много гостей.– в руке сухенького и хиленького администратора должно было торчать перо, но там была обычная шариковая ручка. Он вывел какие-то каракули, напоминающие смесь английского и арабского, и повернул журнал к профессору.

Психовский чихнул.

– Будьте здоровы, распишитесь.

Профессор оставил свой автограф.

– Так, теперь мне нужно узнать способ оплаты, а также выслушать предпочтения по номеру и внести их в бланк, чтобы подобрать вам идеальную комнату…

Психовскому показалась, что он попал во временную воронку –, его друзья физики рассказывали о таких. И сейчас Грецион действительно готов был поверить в существование таких аномалий. На самом деле, он просто не знал, что создатели длинных сериалов сезонов так на десять (а в каждом сезоне по десять частей, в каждой части – десять серий и далее) уже давно освоили сложную квантовую технологию и используют ее в кинематографе.

Вообще, если что-то идет не так, или непонятно, почему происходит именно так, во всем всегда можно винить кванты. Кванты – универсальное объяснение всему и вся.

ГреционПсиховский так и сделал.

Когда же вивисекция кончилась, профессор поднялся на третий этаж, открыл свой номер, бросил портфель в сторону и, спрятав ключи в карман, понял, что ему срочно нужно выпить.

Поговаривают, что есть такие народы, для организма которых не существует критической дозы алкоголя. Иначе говоря, что-то в их внутренней машинке самосохранения сломалось, а сирена, видимо, поставлена на беззвучный режим, даже без вибрации. Они просто не пьянеют – и поэтому сначала выпивают по одной рюмочке, а потом осознают, что все бутылки в баре опустели, хотя другихклиентов нет. Бармен в эти моменты обычно пьет лишь от восхищения посетителями. В общем, такие люди не пьянеют, сохраняют сознание и четкое видение мира там, где у других стены начинают шататься, по столам принимаются прыгать белки, а в воздухе кружат зеленые феи.

Рахат очень хотел относиться к одному из таких народов – родиться индейцем, например. Но вот только генетика и великая вселенская случайность решили кардинально наоборот, и мужчине хватало двух рюмок какого-нибудь виски, чтобы запьянеть окончательно и бесповоротно. Усы, при этом, начинали как-то странно крутиться – но этот феномен обычно замечал только сам Рахат.

Поэтому сейчас турагент очень медленно, словно магму, потягивал слабоалкогольный коктейльчик.

Через зеленовато-оранжевую жижицу виднелось дно бокала, которое мужчина внимательно изучал, пытаясь абстрагироваться от мира.

Раздавшийся звук отвлек Рахата от столь важного занятия. Он поднял голову, посмотрел направо и только спустя несколько секунд, как плохой браузер, сообразил, что издало звук. За соседний столик на диван сел мужчина, грохнув увесистым стаканом по столу.

Рахат совершенно не обратил внимания на желтую кепку нового соседа-собутыльника и снова уставился на дно.

Мысли двигались по кривой, как потоки тока, рассеивались тоненькими веточками молний, и не хватало какого-то мощного разряда или переходника, который выпрямил бы этот хаос электрических импульсов…

И тогда грянул гром.

Ну, на самом деле никакого грома не было. Просто Рахат расслышал, как севший неподалеку мужчина бубнил «гробница» с различимым акцентом.

Или все-таки нет?

Рахат подумал, что, возможно, не так разобрал слова сидящего. Может, он говорит о другой гробнице… Да и к тому же, зачем иностранцу говорить о чем-то вслух не на своем языке? Разве только…

В итоге, Рахат решил применить древнюю мудрость – кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Через несколько мгновений, словно подкатив к Психовскому на роликах, Рахат уже сидел рядом, поправляя серый пиджак, висевший на нем, как на страдающей дистрофией вешалке.

Турагент откашлялся.

ГреционПсиховский поднял голову, повернул кепку козырьком набок и смерил подсевшего незнакомца взглядом, в котором ощущалось то же давление, что и на глубине десять тысяч лье под водой.

Рахат улыбнулся во весь рот, хотя, вернее сказать, во все соломой торчащие усы, и издал звук, который должен был стать первым аккордом разговора.

Органная мелодия в виде голоса Психовского урезала этот концерт на корню.

– Нет, лишних денег на выпивку у меня нет, и никакую дрянь я покупать не собираюсь, спасибо. Подсядьте за какой-нибудь другой столик, – если бы Зевс вдруг решил немного подкоротить бородку и присоединиться к хипстерам, то он вдохновлялся бы именно Греционом.

Рахат примерз к своему стулу, в отличие от пиджака, который порхал в потоках вентилятора-кондиционера, как плавники ската.

– Я что, выгляжу настолько пьяным? – турагент забыл, что слово не воробей. Вылетит – не поймаешь. В данном случае оно было очень и очень неудачно брошенным бумерангом, который совсем скоро должен был прилететь обратно и дать полбу.

– Нет, но, видимо хотите. Или что-то сейчас положите на стол, потом уйдете и проверите, заинтересовался я, или нет. Так что идите к черту, или куда там у вас тут посылают?

Словесный бумеранг вернулся, и впечатался прямо в голову Рахата.

– Нет-нет-нет, вы делаете поспешные выводы! – когда усатый турагент махал руками, его можно было использовать вкачестве кондиционера – все благодаря серому пиджаку. – Я просто услышал, что вы говорите о какой-то гробнице, и подумал, вдруг я смогу…

– А, то есть вы еще и подслушивали. Выпивали и подслушивали, да?

– Но вы тоже выпиваете!

– По крайней мере, я не лезу за чужие столики и веду себя прилично, а не размахиваю руками.

– Но я… хорошо, погодите. Понимаете, я – турагент и, возможно, как-то могу помочь вам с этой гробницей, которую вы, кстати, не совсем правильно произносите на арабском… – Рахат вставил последнее замечание с аккуратностью, которой позавидовал бы Левша. Но ГреционПсиховский – не блоха, и подковать его ой как сложно.

– Я и не претендую на идеальное знание языка. Как раз пытаюсь понять, как это чертово слово пишется, – Психовский сделал глоток, намочив бороду зеленоватый жидкостью. – Хороший абсент. В любом случае, с чего я должен верить вам? Не очень-то вы похожи на турагента.

– Погодите, у меня тут где-то была визитка… – Рахат закопался в карманах настолько глубоких, что в них, при желании, можно было хранить микровселенные. Хотя, кто знает, во что со времен превращаются непотные крошки, забытые чеки и выпавшие из пачки пластинки жвачки. Вполне вероятно, что в отдельную вселенную.

Турагент закончил самодосмотр, но кроме мусора не обнаружил ничего.

– Странно, они же были здесь, целая пачка…

– Ну, а что я говорил, – Психовский глубоко вздохнул. – Слушайте, давайте разойдемся мирно. Я закажу вам выпить, а вы просто отстанете от меня…

Рахату стоило родиться несколько столетий назад и стать одним из рыцарей-феодалов, ведущих свое войско вперед. Он бы всегда точно знал, когда нужно использовать осадные оружия, пускать в ход тараны, лить кипящую смолу и тому подобное. В общем, когда нужно бить в лоб.

Сейчас ничего другого не оставалось. В конце концов, на журналиста этот дед не похож…

– Вообще-то, это слово пишется вот так, – Рахат быстро начиркал на старом чеке «гробница» на арабском. – И, раз уж вы вспомнили, тут в пустыни как раз недавно появилась одна…

– Как это так – появилась? Здания не появляются из-под песков, а, наоборот, уходят под них, – Психовский решил прикинуться дурачком. Фокус, который работает всегда и везде, особенно – на экзаменах.

– Не появляются, – кивнули сначала усы турагента, потом голова, а затем – пиджак. – Но вот эта появилась. Может, видели такую небольшую новость, фотографию необычного здания…

Взгляда Психовского замер. То же случилось и с Рахатом.

– Рыба клюнула, – подумали оба. Точнее, подумали они немного по-разному – но суть была одна и та же.

– Хорошо, допустим, я слушаю вас, – Психовский вскинул руку, подозвав официанта. – Но выпить все равно закажу, хоть теперь можете не убираться вон.

– Ну, если вы говорили о той гробнице, то мы с вами очень удачно встретились, – Рахат наконец-то расслабился и откинулся на спинку диванчика. – Я как раз собир… вожу туда группы. Ну, и всегда готов работать индивидуально. Очень хорошее место для туризма – ну, знаете, все любят старые храмы и гробницы.

– И вы хотите сказать, – Грецион осушил свой стакан. – Что уже облюбовали для туризма место абсолютно неизвестного происхождения, где еще не был ни один археолог или турист?

– Ну, – нервы вновь жучками поползли по спине, – кто не рискует, тот не пьет шампанского.

– Ни слова больше, – Психовский встал, опустил козырек желтой кепки, застегнул зеленую толстовку и поправил розовые брюки. Уходя, он остановился около барной стойки, положил несколько купюр и, не оборачиваясь, крикнул Рахату:

– Господин гид, надеюсь, вы не много берете за свои туры? Я, все-таки, пожилой человек.

Турагент открыл было рот, но отвлекся на официанта, который поставил стакан с напитком на столик. Когда турагент вернул свой взгляд в прежнее место, профессор ГреционПсиховский уже исчез.

– А как вы меня найдете?.. – пролепетал Рахат.

Он наклонился к стакану и понюхал содержимое.

– Абсент, – проговорил турагент и поморщился.

Да, кто не рискует, тот действительно не пьет шампанского. А кто рискует – пьет абсент.

Турагент засунул руку во внутренний карман и нащупал толстую пачку визиток, все это время мирно дремавшую в тепле сердца Рахата.

А потом усатый мужчина приглушил напиток залпом.

Спойлер – на утро Рахат определенно посчитал это лишним.

Когда Психовский вошел в номер, то прямо на пороге увидел чистые белые тапочки – только вот их было три штуки. Грецион потер глаза, списывая все на алкоголь, и проморгался. Ничего не изменилось.

Профессор тяжело вздохнул, избавился от кроссовок, засунул ноги в тапочки, а третью лишнюю выставил за дверь.

Говорят, что гении мыслят одинаково. На самом деле, это не совсем так – не только гении мыслят одинаково. Циники, например, тоже.

Именно поэтому в головах захмелевшего Рахата трезвого Психовского мерцали примерно одни и те же слова соответственно:

Протестировать на Психовском туристический сценарий и первым превратить гробницу в достопримечательность…

С помощью Рахата первым увидеть гробницу и понять, что к чему…

А вот Архимедон, воспрявший ото сна, только начинал вспоминать, что такое мысли.

Ночь опускалась на пустыню также медленно и неспешно, как обычно приходит дедлайн – потихоньку, словно тонкой струйкой льющегося в вакууме молока…

А потом, как и дедлайн, за момент до своего наступления, ночь грохнулась на пустыню в полную силу, раскидывая во все стороны маленькие песчинки, которые поднимались вверх и, становясь больше, принимались искриться, после чего смешивались с дегтем почти что картонного, чистого и черного неба, застывая на нем ввиде брызгов того самого молока в вакууме.

Это были звезды.

Этим пустынная ночь и была знаменита – с неба словно сдирали одежду, обнажая веснушчатый космос, который не стыдился своей наготы и позволял всем глядеть на разлитые отбеливателем галактики, созвездия и, иногда, планеты.

Жуки, завершавшие последние хлопоты и зарывавшиеся в песок, наблюдали ночное небо на протяжении всей жизни – но для них все это было лишь очередным звоночком к тому, что пора бы уже заканчивать дела.

Архимедон же не видел этого… скажем, очень-очень-давно.

Лунный свет обволакивал гробницу, подчеркивая ее татуированные иероглифами камни, и пробивался внутрь через отверстия. Иногда – через зазоры между камнями, которые проделало время, а иногда – через оставленные архитекторами миниатюрные дырочки-окошки.

Архимедон пытался посмотреть на ночное небо через одно из этих окошек, пока песок сочился сквозь потертые бинты. Сердце билось с невероятной скоростью – это чувствовалось слишком хорошо. Тем более, что это сердце кроме бинтов, песка и нескольких костей не держало больше ничего.

С остальными органами дела обстояли также.

Архимедон зашагал, оставляя на песке след из такого же песка, словно рисуя невидимый узор бежевым по бежевому.

Его шаги были относительно бесшумны. Но для древних залов, татуированные камни которых покрылись морщинами, даже малейший шорох был, по сути, взрывом. Они так давно не слышали звуков, стали пристанищем даже не мертвой тишины, а скорее отсутствия звука, словно его и вовсе вычеркнули из состава вселенной, указанного на невидимой бирке.

Гробница встречала эти шумно-бесшумные шаги, постепенно оживая.

Конечно, не в буквальном смысле.

Архимедон, минув запутанные коридоры, оказался в обширном зале – с одной его стены свисали огромные, вытесанные из камня головы змей. Из ртов рептилий текли тонкие, почти бесшумные струйки воды, собираясь в пруды внутри специальных резервуаров. Ну, скорее просто ограждений, каменных бордюрчиков – словно бы кто-то сделал клумбу для водных лилий.

С какой-то стороны, это так и было.

У той стены, к которой были прикреплены змеиные головы, раскинулись растения, научившиеся сохранять влагу как можно дольше, растягивать удовольствие. Конечно, раньше этот оазис посреди пустыни был намного пышнее – но, главное, он перенес все эти тысячелетия.

Архимедон прошелся по зале, уставившись на боковые стены, словно пытаясь уловить там свое отражение. Он провел по стенке рукой, счистив засохший песок – из-под камня и слоя песчинок все еще проглядывали маленькие, как в недоделанной мозаике, фрагменты зеркал.

Если говорить прямо – то это и были зеркала, за столько тысяч лет практически полностью окаменевшие. И лишь маленькие фрагменты напоминали об их былом назначении.

Архимедон взглянул в один из таких осколков, уловив фрагмент, тень своего отражения – а потом поднял глаза на потолок.

Он тоже был выложен зеркалами.

А воздухе чувствовалось какое-то невероятное скопление молодости, словно бы сконцентрированной здесь.

***

Он пронесся по владениям, которые некогда принадлежали Шолотлю – мрачным, подземным, пахнущим гноем и разложением, со стоящим в воздухе ароматом смерти.

Он скользил огромной, змеевидной тенью, хотя и тенью это назвать нельзя – он просто скользил, не имея какого-то конкретного облика, здесь оболочка не играла никакого значения.

Извиваясь, он нырнул в пучину и вынырнул из реки Стикс, почти высохшей, пронесся меж валявшихся там костей, а потом метнулся вверх, и, ускоряясь и искрясь, как падающий в атмосферу челнок, взмыл на Олимп.

Но все визуальные эффекты здесь условны.

Он скользил по склонам древней горы, усыпанной надгробьями, пролетал меж могильных камней, поднимаясь все выше и выше. На макушке Олимпа он обогнул самое большое надгробье и разорвал небо, которое затрещало бумажными швами.

И вот, несясь в окружении условных цветных осколков и обрывков неба, он влетел в пасть огромного чудовища, пронесся по бывшему царству Осириса, минуя могилы, могилы… Потом поднялся туда, где должно быть солнце, туда, куда когда-то взлетал на колеснице Ра, и обогнул еще несколько надгробий.

А потом, отрыв своему взору все мертвые царства, которые заиграли в его глазах тысячами отражений, миллионами картинок в мушиных глазах-сетках, он сосредоточился на одном, огромном могильном камне…

Которое было приготовлено заранее.

***

Психовский сидел в прихожей отельчика, от нечего делать топая ногой в так играющей в голове мелодии.

На улице стемнело, и внутри включили ночную иллюминацию – лампы принялись хлестать комнату светом. Здесь плафоны были разноцветными: зелеными, оранжевыми, желтыми и красными. Психовскийсортировал этот тетрис из ламп так же упорно, как Золушка сортировала крупу – только вот профессор делал это просто от скуки.

Очередной жертвой должны были стать зеленые плафоны, которых, навскидку, было меньше всего.

Итак, раз, два, три и четыре вон в том углу, пять – около ресепшна, шесть, семь…

Восьмой фонарь внезапно загородила шатающаяся фигура Рахата, скользившая вниз по лестнице на своих невидимых роликах.

– Я-то думал, что уж и не дождусь вас, – Психовский демонстративно застегнул толстовку до упора. – Ну, что, нашей ночной прогулке быть?

– Вообще-то, это скорее тур, чем прогулка, – ответил Рахат, перебирающий кипу бумажек. С лестницы он не свалился только чудом. – А вообще, я просто готовил важные документы.

– Ну, благо, вы хотя бы пришли. А то я уж решил, что ночные экскурсии все-таки не такая реальная вещь.

Турагент спустился, присел рядом с Греционом и, наконец-то собрав бумаги в более-менее аккуратную кучу, надел феску.

Теперь Рахат был похож на заклинателя змей, только вот вместо рептилий были усы, которые дергались и извивались также хаотично. Змейки в шевелюре Горгоны и то были поспокойнее.

– Теперь я просто хочу, чтобы вы посмотрели несколько бумаг, – турагент провел рукой над листочками. – Это чрезвычайно важно! Ночные туры только-только начинают набирать популярность, и…

Психовский порылся по карманам, выудил ручку и машинально расписался, даже не глядя на документы.

– Ну, теперь-то мы можем начинать? – фитиль терпения Психовского догорал, а воск предвкушения с шипением капал вниз.

– М, – пришел в себя Рахат, – конечно! Вы все с собой взяли?

Турагент неуклюже запихнул документы в небольшую сумку через плечо, после чего сбегал к ресепшну и вернулся уже без сумки.

– Тогда, пойдемте, все готово.

Будь Грецион не столь разгоряченным в душе из-за предстоящей прогулки, он бы обязательно обратил внимание на последние слова Рахата – ну, по крайней мере, на формулировку предложения.

А будь Рахат менее сообразительным турагентом, он бы не умолчал об одной маленькой детальке.

Точного местоположения гробницы гид не знал.

Если какого-нибудь художника попросили бы изобразить прохладную, ночную пустыню так, чтобы это стало понятно при одном лишь взгляде на картину, то он, вероятно, воспользовался бы новомодной компьютерной графикой и всякими эффектами 7D. Другой же – тот, кто больше всего на свете ценит реальные краски и реальный холст – пошел бы классическим путем, и накалякал бы небольшие завитушки, скорее всего – белые или голубые, показав тем самым потоки прохладного воздуха…

На самом деле, прохлада висела в воздухе, как дух неупокоенного – погода стала намного приятнее для всех живых существ, и температура сбавила обороты. Теперь стояла не жарища, и даже не жарень, и уж точно не пекло – теперь пустыня оказалась во власти тепла. Хотя, тут с какой стороны посмотреть – для самой пустыни двадцать градусов цельсия были очень холодной погодой, хоть снег падай.

Психовский даже расстегнул толстовку и яростно, всеми органами тела проклинал песок, Рахата и кроссовки, которые он не сменил. Теперь ноги чувствовали себя как растения в горшках.

– Я думал, мы поедем туда! – развел руками Грецион, и голос его тонкой пленкой лег на барханы. – Ну, как это обычно бывает – на джипе или на чем еще там.

– О, нет, зачем такая морока – здесь не так уж далеко, – Рахат не испытывал проблем с обувью.

– Не так уж далеко – это, в вашем понимании, сколько? Потому что я не вижу ни одного здания в поле зрения, а мы идем уже минут сорок! – Психовский остановился и, вставая поочередно то на одну, то на другую ногу, снял кроссовки и высыпал их содержимое. Вниз заструились песочные водопадики искусственного происхождения. – Мы хотя бы могли воспользоваться верблюдами…

– Ох, вы что, какие верблюды! Мы же с вами не в кино… – турагент увильнул от ответа на первый вопрос своего спутника так же ловко, как такса залезает в лисью нору.

– И еще раз – не так далеко, это как далеко? – профессор был тоже не лыком шит.

Рахат остановился и огляделся вокруг. Ночной горизонт сиял чистотой как белье, только что забранное из химчистки. Вокруг не было видно ничего, кроме барханов и бескрайнего неба.

Ситуация сложилась не самая приятная, и усы турагента поняли это раньше, чем мозг, отчего сделали какой-то непонятный финт, смысл которого могли понять разве только другие усы.

Рахат принялся думать – мысли падали в голову раскаленными угольками, которые тут же нужно было кидать в сторону Грециона.

– Ну, – полетел первый уголек, ошпаривший довериеПсиховского, – как бы вам так правильно сказать…

– Лучше сказать, как есть.

– Ммм, дело в том, что…

– Ну?

– Я не знаю, где находится эта гробница. Ну, точнее, догадываюсь, но точных координат не знаю. Она же недавно появилась из песков! – начался целый град из слов-угольков, которые обжигали рот Рахата и тот тараторил, как умалишённый.

Психовский тяжело вздохнул – так же наверняка вздыхали Атланты, державшие небосвод. Рахат продолжал что-то говорить, но его фразы стали настолько несвязанными, что Грецион перестал понимать турагента. Профессор поймал себя на мысли, что даже ответы студентов по сравнению с лепетом гида – это научные тексты.

– Хорошо, хорошо, только успокойтесь, – еще раз вздохнул Грецион. – По крайней мере, я знаю, что это хотя бы не надувательство, и гробница действительно появилась в пустыне…

Психовский на мгновение замолчал и в упор глянул на турагента.

– Конечно, конечно! И Сирануш это тоже почувствовала! Просто я не знаю точно, куда идти!

– Почувствовала, говоришь? Интересная эта ваша Сирануш…

– Ну, у нее какие-то свои заморочки, – отмахнулся Рахат. – Но я примерно понимаю, куда идти. Примерно…

– Может, тоже воспользуешься чутьем? – Психовский изучал песок под ногами в поисках насекомой живности, но ничего не мог разглядеть, а за фонариком для такой ерунды лезть не хотелось.

Когда профессор поднял голову и взглянул на турагента, тот тупо уставился на звезды, словно бы увидал огромную комету размером с луну, стремительно падающую вниз.

По правде говоря, пара звездочек действительно сорвалась со своих ниточек на просторах космического театра.

– У меня неттакого чутья, как у Сирануш, но я слегка ориентируюсь по звездам, – сказал вдруг Рахат, не отрываясь от неба.

– И что же они говорят вам?

– Что нам примерно туда, – турагент указал рукой в сторону. – А вы что, тоже ориентируетесь по звездам? И что они говорят вам?

– Мне? А как в одном старом анекдоте.

– И что же?

– Что кто-то стырил нашу палатку, Холмс, – вздохнул Психовский и, поправив рюкзак, уставился на Рахата. – Ну, продолжим?

Эфа очнулась и начала жадно глотать воздух.

Пара песчинок нагло попали ей в нос –и она закашлялась, все еще продолжая жадно глотать воздух. Но внезапный дискомфорт подействовал, как холодный душ, и она тут же пришла в себя.

Голову стали наполнять мысли – мысли, которые столько времени летали где-то вокруг, но только не в ее голове. А если и попадали внутрь черепной коробки, то струйкой сливались с жидкими и пестрыми сновидениями.

Первое, что Эфа поняла – она абсолютно голая.

Но, вопреки естественной человеческой реакции, ее это только обрадовало.

Она любила свое тело – хотя, скорее даже обожала, как обожают некоторые мужчины моделей на страницах журналов определенного характера, которые хранятся либо под кроватью, либо в другом потаенном месте. Родись Эфа здесь и сейчас – она бы звездилась на страницах такой прессы, а потом скупала каждый выпуск со своим изображением и наслаждалась бы.