Текст книги "Образ для незнакомки"

Да, сегодня день встречи с сестрами. Они очень похожи друг на друга. Близнецы? Неожиданно до безумия. Или же безумно до неожиданности?

Какая высокая нота! Хотя это не нота, это – мажорный аккорд. Три нажатые клавиши, что от грубого прикосновения вышли из строя, словно активировали механизм взрывного устройства, ловко спрятанного внутри инструмента.

Девушка стояла, пребывая в недоумении. И в нем таилось нечто особенное и до боли знакомое. Все замерли в ожидании.

Три, два, один…

Рояль был готов разорваться на части, испуская приятную мелодию, которая после ее исполнения девушкой, продолжала проигрываться в моей голове.

Взрыв, который я представил, взгляд ее голубых глаз, что, подобно ударной волне, пригвоздил мои грязные желания к полу, – все эти специальные эффекты органично вошли в блокбастер под названием: «знакомство». Это был звездный час для воображения-режиссера и мыслей-актеров. «Оскаром» для них может служить лишь то, о чем говорить вслух, на самом деле, не принято. Слово, которое подчиняется тем же порядкам, что и одно громкое имя из историй про Гарри Поттера.

Я говорю шепотом. Тихо. Очень тихо:

– Муза…

Однако я, нацеленный лишь на общение, не смог удовлетворить разыгравшиеся фантазии, и у некоторых присутствовавших то ли сдали нервы, то ли они действительно решили покинуть «DoubleforU». Но, так или иначе, парочку острых и липких фраз я отхватил:

«Разве это мужчина? Мужчина должен брать на месте!» – сказала, обернувшись, одна пожилая женщина, не дойдя до выхода всего пару шагов. Старая школа. А со старой школой я не мог спорить, потому что именно благодаря ней я все еще жив.

«Не парни, а какие-то подкаблучники да «подрояльники» кругом!» – бросил кто-то вежливое дополнение вдогонку предыдущей фразе.

Остальное я пропускал мимо ушей: смотрел на нее, не сводя взгляд. Мой стиль джентльмена был обречен на провал, но все эти недовольства неожиданно вознесли желания оппонентки необычайно высоко. Ведь она ответила: «Весьма странное и нелепое знакомство. Мы можем пообщаться некоторое время», – сказала она, взяв меня за руку. Затем добавила: «Я иду с вами, принимая правила игры в образы. Теперь ваш ход».

Слезы давным-давно переполнили шляпу Фрэнка и теперь капали ему на ботинки. Далее Ларсон искусно удалился вместе со своей сестрой, чтобы уступить нам столик.

Но девушка не изъявила желания остаться и попросила разделить с ней прогулку по побережью.

Нет, я вовсе не боялся, что кто-то будет сидеть на скамейке, как это люблю делать я, и бросать в спину остроту своей улыбки. Нет, я боялся, что кто-то пустит в спину одновременно две.

Девушка взяла меня под руку и, крепко сжимая ее подушечками пальцев, прошептала лишь одну фразу, но зато какую:

– Завтра я уезжаю. И вскоре буду за тысячи километров от этого места. Поэтому давай просто помолчим, чтобы память об этой встрече стала настоящей интригой, способной сквозь всякое нежелание и расстояние доказать, что нам все-таки есть о чем поговорить.

Знаете, а она прекрасный Ангел с белоснежными крыльями, где каждое перышко – это острая фраза или словечко, способное неустанно лететь навстречу нужным эмоциям, окрыляя вас.

Ее зовут Пенелопа. Она сказала, что знакома с Клэр и что та девушка, сидевшая с нами за одним столиком, – ее родная сестра по имени Миранда. Предположения оказались верны.

Практически до рассвета мы бесцельно бродили по пляжу. А до этого успели побывать на концерте электронной музыки. Кстати, этот концерт стал сродни феномену. Парни-организаторы любят шокировать. Поэтому не стоит удивляться, если, поселившись в отеле на берегу, в первую ночь вы вдруг услышите во втором часу приятную мелодию. Правда, из-за высокой громкости вряд ли она вам таковой покажется.

Но Пенелопе музыка понравилась. И хоть между нашими ладонями было молчание все это время, скрывать радость у нее не получалось.

Легкий теплый ветер обдувал и убаюкивал, когда мы сидели на скамейке и любовались видом на маяк.

– Знаешь, Шеннон, я в который раз смотрю на маяк. И он мне кажется каким-то важным символом. И вот сейчас я направляю взгляд с таким трепетом, подчеркивающим в то же время мое отношение к этому милому вечеру, но вновь не могу понять, что же это за символ. В чем его тайна?

Она положила голову мне на плечо и замолчала. Странно, находясь в «DoubleforU», я не мог вообразить, что она не блефовала, что она говорит серьезно. Первое мнение обманчиво. И это радовало меня. Безумно. Пенелопа сдержала слово, другие не нуждались в произношении. Внутреннее состояние намекало, что не будет затем нуждаться в описании, – все будет понятно и без него.

Примерка образа в некоторой степени удалась – я почувствовал, ощутил. Нет, Пенелопа не подошла под описание, выбранное компьютерной программой, но зато своим присутствием она подтолкнула меня к нужным мыслям, и внезапно появился запас необходимого настроения. И его, казалось, я могу использовать, когда захочу, когда возникнет острая необходимость. Достаточно вспомнить детали этого вечера, ее уместное молчание и те неожиданные фразы, вкрадывающиеся в мои размышления с каждой минутой все прочнее и прочнее.

Я отвлекся на проходящих мимо людей. Благоприятная погода выманила сегодня многих на ночную прогулку.

Рядом с нашей скамейкой проехал велосипедист. Мой взгляд был отдан Пенелопе, поэтому боковым зрением удалось заметить лишь колеса популярного для здешних мест транспортного средства.

И этого было достаточно, чтобы узнать в велосипедисте ленивого развозчика прессы, днем оставившего своего двухколесного друга у входной двери дома, в котором я живу. Колеса велосипеда этого развозчика выкрашены в разные цвета. Переднее – в черный, а заднее – в белый, благодаря чему, вероятно, ему нелегко оставаться незамеченным.

Я водил пальцами рук по волосам Пенелопы, и, освобождаясь от них, нежно касался ладонью ее шеи.

Мужчины – очень странные. Мы склонны к доверию в самые первые секунды, минуты удачного знакомства с девушкой. И забываем о нем, строя подозрения и играя в дешевого сыщика, когда девушка готова оказать доверие нам.

«Если тебе кажется, что вы знакомы давно, то не верь этому опьяняющему чувству. Никогда. Это дурацкое дежавю измотает тебя и однажды сведет с ума», – произнес мой внутренний голос, приведя с собой сыщика раньше времени.

Улыбнувшись этому неудавшемуся разговору с собой, я вновь посмотрел на маяк. Музыка затихла, когда на дороге прямо перед скамейкой я заметил белоснежный конверт.

Вероятно, его обронил развозчик прессы, потому что, кроме него, мимо нас в непосредственной близости никто больше не проходил и не проезжал. Жаль, я уделил внимание лишь его транспорту и не успел рассмотреть лицо неуклюжего развозчика. Как выглядит человек, управляющий велосипедом? Кто он?

Я разбудил Пенелопу после того, как поднял конверт с дороги. Далее в полусонном состоянии мы побрели в мое жилище сквозь тусклый свет фонарных столбов. Руки ее были холодны. И всем телом я ощутил легкое отвращение с быстро нарастающей тяжестью.

Ничто так не задевает, выбивая из колеи, как холодные руки, находящейся рядом, женщины, к которой питаешь интерес и симпатию.

«Почему я так мало о ней знаю?» – еще раз спросил я у себя, прекрасно понимая, что меня не интересуют вопросы о том, сколько ей лет, что она любит, прочие банальности… Меня интересовало нечто другое. То, что рисует таинственность милого любопытства, которую в тот момент я перенимал из каждого ее движения и мимолетной загадки глаз, встречавшихся с моими на доли секунды.

В этот момент я заметил на некоторых столбах цветные фотографии. Кому понадобилось клеить на столбы цветные фотографии, совершенно непохожие на какую-нибудь рекламу или афишу?

Мы не дошли самую малость, когда начался ливень.

Струи воды стекали по тротуарам в водосточные каналы. И на решетке, ведущей к ним, я заметил нечто белого цвета. К одному из бордюров прибился бумажный кораблик. Капли воды стекали по нему, впитываясь в бумагу, словно секунды, уносящие ответ, на заданный мною вопрос, в никуда.

III

Пенелопа разбудила меня, так как, проснувшись, утром она не обнаружила на себе одежды. Парадоксально, но она сама сняла ее вчера перед сном и попросила у меня халат, дабы не щеголять по квартире в неглиже. Мы успели изрядно вымокнуть вчера по пути в мое скромное гнездо уюта и гостеприимства.

Девушка бросила в мой адрес несколько пустых претензий по поводу вчерашней прогулки, используя лишь несколько слов. На некоторое мгновение мне показалась, что ее подменили. Будто не с ней я вчера ходил, обескураженный неожиданной комбинацией чувств. Но, видно, новая знакомая вовремя вспомнила про обещание в виде того понравившегося мне предложения, которое я вынужден вновь вам продемонстрировать.

– Завтра я уезжаю. И вскоре буду за тысячи километров от этого места. Поэтому давай просто помолчим, чтобы память об этой встрече стала настоящей интригой, способной сквозь всякое нежелание и расстояние доказать, что нам все-таки есть о чем поговорить.

А ведь в нем она намекала на свое скорое отбытие. Предположения оказались верны. Она вспомнила, что скоро улетает самолет, на который она опаздывает. Пенелопа надела свою одежду, так и не успевшую окончательно высохнуть, а затем покинула мое жилище, оставив аромат духов. Их выветриванием я занялся в первую очередь. Потому что посторонние запахи, особенно те, что приносят ассоциации, связанные с девушками, призваны разрушать всякие попытки собраться с мыслями и настроиться на работу.

Я сидел и думал о том, что сделал не так… Откуда появилась у меня эта дурацкая привычка – примерять образ на Незнакомок, чтобы те взамен своим присутствием создавали мне хорошее настроение. Ну не мог я найти дальновидную девушку для постоянных, долгосрочных отношений, потому что это поставило бы крест на работе.

Хорошие знакомства часто губят привычки. А иногда это делает Фрэнк Ларсон.

Знакомства, знакомства, знакомства…

Вообще, если брать в целом, еще в юности я наблюдал следующее: зачастую сюда приезжают девушки-охотницы за ощущениями. Их можно заметить в один день в лавке Фрэнка с доской для серфинга. Через час – возле второй лавки с пьяными дайверами. А затем такая дама будет штурмовать с любимым молодым или старым человеком маяк погибших кораблей на лодке с двумя моторами, выглядящей издалека взбесившимся поплавком. Да, лодка, которая, на самом деле, в связи с конструкторским исполнением должна приводиться в движение одним двигателем, а не двумя.

Ну а вечер эта девушка встретит в компании съемочных групп на яхте. И утром заявится на концерт другой группы – «неизвестной».

«Неизвестная группа» – название коллектива. Просто никто пока не придумал, как обозвать тех парней, дающих концерты по принципу Броуновского движения. География, неожиданность появления, а также изобилие жанров исполняемых композиций сделала их фронтменами побережья.

Возвращаемся к наблюдениям.

Еще есть девушки-добытчицы. Их главная цель – поймать крупную рыбу. Зачастую таким девушкам присуща тактика ожидания. Они могут часами или днями сидеть в «DoubleforU» и делать вид, что их просто задела до глубины души уютная атмосфера, а также безупречное обслуживание персонала.

Имеются девушки-романистки, в мыслях рисующие сюжеты для будущих романов. Вот их идентифицировать очень тяжело. Хотя когда-то в юности мне казалось, что достаточно сыграть не по правилам и взять с собой на пляж, например, телескоп, как, подобно динамиту, он начнет поднимать на поверхность представительниц указанной категории, оглушенных моей чуткостью, говорящих: «Небо безоблачное. Мы будем любоваться звездами вместе. А на Марсе есть жизнь?»

И затем достаточно тонко подыграть: «На планету движется гигантский метеорит. Он хочет уничтожить Землю, чтобы отомстить за своего брата, растасканного по частям, упавшего не так давно в России».

Все это произносится с расчетом на безумные ответы и скорую близость двух обреченных, ожидающих визит астероида, влекущего за собой конец света.

А еще есть девушки-скромницы. Если бы существовал плащ-невидимка, я сказал бы, что они знают, где он хранится. Эти девушки молчаливы и порой очень умны, потому что зачастую ведут беседу лишь с собой. Они только кажутся безобидными, особенно когда в их руках книга, – любая, кроме моей, – ведь если я вижу в чьих-нибудь руках свою книгу, то не могу сдержать улыбку, и меня вмиг принимают за идиота. Окружающие затем списывают чудное поведение на запальчивую молодость, словно она – ложная фирма, предназначенная для отвода прибыли, как будто она и явится позже причиной кризиса зрелых лет.

Также этот тип девушек имеет темную сторону. Если кто-то тревожит илистое дно чистого водоема, но вы не знаете, кто, сразу проверяйте скромниц. По одной из легенд, эхо, которое слышно в полнолуние вместе с шумом разбивающихся о маяк погибших кораблей волн, исходит от девичьего пения. Чаще всего такие девушки становятся сиренами. И их, выброшенных на берег беспощадной жизни, подбирают все те же добродушные яхтсмены.

О девушках рассуждать можно долго.

Когда мой друг слышал, что я таким образом в шутку начинаю описывать девушек побережья, вороша невнимательно собранные заметки юности, он сразу вспоминал отрывок из моей книги: «Шеннон, вот ты знакомишься с девушками. Общаешься, сравниваешь их, копаешься в них. Затем копируешь их образы в свои книги, далее говоришь, что типов девушек существует не так уж и много. Да черт вас возьми, рабы чернила и пера!

Фрэнк сейчас все объяснит. Это же девушки! Это все равно что оценивать две рядом стоящие пробы золота. Вроде бы одно и то же: рядом стоят две одинаковые особы, но потом становится ясно, что даже малая доля чего-нибудь, заключенного в одной, заставляет тебя влюбиться. Хотя до этого тебе нравились обе. Ты же разделил их на типы, или что вы там делаете. Слушай Фрэнка!»

* * *

Нелепое предчувствие. Какое-то нашествие меланхолии. Интуиция решила сыграть со мной в поддавки. Но я мастерски обыграл ее. Воображение – мой козырь. Настроение улучшилось. Немного.

Вскоре меня потревожил телефонный звонок. Беспокойство принес менеджер из издательства. Он передал мне печальные известия.

Интуиция играла в поддавки, а я – в игру, совершенно противоположную. Ипохондрия колоссальных душевных волнений.

Главный редактор хочет, чтобы я написал следующую книгу в течение недели или отдал что-нибудь, уже написанное, иначе они не захотят продлевать со мной контракт, который заканчивается в конце этого месяца. Более того, в противном случае я не выполню требования действующего документа.

Но, согласно подписанной бумаге, я должен был написать три книги за год. И третью книгу я отдал в издательство две недели тому назад.

Не знаю, чем все это вызвано. Хотя менеджер сказал мне, что главный редактор выполняет поручение владельцев, которые вчера приехали сюда, чтобы отдохнуть и заодно, наверное, уладить некоторые вопросы. Вероятно, я попал под сокращение. А что если это такая игра с неизвестными правилами?

Через час мы встретились с Фрэнком Ларсоном в кафе «DoubleforU». Он по-прежнему находился в сопровождении своей восхитительной сестры. Фрэнк проявил неимоверную чуткость и не стал выкидывать никаких номеров, способных обозначить, что он вошел в помещение и жаждет внимания.

По дороге мне снова позвонил менеджер. Оказывается, владельцы издательства попросили у главного редактора книги, отобранные для печати в последнее время. Среди них была и моя. Она им не понравилась, и именно поэтому все выглядит теперь печально и туманно. При этом голос главного редактора оделся в траур уже на втором слове, а диковинно выделенные ударения были похожи на венки, украшенные искусственностью. Последние его фразы гласили, что в течение десяти дней мне необходимо предоставить иной экземпляр. То есть написать новую книгу!

Фрэнк внимательно выслушал напевы моей проблемы, а его сестра отреагировала на надвигающийся апокалипсис облизыванием пухленьких губ, выглядящих слегка неестественно, но в тоже время весьма привлекательно. Губы ее в меру были напитаны аурой магнетизма. Мне даже показалось, что Клэр находилась все это время не с нами. Быть может, она вела беседу со своими частями тела, ведь пару раз девушка ухитрилась погладить свои плечи, будто ее бросало в холод. Затем Клэр атаковала открытыми ласками свои бедра. Это была игра тела, безупречного тела, которое, пожалуй, может отдаться лишь ловкой игре разума. Ее движения… Словно она пыталась выразить безразличие к моей проблеме. Это задевало. Я сделал вывод, что ее повадки не далеко ушли от знаменитого стиля Фрэнка. А Ларсон, в свою очередь, пока молчал. Но после того как я посмотрел на него взглядом, вобравшим в себя недоумение, а также искреннее желание открыть чемпионат по неадекватной дегустации вина путем его внезапного нанесения на лицо Фрэнка, все стало на места: «А нужно ли тебе это издательство? Вот скажи, Шеннон, ты нормальный писатель? Тебе-то какая соль посыпана, что они там не поделили? Творческое мастерство должно расти вместе с тобой, а не отдельно. А в наше время под давлением различных соблазнов так и происходит».

Да, если вы вдруг услышали выражение «какая соль посыпана», то даю сто к одному, что рядом с вами сейчас стоит Фрэнк Ларсон – самоуверенный кретин, который умеет говорить красиво, если ситуация складывается не в его пользу. Или в его? В общем…

Клэр продолжала себя гладить. А я захотел ей в этом помочь.

– Видишь ли, Фрэнки, если я больше не буду сотрудничать с издательством, то есть начну писать для другой конторы, то вознаграждение мне за прошлые произведения станет меньше в два с половиной раза. Этот пункт прописан в контракте.

– Тогда пиши новую книгу. И прекращай, пора уже, Шеннон. Это стоит признать. Я же тебя не гружу своими проблемами с конкурентами из соседней лавки. Я же не жалуюсь, что мои ласты и акваланги больше никому не улыбаются. А ведь все идет к тому, что твой друг в одиночестве будет раскладывать чеки по задолженностям в хижине, составленной из непроданных досок для серфинга. И даже сейчас это не выглядит жалобой или криком наглой души!

На этой ноте я взял передышку и пошел к своему любимому месту. Я сидел на скамейке, наверное, выглядев суетно. Все мимо проходящие люди и пары мне улыбались, будто поддевая.

На побережье принято сражаться улыбками.

Словно все вокруг знали, что я стою у самого края. Так или иначе, мне ничего не оставалось. Хоть они и решили меня выкинуть на улицу, от голода я не умру. Нет, дело не в том, что я могу продать мотороллер или организовывать экскурсии в один конец за ограждения, выставленные перед маяком, или распространять товары лавки Фрэнка… Нет, нет, нет!

Какое-никакое вознаграждение за предыдущие книги издательство мне платить все же будет, хотя это уже не имеет значения.

Потому стоит рискнуть. Это вызов, который мне бросили какие-то несносные охламоны. В таком случае я попробую написать хорошую книгу за десять дней.

Клэр молча сидела рядом со мной. Я понимал, что поблизости Фрэнк, но сдержаться не смог. Мы целовались страстно и неустанно. Подушками пальцев я касался ее шеи, и это желанное трение переходило в электричество, заряжая батареи уместного разврата, которому мы после предались в моем уютном жилище.

Сестра Ларсона положила голову мне на грудь и затем сказала:

– Прости, Шеннон, но я влюблена в другого человека. Наше времяпровождение сквозь эти прикосновения и проникновения – лишь укрощение выброшенных в кровь адреналина и эндорфина, не более. Химические процессы – козырь не из моей колоды. Но ты понимаешь… Дело во мне: я хотела развлечься, я люблю развлекаться. И Фрэнку я не сестра, а всего лишь знакомая. Я никому не прихожусь сестрой, лишь намекаю на то, что тоже могу подбирать к лицу маски, меняющие до неузнаваемости. Я люблю примерки. Если не успел это заметить, ты выводишь меня из себя! Я ухожу!

Эмоционально сказано, но вместе с тем чересчур наиграно. Сразу родилась хорошая фраза:

«Любить – значит жертвовать реальностью, которая хочет тебя за это наказать».

А что люблю я?

IV

Следующее утро начал с завидным запасом бодрости. Осталось менее десяти дней до того момента, когда меня выкинут из издательства. Они списали меня, как старую ржавую клячу, и хотят ввести налог на мои книги.

Через час в кафе напротив я сидел в компании со своими мыслями и образом, который перед выходом мне придумала компьютерная программа. Совершенно неожиданно Фрэнк сегодня оказался во власти туманных дел – на это намекало присланное им текстовое сообщение в виде многоточия.

Администратор кафе Кейси, зная о роде моих пристрастий, поинтересовалась, преуспел ли я в игре под названием «образ для Незнакомки».

Похоже, моя забава рискует стать народной. На это указывала широкая улыбка администратора и неимоверное желание познать тайны моих проделок. Любопытство Кейси разыгралось безумно, и я не смог больше противостоять настойчивости девушки. Она попросила показать описание образа, который я буду примерять сегодня на Незнакомку. А я буду его примерять. Теория – скучная штука, особенно та, что касается каких-либо повторений со стороны моей музы. Проклятье, вновь произнес это слово вслух!

Я нахожу вдохновение блестящим выходом, кратчайшей дорогой к укрощению своих мыслей. Это вовсе не означает, что я не могу писать без него и пускаю слезы у причала, окидывая взглядом пролетающих мимо чаек, каждый раз, когда не ощущаю этой легкости и ясности в голове.

Я живу поиском вдохновения. И никто не виноват, что нахожу его я в незнакомых девушках. Причиной всему – желание узнать их истинную сущность, поэтому при встрече приходится юлить, дабы понять, кто стоит передо мной. Нахожу в таком слепом общении массу плюсов – это помогает развеяться, окончательно не одичать среди своих строк, узнать последние новости из мира, за которым не успеваю.

Это занятие – мое несказанное удовольствие, но я не питаю никаких чувств к Незнакомкам. Пусть сейчас я похож на бунтаря, неверующего, находящегося в поисках костра резких мнений, предназначенного для собственного сожжения. Однако…

Ну не вяжется вдохновение с любовью к женщине. Хоть убейте! Нет! А вот если наоборот…

Кейси внимательно прочитала описание образа. Затем – еще раз. Кто-то утолял жажду рояля, виртуозно исполняя красивую композицию. Мелодия заполняла пространство и пустые уголки моего сердца словами:

«You losing your memory».

– Вчера сюда заходила девушка, подходящая под описание. Один в один, – сказала Кейси.

Я только сейчас обратил внимание на ее прическу и заметил, что Кейси покрасила волосы в рыжий цвет. Они сговорились. Это заговор, Шеннон.

– Знаешь, девушек, похожих на выдуманный программой образ, я часто нахожу, но вот затем в ходе общения выясняешь, что все не так радужно. Внутренне они не похожи. Ну или процент схожести оставляет желать лучшего. В этом и заключается игра. Этакое сравнение, и заниматься им мне безумно нравится. Один только поиск похожей особы бодрит лучше, чем осознание того, что вечер пятницы, на самом деле, заканчивается в понедельник утром.

– Зря ты меня не слушаешь. Девушка зашла вчера и села на это самое место, возле которого сейчас стою я. А напротив сидел какой-то болван. Да, на том же месте, где сидишь сейчас ты. Она была настолько эффектна, что ей моментально удалось отнять благодушное настроение у компании молодых парней, сидевших за соседним столиком. А те, что были старше, заказали себе двойные, а некоторые – и тройные дозы алкоголя и просили бармена добавить их в безалкогольные коктейли, чтобы залить осознание своей беспомощности перед магией, исходившей, казалось, из каждой клетки ее тела, каждого сдержанного, но уверенного движения. Выпавшая прядь волос, словно безумной силы завлекающий жест, придавала девушке естественности, и все присутствовавшие не могли больше доверять фантазиям и мгновенно верили, что действо происходит наяву. Немезида и Виктория в одном лице. Двуликая богиня, заключенная в тело человека. Девушка села за столик, перед этим окинув легким взмахом ресниц присутствовавших. Подобно «эффекту бабочки», это вызвало торнадо из чувств, жалящее робкие сердца и одевающее оковы на донжуанские чары любой масти.

– Кейси, это был один из самых правдивых пересказов комикса, который я когда-либо слышал, – ответил я серьезным тоном.

В ответ она удалилась, предоставив к размышлению порцию доброго безразличного смеха, вызванного моей репликой. О ком говорила Кейси? Кто заслужил столь громкое представление? Неизвестно. Но настроение поднималось. И это был первый шаг навстречу успешному выполнению поставленной задачи. Второй шаг я сделал за следующие шесть часов, начав писать книгу, не понимая толком, о чем или же о ком она будет. А знает ли это моя верная помощница?

Ближе к вечеру уже сидел на скамейке и пытался обдумать замысел будущей книги. Безрезультатно. Я лишь осознал собственное верхоглядство, не способное придать чувств неуклюжим строкам, написанным, будто под дулом пистолета, заряженного грязью, которая уже начала пятнать мое честное имя.

Фрэнк, выслушай, где бы ты ни был сейчас: идея с хижиной из досок для серфинга теперь выглядит куда привлекательней. Буду у тебя ее брать в аренду, оплачивая жилую площадь молчанием, а это гарант того, что наша дружба будет только крепчать. В наших ссорах теперь будут отсутствовать слова в духе «ЗА» и «ПРОТИВ».

Мы очень похожи друг на друга, хотя порой и кажется, что выглядим двумя противоположностями одного и того же.

Или же нет? Долой все сомнения! Официально заявляю, что я диву даюсь – такой трагический комизм. Катастрофа.

V

Время остается все меньше. Главный редактор не поднимает трубку. В голове нет ничего – пустота.

Я чувствовал себя глупо, как ребенок, которого посадили на детскую карусель и забыли. И вот на маленькой лошадке мальчуган проскакал до двадцати пяти лет. Он думал, что все время куда-то движется, пока волосы не отросли до пят, намотавшись на карусель. Падение. Все смотрят, пытаясь ужалить острым взглядом. И ты не можешь разобрать, то ли они на тебя не похожи, то ли ты – на них. Эта дилемма убивает тебя, делает никем. Оттого и ненавидишь всякую растительность на лице, дурацкие бороды, делающие людей одинаковыми.

Скрипнула входная дверь – я подумал, что это пришла депрессия. Передо мной стоял Фрэнк Ларсон. Лицо, его закопченное лицо все предрешило.

– Фрэнк, зная, что ты влюблен в праздник под названием Хэллоуин, рискну предположить, что ты сейчас в костюме неудачного барбекю.

Ларсон смеялся сквозь горе – это было видно по глазам. Своей обескураженностью он напомнил мне девиц из ночных клубов, пришедших на свою первую вечеринку без нижнего белья в полупрозрачном платье, которое заканчивается, чуть ли не у пояса. И вот они пришли и жаждут всего, но вдруг замечают, что их пылающие сердца безжалостно разбиты на тысячи осколков, что даже стекающей по щекам туши не склеить былые надежды. Перемешанная со слезами, оставляя темные следы на лице, ведущее к глазам, она ясно показывает: одного мгновения достаточно, чтобы перекрасить душу в черный цвет…

И хоть чернота на его лице была вызвана вовсе не тушью, сравнение нахожу уместным. Мой друг упорно продолжал игнорировать реальность, пока она не нанесла удар.

Фрэнка сегодня подожгли. Нет, не его самого. Подожгли его лавку – дело подсудное.

Но Ларсон сказал, что разберется сам, используя свой стиль. Ущерб был нанесен скромный, но достаточный, чтобы заставить Фрэнка подумать о мести. Хотя в начале этой истории я на мгновение подумал, что это он сам решил таким образом выйти из игры, поэтому и призвал силу огня на свой магазин.

Спустя два часа мы стояли на пляже у лавки Ларсона, вооружившись валиками, шутками, краской, а также другими инструментами и приспособлениями, с помощью которых пытались постичь таинства наружного ремонта зданий. Фрэнк, правда, несколько раз в сердцах бросил, что изба эта и так уже пережила свой век.

Работа не двигалась ни туда, ни сюда. На второй час к нам подошел Марк Ривз. Ривз был самым преданным клиентом лавки Фрэнка Ларсона. Раз в неделю, за редким исключением, девятнадцатилетний Марк покупал доску для серфинга у Фрэнка. Зачем ему столько?

Загадка занимала мой ум в течение года, пока я не провел собственное независимое расследование. Оказывается, в свои девятнадцать лет парень достиг заметных высот в обольщении девиц разного достатка.

И история этих победоносных похождений началась с одного очень удачного и любопытного случая.

Ривз стоял с доской у берега в ожидании крутых волн, когда мимо прошла одинокая девушка, отдающая грустный взгляд движению воды. Марк обронил пару слов и завязал с ней разговор. Затем на ходу придумал душераздирающую историю о том, что его лавка, где продавались доски для серфинга, разорилась, и пришлось отдать помещение магазина в счет долгов, имевших множество нулей. На данный же момент у него якобы осталась всего одна доска. Далее, не выключая образ раненого зверя, он атаковал жертву в лоб, окружив себя аурой непоколебимой грусти. Марк Ривз, пустив наигранную слезу, подарил доску девушке. И она, растроганная историей, взамен предложила ему интимную близость, а перед отъездом с побережья еще и счет в банке. Деньги Марк поспешно перевел на пластиковую карту…

Мне эта история нравится. Она очень точно показывает современную обстановку на амурных фронтах.

Не знаю, что сталось с той роковой дамой, но привычка дарить доски у Ривза сохранилась. Доска для серфинга прочно укоренилась в его сознании как знамя обольщения и штандарт привлекательности.

Вот уже полтора года он знакомится со всеми подряд и, даря доски, питает надежды повторить ошеломляющий успех. Маркс Ривз – яркий представитель современного поколения. Благодаря ему мы не так безнадежно отстаем от остальной молодежи.

Марк Ривз – новый символ побережья, я не мог о нем не рассказать.

Иногда, проходя по пляжу, можно заметить юношу сидящим на доске: его взгляд кочует по закатным переливам, которые здесь необычайно красивы.

В такие моменты за его спиной блуждают тени легенды, связанной с его отцом, – знаменитым и уважаемым человеком.

Три года назад Чак Ривз утонул, пытаясь взойти над шестиметровой волной, встав на ее гребне, ради осуществления детских грез и зрелых стремлений.

Марк рассказывал как-то пьяным языком, что отец жил одним лишь ожиданием крутых волн и до последней секунды жизни не отпускал надежду обуздать самую высокую из них.

Чак Ривз – один из немногих людей, чья преданность этому месту вызывала уважение.

Я отвлекся от проектирования картинок прошлого. У меня возникла идея, а вместе с ней и странный вопрос, связанный с той девушкой, которую мне так ярко описала Кейси: