Текст книги "Сборник рассказов. Избранное. Они действительно начинают воплощаться"

Отпуск в вечность

в ночь перед поездкой мне приснился сон. обычно я сплю тревожно, когда нужно рано вставать в аэропорт. даже во сне перечисляю список вещей, которые взять с собой. сон был крепким, но на грани реальности, будто спишь и одновременно бодрствуешь, не отдавая себе до конца отчета, наяву ли это или во сне. мне виделось синее море, яркое палящее солнце на бело-голубом небе. совсем как то место, куда я собрался. и какие-то люди, сплошь зараженные неизвестным вирусом. они окружали меня, были повсюду: на пляже, в ресторане, в коридоре по дороге к номеру. я задыхался, громко хрипел и ворочался, пока не прозвонил будильник, и не пришлось собирать вещи, умываться и выходить по звонку такси.

в летящей по ночной Москве машине я смотрел, как огоньки столбов освещения мелькают на фоне черного неба, и вспоминал свой сон. пески до горизонта. голубая вода древней реки. белая дорожка бурлящей пены, поднятая мотором кораблика, на котором проходит экскурсия вглубь таинственного древнего континента. меня окружают те же люди, полные страстного безумия в глазах, молча переглядывающиеся между собой и кивающие мне в знак понимания. я отворачиваюсь от них и дрожу нутром: река полна крови, а по берегам от легкого ветерка подрагивает желто-бурая слизистая пена. таксист возвращает меня к реальности и сообщает сумму. я щурюсь от огней аэропорта, расплачиваюсь, и выхожу.

в самолете мне не пришлось спать. ребята на переднем кресле оказались бодрыми, и мы, отмечая взлет и восход в иллюминаторах слева, дернули по паре стаканчиков тайком распечатанного чего-то дьютифришного, приподняв настроение и разговорившись о планах, кто в какой отель едет, какие дела оставил позади, и как было бы классно обняться в знак понимания, если бы стюардесса не ходила так часто, принюхиваясь, по рядам.

дискотека в отеле набирала обороты. она была из тех недотрог, красоте которой завидуют с самого детства. такая, которую опекают все родственники, мамки и няньки, где бы она ни появилась. такая, что пасут и у входа в музыкальную школу, и в танцевальную, и в спорт-зал, провожая до школы и забирая после уроков. я не видел ее днем ни на пляже, ни в гостиничном ресторане, возможно, она ела завтрак «с собой» в экскурсионном автобусе и парилась с тетушками по экскурсиям, контролируемая каждую секунду, без шансов подойти к ней.

у каждого свой вкус, но, я уверен, когда на закате, перед теми, кто, поужинав и приняв халявного all-inclusive в баре до ужина для аппетита, замешав это с бесплатным пойлом на ужине, под грохот колонок, ритмично бьющих в черноту бухты, вдруг появляются такие девушки, – их слюноотделение начинается бесконтрольно, и им сразу хочется танцевать, двигаться, приглашать, кутить, шутить, встречаться глазами, прикасаться руками, обниматься телами и получать кое-что покруче.

я провалялся, как мне кажется, пару дней. и я уверен, хотя и не было градусника, что у меня было под 39. меня рвало откуда только можно. я израсходовал все запасы туалетной бумаги, салфеток и полотенец, надеясь, что уборщик не будет стучать в дверь с табличкой «не беспокоить». все, что я видел, это белые пятна днем, серые пятна ночью и круглосуточно окружность унитаза. ручку спуска воды и управление биде я нащупывал по памяти, что неплохо получалось, как, впрочем и кран умывальника. зеркало не работало. разум тоже.

когда я забылся после отравления, мне снился все тот же дурацкий сон про сообщество странных типов, в которое я попал, отдыхая на каком-то морском южном курорте, реки крови и сильное желание избавиться от всего этого. сквозь сон, размахивая не поддающимися контролю руками, я боролся с каким-то странным чувством непонятной и непринятой причастности.

на третий день после начала болезни, или что это было, я вышел к обеду, скользя как бледная тень вдоль неосвещенных стен и коридоров. я жадно набросился на еду и на безалкогольное. меня нестерпимо мучила жажда, особенно хорошо пошел соленый томатный сок. в середине неуемной трапезы я, как и остальные, повернулся на грохот и звон у барной стойки. распластавшись в пятне яркого солнца, ничком лежала неестественно худая девушка без признаков жизни. обученный персонал подбежал к ней, пощупал пульс и, положив мокрое полотенце на лоб, перетащил в тень и вызвал врачей. через пару минут приехала местная скорая на электромобиле, ее погрузили и увезли. продолжилось чавканье, звон бокалов и позвякивание вилок с ножами о тарелки.

после обеда, наполненный, довольный и разомлевший, я вышел к бассейну, сел под свободный зонтик, наслаждаясь свежим воздухом, блеском солнца в голубой воде и мыслями о том, как в моем номере пашет молчаливый уборщик. слегка горела кожа, но я не обратил на это внимание. ко мне быстро присоединилась компания с игральными картами и стаканчиками барного алкоголя, разбавляемого привезенным еще с аэропорта крепким, доливаемым из пляжных сумок. мне стало душно от окружившего меня перегара, но я быстро погрузился в разговор, отвлекаясь от слабости. эти некрасивые плебейские лица пьяных работяг быстро вернули меня к реальности и к пошлятине с дальнерусским акцентом. на миг мне показалось, что я это уже где-то видел. эти хищные бледные морды, злые глаза, желтые белки, жесткие шутки и темные от курения кривые зубы в корявых улыбках. я долго не мог вспомнить, откуда, вряд ли это снилось мне когда-то. пару раз мне пришли на ум их мысли о кровавой прожарке мяса на ужин и о протыкаемых артериях коров, упирающихся коленями и рогами в землю, наполняющих теплой, пьянящей кровью стаканы и кружки, подносимые к губам без желания вдыхать запах и со страстью делать глубокие глотки, вселяющие первобытное безумие и блеск зрачков, начинающих двигаться по выпирающим орбитам.

я потряс головой, очнулся от этого полусна-полубреда, извинился и пошел в номер, по дороге остановившись на обрыве у моря, посмотрев на закат, испытав на коже лица и груди жгучее действие краснеющих лучей.

через пару месяцев, за утренним кофе в офисе я услышал интересную историю, заставившую меня прислушаться. какой-то общий знакомый съездил на юг, похоже, туда же. как-то немного захворал, пошел к врачам, его послали с каким-то простым диагнозом лечиться дома. а через пару недель он умер. никаких деталей, но все горячо обсуждали, что типа он не первый, кто так пропал. знакомые знакомых якобы рассказывали, что оттуда можно привезти неизвестные вирусы, а потом лечиться непонятно от чего, особенно когда местные врачи никак не берут в расчет пребывание на курорте.

я не стал особенно вникать, но позвонил паре близких знакомых, кто гонял туда же с маской и аквалангом.

все было ок. более того, они пригласили меня, независимо друг от друга, на какую-то клубную вечерину.

музыка рвала перепонки. я, как мне нравится, недолго постоял у колонок. танцевать было безыдейно, не моя тема. общаться – тем более, так и не нашел друзей или хотя бы знакомых. я принял у бара пару стаканчиков, посмотрел пару треков на надрывающуюся под ритмы молодежь, расплатился и направился к выходу. и тут на меня налетел мой попутчик, с которым мы квасили тогда в самолете. пришлось остаться и потусить в VIP-ложе. я как-то не очень люблю новых людей, особенно тех, что заполнили помещение. мне не пришлось долго думать, чтобы вспомнить тот же контингент с хищными рожами и бешеными зрачками, с которым я имел счастье общаться на юге. уйти удалось с какой-то не первой попытки, распихав по карманам кучу визиток и вытирая щеки от слюнявых поцелуев.

я нашел ее совершенно случайно. фейсбук предложил ее в друзья, будто я ее знаю. возможно, сработали новые контакты. так и было. мы разговорились, вспомнив прекрасный отдых.

мы купили пару бутылок шампанского, встретившись у метро. она надела мой кухонный фартук поверх того же волшебного обтягивающего платья, от которого пускали слюни все на танцплощадке тогда, в один из дискотечных вечеров на курорте. платье плотно облегало ее, когда она поджаривала маленьких осьминогов и резала их на салат с травой и помидорами черри. широкий черный пояс на талии даже не пришлось снимать. я был яростным, ритмичным и неумолимым, когда она что-то шептала мне на непонятном языке, царапая в момент страсти мою спину в кровь. не обращая внимания на сумму боли и наслаждения, я припал к ней и закричал… в первую очередь это был крик боли от ее зубов, вцепившихся мне в шею, когда я, обнимая ее всем телом, что-то издавал ей в ухо. она не дала мне опомниться, и я почувствовал соленый вкус разбившихся о зубы губ. то ли свой, то ли ее. мы замерли в экстазе обмена жидкостями там, по всему телу и в глубоком поцелуе…

она ушла рано. сказала, что на работу. не знаю, где работают в таких платьях, но я помог ей собрать рассыпавшийся по полу, закатившийся под кровать, жемчуг, сварил ей кофе, проводил до метро и снова завалился спать.

мне снились кровавые реки, работяги с восточных городов и областей, сидящие под камышовыми зонтиками и квасящие пенящийся красный напиток, напоминающий Bloody Mary. как будто они веселились, кричали что-то от радости и обнимали меня. я тоже пил, меня тошнило, но корабль плыл через пустынные желтые пески, оставляя белый след посреди темно-бордовой реки под палящим обжигающим солнцем.

проснувшись, я с грохотом раскурочил запасы минералки, выбрав самую соленую, умылся теплой водой, порезался бритвой и почувствовал, как твердею от вида красной капли, медленно собирающейся по царапине…

я вынул из-под кровати завалившийся телефон, моргающий красным от низкого заряда, дрожащими от непонятной трясучки руками набрал ее номер, и, натянув на себя что попалось под руки, бросился из дома к ней. она обедала в том клубе. глаза резало яркое солнце, я напялил темные очки и капюшон, чтобы не щипало кожу.

спеша к метро, я проходил мимо магазина и вдруг подумал, что тут, прямо за этой стеной, в мясном отделе, тучный человек в фартуке с красными пятнами держит в руках свежую, сочную, с кровью, плоть, в которую безумно захотелось впиться клыками.

Любитель насекомых

Он показался мне таким милым и добрым.

Очки в легкой оправе, добрые глаза и понимающий взгляд. Скромная сочувственная улыбка.

Ничего такого, мы познакомились, когда я принес ему на анализ клеща, а он дал посмотреть в микроскоп.

на второй встрече, когда я приезжал за справкой по результатам исследования, мы разговорились.

когда я четко определил, чем пауки отличаются от насекомых, это ему приятно польстило. особенно расположившись ко мне, он рассказал, что клещи относятся к паукообразным. наверное, так мы подружились.

потом он по-доброму проконсультировал меня и неожиданно признался, что на самом деле больше любит насекомых.

это прозвучало так мило, что я подумал, если у него есть девушка, она, наверное, очень гордится, что у нее такой красавчик, да еще и умный, скромный, видный, да еще и, скорее всего, в перерывах между лабораторной работой пишет диссертацию. а когда они гуляют, он, возможно, рассказывает ей про бабочек, пчелок и чудесных жучков.

у меня и мысли не было сравнить его с Коллекционером из истории Фаулза. ни в отношении девушки, ни в отношении коллекции приколотых на булавку милых созданий, собрание которых он мог иметь в своем домашнем кабинете.

я и думать не думал, что, возможно, он, проведя свои опыты, отпускал выживших жучков на территорию института эпидемиологии попастись или приносил их домой, чтобы еще раз насладиться их красотой под увеличительным стеклом.

в голове не укладывалось, что такой человек способен, любя, убивать их, получая очередной исследовательский результат.

когда он сказал «я больше люблю насекомых», скорее всего, он имел в виду, что не любит пауков и их родственников, но это прозвучало так, словно «я не очень люблю людей, я больше люблю насекомых». на его лице была такая милая улыбка, мы попрощались, я и не думал, что мы еще встретимся, и эта встреча окажется судьбоносной.

самые необычные открытия, как ни странно, делаем не мы. их делают наши друзья или знакомые, которые помогают открывать новых людей, организуя вечеринки и тусовки. это совсем не похоже на целенаправленный нетворкинг. это как цепочка судьбы, когда ты тянешь за нее, и, притягивая друзей, видишь ее продолжение по связи звенящих звеньев, и открываешь совершенно новые экземпляры в своей коллекции, ой, то есть, абсолютно новых людей по жизни.

у меня есть знакомая, такая паучиха. не в смысле, что у нее 8 лап или что она питается, высасывая соки, обмотав слюной (хотя, кто ее знает?) жертву, а в смысле у нее прекрасная и обширная паутина связей. она откуда-то знает кучу людей из совершенно разных групп и слоев общества. более того, ей нравится их встречать, организовывать их общение и смотреть, что из этого получится, какие еще витиеватые узоры на ее сеточке связей могут образоваться, и куда, к кому это все может привести, если подергать.

да, мы встретились с моим любителем насекомых именно у нее. это была какая-то приятная тусовка без повода. в ее большой сталинской квартире уместилась масса людей. одно зрелище на груду обуви гостей в прихожей вызывало трепет и предвкушение оказаться каплей в море.

я быстро прильнул к кружку знакомых, которые оккупировали пару кресел рядом со столом, полным закусок, поддакивал, наливал, передавал, смеялся, да и сам пытался шутить, тем более, что после второго бокала чего-то там слегка раскраснелся, и мой язык приобрел островатую форму. на третьем бокале, после пары корзиночек с икрой, горсти орешек и нескольких канапе с лососем, сырами, ветчиной и оливками, я решил проветриться на кухне, заодно прихватив что-нибудь посолидней, дабы не закончить вечер слишком быстро.

следуя по длинному темному коридору из кухни с подносом новых закусок, я задумался, как мне открыть двери залы (возможно, ногой?), и тут с лестничной клетки в коридор ввалилась новая группа друзей. они, слегка потоптав чьи-то туфли и ботинки в прихожей, разулись, и тут заметили меня. один из них, какой-то активный шутник, возможно, предварительно набравшийся веселья где-то еще, бросился открывать мне дверь. спасибо-незачто-привет-имя-имя-приятно-спасибо, и тут я вижу его, скромно переминающегося на коврике перед входной дверью. глядя за плечо моего нового знакомого, я блеснул в него глазами, что, похоже, не сработало, потому что лучи отразились лишь блеском его очков. и все-таки, кажется, он меня тоже узнал.

вечеринка закончилась далеко за полночь, кто-то пытался впопыхах найти свою обувь и добежать до закрытия метро, кто-то решил вызывать такси или просто голосовать, благо, в выходные в центре с этим нет проблем.

до шахмат и песен дело не дошло, но мне удалось гармонично вписаться в новую компанию, не имеющую единой классовой или профессиональной принадлежности. да, мы за это время успели познакомиться и довольно хорошо подружиться с любителем насекомых, настолько хорошо, что, прощаясь и провожая первые партии откланивающихся, мы положили по руке друг другу на плечи, не исключено, что в порыве доверия, но, как мне кажется, еще и для устойчивости.

через пару недель хозяйка тусовки, милая паучиха, позвонила с новыми сплетнями, сообщив, что пара моих новых знакомых попали в больницу, у обоих, как ни удивительно, представляешь?, одна и та же фигня: попали в аварию. оба на приличной скорости, в один и тот же вечер, вылетели на встречку и едва остались живы, машины всмятку, страховая, теперь лечиться, проведать, бедные подруги, ну и что-то там еще бла-бла-бла.

я сам чуть было не рассказал, но, в целях экономии времени, сдержался, хотя и у меня пару вечеров назад было вечером какое-то помутнение. я не был за рулем, просто вышел проветриться, и как-то полегчало. да и может ли это иметь отношение к вечерине двухнедельной давности и к случайным авариям новых знакомых?

да, реально, какая-то фигня: идешь себе идешь, вдруг все начинает плыть, теряешь фокус, подкатывает тошнота, и потом быстро так раз, и проходит. ну стоит ли об этом рассказывать профессиональным разносчицам слухов?

а тут на днях утром просыпаюсь, а подруга мне и заявляет: что это у тебя на плече за язвочка? не, я понимаю, с девушками после ранней стадии отношений такое бывает: а давай помажу ранку, а давай посмотрю, ой что это у тебя, а давай выдавлю и прочее. ну и в этот раз думаю: а, фигня, наверное, свежий прилив утренней нежности. а сам чувствую, реально как-то неприятно, не зудит, а ноет, причем, внутри. что за дела?

открываю глаза. как-то туго открываются. смотрю: пейзаж незнакомый. крашеные стены. трубки. капельница и телевизор на стене, над столиком с цветами и минералкой. обвожу взглядом. блин, что за е-мое? или сон такой или что? нет, реально, да еще и иголка в вене как-то больно не дает шевелиться.

тут заходит мама. пытаюсь улыбнуться. темные мешки под глазами и растрепанные волосы, будто спала, но проснулась недавно и не причесалась. привет, мама, как дела?

короче, история была долгая и интересная. долгая, потому что я реально замучился слушать. интересная была бы точно, если б не со мной. в общем, я где-то брякнулся, потерял сознание, меня еле живого привезли на скорой, а потом быстренько в реанимацию при инфекционной. хорошо, успели. была операция. переливали кровь. какой-то неизвестный вирус. обычно передается редкими насекомыми, то ли из дальней сибири, то ли из центральной африки. воспаление у меня на плече – был очаг, но все распространилось по телу, повлияло на печень и какие-то еще органы, хорошо, успели транквилизировать.

ну бывает, хотя и непонятно, мало ли в метро кто чихнул или что.

но все не так просто: у нее просили разрешения войти в мою квартиру для исследования, моя подруга на карантине, и за меня все очень беспокоятся.

вот фигня!

у меня вообще-то дела и прочее.

а тут такая хрень!

входят врач и человек в штатском, по которому сразу понятно откуда, и начинают задавать вопросы. ну типа с кем контактировал, где был, и главное, как и когда у меня мог на плече появиться укус?

в общем, мальчика взяли. паучихино гнездышко на время прикрыли за подозрение в соучастии. вместо диссертации тут кто-то играл в войнушку, ну, бактериально-кусачую войнушку типа проведи эксперимент, зарази экспериментальную жертву новой хренью, а чтобы было незаметно и без следов, это все – через безобидных кусак, которых достаточно выпустить на одежду подопытного. долго не могли на него выйти, потому что хватало ума ничего не делать с подругой, это могла быть прямая зацепка, но тут он не сдержался.

бывают же такие милые люди, блин.

а мне вот 3 месяца нельзя пить: печень и мозг могут взбрыкнуть.

моя подруга ушла, проклиная меня, что испортил ей жизнь, потому что все ее милые подружки отвернулись, узнав про карантин.

в квартире жить нельзя после обыска, сделанного в хим-био-защите, и последующей сан-обработки.

короче, чума. нет, то есть не чума, а как-то там по-другому, но роли не играет, тем более, не уверен, что у этого есть признанное медицинским кругом название.

на досуге читаю энциклопедию про насекомых.

и как-то думаю, что с биологами ладно, но с химиками вообще, наверное, общаться не стоит.

мало ли, вдруг среди очередных знакомых кто-то больше любит бесчеловечно смешивать реагенты?

нет-нет, лучше я со своими, с родными специалистами по ядерной физике, баллистическим ракетам и автоматическим нано-роботам.

все ж таки как-то ясно, чего от нас, простых мирных технарей, можно ожидать.

но принципы бионики никто не отменял.

сейчас вернулся к работе над грантом по метаморфозному сохранению органов управления в куколке-бабочке, чуть было не пролетел с командировкой в Долину. ну, вы понимаете…

хотя, лично я не понимаю, зачем туда с нами едет делегация аспирантов-инфекционистов из Нска.

Будьте здоровы!

Удачи!

Затянувшийся курс

– вы уже слышали? она попала в аварию!

можно было сделать вид, что без имени не понял, о ком речь, но было ясно. он сразу догадался. откуда она узнала и поняла, что я догадаюсь, – промелькнуло у него в голове.

– вы ведь поняли, о ком я? – посмотрела на него медсестра-ассистент.

скрывая волнение, он кивнул, но все же спросил.

– да это же Елена, ваша недавняя частая пациентка! вот в фейсбуке ее фотки из больничной палаты. несколько переломов, сотрясение мозга. и самое ужасное, ее друг, который был за рулем, скончался по дороге в больницу.

– сейчас посмотрю, – ответил он, вперившись в монитор.

да, это была именно она.

он ни при чем.

несчастный случай.

автокатастрофа.

так ужасно.

что делать?

– сообщите пациентам, что я закончил прием.

он поднялся с кресла, снял халат, и на молчаливый вопросительный взгляд помощницы ответил так же взглядом уверенное и не подлежащее обсуждению нет.

он вышел из клиники, подошел к машине и выехал со стоянки.

мысли путались, дорога катилась под капот. не обращая внимания на пешеходов и светофоры, он автоматически вел машину, рассуждая, что делать и куда именно ехать. перед мысленным взглядом появился их недавний разговор с Андреем.

катастрофа, в которой разбился Андрей и пострадала Елена, выбили доктора из спокойного состояния.

как-никак, Андрей был друг, они учились вместе. да, они давно не виделись, и появление Андрея у Елены, как ее и его общего близкого друга, всколыхнуло старые воспоминания. но гораздо больше беспокойства принесла мысль, что Андрей, как известный и успешный врач, может глубоко копнуть и много нарыть такого, что принесет массу проблем.

визг тормозов вернул его внимание к дороге. группа молодых студентов пошла по переходу на желтый, и доктору пришлось резко затормозить, вернувшись вниманием к реальности.

– куда я еду? – подумал он, и движение на автомате по привычному маршруту пришлось прервать. ему нужно было увидеть Елену. дождавшись зеленого, он вдавил газ, но вдруг понял, что так и не знает, в какой она больнице. пришлось остановиться на обочине, включив аварийку, и снова выйти в фейсбук, чтобы найти ее фото и узнать детали.

когда она впервые вошла в его кабинет, он все понял. он понял, что она – его судьба. что эта женщина его, создана для него и должна быть его. несмотря ни на что, он должен ее добиться и добьется, пусть это стоит тысячи усилий и моря денег. все это было неважно. важно быть с ней, обладать ей, и это все.

ее первый диагноз был не самым сложным. но назначить лечение и отпустить навсегда казалось большой ошибкой. ошибкой, ломающей судьбу. поэтому он назначил ей не только нужное лечение, но и дополнительное обследование. потом еще лечение, потом еще обследование.

мысль прописать ей лекарства, приводящие ее снова к нему, пришла не сразу, но блеснула в сознании гениальным открытием. это не было во вред. по крайней мере, сначала. но он должен был ее видеть. слушать ее голос, пусть и с новыми жалобами. прикасаться к ней, снимая показания давления и слушая хрипы, прикасаясь стетоскопом и пальцами к ее влажной груди и невообразимо нежной спине.

через пару сеансов он исследовал ее, нежно вдавливая свои пальцы в плоть ее упругого живота, глядя на пупок, груди и отодвигая трусики пониже, объясняя это прощупыванием напряжения в области мочевого пузыря.

когда она уходила, оставляя после себя в кабинете аромат тела, припудренный нотками духов, и эхо голоса, он еще мог долго сидеть, уставившись перед собой, вспоминая каждую секунду ее визита и их общения.

он просто не мог ее отпустить. и был счастлив, пусть это противоречило его профессиональной этике, когда ее состояние дошло до необходимости его визитов на дом. там он мог видеть ее в домашнем. мог вдыхать в ванной ароматы ее мыла, шампуня и всяких баночек с косметикой. там он видел ее пушистое полотенце, которое имело право, в отличие от него, прикасаться к ее влажному телу везде, гладить ее и слизывать мокрые ароматные капли. там, у нее дома, он видел обстановку, в которой она живет, он мог лучше ее понимать, чувствовать, и, возвращаясь после визитов к себе домой, падая в кресло, пытаться восстановить в памяти все до малейших деталей, не отпуская ее от себя, так же, как он это делал, выписывая новые рецепты.

– я не хочу, чтобы это получило огласку, но нам нужно серьезно поговорить.

Андрей раскинулся в его кресле, сделав глоток виски. судя по его виду, он что-то знал и что-то подозревал, и это заставило доктора взволноваться. не подавая вида, он отвернулся к барной стойке, и, наливая себе, спросил, о чем все же речь.

– ты лечишь ее уже третий месяц. и ей не становится лучше, если только ты не делаешь это специально.

доктор молча поднял взгляд, чувствуя спиной, как Андрей пытается изучить его реакцию.

– я видел отчеты в страховую, я изучил ее историю болезни. твои диагнозы выглядят верными, и к назначениям не придерешься, но я подозреваю тебя в предвзятом лечении. Такое чувство, что ты не желаешь ее выздоровления.

доктор повернулся, прикрывая улыбку бокалом.

– это какая-то несусветная чушь. ты понимаешь, что ты говоришь?

– да, именно так. я понимаю. и отдаю себе…

тут он сглотнул, покорчившись от горячительного, и продолжил.

– и отдаю себе отчет, что ты не предпринял нужного лечения, а выискиваешь новые диагнозы и занимаешься лишь облегчением симптомов вместо того, чтобы добиться ее выздоровления.

– это чушь, – повторил доктор, снова повернувшись к бару, закрывая крышку.

– я вижу, – Андрей наседал, – я отчетливо вижу, что ты, причем мастерски, что-то скрываешь. ты делаешь, хотя я не могу понять, что, но это попахивает судом и отзывом лицензии. я не могу пока доказать, но я чувствую, ты явно что-то скрываешь.

доктор подошел к креслу с бокалом в руке. увидел, что у Андрея стакан почти пуст, вернулся к бару и принес бутылку на столик, поставив ее рядом с ведерком льда.

– и что ты молчишь? – Андрей продолжал настаивать.

– я искренне не понимаю, о чем ты говоришь.

доктор сделал паузу и продолжил спокойным трезвым тоном.

– действительно, какая-то чушь. Елена моя пациентка уже несколько месяцев. курс лечения соответствует предписаниям. у меня не было отклонений в назначениях, это можно легко проверить. ты слышишь?

он сделал паузу, обжигая язык содержимым стакана.

– я не виноват, что по предписаниям страховой вынужден был назначать новые исследования только тогда, когда появлялись новые симптомы. мы продолжали лечение, вот и все…

когда Андрей ушел, доктор долго не мог успокоиться. он понимал, что по закону полностью прав. к курсам лечения невозможно было придраться. все обосновано анализами и показаниями исследований.

но что-то серьезно его беспокоило. казалось, Андрей, будучи близким другом Елены, серьезно взялся за контроль ее состояния и был искренне обеспокоен ухудшением ее здоровья без существенного прогресса в лучшую сторону.

и в это же время он чувствовал, как растет его любовь. он знал и верил, как он важен для нее, как она нужна ему, и как судьба связывает их все крепче и крепче. заботиться о ней, думать о ней, искать новые варианты решения болезни, да, пусть и не всегда реальной, находить новые возможности для исследований, чтобы снова привлечь ее в кабинет или появиться у нее дома, – было настоящим счастьем. любовь как забота, любовь как надежда на излечение, любовь как редкие частые встречи, – это казалось ему самым реальным, ради чего стоит жить, и он гордился своей работой, своей специальностью и своей возможностью помогать ей и осознавать свою причастность к ее судьбе… он отчетливо понимал, как ему жизненно важно окружить ее собой, своей заботой, и, наконец, своими объятьями.

в травматологии пришлось долго объяснять, что он ее лечащий врач, что он ее близкий друг, что он как член семьи. в итоге, он добился своего и, сделав пару глубоких вдохов перед дверью в ее палату, надел улыбку и вошел.

когда он вышел в коридор, его поражение вылилось наружу, скривив физиономию сознания до неузнаваемости: заплаканная девушка в палате, как он понял, была ее подругой, возможно, близкой подругой, не исключено, что любовницей, невероятно, шокирующе, но, скорее всего, как-бы женой. мир рушился, и он шел, спотыкаясь по его обломкам, перешагивая через щепки и обломки кирпича, звенящие по осколкам стекол, откидывая их по вымытому до блеска больничному линолеуму.

на следующий день медсестра-ассистент, запахиваясь в свой узкий в груди и на круглых бедрах белый халат, до начала смены сообщила ему, что среди бумаг есть две важных. одна из страховой компании о начале расследования по превышению полномочий и избыточным расходам на лечение одной из пациенток. другая – повестка в следственный комитет без указания причин с сухой формулировкой «вызывается в качестве свидетеля в рамках такого-то уголовного дела». сдвинув часть бумаг, он увидел письмо со знакомым почерком. с почерком Андрея. не раскрывая его, доктор понял смысл сообщения с того света, и грусть с обидой накатили до стука в висках и чувства пустоты в желудке. он положил голову на ладони, закрыв ими лицо, упершись локтями в стол по разъехавшимся документам.

за весь свой медицинский опыт он не видел такого ужаса. страх и отвращение к этому асексуальному неженственному существу, бесполому пациенту, наполнил его, сжав горло.

у ее кушетки стояла опухшая от слез девица, которую он видел впервые. она, судя по всему, до его прихода что-то активно и утешительно говорила. он поклонился обеим. еще раз улыбнулся лежащему человеку, пытаясь разглядеть в этих шрамах, припухлостях и синяках ту, которой был готов отдать всю жизнь. этого не получилось. даже глаза, испуганно и все еще в шоке, глядящие сквозь узкие щелочки заплывших век, были чужими. он был поражен.

и он знал, что в этом нет его вины. он хотел как лучше. ему всего лишь нужно было припугнуть Андрея, намекнув, что не стоит совать нос в чужие дела. ему всего-то надо было, чтобы она поняла: с Андреем не надо иметь дел. они не должны были пострадать так…

– тебе станет легче, поверь мне, Елена, я же врач. ты же знаешь, я никогда не желал тебе плохого.

она измученно посмотрела на него, через боль попытавшись улыбнуться.

– это хорошие лекарства. верь мне.

из травматологии он спустился в подземный гараж, где оставил машину. устроился в водительском кресле поудобней. включил музыку погромче. высыпал себе тех же таблеток, забросил пригоршню в рот, запрокинув голову, запил водой из бутылки, стоявшей у подлокотника, и стал, расслабившись, ждать.

Елена открыла глаза. Она потянулась, как после долгого и приятного пробуждения. Ничего не болело, только вид палаты все еще удручал. Переведя взгляд с потолка на яркое окно, она повернула голову и улыбнулась Андрею. Он стоял у ее кровати, слегка бледный, дружески, приглашая в объятья, распахнув руки.