Текст книги "Курт Кобейн. Serving the Servant. Воспоминания менеджера «Nirvana»"

Глава первая
Gold Mountain Entertainment

Я впервые познакомился с Куртом в ноябре 1990 года в Лос-Анджелесе. Он и остальные музыканты Nirvana, Крист Новоселич и Дейв Грол, встретились со мной и моим младшим партнером Джоном Силвой в офисе нашей менеджерской компании Gold Mountain Entertainment на бульваре Кауэнга Уэст, недалеко от Юниверсал-Сити.

Первые слова, которые мне сказал Курт, – безапелляционное: «Нет, ни в коем случае» в ответ на вопрос, хочет ли группа остаться на Sub Pop, плохо финансируемом, но уважаемом сиэтлском инди-лейбле, который выпустил их первые записи, в том числе и дебютный альбом Bleach, который стал настолько успешным в панковской субкультуре, что на группу обратили внимание мейджор-лейблы.

Он молчал первые пятнадцать минут этой встречи, говорил в основном Крист. Твердый ответ Курта по поводу Sub Pop стал для меня первым намеком на то, как строились отношения в группе. Дейв был виртуозным рок-барабанщиком, который вывел Nirvana на гораздо более высокий музыкальный уровень, чем предшественники. Крист был основателем группы, наравне с Куртом, и разделял его политические и культурные идеи. Трое музыкантов великолепно вместе играли, и у них были общие взгляды на то, как группа вписывается в миры рока и панка, но последнее слово всегда оставалось за Куртом.

В ранние годы рок-н-ролла роль менеджера часто ассоциировалась с продажностью и некомпетентностью. Менеджера Элвиса Пресли, полковника Тома Паркера, многие считали манипулятором, который использовал своего знаменитого клиента, инфантилизируя Элвиса и кладя себе в карман намного больше денег, чем заслуживал. Первого менеджера The Beatles, Брайана Эпштейна, группа очень любила – он стал первым бизнесменом, который понял, насколько они особенные, но, оглядываясь назад, можно сказать, что он был не слишком умелым в плане обеспечения максимального дохода и влияния.

В последующие годы слово «менеджер» в музыкальном бизнесе имело различные определения в зависимости от конкретных личностей как специалистов, так и исполнителей. Агенты актеров часто помогают им с карьерой точно так же, как менеджеры – музыкантам и певцам. Но в музыкальном бизнесе «букинг-агенты» отвечают только за важную, но очень узконаправленную область деятельности – организацию живых выступлений – и редко имеют дело с фирмами грамзаписи, издателями музыки (компаниями, которые владеют или управляют авторскими правами музыкантов) или стратегией общения с прессой – этим всем занимаются менеджеры. Кроме того, менеджеры музыкантов служат связующим звеном между артистами и их юристами и бухгалтерами, а также букинг-агентами, особенно когда приходится организовывать гастроли в разных частях света. Марк Спектор, несколько десятилетий проработавший менеджером Джоан Баэз, так описывал свою работу: «Эстафета заканчивается на мне».

В некоторых случаях менеджеры также играют роль личных советников и оценщиков идей. Я впервые познакомился с этой работой, когда смотрел документальный фильм о Бобе Дилане Dont Look Back, в котором на пленку сняли веселые переговоры менеджера Дилана, Альберта Гроссмана, о более высоких суммах контрактов. Помимо прочего – что так очаровывало зрителя-подростка – Гроссман понимал шуточки, которые Дилан отпускал в адрес некрутых обывателей. (Dont Look Back был одним из любимых фильмов Курта.)

Мне довелось немного поработать с Гроссманом в начале семидесятых, а ближе к концу того десятилетия я работал в отделе по связям с общественностью его лейбла Bearsville. Он выглядел как человек, хранивший множество крутых секретов. Считается, что песня Дилана Dear Landlord посвящена Гроссману, в частности, строчка «Если ты не будешь недооценивать меня, я не буду недооценивать тебя». Служа своим клиентам (в числе которых были, например, The Band и Дженис Джоплин), Гроссман изменил баланс сил в пользу артистов в их отношениях с лейблами, агентствами талантов, концертными промоутерами и прессой. Например, именно Гроссман сказал Columbia Records, что шестиминутную песню Дилана Like a Rolling Stone нельзя сокращать до «удобоваримой» длины, на которой обычно настаивали радиостанции, и она все равно стала хитовым синглом.

Другим моим примером для подражания был Эндрю Луг Олдхэм, имя которого я узнал из примечаний на обложках первых альбомов Rolling Stones, в частности December’s Children (And Everybody’s). В те времена Олдхэм не только был менеджером «роллингов», но и продюсировал их альбомы.

Моим наставником в музыкальном бизнесе был менеджер Led Zeppelin Питер Грант, с которым я работал, когда мне было чуть за двадцать. Грант вывел гроссмановскую борьбу за выгоду артистов на новый уровень. Внушительный 300-фунтовый здоровяк с акцентом кокни, бывший рестлер, сумел выбить для Led Zeppelin неслыханно крупный кусок экономического пирога. Раньше промоутеры обычно платили музыкантам 50 процентов от прибыли с концерта. Грант настоял на 90 процентах, и музыкальный бизнес изменился навсегда. Вскоре я и сам накрепко усвоил установку Гранта: «Насрать на всех остальных. Главное – чего хочет группа».

Слово «менеджер» в какой-то степени обманчиво. Звучит все так, словно мы каким-то образом руководим нашими клиентами, хотя на самом деле верно обратное. Это обслуживающая профессия, а главный начальник – артист. Через несколько лет после смерти Курта я подружился с Олдхэмом (который сказал, что Гроссман и для него был примером для подражания), и мы решили выяснить, в чем сходство и в чем различие менеджерской работы в Rolling Stones середины шестидесятых и в Nirvana девяностых. Олдхэм выразился подобно дельфийскому оракулу:

– Настоящим можно назвать только такого менеджера, которого группа пытается обдурить в неменьшей степени, чем он пытается обдурить ее.

Один из менеджеров, которыми я восхищаюсь, – Кенни Лагуна, который великолепно управлял карьерой Джоан Джетт более четверти века. Кенни однажды рассказал мне о взлетах и падениях в его менеджерской работе. «Это забавная профессия. Однажды я разговаривал с сенатором Шумером по поводу того, чтобы Джоан сделала что-нибудь для Госдепартамента, а на следующий день мне пришлось придумывать, как бы убрать пятно кошачьей мочи с ее персидского ковра».

Поскольку даже самые лучшие артисты склонны к неуверенности, менеджеры практически считают своей обязанностью выставлять любые события в лучшем свете для своих клиентов. Иногда это приводит к так называемому «подслащению пилюли», весьма контрпродуктивному. В документальном фильме о Dixie Chicks под названием Shut Up and Sing есть сцена, где группа спрашивает менеджера Саймона Реншоу, не скажется ли зрительское возмущение Натали Мэйн, раскритиковавшей президента Джорджа Буша-старшего незадолго до иракской войны, на их карьере. Он спокойно уверяет их, что кризис очень скоро пройдет. (На самом деле не прошел. Эхо-камера, состоявшая из людей правых политических взглядов, окружала их еще целый год.) Впрочем, на его месте я бы сказал то же самое. В конце концов, они же вот-вот должны были выйти на сцену.

Конечно, есть и исключения. Если клиент делает что-то неэтичное или саморазрушительное, менеджер может попытаться переубедить его, но по умолчанию он должен защищать и отстаивать его интересы. У менеджеров, которым я хотел подражать, в голове были идеализированные версии их клиентов, которые они проецировали и на самого артиста, и на остальной мир. Как-то после концерта моего клиента один друг сказал мне:

– Полагаю, ты не скажешь ему, что шоу слишком затянуто?

Я на это ответил:

– Такого я не скажу даже себе.

В середине восьмидесятых, когда мне было немного за тридцать, я основал собственную менеджерскую компанию Gold Mountain (перевод на английский моей фамилии «Голдберг»). Первыми нашими клиентами стали Белинда Карлайл и Бонни Рэйтт. К 1990 году дела у нас шли настолько хорошо, что я решил расширить клиентский состав и найти артистов, которые привлекали бы более молодую аудиторию. Я знал, что панк-культура набирает популярность и выходит за узкие рамки владений рок-критиков и университетского радио. Поскольку я еще с семидесятых уделял панку не слишком много внимания, то нанял Джона Силву, которому тогда было немного за двадцать, но он уже работал менеджером успешных у критиков групп – House of Freaks и Redd Kross. Силва был настоящим музыкальным нердом, одержимым фанзинами и виниловыми семидюймовыми пластинками. Он знал немало музыкантов, формирующих вкус, появившихся в панк-субкультуре в последнее десятилетие, и даже некоторое время жил в одной комнате с легендарным панк-певцом Джелло Биафрой. Кроме того, Силва отличался поразительным трудолюбием, а его амбиции отлично совпадали с моими.

Через несколько месяцев партнерства мы стали менеджерами Sonic Youth, которые подписались на новое подразделение Geffen Records под названием DGC Records. До этого группа работала только с инди-лейблами и выбрала нашу команду, чтобы мы помогли сориентироваться в коммерческом музыкальном бизнесе. В то время они готовили свой первый альбом, изданный на мейджор-лейбле – Goo.

Sonic Youth выпускали миньоны и альбомы восемь лет и за это время стали одними из самых уважаемых и влиятельных артистов в мире инди-музыки. Ведущий гитарист Терстон Мур, который выглядел как худой мальчишка двухметрового роста и обладал при этом весьма проницательным умом, интересовался уникальными гитарными строями авангардного композитора Гленна Бранки не меньше, чем панк-роком. В 1981 году Мур женился на певице-басистке Ким Гордон, которая до этого училась в художественной школе и смотрела на мир панка через похожую интеллектуальную призму. Гитарист-певец Ли Ранальдо и барабанщик Стив Шелли, как и коллеги, любили множество разных музыкальных жанров. Группа объединяла подрывные идеи панковского восстания с достоинством и интеллектом, благодаря которым их любили практически во всех уголках раздробленного инди-мира.

Вскоре я понял, что Ким и Терстон держат руку на музыкальном пульсе, о котором я вообще ничего не знал, так что я старался при любой возможности общаться с ними. Они считали, что исполняют в сообществе роли не только артистов, но и своеобразных кураторов. Nirvana стала последней из большого списка групп, которым удалось набрать аудиторию после того, как Sonic Youth взяли их с собой на гастроли. Курт считал гитариста Sonic Youth одним из своих наставников. В его дневниках есть несколько записей, где он напоминает себе «Позвонить Терстону». Когда Силва впервые упомянул Nirvana, я долго раздумывал, стоит ли за них браться, потому что всегда беспокоился из-за того, что в новых и малоизвестных музыкантов придется вложить довольно много времени, прежде чем они начнут приносить нам деньги. По просьбе Силвы мне позвонил Терстон и посоветовал сделать исключение из правил – и слава богу, что я его послушал.

Лишь в июне 1991 года, за три месяца до выхода Nevermind, я впервые увидел Nirvana вживую, когда они выступили на разогреве у Dinosaur Jr. в «Голливуд-Палладиуме». За годы я увидел уже сотни концертов и обычно относился к ним довольно прохладно, но тут меня словно загипнотизировали. Несмотря на то что большинство зрителей пришли на хедлайнера, Курт устанавливал очень глубокую связь с аудиторией. Он не обращался к общепринятым театральным жестам, но мне казалось, словно ему удается так передать свой внутренний дух, что это сразу вызывает чувство близости. Я и по сей день не могу описать, что же именно он делал – только как это ощущалось. Это была особая форма рок-н-ролльной магии, которой я никогда до этого не видел. Я еще не представлял, какое коммерческое цунами нас скоро накроет, но уже тогда понял, что мне очень сильно повезло работать с Nirvana.

В то время Gold Mountain была средних размеров менеджерской компанией с примерно двадцатью пятью сотрудниками и несколькими десятками клиентов. Для многих из них я выполнял в основном административные обязанности, но с некоторыми меня связывала личная дружба. Уже тогда я понимал, что Курт станет для меня кем-то намного более важным, чем я изначально предполагал. Уезжая домой после концерта, я сравнил мое растущее восхищение Куртом с целеустремленной преданностью, которая была у Питера Гранта по отношению к Джимми Пейджу. Я очень волновался.

После его смерти меня не раз спрашивали – что-то вроде: «Каким Курт был на самом деле?» Иногда лучшее, что я мог сделать, – смотреть на него через закопченное стекло, видя лишь несколько его граней и отгораживаясь от других. Бывали моменты, когда общаться с ним было очень легко, а бывали и такие, когда вокруг него нужно было ходить на цыпочках. Кроме калейдоскопа самых разных качеств, упомянутых выше, у Курта были и те стороны, которые всегда оставались скрытыми, – артистический гений, который он в буквальном смысле не мог объяснить, и отчаяние, растущее из боли, слишком невыносимой, чтобы рассказать о ней.

Тем не менее повседневные рабочие вопросы в основном отталкивались от того факта, что с самого начала нашей работы с Nirvana я, Силва и группа практически мгновенно поняли, к какому балансу нужно стремиться в отношениях с существующими поклонниками и привлечением новых. Мы даже не представляли, что во вторую категорию войдут миллионы, но недавние успехи Jane’s Addiction и Faith No More показали нам, что существуют сотни тысяч фанатов рока, которые, мало что зная о панк-роке, тем не менее, хотят чего-то музыкально и культурно не похожего на «хайр-рок» и хеви-метал, популярные тогда. То была новая, молодая аудитория, которую привлекали одновременно эмоционально доступная музыка и контркультурные ценности. В течение следующего года мы принимали десятки небольших решений, чтобы добиться этого баланса, при этом мы с Куртом очень редко вели долгие разговоры. У нас практически сразу что-то «щелкнуло», и мы стали думать на одной волне. И хотя Курт позже высказывал немало своих развернутых мыслей в интервью, в приватной обстановке он многое выражал полузаконченными фразами, закатыванием глаз и гримасами.

В своем дневнике Курт писал: «Панк-рок говорит, что нет ничего священного. Я говорю, что искусство священно». Тем не менее он ясно дал мне понять, что по-прежнему сохраняет глубокую эмоциональную связь со многими аспектами панка, и ему не все равно, что о нем думают в этой субкультуре.

Я работал в музыкальном бизнесе Нью-Йорка в семидесятых, когда The Ramones и другие музыканты запустили первую волну панк-рока. Начинал я рок-критиком, но вскоре понял, что с моими талантами из меня скорее получится пиарщик. Мои друзья-журналисты были одержимы панк-сценой в CBGB, мне нравилась энергия и некоторая музыка, но я хотел найти себе место в музыкальном мейнстриме, так что, получив работу на Swan Song, лейбле Led Zeppelin, я перестал внимательно следить за панком.

Теперь же мне предстояло наверстывать упущенное. Я знал, что понимание произведений Курта не может быть полным без знания контекста культуры, вдохновившей его в подростковом возрасте, принявшей в свои ряды в возрасте чуть за двадцать и подарившей ему набор ценностей, которые он в предсмертной записке назвал «Основами панк-рока».

Глава вторая
Основы панк-рока

В 1993 году Курт сказал журналисту Роберту Хилберну: «В детстве я страдал от серьезных депрессий. Каждую ночь я ложился спать, рыдая. Помню, я пытался сделать так, чтобы у меня взорвалась голова, задерживая дыхание, думал, если меня найдут с взорвавшейся головой, они пожалеют. Было время, когда я считал, что не доживу до двадцати одного года». В книге Come as You Are: The Story of Nirvana Майкл Азеррад цитировал воспоминания Курта о детстве: «Я думал, что меня усыновили, что меня нашли на космическом корабле. Я знал, что на планету высадили тысячи других детей-инопланетян, даже был знаком с несколькими. И однажды мы поймем, что должны сделать».

В подростковом возрасте чувство отчужденности Курта еще усилилось из-за того, что ему пришлось расти в консервативном лесозаготовительном городке Абердине, штат Вашингтон, где из-за артистических склонностей он стал изгоем. Единственной группой из Абердина, попавшей в национальный панк-пантеон, были The Melvins, и они оказали невероятное влияние на раннюю карьеру Nirvana как творчески, так и лично. В те дни панк-группы редко собирали больше ста зрителей, и фанаты могли довольно свободно потусоваться с группой после выступления. Вокалист The Melvins Базз Осборн (он же Король Баззо) подсадил Криста Новоселича на инди-группу Flipper, и, когда я общался с Кристом в 2018 году, он по-прежнему сиял, вспоминая, каким откровением в подростковом возрасте для него стал их альбом Generic.

Курт впервые побывал на концерте The Melvins в 1984 году, в шестнадцать лет. Вскоре после этого Базз записал для Курта компиляционную кассету с панк-роком, на которой были песни Black Flag и Flipper. Курт был поражен и потом месяцами каждый день слушал песни и открывал рот, представляя, что поет. Он рассказал британскому писателю Джону Сэведжу, что, хотя ему нравились некоторые мелодии мейнстримовых рок-групп вроде Led Zeppelin и Aerosmith, большинство текстов казались ему примитивными. «Многие из них были чистым сексизмом – они писали про свои члены и про то, как занимаются сексом. Мне это было скучно». Слушая панк-рок, Курт нашел свое призвание. Эти песни выражали его социальные и политические чувства. Для него стало большим облегчением, что хотя бы в каких-то отношениях он не одинок. На этой планете нашелся другой мир, и он очень хотел стать его частью. Вскоре Базз познакомил Курта с Кристом. На следующий год барабанщик Melvins Дейл Кровер сыграл на первых демозаписях Nirvana. (А через несколько лет Базз познакомил с Nirvana Дейва Грола.)

Фанаты панка очень страстно относятся к любимой музыке, и среди любителей возникают буквально талмудического уровня споры о достоинствах различных исполнителей и о том, что есть панк. У меня нет квалификации, чтобы включаться в эти дебаты, поэтому ниже следует весьма весьма упрощенная версия того, что я, незваный гость из другого поколения, сумел усвоить из материала, который вдохновлял Курта в его ранние годы.

Панк-роковая культура Нью-Йорка семидесятых и та, что вращалась вокруг Sex Pistols в Лондоне, интересовали Курта лишь постольку-поскольку. Их с Кристом интерес в старших классах привлекла следующая итерация панка и прочего инди-рока, которая расцветет в Америке в восьмидесятых. Коммерческий успех движения был ограничен, но оно превратилось в светскую религию для своих фанатов, а в его центре располагалась группа артистов, которых по большей части игнорировал музыкальный мейнстрим.

В 1980–1981 годах, за несколько лет до того, как Базз записал для Курта «ту самую» кассету, Flipper и Hüsker Dü выдали свои первые синглы; Mission of Burma и Minor Threat выпустили первые миньоны; The Minutemen, Dead Kennedys и The Replacements записали первые альбомы; Генри Роллинс присоединился к Black Flag; наконец собрались Sonic Youth и The Butthole Surfers. Все эти группы выпустили альбомы, которые попали в многочисленные списки «Топ-50», раз за разом составлявшиеся Куртом в дневниках в попытке обозначить источники вдохновения Nirvana. Я много раз слышал, как он произносит названия этих групп с таким восхищением в голосе, словно молится. В отличие от олдскульных рок-групп, собравшихся в шестидесятых или семидесятых, панк-группы не считали коммерческий успех обязательным средством самоутверждения и смотрели на популярную музыку довольно желчным взглядом. С этой точки зрения они больше напоминали поэтов или авангардных классических музыкантов, чем мейнстримовых рокеров, которые подражали часто повторяемому обещанию Джона Леннона своим товарищам по группе – что они попадут «на самую макушку верхушки попсы».

Black Flag стала одной из первых таких групп, которую Курт увидел вживую, и, в отличие от большинства современников, они играли быстро и громко. Грег Джинн из Black Flag основал SST Records, чтобы выпускать музыку своей группы, но в течение восьмидесятых лейбл SST стал домом для десятков исполнителей, которых Курт обожал. Рэй Фаррелл несколько лет проработал в SST, и его наняли в Geffen Records за год до подписания контракта с Nirvana. При первой встрече Курт задумчиво сказал Фарреллу: «Я готов был убить, чтобы попасть на SST».

Группы с SST не могли давать концерты в клубах, которые ориентировались на мейнстримовую рок-н-ролльную аудиторию, потому что о них ничего не писали в популярных рок-журналах, влиявших на мнение организаторов. Соответственно, SST и другим инди-лейблам, вроде Alternative Tentacles, основанного Dead Kennedys, пришлось искать другие помещения – в том числе даже залы ветеранов, где раньше живые концерты не проводились. Вскоре появились новые молодые промоутеры, создавшие альтернативную гастрольную среду, на которой выросла субкультура, позже принявшая в себя и Nirvana.

Крист вспоминает первые гастроли группы по этим маршрутам с большой любовью.

– У нас больше ничего не происходило. Мы садились в фургон и просто ехали по шоссе. Ездили во Флориду, в Канаду. Были счастливы, как устрицы. Нам платили по несколько сотен баксов за вечер, и это было немало.

Кроме музыки, Курта вдохновляла и панк-культура в целом. Поскольку большинство исполнителей, которых он обожал, практически никогда не ставили на коммерческих радиостанциях, а их пластинки не продавались в сетевых магазинах, обычно приходилось добывать эти записи в маленьких независимых музыкальных магазинчиках, которые для многих поклонников панка стали вторым домом. В этих магазинчиках также продавались недорогие панк-фанзины с характерной эстетикой, продвигавшие ценности антиистеблишмента. Самыми влиятельными из них были Flipside, издававшийся с 1977 года, и Maximum Rocknroll, основанный в 1982-м. (Массовые издания в то время игнорировали или маргинализировали панк восьмидесятых, равно как и Rolling Stone. Это создало определенный вакуум, который сначала заполнил журнал Creem, который Курт выписывал в подростковом возрасте, а потом, в 1985 году, Spin.)

Не считая фанзинов, основным средством массовой информации, которое связывало панк-группы и их немногочисленную, но страстную аудиторию, стало университетское радио. Эфиры университетских радио компилировались в издании под названием CMJ (College Media Journal). В 1982 году редакция CMJ стала выпускать New Music Report, издание, которое стало играть роль важного куратора для новых артистов в инди-панковском андеграунде.

В восьмидесятых музыка на этой сцене постепенно становилась все более разнообразной. «Если ты делал что-то по-своему, значит, это был панк», – говорит Фаррелл. Кого-то привлекал поэтический минимализм The Ramones, но многие панк-рокеры стали также включать в свои произведения элементы других музыкальных жанров, и их тексты становились все более остросоциальными и политическими. На развитие политических взглядов Курта немало повлияли Ян Маккэй из Fugazi и Джелло Биафра из Dead Kennedys.

Восьмидесятые постепенно подходили к концу, и главной связующей силой сообщества был уже не музыкальный жанр, а солидарность, которую инди-артисты чувствовали друг к другу как к изгоям. Именно в это время Sonic Youth, чья эстетика была вдохновлена скорее нью-йоркской художественной сценой, чем Sex Pistols, превратились в наставников сообщества. Было у всей этой разнообразной компании панк-рокеров и кое-что общее: ценности, которыми Курт позже украсил свой уголок мейнстримовой рок-культуры. Сочинение музыки, работающей на личном уровне, поддержка других артистов в сообществе и общение на равных с аудиторией.

Одним из парадоксов моей дружбы с Куртом было то, что я был связан с двумя культурными силами, ненавистными многим панкам: хиппи и мейджор-лейблами.

Слово «хиппи» имело разные значения в разные времена и для разных людей. К восьмидесятым мужские длинные волосы, которые в шестидесятых были бунтарством, превратились в общепринятую униформу мачистской рок-культуры. Отсюда уничижительный эпитет «хайр-метал» – «волосатый металл». На некоторых панк-концертах на ребят с длинными волосами даже накидывались пьяные фанаты, пользуясь «хиппи» как ругательством.

Некоторые герои Курта мыслили шире. Они понимали, что, хотя внешние символы могут довольно быстро поблекнуть или уйти в широкие массы, через выдающееся искусство всех поколений красной нитью проходит искренний богемный идеализм – в том числе и через культуру ранних хиппи. Грег Джинн из Black Flag побывал более чем на семидесяти пяти концертах Grateful Dead. Ян Маккэй из Fugazi шестнадцать раз смотрел фильм «Вудсток». Марк Арм выпустил сингл с кавер-версией Masters of War Боба Дилана в знак протеста против первой войны в Персидском заливе. Майк Уотт из Minutemen называл Creedence Clearwater Revival политической группой (отчасти из-за антивоенной песни Fortunate Son) и сказал, что рубашки, которые носили Creedence, стали предтечей популярности фланели как одежды для «обычных ребят» среди панков восьмидесятых. До того как собрать Nirvana, Курт и Крист играли в группе, исполнявшей песни Creedence. Группа, в которой Марк Арм пел до Mudhoney (в ней также играли будущие музыканты Pearl Jam Стоун Госсард и Джефф Амент), называлась Green River – в честь одноименного альбома Creedence.

В разное время Курт отождествлял себя и с хиппи, и с ненавистниками хиппи. Незадолго до выхода Nevermind Джон Розенфельдер, молодой рекламщик, которого мы все называли Роузи, восторженно рассказывал ему, что Smells Like Teen Spirit нравится ребятам-стоунерам с университетских радиостанций, накушавшимся психоделиков. Курт презрительно ответил: «Я хочу хипповскую «вареную» футболку, раскрашенную кровью Джерри Гарсии». Бывало, впрочем, что он с ностальгией вспоминал, как пил пиво на могиле Джими Хендрикса в Сиэтле.

Песня Territorial Pissings с альбома Nevermind начинается с фразы, позаимствованной из песни шестидесятых Get Together, самую успешную версию которой исполнили Youngbloods. Свирепым, искаженным голосом, словно насмехаясь над хипповским гимном, Крист поет: «Давайте, ребята, улыбнитесь своим братьям, соберитесь все, попробуйте полюбить друг друга прямо сейчас». Многие рок-критики назвали это вступление насмешкой Nirvana над эпохой «мира и любви».

Однако Крист рассказал мне, что они вовсе не ставили под сомнения идеалы этой песни: это был горький комментарий по поводу того, что большинство бэби-бумеров, став старше и влиятельнее, отказались от этих идеалов. Самый полный публичный ответ, который дал Курт по поводу Get Together, прозвучал в интервью бразильской O Globo: «Эта песня говорит о людях, которые собираются вместе, чтобы быть прикольными и попробовать что-нибудь новое, идеальная противоположность тем мачо, которых я изображаю в Territorial Pissings. Мы не хотели оскорбить парня, который ее написал. Идею «будьте позитивными и вызывайте изменения в обществе и мире» украла пресса, которая превратила ее в смехотворную карикатуру».

А вот в ритуальном разбивании гитары Курта, которое было элементом шоу на многих ранних концертах Nirvana, никакой двусмысленности не было. Он открыто подражал Питу Тауншенду из The Who, который изобрел этот сценический жест в 1964 году и демонстрировал его, после того как группа исполняла свой гимн шестидесятых, My Generation. Барабанщик Кит Мун часто следовал его примеру, переворачивая барабанную установку, и Дейв Грол с радостью копировал это действие в конце многих концертов Nirvana.

Разбивание инструментов идеально подходило для анархических направлений панк-рока, но увлечение Курта The Beatles было куда более необычным явлением для артистов из той субкультуры, из которой вышла Nirvana. Как напомнил мне Терстон Мур, музыканты группы часто говорили о «слове на букву «Б», словно прослушивание «Великолепной четверки» было чем-то типа запретного удовольствия. Если говорить о восприятии массовой аудитории, то в этом большинство панк-рокеров больше напоминали поэтов или музыкантов-авангардистов, чем мейнстримовых рокеров.

Неоднозначное отношение группы к контркультуре шестидесятых, один из многих изобретательных культурных ходов Курта, даже заставило британского писателя Джона Сэведжа предположить, что само слово «Nirvana» было «саркастическим комментарием на взгляды хиппи», хотя, когда Курт объяснял происхождение этого названия, он всегда относился с уважением к его духовной составляющей.

На Редингском фестивале, где Nirvana была хедлайнером, многие носили футболки «Fuck Woodstock». Однако и Курт и Крист говорили мне, что обожают радикалов из шестидесятых вроде Эбби Хоффмана и Тимоти Лири, и сокрушались, что у их поколения нет похожих контркультурных лидеров мысли. Более того: многие панк-музыканты брились налысо или делали ирокезы, а вот ребята из Nirvana носили длинные волосы, с которыми были бы своими в Вудстоке.

На Рождество 1991 года я подарил Курту и Кортни подшивку всей восемнадцатимесячной истории San Francisco Oracle, настоящей сан-францисской хипповской газеты. Вскоре после этого Курт дал интервью, в котором указал, что коммуна Хейт-Эшбери поняла, что хипповский символизм лишился смысла еще в 1967 году, имея в виду шествие «Смерть хиппи», широко освещавшееся Oracle.

С моей бэби-бумерской точки зрения панковский бунт иногда казался просто очередным воплощением подростковой тоски, популяризированной фильмом пятидесятых «Дикарь». Главного героя Джонни Стрэблера, которого играл Марлон Брандо, спрашивают, против чего он бунтует, а затянутый в кожу мотоциклист мрачно отвечает: «Ну а что у тебя есть?» Точно такой же была и целая когорта фанатов панка, которым ничего не было нужно, кроме расфокусированного гнева, племенной солидарности с другими панками и общего вкуса в музыке. Однако многие течения панк-рока, вдохновлявшие Курта, имели и конкретный политический подтекст. В 1980 году, за много десятилетий до того, как Дональд Трамп стал рупором разгневанных немолодых белых мужчин, Black Flag предвосхитили их опасения в песне White Minority («Мы будем белым меньшинством… мы будем чувствовать себя неполноценными»).

Подростковые годы Курта совпали с президентством Рейгана, который возглавлял страну с 1981 по 1989 год; оно стало катализатором немалой части ярости американской панк-культуры той эпохи – примерно так же, как антивоенное движение влияло на контркультуру шестидесятых, а противостояние консерватизму Маргарет Тэтчер мотивировало The Clash и других представителей британского панка.