Текст книги "Арест Сталина, или Заговор военных в июне 41-го"
Автор книги: Дьёрдь Лукач
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Так что, не назначение ли Сталина на пост главы Советского государства заставило Гесса лететь в Англию? Ответ на вопрос «зачем?», думается, лежит на поверхности. Разумеется, за помощью, если мы правильно понимаем действия господина Гитлера. Маховик немецкой военной машины набрал обороты, а планы резко меняются. Надо быстро искать решение в кратчайшие сроки. Заговор нельзя хранить в тайне вечно, да и теплое время для наступления уходит, и урожай в полях России Гитлеру хотелось бы собрать в «свои закрома». А к кому же обратиться за помощью, как не к Англии, вскормившей и выпестовавшей его и, после Мюнхена, давшей его агрессии на восток «зеленый свет»?
И в чем же могла выразиться помощь Англии в данный момент? Думается, в первую очередь, в ее разведке, т. е. должны были быть задействованы ее стратегические каналы, способные помочь в ликвидации первого лица нашего государства. Во-вторых, и это не новость, в стремлении привлечь Англию к прямой агрессии против нашей страны, разумеется, через, хорошо знакомый Черчиллю Северный путь – Мурманск, Архангельск. В-третьих, по всей видимости, предлагался дележ шкуры пока что еще не убитого «русского медведя».
Думается, что из-за возможной утечки информации по заговорщикам из «пятой колонны» Советского Союза, – а фамилии могли быть и не только из верхушки военных РККА, но и крупных политических фигур нашей страны, – Гесса и засадили пожизненно в тюрьму. Обратите внимание, что именно наше, советско-партийное послесталинское руководство не желало выпускать Гесса на свободу. Именно оно было заинтересовано в сохранении этой тайны, а начало этому положил Никита Сергеевич Хрущев, организовавший в 1953 году государственный переворот…
Как же закончились переговоры между Гессом и английским руководством? Думается, что пятьдесят на пятьдесят. По части разведки, видимо, нашли общий язык, т. к. попытка «нейтрализации» Сталина была осуществлена. Ведь не было его в Кремле в первые дни войны. Только эта попытка, как мы понимаем, полностью не удалась. Что же касается участия в прямой агрессии, то здесь правительство Англии решило не искушать судьбу, а действовать, как всегда, чужими руками, – хотя пакостничать в пользу Германии по отношению к нашей стране начало сразу по окончанию переговоров. Что же касается дележа шкуры не убитого «русского медведя», то Англия и здесь осталась не внакладе. После войны она принимала участие в дележе другой шкуры, но уже убитого «серого волка» – Германии. Кроме того, Черчиллю надо было учитывать такой важный фактор, как антигитлеровские настроения в английском обществе. Вряд ли было бы возможным в тот момент заставить английские войска принимать участие в антисоветском походе на стороне Германии, как бы привлекательно это не выглядело для английской буржуазии.
Ну, а в мае 1941 года, после закулисных переговоров Гесса, не получивших должного развития, Гитлер в «отместку» решил полностью «зачистить» свой южный фланг от англичан и провел крупную воздушно-десантную операцию по захвату о. Крит, чем значительно ослабил влияние Англии в восточной части Средиземноморья…
У. Черчилль в своих воспоминаниях, конечно, дистанцировался от каких-либо контактов с Гессом. Он уверяет своих читателей в книге «Вторая мировая война»: «Я никогда не придавал сколько-нибудь серьезного значения этой проделке Гесса. Я знал, что она не имеет никакого отношения к ходу событий».
Подумаешь, прилетел в Англию второе лицо после Гитлера в нацистской Германии. Да таких чудаков, как Гесс, надо полагать, десятками прилетали с материка на остров. Как потеплеет после зимы, так и летят стаями!
Ну, а по поводу интересующих нас фактов У. Черчилль заявил следующее: «Если учесть, что Гесс так близко стоял к Гитлеру, то кажется удивительным, что он не знал или если и знал, то не сообщил нам о предстоящем нападении на Россию, к которому велись такие широкие приготовления».
Чувствуете, как Черчилль «темнит». О каком сроке нападения на Россию не сообщил им Гесс? О 15 мая он им не сообщил, что ли? А о 22 июня как мог Гесс знать, если после 10 мая находился в Англии? Откуда же тогда Черчилль узнает о дате 22 июня? Разумеется, Гесс дал англичанам каналы связи с Гитлером.
Далее Черчилль пишет: «Советское правительство было чрезвычайно заинтриговано эпизодом с Гессом, и оно создало вокруг него много неправильных (?) версий. Три года спустя, когда я вторично приехал в Москву, я убедился, насколько Сталин интересовался этим вопросом. За обедом он спросил меня, что скрывалось за миссией Гесса. Я кратко сообщил ему то, что изложил здесь. (Имеются в виду мемуары Черчилля. – В.М.) У меня создалось впечатление, что, по его мнению, здесь имели место какие-то тайные переговоры или заговор о совместных действиях Англии и Германии при вторжении в Россию, которые закончились провалом… Когда переводчик дал мне понять, что Сталин не верит моим объяснениям, я ответил через своего переводчика: «Когда я излагаю известные мне факты, то ожидаю, что мне поверят». Сталин ответил на мои резковатые слова добродушной улыбкой: «Даже у нас, в России, случается многое, о чем наша разведка не считает необходимым сообщать мне». Я не стал продолжать этот разговор».
Как видите, данная тема, для Черчилля была очень неприятной, и он постарался уйти в сторону от поставленных вопросов. Значит, было что скрывать!
Иван Михайлович Майский, бывший в ту пору послом в Англии, в своих мемуарах так осветил деятельность Черчилля: «Насколько мне известно, в связи с прилетом Гесса за кулисами британской политики началась борьба. Черчилль, Иден, Бевин, а также все лейбористские министры сразу же высказались решительно против ведения с ним или через него каких-либо переговоров о мире с Германией. Однако нашлись среди министров люди типа Саймона (прогермански настроенный британский политический деятель. – В.М.), которые при поддержке бывших «кливденцев» (группа британских политиков, занимающая прогерманские и, одновременно, антисоветские позиции. – В.М.) считали, что следует использовать столь неожиданно представившийся случай для установления контакта с Гитлером или, по крайней мере, для зондажа о возможных условиях мира. В конечном счете победил Черчилль… Победу Черчилля можно только приветствовать, но остается неясным вопрос, кто же такой Гесс?»
Как явствует из воспоминаний Майского Черчилль одержал победу против сторонников ведения переговоров с Гессом, а сам Черчилль почему-то поскромничал о своей победе в разговоре со Сталиным. Почему? Наверное, есть такие победы, которые лучше всего хранить в тайне ото всех?..
Раз уж затронули туманный Альбион, то давайте поинтересуемся, как же У. Черчилль отреагировал на вторжение Гитлера в нашу страну. Снова обратимся к его мемуарам: «Я знал (!), что нападение Германии на Россию является вопросом дней, а может быть, и часов. Я намеревался выступить в субботу вечером по радио с заявлением по этому вопросу. Разумеется, мое выступление должно быть составлено в осторожных выражениях, тем более что в этот момент Советское правительство, в одно и то же время высокомерное и слепое, рассматривало наше предостережение просто как попытку потерпевших поражение увлечь за собой к гибели и других. Поразмыслив… я отложил свое выступление до вечера воскресенья, когда, как я думал, все станет ясным. Таким образом, суббота прошла в обычных трудах…
Когда я проснулся утром 22 июня, мне сообщили о вторжении Гитлера в Россию. Уверенность стала фактом. У меня не было ни тени сомнения, в чем заключаются наш долг и наша политика. Не сомневался я и в том, что именно мне следует сказать. Оставалось лишь составить заявление. Я попросил немедленно известить, что в 9 часов вечера я выступлю по радио».
Как видите, Черчилль и не думает скрывать факт своей осведомленности о дате нападении Гитлера на нашу страну. Одно только смущает в его рассказе. Почему он не указал источник данной информации о нападении? Ведь если бы эту информацию добыла английская разведка, то вполне можно было бы гордиться ее активностью. Однако Черчилль почему-то старается не упоминать о своей стратегической разведке, выводя ее за рамки своего повествования и стараясь не привлекать к ней особого внимания. Особенно режет слух его напыщенность по поводу понимания им задач британской политики: только что совершено вероломное нападение на нашу страну, а он уже знает что «следует сказать». Кроме прочего, импонирует его фраза об «осторожных выражениях». Его выжидательная позиция – та же ложь. Недаром, Сталин называл Черчилля «наш подлый друг»…
Оставим на время английское и немецкое руководство и вернемся к событиям в нашей стране в тот трагический день 22 июня 1941 года.
Что нам известно о первом дне войны по работе Наркомата обороны, Генерального штаба и советского правительства? К сожалению, сведения об этом дне, да и о последующих начальных днях войны, довольно скудные. События первого дна отражены лишь в воспоминаниях Жукова, Микояна и частично Молотова.
Остальные участники высшего руководства страны о событиях первых дней войны не оставили никаких воспоминаний по ряду весомых причин. Например, Шапошников умер в 1942 году от туберкулеза. Ватутин умер в Киеве в 1944 году от ранения средней тяжести в ногу. Сталин и Берия погибли в 1953 году и не смогли, разумеется, оставить воспоминаний. Мехлис, кстати, тоже умер в начале 1953 года, и о его смерти упоминается глухо. Тимошенко, к глубокому сожалению, отделался молчанием. Ворошилов и Буденный могли бы восполнить данный пробел, но тоже не оставили воспоминаний о начальном периоде войны. Маленков, Поскребышев и Власик тоже много чего могли рассказать, но увы! Каганович, впрочем, как и Молотов страдал «частичной» амнезией памяти. Многое помнил, но события с 22 по 26 июня 1941 года что-то не очень. Кузнецов – нарком ВМФ – тоже не отличился разговорчивостью по данной теме: уж очень скромненько осветил события первого дня войны. Кулик много чего порассказывал, но, к сожалению, только следователю на Лубянке. Эти рассказы, внесенные в подлинные протоколы допросов, нам уже не доступны – уничтожены хрущевцами.
Чуть не забыл о Вышинском. Умер в 1954 году (во времена Хрущева) вдали от Родины на посту постоянного представителя СССР в ООН. Воспоминаний, разумеется, не оставил…
Итак, что мы имеем на данный момент? Мемуары Микояна и Жукова, а также очень скромные воспоминания Молотова, Кагановича и Кузнецова. Недаром, существует афоризм, что историю пишут победители. Кто победил в 1953 году в борьбе за власть? То-то и оно!.. А Микоян и Жуков – хрущевцы, поэтому здесь надо быть внимательным к тому, о чем они писали в своих мемуарах. И Молотов предупреждал Ф. Чуева, записывающего его воспоминания: «На Жукова надо осторожно ссылаться». Мягко сказано: на то, видно, и дипломат.
О мемуарах Жукова можно сказать и так: «Краткий курс Великой Отечественной Войны» под редакцией ЦК КПСС. Военный историк А. Б. Мартиросян приводит данные, что Жукову в ходе чтений его рукописи было дано около 1,5 тысячи (!) поправок и замечаний. Жуков, говорят, был очень огорчен и даже хотел приостановить дальнейшую работу, но потом, все же, продолжил ее и, как мы знаем, даже издал книгу. В дальнейшем в нее были еще внесены всевозможные дополнения и изменения, в том числе и после его смерти. Так что вариантов трактовки отдельных эпизодов его деятельности бывает несколько: выбирай по вкусу, какой тебе нравится!
Микоян тоже издал воспоминания под незамысловатым названием «Так было», но было ли это так, – под большим вопросом.
Вот, собственно говоря, скромный набор воспоминаний участников тех далеких, трагических событий, покрытых искусственным налетом тайны…
Чтобы лучше понять события начального периода войны, давайте перенесемся в поздний временной отрезок – март 1953 года. Смерть Сталина. Проходит немногим более двух месяцев – и смерть Берии. Как обществу эти события были преподнесены? Смерть Сталина произошла, якобы, естественным путем, тем более что смерть в 74 года – это вообще, мол, нормальное явление. А смерть Берии скрыли от общества, умышленно перенеся ее на конец 1953 года, и представили это все как заслуженную кару «врагу народа» – расстрел по решению, вроде бы, состоявшегося суда.
Современные исследования независимых историков доказали насильственную смерть Сталина и Берия, но официальная точка зрения от этого не изменилась. Если и появляются в средствах массой информации материалы по данной теме, то, как правило, негативного характера в отношении погибших. А ведь это все неспроста! Ю. Мухин, изучавший эту тему, выдвинул версию, что Сталина и Берия убил Хрущев за то, что Сталин хотел убрать партийную номенклатуру от власти, а Берия мог бы раскрыть это убийство Сталина: пришлось и его «замочить». Не отрицаю и соглашусь, что и этот аргумент лежал в основе убийства Сталина Хрущевым, но не он, думается, был главным.
А что же было главным, в таком случае? Сначала давайте посмотрим, что последовало за этими убийствами: какая-то звериная жестокость Никиты Сергеевича в расправах с теми людьми, кто даже и не был близок к Сталину и Берия. Ю. Мухин приводит в своей книге фрагмент воспоминаний зятя Хрущева Аджубея: «Ворошилов (дело происходило за праздничным ужином, и Климент Ефремович находился в легкой стадии опьянения. – В.М.) положил руку на плечо Никиты Сергеевича, склонил к нему голову и жалостливым, просительным тоном сказал: «Никита, не надо больше крови…»».
А ведь Ворошилов – это вам не сентиментальный мужчина. Когда надо было расстрелять заговорщиков – у самого рука не дрогнула. В тревожном 1937 году лично, по приговору Верховного суда расстрелял заговорщика Якира во дворе Лефортовской тюрьмы. А сейчас униженно просит «барина Хрущева» прекратить жестокую расправу над своими соратниками по партии. А мы хотели почитать его, Ворошилова, мемуары?! И что бы он там мог нам написать, – правду? И кто бы ему позволил это сделать? В смысле – написать правду! А врать, наверное, Ворошилов, не захотел?..
Но неужели только из-за благ партийной привилегированности Хрущев «мочил» людей? Думаю, что это не совсем так. Маршал Жуков по поводу событий 1953 года вспоминает: «У меня к Берия давняя неприязнь, перешедшая во вражду. У нас еще при Сталине не раз были стычки. Достаточно сказать, что Абакумов и Берия хотели в свое время меня арестовать. Уже подбирали ключи».
Что это значит в переводе с русского на русский? Жуков признается, что его хотели арестовать, но по каким-то причинам этого сделано не было. А насчет «ключей», это надо полагать, что имелся против Жукова компрометирующий материал. Думается, что Жуков и жил при Сталине, как под «дамокловым мечом», все время в страхе. И Хрущев, очевидно, тоже, жил в страхе за свою жизнь. Думается, что такое психологическое состояние этих «героев» – жизнь в постоянном страхе – и объясняет ту их жестокость, и то их «барственное» хамство, которое проявляли как Никита Сергеевич, так и Георгий Константинович по отношению к окружающим их людям.
Ну, это все лирика, скажут мне читатели, ближе к делу. За что же «замочил» Никита Сергеевич Хрущев и Сталина, и Берия? Я склоняюсь все же к мысли, что за войну! За боязнь раскрытия того тайного предательства, которое он, Хрущев, осуществлял на протяжении всей войны. В начальный период войны – больше, на завершающем этапе войны – меньше, но от этого оно, предательство, не стало менее подлым. И Жуков помогал Хрущеву в делах 1953 года, в государственном перевороте, тоже, как «подельник» по предательству на войне, очень большому. Эта «парочка» учинила не одну кровавую «мясорубку» бойцам и командирам Красной Армии, в 1941 и 1942 годах. Да, и в последующих победных годах тоже немало наделала кровавых подлостей.
После войны, как пишет А. Б. Мартиросян, Сталин поручил Военной прокуратуре разобраться по поводу трагических событий 1941 года. Было проведено расследование, и ряд генералов были арестованы. Одни получили сроки, другие были расстреляны. Жуков поясняет, что сам Сталин проводил заседание, где обсуждалось его, Жукова, поведение: «Всего в деле фигурировали 75 человек, из них 74 ко времени этого заседания были уже арестованы и несколько месяцев находились под следствием. Последним из списка был я». Георгий Константинович здесь явно поскромничал, ставя себя в конец списка. Он был первым в этом деле, но по определенным обстоятельствам не был арестован, а был лишь понижен в должности и отправлен в Одесский военный округ. Дело о генералах тоже очень глухо озвучено. Материалов в открытой печати практически нет. А во времена Хрущева и Брежнева об этом даже и не заикались.
За что же были наказаны эти генералы? Очевидно, за предательство. Например, Худяков и Ворожейкин – генералы ВВС, – эти точно, за предательство Их предательство – это 1941 год, особенно в битве под Москвой. И мне думается, что это все-таки «караси», а «налимы» ушли. Л. П. Берия не было в силовых структурах после войны – атомным проектом занимался. А то бы этим «налимам» несдобровать! Но не мог Лаврентий Павлович разорваться на несколько частей: к тому же, атомный проект был куда более важной государственной задачей на тот момент. Не смог Берия заглянуть в свое будущее – в противном случае, этой «сладкой парочке», Хрущеву и Жукову, не поздоровилось бы.
Как видим, тема предательства генералитета все-таки возникла после войны, и что самое главное, была проверка Военной прокуратуры по этой линии в высших эшелонах военной иерархии. Пусть даже только в ВВС Красной Армии. А ведь можно было бы потянуть за ниточку, и клубочек размотался бы больше.
Была ли помощь Гитлеру от нашей «военной оппозиции»?
В связи с этим, хочется задаться вопросом: «А не рассчитывал ли Гитлер при нападении на Советский Союз именно на фактор предательства и измены в высших военных эшелонах Красной Армии и советского правительства?» А почему бы и нет? Заговор Тухачевского тому пример. И не надо думать, что с расстрелом руководителей заговора исчез сам заговор. Как уже говорилось, те, кто избежал ареста, затаились, но сути-то своей не изменили. Они могли прикинуться и верными ленинцами, и стойкими коммунистами, и преданными Родине патриотами. Но тем опаснее они становились!
Рассмотрим пример с Д. Павловым – командующим Западным фронтом. Он «открыл» фронт немцам – за что был 30 июня арестован. Ему были предъявлены обвинения в развале управления вверенных ему военных структур, в чем он признался, – и по решению Военного трибунала Павлов был 22 июля 1941 года расстрелян. Давайте зададимся простым вопросом: «Он что, не понимал того, что делал?». Судя по протоколам его допросов, очень даже понимал. Он кто? Самоубийца? Что-то не очень подходит на эту роль. Любой офицер, а уж генерал в ранге Павлова тем более, знает, что за такие действия, а правильнее сказать, бездействия, в военное время полагается трибунал.
Павлов, что, решил дурковать? Посмотрим, мол, что из этих моих чудачеств выйдет? Конечно же, нет! Все он прекрасно знал – не первый день в Красной Армии. Представим себе, что он состоит в заговоре генералов, и некто из высшего руководства, судя по всему, Мерецков, дает ему указание на противоправные действия при начале военных действий со стороны Германии. Нормальная реакция Павлова в подобной ситуации должна быть такой: «Будет ли успех в данном деле?.. Какова гарантия личной безопасности?». Ведь Особый отдел фронта не для того создан, чтобы «лапу сосать»! Ну, если не особисты, то все равно найдутся «добры молодцы», которые возьмут его «под белы рученьки» и доставят куда надо. Так ведь все и произошло на самом деле. Но это было потом. А до начала войны Павлова, по-видимому, убедили, и убедили основательно, что все сойдет ему с рук, иначе он не совершил бы всего того, из-за чего, в конце концов, попал на скамью подсудимых, и его расстреляли.
Значит, Павлова убедили, что с началом военных действий в верхах, в Кремле, произойдет что-то, и власть будет подконтрольна заговорщикам. И тогда кто же его, Павлова, обидит? Тут тебе и личная безопасность и материальное благополучие в придачу. И Павлов встал на путь предательства, зная, или, во всяком случае, полагая, что «дело выгорит». В противном случае, он этого делать не стал бы.
Что же могло быть весомой гарантией, чтобы Павлов согласился с данным ему предложением? Не надо забывать, что на карту поставлена его собственная жизнь. Тут должен быть точный расчет, с такими вещами не шутят. За примером обратимся к событиям 1944 года. Июльский заговор против Гитлера. Штауффенбергу (активному заговорщику, организатору взрыва в Ставке фюрера) кажется, что покушение на Гитлера прошло успешно, и он стрелой летит в Берлин и просит командующего Резервной армии генерала Фромма примкнуть к заговору, чтобы взять под контроль столицу. Командующий Фромм был как бы «пассивным» заговорщиком и поэтому потребовал гарантий в том, что Гитлер мертв. Убедившись, что попытка убийства Гитлера не удалась, Фромм отказался сотрудничать с руководителями заговора, как те его ни уговаривали. Что и спасло ему в результате жизнь, а заговорщики остались при своих интересах. Как видите, положительный результат в покушении на жизнь первого лица государства играет исключительно важную роль в проведении заговора.
А не был ли такой вариант в нашей истории с генералом Павловым? То есть, его убедили, к примеру, что первое лицо государства 22 июня будет «нейтрализовано», и Павлов дал «добро». Но у заговорщиков в этом деле «не срослось»…
У читателя есть сомнения, что покушения такого уровня готовят не на первых, а на вторых или третьих лиц? У меня, лично, нет! Кто у нас в июне 1941-го был первым лицом в государстве? Сталин. А вторым лицом кто был? Молотов. Разница, сами понимаете, существенная. И кто у нас, по версии Хрущева, «исчез» в первые дни войны из Кремля? Не Молотов же, а Сталин. Если недоверчивый читатель потребует от автора неопровержимых доказательств, то, к сожалению, документов, прямо уличающих заговорщиков, нет и не предвидится. Вряд ли документы такого рода сохранились к настоящему времени. После государственного переворота 1953 года хрущевцы очень сильно почистили архивы, избавляясь от компрометирующих материалов. Есть надежда, что со временем все же будет найден архив Берия: его личные бумаги и различного рода секретные документы, которые пригвоздят к позорному столбу предателей. А сейчас, к сожалению, в расследовании приходится использовать только косвенные улики. Но от этого ведь данная тема не становится менее острой. Сколько же сотен тысяч бойцов Красной Армии было загублено для достижения этой подлой цели – свержения Советской власти в 1941 году!..
Итак, отсутствие Сталина в Кремле с 22 по 25 июня 1941 года по невыясненным обстоятельствам будет играть на версию покушения на Сталина, а значит, и на заговор военных. Конечно, 22 июня взято условно, потому что «нейтрализация» Сталина могла произойти и чуть раньше этого срока.
Давайте же, более пристально рассмотрим события первых дней войны. Тут без «мемуаров» Жукова не обойтись. Ночь перед нападением Германии на Советский Союз. Все спят – один лишь он, Жуков, из лучших генералов, бодрствует! Звонит на дачу Сталина: «Тревога! Тревога! Враг напал на нашу страну! Срочно все просыпайтесь и дайте мне разрешение немцев побить! Что, не хотите отвечать, товарищ Сталин? Да вы хоть понимаете спросонья, что я вам говорю? Ага! Дошло, наконец! То-то же! Сейчас, еду в Кремль, и вас там жду».
Читатель спросит, почему эти события изображены так карикатурно? А как надо относиться ко всему тому, что написано Жуковым о первом дне войны? Все описание происходящего – в лучшем случае, художественная лирика, в худшем – подлое вранье, и не более того. Вспомним еще, что у Жукова было всего 3 класса церковно-приходской школы и 4-й класс городского училища (собственноручная запись в Личном листке по учету кадров), плюс командирские курсы, т. е. довольно скромный литературный багаж. И ведь исхитрился написать мемуары, довольно объемные по содержанию. Разумеется, ему в этом «помогали». Но все равно это его маленький личный «подвиг» – к тому же, хотелось, наверное, выглядеть «беленьким и пушистеньким». Отчасти это удалось. Но, думается, эти мемуары ему написали в Институте истории СССР, и те полторы тысячи замечаний сделали не ему, а он своим «соавторам». Посудите сами. Жуков жил на своей даче, как затворник. У него было ограничено свободное перемещение. К тому же, надо было работать с архивными материалами. Молотову же не дали такой возможности. Просто Жукова «использовали» как имя для написания более-менее приглядной картинки под названием «Великая Отечественная война».
Но вернемся к жуковским мемуарам. Сталину не надо было подходить к телефону, – Жуков, видимо, никогда не был на даче Сталина, поэтому и не знал, что там находится телефонный коммутатор. На коммутаторе сидит оператор связи, а не начальник охраны, как нас пытается уверить товарищ Жуков. Когда абонент звонит на дачу, он попадает на оператора, находящегося на коммутаторе, и представляется ему, называя свою фамилию, должность и, по возможности, цель звонка. Если бы дело происходило днем, то оператор соединился бы по внутренней связи со Сталиным и выяснил бы у него, желает ли тот разговаривать с данным лицом. Получив утвердительный ответ, оператор просто бы соединил абонента со Сталиным, в какой бы комнате тот ни находился в данный момент.
В случае же с Георгием Константиновичем, как он рассказывает нам, дело происходило ночью, и Сталин, разумеется, должен был спать. А по воспоминаниям охранника Сталина Лозгачева, «когда он спит, обычно их (телефоны. – В.М.) переключают на другие комнаты». А мы уточним, что телефон переключают в комнату начальника охраны. Поэтому, когда, якобы, Жуков звонил на дачу Сталина, он сначала должен был попасть на оператора, а тот соединил бы его с начальником охраны. Выяснив, какие важные обстоятельства вынудили Жукова звонить на дачу, начальник охраны пошел бы в спальную комнату и разбудил бы Сталина. После этого оператор переключил бы Жукова на телефонный аппарат спальни Сталина. Но, наверное, для Жукова и всех тех, кто готовил данные «Воспоминания» к публикации, все это было не интересно.
Жуков вспоминает: «Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И. В. Сталина. Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин. Я доложил обстановку и просил начать ответные боевые действия».
Все вышеизложенное очень напоминает описание заурядной коммунальной квартиры на несколько семей, а не дачи главы государства. Так и видится картина: у наружной двери, на тумбочке, находится общий телефон, возле которого на табуретке примостился спящий генерал, выполняющий обязанности вахтера. Ночной звонок Жукова пробудил его от глубокого сна. Еще бы – «звоню непрерывно». Это как? Вроде электрического звонка в двери, что ли? Наконец, уяснив, кто звонит, генерал топает по общему коридору к комнате Сталина с целью разбудить вождя и убедить его подняться с постели. Наверное, пришлось напугать товарища Сталина, так как «минуты через три», он, видимо, не одетый и в тапочках на босу ногу, подошел к телефону в коридоре.
В более позднем издании «Воспоминаний» уточнены некоторые детали. Все же должны знать, кто у «глупого» Сталина такой «нерадивый» генерал, спящий у телефонного аппарата. И к тому же не ясно, из-за чего этот «нерадивый» генерал пошел будить Сталина:
«Наконец слышу сонный голос генерал Власика (начальника управления охраны).
– Кто говорит?
– Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
– Что? Сейчас?! – изумился начальник охраны. – Товарищ Сталин спит.
– Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война.
Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:
– Подождите.
Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин».
Как видите, в другом варианте «Воспоминаний» Жукову пришлось сразу своим сообщением напугать начальника охраны, а то бы тот ни за что не пошел будить Сталина. Ну, а то, что на даче был, судя по всему, всего один (?!) телефон, и, видимо, «на тумбочке у входа», пишущую братию с Жуковым во главе не смущало…
Итак, по Жукову, Сталин жив и здоров. Рано утром 22 июня приехал в Кремль. Рассмотрел предложенные ему проекты документов, внес поправки и дополнения. Но документ о создании Ставки, который доставили Жуков и Тимошенко, Сталин, якобы, не подписал, а отложил, чтобы потом обсудить этот документ на Политбюро.
Здесь Жуков пытается ввести читателя в заблуждение, представляя работу высшего эшелона власти как спонтанную реакцию на агрессию Германии. По Жукову, дело, надо понимать, происходило так, что до 22 июня представители высшего звена Советской власти собирались под руководством Сталина чаи гонять, и только с началом военных действий стали думать, как руководить страной в данной ситуации, а тут сам Жуков подсуетился и «документ о Ставке» в «клювике» Сталину принес…
Зададимся вопросом: как должны были повести себя заговорщики, если нападение Германии на Советский Союз и являлось для них сигналом для государственного переворота внутри нашей страны? Разумеется, во-первых, попытаться взять в свои руки центральную власть, т. е. первое – устранить главу государства (на данный момент это был Сталин). Мы не можем исключить и такой вариант – «нейтрализация» главы нашего государства являлась сигналом к началу агрессии Германии.
Во-вторых, сместить сторонников Сталина с государственных постов (может быть, и путем их физического уничтожения). Вспомните убийство Л. П. Берия в 1953 году и его соратников.
Как устранить Сталина? Выбор средств невелик: стрельба и отравление. Насчет стрельбы: еще в 1937 году эту функцию брал на себя сторонник Тухачевского Аркадий Розенгольц, нарком внешней и внутренней торговли. Предлагаю отрывок из книги В. Лескова «Сталин и заговор Тухачевского». Валентин Александрович скрупулезно изучал данное дело, и вот как он описывает планируемые действия А. Розенгольца:
«Он должен был ранним утром попасть к Сталину на прием под предлогом разоблачения заговора… И вот, явившись в его рабочий кабинет, в присутствии Молотова, Кагановича, Ежова и Поскребышева (а лучше без них), Розенгольц собирался лично произвести покушение на Сталина, а его спутники, тщательно выбранные, с большим боевым опытом, должны были стрелять в других, кто находился бы в кабинете. Важно было вывести из игры Сталина, с остальными, даже если их в кабинете не будет, оппозиция полагала, что легко справится, благодаря их ничтожеству».
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?