Текст книги "Штопор"

– Я предлагаю… – Милк-Ривер отошел от своих товарищей и, опершись локтями на стойку, стоял к ним лицом с револьверами в обеих руках, – тем, кто желает повоевать с нашим ныряющим заместителем, пусть станут в очередь. По одному за раз – так я считаю. А когда лезут скопом, мне не нравится. – Говорил он, как всегда, медленно, и в голосе слышалось мурлыканье.

Лицо у Пири стало малиновым.

– А мне не нравится, – заорал он парню, – когда трусливый щенок продает тех, с кем работает!

Милк-Ривер покраснел, но голос его по-прежнему напоминал мурлыканье:

– Что тебе нравится и что не нравится, куриный зуб, я так плохо разбираю, что для меня это прямо одно и то же.

И запомни: я с тобой не работаю. У меня с тобой контракт на объездку лошадей – по десять долларов за лошадь. А кроме этого я тебя и твоих всех знать не знаю.

Напряжение разрядилось. Назревавшую драку заболтали до смерти.

– Твой контракт кончился минуты полторы назад, – сообщил Милк-Риверу Пири. – Можешь показаться на ранчо еще один раз – когда будешь собирать манатки. Гуляй!

Он повернулся ко мне, выставив квадратный подбородок:

– А ты не думай, что поставил точку!

Он повернулся на каблуке и во главе работников пошел к лошадям.

Час спустя мы с Милк-Ривером сидели в моей комнате в «Каньон-хаусе» и беседовали. Я сообщил в центр округа, что здесь есть работа для коронера, и до его приезда пристроил труп Вогеля на хранение.

– Можешь сказать, кто разнес радостную весть, что я заместитель – шерифа? – спросил я у Милк-Ривера. – Предполагалось держать это в секрете.

– В секрете? Ты подумай. Наш Тёрни два дня только тем и занимался, что бегал по городу и рассказывал, какую жизнь устроит нам новый заместитель шерифа.

– Кто такой Тёрни?

– Командует здесь в компании «Орилла колони». Значит, это местный управляющий моих клиентов сделал мне рекламу!

– В ближайшие дни у тебя нет особых дел?

– Особых вроде нет.

– Могу взять на жалованье человека, который знает здешние края и будет мне провожатым.

– Я хочу сперва знать, какая идет игра, – медленно сказал он. – Ты не постоянный заместитель, и ты не из наших краев. Это меня не касается, но вслепую играть неохота.

Резонно.

– Готов тебе объяснить. Я работаю в сан-францисском отделении сыскного агентства «Континентал». Меня сюда послали акционеры компании «Орилла колони». Они вложили большие деньги в ирригацию и улучшение здешних земель и теперь готовы их продавать.

По их словам, сочетание тепла и влаги создает здесь идеальные условия для земледелия, не хуже, чем в Императорской долине в Калифорнии. Тем не менее большого наплыва покупателей пока не заметно. Все дело в том, решили акционеры, что вы, коренные жители, чересчур буйны, и селиться среди вас мирные фермеры не хотят.

Всем известно, что на обеих границах Соединенных Штатов до сих пор полно участков, где закон и не ночевал. Очень уж выгодно переправлять иммигрантов и очень уж легко, поэтому туда и тянутся люди, не слишком разборчивые в способах добывания денег. С четырьмя с половиной сотнями иммиграционных инспекторов на обе границы правительство мало что может сделать. По официальным прикидкам, в прошлом году через черный ход к нам прибыло сто тридцать пять тысяч иностранцев.

Без железной дороги, без телефона, эта часть округа Орилла – один из главных трактов подпольной иммиграции и, по словам людей, которые меня наняли, полна всевозможных головорезов. Месяца два назад, по ходу другого дела, я наткнулся на такое контрабандное предприятие и поломал его. Люди из «Орилла колони» решили, что то же самое можно проделать и здесь. Вот я и явился, чтобы научить эту часть Аризоны хорошим манерам.

Я заехал в центр округа и был приведен к присяге как заместитель шерифа – на случай, если мне понадобится какое-то официальное положение. Шериф сказал, что заместителя у него здесь нет и денег на заместителя нет, поэтому взял меня с удовольствием. Но мы полагали, что будем держать это в секрете.

Милк-Ривер улыбнулся:

– Развлечений у тебя будет до чертовой матери… так что, пожалуй, пойду к тебе на работу. Только сам заместителем шерифа не буду. Буду работать с тобой, но связывать себя не хочу – не пришлось бы сделаться стражем таких законов, которые мне не по нутру.

– Договорились. А теперь что ты можешь рассказать мне такого, про что мне следует знать?

– Ну, из-за ранчо X. А. Р. тебе беспокоиться не надо. Ребята крутые, но через границу никого не возят.

– Что ж, и на том спасибо. Но задача моя – убрать отсюда нарушителей порядка, а судя по тому, что я видел, они подпадают под это определение.

– Развлечений у тебя будет до чертовой матери, – повторил Милк-Ривер – Конечно, с порядком они не в ладах. Но как смог бы Пири растить коров, если бы не набрал команду под стать этим самым разбойникам, которые не нравятся «Колонии Орилла»? Ты же знаешь ковбоев. Посели их к лихим людям, и они наизнанку вывернутся, докажут, что не трусливей любого.

– Ничего против них не имею – если будут прилично вести себя. Хорошо, но кто же людей через границу возит?

– Я думаю, главная твоя добыча – Барделл. После него – Игнасио. Еще не видел его? Большой усатый мексиканец, у него ранчо в каньоне, километрах в семи от границы, с нашей стороны. Все, что идет сюда через границу, идет через это ранчо. Но тебе еще придется поломать голову, чтобы доказать это.

– Они с Барделлом работают вместе?

– Ага… Я думаю, он работает на Барделла. И еще один вопросик поставь в своем списке: иностранцы, ребята, которые покупают себе дорогу сюда, не всегда – и даже не очень часто – попадают, куда хотели. Нынче не особенно удивляешься, когда находишь в пустыне кости – иначе сказать, могилку, разрытую койотами. И грифы у нас жиреют! Если у иммигранта есть при себе что-нибудь стоящее, или неподалеку рыщет парочка инспекторов, или просто вышло так, что перевозчики занервничали, тогда они мочат своего клиента и закапывают там, где упал.

Звон обеденного колокольчика на первом этаже прервал наше совещание.

В столовой обедало всего человек восемь – десять. Из работников Пири никого не было. Мы с Милк-Ривером сидели в уголке. Обед наш был съеден наполовину, когда в столовой появилась вчерашняя черноглазая соседка Милк-Ривера.

Она направилась прямо к нашему столику. Я встал, и выяснилось, что зовут ее Клио Ландес. Та самая, которую желают сплавить лучшие люди города. С широкой улыбкой она подала мне сильную тонкую руку и села.

– Опять потерял работу, бродяга? – со смехом сказала она Милк-Риверу.

Я правильно угадал, что она была не здешняя. Говор был нью-йоркский.

– Если это все, что ты слышала, я опять тебя обогнал. – Милк-Ривер ухмылялся. – Я нашел другую: теперь мы пасем закон и порядок.

Вдалеке послышался выстрел. Я продолжал есть. Клио Ландес сказала:

– Вас, полицейских, такие вещи разве не волнуют?

– Первое правило, – ответил я, – по возможности не отвлекаться от еды.

С улицы вошел человек в комбинезоне.

– Нисбета убили у Барделла! – крикнул он.

И мы с Милк-Ривером отправились в «Бордер-палас» Барделла, а впереди нас бежала половина обедавших и половина города.

Мы нашли Нисбета на полу в задней комнате, мертвого. Кто-то уже расстегнул на нем одежду, и в груди была рана, которую могла причинить 11-миллиметровая пуля.

В руку мне вцепился Барделл.

– Исподтишка убили, сволочи! – крикнул он. – Стреляли как в мишень!

– Кто стрелял?

– Кто-то с ранчо X. А. Р., голову даю на отсечение!

– Кто-нибудь это видел?

– Все говорят, что не видели.

– Как это произошло?

– Марк стоял в передней комнате. А тут были мы с Чиком и еще пятеро или шестеро. Марк возвращался сюда. Только к двери подошел – хлоп!

Барделл погрозил кулаком открытому окну.

Я подошел к окну и выглянул. Между домом и обрывистым краем каньона Тирабузон тянулась полутораметровая полоска каменистой земли. За каменный выступ на краю обрыва была захлестнута крученая веревка.

Я показал на нее. Барделл яростно выругался.

– Если в я ее заметил, он бы от нас не ушёл. Не подумали, что кто-то может там спуститься, и не посмотрели как следует. Бегали туда и сюда вдоль каньона, все между домами смотрели.

Мы вышли наружу, я лег на живот и заглянул в каньон. Веревка, привязанная к выступу, спускалась в каньон и исчезала в кустах и деревьях, росших на уступе стены. На этом уступе человек легко мог укрыться и незаметно уйти.

– Что ты думаешь? – спросил я Милк-Ривера.

– Смылся.

Я встал, вытянул веревку и дал Милк-Риверу.

– Ничего не скажу. Может быть чья угодно.

– А на земле что-нибудь видишь? Он помотал головой.

– Иди в каньон и посмотри, нет ли следов. А я поеду на ранчо X. А. Р. Если ничего не обнаружишь, поезжай за мной. Я вернулся в дом, чтобы продолжить расспросы. Из семи человек, находившихся в «Бордер-паласе» во время убийства, троим, кажется, можно было верить. Показания этих троих в точности совпадали со словами Барделла.

– Вы сказали, что собираетесь к Пири? – спросил Барделл.

– Да.

– Чик, давай лошадей! Мы поедем с заместителем шерифа, и вы, остальные, кто хочет. Лишние револьверы ему пригодятся.

– Ничего подобного! – Я остановил Чика. – Еду один. Ополчения – не моя система.

Барделл насупился, но потом кивнул.

– Вам решать, – сказал он. – Я бы хотел поехать с вами, но, раз вы решили сыграть по-другому, буду надеяться, что вы правы.

Когда я пришел на конюшню, Милк-Ривер уже седлал лошадей, и мы выехали из города вместе.

Проехав километр, мы разделились. Он свернул налево, на тропу, которая вела в каньон, и крикнул через плечо:

– Если закончишь там раньше, чем думал, можешь встретить меня: езжай по лощине, где стоит ранчо, в сторону каньона.

Я свернул в лощину; длинноногий, с длинным телом конь, которого мне продал Милк-Ривер, бежал легко и быстро. Солнце стояло еще высоко, и поездку нельзя было назвать приятной. Зной волнами катился по дну лощины, свет резал глаза, пыль забивала горло.

На повороте из этой лощины в более широкую, где стояло ранчо, меня поджидал Пири.

Он ничего не сказал, не шевельнул рукой. Сидел на лошади и ждал, когда я подъеду. На бедрах у него висели два револьвера калибра 11,43 мм.

Я подъехал и протянул ему лассо, которое вытянул из каньона за домом Барделла. При этом я заметил, что у него на седле веревки нет.

– Знакома тебе эта вещь? – спросил я. Он посмотрел на веревку:

– Похожа на такие, которыми у нас арканят бычков.

– Тебя не проведешь, а? – буркнул я. – Вот эту именно когда-нибудь видел?

Минуту-другую он обдумывал ответ.

– Вообще, эту самую вот веревку я сегодня потерял где-то между городом и ранчо.

– Знаешь, где я ее нашел?

– Какая разница? – Он протянул за ней руку. – Главное, ты ее нашел.

– Может быть большая разница, – сказал я, убирая от него веревку. – Я нашел ее на стене каньона за домом Барделла, и ты мог спуститься по ней, когда ухлопал Нисбета.

Он опустил руки к револьверам. Я повернулся, показывая, что пистолеты в карманах у меня уже наготове.

– Не делай ничего такого, о чем ты пожалеешь, – посоветовал я.

– Завалить мне его? – раздался у меня за спиной голос ирландца Данна. – Или маленько подождем?

Я обернулся и увидел, что он стоит за большим камнем, целясь в меня из винтовки. Из-за других камней высовывались другие головы и разнообразные стволы.

Я вынул руку из кармана и положил на луку седла.

Пири обратился – минуя меня – к своим работникам:

– Он говорит, Нисбета застрелили.

– Подумай, какое безобразие, – огорчился Бак Смолл. – Ну, не ранили хоть?

– Убили, – пояснил я.

– Кто же это мог такое сделать? – заинтересовался Данн.

– Не Дед Мороз, – ответил я.

– Хотел еще что-нибудь сказать? – спросил Пири.

– А этого мало?

– Ага. Слушай, на твоем месте я бы сейчас прямо ехал восвояси.

– Ты, значит, не хочешь со мной ехать?

– Совсем не хочу. Думаешь забрать меня – попробуй. Я пробовать не собирался, о чем ему и сказал.

– Тогда тебя тут ничто не задерживает, – сообщил он.

Я улыбнулся ему и его товарищам, повернул своего гнедого и двинулся в обратном направлении. Через несколько километров я повернул на юг, нашел нижний конец лощины, в которой располагалось ранчо X. А. Р., по ней добрался до каньона Тирабузон и поехал по каньону вверх, к тому месту, где была привязана веревка.

Каньон заслуживал своего названия – изрытая, каменистая, заросшая деревьями и кустами, извилистая сточная канава Аризоны.

Проехав немного, я увидел Милк-Ривера, который шел мне навстречу и вел лошадь. Он покачал головой:

– Ни черта! Я следы разбираю не хуже других людей, но тут сплошные камни.

Я спешился. Мы сели под деревом и закурили.

– Как ты съездил? – полюбопытствовал он.

– Так себе. Хозяином веревки оказался Пири, но ехать со мной не пожелал. Если он нам понадобится, мы знаем, где его искать, поэтому я не настаивал. Могла бы получиться неловкость.

Милк-Ривер скосил на меня голубой глаз.

– Может прийти в голову, что ты стравливаешь ребят X. А. Р.'а с барделловской артелью, чтобы они перегрызли друг дружку, а самому тебе не пришлось потеть и сильно участвовать в игре.

– Возможно, ты и прав. По-твоему, это глупая идея?

– Не знаю. Нет, наверно, если этот номер у тебя пройдет и если ты уверен, что хватит сил натянуть вожжи, когда понадобится.

* * *

Смеркалось, когда мы с Милк-Ривером въехали на кривую улицу Штопора. В «Каньон-хаусе» обедать уже было поздно, поэтому мы слезли с лошадей перед лачугой Воша.

В дверях «Бордер-паласа» стоял Чик Орр. Он повернул свою прессованную физиономию и позвал кого-то через плечо. Рядом с ним возник Барделл, поглядел на меня вопросительно, и они парочкой шагнули на улицу.

– Какие результаты? – спросил Барделл.

– Видимых – никаких.

– Никого не арестовал? – изумился Чик Орр.

– Никого. Я пригласил одного проехать со мной, но он отказался.

Отставной боксер измерил меня взглядом и плюнул мне под ноги.

– Ах ты, бледная немочь, – буркнул он. – Руки чешутся съездить тебе по рылу.

– Давай, – предложил я. – С удовольствием ушибу об тебя кулак.

Маленькие его глазки прояснились. Он сделал шаг и хотел отвесить мне оплеуху. Я увел лицо и повернулся к нему спиной, стаскивая пиджак и плечевую кобуру.

– Подержи-ка, Милк-Ривер, пока я выбиваю пыль из этого мешка.

He успели мы встать друг против друга, как уже сбежалась половина города. По возрасту и сложению мы почти не отличались, но я подумал, что жир на нем рыхлее моего. Он был – когда-то – профессионалом. Мне тоже случалось драться, но я не сомневался, что в сноровке я ему уступаю. Зато суставы рук у него были сильно попорчены, с шишками, а у меня нет. Вдобавок он привык работать в перчатках, а голыми руками – это было больше по моей части.

Он принял стойку и ждал, когда я пойду на него. Я пошел, прикинувшись дроволомом, – сделал вид, что начинаю с правой, наотмашь.

Неудачно. Вместо того чтобы нырнуть, он отступил, и моя левая угодила в воздух. Он дал мне по скуле.

Поняв, что хитростями ничего не добьешься, я ударил его левой и правой в живот – и обрадовался, ощутив, что кулаки тонут в мягком.

Он опередил меня на отходе и остановил тяжелым ударом в челюсть.

Еще угостил меня левой: в глаз, в нос. Правая его скользнула по моему лбу, и я снова с ним сблизился.

Левой, правой, левой – ему в трюм. Он заехал мне сбоку кулаком и предплечьем и оторвался.

Опять заработал левой: расквашивал мне губы, плющил нос, долбал по всему лицу, от лба до подбородка. И прорвавшись наконец сквозь эту левую, я налетел на правый апперкот, который начался у него чуть ли не от щиколотки и закончился на моем подбородке, отбросив меня шагов на пять.

Он не отпускал меня и роился вокруг меня. Вечерний воздух был полон кулаков. Я упер ноги в землю и встретил этот шквал парой ударов, которые попали как раз туда, где его рубашка уходила под брюки.

Он снова хватил меня правой, но не так душевно. Я засмеялся ему в лицо, вспомнив, как что-то щелкнуло в его руке, когда он оглушил меня апперкотом, – и насел на него, обрабатывая понизу обеими руками.

Он опять ушел и засветил мне с левой. Я захватил ее правой рукой, зажал и сам ударил левой, метя пониже. Он ударил правой. Я ему не мешал. Она была мертвая.

Он врезал мне еще раз, под занавес, – прямым левой, который шел со свистом. Мне удалось устоять, а дальше стало легче. Он еще потрудился над моим лицом, но пару в нем уже не было.

Немного погодя он прилег – не от одного какого-то удачного удара, а от общей суммы набранных – и больше не встал.

На лице его не было ни одной метинки, которую я мог бы поставить себе в заслугу. Мое же, думаю, выглядело так, как будто его пропустили через мясорубку.

– Наверно, мне надо помыться перед ужином, – сказал я Милк-Риверу, забирая свой пиджак и револьвер.

– Да, черт возьми! – согласился он, разглядывая мое лицо. Передо мной возник пухлый человек в курортном костюме – он требовал внимания.

– Я мистер Тёрни из компании «Орилла колони». Правильно ли я понял, что за время своего пребывания здесь вы не произвели ни одного ареста?

Так вот кто меня разрекламировал! Мне это не понравилось – и не понравилось его круглое воинственное лицо.

– Да, – признался я.

– За два дня произошло два убийства, – напирал он, – в связи с которыми вы не предприняли ничего, хотя в обоих случаях улики вполне очевидны. Вы считаете это удовлетворительной работой?

Я молчал.

– Позвольте заметить, что это совершенно неудовлетворительно. – На свои вопросы он сам находил ответы. – И столь же неудовлетворителен тот факт, что вы взяли в помощь человека, – ткнув пухлым пальцем в сторону Милк-Ривера, – снискавшего репутацию одного из самых злостных правонарушителей в округе. Вы должны уяснить себе, что, если в вашей работе не произойдет коренных улучшений… если вы не проявите склонности делать то, для чего вас наняли, вы будете уволены.

– Кто вы такой, вы сказали? – спросил я, когда он выговорился.

– Мистер Тёрни, генеральный директор «Орилла колони».

– Да? Так вот, Мистер Генеральный Директор Тёрни, ваши владельцы, когда нанимали меня, забыли мне сообщить о вашем существовании. Так что я вас вообще не знаю. Когда у вас возникнет желание что-то мне сказать, обращайтесь к вашим владельцам, а они, если сочтут это достаточно важным, передадут мне.

Он еще больше раздулся.

– Я, безусловно, доложу им, что вы пренебрегаете своими обязанностями, несмотря на все ваше искусство в уличных драках.

– Сделайте от меня приписочку, – крикнул я ему вдогонку. – Скажите им, что сейчас я немного занят и не смогу воспользоваться никакими советами, от кого бы они ни исходили.

И пошел с Милк-Ривером в «Каньон-хаус». Викерс, землистый хозяин, стоял в дверях.

– Если вы думаете, что у меня хватит полотенец, чтобы вытирать кровь с каждой разбитой морды, то вы ошиблись, – заворчал он. – И простыни рвать на повязки тоже запрещаю!

– Отродясь не видал такого неуживчивого человека, как ты, – настаивал Милк-Ривер, пока мы поднимались по лестнице. – Ну ни с кем не можешь поладить. У тебя, что ли, вообще друзей не бывает?

– Только оглоеды!

При помощи воды и пластыря я сделал все возможное для восстановления лица, но до красоты ему было далеко. Милк-Ривер сидел на кровати, наблюдал за мной и ухмылялся.

* * *

По окончании ремонта мы спустились, чтобы поесть у Воша. За стойкой сидели еще три едока. Во время ужина мне пришлось обмениваться с ними впечатлениями о состоявшемся бое.

Нас прервал стук копыт на улице. Мимо двери проехали верхом человек двенадцать, если не больше, а потом мы услышали, что они круто осадили лошадей и спешились перед домом Барделла.

Милк-Ривер наклонился ко мне и сказал на ухо:

– Ватага Большого Игнасио из каньона. Держись крепче, начальник, а то вытряхнут из-под тебя город.

Мы доели и вышли на улицу.

В свете сильного фонаря, висевшего над дверью Барделла, лениво прислонясь к стене, стоял мексиканец. Крупный чернобородый мужчина, весь в серебряных пуговицах; на обоих боках по револьверу с белой рукоятью.

– Ты не отведешь лошадей на конюшню? – попросил я Милк-Ривера. – Я прилягу пока, восстановлю силы.

Он поглядел на меня с любопытством и отправился туда, где мы оставили лошадей.

Я остановился перед бородатым мексиканцем и показал сигаретой на его оружие.

– Когда въезжаешь в город, положено снимать эти штуки, – любезно сказал я. – На самом-то деле с ними вообще не положено приезжать, но я не такой дотошный, под одеждой у человека искать не буду.

Борода и усы раздвинулись в улыбке, открывшей желтую подкову зубов.

– Если el senor jerife[1]1
  Сеньор шериф (исп.).


[Закрыть] не хочет эти штуки, может, он их отберет?

– Нет. Тыих убери.

– Я их тут хочу. Я их тут ношу.

– Делай, что тебе говорят, – сказал я по-прежнему любезно, после чего повернулся и ушел в лачугу Воша.

Там, перегнувшись через стойку, я извлек из бочонка обрез.

– Не одолжите? Хочу наставить парня на путь истинный.

– Конечно, сэр, конечно! Пользуйтесь на здоровье! Прежде чем выйти, я взвел оба курка.

Большого мексиканца не было на улице. Он находился в доме – рассказывал об этом друзьям. Некоторые друзья были американцы, некоторые мексиканцы, а некоторые – Бог знает кто. Но все были при оружии.

Друзья уставились на меня, и большой мексиканец обернулся. Он схватился за револьверы, пока поворачивался, однако не вынул.

– Не знаю, что в этом орудии, – честно сказал я, направив свою картечницу в центр компании, – может, куски колючей проволоки и динамитная стружка. Мы это выясним, орлы, если вы сейчас же не сложите ваши револьверы на стойке, потому что обдам вас, как Бог свят!

Они выложили револьверы на стойку. Я их не упрекну. Эта вещь посекла бы многих!

– С нынешнего дня, когда приезжаете в город, прячьте ваши пушки подальше.

Снова напустив на лицо приветливость, ко мне протолкался толстый Барделл.

– Не приберете ли это оружие до отъезда ваших гостей? – спросил я.

– Да! Да! С удовольствием! – воскликнул он, совладав наконец с удивлением.

Я вернул обрез владельцу и отправился к себе в гостиницу.

Когда я шел по коридору, открылась дверь, вторая или третья от моей. Появился Чик Орр и, обернувшись к кому-то, сказал:

– Не делай ничего такого, чего я не стал бы делать. Я увидел, что в двери стоит Клио Ландес.

Чик повернул голову, увидел меня и угрюмо остановился.

– Драться ни черта не умеешь! Только и знаешь, что садить.

– Это точно.

Он погладил распухшей рукой живот.

– По корпусу плохо держу удар, так и не научился. Из-за этого и ушел с ринга. Но ты меня больше не задирай – могу зашибить! – Он ткнул меня большим пальцем в бок и направился к лестнице.

Когда я проходил мимо двери Клио, она уже была закрыта. У себя в комнате я вынул бумагу и ручку, но не успел написать и трех слов отчета, как в дверь постучали.

– Войдите! – Дверь я не запер, ждал Милк-Ривера. Вошла Клио Ландес.

– Помешала?

– Нет. Заходите, располагайтесь. Милк-Ривер через несколько минут придет.

– Вы не чалите Милк-Ривера? – спросила она в лоб.

– Нет. Никаких дел за ним не знаю. Лично у меня к нему нет претензий. А что?

– Ничего. Просто подумала, не захотите ли повесить на него какой-нибудь грабеж. Меня вы не обманете. Эти гужееды держат вас за тупого. Но я-то получше их вижу.

– Спасибо на добром слове. Только не распространяйтесь о моем уме. Хватит с меня рекламы. Что вы тут делаете, в глухомани?

– Легочница. – Она постукала себя по груди. – Врач сказал, что на воздухе протяну дольше. А я, дура, поверила. Здесь жить – то же самое, что умирать в городе.

– И давно вы бежали от шума?

– Три года… Два – в Колорадо, а теперь в этой дыре! Кажутся тремя веками.

Я забросил удочку:

– Был там по делам в апреле – недели две или три.

– Правда были? – таким тоном, словно я побывал в раю. Она засыпала меня вопросами: а это по-прежнему так-то и так-то? а там-то и там-то все как было?

Мы славно поболтали, и оказалось, что я знаю кое-кого из ее друзей. Двое были аферисты высокого полета, один – выдающийся бутлегер, остальные – букмекеры, мошенники и тому подобное.

Какое у нее ремесло, я не выяснил. Говорила она на смеси грамотного школьного языка с воровским жаргоном и о себе подробностей не рассказывала.

К тому времени когда пришел Милк-Ривер, мы уже прекрасно спелись.

– Мои друзья еще в городе? – спросил я.

– Да. Слышно, как галдят у Барделла. А ты вроде славы опять себе не прибавил.

– Что еще?

– Твоим друзьям из чистой публики не особенно понравился твой последний номер: отдать на хранение Барделлу револьверы Игнасио и его людей. Из правой руки, дескать, забрал у них оружие и в левую вложил – вот какое у них мнение.

– Я просто показал, что могу забрать. Оно мне ни к чему, – объяснил я. – Все равно они бы новое добыли. Пожалуй, пойду покажусь им. Я ненадолго.

В «Бордер-паласе» было шумно и оживленно. Друзья Игнасио не обратили на меня никакого внимания. Подошел Барделл:

– Я рад, что вы окоротили парней. Избавили меня от многих волнений.

Я кивнул, пошел к городской конюшне и застал там ночного сторожа, который обнимался с железной печкой.

– Тут не найдется человека, чтобы ночью отвез донесение в Филмер?

– Может, кого и найду, – ответил он без энтузиазма.

– Дай ему хорошую лошадь и пошли ко мне в гостиницу, только поживее, ладно?

Я сел ждать на веранде гостиницы. Через некоторое время подъехал длинноногий парень лет восемнадцати на чалой лошадке и спросил помощника шерифа. Я вышел из тени и спустился на улицу, чтобы наш разговор не услышал кто-нибудь посторонний.

– Папаша сказал, вы хотите отправить что-то в Филмер.

– Ты можешь выехать в направлении Филмера, а потом повернуть на ранчо X. А. Р.?

– Да, сэр, могу.

– Тогда мне вот что надо. Приедешь туда, скажи Пири, что Большой Игнасио со своими людьми в городе и до рассвета могут нагрянуть к ним.

– Все сделаю, сэр.

– Это тебе. За конюшню заплачу потом. – Я сунул ему в руку деньги. – Езжай, и чтобы о нашем разговоре никто не знал.

Поднявшись к себе, я застал Милк-Ривера и Клио втроем с бутылкой. Мы побеседовали, покурили, а потом вечеринка закончилась. Милк-Ривер сказал, что комната у него соседняя с моей.

В начале шестого стук в дверь заставил меня вылезти из постели на холод.

– Ты не на ферме! – заворчал я, впуская Милк-Ривера. – Ты теперь горожанин. Тебе полагается спать, пока солнце не встанет.

Оку закона спать вообще не полагается, – ухмыльнулся он, тоже стуча зубами, потому что надето на нем было не больше, чем на мне. – Фишер – ну, у которого ранчо в той стороне – прислал человека сказать тебе, что возле X. А. Р.'а идет бой. Вместо тебя он ко мне вперся. Едем туда, заместитель?

– Едем. Добудь винтовки, воду, лошадей. Я пойду к Вошу, закажу завтрак и чего-нибудь завернуть в дорогу.

Через сорок минут мы с Милк-Ривером выехали из города.

Утро согревалось, пока мы ехали, солнце рисовало фиолетовые картины на песке, перегоняло росу в редеющий турман. Благоухали мескитовые деревья, и даже песок, на котором вскоре станет так же уютно, как на раскаленной сковородке, издавал приятный свежий запах.

Мы завидели издали три синие крапинки над строениями ранчо – то кружили в вышине грифы; а еще дальше на фоне неба двигалось по гребню какое-то животное.

– Лошадь. Должна быть под всадником, но всадника нет, – объявил Милк-Ривер.

Немного погодя нам попалось изрешеченное пулями мексиканское сомбреро, потом на солнце блеснула пригоршня медных гильз.

На месте одного из строений была груда черных головешек. Возле нее лежал навзничь один из тех, кого я разоружал вчера у Барделла.

Из-за угла высунулась забинтованная голова, а потом появился и ее обладатель: правая рука на перевязи, в левой револьвер. За ним семенил кривой повар-китаец, размахивая секачом.

Милк-Ривер узнал забинтованного.

– Здорово, Ред! Поскандалили?

– Маленько. Очень кстати вы нас упредили: Игнасио со своими налетел перед самым рассветом, а мы – из засады, и понесли его по всей степи. Меня вот задело пару раз, а остальные ребята погнались за ним на юг. Прислушаешься – слышно, постреливают.

– Поедем за ними или в обгон пойдем? – спросил меня Милк-Ривер.

– А обогнать можно?

– Можно. Раз Игнасио бежит, значит, к вечеру кружной дорогой приедет к себе на ранчо. А мы, если сперва каньоном, а потом на юг возьмем, можем и раньше поспеть. Быстро-то он не поедет, от ребят отбиваясь.

– Попробуем.

С Милк-Ривером во главе мы миновали здания ранчо, потом лощиной доехали до того места, где я накануне свернул в каньон. Немного погодя дорога сделалась ровнее, и мы прибавили ходу.

В полдень остановились, чтобы дать отдых лошадям, съели бутерброды, покурили. Тронулись дальше.

Солнце стало спускаться по правую руку, тени в каньоне росли. Когда долгожданная тень достигла восточного склона, Милк-Ривер остановился впереди меня.

– Оно вон за тем поворотом.

Мы спешились, глотнули по разу, сдули с винтовок песок и двинулись к кустам, заслонявшим следующий поворот извилистого каньона.

За поворотом дно каньона сбегало к круглой впадине-блюдцу. Покатые борта его заканчивались на равнине. Посреди блюдца стояли четыре саманных дома. Хотя дома весь день жгло пустынное солнце, они казались почему-то темными и влажными. Над одним из них вилась струйка дыма. Ни людей, ни животных кругом.

– Я пойду туда разведаю, – сказал Милк-Ривер, отдавая мне шляпу и винтовку.

– Верно, – согласился я. – Я тебя прикрою, но если что-нибудь начнется – уходи в сторону. Из винтовки стрелять я не самый большой мастер!

В начале вылазки Милк-Риверу хватало прикрытия. Он продвигался быстро. Но кусты редели. Продвижение замедлилось. Он лег и пробирался ползком: от бугорка к купе кустов, от куста к камню.

Шагах в десяти от первого дома спрятаться было уже не за чем. Он вскочил и кинулся под ближайшую стену.

Ничего не произошло. Несколько долгих минут он стоял у стены, а потом крадучись двинулся к тыльной стороне дома.

Из-за угла появился мексиканец.

Я не мог разглядеть его лицо, но увидел, как напряглось его тело. Рука нырнула к поясу.

Револьвер Милк-Ривера брызнул огнем.

Мексиканец упал. Ясная сталь его ножа промелькнула высоко над головой Милк-Ривера и зазвенела, ударясь о камень.

Дом скрыл от меня Милк-Ривера. Я увидел его снова, когда он мчался к черной двери второго дома.

Из двери навстречу ему хлестнули выстрелы. Я открыл заградительный огонь из винтовок, посылая пулю за пулей в открытую дверь со всей быстротой, на какую был способен. Магазин второй винтовки опустел как раз тогда, когда стрелять стало опасно: Милк-Ривер был уже слишком близко к двери.

Бросив винтовку, я побежал к лошади и верхом помчался на помощь к моему ненормальному помощнику.

Он в ней не нуждался. Когда я подъехал, все было кончено.

Дулами револьверов он выгонял из дома еще одного мексиканца и Жука Рейни.

– Весь улов, – сообщил он. – Больше никого не нашлось.

– А ты что тут делаешь? – спросил я Рейни.