Текст книги "Западня свободы"

4

На следующий день я отправился в Сити, совсем как обычный деловой джентльмен. Впрочем, без котелка и зонтика. Я вышел рано, до начала работы большинства контор, так как первая доставка почты была ранней. Прибыл в Киддьякар-Тойз с запасом в полчаса и сразу же поставил кофейник на плитку. Затем выглянул в окно. Уличные торговцы по Лезер-лейн уже начали копошиться, готовясь к своей ежедневной работе. Макинтоша видно не было. Но я не беспокоился, – он должен находиться где-то поблизости, наблюдать за почтальоном.

Только я выпил чашечку кофе, раздался звонок. Макинтош проговорил: "Он идет" и тут же повесил трубку.

Чтобы не утруждать ноги, почтальон разработал свою схему обхода здания. Сначала он поднимался лифтом на верхний этаж, а затем по лестнице спускался вниз, разнося почту по адресатам. Я надел плащ, картуз и, чуть-чуть приоткрыв дверь, стал прислушиваться к звуку лифта. Лифт двинулся вверх только минут через десять. Тогда я вышел в коридор и притворил дверь, не запирая ее.

В здании в это время суток было тихо, и я хорошо слышал шаги почтальона. Вот он стал спускаться с четвертого этажа на третий, а я спустился на один марш ко второму. Он дошел до площадки третьего этажа и пошел по коридору. Затем я услышал, как он возвращается, и, быстро поднявшись по лестнице, пошел по направлению к своему офису. Я столкнулся с ним лицом к лицу недалеко от моей двери. Желтой коробки у него не было.

– Доброе утро, – сказал он. – Какая погода сегодня, а?

Он промчался мимо меня по лестнице, а я, подойдя к двери, притворился, будто открываю ее ключом. Когда я оказался в офисе, то почувствовал, что слегка вспотел. Немного, но все же это был знак моего внутреннего напряжения. Смешно, – ведь мне нужно только забрать небольшую коробку у ничего не подозревающего человека – и все! Это было простейшим делом, и причин для волнения я не видел.

Меня взволновало содержимое коробки. Сто двадцать тысяч фунтов – чертовская сумма. Я почувствовал себя человеком, который спокойно шел по бровке тротуара и вдруг обнаружил под собой пропасть – тут невольно покроешься холодным потом.

Я подошел к окну и приоткрыл створку – не для того, чтобы проветрить комнату, а чтобы дать знак Макинтошу о том, что первая доставка была пустой. Посмотрев вниз на Лезер-лейн, я увидел его на условленном месте. Он стоял перед тележкой с овощами и фруктами и нервно тыкал пальцем помидоры. Бросив короткий взгляд вверх, он повернулся и ушел.

Я закурил сигарету и сел за стол с утренней газетой в руках. До второй доставки оставалось порядочно времени.

Спустя два часа телефон зазвонил снова.

– Надеюсь, на этот раз будет удачнее, – сказал Макинтош и повесил трубку.

Я начал все сначала. Стоя на площадке ниже третьего этажа, я внимательно вслушивался в то, что происходило в коридоре. Теперь это было более трудно – здание уже заполнилось служащими, и многое зависело от того, удастся ли мне встретиться с почтальоном наедине. В этом случае дело не представляло большого труда. Если же в коридоре окажутся люди, мне придется хватать коробку и удирать.

Послышались мерные шаги – почтальон шел к лестнице. Я поднялся по ступенькам и быстро огляделся, как человек, собирающийся переходить улицу. В коридоре, кроме меня и почтальона никого не было. Я посмотрел на его руки. Он нес пачку писем и прямо поверх нее располагалась маленькая желтая коробка.

Мы встретились рядом с дверью моего офиса.

– У вас есть что-нибудь для меня? Вот моя комната, – сказал я и показал на дверь за его спиной.

Он повернулся, чтобы посмотреть на табличку, и тут я нанес ему дар свинчаткой по голове, моля Бога о том, чтобы у него не оказался слишком тонкий череп. Он застонал, ноги у него подкосились. Я подхватил его прежде, чем он упал, и толкнул на дверь своего офиса. Та отворилась, и тело его растянулось на пороге. Письма рассыпались веером, и среди них с легким стуком кувыркнулась маленькая коробочка.

Я наклонился над ним, втянул его внутрь и ногой захлопнул дверь. Затем, схватив желтую коробочку, я сунул ее в другую коричневую, неприметного вида, которую Макинтош специально приготовил для этого и которую я должен был незаметно передать ему на улице.

Не прошло и минуты с тех пор, как я встретился с почтальоном в коридоре, а я уже вышел из комнаты и запер дверь на ключ. Как раз в этот момент кто-то прошел мимо меня и скрылся в офисе Бетси-Лу. Я дошел до лестницы и стал спускаться – быстро, но без спешки: почтальон должен был прийти в себя не раньше, чем через три минуты. К тому же ему еще надо было выбраться из комнаты.

Очутившись на улице, я увидел Макинтоша, смотревшего в мою сторону. Он тотчас же отвел глаза и слегка отвернулся. Перейдя на другую сторону, я без труда столкнулся с ним в круговерти толпы.

– Извиняюсь, – промычал я, незаметно передавая ему коробку, и продолжал свой путь в направлении Холборна.

Не успел я отойти достаточно далеко, как раздался звон разбитого стекла и чей-то взволнованный крик. Почтальон оказался умницей. Он не стал терять времени на то, чтобы выйти через запертую дверь, а сразу же, чтобы привлечь к себе внимание, вышиб окно. Видимо, удар оказался не таким уж сильным. Я рассчитывал, что он пробудет без сознания дольше.

Тем не менее опасность миновала. Видеть меня он не мог, и с каждой секундой я уходил все дальше и дальше. На выяснение происшествия понадобится минут пять, а к тому времени я рассчитывал быть вне пределов досягаемости. Как и Макинтош тоже. Собственно, именно ему теперь никак нельзя было засветиться, – брильянты ведь были у него.

Я нырнул в одну из дверей "Гамеджа" и двинулся по магазину, как человек, знающий, что ему нужно. Дойдя до уборной, вошел в нее и заперся в кабине. Сняв плащ, вывернул его наизнанку – я тщательно выбирал такой, чтобы подкладка контрастировала с внешней стороной. Затем вынул из кармана картуз с козырьком, а шляпу с некоторым сожалением превратил в бесформенный комок и сунул его в карман. Ничего не поделаешь, – оставлять ее там было неразумно.

Одежда сильно меняет человека, и из туалета вышел совершенно другой мужчина. Я еще послонялся у прилавков и купил себе новый галстук, хотя эта предосторожность возможно была излишней. Выйдя из главного входа, я двинулся по Холборну, держа путь на запад. О такси не могло быть и речи, – шоферов, естественно, будут спрашивать о пассажирах, взятых в районе происшествия.

Полчаса спустя я был в пабе недалеко от Оксфорд-стрит и Мраморной арки и с наслаждением поглощал полпинты пива. Операция прошла гладко и чисто, но еще не кончена. Я не был вполне уверен в том, что вторую половину дела Макинтошу удастся провести благополучно.

Этим же вечером, когда я собирался выйти из своего номера в город, раздался решительный стук в дверь. Я открыл ее, и передо мной предстали двое крупных мужчин, одетых старомодно и с хорошим вкусом. Один из них спросил:

– Вы Джозеф Алойзиус Риарден?

Мне не пришлось ломать голову, чтобы сообразить, что эти двое были полицейские. Я криво усмехнулся.

– Можно без Алойзиуса.

– Мы из полиции. – Он небрежно махнул перед моим носом раскрытым бумажником. – Надеюсь, вы поможете нам в нашем расследовании.

– О! – воскликнул я. – Это что, удостоверение? Никогда в жизни не видел.

Неохотно он опять открыл бумажник и дал мне прочесть свою карточку. Это был следователь, инспектор Джон М. Бранскилл. Я решил поболтать немного.

– Такие вещи можно увидеть в биоскопе. Никогда не думал, что это произойдет со мной.

– Биоскоп? – переспросил он удивленно.

– Ну да, – это кино. Мы кино называем биоскопом в Южной Африке. Я ж оттуда. Не знаю, чем смогу вам помочь, инспектор. В Лондоне я приезжий, да и вообще в Англии впервые. Я здесь меньше недели.

– Это мы все знаем, мистер Риарден, – мягко сказал Бранскилл.

Значит, они уже навели обо мне справки. Здорово работают ребята. Британская полиция вообще замечательная.

– Разрешите войти, мистер Риарден? Я надеюсь, что вы все-таки сможете нам помочь.

Я посторонился и пропустил их в комнату.

– Входите, садитесь. Здесь только один стул, кто-нибудь садитесь на кровать. Снимите ваши пальто.

– В этом нет необходимости, – заметил Бранскилл. – Мы ненадолго. Это следователь, сержант Джервис.

Джервис выглядел более крепким орешком, чем Бранскилл. Этот был уже пообтесан, обходителен, что приходит с возрастом. А тот еще состоял из углов, молодой и твердый, как кремень, полицейский.

– Чем могу быть полезен? – спросил я.

– Мы ведем расследование по делу о краже бандероли у почтальона на Лезер-лейн. Сегодня утром, – сказал Бранскилл. – Что вы можете нам сказать об этом, мистер Риарден?

– Где это – Лезер-лейн? Я в Лондоне не ориентируюсь.

Бранскилл посмотрел на Джервиса, тот на Бранскилла, потом оба посмотрели на меня.

– Ну, мистер Риарден, постарайтесь что-либо вспомнить.

– У вас есть судимость, – неожиданно выпалил Джервис.

Это был выстрел "в молоко". Я произнес с горечью:

– Я вижу, ребята, вы не даете мне об этом забыть. Да, у меня есть судимость. Я провел восемнадцать месяцев в центральной тюрьме Претории – восемнадцать месяцев в холодном каменном мешке. Но это было давным-давно. С тех пор я завязал.

– До сегодняшнего утра, возможно, – предположил Бранскилл.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

– Не пытайтесь продать мне старое барахло. Вы мне прямо скажите, что я по-вашему сделал, и я вам прямо отвечу – сделал я это или нет.

– Какой молодец, – пробормотал Бранскилл. – Правда, сержант?

Джервис как-то странно крякнул и сказал:

– Не возражаете, если мы обыщем вашу комнату, Риарден?

– Для сержантов – мистер Риарден, – сказал я. – У вашего начальника манеры лучше, чем у вас. И я решительно возражаю против обыска, пока у вас нет ордера.

– О, он у нас есть, – спокойно возразил Бранскилл. – Начинайте, сержант. – Он вынул из кармана бумагу и передал ее мне.

– Надеюсь, это вас удовлетворит, мистер Риарден.

Я даже не потрудился взглянуть на бумажку, а просто бросил ее на тумбочку и стал смотреть, как умело действует Джервис. Он, естественно, ничего не нашел, – да и не мог найти. Вскоре он прекратил это занятие, посмотрел на Бранскилла и покачал головой.

Бранскилл повернулся ко мне.

– Я должен попросить вас пройти с нами в полицейский участок.

Я подчеркнуто долго молчал, потом сказал: – Что ж, давайте, попросите.

– А мы, оказывается, имеем дело с шутником, – сказал Джервис, глядя на меня с неприязнью.

– Если вы попросите, я не пойду, – сказал я. – Вам придется меня арестовать.

Бранскилл вздохнул.

– Очень хорошо, мистер Риарден. Я арестовываю вас по подозрению в соучастии в нападении на почтальона в здании на Лезер-лейн сегодня в девять тридцать утра. Это вас удовлетворяет?

– Ладно, для начала подойдет, – сказал я. – Пошли.

– Да, почти забыл, – сказал он. – Все, что вы говорите, будет зафиксировано и может быть использовано в качестве показаний.

– Знаю, – сказал я. – Слишком хорошо знаю.

– Не сомневаюсь, – сказал он нежно.

* * *

Я думал, что они отвезут меня в Скотленд-Ярд, но мы оказались в каком-то совсем маленьком полицейском участке, на незнакомой улице – я действительно не так хорошо знаю Лондон. Меня поместили в комнатушку, вся обстановка которой состояла из небольшого деревянного столика и двух стульев. Атмосфера была как во всех полицейских участках мира. Я сел на стул и стал курить одну сигарету за другой, а спиной к двери стоял полицейский без шлема, что придавало ему необычный вид, и наблюдал за мной.

Прошло часа полтора прежде, чем они решили, наконец, подступиться ко мне, и первым начал атаку крепкий парень Джервис. Он вошел в комнату, сделал жест полицейскому, и когда тот удалился, сел на стул и, опершись на столик, молча уставился на меня. Он сидел так довольно долго, а я не обращал на него никакого внимания и даже не смотрел в его сторону. Он не выдержал первым.

– Вы здесь бывали раньше, Риарден, не так ли?

– Никогда.

– Вы знаете, что я имею в виду. Вы уже сиживали за столом напротив полицейского много-много раз. Процедура вам хорошо известна, – вы ведь профессионал. С другими я бы крутил вокруг да около, прибегал бы к помощи психологии и тому подобное. С вами это ни к чему. Поэтому не будет ни такта, ни психологии. Я просто расколю вас, как орех, Риарден.

– Помните "Правила о судьях".

Он рассмеялся.

– Ну вот видите! Честный человек не знает "Правила о судьях" из "Закона Паркинсона". А вы знаете. Значит, что-то в вас не так, вы не прямой человек.

– Когда закончите свои оскорбления, тогда скажу я.

– Вы будете говорить, когда я вам позволю.

Я улыбнулся ему.

– Вы лучше проконсультируйтесь с Бранскиллом, сынок.

– Где брильянты?

– Какие брильянты?

– Этот почтальон в плохом состоянии. Вы ударили его слишком сильно, Риарден. Вполне возможно, что он откинет копыта. Подумайте, что тогда с вами будет.

Надо отдать ему должное, он очень старался, но лжец из него выходил плохой. Умирающий почтальон не мог бы выбить окно в офисе. Я продолжал смотреть Джервису прямо в глаза и ничего не говорил.

– Если брильянты не найдутся, вам придется туго, – продолжал Джервис. – А если они объявятся, судья, может будет настроен помягче.

– Какие брильянты? – опять спросил я.

Так продолжалось довольно долго, и он, наконец, утомился и ушел. Полицейский вернулся в комнату и встал на свое место у двери. Я обратился к нему:

– Ноги себе еще не намозолил от такой работы?

Он посмотрел на меня тупыми невыразительными глазами и не сказал ничего.

Вскоре появилось орудие более крупного калибра. Вошел Бранскилл с толстой папкой. Положив ее на стол, он сказал:

– Сожалею, что заставил вас ждать, мистер Риарден.

– Не уверен, – вздохнул я.

Он улыбнулся мне сочувственной улыбкой.

– У каждого своя работа. У одного хуже, у другого лучше. Так что не взыщите. – Он открыл папку. – Это ваше досье, мистер Риарден. У Интерпола накопилось порядочно информации о вашей деятельности.

– Меня судили только раз. Все остальное не имеет официальной силы, и вам это не удастся использовать. Мало ли что обо мне говорили! Это ни черта не доказывает! – Я ухмыльнулся и ткнул пальцем в папку. – То, что утверждает полиция, доказательством служить не может.

– Разумеется, – сказал Бранскилл. – Но все равно это интересно. – Он стал задумчиво перелистывать бумаги и вдруг неожиданно, не поднимая головы, спросил:

– Зачем вы должны были лететь в Швейцарию?

– Я – турист, – ответил я. – Никогда там не бывал.

– Вы в первый раз в Англии, не так ли?

– Вы же сами знаете. Послушайте, я хочу, чтобы сюда пригласили юриста.

Он посмотрел на меня.

– Вам нужен адвокат? Ваши предложения?

Я достал из бумажника клочок бумажки с телефонным номером, который мне дал Макинтош на этот случай.

– Позвоните по этому телефону.

Брови Бранскилла полезли на лоб.

– Я очень хорошо знаю этот номер, – сказал он. – Этот человек подходит для вашего дела. Для новичка, впервые оказавшегося в Англии, вы неплохо ориентируетесь в обстановке. – Он положил бумажку на стол. – Ладно, я сообщу ему, что вы здесь.

От постоянного курения у меня пересохло горло.

– Вот еще что. Неплохо бы сейчас выпить чаю.

– Боюсь, что чаем мы вас не обеспечим, – с сожалением сказал Бранскилл. – Как насчет воды?

– Хорошо.

Он подошел к двери, отдал распоряжение и вернулся назад.

– Вы, кажется, все думаете, что мы, полицейские, только и делаем, что пьем чай и содержим кафетерии для таких пташек, как вы. Это вы, наверное, телевизионных передач насмотрелись.

– Это ко мне не относится.

– В самом деле! – сказал Бранскилл. – Как любопытно. Теперь, что касается этих брильянтов. Я думаю, что…

– Каких брильянтов? – перебил я его.

Так оно и шло. Он тряс меня крепче, чем Джервис, так как был более опытен и искусен. Он не лгал, был последователен и настойчив, как надоедливая пчела. Принесли воду – графин и стакан. Я наполнил стакан и жадно выпил. Затем налил еще.

Бранскилл наблюла за мной.

– Может, хватит? – спросил он.

Я кивнул. Он аккуратно взял стакан двумя пальцами и вынес его из комнаты. Вернувшись, он с сожалением посмотрел на меня.

Я не думал, что вы так легко попадетесь. Вы должны знать, что мы не можем снять с вас отпечатки пальцев, пока не предъявлено формальное обвинение. Почему вы позволили это сделать?

– Я устал…

– Это плохо, – произнес он с сочувствием. – Ладно, вернемся к нашим брильянтам…

Через некоторое время в комнату вошел Джервис и кивком головы подозвал Бранскилла. Они стояли у двери и вполголоса о чем-то говорили. Потом Бранскилл повернулся ко мне и сказал:

– Послушайте, Риарден. Мы вас заарканили. У нас достаточно улик, чтобы засадить вас лет на десять. Но если вы поможете найти брильянты, это облегчит вашу участь.

– Какие брильянты? – в который раз спросил я усталым голосом.

Он сжал губы.

– Ладно. Пошли со мной.

Я двинулся из комнаты, как начинка в бутерброде, между ним и Джервисом. Они препроводили меня в большое помещение, где находилось около десятка человек, стоявших у стены. Джервис сказал:

– Нет нужды объяснять вам, в чем дело, Риарден. Но таков закон. Это – опознание. Три свидетеля должны вас увидеть. Становитесь в этот ряд, куда хотите, и можете поменять место в промежутке между свидетелями. Понятно?

Я кивнул и, подойдя к стене, стал третьим среди стоявших там людей. После некоторой паузы в комнату вошла маленькая пожилая женщина, вероятно, чья-то любимая мама. Она прошлась вдоль ряда, затем подошла и ткнула мне рукой в грудь.

– Вот этот.

Я ее видел впервые.

Она вышла. Я оставался на том же месте – менять его смысла не было. Я уже понял, что, как выразился Бранскилл, меня заарканили.

Следующий – молодой человек лет восемнадцати, – сразу же подошел ко мне и сказал:

– Это он. Он это сделал.

У третьего свидетеля тоже сомнений не было. Не успел он войти, как уже завопил:

– Вот, вот этот негодяй! Ну, приятель, надеюсь, ты здесь теперь по гроб жизни! – Уходя, он время от времени прикладывал руку к затылку. Это был почтальон – далеко не на волоске от смерти, как уверял Джервис.

Опознание закончилось. Меня отвели обратно. По дороге я сказал Джервису:

– Вы просто чудодей. Как это вам удалось так быстро вернуть к жизни почтальона?

Он остро взглянул на меня, и улыбка расплылась на его лице.

– А откуда вы знаете, что это почтальон?

Я пожал плечами. Моя песенка все равно была спета, как ни крути. Я спросил Бранскилла:

– Какой же подлец заложил меня?

Его лицо приняло невозмутимое выражение.

– Будем говорить так: – мы получили информацию, и все. Завтра вам предъявят обвинение, Риарден, и скоро вы окажетесь перед судом. О вашем адвокате я позабочусь.

– Благодарю, – сказал я. – Как его зовут?

– Господи, ну и хладнокровие у вас. Ваш адвокат – мистер Маскелл.

– Еще раз благодарю.

Бранскилл свистнул сержанта, который препроводил меня в камеру. Там мне дали еды, после чего я растянулся на койке и тут же заснул.

День был тяжелым.

Глава вторая

1

Маскелл оказался невысоким полным человеком с умными карими глазами и очень гордым и независимым видом. Его представили мне незадолго до предъявления обвинения, и он нисколько не смутился тем обстоятельством, что ему придется работать с уголовником. Юриспруденция вообще странная профессия, обыденная мораль с трудом уживается с ней. Респектабельный и популярный адвокат как тигр борется за своего клиента – убийцу и насильника, и будет принимать искренние поздравления, если того оправдают. А потом, вернувшись домой, сядет сочинять письмо в редакцию газеты «Таймс» о росте преступности. Шизофреническая профессия.

Позже, познакомившись с Маскеллом поближе, я сказал ему об этом. Он мягко возразил:

– Мистер Риарден, виновны вы или нет решат двенадцать присяжных. Для меня вы ни то, ни другое. Моя задача – вы явить факты и представить их как аргументы дела. И, заметьте, мне платят за это деньги.

Мы уже находились в суде, и он, сделав широкий жест рукой, сказал не без доли цинизма:

– Кто сказал, что преступность невыгодна? Наоборот, вот здесь находятся человек пятьдесят, непосредственно вовлеченных в это дело, – начиная от делопроизводителей и кончая судьей, и все они с его помощью кормятся. А такие, как я и Его светлость судья, – значительно лучше, чем другие. Так что мы процветаем за счет таких людей, как вы, мистер Риарден.

Но это было позже. А в первый раз, когда меня представили Маскеллу, он торопливо сказал:

– О деталях поговорим, когда станет ясно, о чем идет речь в целом.

В целом же, когда мне предъявили обвинение, речь шла о грабеже с применением насилия – нападении на Джона Эдварда Харте, служащего Главного почтового ведомства, и краже брильянтов, собственности компании "Льюис и ван Всльденкамп, Лимитед", на сумму 173000 фунтов стерлингов.

Услышав это, я чуть не рассмеялся. Добыча оказалась намного крупнее, чем ожидал Макинтош, – если, конечно, господа Льюис и ван Вельденкамп не пытались объегорить страховую компанию. Но я сохранил унылое выражение лица, и когда прочитали обвинение, спросил Маскелла:

– Ну, что теперь?

– Я увижусь с вами через час в полицейском суде. Чисто формальное дело. – Он потер подбородок. – Тут такая сумма замешана… Нашли они брильянты?

– Спросите у них. Я о брильянтах ничего не знаю.

– Вот как! Должен вам сказать, что если эти брильянты, скажем так, еще гуляют, то мне вряд ли удастся добиться, чтобы вас выпустили под залог. Но я попытаюсь.

Процедура в полицейском суде заняла всего минуты три. Она была бы еще короче, но Бранскилл сделал стойку и стал протестовать против залога.

– Брильянты еще не найдены, Ваша честь, и если арестованного выпустить под залог, их, смею вас уверить, никогда не найдут. К тому же учтите, что если бы мы не задержали его вчера, он сегодня утром был бы уже в Швейцарии.

– Вы полагаете, что он и сейчас может удрать? – спросил судья.

– Безусловно, – твердо сказал Бранскилл. – И есть еще одно обстоятельство. Арестованный обвиняется не только в грабеже, но и в насилии. Насилие фигурирует и в его полицейском досье. Я опасаюсь за свидетелей.

Тут он немного перестарался.

– Вы думаете, что он покинет страну и вместе с тем начнет мстить свидетелям? – спросил судья с вежливым недоумением. – Сомневаюсь, что это ему удастся. Однако, учитывая все обстоятельства и особенно то, что брильянты не найдены, я склонен согласиться с вами. В отпуске под залог отказано.

Бранскилл сел на стул, а Маскелл пожал плечами и положил какие-то бумага обратно в портфель. А я получил перспективу быть судимым в Главном уголовном суде. Значит, мне предстояло увидеть внутренность Олд-Бейли.

Прежде, чем меня увели, Маскелл сказал мне несколько слов.

– Теперь я попытаюсь выяснить, насколько обоснованны обвинения против вас. Я переговорю со следователями, а потом мы с вами вместе все обсудим. Если вы хотите о чем-то сказать мне заранее, говорите. Хотя завтра мы так или иначе увидимся.

Арестованный на предварительном следствии теоретически считается невиновным. Практически он, так сказать, нейтрален – ни виновен, ни невиновен. Пищу ему дают хорошую, кровать мягкая, в общем никаких ограничений. За исключением одного – он не может покидать тюрьму. Ну, все сразу иметь невозможно.

Маскелл пришел ко мне на следующий день. Мы расположились в одном из следственных кабинетов. Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:

Обвинение против вас весьма серьезно, мистер Риарден. Весьма. Если вам не удастся убедительно доказать, что преступление совершено не вами, боюсь, вас осудят.

Я собрался ему ответить, но он поднял руку.

– Об этом потом. Сначала вот, что. У вас есть деньги?

– Около ста пятидесяти фунтов. Я, правда, не заплатил по счету в отеле, не успел. Мне не хотелось бы жалоб из отеля, так что в моем распоряжении, скажем, фунтов сто.

Маскелл кивнул.

– Вы, наверное, знаете, что мне оплата этого дела гарантирована. Но защищать вас в суде должен защитник, а защитники, особенно такого ранга, который понадобится в вашем случае, стоят дорого. Сто фунтов – сумма явно для этого недостаточная.

Я пожал плечами.

– К сожалению, это все, чем я располагаю. – Это было не совсем так, но я прекрасно понимал, что никакой защитник не поможет мне в этом деле, так что не имело смысла бросать деньги на ветер.

– Понятно. Что ж, в таком случае вам назначат защитника в суде. Только уж не по вашему выбору. Впрочем, я постараюсь, используя свое влияние, нажать кое на какие пружины, и, может, вам достанется нужный человек. – Он взял папку и раскрыл ее. – А теперь расскажите мне подробно как провели то утро. – Он помолчал. – Мне, в частности, уже известно, что вы тогда не завтракали в отеле.

– Я плохо спал ночью, поэтому встал рано и вышел погулять.

Маскелл вздохнул.

– Куда же вы направились, мистер Риарден?

Я подумал.

– Я направился в Гайд-парк и дошел до Круглого пруда. Там расположен Кенсингтонский дворец, – интересное здание. К сожалению в тот ранний час он был еще закрыт.

– Я понимаю, что рано утром в Гайд-парке и в Кенсингтон-гарденс народу немного. И все же, говорили вы с кем-нибудь по дороге? Расспрашивали о чем-нибудь? О времени открытия дворца, например?

– Да нет, некого было расспрашивать.

– Хорошо. Что вы делали дальше?

– Я вернулся на угол Гайд-парка и затем пошел к Грин-парку. Затем по Бонд-стрит к Оксфорд-стрит; шел и глазел на витрины.

– Это в какое время было?

– Точно не знаю. Что-то девять пятнадцать, может быть. Я ведь просто так прогуливался. Посмотрел на Берлингтонскую аркаду, потом опять по Бонд-стрит. Смотрел на витрины, как я сказал. Замечательно. Ничего подобного в Южной Африке нет.

– И ни с кем не разговаривали?

– Если в я знал, что мне понадобится алиби, то, конечно, поговорил бы, – сокрушенно сказал я.

– Разумеется, – сказал Маскелл. – Итак, вы пришли на Оксфорд-стрит. Дальше что?

– Так. Я ведь не завтракал, так что нашел какую-то забегаловку, взял несколько бутербродов, пива. Поговорил с барменом, ирландцем. Он должен помнить меня.

– И когда это было?

– Наверное, после десяти. Заведение-то ведь уже открылось. Скажем, десять тридцать.

– Это алиби запоздало, – сказал Маскелл. – Оно не имеет значения. – Он взглянул на бумагу, вынутую им из папки. – Должен сказать вам, что версия полиции существенно отличается от вашей, и у них есть, чем подкрепить ее. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Нужно ли мне напоминать вам о нежелательности лжи в разговоре со мной, вашим адвокатом?

– Я не лгу, – возмутился я.

Он заговорил серьезным тоном:

– Мистер Риарден, позвольте мне сказать вам, что вы в чрезвычайно опасном положении. Я полагаю, что во время суда вы будете настаивать на своей невиновности, но улики против вас таковы, что вы проиграете дело. Общественное мнение весьма обеспокоено преступлениями с применением насилия, и это отразится на суровости приговора. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Как юрист, я сейчас не могу предсказать результат процесса, но хочу сказать вам следующее: если брильянты будут возвращены и вы признаете себя виновным, суд может проявить снисходительность и, по моему мнению, вам дадут не больше, чем пять лет, а, может быть, даже три. Вы сможете сократить этот срок примерным поведением и выйти на свободу всего через два года.

С другой стороны, если брильянты не будут возвращены, а вы не признаете себя виновным, судья использует закон на всю катушку, выражаясь разговорным языком. Он запрет вас в камере, а ключ забросит в море. Полагаю, что вы получите не меньше четырнадцати лет. Поверьте, у меня большой опыт в таких делах, и я не любитель трепать языком. – Он откашлялся. – Ну, что вы теперь скажете, мистер Риарден? Что будем делать?

– Единственные брильянты, которые я видел в то утро, лежали в витринах магазинов на Бонд-стрит, – сказал я отчетливо.

Он долго смотрел на меня, потом покачал головой.

– Очень хорошо, – сказал он тихо. Я займусь своими делами и вашими – но без особой надежды на успех. Предупреждаю вас, что в распоряжении полиции такие улики, что защите их будет очень трудно опровергнуть.

– Я не виновен, – упрямо повторил я.

Он ничего не сказал, собрал свои бумаги и вышел из комнаты, не оглядываясь.