Текст книги "Наблюдая за человеком: Фундаментальное исследование всех невербальных сигналов"

Десмонд Моррис
Наблюдая за человеком: Фундаментальное исследование всех невербальных сигналов

Desmond Morris

PEOPLEWATCHING

© Desmond Morris, 2002

© Караев Н., перевод на русский язык, 2009

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2017

КоЛибри®

* * *

Один из самых известных и оригинальных современных ученых, Десмонд Джон Моррис, родился 24 января 1928 года в Великобритании. В 1951 году окончил с красным дипломом Бирмингемский университет, через три года защитил диссертацию на степень доктора наук по зоологии. Стал одним из основателей новой научной дисциплины – этологии. Психолог-бихевиорист, известный телеведущий, художник-сюрреалист, автор многочисленных научных трудов, популярных книг и фильмов, посвященных поведению человека и животных, в том числе знаменитого сериала BBC «Мужчина и Женщина».

Введение

Есть люди, которые специализируются на наблюдениях за птицами, и есть те, кто постоянно наблюдает за людьми, – не соглядатаи, но исследователи, изучающие поведение человека. Такому исследователю в равной степени интересны и пожилой господин, машущий рукой приятелю, и молодая девушка, сидящая скрестив ноги. Он ведет полевое наблюдение за действиями людей, и «поле» его – повсюду: это и автобусная остановка, и универсам, и аэропорт, и угол улицы, и званый обед, и футбольный матч. Везде, где люди как-то проявляют себя, наблюдающий за ними ученый узнает нечто новое о братьях по разуму и в конечном счете о себе самом.

Таким ученым в той или иной мере является каждый из нас. Время от времени мы подмечаем особенную позу или своеобразный жест и размышляем о том, что они означают, но редко приходим к какому-либо выводу. Мы можем сказать: «Такой-то меня смущает, не знаю почему, но это факт», или: «Она странно вела себя прошлой ночью, правда?», или: «С этими людьми я чувствую себя абсолютно раскрепощенной, они к этому располагают». Глубже мы не копаем. Между тем серьезный исследователь желает знать, почему возникают все эти чувства. Он хочет понять, почему мы ведем себя именно так, а не иначе, и посвящает много времени наблюдениям, стараясь взглянуть на людей по-новому.

Данный подход не требует специальных знаний. Необходимо лишь понять ряд простых концепций, которые и описываются в этой книге. Каждая из них объясняет конкретный тип поведения и то, как подобное поведение возникает и изменяется. Если эти концепции усвоены, та или иная манера поведения уже не поставит нас в тупик: мы сможем с уверенностью распознать ее и понять, что именно движет людьми, когда они встречаются и взаимодействуют друг с другом.

Эта книга повествует о действиях, о том, как действия превращаются в знаки, а знаки передают определенные сообщения. Люди как вид достигли больших высот в конструировании механизмов и в философских размышлениях, но не утеряли животного свойства к физической активности. Именно телодвижения составляют предмет исследований ученого, наблюдающего за людьми. Зачастую человеческая особь не отдает себе отчет в собственных действиях, а значит, эти действия могут многое о ней поведать. Мы настолько сосредоточены на словах, что, кажется, начисто забываем про телодвижения, позы и мимику, выдающие нас с головой.

Следует добавить, что эта книга не является пособием по чтению мыслей, дающим читателю возможность возвыситься над окружающими. Орнитолог наблюдает за птицами не для того, чтобы на них охотиться. Точно так же ученый, наблюдающий за людьми, не пользуется преимуществами, которые дает ему понимание мотивов их поведения. Да, объективный эксперт по телодвижениям способен благодаря своим знаниям превратить скучные посиделки в увлекательное исследование, однако главная его цель – постичь природу взаимодействий между людьми и поразительную предсказуемость человеческого поведения.

Разумеется, любое научное исследование опасно в том смысле, что информированные люди могут так или иначе подчинить себе людей, которые ничего об этом исследовании не знают, однако в данном случае куда более вероятно другое: благодаря знаниям мы можем стать терпимее друг к другу. Осознав смысл действий другого человека, мы получим представление о его проблемах; узнав о причинах его поведения, мы, может быть, простим его вместо того, чтобы напасть.

Меня часто спрашивали, могу ли я «улучшить» язык телодвижений того или иного человека. Возможно ли, например, превратить пугливого скромника в волевого экстраверта, чтобы он прошел собеседование при приеме на работу? Ответ прост. Безусловно, можно научить человека пользоваться языком телодвижений более умело. Кандидат на рабочее место может «вызубрить» приемы, которые позволят ему произвести хорошее впечатление, выглядеть решительным и уверенным в себе. Маленьким хитростям научить легко, и за последние годы (после того как в 1977 году вышло первое издание этой книги) появилось множество источников, предлагающих такого рода обучение. Но есть ли в нем смысл? Если вы на самом деле пугливы и застенчивы, значит, место, которое вы получите хитростью, совершенно вам не подходит. Как только это станет ясно, вас уволят.

Возникает законный вопрос: какие преимущества дает понимание языка телодвижений на практике? На это я скажу, что вместе со знаниями мы обретаем и уверенность в себе. Чем больше мы знаем о языке телодвижений других людей, тем лучше их понимаем. Они перестают страшить нас, мы перестаем робеть в их присутствии. Они могут научиться скрывать свои слабости и неуверенность, но благодаря тому, что мы понимаем нюансы языка их тел, эти люди откроются нам во всей своей хрупкости. Когда мы перестанем пугаться, наш собственный язык телодвижений изменится. Мы станем вести себя менее напряженно и более спокойно не потому, что выучили несколько показных приемов, а потому, что научились куда лучше понимать окружающих.

Наконец, следует подчеркнуть, что нет ничего оскорбительного в том, чтобы смотреть на других людей как на животных. Мы, в конце концов, и есть животные. Homo sapiens – это вид приматов, биологическое явление, подчиняющееся, как и любой другой вид, биологическим законам. Человеческая природа – не более чем проявление животной природы. Бесспорно, люди – животные особенные, однако любой вид в чем-то отличен от других, и наблюдающий за людьми ученый может подметить в человеческих взаимоотношениях немало интересного, если будет помнить о том, что человек – это лишь звено в цепи эволюции.

Действия

Все животные совершают действия; большая часть животных только этим и занимается. Кроме того, почти все животные создают артефакты, конструкции или изделия, такие, как гнезда, паутина, лежбища и норы. Обезьяны, судя по всему, способны к абстрактному мышлению. Но только люди посвящают созданию артефактов и абстрактному мышлению почти все свое время. В этом и заключен секрет нашего успеха. Развивая мозг, человек постепенно насыщал свое поведение сложными абстрактными процессами посредством языка, философии и математики. Обладая слабым телом, человек существенно разнообразил свое поведение, усеивая поверхность планеты артефактами – орудиями труда, произведениями искусства, машинами, оружием, транспортными средствами, дорогами, зданиями, деревнями и городами.

Вот сидит человек, это мыслящее, строящее животное: вокруг него тихо шумят машины, в его голове возникают и исчезают мысли. Его жизнь наполняют создание артефактов и абстрактное мышление. Можно даже предположить, что для человека действие – простое действие животного – уже ничего не значит, если оно и сохранилось, то лишь как пережиток его первобытного прошлого. Но это не так. Несмотря ни на что, человек остался существом, которое действует. Это двигающийся, принимающий позы, жестикулирующий, выражающий себя через действия примат. И охотник из доисторического прошлого, и современный человек одинаково далеки от того, чтобы стать лишенным тела гигантским мозгом, питающимся плазмой. Философия и машиностроение не только не заместили собой совершаемые человеком действия – они способствовали их приумножению. Мы выработали концепцию счастья и облекли ее в слова, но наши губы не устают растягиваться в улыбке. Мы создали лодки, но не перестали плавать.

Как и раньше, мы жаждем совершать действия. Городской житель, как бы сильно ни впечатляли его материальные блага и достижения абстрактного мышления, по-прежнему получает удовольствие от тех же действий, что и его предки. Он ест и занимается любовью; он ходит на вечеринки, где смеется, хмурится, жестикулирует, обнимает других людей. Когда он выкраивает пару недель отпуска, машины уносят его в лес, к горам или на берег моря, где человек отдает дань животному прошлому, предаваясь простой физической активности: гуляет, карабкается по склонам, плавает.

Если смотреть непредвзято, есть своя ирония в том, что животное нашего вида летит за тысячу километров в машине стоимостью несколько миллионов долларов, чтобы нырнуть в природный водоем и отыскать на его дне пару раковин. Столь же странно выглядит человек, который проводит все дни за компьютером, а по вечерам играет в дартс, танцует на дискотеке или хохочет за бутылкой пива в компании друзей. Однако люди ведут себя именно так, принимая как должное необоримую потребность выражать себя через простые действия и телодвижения.

Какую форму принимают эти действия? Каким образом индивид приобретает навык действовать так, а не иначе? Поведение человека дискретно, в нем можно выделить длинные последовательности обособленных событий. Каждому такому событию (например, индивид ест мясо, идет в театр, принимает ванну, занимается любовью) соответствуют особые правила и ритмы. От рождения до смерти с нами происходит в среднем около миллиона «поведенческих» событий. Каждое из них само по себе раскладывается на множество различных действий. По существу, эти действия следуют одно за другим: поза – движение – поза – движение. Большая часть поз, которые мы принимаем, и движений, которые мы делаем, воспроизводились нами тысячи раз. Почти все они воспроизводятся неосознанно, спонтанно и без самоанализа. Во многих случаях мы настолько привыкли к этим движениям и позам, что вообще их не замечаем, принимая действие за само собой разумеющееся. Например, когда люди сплетают пальцы, один из больших пальцев оказывается на другом. У каждого человека есть свой доминирующий большой палец: когда бы он ни сплетал пальцы рук, наверху оказывается либо левый большой палец, либо правый, но всегда один и тот же. Тем не менее редкий человек может сказать, какой большой палец у него доминирует, без того, чтобы сплести пальцы и посмотреть, палец какой руки окажется наверху. С годами каждый из нас, не отдавая себе в этом отчет, вырабатывает устоявшийся способ сплетения пальцев. Если попытаться его изменить, поместив доминирующий большой палец под другой, положение рук покажется необычным и неудобным.

Данный пример банален, однако почти любое телодвижение взрослый человек совершает характерным, устоявшимся способом. Устоявшиеся способы действия – основные элементы поведения, которые наблюдающий за людьми ученый берет за точку отсчета. Он определяет их форму, обстоятельства, в которых они проявляются, и сигнал, который они передают. Первым делом исследователь задается вопросом, как те или иные способы поведения появились. Они могут быть врожденными, то есть возникать без предшествующего опыта; формироваться путем проб и ошибок с возрастом; заимствоваться в процессе неосознанного подражания у того, с кем человек общается; или усваиваться в ходе сознательных тренировок, когда мы перенимаем какой-либо способ действия, наблюдая за кем-то и анализируя результаты наблюдения либо непосредственно обучаясь этому способу действия.

Всякий раз, когда вы сплетаете пальцы рук, наверху оказывается один и тот же большой палец. Но который из них, правый или левый? Обычно люди не могут ответить на этот вопрос до того, как совершат указанное действие на практике.

Врожденные Действия
Действия, которым не нужно учиться

Исключительная способность учиться на примерах из окружающей среды – величайший генетический дар человека. Существует даже точка зрения, по которой эта врожденная способность затмевает все остальные. Есть и другая теория в пику первой: поведение человека насыщено врожденными способами действия, и понять его, закрывая глаза на этот факт, невозможно.

В поддержку теории, согласно которой человеческий мозг ничего не наследует и всему обучается, обычно приводят следующее наблюдение: представители различных народов в одних и тех же ситуациях ведут себя по-разному. Поскольку все мы принадлежим к одному виду, ясно, что в любом обществе люди скорее учатся вести себя определенным образом, нежели следуют определенному набору генетических инструкций.

В качестве возражения – и в поддержку теории, по которой, как сформулировал недавно один ее приверженец, «человек в решающей мере запрограммирован», – приводится другое наблюдение: культуры разнятся не так сильно, как кажется. Найти различия – не проблема, но столь же легко обнаружить и сходство. К сожалению, человек устроен так, что чаще ищет различия и не обращает внимания на сходство. Он ведет себя, как турист за границей: обращает внимание на необычные явления и игнорирует знакомые. Эта простительная предвзятость существенно повлияла на результаты наблюдений, проводившихся антропологами в прошлом. Бросающиеся в глаза поверхностные отличия в поведении людей по ошибке принимались за фундаментальные.

Таковы две противоборствующие теории. Никто не станет спорить с тем, что на протяжении жизни мы многому учимся, потому дискуссию следует сосредоточить на тех специфических действиях, которые считаются врожденными.

Как «работает» Врожденное Действие? В общих чертах можно сказать, что запрограммированный на манер компьютера мозг выдает конкретные реакции на определенные раздражители. Раздражитель на «входе» автоматически вызывает реакцию на «выходе» без какого-либо предшествующего опыта – процесс в нас уже заложен и успешно осуществляется, как только мы сталкиваемся с раздражителем.

Классический пример – реакция новорожденного на сосок материнской груди: младенец сразу же начинает его сосать. Вероятно, почти все младенческие реакции являются врожденными, и ясно, что без них мы не смогли бы выжить. У младенца нет времени на учебу. Но что можно сказать о Врожденных Действиях, которые мы совершаем позднее, по прошествии времени, успев чему-то научиться? Возьмем улыбку или хмурый взгляд: может быть, ребенок копирует их, глядя на мать? Или они являются врожденными? Ответить на этот вопрос можно, понаблюдав за ребенком, который никогда не видел лица матери. Мы обнаружим, что дети, родившиеся слепыми и глухими, улыбаются, когда им хорошо, и хмурятся, когда им плохо. Кроме того, они плачут и кричат, хотя слышать себя не могут.

Итак, эти действия со всей очевидностью являются врожденными. Можно ли сказать то же самое про элементы поведения взрослого человека? Здесь даже слепоглухонемые не могут помочь нам с ответом: взрослея, они обучаются языку прикосновений, на котором общаются с окружающим миром, и знают о нем слишком много. Слепорожденные учатся ощущать выражения лиц, ощупывая их пальцами, потому их действия уже невозможно оценить как врожденные.

В любом уголке Земли люди резко вскидывают брови при приветствии. Распространенность этого мимического знака не может служить доказательством того, что он является врожденным, однако свидетельствует в пользу теории Врожденных Действий. (По Эйбл-Эйбесфельдту.)

Утверждать, что действие взрослого человека является врожденным, можно лишь в одном случае: если оно совершается представителями любого человеческого сообщества независимо от различных культурных воздействий. Но в самом ли деле все люди на Земле топают ногами, когда злятся, скалят зубы, когда взбешены, или резко вскидывают брови, когда приветствуют друга? Чтобы ответить на этот вопрос, бесстрашные исследователи отыскивали племена в самых глухих уголках нашей планеты – и выясняли, что даже индейцы Амазонки, которые никогда не видели белых людей, совершают многие действия точно так же, как совершаем их мы. Доказывает ли это, что данные действия можно отнести к врожденным? Если туземцы из затерянных племен поднимают брови в знак приветствия, как и мы, можно ли с уверенностью утверждать, что эта реакция была «встроена» в мозг еще до нашего рождения?

Нет, мы не можем быть в этом уверены. Остается еще одна версия: совершая ряд неких действий, все люди обучаются реагировать на раздражители абсолютно одинаково. Нам это может показаться маловероятным, но исключать эту возможность нельзя, поэтому на сегодняшний день приведенный выше аргумент не является решающим. До тех пор пока мы не сможем «читать» гены человека как книгу, почти не имеет смысла думать о том, является ли то или иное действие врожденным. Даже если в ходе всемирной проверки окажется, что определенное действие встречается не везде, сторонники конкурирующей теории не смогут считать себя победителями. В данной культуре Врожденное Действие может быть табуировано, и вывод о том, что оно распространено не повсеместно, будет ложным. Аргументы обеих сторон остаются уязвимыми.

Чтобы уяснить, что все это означает на практике, рассмотрим монахинь и оружие. Монахини хранят целомудрие, однако никто не станет доказывать, будто половое поведение порождено не биологией, а цивилизацией лишь потому, что данное сообщество может жить без секса. И наоборот, из того, что всякая культура так или иначе применяет оружие, не следует, что применение оружия для человека – Врожденное Действие. Напротив, мы бы сказали, что монахини успешно подавляют врожденное половое влечение, в то время как люди, применяющие оружие, используют древний навык, который, будучи однажды усвоенным, распространился по всему миру.

До тех пор пока генетика не сделает шаг вперед, мы можем уверенно говорить о Врожденных Действиях только в тех случаях, когда телодвижения совершаются без какого-либо предшествующего опыта, как в случае с новорожденными или слепыми детьми. Это условие существенно уменьшает количество Врожденных Действий, но на сегодняшнем этапе развития науки оно неизбежно.

Данное утверждение вовсе не означает, что зоологи, исследующие животных нашего вида, пришли к выводу, будто поведение человека подчиняется «генетической программе» лишь в исключительных случаях в пору младенчества. Напротив, складывается впечатление, что люди, как и другие животные, оснащены богатым и разнообразным набором врожденных способов поведения. Это скажет вам любой ученый, которому довелось изучать приматов, включая людей. Однако впечатление – еще не уверенность. Доказать или опровергнуть теорию Врожденных Действий в том, что касается поведения взрослых особей, невозможно, и тратить силы на поиски аргументов вряд ли разумно.

На сегодня этой точки зрения придерживается большинство зоологов, однако, как это ни печально, дискуссия о врожденных и приобретенных действиях вышла за пределы научных кругов. Свой «вклад» в нее вносят политики-оппортунисты. Сперва они ухватились за теорию, по которой у людей имеются непреодолимые врожденные наклонности, и исказили ее, вывернули наизнанку, сосредоточив внимание на наклонностях, которые полезны в политической борьбе. Особенно сильно политики напирают на врожденную агрессивность. Они утверждают, что, поскольку человечество обладает врожденным влечением к беспричинной агрессии, воинственное поведение естественно, нормально и неизбежно. Если человек запрограммирован на драку, так тому и быть: пусть отправляется на войну с высоко поднятой головой.

Слабые места подобного мировоззрения очевидны каждому, кто изучал агрессию животных и ее проявления. Животные дерутся, но они не знают войн. Их драка – это всегда драка индивидов, которые либо хотят занять главенствующее положение в социальной иерархии, либо защищают личную территорию. В любом случае собственно драка сводится к минимуму. Раздоры почти всегда улаживаются демонстрацией готовности драться, угрозами и ответными угрозами. Тому есть веская причина. В ходе яростной схватки победитель, скорее всего, будет изувечен почти столь же сильно, как проигравший. Дикое животное может решиться на такой исход лишь в крайнем случае, потому оно, само собой, предпочитает уладить конфликт другими способами. Эта разумная система дает сбой лишь в случае, когда участников конфликта становится слишком много. Тогда идет ожесточенная и кровавая драка. Когда слишком многие животные в социальной иерархии получают доступ к кормушке в соответствии с неписаными правилами субординации, отношения в группе становятся нестабильными. Драки случаются постоянно. В случае с перенаселенной территорией каждая особь поневоле угрожает соседу, даже если находится на собственной территории. В тщетной попытке очистить охраняемое пространство от потенциальных захватчиков животные начинают драться.

Возвращаясь к людям, отметим очевидный факт: даже если бы агрессивность была врожденной, она не могла бы служить оправданием современным войнам. Наше поведение можно объяснить врожденной агрессивностью в том случае, когда мы, разозлившись, багровеем, трясем кулаками и орем друг на друга, однако ни бомбардировку городов, ни массовое вторжение ведомых диктатором войск на территорию дружественного соседа ею объяснить невозможно. Есть вероятность, что людям действительно свойственна врожденная агрессивность особого, специфического плана, сродни той, которую мы наблюдаем у других приматов. Было бы странно, если бы мы, в отличие от остальных млекопитающих, не обладали бы генетической экипировкой, позволяющей при нападении защитить себя и потомство, и совсем удивительно было бы, если бы мы были лишены стремления отстоять свои права в каком-либо социальном соревновании. Однако самозащита и отстаивание прав – совсем не то же самое, что массовое убийство. Беспримерное варварство нашего времени корректно сравнить разве что с кровавой дракой, которую устраивают животные на безнадежно перенаселенной территории. Другими словами, весьма вероятно, что крайняя степень человеческой жестокости, пусть даже эта жестокость проявляется вроде бы беспричинно, проистекает вовсе не из врожденного влечения к убийству. На деле она обусловлена противоестественной ситуацией, в которой оказалось сегодня человечество.

Последствия тут весьма не очевидны. Например, на перенаселенной территории животные уделяют меньше внимания детенышам, и молодняк не получает полноценной для данного вида родительской любви. То же самое происходит и в человеческих сообществах: с детьми обращаются жестоко, в результате они вырастают безжалостными и мстят за лишенное ласки детство. Их месть направлена не на родителей, из-за которых они страдали, поскольку родители к этому времени успевают состариться либо умереть, а на тех, кто замещает родителей. Жестокость в отношении этих лиц кажется беспочвенной, ибо они ни в чем не виноваты, и кажется, что напавший на них человек совершил «животное зверство», набросился на них «безо всякой причины, как дикий зверь». Какой именно дикий зверь тут подразумевается и почему этот зверь должен нападать беспричинно, никто никогда не уточняет, но что имеется в виду, ясно всем без исключения. Жестокий человек, напавший на невиновных, описывается как существо, поддавшееся первобытному, врожденному влечению набрасываться на своих товарищей и пытаться их убить. Мы то и дело слышим, как судьи называют душегубов и грабителей «дикими зверями», возрождая тем самым старое заблуждение: человек по природе жесток и может стать полезным членом социума, только если будет подавлять свои естественные порывы и влечения.

По иронии судьбы, врожденное свойство, которое, судя по всему, можно «винить» в том, что мы ведем сегодня ужасные войны, – это естественное желание человека быть полезным другим людям. Мы приобрели данное свойство в далеком прошлом, когда первобытные охотники либо помогали друг другу, либо умирали с голода. Только сотрудничая, мы могли надеяться победить огромных хищников. Современному диктатору достаточно апеллировать к присущему нам стремлению сохранять лояльность к коллективу, увеличив этот коллектив и организовав на его базе полновесную армию. Превращая людей, желающих помочь товарищу, в неумеренных патриотов, диктатор с легкостью убеждает их убивать чужаков – не из врожденной агрессивности, а из похвального стремления защитить ближнего. Если бы наши предки были не столь склонны к сотрудничеству, то создавать армии, поддерживать в них дисциплину и посылать их на войну было бы сегодня куда труднее.

Отвергнув представление о человеке как о прирожденном убийце, который хочет драться, даже когда все вокруг хорошо, перейдем теперь к оппонентам теории Врожденных Действий. Их точка зрения, по которой человек всему обучается и ничего не наследует генетически, также чревата опасными выводами. В политике утверждения вроде «всему, что человек умеет делать, он научился у других людей» опасны не менее, чем речи приверженцев теории «прирожденных убийц». Приняв их за чистую монету, жаждущие власти диктаторы уверяются в том, что общество можно «построить» как им заблагорассудится. Человеческая жизнь видится таким диктаторам чистым холстом, на котором государство вольно рисовать что угодно, причем «государство» тут – не более чем эвфемизм для «партийных лидеров». Когда ученый говорит, что гены не оказывают на поведение человека никакого влияния, эти слова с точки зрения зоологии настолько абсурдны, что остается лишь задаться вопросом: каковы истинные мотивы исследователя, рискнувшего выразить подобное мнение?

Если (что наиболее вероятно) человечество и в самом деле обладает обширным набором полезных врожденных способов поведения, значит, рано или поздно люди восстанут против радикальных форм организации общества, которые так нравятся диктаторам. Вожди могут – что и происходит в реальности – навязать огромным сообществам экстремистские доктрины, но ненадолго. Проходит время, и люди начинают возвращаться (либо внезапным скачком, либо медленно, черепашьим шагом) к обычной жизни, которая больше сообразуется с полученным от животных генетическим наследием. Повседневное общение человека в XXI веке вряд ли существенно отличается от повседневного общения человека доисторических времен. Если бы машина времени перенесла нас в первобытную пещеру, мы, вне всякого сомнения, увидели бы те же улыбки, ту же мимику, те же ссоры и любовные интриги, родительскую преданность и дружескую взаимопомощь, какие мы наблюдаем на каждом шагу сегодня. Да, мы продвинулись далеко вперед в создании артефактов и в абстрактном мышлении, но наши устремления и действия остались по большей части прежними.

Нам следует пересмотреть миф о том, что наши пещерные предки были бессловесными увальнями, убийцами и насильниками, не расстававшимися с дубинками. Чем дольше мы изучаем обезьян и человеческое поведение, тем больше этот миф походит на измышления лицемерного моралиста. Если наши проявления любви и дружбы являются врожденными, моралисты, конечно же, не могут считать их своей заслугой; между тем больше всего на свете моралисты любят говорить, будто без них добродетель не смогла бы восторжествовать.

Другое дело – создание артефактов и развитие техники. Технический прогресс даровал нам немало новых возможностей. Не стоит, однако, забывать вот о чем: техника развивается благодаря тому, что мы хотим уменьшить стресс и остановить загрязнение окружающей среды, между тем и то и другое обусловлено… все тем же техническим прогрессом.

Если присмотреться, окажется, что технология обычно «обслуживает» тот или иной способ поведения, усвоенный нами в древности. К примеру, телевизор – это чудесный артефакт, но что мы видим на его экране? Большую часть времени – ссоры, любовные взаимоотношения, родительскую преданность и другие названные выше элементы поведения родом из далекого прошлого. В кресле перед телевизором мы остаемся людьми действия, пусть даже в это время за нас действуют другие.