Текст книги "Суеверие"

Глава 4

Они уселись, и Сэм через стол посмотрел на Джоанну. С лица его не сходило выражение озабоченности.

– Вам лучше?

– Спасибо – я чувствую себя прекрасно.

– Что будете пить? Воду, вино, кофе?

– Для начала, пожалуй, воду.

Сэм подозвал официанта. Предлагая Джоанне пообедать вместе у Марло, он сказал, что ему нравится дух этого кафе, и тут же извинился за невольный каламбур. Джоанна засмеялась и сразу почувствовала себя свободнее.

– Поверьте, не стоит переживать из-за того, что вы испугались. Эти люди – профессионалы. Им прекрасно известно, на какие кнопки нажать, чтобы вызвать из подсознания все ваши суеверия.

– Но я никогда не была суеверной.

– Все суеверны, даже те, кто это отрицает. Мы же мыслим рационально, следовательно, выбирать не приходится.

Джоанна недоверчиво приподняла бровь:

– Погодите минутку. Вы что, хотите сказать, что суеверие – рационально?

– Совершенно верно.

Она посмотрела на него, слегка прищурившись:

– Не могли бы вы объяснить поподробнее?

Сэм поерзал на стуле и наклонился вперед:

– Мы определяем то или иное понятие через его противоположность. Черное – белое, порок – добродетель, порядок – хаос, и так далее. То же самое с рациональным и иррациональным: одно не может существовать без другого. И где-то посередине есть серый участок, который трудно причислить к одной из противоположностей – нейтральная полоса, где возможно все.

– Звучит как вступление к «Сумеречной Зоне».

Сэм засмеялся.

– Вы должны знать – судя по этим словам – что сейчас как раз и находитесь на границе двух состояний.

Верно, подумала Джоанна. Какое-то мгновение она не испытывала ничего, кроме страха. Потом это прошло, и воспоминания о случившемся с каждой секундой стали тускнеть. Она заказала салат и fettuccini, за качество которых Сэм поручился. Джоанна взяла даже бокал кьянти, хотя обычно не пила спиртного во время обеда.

– На самом деле меня потрясла смерть ее мужа, – сказала она, пригубив вино и поставив бокал на столик. – Если бы не это, я думаю, ей не удалось бы меня напугать.

– Вы ни в коем случае не должны винить себя в смерти этого человека, – твердо сказал Сэм. – У него давно уже было плохое сердце. Любая мелочь могла спровоцировать приступ.

– Я знаю, – кивнула Джоанна. – Но так считает лишь рациональная часть меня. А, как вы только что заметили, есть еще иррациональная.

– Признавая ее существование, не следует позволять ей верховодить, – сказал Сэм.

Он улыбнулся Джоанне с таким пониманием и сочувствием, какого она не ожидала от незнакомого человека.

– Я постараюсь, – только и сказала она. Принесли заказ, и какое-то время они молчали. Попробовав fettuccini, Джоанна шумно выразила восторг, а потом попросила Сэма рассказать о своей работе.

Он пожал плечами, не зная с чего начать.

– Что именно вы хотите узнать?

Джоанна с минуту подумала и сказала:

– Я хочу задать вам один вопрос, как ученому. Быть может, он прозвучит невежливо, но я...

– Задавайте.

– Почему все ученые, с которыми я беседовала, считают исследования паранормальных явлений пустой тратой времени?

– Ну, – сказал Сэм, ничуть не смущенный вопросом, – здесь возможны два варианта ответа. Первый: когда ученый высовывает нос за пределы своей узкой области, он так же подозрителен и невежествен, как любой неуч – даже, пожалуй, еще больше, поскольку ему кажется, что он самый умный.

Он отложил вилку и промокнул губы салфеткой.

– А второй? – напомнила Джоанна.

Сэм опять улыбнулся, но на этот раз в его улыбке было смирение.

– Второй ответ, – сказал он, – заключается в том, что они правы.

– Полагаю, вы эту точку зрения не разделяете.

Он вновь пожал плечами, словно не знал, что ответить.

– Могу сказать только, что я наблюдал очень странные явления. Не знаю, "что они означают или в какую теорию вписываются, но я не могу так просто от них отмахнуться. Равно как и найти им объяснение.

– Например?

– Я сейчас говорю не о призраках, баньши или потусторонних голосах. Я говорю об аномалиях. О вещах, которые не поддаются объяснению.

– Какие же это вещи?

Сэм рассказал ей об эксперименте с цыплятами, которые считали механизм своей матерью. Сначала Джоанна рассмеялась, но, осознав важность обнаруженного Сэмом явления, сразу стала серьезной.

– Еще мы сажали в ящик кошку, – добавил Сэм, – а к генератору случайных событий присоединяли источник тепла. Кошки любят тепло, и мы обнаружили, что обогреватель вертелся вокруг ящика с кошкой значительно дольше, чем возле пустого.

– Если это правда, то это и впрямь удивительно.

– О, это правда.

– А люди так тоже умеют?

– Приходите как-нибудь к нам в лабораторию, и мы вас протестируем. Обещаю, что в ящик не будем запихивать.

– Я поговорю с редактором. Может быть, мы сделаем материал на тему «неизведанных возможностей мозга» или что-нибудь в этом роде.

Вдруг она зябко и как-то судорожно передернула плечами.

– Что с вами? – забеспокоился Сэм.

– Не знаю, – озадаченно проговорила Джоанна. – Когда я сказала о неизведанных возможностях мозга, передо мной возник образ этой ужасной старухи.

На миг ей показалось, что Сэм собирается накрыть ее руку своей ладонью, но, похоже, он передумал.

– Помните, что я вам говорил, – сказал он, сосредоточенно глядя ей в глаза. – Эти люди умны. Они сеют страх и надеются, что вы изведете себя до такой степени, что вам действительно станет плохо. Не поддавайтесь на это.

– Не буду, – кивнула Джоанна. – Мне уже лучше, правда. Спасибо вам.

После кофе Джоанна сказала, что поговорит с редактором и предложит ему написать о «научной» парапсихологии.

– Если он согласится, я вам позвоню, – добавила она.

Сэм нацарапал на какой-то старой квитанции номер своего рабочего телефона.

– Позвоните мне в любом случае, – сказал он, отдавая Джоанне бумажку.

Глава 5

Тэйлор Фристоун с большой серьезностью относился и к своей персоне и к своей должности главного редактора журнала «Наш город». Он положил ногу на ногу, сцепил пальцы и с задумчивым видом откинулся на спинку своего редакторского кресла.

– Не будет ли это выглядеть немного странно? – сказал он Джоанне, глядя на нее исподлобья. – Сначала разоблачить эту братию, а потом заявить, что, может быть, в этом что-то есть?

– Это совершенно разные вещи! – горячо возразила она, зная, что Тэйлор уже готов согласиться, но хочет соблюсти ритуал, чтобы не уронить авторитета. – Сэм Таун занимается научными исследованиями, часть которых касается неизведанных возможностей мозга. Когда я писала о Храме Новой Звезды, нашей целью было разоблачить конкретных мошенников. Никто не утверждал, что паранормальных явлений не существует.

Фристоун на минуту задумался, втягивая и вытягивая губы, словно смаковал незнакомое вино.

Джоанна не стала рассказывать ему о своей встрече с Элли Рэй, хотя и упомянула о смерти Мюррея. Это известие не произвело на Тэйлора никакого впечатления, поскольку он обладал удивительной способностью не соотносить с действительностью истории, которые печатались в его журнале, – для него жизнь ограничивалась модными приемами в верхнем Ист-Сайде, хотя «Наш город» при этом пользовался подозрительной популярностью. Джоанна понимала, что мастерство Тэйлора заключается в безошибочном нюхе на новости, которые читатели обсуждают в оздоровительных клубах и о которых жаждут узнать подробности. Этим свойством своего босса Джоанна искренне восхищалась, тем более что она понимала – обрести его не так просто, как может показаться на первый взгляд. Однако ее безумно раздражала привычка Тэйлора по любому поводу изображать усиленную работу мысли, и она еле сдерживалась, глядя, как он задумчиво хмурится и надувает губы.

– Ладно, выясни, что это за исследования, – сказал наконец Фристоун. – Через неделю покажешь мне свои записи, а там посмотрим.

Аппарат был прикреплен к стене лаборатории. Он напоминал автомат для игры в пинбол – по сути, это и был автомат для игры в пинбол, как сказал Сэм.

– Здесь девять тысяч пластмассовых шариков, – пояснил он, показывая на верхнюю часть аппарата. – Они по одному падают в центр первого ряда колышков. Смотрите.

Сэм включил машину, и шарики начали падать. Они прокатывались через двадцать рядов пластмассовых колышков и сваливались в коробочки, расположенные в нижней части агрегата.

– Колышки установлены в шахматном порядке. Вы видите, что, падая, шарик ударяется о них, отскакивает в ту или другую сторону и проваливается в следующий ряд. Чем ниже он падает, тем больше отклоняется от центра в одну из сторон. Но основная часть шариков, как вы, должно быть, заметили, падает примерно посередине. Итак, мы видим, что шарики в приемниках распределяются по кривой Гаусса...

– Как?

– Это кривая, напоминающая колокол, – обычный узор при случайном распределении. Цель эксперимента состоит в том, чтобы заставить шарики падать чаще в одну из сторон.

– Только усилием мысли?

– Вот именно. Человек садится сюда, – он показал на диванчик в нескольких футах от аппарата, – смотрит, как падают шарики, и мысленно приказывает им отскакивать лишь в одну сторону.

– И что, они слушаются?

Сэм улыбнулся ее недоверчивому тону.

– После нескольких запусков вероятность отклонения от кривой Гаусса – один к миллиону. С этой оговоркой можно сказать, что слушаются.

– Но каким образом?

– Мы не знаем – пока. Пойдемте, я покажу вам еще кое-что.

Они продолжили экскурсию по лаборатории, которая занимала несколько комнат, принадлежавших ранее инженерному факультету, который получил помещение получше. Джоанне показали циферблат, похожий на часовой, только с лампочками вместо цифр. Лампочки зажигались и гасли в произвольной последовательности, а экспериментаторы усилием мысли старались заставить их зажигаться по часовой стрелке.

Потом она увидела компьютеры, выдающие наугад цифры, а «испытуемые» должны были сделать так, чтобы они образовывали убывающий или возрастающий числовой ряд. Еще был фонтанчик, тоже подключенный к генератору случайных чисел, и нужно было упорядочить изменения напора воды; маятник, который надо было раскачивать, не прикасаясь к нему, и много других подобных устройств, например монитор, на экране которого попеременно возникали два разных изображения, а испытуемому нужно было вытеснить одно из них.

– Разумеется, – сказал Сэм, – за один раз вы не получите никаких результатов. Нашим добровольным помощникам приходится работать по несколько недель, а то и месяцев, чтобы чего-то добиться. Но чем дольше стараешься, тем заметнее отклонения.

Он представил Джоанну четверым постоянным членам своей команды, которые были в это время в лаборатории. Самым младшим был ассистент Сэма Пит Дэниельс, а самой старшей – Пэгги О'Донован, специалист по экспериментальной психологии и по совместительству – менеджер лаборатории. У нее были пышные седые волосы, собранные в пучок, а одета она была в яркий длинный жакет, плотно облегающий ее полную фигуру. Джоанну покорила ее улыбка и спокойствие, которое Пэгги буквально излучала. Двумя другими, с которыми ее познакомили, были Брайан Мид, инженер-электронщик – он разрабатывал и монтировал оборудование лаборатории – и Джефф Доррел, физик-теоретик, который занимался обработкой данных.

Два члена команды Сэма в тот день отсутствовали: Таня Филипс и Брэд Баклхерст проводили опыты за пределами университета. Джоанна спросила, чем они занимаются.

– Один человек – «агент» – должен в определенное время находиться в условном месте, – объяснил Сэм. – Второй – «субъект» – ничего об этом месте не знает, и его задача – угадать, что видит агент.

– И вы будете уверять меня, что это возможно?

Сэм ухмыльнулся:

– Иногда они угадывают с поразительной точностью. Самое непостижимое то, что субъект угадывает иногда раньше, чем агент увидит – даже раньше, чем он появится в условленном месте. Порой за несколько дней до этого.

Джоанна рассердилась: это было слишком неправдоподобно.

– Но как?..

Сэм поднял руку, и она замолчала на полуслове.

– Не знаю, – сказал он. – Все, что я могу сказать – это действительно работает. Хотя что такое «это»... – Он сделал неопределенный жест. – Мы называем его «пси».

Глава 6

В следующие несколько дней Джоанна проводила в лаборатории столько времени, сколько, по ее мнению, было возможно торчать там, не переходя границы приличия. Группа оказалась дружная, и все помогали Джоанне по мере возможности. Сэм не скрывал, что денег на их работу выделяется крайне мало, – впрочем, это и так было ясно хотя бы по состоянию помещения, в котором они располагались. Как-то раз Сэм обмолвился, что известность могла бы способствовать получению новых грантов.

Джоанна подперла щеку рукой и посмотрела на него с удивлением:

– А почему вы решили, что если я напишу о вас, вы станете известным?

На мгновение Сэм опешил. Ему даже в голову не приходило, что кто-то может остаться равнодушным к его работе.

– Извините, – поспешно сказал он. – Вы совершенно правы. Смешно даже думать об этом.

Джоанне вдруг стало стыдно. Он казался ей очень славным человеком, простодушным и по-мальчишески увлеченным своим делом. Эта легкая наивность в сочетании с явным умом и широким кругозором привлекала ее, и она не могла себе в этом не признаться.

– Да что вы, – сказала она. – Я просто шучу. Я в восторге от того, что вы мне показали. Теперь все зависит от того, сочтет ли нужным редактор печатать мою статью.

Сэм нахмурился:

– Вы думаете, он может решить, что она не нужна его журналу?

Джоанна покачала головой:

– Видите ли, должна быть зацепка – что-то такое, от чего все бросились бы читать эту статью.

– Но ведь это и так увлекательнее любой фантастики – машиной управляет мысль человека! Прямое взаимодействие мозга с компьютером. Весьма полезное применение телепатии на практике...

– Я понимаю, но все это пока абстракция, дело будущего. Я должна предъявить редактору нечто более занимательное, чем любопытные теории или многообещающие статистические выкладки. А пока я ничего другого не вижу.

Они поднялись по ступенькам и вышли на бетонную площадку перед зданием. Где-то тихо звучал вальс Шопена. Сначала Джоанна подумала, что это радио или запись, но тут пианист сбился и повторил фразу. Наконец они оказались на улице, и шум города заглушил музыку.

Когда они уселись за свои, теперь уже постоянный, столик у Марио – который, по настоянию Джоанны, оплачивала редакция, – Сэм вдруг перестал хмуриться и оживился, словно его захватила какая-то новая идея.

– Есть одна штука, я уже много лет хочу ею заняться, – сказал он, когда они сделали заказ. – Это получалось у других, значит, получится и у нас. И если уж она не заставит читателей прочесть статью от начала до конца, тогда я не знаю, чем им еще можно угодить.

– Выкладывайте.

– Эксперимент, в котором будет участвовать вся группа – причем вы тоже к нам присоединитесь. Мы попробуем создать привидение.

Джоанна вытаращила на Сэма глаза:

– Просто, чтобы я знала, в чем мне придется принять участие, – вкрадчиво сказала она, – объясните, мы что, будем должны кого-то убить? Или у вас есть другой метод создания привидений?

– Убивать никого не придется, – рассмеялся Сэм. – Это будет призрак человека, которого никогда не существовало. Мы его сами сделаем – или ее.

Джоанна молча смотрела на него, обдумывая эту идею.

– Ладно, – сказала она наконец. – Расскажите мне, как мы создадим привидение.

– Прежде всего надо договориться о том, что мы понимаем под этим словом. Вот вы, например?

– Ну, «привидение» – это нечто потустороннее, оглашающее по ночам своими стонами старинные замки.

– И оно является, чтобы покарать убийцу, предостеречь кого-то или просто потому, что не может забыть свои излюбленные места?

– Что-то в этом роде.

Сэм пренебрежительно махнул рукой:

– В такие привидения я не верю.

– А я вас в этом и не подозреваю. Так в какие же?

– Вам никогда не встречался такой термин – «тулпа»?

– Нет.

– Это тибетское слово; оно означает «овеществленная мысль». Когда вы определенным образом создаете что-то в своем воображении, это «что-то» становится явью.

Джоанна скептически приподняла бровь:

– Я поверю в это, только если увижу.

– В том-то и дело, что именно увидите.

– Продолжайте.

– Вспомните, что вы слышали о том, как обычно являются призраки. Каждый раз это одна и та же история. Все начинается с непонятных звуков, странных шагов, открывающихся и закрывающихся дверей, холодных дуновений и необычных запахов – это общее для всех случаев «присутствия потусторонних сил». Может наблюдаться феномен полтергейста – а потом, рано или поздно, люди начинают видеть. Иногда – что-то похожее на плывущее облако, а иногда – вполне реальную фигуру человека, который проходит по коридору или заглядывает в окно.

– Лично я, – перебила Джоанна, – ничего такого не видела.

Сэм пожал плечами:

– Да и я тоже. Но свидетельств, что это случается, предостаточно. Куда сложнее проглотить объяснения, которые для этого предлагаются. Привидения, если вдуматься, вещь весьма распространенная. Стоит углубиться в историю любого дома, обнаружится, что с кем-то когда-то что-то нехорошее там произошло. Даже если дом новый, наверняка окажется, что на его месте когда-то стоял другой дом. Одним словом, если постараться, всегда можно найти объяснение появлению призрака – но это все равно, что увидеть фигуры в языках пламени или в проплывающих облаках, если смотреть на них достаточно долго.

– И что вы хотите сказать?

– Я хочу прежде всего спросить – почему призраки так однообразны и неоригинальны? Они раз за разом делают одно и тоже и одеты всегда одинаково – сколько бы раз и сколько людей их ни видели. Они больше похожи на моментальные фото или воспоминания, чем на живые события. А воспоминания хранятся в мозгу человека. И я думаю, что оттуда берутся и призраки: из головы тех людей, кто их видит.

– Галлюцинации?

– Определенного рода.

– А сколько всего родов?

– Ну, есть галлюцинации, которые видит один человек, а есть такие, которые видит группа людей, благодаря телепатии.

– Если предположить, что телепатия существует.

Сэм кивнул в ответ на эту поправку, но сказал:

– Медициной получены свидетельства, позволяющие это предположить.

– Каким образом?

– Есть стандартная процедура для регистрации изменений в физическом состоянии мозга в ответ на определенные раздражители – например, направленный в глаза свет или звук камертона, поднесенного к уху. Так вот, это установленный факт, что мысль, спроецированная на мозг другого человека, способна вызвать такую же физиологическую реакцию.

На лице Джоанны ясно читалось сомнение:

– Ну что ж, остается только надеяться, что вы не морочите мне голову. Но учтите, я всегда могу это проверить.

Сэм засмеялся:

– Валяйте, проверяйте. Телепатия давно стала общим местом, хотя не все люди это осознают. Впрочем, я не собираюсь ничего вам доказывать, потому что человек верит тому, чему хочет верить. Я просто хочу сказать, что телепатия представляется мне наиболее вероятным объяснением тому факту, что призраков могут видеть или слышать сразу несколько человек. И эксперимент, который я предлагаю поставить, послужит этому подтверждением.

– Вы говорите, такой опыт уже проводился?

– И не однажды. А теперь, по-моему, настало время создать новое привидение и повнимательнее изучить эту гипотезу.

К концу обеда Джоанна поняла, что нашла то, что искала. Меньше двадцати минут ушло у нее на то, чтобы отпечатать свои записи и отнести Тэйлору в кабинет. Он вялой рукой взял листочки, поднес их к глазам с таким видом, будто это ничтожное усилие чрезвычайно его утомило, а прочитав, выпустил из пальцев.

– Займись этим, – томно проронил он.

Джоанна вышла из кабинета, чувствуя себя триумфатором. В устах Тэйлора слова «займись этим» означали то, что у нормальных людей называется состоянием крайнего восхищения.

Глава 7

Оглядываясь назад, Джоанна понимала, что ее воодушевление в тот момент было не только профессиональным. Ее обрадовала еще и возможность видеться с Сэмом, не прибегая ко всяким формальностям. Джоанна сама удивилась, осознав, как сильно ей хочется его видеть. Она призналась себе, что он, несомненно, один из самых интересных людей, которых ей доводилось встречать, и чем дольше они знакомы, тем он ей кажется интереснее. Это было потому, что он сам живо интересовался всем, что видел вокруг. Когда Сэм говорил, он каждый раз открывал что-то не только для собеседника, но и для себя самого. Он никогда не поучал, никогда не вещал. Даже когда речь заходила о предмете, ему знакомом, он умел посмотреть на него свежим глазом и вдруг найти в нем то, чего раньше не замечал. Словом, с ним было здорово. И он часто заставлял Джоанну смеяться.

Однажды, вернувшись домой, она в очередной раз задумалась об этом и решила, что чего-то недоучитывает. Всегда и во всем есть недостатки. И рано или поздно они проявятся.

Она одернула себя, устыдившись своего недоверия к Сэму. На самом-то деле она совсем не такая подозрительная.

Приближаясь к тридцати годам, Джоанна имела за спиной личную жизнь, которую любила называть «зрелой» – это значило, что о своих бывших возлюбленных она хранила больше хороших воспоминаний, чем плохих, и сожалела не о том, что сделала, а лишь о том, чего сделать не удалось. Впрочем, она никогда сознательно не стремилась создать с кем-то постоянные отношения. Однажды у нее был долгий роман, который длился целых три года, пока ее парень не нашел себе другую. Они расстались без горечи. Джоанна скоро поняла, что Ричард ей просто нравился, и втайне радовалась, что вновь обрела свободу.

Это было полтора года назад. С тех пор она была одна, не считая краткой романтической связи с итальянским архитектором, который оказался гораздо больше женат, чем хотел сделать вид. Правда, последние полгода она довольно сильно по нему скучала – и поэтому ее интерес к Сэму говорил о том, что Жан-Пьер наконец отошел в прошлое.

И все же о Сэме с того первого завтрака она ничего нового не узнала. Джоанна понятия не имела, женат ли он или был когда-то женат, хотя он никогда не упоминал о том, что у него есть семья, и в его кабинете не было никаких мелочей – фотографий или открыток – которые пролили бы свет на эту тайну. Джоанна как-то сделала попытку разузнать о его семейном положении, исподволь, как бы невзначай поинтересовавшись, есть ли у него дети, но в ответ услышала только короткое «нет». Однажды он обмолвился, что учился в Принстоне, но о его родственниках и даже о том, где он родился, ей ничего не было известно.

Джоанне пришло в голову, что проще всего взять у него интервью и таким образом выяснить все, что она хочет узнать. В конце концов раз она пишет о его работе, нужно написать что-то и о нем самом. Но она тут же отвергла эту мысль, и поразилась тому, что ее вообще тянет прибегнуть к таким уловкам.

Похоже, она влюбилась – и оказалась совершенно к этому не готова.

Телефонный звонок в семь утра вырвал Джоанну из глубокого сна. Звонила ее мать, которая тут же принялась извиняться за ранний звонок и оправдываться, что уже третий день пытается до нее дозвониться, но все время попадает на автоответчик. Она не стала оставлять сообщения, потому что ничего особенного не произошло. Просто хотелось поговорить.

Джоанна сразу поняла, что дело не в этом. Или все-таки что-то случилось, или у матери что-то на уме. И она прямо спросила, что именно.

На другом конце провода наступило долгое молчание; наконец мать с несвойственной ей неуверенностью в голосе сказала:

– Дорогая, я понимаю, что это глупо, но мне уже третью ночь снится один и тот же кошмар. Скажи, у тебя все в порядке?

Джоанна заверила ее, что у нее все хорошо, и попросила рассказать сон.

– В нем нет ничего особенного, и как я ни билась, не могу найти в нем ни капли смысла. Знаю только, что на дворе ночь, идет сильный дождь, а я одна, жду твоего отца с работы. Потом как-то случается, что ты почему-то барабанишь в дверь, хочешь попасть в дом, но я тебя не впускаю. Я почему-то напугана и не хочу открывать тебе дверь. Ты кричишь, я где-то прячусь в ужасе, и все время идет этот дождь... Жуть, – голос матери слегка дрогнул, но она справилась с собой и сказала: – Извини. Я же говорю – это просто смешно. Но он снился мне уже три раза, и я вся извелась.

Джоанна еще раз поклялась, что у нее нет никаких неприятностей и беспокоиться не о чем, но она была огорчена, что мать так из-за этого переживает. Несмотря на то что Джоанна была единственным ребенком, Элизабет Кросс никогда не кудахтала над ней и не опекала. Это было на нее совсем не похоже.

– Я тоже не понимаю, что это значит, мамочка. Но в наших снах всегда есть какой-то смысл. Ты рассказывала его папе?

– Я уже три раза будила его своими криками. Но он тоже не может сказать, что все это значит.

Они обе помолчали. Джоанна чувствовала, что матери стало легче просто от того, что она услышала ее голос.

– Знаешь, мамочка, – сказала она шутливо, чтобы разрядить обстановку. – Наверное, ты хочешь от меня что-то утаить, чтобы я не расстраивалась. Ты что, покрасилась в зеленый цвет или постриглась наголо?

Немного успокоившись, мать засмеялась:

– Я уж думала, думала, да так ничего и не придумала. С чего это я вдруг не впущу в дом собственную дочь? Что ты могла натворить такого? Может быть, это я чувствую, будто ты от меня что-то скрываешь – ну, и не хочу, чтобы ты мне зубы заговаривала?

– Ничего я не натворила. И я не заговариваю тебе зубы.

– Ты, часом, не пишешь что-нибудь вроде той последней статьи?

Матери Джоанны почему-то очень не нравилось, что ее дочь писала про Храм Новой Звезды. Она до последнего момента не знала, что Джоанна была там одна и под чужим именем, а когда узнала, пришла в ужас. «Это злые и очень опасные люди, – говорила она. – Я просто поражена, что в журнале тебя туда отпустили. Можешь назвать меня суеверной, но я считаю, что тебе в такие дела лучше не лезть».

– Я работаю над статьей о психологе из Манхэттенского университета, – сказала Джоанна. Ей было неловко, что она не говорит всей правды, но она чувствовала, что так будет лучше.

Они еще немного поговорили; за это время Джоанна выбралась из постели и прошла на кухню сварить себе кофе. Постепенно Элизабет совсем успокоилась и перешла на свой обычный иронический тон.

– Есть какие-то сдвиги в твоей личной жизни? – спросила она. – Не хочу соваться не в свое дело, но...

– Мамочка, ну кто тебя когда упрекал, что ты суешься не в свое дело!

– Но уж коли мы затронули эту тему...

Джоанна засмеялась. Ну вот, мать, наконец-то, снова стала самой собой, и разговор перешел в привычное русло.

– Уж коли мы затронули эту тему мамочка, все, что я могу сказать, – это что-то среднее между «нет» и «я не уверена». Я буду держать тебя в курсе.