Текст книги "Волшебное пестрое море"

Часть III
Медсестра

Лето и осень 1992 года

Италия и Нью-Йорк

1

Через три дня после того, как главный врач сделал ей выговор, Нина ехала в машине Карлы в сторону Генуи. Когда она выжимала педаль газа, «Чинквеченто» ужасно дребезжал и жутко хрипел, как старый астматик. Было приятно оказаться на свободной дороге с опущенным окном, ощущать ветер, бьющий в лицо. Было приятно стремительно двигаться к ясной цели с медицинской картой Луки и образцом его крови, находящимися рядом на пассажирском сиденье.

К тому времени она уже простила себя за то, что уступила Маттео после его звонка в прошлый четверг. Это было неизбежно, с учетом того, какой потерянной она себя чувствовала. Не осталось предвкушения дурацких шуток в больничных коридорах, ужина в их особом месте за пределами Ронделло, ощущения тепла его тела рядом. Только леденящая пустота вокруг. Поэтому, когда он сказал, что ему отчаянно нужно поговорить, Нина согласилась – несмотря на все произошедшее, несмотря на едва скрываемый гнев, несмотря на обещание самой себе больше не попадаться на его уловки.

Маттео ждал ее на вокзале, в трех кварталах от больницы, вдалеке от посторонних глаз. С того момента, как она села в машину, он постоянно твердил, что больше не может жить без нее, что это убивает его и ему все равно, узнает ли главврач. Ему уже не важно, что его могут уволить и он никогда больше не найдет работу, – он просто должен быть с ней. Когда они выехали из города, Маттео остановился на обочине и обнял Нину, в его глазах блестели слезы.

Однако каким бы искренним он ни казался, как бы сам ни верил в свои слова, она видела его насквозь. Нина была неглупой. И все же после стольких лет неистового влечения к этому мужчине с его темными глазами и хриплым голосом она не могла не чувствовать образовавшуюся между ними связь. И сопротивляться этому не имело смысла. Она хотела того же, что и он.

Они перебрались на заднее сиденье. Он целовал ее метку красоты, губы, подбородок, грудь, пупок. Он прижался к ней всем телом, одной рукой держа ее запястья над головой, двигаясь сначала медленно, потом чуть быстрее, потом еще быстрее.

Женщине хотелось закрыть глаза и снова пережить это прямо сейчас, на автостраде. Ей было приятно чувствовать его внутри себя, даже когда он становился немного грубым, хватая ее и сжимая слишком сильно, порой причиняя боль.

– Basta! – закричала Нина себе и своим воспоминаниям, сворачивая на обочину, опасаясь потерять управление и попасть в аварию. Она закрыла лицо руками и заплакала.

За все это время она ни разу не задумывалась о его грубости, собственно, ни о чем не задумывалась, просто подчинялась ему. Как онколог Маттео изо дня в день имел дело с тяжелобольными и умирающими пациентами; он нуждался в выплеске эмоций. Нина тоже. Возможно, как раз физическая боль от грубости Маттео способствовала этому выплеску. Это было своего рода наказанием за неточный диагноз или проведение недостаточного количества процедур химиотерапии. Наказанием за те случаи, когда она все портила, слишком надолго оставляя капельницу или забывая дозу антибиотиков. Почему бы им не почувствовать хотя бы долю тех страданий, которые испытывают их пациенты?

– Никогда не оставляй меня, Нина, – произнес Маттео и со стоном рухнул на сиденье рядом с ней. Она была странно спокойна и лишь попросила отвезти ее домой.

– А как же ужин? – удивился он. – Я заказал столик в «И-Рампиканти».

– Пригласи кого-нибудь другого, – сказала она тогда.

Пока автомобиль Нины стоял на обочине автострады, мимо со свистом проносился легковой и грузовой транспорт. Справа виднелись виноградники и большое открытое поле, на котором паслись коровы. Одна из них подняла голову и уставилась на женщину, не прекращая жевать большой пучок травы.

«Жизнь проста и сложна одновременно», – подумала Нина, ощущая во рту легкую горчинку. Были причины, по которым люди совершали какие-либо поступки, невзирая ни на что. Существовали и менее веские поводы ничего не делать и просто принимать свою судьбу. Ее отец был прав, когда говорил, что Нина не создана для нормальной жизни. Она была шлюхой – шлюхой Маттео Креспи.

– Basta! – повторила она, вцепившись в руль. Пришло время что-то изменить, взять ситуацию под контроль. Она протянула руку и постучала по медицинской карте Луки на пассажирском сиденье. Вот на чем она сосредоточит свое внимание.

За последние несколько недель Лука сильно похудел. Несмотря на то, что его глаза все еще сверкали, когда он рассказывал о последних подвигах Орландо, мальчик казался заторможенным. Разительная перемена в сравнении с его состоянием двухмесячной давности, когда огненно-рыжий сорванец храбро отбивался от всего персонала больницы. Ах, если бы она обладала хоть частицей его дерзкого духа, будучи ребенком, когда терпела прозвища и насмешки своих одноклассников, или даже еще совсем недавно, в своих однобоких отношениях с Маттео Креспи!

– Впереди еще столько всего! – сообщил ей вчера Лука. Поначалу она не поняла, о чем идет речь. Он пояснил: – В рассказе про Орландо. Я тебе о многом не рассказал.

Нина слабо улыбнулась.

– Ты беспокоишься, – сказал он. – Я вижу это по твоим глазам. Но лекарство, которое мне дают, очень сильное. Доктор Креспи говорит, что против него у плохих клеток нет ни единого шанса. И Орландо поможет.

– Конечно, – ответила она со всей убежденностью, на какую была способна.

Но теперь действительно появилась надежда, что Луке можно помочь, и пусть это будет не сказочный Орландо, а доктор Антонио Тости из Института онкологии в Генуе. И Нина Вочелли, конечно. Женщина бросила последний взгляд на корову, включила передачу и вырулила обратно на шоссе. Меньше чем через час она будет в Генуе.

2

Через неделю сразу после работы Нина заехала на ферму Тавиано. У нее была информация, которой она хотела лично поделиться с бабушкой и дедушкой Луки. И ей не терпелось увидеть мальчика. Креспи решил, что ребенку нужно отдохнуть от больницы, поскольку тот провел в ней два месяца. Поэтому на несколько дней между процедурами его отпустили домой.

Подъехав, женщина сразу увидела Летицию, расхаживающую взад-вперед перед домом. Встревожившись, она поспешила выйти из машины.

– Все в порядке?

– Да, – ответила Летиция, глядя в сторону полей. – Лука крепко спит. Сегодня днем мы ходили посмотреть на новых пони синьора Фаббио. К обеду он так устал, что задремал в кресле. Мне пришлось отнести его в комнату.

– Тогда что случилось?

– Джованни. Он ушел на прогулку несколько часов назад и до сих пор не вернулся. Ему невыносимо видеть Луку больным, – объяснила она, – с выпавшими волосами, обессиленным. Поэтому муж уходит. А мне не нравится, когда он отсутствует в такое позднее время.

– Может, нам поискать его? – забеспокоилась Нина.

Летиция покачала головой.

– Надеюсь, он скоро вернется. А пока пойдемте, я вас угощу, и мы поговорим.

Нина села за дубовый кухонный стол с толстой изрезанной столешницей и тяжелыми ножками, устойчиво основавшимися на белом кафельном полу. Пахло свежеиспеченным хлебом. На стене напротив висело изображение Пресвятой Богородицы.

– Она дает мне силы, – объяснила Летиция, наполняя кофеварку водой.

Нина кивнула. Ее мать также была религиозной женщиной и регулярно беседовала с образами Пресвятой Девы. Речь и жилье у Летиции Тавиано и Марии Вочелли очень сильно различались – фермерский дом был намного просторнее тесной квартиры на третьем этаже на Виа Гольдони в Неаполе, и никто из этих мест не понял бы диалекта ее матери, а в остальных аспектах у этих двух женщин было столько похожего, что они казались сестрами. Обе они были невысокие и полные, суетились на кухне в фартуках и платьях с сердечками на рукавах. Как бы ни нравилась ей Летиция, Нина почти не испытывала чувств к матери и считала, что никогда не сможет ее простить. Мария Вочелли, возможно, и не вышвырнула дочь из дома, но, по мнению Нины, все-таки бросила ее. О посещении подпольной клиники на Виа Кавур никогда не упоминалось, однако мать узнала об этом и после смотрела на Нину холодно, словно на чужую.

– Я встречалась с доктором Тости в Институте онкологии, – заговорила Нина, когда Летиция поставила на стол тарелку с булочками чиабатта и сыром таледжо.

В этот момент открылась входная дверь и вошел Джованни. Он заметно прихрамывал и выглядел измученным. Летиция бросилась к нему, чтобы взять куртку, и пододвинула ему стул, чтобы он мог сесть.

– Наконец-то, Джанни, я так волновалась! Проходи к столу, у Нины есть вести из Генуи.

Он что-то пробормотал и посмотрел на Нину недоверчиво, без намека на теплоту или благодарность. Какой странный человек, подумала Нина. Мог разговаривать с внуком самым нежным голосом, а потом невнятно бормотать что-то, как сумасшедший, подозрительно глядя на медсестру. Смущенная поведением мужа, Летиция принялась рассеянно гладить его по волосам, надеясь, что это его успокоит.

– Да, – сказала Нина. – У меня хорошие новости.

– Слава Богу, – прошептала Летиция, осеняя себя крестным знамением.

Нина объяснила, что доктор Тости привык иметь дело с самыми трудными случаями, которые не поддавались обычному лечению, наподобие того, которое они пробовали с Лукой.

– И поскольку в Генуе есть возможности, недоступные в Ронделло, он многого достиг.

В глазах Джованни блеснула надежда.

– Он считает, что у Луки есть хорошие шансы, если попробовать новый метод – пересадку костного мозга. Его суть – уничтожение плохого костного мозга, в котором живут раковые клетки, и замена его костным мозгом здорового донора. Это рискованная процедура, которая была разработана в Соединенных Штатах всего около двадцати лет назад, но с тех пор она постепенно совершенствуется, особенно в Сиэтле. Тости провел там год, изучая эту методику. Сейчас он занимается пересадками в Генуе и добился отличных результатов.

Летиция сложила руки, словно в молитве.

– Видишь, Джованни? В конце концов появилась надежда. Когда можно начать?

– Я понимаю ваше рвение, синьора, но вот тут-то все и усложняется. Не так просто найти подходящего донора костного мозга. Идеальные доноры – родственники, например брат или сестра, которые имеют много общих генов с пациентом. Видите ли, когда гены не совпадают, трансплантат обычно отторгается.

Тавиано выглядели растерянными.

– К сожалению, – продолжила Нина, – у Луки нет ни братьев, ни сестер.

– О, Санта Мария! – выдохнула Летиция.

– Нет-нет, не расстраивайтесь, синьора. Есть и другие возможности. Успешные трансплантации были проведены и благодаря другим членам семьи.

– Пусть это буду я, – выпалил Джованни, поднимаясь на ноги. – Я бы отдал ему свое сердце, если бы мог. Все что угодно для моего мальчика!

– Конечно, синьор Тавиано, мы обязательно проверим вас и вашу жену, – заверила Нина, сознавая, что они не совсем поняли ее; поскольку Тавиано на самом деле не были родственниками Луки, у них, вероятно, не было общих генов. – Но даже если это не сработает, – продолжала она, стараясь сохранять бодрость духа, – есть еще один вариант. Мы можем искать донора вне семьи. Три года назад в Италии начали регистрировать людей, желающих пожертвовать костный мозг таким пациентам, как Лука.

– Так скажите нам, что делать, – попросила Летиция.

– Разумеется, – ответила Нина, хотя еще какое-то время не могла собраться с духом, чтобы продолжить, прекрасно понимая, что следующая часть разговора будет самой трудной. Она глубоко вздохнула. – Есть кое-что, о чем я должна упомянуть. Это стало для нас неожиданностью, но генетические маркеры Луки… они не вписываются в обычный итальянский профиль.

– Не понимаю, – удивилась Летиция. Она явно все больше расстраивалась.

– Гены Луки обычно встречаются у людей восточноевропейского происхождения. В частности, они показывают еврейскую этническую принадлежность. Как если бы он был ашкеназским евреем.

Джованни заерзал на стуле.

– Евреем? – переспросила Летиция. – Как это может быть? Мы даже не знакомы ни с одним евреем, правда, Джанни?

– Тест был повторен и подтвержден. Лука мог унаследовать эти гены либо от матери, либо от отца.

Летиция покачала головой.

– Я уже говорила, Нина, мы взяли Паоло из приюта сестер Святейшего Сердца. Все дети там от хороших итальянских матерей. Скажи ей, Джанни.

Джованни ничего не ответил.

– Это правда, – продолжала Летиция, – что он не был похож на других…

– Заткнись! – крикнул Джованни. – Ни слова больше!

Нина быстро встала перед Летицией, чтобы защитить ее от мужа, настолько она была потрясена жестокостью в голосе Джованни и испугалась, что он может ударить жену. Очевидно, этот человек был сумасшедшим.

Тем временем Летиция тяжело опустилась в кресло. Нина видела, как она смущена и расстроена. «Где же обещанные хорошие новости?» – должно быть, думала она.

– Я понимаю, что это трудно переварить, – сказала Нина Летиции, опасливо поглядывая на Джованни. – Но таковы факты. Если мы хотим помочь Луке, мы не можем их игнорировать. А как насчет матери Луки? Возможно ли, что у нее были еврейские предки?

– О нет, она из богатого старого миланского рода, – ответила Летиция. – Они обвенчались в Миланском соборе. Епископ был близким другом семьи. Ее родителей уже нет в живых, но я почти уверена, что ее брат все еще здесь, в Италии. Он никогда не хотел иметь ничего общего со своими родственниками, но я могла бы попытаться разыскать его.

Джованни схватился за ногу.

– Хорошо. Очень важно, чтобы все, кто связан с Лукой, прошли проверку. И, конечно, вы вдвоем.

– Мы могли бы сделать это прямо сейчас, – сказала Летиция, протягивая руку.

– В свое время, синьора. Помните, если мы не найдем совпадений, мы можем поискать неродственных доноров в регистре. Такие же регистры есть и в других странах, они тоже совсем недавно начали координировать свои действия. Хорошая новость заключается в том, что у доктора Тости связи по всему миру. Он пообещал отправить генетический профиль Луки коллегам в США и Израиле. В этих странах, скорее всего, смогут найти ему пару.

– Пожалуйста, Нина, обещайте нам, что вы это сделаете! – буквально с мольбой в голосе попросила Летиция, после чего Нина приветливо обняла ее.

– Можете не сомневаться, синьора. Вы же знаете, как я люблю вашего внука. Я сделаю для него все, что смогу.

– Не знаю, как вас благодарить… Джанни, пожалуйста, скажи что-нибудь Нине, – произнесла женщина, но Джованни продолжал молчать, выглядел очень сурово и не сводил глаз со своей ноги, в которую вцепился мертвой хваткой.

3

Когда в дверях появился Бенни Левин, раввин Иосиф полулежал в красном кресле в своем кабинете, читая о тщете жизни в Экклезиасте, и чувствовал себя безутешным.

– Звонит кто-то из регистра доноров костного мозга, – сказал он. – Она кажется взволнованной.

Иосиф поднял глаза. Регистр доноров костного мозга? Они звонят по поводу марафона? Верные своему слову, отец Лаззаро и имам Хусейн поговорили со своей паствой об Эмили Нуссбаум, и две недели назад в спортзале средней школы «Форт-Гамильтон» был организован очередной забор крови. Это был большой успех: более пятисот человек сдали кровь на анализ. Естественно, раввин был тронут и высоко оценил усилия своих друзей. То была победа в его усилиях по наведению мостов, благодаря чему количество мусульман и католиков в национальном регистре доноров костного мозга увеличилось. Но, учитывая все вероятности, скорее всего среди них донора для Эмили не найти.

– Ребе, вы не хотите ответить на звонок?

– Конечно, Бенни. Соедините, – сказал он, поднялся и подошел к своему столу.

– Я говорю с Иосифом Нейманом? – произнес женский голос, который, как и предупреждал Бенни, звучал взволнованно. – Что ж, у меня для вас хорошие новости.

Неужели это возможно?

– Не могу передать, как меня радуют подобные звонки, – продолжала женщина. – Так трудно найти совпадение костного мозга, учитывая многочисленные и к тому же изменяющиеся этнические особенности. Шансов меньше, чем…

– Да, мисс, мне все это известно. Но, пожалуйста, скажите, вы нашли совпадение?

– Я рада сообщить, что ответ – да, мы действительно нашли совпадение. Идеальная пара. Совпадение трех аллелей из трех.

Раввин с трудом верил услышанному. Месяц назад он мрачно беседовал в закусочной «Мост» со своими друзьями, объясняя сложные способы генетического тестирования костного мозга (насколько он сам это понимал), и выражал свои сомнения по поводу их очень щедрого, но, вероятно, бесполезного предложения. Теперь оказалось, что он ошибался, а они были правы. Ему хотелось, чтобы имам и священник сейчас находились рядом, в этой в комнате, чтобы он мог немедленно их поблагодарить.

– Это действительно замечательно, мистер Нейман, когда есть кто-то с такими же маркерами в клетках крови. Кто-то, кто может быть спасен вашим костным мозгом.

Неожиданно Иосифу пришла в голову мысль, от которой он даже непроизвольно дернулся назад. И произнес: «Простите, вы только что сказали вашим мозгом?»

– Вы, кажется, удивлены. Разве вы не Иосиф Нейман, родившийся двадцать второго мая сорокового года в Бруклине, штат Нью-Йорк?

– Да.

– И вы проходили тестирование в средней школе «Форт-Гамильтон» десятого августа девяносто второго года?

Да, так оно и было. Просто он соредоточился на 499 мусульманах и католиках, которые пришли в тот день, и совершенно забыл, что у него тоже взяли кровь.

– Тогда позвольте мне первой поздравить вас, мистер Нейман.

Не сразу, даже можно сказать медленно, но фантастически чудесно пришло осознание замечательности всей этой ситуации. Сам Иосиф станет донором для Эмили! Он спасет жизнь худой, бледной девочке, которая лежит на больничной койке, опираясь на подушки. Он вспомнил, как ее мать без умолку говорила и говорила ни о чем, снова и снова убираясь в палате; как ее отец молча стоял рядом, глядя на свою дочь, которая с каждым днем все больше таяла. Раньше во время своих визитов раввин Иосиф чувствовал себя таким же беспомощным. Что он мог дать, кроме слабого утешения? Но скоро все изменится! С помощью относительно простой операции – извлечения пинты или около того костного мозга из его тазовой кости – он сможет вернуть здоровье этому ребенку. Не словами, не советами, а реальным действием!

– За долгое время это лучшая новость из всех, что я слышал, – сказал он женщине из регистра доноров костного мозга.

– Рада этому, мистер Нейман.

«Лучшая новость за последние годы», – подумал Иосиф, обводя взглядом кабинет, отмечая облупившуюся краску на стенах, стопки бумаг на столе, красное кресло для чтения, потрепанный экземпляр Экклезиаста. До него дошло, что больше всего его беспокоит путь, который он выбрал для себя, его бессилие, его неспособность реально изменить ситуацию. Работа раввина была скорее концептуальной, чем деятельной; она включала в себя больше чтения, изучения, консультирования, чем создания, построения, изготовления, реализации. Он завидовал людям, меняющим мир.

Именно чувство беспомощности и привело его к отцу Лаззаро и имаму Хусейну, к попыткам навести мосты между различными общинами. Реальная перспектива стать донором костного мозга – отдать часть своего тела, чтобы спасти жизнь юной Эмили Нуссбаум! – была возможностью совсем другого уровня.

– Мистер Нейман, вы еще здесь?

Его разум был настолько поглощен новостью и ее последствиями, что он совершенно забыл, что все еще держит трубку в руке.

– Да, да, я здесь, – ответил раввин. – Не могу выразить, как я счастлив…

– Мистер Нейман, мне очень жаль, но я вынуждена поставить вас на удержание. Сейчас ко мне пришли.

– Конечно. Я знаю Эмили Нуссбаум всю ее жизнь. Мой сын учится с ней в одном классе в «Поли», – торопливо заговорил Иосиф и вдруг понял, что женщина уже отключилась. Неважно! С такими новостями Иосиф чувствовал, что владеет всем временем на Земле. Он откинулся на спинку кресла, высоко подняв голову, чувствуя покалывание в кончиках пальцев.

Бенни Левин просунул голову в дверь.

– Я был прав?

Иосиф улыбнулся и подумал:«Больше, чем ты можешь себе представить». Туман перед его глазами начал рассеиваться, давящая на него тяжесть ощутимо уменьшилась. Жизнь вот-вот должна была сделать резкий поворот.

4

Летиция проснулась среди ночи. Включив свет, она увидела, что Джованни нет, а на постели расползлось огромное пятно крови. Бросилась вниз и увидела мужа, сидящего за кухонным столом с окровавленным кухонным полотенцем, прижатым к левой ноге.

– Санта-Мария! – воскликнула она. – Что случилось? – Джованни не ответил. –  Здесь повсюду кровь! – продолжила она, указывая на красную дорожку, ведущую вниз по ступенькам, через холл и на кухню.

– Ничего особенного, – резко ответил он.

– Ты бледен как привидение, Джованни! Давай я отвезу тебя в больницу!

– Перестань кричать, а то проснется…

Но было уже слишком поздно. В дверях кухни в пижаме стоял Лука, разбуженный шумом. Все еще полусонный, он явно встревожился видом окровавленного полотенца.

– Видишь, что ты наделала! – крикнул Джованни. – Разбудила мальчика. Я говорил тебе…

– Nonno, с тобой все нормально? – спросил Лука.

– Я в порядке, дитя мое, – ответил он. Тон Джованни изменился, когда он заговорил с внуком, голос сделался тише и мягче. – Опять болит нога, та самая, которую я повредил в поле. Но сейчас я чувствую себя лучше. Мы же с тобой ковбои! Мы можем отбиться от чего угодно, я прав?

Лука осторожно взглянул на бабушку, которая изо всех сил старалась улыбнуться, потом снова повернулся к деду со словами «Да, прав».

– Тогда возвращайся в постель. Растущие ковбои нуждаются в отдыхе. Я сам скоро лягу. Иди, – сказал он Джованни, подталкивая мальчика к лестнице.

Едва услышав над головой скрип кровати Луки, Летиция подняла трубку телефона.

– Если ты не поедешь в больницу, я позвоню доктору Руджеро. Я не смогу заснуть, пока не буду уверена, что тебе ничего не угрожает.

– Уже за полночь. Ты не можешь беспокоить человека в такой час, – устало проговорил он.

Но Летиция не слушала. Она просто не могла этого делать. Только после того, как доктор наконец ответил и согласился приехать, она облегченно вздохнула.

– Я не понимаю, Джованни, – сказала она, повесив трубку. – При всем том, что у нас сейчас происходит, ты отказываешься от помощи. В этом доме уже есть один больной. Со вторым я не справлюсь.

– Я же сказал, со мной все в порядке.

– Нет, это не так. Ты уже давно не в порядке. Ты слишком тяжело воспринимаешь все плохое и винишь себя. Ради бога, ты должен остановиться.

Джованни, казалось, хотел что-то сказать, но только покачал головой.

– Это правда – на нашу долю выпало много несчастий, – снова начала Летиция и взяла его руку. – Но ведь и счастья тоже! Мы думали, что нам не суждено иметь ребенка, – напомнила Летиция и взглянула на картину на стене. – Но Пресвятая Богородица послала нам Паоло. Помнишь, как он научился водить трактор, махал нам рукой, проезжая мимо? Играл в футбол в школе, лучше всех в команде! Мы стояли на бровке и болели, глядя, как он забивает голы. Окончил Миланский университет. Женился на красивой девушке. Ну же, Джанни, ты же не можешь сказать, что не гордился им!

– Долго ли? – хриплым шепотом спросил Джованни.

– Он умер слишком молодым, это правда, и это убило часть меня. Но он подарил нам нашего Луку, красивого, как его отец, с такими же рыжими волосами и веселым нравом, придумывающего истории об Орландо, герое из Замка, спасающем людей, попавших в беду.

Яростная боль пронзила ногу Джованни, заставив его вздрогнуть.

– Это моя вина.

– Нет, это не так, Джанни! Ты – хороший человек. Я знала это с самого начала, потому что ты всегда помогал матери по дому, а отцу – на ферме. Перед смертью мама позвала меня и сказала, что лучшего выбора я и сделать не могла. Она была права.

– Нет!

– Ты должен быть сильным, – сказала она. – Надежда есть всегда. Просто послушай рассказы своего внука. И верь в Пресвятую Деву. Как раз в тот момент, когда все кажется самым мрачным, внезапно появляется свет – такой, как эта медсестра, которая ухаживает за Лукой, бегает по всей стране, чтобы проконсультироваться с врачами. Она нам поможет, вот увидишь.

Женщина поцеловала мужа в лоб, и в тот же момент прозвенел звонок. Сеньор Руджеро стоял в дверях, держа свой медицинский саквояж. Когда он вошел, легкий ветерок проник в открытую дверь и зашелестел тканью ночной рубашки Летиции. Она почувствовала себя голой, стоя рядом с доктором, который, несмотря на свой возраст и глубокую ночь, был одет как обычно – пиджак, свитер с V-образным вырезом и галстук.

– Мне так жаль, что вам пришлось…

– Не стоит извиняться. Я всегда забочусь о своих пациентах, синьора, – заверил Руджеро, вошел в кухню и увидел Джованни с окровавленным полотенцем на ноге. – Возможно, вы захотите оставить нас, синьора. Просто принесите мне миску с горячей водой и что-нибудь постелите на пол, чтобы я его не запачкал.

– Что ты натворил, Джованни? – спросил Руджеро, как только Летиция ушла. В помещении не было никакой двери, поэтому доктор говорил тихо. Он расстелил полотенце на белом кафельном полу и разложил на кухонном столе медицинские принадлежности – марлю, ножницы, щипцы, зажим, хирургическую нить и кровоостанавливающие средства, придвинул стул, положил на него ногу Джованни и стал осматривать открытую рану.

– Я уже говорил – в один прекрасный день ты убьешь себя. Это случится либо от кровотечения, либо от инфекции, которую ты туда занесешь. Ты ведь понимаешь это, да?

Джованни пожал плечами. Доктор налил немного йода в горячую воду, окунул в смесь марлю и приложил ее к ране. Он использовал кровоостанавливающее средство, но это не помогло. Руджеро покачал головой.

– Придется зашивать, – заметил доктор, снял пиджак, ослабил галстук и закатал рукава свитера до локтей. Несмотря на дрожь в правой руке, он работал спокойно и методично. Закончив с разорванным сосудом, он промыл и перевязал рану. – Тебе нужно болеутоляющее?

– Боль, – усмехнулся Джованни, – не беспокоит меня совсем.

– Я это вижу, и это именно то, о чем я хочу поговорить с тобой, – прошептал доктор. – Вчера мне звонила сестра Вочелли. Она очень настойчивая женщина, устроила настоящий бунт в «Санта-Кристине». Но все ради благого дела. Мне кажется, ей что-то удалось. Я знал Антонио Тости, когда он работал в той же больнице, и могу заверить, что это один из самых грамотных врачей, которых я когда-либо встречал. И вообще очень умный человек. Вам очень повезло, что он предложил свою помощь.

Джованни хмыкнул.

– С другой стороны, – продолжал врач, мрачнея, – все будет напрасно, если ты не поможешь ему. Я говорю о генетических тестах, о которых вам рассказала медсестра.

Джованни отвел взгляд.

– Не могу сказать, что я удивлен. Помнишь, я осматривал Паоло, когда ты привез его якобы из приюта в Генуе. Со своими рыжими волосами и бледной кожей он совсем не походил на тех младенцев, которых я наблюдал все эти годы. Естественно, мне стало любопытно, и я проверил гениталии ребенка. Я хотел посмотреть, обрезан ли мальчик; оказалось – нет. И все же я понимал – что-то не так, поэтому написал сестрам Святейшего Сердца. И они, разумеется, подтвердили мои подозрения.

Джованни вздрогнул.

– Но, покопавшись еще немного и ничего не найдя, я остановился. Я никогда никому не рассказывал о твоей фальсификации. Война была сумасшедшим временем в этой стране – люди нападали друг на друга, голодали, их расстреливали как фашистов или антифашистов, как коммунистов или анархистов. В ту пору везде оставался слишком глубокий след из сломленных мужчин, вдов и сирот. Che casino questa guerra![20]20
  Что за бардак эта война! (итал.)


[Закрыть] Когда я увидел, как вы с Летицией счастливы, какие условия вы создали ребенку, я решил, что не имеет значения, как ты заполучил Паоло.

Джованни молчал.

– Но все эти годы, пока я хранил твою тайну, я видел, что она пожирает тебя, еще до несчастного случая с Паоло и этой твоей раны. Ты всегда был тихим человеком, но после гибели твоего сына все изменилось. Я понимал, что вместе с ощущением счастья, которое принесла твоя новая семья, в тебе нарастает чувство вины.

Джованни тихо выругался.

– Сейчас самое время признаться, Джованни. Не только для того, чтобы облегчить свою совесть. У тебя есть обязательства перед внуком. Бедная медсестра попусту потратит время и силы, пытаясь разыскать родственников жены Паоло. Я уверен, что у мальчика еврейские гены со стороны отца. Где ты взял ребенка, мой друг?

Ответа не последовало.

– Ты меня слышишь? Твой внук умирает. У тебя не так много времени.